Текст книги "Россия. Поместная федерация"

Автор книги: Симон Кордонский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Одним из следствий административного торга в системе всеобъемлющего распределения ресурсов согласно критериям социальной справедливости является то, что эта самая справедливость становится эфемерной. В сословном мироустройстве нет богатых и бедных, есть в той или иной мере обеспеченные ресурсами согласно принадлежности к сословию и своему положению в нем. В результате административного торга возникают люди, которые имеют то, что им «не положено» иметь. Тем самым возникает скрытое деление на специфические группы «богатых» и «бедных», которое только внешне сходно с аналогичным делением классового общества. «Всамделишное» имущественное расслоение служит причиной для роста настроений социального протеста, направленных на принудительное восстановление социальной справедливости, то есть на репрессирование тех, кто имеет то, что ему «не положено» иметь. Эти настроения прорываются в «реальность» в виде грабежей усадеб и дач, поджогов и мелкого саботажа, воровства, а также огромного количества доносов и жалоб на нарушение социальной справедливости.

Кумулятивные кризисы дефицита периодически возникают при распаде системы согласования интересов сословий или при исчерпании ресурсов, на использовании которых она базируется. Иногда следствием кризисов дефицита и межсословных конфликтов действительно становится распад «реальной» административно-территориальной структуры и суверенизация его частей, то есть крушение государства. Причем распад происходит как исчезновение одного или нескольких уровней административно-территориальной организации.

Так, при распаде СССР исчезли союзный, столичный и отраслевой (окружной) уровни административно-территориальной его организации и функционирования, а связанные с ними члены советской и партийной номенклатуры лишились статусов, тогда как республиканский уровень институализировался как государственный, а его чиновники стали властью в новых независимых государствах. Советские поместья секретарей ЦК партий бывших союзных республик СССР, тем самым, стали геополитическими «реальностями», сохранив, как правило, «на самом деле» свою внутреннюю поместную природу.

Система расселения и распределенный образ жизни

Контроль за «реальным» социальным пространством объективирован в системе расселения, то есть в размещении единиц деления и населенных пунктов по «физической» территории страны. Основная задача государства, которое определяет самое себя как социальное, заключается в более-менее равномерном и потому «справедливом» распределении ресурсов между отдельными поселениями и элементами деления, учитывающим их административный статус. Считается само собой разумеющимся, что поддержание системы расселения обеспечивает контроль за «физическим пространством».

При этом структура системы расселения воспринимается как данность и, в значительной степени, как самоценность. Тем не менее, история становления системы расселения такова, что рассматривать ее как единственно возможную было бы неправомерным. Известно, что существенная часть поселений возникла в ходе «столыпинского» и «сталинского» периодов освоения территории страны. Таковы так называемые монофункциональные города, поселки при леспромхозах, рудниках, при «бригадах» колхозов и совхозов, при «островах» архипелага ГУЛАГ. Рудники, социалистические сельхозпредприятия, многие заводы, а также лагеря и лагпункты исчезли вместе с теми функциями, которые они несли, однако поселения остались. Чаще всего такие поселения оторваны от «путей сообщения» и сейчас не несут иных социальных функций, кроме обеспечения несамостоятельного населения, доживающего в них свой век.

Эти поселения или уже покинуты людьми, или постепенно пустеют, однако их исчезновение весьма невыгодно многочисленным чиновникам и бюджетникам, функционирующим для того, чтобы распределять ресурсы и контролировать их распределение. В поселениях такого типа исчезла «всамделишная» жизнь, там нет поместий. Они остались только в «реальности» и существуют потому, что государство поддерживает приток ресурсов в них. Критерии экономической эффективности в подобных процессах оказываются неприменимыми, над ними доминируют неотрефлексированные критерии политической целесообразности и социальной справедливости. Отсюда забота о «северном завозе», о сохранении малокомплектных школ и ФАПов, о развитии транспортной сети и о многих других столь же ресурсоемких, но бессмысленных «на самом деле» мероприятиях[29]29
  Интересен пример Чукотки, в которую был назначен помещиком-губернатором Роман Абрамович, сохранивший автономный округ «в реальности» только тем, что превратил его в свое поместье.


[Закрыть].

Активное население страны уже давно тяготеет к городам и транспортным магистралям, иногда используя «вымирающие поселения» как места для отдыха. Тогда в этих поселениях возникает «всамделишная» жизнь. Можно сказать, что «на самом деле» идет масштабное изменение системы расселения, которому противодействует многочисленный государственный аппарат распределения ресурсов, стремящийся сохранить «реальность» в том виде, в котором функциональность чиновников представляется обоснованной. Власть делит наличный объем ресурсов между всей огромной совокупностью поселений, уделяя особое внимание тем поселениям, которые нежизнеспособны, «бесперспективны», как говорили в годы застоя.

Сложность распределения ресурсов между элементами административно-территориального устройства увеличивается, как говорилось выше, еще и за счет того, что сословия как акторы ресурсных процессов неравномерно распределены как по элементам деления, так и внутри них. Есть элементы устройства, в которых концентрация членов служивых сословий непомерно велика. Это прежде всего города федерального значения и столицы субъектов Федерации. И есть элементы устройства, обделенные властными ресурсами просто потому, что в них нет членов служивых сословий, обеспечиваемых ресурсами в особом порядке, определенном сословным законом. Такова, например, большая часть периферийных поселений, о которых говорилось выше.

Социальная структура административно-рыночного государства-общества жестко сопряжена с его административно-территориальной структурой. В частности, сословия государственных гражданских служащих, а также другие титульные сословия, как показано выше, сопряжены с теми элементами территориального устройства, в которых есть учреждения, предприятия и организации федерального, окружного, столичного и регионального подчинения (или значения). Муниципальные служащие сконцентрированы в относительно небольших муниципалитетах, в то время как в городских округах – больших городах и городах федерального значения – столицах их доля невелика. Так, количество муниципальных служащих в Москве еще недавно не превышало двухсот человек, так как все основные функции по «заботе о благе народа» выполняют государственные служащие столичных округов и управ.

Административно-территориальная локализация нетитульных сословий (за исключением ограниченных в правах и заключенных) не фиксирована, хотя, как правило, большая часть лиц свободных профессий сконцентрирована в городах федерального значения и разного рода региональных столицах, в то время как бюджетники, пенсионеры, работающие по найму и предприниматели-коммерсанты рассредоточены практически равномерно по всем типам административно-территориальных образований. Военнослужащие сконцентрированы в гарнизонах (расположенных в муниципальных образованиях, но с ними взаимодействующих только «на самом деле», но не «в реальности»), а федеральные государственные гражданские служащие – в городах федерального значения и столицах федеральных округов, причем в их центрах. Государственные региональные гражданские служащие сконцентрированы «в реальности» в основном в столицах субъектов Федерации, а «на самом деле» – в пригородных «дачных» поселках.

Можно сказать, что поверх (или, лучше сказать, внутри) формально заданного административно-территориального пространства есть территориальные структуры, в которых локализуется жизнь представителей отдельных сословий: военнослужащих (военные городки и гарнизоны), заключенных (ИТУ), государственных служащих, предпринимателей. А также тех представителей нетитульных сословий, которые непосредственно обслуживают функционирование титульных сословий, то есть членов бюджетных корпораций, занятых «на самом деле» обустройством своего собственного пространства и простраиванием ресурсных связей в нем.

В принципе, для сословного общества характерно раздельное проживание сословий, точно так же, как для классового общества характерна территориальная дифференциация классов. Однако ввиду того, что ни классовая, ни сословная структура не являются у нас абсолютно доминирующими, сословное расселение перемежается классовым, основанным на различиях в уровне потребления. Это отнюдь не способствует формированию пространства муниципальной жизни. «Элитные» бюджетно-корпоративные поселки соседствуют с умирающими селами, а из окон квартир в «домах класса экстра» открывается вид на разбитые дороги, обшарпанные «хрущевки» и свалки мусора, в которых копошатся бомжи.

Сословному и классовому принципам территориальной дифференциации отчасти противодействует привычное повторение советских постулатов социальной однородности, согласно которым жилищная политика в целом, за исключением некоторых ее аспектов, обеспечивающих высших должностных лиц, не учитывает имущественной и статусной дифференциации. Наличие таких селитебных территорий, на которых проживают только хорошо обеспеченные ресурсами или только плохо обеспеченные, только государственные служащие или только внесословные, воспринимается в нашем государстве-обществе как нарушение принципов социальной справедливости. С одной стороны, это формирует настроения социального протеста, а с другой – стимулирует действия властей, направленные на то, что при советской власти называлось «становлением социальной однородности», то есть на борьбу с тем, что существует «на самом деле».

Ставший уже нарицательным пример Одинцовского района Московской области в целом и «Рублевки» в частности – как места обитания «на самом деле» членов властных и хорошо обеспеченных ресурсами сословий, показывает, что социальная дифференциация мест обитания сословий (а значит, и противостояние «реальности» и «на самом деле») зашла весьма далеко. Ставшее нарицательным название этого муниципалитета (в некоторых региональных центрах места преимущественного расселения членов властных сословий называют «нашими рублевками») демонстрирует негативное отношение населения к процессу сословной дифференциации селитебного пространства.

«Реальная» административно-территориальная структура не совпадает ни с социальной структурой, ни с «живым» пространством расселения, то есть с тем, что есть «на самом деле». Это последнее создается в значительной степени поместными отношениями совместной службы, родства, соседства, дачного образа жизни, реализующимися в условиях, заданных довольно жесткими ограничениями: границами поселений, транспортной инфраструктурой, исторически сложившимися типами жилья. При этом, как я уже писал ранее, формируется распределенный образ жизни: когда городская квартира связана в основном с формальной занятостью-службой, в то время как свободное время, приработок и рыночная экономическая деятельность связаны с дачей-поместьем.

Некоторые территориальные сообщества, созданные когда-то как «дачные кооперативы», постепенно становятся местом обитания отдельных сословий, совокупностями поместий, где возникает внутрисословное взаимодействие и формируется внутрисословная мораль, что чаще всего невозможно в городах, где члены сословий дисперсно распределены в городском пространстве. Таковы, с моей точки зрения, поселки, возникшие из дачных кооперативов правоохранителей, военнослужащих и работников «идеологического фронта» – ученых, писателей, художников. А это интерпретируется борцами с коррупцией и за социальное равенство как нарушение социальной справедливости.

Можно сказать, что «на самом деле» формируются несколько типов внегородских поместных сообществ: сословные, когда в соседстве селятся члены одного или близких сословий; разночинно-классовые (когда вместе селятся люди, сходные по объему и стилю потребления), бюджетно-корпоративные. В таких сообществах – при номинальном наличии органов муниципальной власти и местного самоуправления – помещики «в реальности» обычно вспоминают о существовании местных властей только при регистрации собственности, оплате счетов и авариях на коммуникациях. Но в то же время с муниципальными чиновниками и теми «местными», которые их обслуживают, они связаны непосредственно, особыми «всамделишными» отношениями поместного образа жизни, о которых будет сказано ниже.

Как уже говорилось, «реальность» административного территориального устройства и поместная организация пространства связаны между собой феноменом, который был ранее назван «распределенным образом жизни». Он заключается, в частности, в том, что жители больших городов живут «на два дома», между городской квартирой и дачей-поместьем. Другой аспект распределенного образа жизни проявляется в том, что активная часть населения малых городов и сельских поселений, где «работы нет», заняты вне мест своей постоянной регистрации. Потоки маятниковых мигрантов каждое утро «вываливаются» из пригородных электричек и автобусов, а вечером движутся в обратном направлении. Причем поездки «на работу в Москву», например, ежедневно совершаются на расстояние 2-3-часовой транспортной доступности. При 4-5-6 (и более) часовой транспортной доступности активные «иногородние» и «понаехавшие» (отходники разного рода) снимают жилье в столицах, возвращаясь в свой город или село на выходные дни или еще реже. Современное отходничество имеет весьма экзотические формы, в том числе и такие, как выезды ученых на временную работу за границу.

В результате маятниковой миграции и отходничества (и как фрагмент распределенного образа жизни) в муниципальных районах, малых городах и поселениях сложилась весьма необычная, с моей точки зрения, социальная структура. Пенсионеры и бюджетники, работающие по найму в государственных и муниципальных организациях, коммерсанты, обслуживающие муниципальные бюджеты, составляют «народ», о благе которого необходимо заботиться местному помещику. Этот народ обеспечивается властью ресурсами из бюджетов разных уровней согласно установленным критериям социальной справедливости – с большим или меньшим успехом. Официальная муниципальная власть, представленная «на самом деле» помещиком, как правило, в той или иной мере контролирует муниципальное пространство и заботится о благе народа.

Активная – не рентная – часть населения чаще всего не может найти себе иного места приложения своей активности, кроме как обслуживание поместий, и вынуждена в той или иной мере становиться отходниками. Маятниковые, сезонно-вахтовые мигранты и отходники практически не участвуют в каких-либо формах официальной жизни в городах по месту работы. Они же – по жизни – не включены в «реальную» жизнь тех поселений, в которых у них есть семьи и хозяйства, то есть свои маленькие поместья, в обустройство которых вкладывается существенная часть заработанного отходничеством. Для власти они если и существуют, то не «в реальности», а «на самом деле», как потенциальная или актуальная обслуга поместий.

Многие муниципалитеты стремятся привлекать импортированную рабочую силу для строительства, ремонта, уборки мусора и других муниципальных – поместных нужд. Вероятнее всего потому, что на такую рабочую силу (внешних мигрантов, сезонников, отходников) «на самом деле» не распространяется необходимость соблюдения социальных гарантий и норм Трудового кодекса, они не являются «народом» и без особого риска могут использоваться при обустройстве поместий. Эти люди «в реальности» не могут участвовать в муниципальной жизни.

Таким образом, практически в каждом поселении можно выделить поместный уровень, уровень рентного населения, уровень активного населения и уровень привлеченной рабочей силы, тесно связанные друг с другом «на самом деле», но невидимые «в реальности» поселенческого устройства.

Такие отношения между базовыми элементами социального устройства современного Российского государства имеют под собой вполне определенную «реальность»: административно-территориальную структуру, из логики которой они и следуют. При этом представители власти всегда удобно обустраиваются в муниципальном пространстве, формируя свои поместья, даже внешне выделяющиеся на, как правило, сером муниципальном фоне. Если данный муниципалитет обладает какими-либо ценными рекреационными (рыболовно-охотничьими чаще всего) ресурсами, то рядом с поместьями местных чиновников возникают поместья региональных, федеральных государственных служащих, военнослужащих, правоохранителей или коммерсантов, обслуживающих соответствующие бюджеты. Отходники, если доходы позволяют, возводят свои дома-усадьбы, иногда внешне столь же эффектные, как и поместья чиновников и коммерсантов. Такое, как правило, расценивается служивыми людьми-помещиками как свидетельство нарушений социальной справедливости («ему такое не положено, значит, ворует») и влечет за собой меры по ее установлению, то есть изъятию ресурсов у тех, кто «не знает своего места». Это, насколько можно судить по отрывочной информации, форма, которую приобретает борьба с коррупцией на муниципальном уровне.

Подытоживая, можно сказать, что человеческой основой местного (муниципального) самоуправления являются разного рода служивые люди, рентная часть населения и те коммерсанты, которые обслуживают местные бюджеты. Активное население – отходники, маятниковые мигранты, предприниматели, не связанные с обслуживанием местных бюджетов – занято обустройством своего «всамделишного» пространства и в минимальной степени включено в «реальные» отношения.

«На самом деле» в результате распределенного образа жизни муниципальные образования – вне зависимости от своих размеров – уже давно не совпадают с городами «реальности», то есть с формальными границами поселений. В зонах часовой (для относительно малых городов) и 2-3-часовой (для миллионников и столиц) транспортной доступности сформировались селитебные зоны распределенного образа жизни, включающие в себя пригородные муниципалитеты, что никоим образом не учитывается в государственных процессах распределения ресурсов.

Изменение системы расселения идет само по себе, в то время как «реальная» организация пространства его «не замечает». Так, практически сплошные селитебные пространства возникают вдоль основных федеральных магистралей, таких как трасса Москва – Санкт-Петербург, формально разбитых на региональные и муниципальные части. Это означает, в частности, что существующая «в реальности» нормативная типология поселений с делением на городские округа, муниципальные районы, городские поселения и поселения является внешней по отношению к тому, что есть «на самом деле».

Важным следствием отношений между административно-территориальной и сословной структурами становится их определяющее влияние на техническую инфраструктуру больших городов и их периферии. В частности, перегруженность магистральных автомобильных дорог во время выезда и возвращения с дач-поместий становится причиной социальной напряженности. Концентрация мест обитания служивых людей в пригородных муниципалитетах близ столиц вдоль определенных трасс, их служебные перемещения и сопутствующая им блокада движения машин членов нетитульных сословий в «часы пик» (частично определенная законами о государственной охране высших должностных лиц) во многом формирует негативное отношение к власти у членов относительно обеспеченных сословий, живущих распределенным образом. А перегруженность въездов-выездов из городов (таких как конечные станции метро в Москве) в начале и конце рабочего дня формирует у жителей негативизм по отношению к «понаехавшим»[30]30
  Места работы, поместья, городские квартиры одного семейства, расположенные в разных муниципалитетах, оказываются связанными между собой таким количеством отношений, что во многом детерминируют все социальное поведение людей, живущих распределенным образом жизни. В частности, летом в Москве выезд людей «на дачи» начинается – если судить по интенсивности транспортных выездных потоков – с четверга, а возвращаются дачники в понедельник-вторник. То есть формальная 5-6-дневная рабочая неделя частью московского населения из-за распределенного образа жизни минимизирована до 3–4 рабочих дней. Примерно так же организуется жизнь и в большинстве центров субъектов Федерации.
  С другой стороны, рабочее время маятниковых мигрантов, если учитывать и то, что затрачивается на дорогу, варьирует от 98 до 100 и более часов в неделю. Причем внутри Москвы время, затрачиваемое москвичами на дорогу на работу и с работы, варьирует от 10 до 25 часов в неделю, что ближе уже к структуре времени маятниковых мигрантов.


[Закрыть].

Служивые люди высоких рангов чаще всего обитают, как уже говорилось, вне муниципальной жизни, в особом пространстве, где государство в той или иной форме обеспечивает им условия службы. Благодаря тому, что служение членов титульных сословий обеспечивается ресурсами тех федеральных, окружных, столичных и региональных структур, в которых они служат, государственные служащие во многом не зависят от муниципалитетов, так как живут в особом «пространстве службы». Их «образы жизни» являются внешними по отношению к муниципалитетам и местному самоуправлению. Крайним примером такой организации жизни могут быть так называемые закрытые «дачные» поселки, в которых со времен советской власти живут люди, выполняющие федеральные и региональные властные функции. В этих сословных пространствах – официальных поместьях-дачах[31]31
  Термином «дача» в данном случае обозначается то, что дается чиновнику как условие службы. Институт «дачи» известен в России с незапамятных времен.


[Закрыть], предоставляемых служивым людям на время несения службы – свое здравоохранение, свое снабжение продуктами питания, свои органы охраны правопорядка. А проблемы транспортной доступности решаются за счет сословных привилегий на передвижение.

Такой образ жизни во многом является идеалом для неслуживой части населения. Стремление к изоляции в собственном поместье, к независимости от «реальности» и к возможности передвигаться по ней без ограничений определяет поведенческую активность многих и многих людей.

Государственное и муниципальные пространства разделены не только формально, по закону, «в реальности», но и функционально, через образы жизни «на самом деле». Взаимодействие государственных служащих и муниципалитетов «в реальности» возникает обычно только в тех случаях, когда для удовлетворения потребностей государства требуется отчуждать у муниципалитетов ресурсы, чаще всего природные. И тогда муниципальным служащим приходится «договариваться» с государственными служащими, как правило, на условиях государства, если не удается «решить вопрос» в «на самом деле».