Текст книги "Ужин в «У Фокси» (ЛП)"

Автор книги: Сильвия Вайолетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Глава 3

Сайлас

Моя голова болит сильнее, чем когда либо. У меня болит абсолютно все, и руки не перестают дрожать с тех пор, как я проснулся. Моя память обрывается за несколько минут до взрыва – мне сказали, что это была светошумовая граната – да и после него я ничего не могу вспомнить. И это тревожит меня больше всего, больше, чем боль.

Я помню, как вошел в закусочную, увидел Люка и боролся с желанием наброситься на него. Святые угодники, как же он горяч.

«Сосредоточься».

Боль простреливает через мою голову. Я крепко зажмуриваюсь и массажирую виски. И так каждый раз, когда я пытаюсь пробудить воспоминания. И все, что я могу вспомнить, это руку Люка, обнимающую меня. Я помню его улыбку, и что он смотрел на меня так, как я всегда и мечтал, а потом… Нет, он ведь не целовал меня? Я просто все это выдумал. А может и нет…

Нет, этого не могло быть. Дэнверс сказал мне, что Люк затащил меня за прилавок, пытаясь защитить.

Доктор, который осматривал меня раньше, открывает занавеску и входит в мою палату, и я прекращаю мучить свою память.

– Медсестра скоро выпишет вам рецепт обезболивающего и несколько инструкций, но мне бы хотелось, чтобы вы остались на ночь в больнице.

Я качаю головой и тут же зажмуриваюсь. Голова болит все сильнее, а содержимое желудка грозит вырваться наружу:

– Я хочу пойти домой.

– У вас есть кто-нибудь, кто мог бы присмотреть за вами сегодня и заглянуть к вам пару раз завтра? – спрашивает он.

– Да, да, – нет, ну, не совсем, и вообще, я собираюсь выйти на завтрашнее вечернее патрулирование.

Он вздыхает:

– Пожалуйста, позвоните мне или вашему доктору, если вам станет хуже, особенно, если возникнет еще больше провалов в памяти или рвота.

– Вы сказали, что я не помню взрыва, так что нам не о чем волноваться.

Доктор кивает:

– Да, верно. Провалы в памяти вполне свойственны при сотрясении головного мозга. Это продлится еще несколько дней.

Надеюсь, все не обернется для меня возникновением большего количества дыр в моей памяти:

– Хорошо, я дам вам знать, если мое состояние ухудшится.

Он награждает меня строгим взглядом:

– Отдых. Никаких серьезных нагрузок, по крайней мере, неделю.

«Чертову неделю?».

– Но я…– он пригвоздил меня взглядом, – Да, сэр.

– Вот и хорошо. Вы скоро сможете уйти. Позвоните кому-нибудь, чтобы вас забрали. Вы не должны оставаться один.

Меня отпустят, в лучшем случае, через час, так что у меня еще куча времени. Я пролистываю список контактов. Я мог бы позвонить маме, но не буду. Она с ума сойдет от волнения и попытается уговорить меня уволиться, но кому еще я могу позвонить? Мои братья и сестры переехали довольно далеко, и они бы, в любом случае, рассказали маме. Они бы ничего не посмели утаить от нее. Мой бывший парень-идиот уехал из города полгода назад после того, как я застукал его с его «другом» на диване в гостиной моей бабушки.

Черт. Почему я вообще о нем думаю, и какого черта его номер до сих пор в моем телефоне? Я удаляю его номер, но отвратительные воспоминания остаются. Я чертовски ошибаюсь, постоянно примешивая к простому сексу романтические чувства. Да что со мной не так? Почему я не могу просто быть как другие люди?

Моя голова раскалывается. Я должен послушать доктора и остаться в больнице, но я ненавижу гребаные больницы.

Джейсон мой самый близкий друг, но он на месте преступления. Там, где должен быть я! Есть еще парочка копов, которые могли бы меня забрать, нам и без меня чертовски не хватает людей, да и мне не хочется их беспокоить.

На одну сумасшедшую секунду я думаю позвонить в ресторан и попросить Люка забрать меня. У меня точно сотрясение.

Но он так хорошо ощущался, нависая надо мной.

Черт. Мне правда стоит перестать думать о нем.

Я смотрю на время. Я пробыл здесь довольно долго, и смена Джейсона скоро закончится. Может, он подбросит меня до дома. Дольше я его не задержу. Я просто поставлю будильник, чтобы встать завтра на работу.

Я писал ему сообщение, когда в палату без предупреждения ворвался Дэнверс.

– Джейсон прислал меня проведать тебя, – заявляет он.

– Я в порядке.

Он закатывает глаза:

– Ага, как же.

У меня возникает желание пнуть его, но я сдерживаюсь. Никогда не стоит злить вампира.

– Они оставляют тебя здесь? – спрашивает он.

– Нет, я ухожу домой, – он одаривает меня скептическим взглядом, – Я ненавижу чертовы больницы, ясно?

– Ну, они явно ничего для тебя не делают. Хочешь, подвезу до дома?

На секунду я думаю, что лучше бы отказаться, но это было бы очень невежливо:

– Да, спасибо. Я смогу уйти отсюда, как только мне отдадут рецепт.

– Я подожду тебя в холле.

– Ты не обязан…

– Ты был хорошим другом для Джейсона. И по сей день остаешься им. Так что, да, я обязан.

***

Дэнверс провожает меня до двери, видимо, беспокоясь, что я могу шлепнуться на тротуар.

– Поставь будильник на тридцать минут, – говорит он, – Если ты лежишь, то не должен спать слишком долго.

Похоже, не видать мне нормально сна, но я знаю, что он прав:

– Я…

– Просто сделай это.

– Да, сэр.

– И даже не думай идти завтра на работу.

«Он что, читает мои мысли?».

– Не пойду, – от его взгляда меня бросает в озноб, – Ладно. Как ты догадался?

– Ты коп, и ты считаешь, что должен что-то доказать всем, так что я не жду, что ты останешься дома и будешь отдыхать. Тебе есть, что рассказать о прошлом вечере?

Я покачал было головой, но вовремя остановил себя:

– Я до сих пор ничего не помню.

– Хорошо, если что-нибудь вспомнишь, дай мне знать, – его тон стал мягче, будто он и правда беспокоился обо мне.

– Конечно.

– Так ты допросил Люка? Или ты не помнишь?

– Я… Я не думаю, что успел. Последнее, что я помню, это то, как представился ему.

– И вы никогда не встречались раньше? – спрашивает Дэнверс.

– Не совсем. Я часто заходил в «У Фокси» на обед. А что?

Он пожимает плечами:

– Просто интересуюсь.

Это было не просто любопытство, но я не стану допытываться, а просто желаю ему доброй ночи. Или, скорее, доброго утра.

***

Я просыпаюсь от громкого звука. Чертовски громкого. Он у меня в голове? Чтобы скрыться от ярких солнечных лучей, пробивающихся из окна, я закрываю глаза и накрываюсь одеялом с головой.

Звук не прекращается. Черт, почему он не прекращается? Возможно, стоит принять еще одну таблетку обезболивающего.

– Сайлас! Сайлас, тебе лучше открыть чертову дверь! Иначе я ее выломаю.

Женский голос. Это Натали?

Я с трудом сажусь, а комната начинает вращаться. Черт.

– Сайлас.

Мое имя эхом раздается в моей голове столько раз, что вызывает тошноту.

– Иду!

Наверное. Если повезет. Я медленно спускаю ноги с кровати. Держусь за край тумбочки, пока пытаюсь встать. Мне нужно дойти до двери, но каждый шаг дается мне с трудом. Наконец, я достигаю своей цели и, после недолгой борьбы с замком, открываю дверь.

За ней стоит сестра Джейсона, Натали.

– Я уже собиралась выбить ее, – говорит она, – Оу, ты действительно плохо выглядишь.

Если бы я выглядел так же плохо, как себя чувствую, она бы просто убежала с криками.

Мои ноги подкашиваются, и она подхватывает меня под локоть.

– Давай я тебе помогу, – она, буквально, тащит меня к дивану.

Мой желудок сворачивается в узел. «Держи все в себе. Держи все в себе». Я закрываю глаза и глубоко и размерено дышу.

– Тебе надо в больницу, – говорит она.

– Ни за что.

– То есть ты не отрицаешь этого?

– Да, но я туда не вернусь. Я, блядь, ненавижу больницы.

Натали смеется:

– Я впервые слышу, как ты материшься.

Это все моя мама и ее нет-плохим-словам правилом.

– Я ругаюсь, но меня воспитали джентльменом, – прозвучало неубедительно.

– Удивительно, но мне это нравится, – произносит Натали.

– Спасибо, все обычно относятся ко мне, как к ребенку, поэтому я стараюсь быть вежливым. Я устал от людей, которые пытаются меня исправить. Помочь мне.

– Нас всех иногда нужно исправлять.

Не хочу признавать этого, но она права.

– Полагаю, что сейчас моя жизнь превратилась в полный бардак.

– У тебя сотрясение. После того, что ты пережил, у тебя есть право самому разобраться с этим бардаком.

– И мне это совсем не нравится. Все, чего я хочу, это вернуться на работу.

– Понимаю. Но сейчас единственное, что ты должен делать – отдыхать, считай это своей работой. Моя же работа – приглядывать за тобой и следить, чтобы тебе не стало хуже. Тебе нельзя напрягаться. Если ты перенапряжешься, Джэйсон и Дрю будут очень злы на меня, а мне очень этого не хочется.

Я улыбаюсь, возможно, впервые после выхода из больницы.

– Дрю Дэнверс может кого угодно испугать. Он немного жуткий.

– Он хороший, поверь мне.

Я киваю, и, к моему удивлению, моя голова не раскалывается надвое. Возможно, я буду жить.

– Значит, Джэйсон прислал тебя? – спрашиваю я.

– Он сказал, что тебе не следует оставаться одному, но ты слишком упрям, чтобы просить у кого-либо помощи. Ты лучше загнешься здесь один.

– Он прав. Я такой. Он говорил тебе что-нибудь о прошлом вечере?

– Немного, и я узнала кое-что из новостей. Мне так нравилась забегаловка Фокси. Надеюсь, они скоро снова откроются. Иначе город лишится лучшей острой курочки в мире.

– Я тоже надеюсь, что у них все наладится. Ты знакома с владельцем?

– С Люком? Не совсем. Видела несколько раз в ресторане, – она замолкает, и я поднимаю голову, чтобы увидеть ее лицо. Она смотрит на меня понимающим взглядом, – Он горяч как ад, не так ли?

– Я не...– на ее лице застыло даже-не-смей-возражать-или-отрицать-очевидное выражение, – Ладно, ты победила. Да, он чертовски горяч, но мне всего лишь нужно поговорить с ним о деле.

– Я уверена, об этом кто-нибудь позаботится. Вместо тебя.

Я киваю:

– Ты права, но дело не только в этом. Просто я ничего не помню о том, что случилось, и это… это пугает меня.

– Я бы тоже была напугана.

– Когда я вернулся из больницы домой, то пытался дозвониться в «У Фокси», но никто не взял трубку, – я не должен просить ее, но если я хочу поговорить с ним, то у меня нет особого выбора…– Ты не могла бы съездить туда или…

– Уфф, из-за этого у меня могут быть неприятности.

– С Джэйсоном?

– И с Вулфом, – он ее парень, – И с Дрю, или даже с лейтенантом Моррисоном.

– Неважно, – я не должен был просить ее об этом.

Она покачала головой:

– Но я собираюсь съездить туда. Я не собираюсь позволять им говорить, что мне можно делать, а что нельзя.

– Ты уверена?

– Да. Ты заслуживаешь того, чтобы узнать как все было.

– Доктор просил меня не напрягаться, а дать памяти самой вернуться.

– Доктор, – фыркает она. Этот звук очень похож на фырканье оленя, – Ты будешь чувствовать себя намного лучше после того, как узнаешь что произошло.

– Да, думаю, так и будет.

– Так что я должна сказать Люку?

– Попроси его прийти сюда, чтобы поговорить со мной. Сомневаюсь, что он захочет, но…

– Он смотрел на тебя?

– Ну-у, думаю, ему пришлось смотреть на меня, пока он спасал мне жизнь.

– Тогда он придет.

– Как ты можешь быть так уверена в этом.

– Потому что ты сам не осознаешь то, насколько горяч.

Я пытаюсь возразить, но Натали не позволяет мне:

– Мы с Люком скоро вернемся. Попытайся не напрягаться, пока меня нет. У меня и так будет достаточно проблем из-за того, что я помогаю тебе. Кто знает, сколько законов я этим нарушаю. По крайней мере останься в живых.

– Не волнуйся за меня, все не так плохо, как выглядит.

– Ты думаешь, я настолько идиотка, что поверю в это?

Она выходит за дверь быстрее, чем я успеваю ответить.

Глава 4

Люк

В лисьей форме я направляюсь к дому моего кузена Гэрри, расположенного у озера и окруженного лесом. Подозреваю, что все грязные делишки моих кузенов управляются отсюда. Меньше, чем в полумиле от дома до меня доносится запах, сильный и резкий. Коты-оборотни. Как минимум трое.

Моя семья никогда не связывалась с котами. Зачем им это сейчас? Но если коты – враги, то как смогли подобраться так близко без обнаружения? И почему мои кузены терпят кошачьи метки на своей территории?

Несмотря на тошнотворный запах, я опускаю морду и обнюхиваю землю, пытаясь хоть что-то понять. По мере моего продвижения в сторону дома, запах крепчает, и к нему примешиваются бензин, моторное масло и кожа, что говорит об их частой работе с машинами. Так они партнеры по преступному бизнесу?

Я заставляю себя следовать за запахом, чтобы узнать, что еще мне удастся выяснить. Сейчас я отчетливо распознаю запах пяти разных котов. Намечается что-то серьезное, и я должен узнать что.

Насторожившись, я приближаюсь к дому. Ломается ветка, я замираю и принюхиваюсь, пытаясь уловить хоть что-то, кроме кошачьей вони.

Кролик. Моя лисья сторона хочет пуститься в погоню за ним, но человек во мне знает, что нужно оставаться сосредоточенным.

Я продолжаю идти к дому, напрягаясь с каждым шагом все сильнее. Раздается щелчок, и свет заливает все пространство вокруг меня.

Раздается мужской крик:

– Не двигайся!

Я срываюсь с места и бегу. Он стреляет в меня, но промахивается. Я не сбавляю скорости. Не хочу дать ему шанс получше прицелиться.

Черт, как я не заметил систему безопасности? Обычно я не такой рассеянный.

Наконец, я убегаю на достаточное расстояние, и человек сдается и перестает преследовать меня. Я собираюсь узнать больше о местной кошачьей банде. Дома. В человеческой форме. После сытного обеда. Но сегодня никакой курицы. Перед тем как перекинуться, я собираюсь выследить того кролика.

***

– Люк? – зовет меня Бет, мой менеджер. Она настояла помочь мне с уборкой в ресторане, чтобы быстрее открыться.

– Что тебе нужно?

– Там пришла женщина, Натали. Я подумала, она клиент, но она сказала, что у нее сеть сообщение для тебя от милого маленького копа.

Я вскакиваю и, в спешке, почти врезаюсь в Бет. Она точно привлекла мое внимание.

– Вот таким ты мне нравишься, – ухмыляется она, – Знаешь, тебе следует взять у него номер, иначе я сама его возьму для тебя.

Я хмурюсь и прохожу мимо нее. Мне не нужны отношения с копом. Мне ни с кем не нужны отношения.

Я узнаю Натали. Она олень-оборотень, и, возможно, она как-то связана с парнем-криминалистом, который приходил сюда вчера вечером. Как его звали? Джек? Нет, Джейсон. Но они точно не пара, Натали обычно приходит в забегаловку вместе с Вулфом, копом, волком-оборотнем.

– Я Люк, – протягиваю ей руку, и она крепко пожимает ее, – Бет сказала, тебя прислал Сайлас.

Она кивает:

– Он хочет поговорить с тобой.

– Так он поэтому попросил тебя прийти?

– Он пришел бы сам, но его мучает такая головная боль, что он едва может дойти до двери, и ты не отвечаешь на его телефонные звонки.

Я достаю телефон из кармана и смотрю на экран.

– Он звонил на ресторанный телефон, – уточняет она, – У него нет твоего личного номера.

Оу, точно. И почему я веду себя как безмозглый мудак?

«Потому что ты хочешь этого парня и знаешь, что никогда его не получишь».

– Прошу прощения. Я забыл, как долго люди исцеляются. Мы не отвечаем на телефон, когда закрыты.

– Он не похож на нас. Он человек, и его легко травмировать.

Что-то мне подсказывает, что она говорит не только о физической боли. Она предупреждает меня.

– Если ему так плохо, то почему он на работе?

– Он на больничном. Это неофициальный визит, не имеющий никакого отношения к делу. Он вообще не должен с тобой говорить, но у него есть к тебе несколько вопросов. Личного характера.

Я смотрю на часы. Еще пара часов работы, после чего установка нового окна, и можно снова открывать ресторан.

– Насколько неотложны его личные вопросы?

– Он не помнит взрыва. Его воспоминание ограничены лишь тем, как он пришел допросить тебя и тем, как его усаживали в машину скорой помощи. А между ними пустота. Он очень обеспокоен этим. Дрю… Детектив Дэнверс передал ему слова очевидцев, но он хочет поговорить с тобой лично. Думаю, он хочет узнать, что произошло, с твоей точки зрения.

Мне следует держаться подальше. Я не подхожу Сайласу, и отношения с ним не приведут ни к чему хорошему. Лисы по своей природе являются одиночками, но я не могу выбросить его из головы. Половину из того времени, в которое я должен был работать, я потратил на мечты о делах, которыми я был бы не прочь заняться с ним.

– Где я могу с ним встретиться?

– Так ты поговоришь с ним?

Я киваю:

– Я расскажу ему обо всем, что он хотел бы узнать.

– Обо всем? – она одаривает меня скептическим взглядом.

– Порой даже лис может быть честным.

– Почему именно сейчас? – она прищуривается.

– Он мне нравится.

– Не сделай нему больно. Он хороший человек.

– А я нет?

Натали вздыхает:

– Все, что я знаю о тебе, родом из городских слухов. Возможно, я несправедлива по отношению к тебе, но даже не думай воспользоваться им.

Я злюсь. Из-за того, что я лис, люди ожидают от меня подлостей.

– Он уже большой мальчик, и сам может о себе позаботиться.

Она смотрит на меня, и я вижу силу в ее глазах. Будь она сейчас в своей оленьей форме, я бы уже был отправлен в нокаут путем попадания копытом по моему лицу.

– Сайлас пытается казаться сильным. Даже когда ранен и беззащитен, и я просто… Ай, забудь о том, что я говорила, – она разворачивается и собирается уйти.

– Подожди, – окликаю я ее. Я должен увидеть Сайласа. И я не могу позволить глупым обидам встать у меня на пути, – Я не сделаю ему больно. Обещаю. Возможно, меня и считают лжецом, но я сразу даю людям понять, чего я хочу. Если кто-то не согласен на секс без обязательств, я просто уйду. Мне нравится доставлять удовольствие, а не причинять боль. Этим я отличаюсь от своих братьев.

Она отводит взгляд:

– Я не должна этого делать.

– Чего? Поощрять меня встретиться с Сайласом?

Она кивает:

– Он является частью расследования. Ему следует допросить тебя официально.

– Я согласен сделать все, что ему потребуется, – намек произвольно проскальзывает в моих словах.

Она медленно качает головой:

– Ты ничего не можешь с собой поделать, не так ли?

– Да, но у тебя есть мое слово. Так где он живет?

Она несколько секунд изучает меня. Я терпеливо жду ее ответа, и, наконец, она диктует его адрес.

***

Через полчаса я стучу в его дверь:

– Сайлас! Это Люк.

Тишина.

Я стучу громче.

Опять никакой реакции.

Что если он потерял сознание? Упрямый придурок, он сейчас должен быть в больнице. Под наблюдением врачей. Я зову его еще несколько раз и барабаню по двери, слишком хлипкой, чтобы выдержать натиск оборотня. Это небезопасно для него. Я наседаю на дверь плечом, пока она не поддается и не открывается.

Он лежит на диване. Он шевелится, но не просыпается.

– Сайлас! Черт!– я достаю телефон, чтобы позвонить в 911, когда он открывает глаза.

Я опускаюсь на колени рядом с диваном:

– Ты как?

– Л-Люк?

– Да, это я.

– Я целовал тебя?

Я фыркаю:

– Что?

Он хмурится:

– Ничего. Сон. Это был просто сон.

Его взгляд опускается на мои губы. Я должен отойти, дать ему очнуться ото сна, но не могу.

Он снова смотрит мне в глаза. Его зрачки расширены.

– На самом деле, я не думаю, что сделать это прямо сейчас, хорошая идея, – произносит он.

«Проделать с ним сейчас все то, что роится в моей голове, тоже не очень хорошая идея».

Он обводит языком свои губы, от чего мой пульс ускоряется. Мне так хочется наклониться и попробовать их на вкус. Он бы не стал сопротивляться, но сейчас его разум затуманен принятыми лекарствами или болью, и я не могу этим воспользоваться. Я отодвигаюсь:

– Натали сказала, ты хотел поговорить со мной.

– Ага, – его голос хриплый из-за сна.

– Тебе принести воды?

Он кивает. Я приношу ему кружку, наполненную водой. Он выпивает почти все, но останавливается и хмурится.

– Что-то не так? – спрашиваю я.

– Я не помню, когда ел в последний раз.

Я киваю в сторону кухни:

– Там что-нибудь съедобное осталось?

– Сомневаюсь.

Я отодвигаю баночку с таблетками на дальний край прикроватного столика, чтобы он не мог до них дотянуться:

– Ты не должен принимать таблетки на голодный желудок, – говорю я строгим тоном. И когда меня стали волновать предписания в инструкциях?

– Может, из-за сотрясения я чувствую себя так плохо.

– Тебе плохо от всего вместе: и от голода, и от сотрясения, и от таблеток и так далее, – может, маленькому упрямому говнюку нужен кто-то, кто позаботится о нем. Полагаю, сейчас мне придется побыть этим Кем-то, мне, парню, практикующему встретились-и-разбежались отношения. Но с Сайласом, вопреки его размытым воспоминаниям, я даже не целовался. Так что со мной не так?

Я достаю телефон из кармана:

– Что тебе заказать?

Он закрывает глаза, и я уже было подумал, что он уснул, но он отвечает:

– Пад-Тай. Я знаю, довольно странный выбор, но это единственное, что пришло мне в голову. Здесь недалеко есть ресторанчик, где я часто его заказываю. (Прим. переводчика: Пад-Тай – блюдо тайской кухни, одно из самых распространенных «уличных» блюд. Это обжаренная лапша в соусе. «Классический» уличный Пад-Тай положено готовить с сушеными креветками и цветком банана, но в угоду новым веяниям в него вместо этого по выбору клиента часто кладут свежие креветки, курицу, свинину или тофу.)

Я улыбаюсь:

– «Тайский Дворец». Я знаю это место, – горячий парень с юга хочет тайской еды, пока болеет. Разве это не чертовски… Мило? Не думаю, что готов начать использовать это слово в своей речи. Потребность позаботиться о нем творит со мной нечто странное. Мне хочется, чтобы ему было комфортно. Я трясу головой. Должно быть, это из-за неудовлетворенных сексуальных потребностей.

Я звоню и заказываю доставку:

– Пока мы ждем еду, можешь ответить мне, о чем так срочно нам надо было поговорить? На вид ты при смерти.

Он хмурится:

– Я…

– Что?

– Я и правда так плохо выгляжу?

– Тебе больно и… черт, ты не выглядишь очень уж плохо, просто немного бледнее и потрепанее, чем обычно, – и это убивает меня, ведь я привык к его я-весь-такой-собранный-коп виду.

Он одаривает меня смущенной улыбкой, от которой количество эротических сцен в моей голове с его участием увеличивается втрое. Но несколькими секундами позже выражение его лица становится чертовски потерянным, и я мечтаю вернуть ту улыбку и его легкий румянец обратно.

– Я не могу ничего вспомнить о прошлом вечере. Стоит мне только попытаться пробудить воспоминания, голова начинает раскалываться. Я вошел в ресторан. Увидел тебя, и вот меня уже окружают парамедики. Остальное проявляется вспышками. Твой голос. И… Я действительно не целовал тебя?

О, как бы мне хотелось, чтобы это реально произошло. Стоит ли мне говорить, как близок был я в тот момент, чтобы поцеловать его?

– Нет, ты не целовал меня. Я держал твое лицо в руках, когда пытался снова привести тебя в сознание. Наверное, именно это ты вспомнил.

– Нет, я… Неважно, – его лицо заливается краской, и кожа перестает выглядеть мертвенно-бледной, – Расскажи мне все, пожалуйста. Мне плевать, что сказал доктор. Я не почувствую себя лучше, пока не узнаю.

Я рассказываю ему все, что могу вспомнить, кроме момента, когда я собирался поцеловать его, и сделал бы это, если бы Бет не прервала меня. Я слишком стесняюсь сказать ему, что готов был поцеловать его, пока он истекал кровью. И что еще хуже, я хочу поцеловать его сейчас, несмотря на то, что он находится под действием обезболивающего. Несмотря на сотрясение и размытую память. Я хочу притянуть его к себе и целовать до полусмерти. Хочу проникнуть языком в его рот, и это не единственное место, куда я не против проникнуть.

Трель дверного звонка прерывает мои мысли.

Сайлас говорит мне принести столовые приборы и салфетки, и мы едим сидя на диване. Мы не разговариваем. Я даже не догадывался, что так проголодался, пока не открыл желтую картонную коробочку с едой:

– Черт, это вкусно.

Сайлас улыбнулся:

– Да, так и есть. Я часто заказываю у них еду на вынос.

Я рад, что у Сайласа хороший аппетит. Он съедает бо́льшую часть своей порции лапши за пару минут. Он перестает есть, и я вижу, что он, ухмыляясь, смотрит на меня.

– Что? – спрашиваю я.

– Ты не захочешь этого слышать…– он снова краснеет. Сейчас его взгляд стал более ясным, чем когда я разбудил его. Он сосредотачивает свое внимание на мне, отчего мой член начинает твердеть.

– Правда? – что я надеюсь от него услышать? «Давай переспим?». Думаю, что от этого ему будет намного больнее, чем от попыток что-либо вспомнить, вопреки запрету доктора.

– Моя мама часто читала мне в детстве басни Эзопа. Моя любимая была про Лису и Журавля. А сейчас я ужинаю с лисой.

Я улыбнулся:

– И наслаждаешься каждым кусочком. Поверь мне, я не собираюсь как-то обманывать тебя, чтобы съесть твою еду. Клянусь.

– Зачем он сделал это?

Неожиданная смена темы сбивает меня с толку:

– Мой дядя?

Он кивает и морщится:

– Постоянно забываю, что не стоит так делать.

Я ругаю себя за то, что разочарован тем, что он решил поговорить о деле, а не попытался снять сексуальное напряжение между нами.

– Мой дядя ненавидит меня, впрочем, ничего нового. И я действительно не знаю, почему он решил прийти за мной именно сейчас.

– Ты знал, что он жив?

– Догадывался, но у меня не было доказательств.

Я отвожу взгляд от коробки с лапшой и замечаю, что он пялится на меня. Он смущенно отворачивается и начинает теребить пальцами одеяло, которое лежит на его ногах:

– Расскажи мне, что ты знаешь о своих кузенах, – произносит он своим я-профессиональный-коп голосом. И почему это меня заводит?

«Потому что ты сразу представляешь, как нагибаешь его, стягиваешь с него полицейскую форму и «берешь закон в свои руки».

– Это для протокола? – от возбуждения мой голос звучит хрипло.

В течение нескольких секунд он изучает меня. Как коп, не как любовник.

– Я на больничном, так что забудь про протокол.

– Но ты намерен использовать то, что я расскажу, когда вернешься на работу.

– Ты хочешь, чтобы твоего дядю посадили?

– Да, конечно, но…

– Ты не доверяешь копам, – сейчас он гораздо более наблюдателен, чем перед тем, как поел. Возможно, он возвращается в норму.

– Копы – черт, да большинство людей – не доверяют лисам.

– А мы должны? – спрашивает он. Он смотрит на меня, и я знаю, он пытается прочитать меня, понять, что у меня на уме. Я поднимаю уже пустые коробки от лапши и ухожу на кухню, чтобы избежать его пристального взгляда.

– Дай мне день или два. Я соберу информацию для тебя, – Я что, действительно только что это сказал? Подписался на работу с копами?

«Ты просто хочешь справедливости. И да, к тому же, ты хочешь его».

– Только не делай глупостей, – говорит Сайлас.

Я поднимаю бровь:

– Сказал тот, кто сейчас должен находиться в больнице.

– Я… Я просто не люблю больницы, ясно?

– А кто любит?

– Полагаю, никто. Кроме того, у меня есть плохие воспоминания, связанные с больницей.

Я молчу, позволяя ему решить, рассказывать мне или нет.

Он ложится головой на подушки, лежащие на подлокотнике дивана. Я уже собирался спросить, в порядке ли он, и нужны ли ему еще обезболивающие, когда он заговорил:

– Когда мне было восемнадцать, меня избили несколько парней потому, что я гей. Я отбивался, как мог, но их было трое, и я попал в больницу. Как только меня приняли и определили в палату, моя медсестра сказала, что я сам виноват, что, если бы я был мужчиной, этого бы не произошло.

Волна гнева охватывает меня:

– Да как она посмела? А ты что ответил?

– Я не мог ответить, у меня была сломана челюсть.

– Это…– он был уязвим, и тот, кто должен был заботиться о нем, унижал его.

– Ужасно? Да.

– Если бы я знал, я бы…

– Что? Сам бы меня лечил?

– Я бы попытался. Или же поехал бы с тобой.

– Но ты едва знаешь меня.

Я хотел найти ту медсестру и парней, что избили Сайласа, и разорвать их в клочья:

– Никто не заслуживает такого обращения.

Он улыбается, и его лицо становится таким милым и юным:

– Спасибо.

Я борюсь с желанием обнять его. У меня раньше никогда не было таких порывов. Лисы не созданы для нежности. Но все, чего я хочу, заключить его в объятья и никогда не отпускать.

«Черт!». Еще не прошло двадцати четырех часов с тех пор, как он вошел в мой ресторан и случился взрыв. Произошедшее просто выбило меня из колеи. Обычно я сбегаю от парней, желающих начать со мной встречаться, так быстро, как могу. Но сейчас сбежать – последняя вещь, что я хотел бы сделать. Уверен, я вернусь в норму после того, как разберусь со своим дядей.

«Но ты захотел Сайласа задолго до появления дяди. Заткнись. В первый раз, когда ты увидел его…».

– Я рад, что ты не остался в больнице. Тебе что-нибудь нужно?

– Мне нужна информация.

– Ты хочешь информации.

– Нет, я… Я хочу быть детективом, хочу доказать, что я полезен и могу помогать с раскрытием дел. Несправедливо. Чтобы тебя повысили до детектива, нужно отслужить в полиции, как минимум, два года, и я давно отслужил их. Но все еще остаюсь офицером.

Я внимательно его изучаю:

– Сколько тебе лет?

Он смотрит на меня:

– Мне двадцать пять.

Из-за своей внешности, он выглядит на девятнадцать. Удачливый придурок, не так ли?

– Так ты хочешь выяснить, что происходит, чтобы впечатлить Дэнверса.

– Я… да.

– Я разнюхивал рядом с домом моего старшего кузена.

– Ты имеешь в виду, буквально разнюхивал, да? Ну, как лис.

Я улыбаюсь:

– Да, именно так. И еще немного поохотился. Поймал кролика на обед. Это проще, чем готовить дома, но, я полагаю, ты не хочешь слышать об этом.

Он очень старается не казаться удивленным. Это забавно.

– Я выясню что-нибудь для тебя, – или умру, пытаясь. Пожалуйста, пусть лучше первое.

– Ты не должен рисковать собой ради меня. Я не это имел в виду, когда просил помочь.

Он стоит гораздо больше, чем кто-либо или что-либо, и я бы убил ради него:

– Я подвергаю себя опасности каждый день из-за образа жизни, который я выбрал, фактически, бросая вызов своей семье. И недавно ты убедился в этом.

– Твой дядя попытается снова, не так ли?

– Я бы ответил, если бы знал точно, чего он хочет – припугнуть меня или убить. Я думаю, что случай в ресторане был просто предупреждением. Ему что-то от меня нужно.

– И если ты не дашь ему то, чего он хочет…

– Тогда он, возможно, попытается меня убить. Начну беспокоиться тогда, когда это произойдет. Сейчас еще не время, – Сайлас хотел возразить, но я жестом прервал его, – Преступная деятельность моей семьи преследует меня всю мою жизнь. Я привык рисковать.

– Тебе нужен кто-то, кто сможет тебя защитить.

– И это человек будет тоже подвержен опасности. Я этого не хочу.

Сайлас хмурится:

– Черт, ненавижу быть бесполезным.

– Даже если бы у тебя было разрешение доктора, я бы никогда не позволил тебе противостоять моей семье ради меня, потому что: во-первых. Тебя итак чуть не убили. Во-вторых. Тебя бы могли выгнать с работы. В-третьих. Я работаю один.

– Ты кто, Бэтмен что ли?

Я фыркаю:

– Вряд ли. Разве что, какой-то умник решил назвать крыланов летучими лисами, хотя мы вообще никак не связаны.

Он засмеялся, но потом затих:

– Просто будь осторожен. Пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты пострадал.

У меня защемило в груди. Я хочу – нет, мне необходимо – поцеловать его.