Текст книги "Небо тебе поможет"

Автор книги: Сильви Тестю

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Мой парень и я как будто онемели.

Уйдем отсюда? – взглядом спрашиваю его.

Его ответ, кажется, понятен: мы должны идти до конца, как я решил.

Прошло несколько минут, пока мы снова не обрели дар речи. Продавец «стволов и клинков» жаждет узнать, какой товар нас интересует.

Мой парень первым приходит в себя.

– Мы бы хотели заменитель меня для этой молодой дамы.

Нет нужды говорить, что продавец ровным счетом ничего не понял.

Сбитый с толку, он разглядывает нас.

– У вас есть ружье длиной метр восемьдесят семь и весом 78 килограммов? Можно и без волос.

Продавец ошарашен, но все же меньше меня самой.

Мне стыдно за то, что сейчас сказанул мой парень.

Глупо улыбаюсь продавцу, пытаясь представить все, как шутку.

Но продавец не понимает такого юмора.

Он решает забыть о моем парне и переключается на меня.

Несколько секунд переминаюсь с ноги на ногу, прежде чем сказать:

– Мне нужно что-нибудь для самозащиты. Такое, что не убивало бы, но пугало.

Продавец очень осторожен. Перед ним – подозрительный тип с малопонятными шутками и полная идиотка, которая только что одной фразой объявила об этом.

Кто эта балда, которая хочет наводить страх тем, чем нельзя убить?

– Это зависит от того, кого вы хотите напугать, – отвечает он.

Торг не клеится.

Кого я хочу напугать? Злодеев я хочу напугать. Тени, крышелазов, призраков на крыше моей квартиры, которых рисует мое воображение. Тех, кто хуже волков. Рыб. Снег. Ночь. Нет. Я не могу сказать этого продавцу.

– Я хотела бы напугать того, кто хочет напасть на меня, – сказала я, в конце концов.

Продавец улыбается. Теперь он понимает.

– Вы хотите надежную защиту?

Я киваю головой.

– Тут нет тридцати шести решений. Негодяи, маньяки, которые нападают на симпатичных девчонок, ничего не боятся. Напугать их может только то оружие, что убивает.

Он говорит это, покачивая головой. Он сожалеет, что приходится быть откровенным, но это – сущая правда.

Я смотрю на своего парня. Он не позволяет выбить себя из колеи.

– Если все о себе рассказать, можно и в тюрьму загреметь. Короче, что у вас найдется наиболее действенное для молодой женщины, которой страшно по ночам? – сухо спрашивает он.

Продавцу не нравится мой парень. Достаточно одного его тона.

Продавец крутит головой по сторонам. Пока не видит. Что-нибудь действенное, но не смертельное… Нет. Он напрасно ищет. Он даже не представляет, что бы это могло быть. Мой парень все решил. Он не добавит больше ни слова. Его вопрос ему самому кажется понятным. Он ждет ответа. Как долго его можно ждать? Моему парню все равно. У него полно времени. Он хочет знать, что окажется наиболее действенным, чтобы никогда ненавистной ноги этого ублюдка Фреда больше не было в нашей квартире.

Я жду, чтобы кто-нибудь из них нашел ответ.

Продавец проигрывает. Он ломается первым. Говорит немного устало:

– Есть электрические дубинки…

Показывает кивком головы в направлении черных предметов на витрине. Одним движением подбородка указывает нам, где это можно посмотреть. Сам же он и шага не сделает ради такой ерунды.

Мой друг не двигается с места и не произносит ни звука. Будто играет в молчанку. Ему не нравится, когда его принимают за идиота. Хватит, его приняли за идиота вчера, и сегодня утром это не повторится. Он ждет более подробной информации об электрических дубинках.

– Это телескопическое оружие, которое бьет током. Напряжение довольно высокое. Применять их не слишком просто. Если нападающий в толстой куртке, дубинка теряет свою эффективность.

– Не пойдет.

– Слезоточивые гранаты…

– Нет.

Это уже сказала я.

Я слышала, что в большинстве случаев злоумышленники сами используют гранату против жертвы. Отбирают и опорожняют гранату в пищевод бедолаги, который затем едва может дышать.

Есть складные ножи. Нет. Не успею воспользоваться. Я предпочла бы что-нибудь, что удержало бы злодея на расстоянии.

– Купите себе собаку, – говорит продавец, он уже не знает, что еще нам предложить.

Я не говорю продавцу о своей собаке. Это я воспитала свою собаку. Она боится даже улиток.

Продавец, похоже, исчерпал свою фантазию. Мы отказываемся уходить со смертоносным оружием. Однако он осмеливается на последнюю попытку.

– А вы уверены, что не хотите маленький пистолет для защиты?

«Нет» моего парня обрушивается на него, как нож гильотины. Продавец отступает. Спорить не о чем.

Затем следует бесконечное перечисление. Дробовый пистолет, ружье с крупной солью – можно «подсолить» злодея, пистолет с резиновыми пулями.

– Это причиняет боль, но если у типа, напавшего на вас, будет настоящее оружие, то он может выстрелить в ответ, пока не поймет, что ваши пули не ранят.

Мне хотелось сказать: «Это неважно, лишь бы я не страдала». Промолчала. Не хочу еще больше раздражать своего парня.

Никаких пистолетов с резиновыми пулями.

Решение найти сложно. Убить или быть убитой… Что делать? Я хочу избавиться от врага. Но я не хочу никого уничтожать.

Мы уже собирались уходить, когда у продавца в последнюю секунду появилась идея. Я буду обижаться на него за это до конца жизни.

– А если свисток?

Я, должно быть, его плохо поняла.

– Простите, что? – переспрашиваю.

– Свисток! – повторяет этот кретин.

Продавец объясняет, что пронзительный свист всегда застает нападающего врасплох, и это дает жертве несколько секунд для того, чтобы скрыться.

Это казалось глупым, но ему были известны подобные случаи. Многие женщины пользовались этим способом.

Челюсти моего парня разжимаются. Он улыбается. Свисток. Это именно то, что мне нужно.

Двенадцать евро за свисток. Очень красивый свисток. Продавец кладет его в красивую коробочку. Мы возвращаемся домой с моим оружием самозащиты. Вещь, призванная обеспечить мою безопасность. Мой защитник лежит в картонной коробочке. Свисток.

Обратный путь дает мне время поразмыслить.

Нелепо. Моя нелепая проблема порождает нелепое решение. Таково мое ощущение. Я надеялась обрести покой. Я мечтала о чудо-решении. О решении, которое позволило бы мне даже не встречаться с моим врагом.

И вот у меня свисток.

Теперь мой парень идет веселым шагом. Хуже всего то, что погода хорошая. Солнечная, ни облачка. Погода тоже решила выставить меня напоказ. Я буду полной дурой среди бела дня, при ярком свете солнца. Погода не соизволила быть деликатной и одеться в серое. Никакой ширмы, чтобы прикрыть мою посредственность. Ни дождичка, чтобы смыть эту картинку врожденного идиотства. Сверкающее солнце выставляет меня напоказ, высвечивая малейшие детали и мельчайшие недостатки.

Мой парень доволен таким исходом дела. У него как гора с плеч свалилась, но на меня, наоборот, она навалилась. Глупость въелась в меня глубже, чем когда бы то ни было. Она была просто написана у меня на лбу.

Спросят, что я приобрела как оружие самозащиты?

– Свисток.

Какой стыд!

Мой парень искал себе замену. Он не хотел быть заменой подарку Фреда. Он нашел себе замену в предмете, находящемся в картонной коробочке: в свистке.

Это все, чего я заслуживаю.

Я никогда не достану свисток из его коробочки.

~~~

Едва я ступила на плиточный пол кухни, мой пес засеменил за мной следом. По его морде будущего мученика, по зажатому между лап хвосту, по манере замирать, пристально глядя на меня, я догадываюсь, что этой ночью была сделана какая-то глупость.

Быстрый взгляд вокруг.

Все на месте.

Пристально смотрю на пса. Он не шевелится ни на йоту. У него такой же вид, как в дни его проказ. Я пронзаю его взглядом. Случилось нечто серьезное. Что же он мог натворить?

Я прохожу внутрь. Как детектив на месте преступления, медленно осматриваю кухню в поисках улик. На кухне чисто… Все в порядке… Ничего не поломано. Что же он натворил? Где? И как?

В конце концов я ведь замечу это.

Так, фильтры для кофе закончились. Тем хуже. Кофе сегодня утром не будет. К тому же не осталось витамина С. Я положила упаковку в свой красный чемодан. Тем хуже. На рабочем столе – забытая тарелка с камамбером. Оля-ля! Сегодня все не так, говорю я себе, глядя на растекшийся сыр. Я, способная объедаться камамбером в любое время дня и ночи, сейчас не могу к нему даже притронуться, так он мне отвратителен. У меня гастрит или пищевое отравление. Я сама себе ставлю диагноз. Заболела накануне съемок?

Однако нужно что-нибудь проглотить. Не могу же я поехать на вокзал, провести три с половиной часа в поезде до Экс-ле-Бэна и пойти с пустым желудком на последнюю примерку костюмов. Я свалюсь раньше.

Проглочу кусочек хлеба, и этого хватит.

Ну, наконец-то! Я обнаруживаю проделку своей собаки! Я понимаю, что вытворил этот гнусный пес! Эта грязная собака сожрала мой хлеб!

В итоге я истощена с самого утра. Я должна уезжать, в то время как мой парень только что вернулся. Я прожила ужасную неделю. Не спала ночами, а днем ходила сонная. Моя собака боязливей меня. У меня есть свисток вместо оружия. У меня нет витамина. Я не могу приготовить кофе. У меня болит живот. Я чувствую себя слабой. И, вдобавок ко всему, у меня нет хлеба!

Устремляю свой суровый взор на пса. Пока я ничего не замечала, он держался пристыжено… Теперь его поведение меняется. Вот он уже невинно смотрит на меня, как будто не сделал ничего плохого. Этот пес считает меня балдой.

– Не нужно принимать этот вид побитой собаки! – кричу ему прямо в нос. – Чего тебе не достает, так это хорошего шлепка старой туфлей по заднице!

Этой гнусной собачонке удивительно везет. Я босиком. Я никогда не ношу домашних тапок.

– Этого проклятого пса придумали, чтобы портить мне жизнь, – ворчу я.

Беспомощно кружу по кухне. Что же можно проглотить?

Ничего.

Открываю шкафчики. Немного риса. Остатки рагу из бобов. Спагетти в изобилии. Ничего для легкого завтрака. Ни одной печенюжки. Ни одного сухаря. Ни кусочка хлеба! Ни кусочка хлеба! Ни кусочка хлеба!

Хлеб, где-то же он должен был быть! Я ведь его покупала! Специально купила его себе для завтрака! А не для этой собачины!

Кто сказал, что собака – лучший друг человека?

И вот я уже на грани нервного срыва, едва встав с постели.

– Это из-за тебя все так плохо! Твой корм весит тонны. Ты не имеешь права испражняться в городе. Я должна убирать за тобой дерьмо круглый год. Я обхожу квартал трижды в день, чтобы ты мог пописать на то, что найдешь! Ты полчаса не можешь побыть один. Я вынуждена везде таскать тебя за собой. Сам ты ходить не умеешь. Ты отрываешь мне руку, как только мы выходим за порог квартиры. Я сгораю от стыда в ресторане, потому что, как только ты наешься под столом, ты все время пукаешь. Твой врач берет за визит вдвое дороже моего. Ты не охраняешь дом. Это я обязана тебя успокаивать! Это из-за тебя меня вчера почти бросили! А теперь ты воруешь мой хлеб? Мне следовало бы сожрать весь твой корм! Ты мой злейший враг! Убирайся! Убирайся! – ору я ему в морду.

Мой пес по-прежнему не шевелится. Он смотрит на меня взглядом копченой сардины. Он отказывается уходить. Наоборот! Он усаживается на плитку пола. Он вступает во владение моей кухней.

«Если один из нас двоих кто-то должен уйти, так это ты», – говорит он мне всем своим видом.

– Убирайся! – кричу я на него.

Я не хочу больше ни секунды видеть его.

– А почему ты так кричишь? С кем ты разговариваешь? – спрашивает мой парень, входя с взъерошенными волосами.

– С собакой! Хлеба больше нет. Тьяго его весь сожрал.

Объявляю ему эту новость. Я надеюсь, что мой парень отругает собаку. Я надеюсь, что мой парень вернет мне первенство на кухне. Но он только смеется.

– Ты вообще соображаешь? Он встал на стул, чтобы стянуть хлеб!

Я настаиваю.

– Ну, хорошо. Что ты хочешь… Это ведь собака.

Мой парень никогда никого не ругает. Только меня. Он понимает все и всех. Кроме меня. Я никогда ни о ком ничего не могу сказать плохого моему парню, который всем всегда находит оправдание. Только не мне.

Мой пес хочет положить голову на колени моему парню. Какая отвратительная сцена! Мой парень утешает моего хорошо поевшего пса. Мой пес присвоил себе кухню. Теперь он собирается присвоить себе моего парня!

Мой парень поворачивается. Он достает картонную коробку с верхней полки. Сухой завтрак. Он будет есть сухие и сладкие кукурузные хлопья. Он насыплет сухую смесь в большую чашку. Немного молока. Получится что-то вроде теста, абы наполнить желудок. Ему действительно не нужен хлеб. Только моей собаке он был нужен! Какая отвратительная собачонка…

– Ты хочешь? – спрашивает он меня.

– Нет. Спасибо. Я пойду приму душ.

– Окей.

Бывают дни, когда не хватает терпения…

Вода течет по моему лицу. Я медленно прихожу в себя от этого предательства. Мой желудок урчит. Мягкость шампуня меня успокаивает. В то время, пока мой парень гладит голову моего пса, я шампунем массирую свою.

Уже 10:45. А поезд в Экс-ле-Бэн отправляется с Лионского вокзала в полдень.

Мой парень решил съесть всю коробку хлопьев. Он еще не закончил. Вот уже полчаса я нахожусь в ванной комнате. Вот уже полчаса он ест разбухшие хлопья.

Много раз бросаю взгляд на часы, висящие на кухне. Передвигаюсь по квартире все быстрее и быстрее, давая понять моему парню, что пора уже прекратить жевать и гладить голову пса. Пора уже двигаться.

– Я ничего не забыла? – спрашиваю я, чтобы напомнить ему о том, что отъезд неизбежен.

– Не думаю. В том чемодане, который ты так натолкала, должно быть все необходимое.

Он проглатывает еще одну ложку хлопьев.

Я не отвечаю, потому что он прав. В моем чемодане есть все, что мне нужно. Спрашиваю себя, что же он так долго жует. Эту кашу можно было бы даже выпить. Кукурузные хлопья плавают в уже сером молоке.

– Тебе нужно торопиться, – говорю ему.

Мой парень добавляет еще хлопьев в свою большую чашку!

– Мы опоздаем!

Я нервничаю.

Вынуждена была повторять, что я не люблю бежать. Мне пришлось сказать множество раз, что пора уже выходить, чтобы мы наконец-то вышли!

Мы вышли слишком поздно!

Я бегу по Лионскому вокзалу. Если бы мои легкие позволяли, я бежала бы, выкрикивая, что мой парень – тугодум! Поезд в Экс-ле-Бэн отправляется через четыре минуты. Место, которое мне забронировали, находится в вагоне, ожидающем меня на другом конце перрона.

Мой парень меня не провожал. Эвакуатор забрал наш автомобиль на штрафную стоянку.

– Что мне делать?

Я паниковала. Я сердилась на своего парня. Таксисты отказывались меня везти из-за собаки. Из-за собаки я не могла поехать на метро. Перевозить собаку нужно обязательно в сумке. Но мой пес весит 37 кг.

– Это же надо! Почему ты плохо припарковал машину? – упрекнула я парня.

– Потому что не было места.

– Теперь она на штрафной стоянке!

Что мне было делать? Я попросила его найти решение. Он где-то слышал о такси, которое перевозит собак. У моего парня дар: он всегда находит решение, но только в последнюю минуту.

Прибыла машина. Шофер улыбнулся, увидев Тьяго. Похвалил его шерсть. У меня появилось желание подарить ему пса. Этого подонка, укутанного в бархат.

Перед тем как сесть в такси, я бросила недобрый взгляд на своего парня. Попрощалась с ним оскорбленным взглядом и голосом, полным упрека. Он сказал мне что-то миленькое в тот момент, когда я захлопывала дверцу.

Он мне сказал «черт побери».

Это доставило мне удовольствие.

У меня осталось только четыре минуты.

Я вбегаю, запыхавшись, в вагон № 13. Тьяго возбужден. Некоторые пассажиры смотрят на моего пса с нежностью. Они любят собак. Другие смотрят с неприязнью. Они ненавидят шерсть, собачий корм и высунутые языки. Они спрашивают себя, почему животным разрешено ездить в поездах. По моему мнению, об этом просто еще не подумали. Подумали только о том, что для животного нужно покупать билет второго класса. О полном запрете еще не подумали.

Для моего пса и меня забронировано отдельное место. Тьяго может лежать у моих ног. Я думаю, что нам все равно придется путешествовать в тамбуре. Он будет еще пукать. Чем меньше пространство, тем больше этого счастья. Как только собака съест что-нибудь, кроме своего корма, запах становится ужасным.

А этой ночью он съел целый багет.

Пассажиры вагона не обрадуются зловонию, исходящему от моего животного.

Жози, актриса, которая будет сниматься в фильме вместе со мной, уже устроилась в вагоне. Мы неуверенно поздоровались. Жози улыбчивая. Я успокоилась, увидев ее. Понемногу прихожу в себя. Тревога перед съемками часто утихает по мере появления других актеров.

Жози приглашает меня устроиться рядом с ней. Она сидит в середине вагона за столиком с четырьмя креслами, расположенными друг напротив друга.

– Я бы не против, но я с собакой.

Объясняю ей, что мне, по-видимому, придется ехать в тамбуре. Мне неловко представлять нас с Тьяго в таком свете, но я боюсь, что если останусь, то она и сама заметит размах бедствия.

Жози – актриса, которой я давно восхищаюсь. Раньше встречалась с ней только на репетициях. Актриса не затмила в ней женщину, вскоре замечаю я.

Жози смеется.

– Твой пес пукает?

Это ее забавляет.

У Жози есть дар сглаживать любую ситуацию. Я еще удостоверюсь в этом позднее.

– Во всяком случае, он очень красив, – говорит она.

Жози делает мне знак, я могу садиться.

Полдень.

В динамиках раздается голос кондуктора, он объясняет, что мы едем в скоростном поезде, который везет нас именно туда, куда мы решили поехать. Он говорит нам, что если мы забыли прокомпостировать наши билеты, мы должны подойти к нему. Он желает нам хорошего путешествия. «Компания пассажирских перевозок и ее персонал» заступают на дежурство. «Компания пассажирских перевозок и ее персонал» информируют нас, что мы можем пойти в бар для некурящих, поесть размороженных сэндвичей, салатов в пластиковых упаковках, выпить растворимого кофе и купить старые журналы. У нас есть возможность оплатить все это пластиковой кредитной карточкой, стоимость от пяти евро.

Жози хватает свою сумку. Она достает сэндвичи и кладет их на стол.

– Я сама приготовила сэндвичи. Здешние треугольные я не люблю, – говорит она, вынимая из сумки большие пакеты из алюминиевой фольги.

Хорошее настроение Жози располагает к общению. Я чувствую, что мои нервы успокаиваются. Разворачиваю громадные сэндвичи, которые она приготовила этим утром, прежде чем поехать на вокзал. Их шесть. Жози ведь не приготовила шесть сэндвичей для себя одной? Я натягиваю поводок Тьяго: он охотно вскарабкался бы на стол, чтобы все это проглотить.

– Мой муж – обжора-американец, – оправдывается Жози, как будто она услышала то, о чем я подумала.

Я тотчас же сгоняю своего пса с кресла, как только понимаю, что к нам присоединится еще один человек.

Сэндвич с мясом. Сэндвич с пастромой. Американский сэндвич с жареной картошкой. Сэндвич еще с чем-то… Мой пустой желудок сходит с ума от всех этих сэндвичей, которые предназначены не для него.

Я пойду в вагон-ресторан. Я проглотила бы любой треугольный размороженный сэндвич. Этот неуемный аппетит подтверждает догадку о возможной болезни.

Запах сэндвичей буквально пытает мой желудок, который начинает издавать звуки. Вот кто требует сэндвич у Жози! Вот кто попрошайничает! Пойду скорее куплю что-либо для своего невежливого желудка. Бедняга. Со вчерашнего вечера он ничего не видел. В нем ничего не было. И благодаря кому? Благодаря моей собаке. Сегодня я понимаю, что после «спасибо», когда благодарность искренняя, нужно говорить «мама». А когда это наоборот, нужно говорить «моя собака».

Жози предлагает мне один из своих сэндвичей. Этому, наверное, немного поспособствовал мой желудок. Теперь он заурчал еще сильнее. Он почти ответил вместо меня. Я беру сэндвич. Я делаю все возможное, чтобы кушать его прилично. Один кусочек за другим…

Мы разговариваем с набитыми ртами. Это так вкусно!

К нам подсаживается какая-то дама, путешествующая в этом же вагоне. Она подошла выказать Жози свое восхищение. Она начинает самой худшей из фраз:

– Я «позволю себе» отнять у вас секунду.

Эту формулировку следовало бы запретить! Как только кто-либо начинает словами: «Позволю себе… Я позволил себе…» – можно быть уверенным, что продолжение будет неприятным. Эта ложная предупредительность была придумана для того, чтобы тот, кому докучают, был обязан согласиться, не упираясь из-за опаски выглядеть мерзавцем.

«Я позволю себе вам докучать». Ну что это такое?

«Я позволил себе дать твой номер телефона своей подружке. Это тебя не смущает?»

Что ответить на такое заявление?

Почему он не спросил раньше? Тот, кто себе «позволяет», не спросил раньше потому, что он знал ответ. Тот, кто себе «позволяет», позволил себе, потому что он знал, что ответ будет отрицательным.

Таким образом, эту формулировку придумали, чтобы не получить отказ. Придумали эту формулировку, чтобы прижать людей к стенке. Поставить перед свершившимся фактом. А преподносится это как вежливость. «Позволю себе заставить меня подождать пару минут». «Позволю себе осточертеть вам». Я никогда не слышала, чтобы сказали: «Позволю себе оставить вас в покое».

Женщина, которая «позволяет себе» докучать Жози, пусть всего лишь минутку, позволяет себе это потому, что у нее есть причина: она фанатка Жози. Она идентифицирует себя с Жози. Ее произвол имеет обоснование.

Что еще хуже, она добавляет:

– Обычно я этого никогда не делаю.

Этой репликой она нам объявляет, что это исключительный случай, и она намерена долго наслаждаться этой редкой минутой.

Она никогда не спросит у Жози: «Я вам не мешаю? У вас сэндвич во рту. Может, вы предпочитаете его спокойно доесть? Я подойду позже?»

Нет.

Жози изо всех сил старается проглотить кусок хлеба, который комом стал у нее в глотке.

Та, что позволила себе надоедать минутку, просидела перед Жози двадцать минут. Она сказала ей, что они очень похожи. Эти слова помогли Жози избавиться от оков вежливости. Поняв, что дама засидится надолго, Жози начала спокойно дожевывать свой сэндвич.

Путешественница попросила автограф. Она не преподнесла это так, будто берет его для подруги или для сына. Она брала для себя.

Путешественница позволила себе рассказать всю свою жизнь. Она позволила себе взять интервью у Жози. Путешественница, не обижаясь, выслушала ее ответы, наполненные плохо прожеванной пищей. Жози подписала ей листок. Жози отвечала путешественнице очень вежливо. Не переставая кушать.

Я тоже подписала. Дама знала меня «в лицо». Не я ли получила премию «Сезар»? Да, это была я.

Прибывают остальные члены съемочной команды. Другие актеры подходят с нами поздороваться. Мы знакомимся друг с другом. Мы не все едем в одном вагоне. Назначаем встречу в вагоне-ресторане. Выпьем вместе кофе.

За обширным окном бара пейзаж пробегает со скоростью 200 км в час. Тяжесть из моего желудка ушла не совсем. Я пытаюсь сосредоточиться на разговорах. Уже не голод мучает мой желудок. Сэндвич, который дала мне Жози, заполнил пустоту.

– Ты немного знаешь Савойю? – спрашивает меня Оливье.

– В субботу вечером поужинаем в Лионе? – предлагает Марк.

Брюнет с сумрачным лицом держится позади нашей группы. Он устроился на заднем плане между головами Оливье и Марка. Когда я разговариваю с двумя парнями, лицо мрачного человека находится как бы в прорези прицела. Возможно, он за мной следит.

– Сильви, ты покажешь нам симпатичные ресторанчики и приятные кафе? Ты ведь родом из Лиона?

Я едва расслышала заданный Марком вопрос. Мрачный тип не сдвинулся ни на миллиметр. Это смущает меня. Чувствую себя, как под пристальным наблюдением.

– Там ведь полно хороших небольших ресторанчиков, да?

– А? Ах… Да…

Возвращаюсь к разговору. Приятные кафе? Симпатичные ресторанчики? Я их не знаю. Я не живу в Лионе уже десять лет. Я переехала в Париж после окончания школы. Мне было 18 лет. Только после школы я начала интересоваться приятными кафе и симпатичными ресторанчиками. А до этого каждое утро ходила в школу к 8 часам. Я буквально падала от домашних заданий, уроков и контрольных работ. Нет, я ничего не могу им показать. Грустно об этом говорить, но я ничего не могу им показать.

– Я попрошу одну из своих сестер, оставшуюся в Лионе. Она уже более десяти лет интересуется кафе, ресторанами и всеми приятными местами. Моя старшая сестра живет в старой части Лиона. Надо перейти одну из двух рек. Надо перейти Сону. Старый Лион – один из самых очаровательных кварталов города.

Мрачный тип пошевелился! Он скрестил руки. Он продолжает пристально на меня смотреть. В чем дело? Он прислушивается к нашему разговору с Оливье и Марком. Я его знаю? Бросаю взгляд в его сторону. Нет. Его лицо мне ни о чем не говорит.

Возвращаюсь к своему рассказу о Лионе.

– Конечно же, там есть приятные кафе и рестораны, в которых мы можем посидеть в субботу вечером, – говорю я.

Оливье заинтересовался.

– Старый Лион?

Слово «старый» его интригует. В «старом» он видит обещание живописности. Своеобразия. Рестораны, в которых он мог бы поужинать, расположены прямо напротив кукольного театра.

– Старый Лион, это где?

Он протягивает мне свой путеводитель по Лиону, открытый на карте города. Я тыкаю в план пальцем. Поднимаю глаза и замечаю, что мрачный тип исчез. Это хорошо, он действовал мне на нервы.

Короче говоря…

Старый Лион находится за Соной, за полуостровом. Полуостров – это и есть центр города. Полуостров – это кусок Лиона между двух рек: Роной и Соной.

В 1986 году папа римский должен был приехать в Лион. Все боялись приезда папы. Ходили слухи. Нострадамус предсказал: «Когда наместник Бога окажется между двух рек, приблизится конец света». Между двух рек – это в Лионе! Никто не хотел конца света. Но все хотели, чтобы папа римский приехал.

Ух.

Папа римский приехал в Лион, но ту часть города меж двух рек обогнул: он решил не искушать дьявола. Папа остановился в квартале Круа-Русс. Он посетил амфитеатр Трех Галлий, руины галло-римского театра.

Учась в школе, мы почти каждый год бывали там. Если хорошо приглядеться к каменным ступенькам, то можно понять, что они служили сиденьями. Сцены для артистов не было. Внизу, где ступеньки заканчивались, была круглая арена. Именно там показывали зрелище.

Один из школьных учителей нам объяснил, что в древности не было такого количества спектаклей для детей. И не актеры играли в спектаклях в этом театре без крыши. Это были мученики.

В амфитеатре Трех Галлий есть мемориальная доска, на которой указано, что здесь умерла святая Бландина. Лучшим зрелищем этого театра были пытки Бландины, погибшей в 177 году.

– Странно, что папе римскому нравятся подобные зрелища, – удивилась я тогда.

Выбрали маленькую лионскую девочку, чтобы она поцеловала папу римского. Теперь людей уже не мучили. Их выбирали, чтобы они целовали.

Мрачный тип вернулся! Он встал на то же самое место. Та же самая поза. Он вновь скрестил руки! Он вновь пристально на меня смотрит. Прищуривает глаза, как это делают близорукие люди. Его взгляд настойчив. В конце концов, это становится невыносимым! Если он плохо видит, пусть наденет очки! Нельзя пялиться на людей с такой настойчивостью!

Я решаю больше его не игнорировать. Я открыто смотрю на него. Показываю ему, что он может прекратить, так как я его уже увидела. Мое послание пропущено. Человек продолжает на меня глазеть. Он пересаживается! Он направляется в мою сторону. Он раскалывает нашу группу. Он внушает панический ужас. Он идет прямо ко мне. Он мне что-то говорит таким тихим голосом, что я ничего не слышу. Он протягивает мне руку для пожатия. По этому жесту я понимаю, что он, должно быть, произнес слово «здравствуйте».

– Меня зовут П.

У меня что-то с ушами или этот парень говорит беззвучно?

– Как? – переспрашиваю я.

Мрачный тип действительно очень суров и таинственен. Он повторяет мне фразу. Опять беззвучно.

– Мне жаль, но я ничего не слышу. Из-за шума поезда, – вынуждена была я сказать, чтобы он говорил громче.

Это ему неприятно. Вижу это по тому, как он вздохнул перед тем, как ответить. Я понимаю, что вся его таинственность растает, если он раскроется. С другой стороны, так как я ничего не слышу, то и разговор наш рискует закончиться очень быстро. В конце концов, я услышала, что его зовут Паоло.

Паоло – актер, который будет сниматься с нами 5 дней. Я немного успокаиваюсь. Это не сумасшедший. Это будущий партнер по актерской игре.

Паоло наклоняется к моему уху и почти шепчет. Меня раздражает эта навязанная близость. А все из-за того, что мрачный тип не потрудился говорить громче.

Остальные удалились. Они что-то обсуждают. Они говорят в звуковом диапазоне, великолепно подходящем для моих барабанных перепонок. Они смеются. Они знакомятся в хорошем настроении. А я остаюсь в неловкой ситуации с таинственным незнакомцем.

– Ты из Лиона? Не так ли?… в Лион, – нашептывает он мне.

Я заставляю его повторить.

Он жужжит громче.

Мне кажется, что я услышала, что он недавно переехал жить в Лион. Я понимаю, почему он направился прямо ко мне. Он учуял запах фрикаделек и горячих сосисок.

Внезапно я вспоминаю, что Лион – это город. Кроме моей семьи там живут еще и другие люди. Мне достаточно встретить лионца, чтобы понять, что я уже не жительница Лиона. Лионец делает меня настоящей парижанкой. В конце концов, я так мало знаю о своем городе детства!

– Вот кто должен знать приятные кафе и симпатичные ресторанчики, – говорю я в сторону Оливье, чтобы он вернулся.

Мрачный тип не интересен Оливье.

Мне тоже! Хотелось бы, чтобы он это понял!

Паоло живет в Пятом округе, я поняла это после нескольких попыток.

Как же это утомительно! Он не может говорить громче?

– Тебе нравится этот город?

Мне не удается избавиться от этого вибрирующего человека.

– Трудно найти друзей в этом городе, – говорит он мне.

Вот уже почти год, как он живет в Лионе. Он ни с кем не подружился.

«Конечно… Это печально… Однако ты немного раздражаешь», – хочу я сказать ему.

– Ты из Лиона?

Он еще раз задает этот вопрос. Делает вид, что сомневается. Он преследует какой-то свой интерес в нашем разговоре.

– Да… ну… я там выросла. Но вот уже десять лет я – парижанка, – говорю я, чтобы извиниться за аромат Эйфелевой башни и Больших бульваров, которые окружают меня.

Я сделала шаг к группе около бара. Паоло не из тех, кто так легко обрывает напряженный разговор.

– …Пятый.

Я не расслышала, но и не прошу его повторить. Кажется, он напомнил, что живет в Пятом округе. Я говорю вместо него. Я говорю достаточно громко, чтобы иметь возможность немного от него отойти. Я отказываюсь от той близости, которую он мне навязывает.

Я слабо себе представляю, что в Лионе есть не только кварталы Круа-Русс и старый Лион. Круа-Русс – это только небольшой квартал города. Круа-Русс с «его булыжником». Вспоминаю крутые мощеные улочки. Лион – большой город. Девять округов.

– Где ты жила? – спрашивает он меня.

– В Круа-Русс, – отвечаю я.

Я делаю второй шаг в сторону группы.

– А… Круа-Русс… Я бы с удовольствием там жил. Это очень дорого.