Текст книги "Инферно Габриеля"
Автор книги: Сильвейн Рейнард
Жанры:
Эротика и секс
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
– Джулия, не надо капризничать. Карточка «Старбакса» – мелочь. Считайте, что вы нашли на пустынной улице стодолларовую бумажку. У меня в месяц на кофе уходит гораздо больше. Вы можете это взять, и возьмете. Я очень ценю ваш интеллект. Мисс Петерсон… мало того что она вырвала мои слова из контекста… она еще и исказила смысл того, что я говорил. Кстати, я потом очень серьезно поговорил с нею. А это даже не подарок. Это… реституция, выражаясь языком ушедшей эпохи.
– Меня совершенно не касается, что вы там говорили мисс Петерсон, но я хорошо помню свой первый семинар и ваши слова. Это был, так сказать, первый акт. Второй я смотрела в вашем кабинете.
Джулия думала, что сейчас он вскочит и убежит, не дождавшись заказа. Или обзовет ее неблагодарной дурой. Но профессор Эмерсон не сделал ни того ни другого. Он запустил руки себе в волосы и удрученно на нее посмотрел:
– Да, Джулия. Я имел наглость не только унизить вас, но еще и сделал это в присутствии других. Я уже извинялся за свой идиотский характер. Готов извиниться еще раз. Я не пытаюсь деньгами загладить вину перед вами. Но и каяться без конца не могу. А это просто… дружеский жест.
Джулии было неуютно от его взгляда. Синие глаза вновь сверкали, как два прожектора. Чтобы отвлечься, она принялась рассматривать его безупречно завязанный галстук. Как это ему удается делать такой прямой, ровный узел? Может, в Торонто есть служба по завязыванию галстуков и Габриель у них там числится в постоянных клиентах? А может, галстуки ему завязывает какая-нибудь крашеная блондинка с длиннющими ногтями, обожающая туфли на высоком каблуке?
Она решительно отпихнула карточку «Старбакса». К ее немалому удивлению, Габриель сунул карточку в карман. Лицо у него стало каменным.
– Я не собираюсь весь вечер играть в этот «карточный пинг-понг», – сердито бросил он. – А аннулировать грант невозможно. Эти деньги не от меня. Я просто связался с мистером Рендоллом, директором одной филантропической организации, и рассказал о ваших способностях.
– И о моей бедности, – себе под нос пробормотала Джулия.
– Мисс Митчелл, если ваши слова обращены ко мне, убедительно прошу произносить их с такой громкостью, чтобы мне было слышно.
Теперь уже глаза Джулии сердито вспыхнули.
– Сомневаюсь, профессор Эмерсон, что ваш поступок не нарушает регламента отношений между преподавателями и студентами. Вы передаете мне тысячи долларов, которые вам удалось облечь в форму гранта. Кстати, миссис Дженкинс говорила мне, что гранты на вашем факультете очень редки. Но, невзирая на эту официальную и благопристойную форму, по сути, вы пытаетесь меня купить.
Габриель резко выдохнул и сосчитал до десяти.
– Вас… купить? Поверьте, мисс Митчелл, у меня и в мыслях такого не было! Меня глубоко оскорбляют ваши беспочвенные утверждения. Если бы у меня был к вам определенный интерес, мне бы не понадобилось вас покупать.
Теперь во взгляде Джулии читалась открытая неприязнь. «Берегись!» – говорили ее глаза. Габриель заерзал на скамейке, что бывало с ним очень редко. Джулия торжествовала.
– Вы неправильно поняли мои слова. Я имел в виду, что никогда не хотел обращаться с вами как с вещью. Вы не из тех девушек, которых можно купить. Думаю, с этим утверждением вы спорить не будете.
Джулия бросила на него ледяной взгляд и отвернулась. Она смотрела на дверь и подумывала, не уйти ли ей прямо сейчас.
– Зачем вы так поступаете со мной? – шепотом спросил Габриель, не выдержав тягостного молчания.
– Как?
– Провоцируете меня.
– Я не… Я вас не провоцирую. Я констатирую факт.
– Однако ваша констатация очень смахивает на провокацию. Всякий раз, когда я пытаюсь поговорить с вами как обычный человек, вы меня провоцируете.
– Я помню, что вы мой профессор.
– Да, и к тому же – старший брат вашей лучшей подруги. Но неужели мы на некоторое время не можем послать к чертям все правила, все роли и быть просто Габриелем и Джулианной? Неужели мы не можем вести приятную беседу, наслаждаясь вкусной едой и уютной атмосферой этого места? Вам, наверное, невдомек, но сейчас я пытаюсь вести себя как обычный человек. – Исчерпав аргументы, Габриель вздохнул и закрыл глаза.
– Вы это серьезно?
Вопрос был вполне невинным и искренним, но, представив, каково другому услышать такое, Джулия инстинктивно зажала себе рот.
Габриель открыл глаза не сразу. Он открывал их медленно, как толкиеновский дракон. Он не поддался на новую провокацию. И пламя из ноздрей он не извергал. Пока.
– Итак, мисс Митчелл, вы настаиваете на официальном характере наших отношений. Хорошо, давайте проанализируем ваши слова и поступки с профессиональных позиций. Нормальная аспирантка, получив извещение о том, что ей выделен грант, была бы глубоко благодарна и приняла бы деньги. Так что, мисс Митчелл, извольте вести себя профессионально. Я мог бы скрыть свою причастность к гранту, но решил отнестись к вам как ко взрослому человеку, а не капризному подростку. Я решил не скрывать, что воздаю должное вашему интеллекту, и не стал нагромождать обман на обмане. И в то же время я принял все меры предосторожности, чтобы скрыть этот факт от нашего факультетского начальства. Филантропическая организация нигде не афиширует моего имени, а потому установить мою причастность невозможно. Эмерсон – фамилия достаточно распространенная. И даже если у вас появится бредовая мысль заявить о моей причастности, вам попросту не поверят. Зато репутацию себе вы здорово испортите. – Он достал айфон, открыл приложение «Блокнот» и стал что-то набирать.
– Я не собиралась… жаловаться, – неуверенным тоном начала Джулия.
– Могли хотя бы спасибо сказать.
– Благодарю вас, профессор Эмерсон. А теперь взгляните на ситуацию моими глазами. Возможно, вы и чувствуете себя Абеляром, но я не хочу играть роль вашей Элоизы. – Она принялась раскладывать ножи и вилки, добиваясь полной симметрии.
Однажды Габриель это уже видел, когда они ездили в «Гавань-60». Он отложил телефон и стал следить за ее движениями. На душе у него было муторно. Вдвойне муторно, если вспомнить о том, что едва не случилось в его душном библиотечном отсеке. Да, он был так захвачен очарованием мисс Митчелл, что рисковал разделить участь Абеляра. А Рейчел, узнав, что он соблазнил ее подругу, наверняка бы его кастрировала. К счастью, ему хватило самообладания, и потому его сравнение с Абеляром было не совсем точным.
– Я бы не позволил себе соблазнить аспирантку.
– В таком случае еще раз спасибо, – пробормотала Джулия. – И спасибо за ваш… дружеский жест с грантом, хотя я и не могу обещать, что возьму эти деньги. Конечно, для вас такая сумма – капля в море, но ее хватит, чтобы слетать домой на День благодарения, Рождество, весенние каникулы и на Пасху. Этого хватит еще на многое, чего я не могу себе позволить. В том числе и на мясные деликатесы.
– Зачем тратиться на самолетные билеты? Я думал, что теперь вы снимете себе более удобное жилье.
– Вряд ли я стану искать себе другую квартиру. Мне важнее побывать дома, увидеть отца. Других близких родственников у меня нет. Ни братьев, ни сестер. И я очень хотела повидать Ричарда, прежде чем он продаст дом и переедет в Филадельфию.
«Напрасно я тут играла в благородство. Я ведь могу не только повидать отца и Ричарда, но и навестить старый яблоневый сад… если там не срубили последние деревья. Интересно, кто-нибудь заметил мои инициалы, которые я вырезала на стволе?»
Габриель хмурился, на что было несколько причин.
– Значит, не появись эти деньги, вы бы не поехали домой?
Джулия покачала головой.
– Отец просил, чтобы я обязательно приехала на Рождество. Я хотела лететь самолетом, а не трястись в автобусе. Но в «Эр Канада» слишком кусачие цены. Мне было стыдно просить денег у отца.
– Теперь вам не придется просить у него денег. И трястись в автобусе тоже не придется. Никогда не стыдитесь принимать подарок, когда он вас ни к чему не обязывает.
– Вы повторяете слова Грейс. Она часто мне это говорила.
Габриель снова заерзал на скамейке и поскреб затылок.
– А от кого, по-вашему, я научился щедрости? Не от своей же родной матери.
Теперь Джулия выдержала его взгляд и даже не покраснела. Она убрала письмо с извещением, решив, что обязательно внимательно и всесторонне обдумает вопрос с грантом. Но делать это нужно в спокойной обстановке и в отсутствие профессора, иначе его магнитное поле, аура или что-то там еще мешают ей думать самостоятельно. Все попытки спорить с ним кончались ничем, заводя ее в тупик. В этом отношении (да и не только в этом) он был точной копией Пьера Абеляра: сексапильный, соблазнительный и чертовски сообразительный.
– И все же, несмотря на все мои усилия, вы продолжаете жить впроголодь?
– Габриель, у меня с моим желудком не самые нежные отношения. Если я чем-то занята, что-то меня увлекает, я просто забываю поесть. Когда грущу – тоже. И дело тут не в деньгах. Просто таков мой образ жизни. И пожалуйста, не надо себя корить. Вы тут ни при чем. – Она вновь взялась перекладывать ножи и вилки.
– Значит, вы… грустите? И часто?
Джулия медленно глотала пиво и не отвечала.
– Неужели это Данте делает вас столь несчастной?
– Иногда, – прошептала она.
– А в другое время?
Она вдруг улыбнулась. Тепло, по-домашнему.
– Мне не отойти от Данте. Его поэзия дарит мне минуты просто сумасшедшего счастья. Иногда после чтения «Божественной комедии» я чувствую, что занимаюсь тем, чем и должна. Я чувствую, что нашла свою страсть, свое призвание. Я уже не та робкая девчонка из Селинсгроува, которая впервые взяла в руки том Данте. Я могу не только наслаждаться его стихами. Я могу изучать его творчество и раскрывать красоту его стихов другим. Я знаю: это мне по силам. Тогда я начинаю чувствовать себя… значимой.
Она сказала больше, чем нужно. Джулия приписала это действию пива, выпитого на голодный желудок, и запаху хозяина свитера. Вот кровь и ударила ей в голову. Такое можно было сказать Рейчел. Даже Полу. Но только не ему.
Но Габриель лишь смотрел на нее, и взгляд его снова обрел теплоту.
– Да, вы застенчивы. Но застенчивость никогда не считалась пороком… Знаете, я даже завидую вашему энтузиазму, с каким вы говорили о Данте. Когда-то и я пылал таким же энтузиазмом. Но это было давно. Слишком давно. – Он снова улыбнулся ей и отвернулся.
– А кто такой М. П. Эмерсон? – спросила Джулия, наклоняясь к нему.
Теплый взгляд мгновенно превратился в два острых лазерных луча.
– На эту тему я предпочитаю не говорить.
Его тон не был жестким, но каждое слово дышало льдом. Джулия поняла, что коснулась чего-то запретного, какой-то не до конца зажившей раны. Или только-только покрывшейся коркой. А она своим вопросом содрала эту корку.
Она уже хотела извиниться за бестактный вопрос, как с ее губ сорвался другой, который, наверное, тоже не стоило задавать:
– Вы пытаетесь стать моим другом? Вы это хотели мне показать через грант и все остальное?
– Вам Рейчел подбросила эту мысль? – нахмурился Габриель.
– Нет. При чем тут Рейчел?
– Она считает, что нам с вами нужно подружиться. Но я скажу вам то же, что говорил ей: это невозможно.
Джулия с трудом проглотила комок в горле.
– Почему?
– Над нами висит дамоклов меч всевозможных правил и положений. Университетская бюрократия неистощима на запреты и ограничения. Профессорам запрещено дружить со студентами и аспирантами. И наоборот. Но даже если бы мы были просто Джулианной и Габриелем, сидящими за пиццей, вам и тогда не захотелось бы дружить со мной. Я – магнит, притягивающий грех, а вы – нет. – Он печально улыбнулся. – Как видите, ситуация безнадежная. «Оставь надежду, всяк сюда входящий».
– Я не верю в безнадежные ситуации, – прошептала Джулия, обращаясь к большой серебряной вилке.
– Аристотель говорил, что дружба возможна лишь между двумя добродетельными людьми. Стало быть, дружба между нами невозможна.
– Никто не является добродетельным до конца.
– Почему же? Вы вполне добродетельная девушка. – Габриель выразительно посмотрел на нее. В его взгляде было что-то похожее на искренний восторг. Восхищение. Было и еще что-то… невыразимо грустное.
– Рейчел мне говорила, что в «Лобби» вы числитесь среди VІР-персон, – быстро переменила тему Джулия.
– Что есть, то есть.
– Она преподнесла мне это как тайну. Почему?
– Почему вы так думаете? – спросил Габриель, которому не хотелось перескакивать с одной щекотливой темы на другую.
– Не знаю, иначе бы не спрашивала.
– Я бываю там регулярно, отсюда и VIP-статус. Хотя в последнее время я туда редко забредаю.
– А зачем вы вообще туда ходите? Танцевать вы не любите. Только чтобы выпить? – Джулия обвела глазами простой, но уютный интерьер ресторанчика. – Здесь ведь тоже можно выпить. И обстановка намного приятнее. У немцев есть такое слово – «gemütlich», что значит «уютный».
«И никаких „эмерсоновских шлюх“ поблизости», – мысленно добавила она.
– Нет, мисс Митчелл, обычно я прихожу в «Преддверие» не ради выпивки.
– Тогда зачем?
– Неужели не ясно? – Он поморщился и покачал головой. – Впрочем, для такой, как вы, наверное, нет.
– Что значит «для такой, как вы»?
– Это значит, что вы не представляете, о чем спрашиваете. – Он не произносил слова, а сердито выплевывал их. – Если бы представляли, то не стали бы донимать меня подобными вопросами. Хотите знать, зачем я туда хожу? Извольте. Я туда хожу, чтобы искать женщин, с которыми можно потрахаться. Вот так-то, мисс Митчелл. Что, теперь довольны? – прорычал он.
Джулия втянула в себя воздух и задержала дыхание. Она сидела так, пока не взбунтовались ее легкие. Тогда она выдохнула и покачала головой, словно услышанное было наваждением:
– Почему я должна быть довольна? Мне больно это слышать. Я не только про душевную боль. У меня даже живот схватило. Вам этого не понять.
Габриель заложил руки за голову. Он злился не на Джулию, а на себя. Ему было очень стыдно. Часть его личности сделала это намеренно, чтобы оттолкнуть Джулию. Эта часть хотела предстать перед ней без всяких фиговых листков, показать профессора Эмерсона таким, какой он есть: мрачным, порочным созданием, вытащенным на свет добродетелью Джулии. Услышав это, она должна была бы бежать от него без оглядки.
Эта часть называлась его подсознанием и заставляла Габриеля действовать странно, даже дико и в высшей степени непрофессионально. Его сознание никогда бы не позволило произнести подобные слова вслух, особенно в присутствии аспирантки. Пусть это правда. Не каждую правду нужно предавать гласности. И здесь Джулия провоцировала его. Она словно сдирала с него профессорский глянец. Медленно, кусок за куском. Он не понимал, как это ей удается.
Легко оправдываться, когда тебя обвиняют во всех смертных грехах. Когда кричат, что ты оказался совсем не тем, за кого себя выдавал. Но Джулия просто смотрела на него, и в ее глазах не было ничего, кроме глубокого сожаления.
– Простите меня, – тихо сказал он. – Представляю, как противно вам было это слышать. Но иной реакции я от вас не ожидал. Я должен вызывать у вас отвращение. Вас должно отталкивать от меня. Всякий раз, когда я рядом, я только порчу вас.
– У меня нет такого ощущения.
– Вам просто оно не знакомо. А когда вы поймете, что это такое, будет слишком поздно. Адам с Евой тоже не понимали, чт оони потеряли, пока их не изгнали из рая.
– Кое-что об этом я знаю, – почти шепотом возразила Джулия. – И не из мильтоновского «Потерянного рая».
Неизвестно, куда бы завел их дальнейший разговор, но он был прерван появлением Кристофера, принесшего пиццу и салат. Габриель взял на себя роль хозяина. Он сам наполнил тарелку Джулии, следя за тем, чтобы ей достались самые вкусные кусочки.
Ели молча. Джулия вспоминала их первую совместную трапезу в «Гавани-60». Тогда они тоже молчали. В это время Кристофер включил музыкальный центр. Зал наполнился настолько светлыми и мелодичными звуками песни, что Джулия отложила вилку и превратилась в слух.
Габриель тоже перестал есть. Он слушал, а затем стал тихо подпевать. Песня говорила об аде и рае, о пороках и добродетелях.
Джулию поразило, что сейчас звучит именно эта песня, а не какая-то иная. Ведь Кристофер мог выбрать другую станцию или вообще не включать радио. Если это совпадение, то уж очень странное. Не менее странным было и то, что Габриель, оказывается, умеет петь.
– Какая чудесная песня. Как она называется?
– «You and Me» – «Ты и я». Это песня Мэтью Барбера. Он канадец, пишет песни и сам их исполняет. Кстати, там поется о добродетели и пороке. Добродетель для вас, ну а порок, естественно, для меня.
– Песня красивая, но грустная.
– Я всегда питал слабость ко всему красивому и грустному… Кстати, мисс Митчелл, время идет, а я так и не услышал от вас ни слова о плане вашей диссертации. – При этих словах Габриель надел на лицо маску профессора Эмерсона.
Джулия отодвинула тарелку и стала излагать основную идею диссертации. Она рассказала о противопоставлении двух пар – Паоло с Франческой и Данте с Беатриче. Но сказать о своем желании помочь паре грешников вырваться из Ада она не успела. У профессора Эмерсона зазвонил мобильный телефон.
Ей понравился рингтон – звон лондонского Биг-Бена. Габриель поднял палец, прося Джулию помолчать, пока он смотрит, кто ему звонит в столь поздний час.
– Простите, на этот звонок я должен ответить. – Он встал, быстро отошел на несколько шагов и нажал кнопку ответа. – Да, Полина. – Он перешел в соседнее помещение, но Джулия и там слышала его голос: – Что случилось? Где ты?
Дальнейшего разговора она не слышала. Она продолжила есть, запивая пиццу пивом. Кто же такая эта Полина? И почему он так встревожился, узнав, что она ему звонит? А может, М. П. Эмерсон и есть Полина? Возможно, его бывшая жена. Впрочем, инициалы М. П. могут быть и вымышленными. Могут быть неким кодом, смысл которого известен только Габриелю.
Габриель вернулся минут через пятнадцать. Он был бледен, сильно взволнован и едва не дрожал.
– Простите, я должен вас покинуть. Я за все заплатил и попросил Кристофера вызвать такси, когда вы закончите.
– Я и пешком дойду, – возразила Джулия, нагибаясь за сумкой.
– Ни в коем случае. Янг-стрит не то место, где девушке рекомендуется гулять ночью одной. – Он положил на стол сложенную купюру: – Этого хватит на такси и еще на какое-нибудь лакомство, если вам будет мало. Ужинайте спокойно и обязательно возьмите с собой все, что не сможете съесть.
– Мне стыдно брать эти деньги, – сказала Джулия, косясь на купюру.
– Джулианна, о стыде мы поговорим в другой раз. – (Видя, в каком он состоянии, она решила не спорить.) – Извините, что вынужден так спешно вас покинуть. Я…
«Кто же эта чертова Полина, если от профессорской самоуверенности не осталось и следа? Ведь ему сейчас плохо. Мучительно плохо».
Это был порыв, но совершенно искренний. Джулия протянула ему руку и была удивлена, когда он стиснул ее пальцы. Кажется, он даже был благодарен ей за этот жест поддержки. Габриель забыл, что торопится. Он гладил ей пальцы. Движения были очень знакомыми, словно он делал это в тысячный раз и словно она принадлежала ему.
Потом он поднес ее руку к губам и прошептал:
– «Как стоек запах крови; не хватит благовоний аравийских, чтоб эту ручку надушить», [14]14
Шекспир У.Макбет. Акт V, сц. 1.
[Закрыть]– прошептал он. Габриель трепетно поцеловал Джулии руку, но его взгляд был устремлен на свою ладонь. – Спокойной ночи, Джулианна. Увидимся в среду… если я буду здесь.
Ошеломленная Джулия кивнула. Выскочив из зала, Габриель бросился бежать. Она только сейчас спохватилась, что забыла вернуть ему свитер. Под пятидесятидолларовой бумажкой она обнаружила карту «Старбакса» и записку, торопливо набросанную на обороте конверта:
Дж.!
Неужели вы думаете, что я так легко сдамся?
Никогда не стыдитесь принимать подарок, если он вас ни к чему не обязывает.
Мой вас точно ни к чему не обязывает.
Ваш Габриель.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Наутро Джулия все еще не определилась, как ей быть с грантом. Главное – не торопиться с решением. Габриель был прав: университетская бюрократия отличалась болезненной подозрительностью, и любой намек на истинный источник такой щедрости был бы весьма опасен для профессора Эмерсона.
Ее поспешность могла бы навредить не только профессору, но и ей самой, попортив репутацию. Никакая серьезная и здравомыслящая аспирантка, а именно такой Джулия и стремилась выглядеть в глазах факультетской администрации, не пойдет в деканат и не скажет, что гранты ей не нужны. Поскольку выделенные деньги не имели никакого отношения к университетским фондам, все заявления вроде «Есть более достойные кандидатуры» отпадали сами собой. Но сам факт выделения гранта уже стал вехой в ее биографии. Чертой, которую не переступишь в обратном направлении. Джулия оказалась в ситуации, когда «положение обязывает», и поддерживать имидж серьезной, здравомыслящей аспирантки сейчас было куда важнее, чем тешить личную гордость, маскирующуюся под чувство собственного достоинства.
Говоря языком классических метафор, мисс Митчелл оказалась между Сциллой (стремлением не навлечь подозрений на Габриеля) и Харибдой (сохранением чувства собственного достоинства). К великому неудовольствию для ее личной гордости, отказ от гранта был чреват предсказуемыми и непредсказуемыми бедами, а его принятие не грозило ничем и, наоборот, расширяло круг доступных ей возможностей. И это очень не нравилось мисс Митчелл. Совсем не нравилось. Особенно на фоне щедрости, проявленной Рейчел, и не слишком замаскированной попытки Габриеля убрать из ее жизни «рюкзачное недоразумение».
Джулия не сочла нужным сказать ему, что не выбросила рюкзак в ближайший мусорный контейнер, а отослала в головной офис фирмы и теперь с нетерпением ждала, когда ей пришлют новый. Как только это произойдет, она спрячет сумку в шкаф и опять будет носить книги и тетради в рюкзаке. Возможно, сумка и удобнее, но независимость дороже.
Ближе к вечеру, устав от размышлений, Джулия отправила Рейчел эсэмэску, сообщив ей про грант и спросив, не знает ли она, кто такой (или кто такая) М. П. Эмерсон.
Рейчел ответила через считаные минуты:
Дж.: Что сделал Габриель? О фонде вообще не слышала.
О МПЭ – тоже.
МП – биол. мать Г.? Бабушка?
Целую, Р.
P.S. Спасибо и привет от А.
Поразмыслив над ответом, больше напоминавшим шифрограмму, Джулия зацепилась за предположение, что М. П. – инициалы бабушки Габриеля. Не мог же он назвать фонд именем женщины, которую ненавидит. Джулия не сомневалась, что Габриель до сих пор ненавидит свою биологическую мать. Удобный термин, заменивший с недавних пор прилагательное «родная».
На этом рассуждения Джулии не остановились. Рейчел вполне могла не знать о каких-то сторонах жизни брата. У каждого человека есть что скрывать. Несколько глотков текилы придали ей храбрости, и она отправила Рейчел новую эсэмэску, спросив, нет ли у Габриеля в Торонто любовницы, у которой она могла бы разузнать про фонд.
Рейчел ответила электронным письмом.
Привет еще раз!
Черт бы подрал эти ноутбуки! Я привыкла к стандартной клавиатуре, и пальцы шлепают не по тем клавишам.
Насколько мне известно, у Габриеля НИКОГДА не было любовницы. У него и подружек-то не было. Родители не помнили, чтобы он хоть раз привел домой одноклассницу. Скотт даже подтрунивал над ним, называя геем. Правда, Скотт не силен в распознавании настоящих геев.
Жаль, что Габриель не удостоил тебя показом своей спальни. Снимки на стенах многое бы тебе сказали. Уверена, что там нет ни одного фото его торонтской любовницы. Только «одноразовые девочки» из категории «трахнулись и разбежались». Я пыталась его расспросить, но он резко пресек мои вопросы. А ведь ему уже 33. Оставаться в таком возрасте плейбоем – совсем не круто.
А ты не думаешь, что М. П. Эмерсон – выдуманный персонаж? Я узнаю у Скотта и тебе сообщу. Отца донимать вопросами не хочу… Сама понимаешь, в каком он состоянии.
Мы с Эроном сейчас летим на острова Королевы Шарлотты. Будем целых две недели жить в бревенчатой хижине. Никакого Интернета. Никаких мобильников. Только мы вдвоем – и тишина, покой… и удобства на улице.
Прошу тебя, следи за Габриелем. Не давай ему прыгнуть со скалы… хотя бы до моего возвращения.
Целую. Р.
P.S. Эрон тоже хочет тебе написать. Передаю ноутбук ему.
Привет, Джулия! Это действительно Эрон.
Спасибо за заботу о моей невесте. Она вернулась из Канады совсем другим человеком, и я знаю: причиной тому была вовсе не встреча с Габриелем.
Нам всем очень недоставало тебя на похоронах. Может, выберешься домой на День благодарения? Подумай об этом заранее. Всем нам тяжело без Грейс. Ричарду (и Рейчел) нужно, чтобы рядом были близкие люди, в число которых входишь и ты.
Я часто летаю. У меня накопились бонусы, и я мог бы послать тебе авиабилет.
Подумай.
Целую тебя, девочка.
Эрон
Джулия всхлипнула и вытерла слезы. Какой замечательный парень этот Эрон! Как хорошо, что они с Рейчел снова вместе и по-прежнему очень любят друг друга. За такую любовь Джулия отдала бы все на свете.
Она задумалась над предложением Эрона. Странно, но оно не вызвало у нее всплеска уязвленной гордости. Наоборот, Джулия увидела в нем по-настоящему дружеский жест, ни к чему не обязывающий. А грант… Что бы Габриель ни говорил, ее не оставляло ощущение, что к этому гранту тянутся невидимые нити, за которые можно дернуть… Пожалуй, она согласится принять от Эрона бонусный билет и полетит домой. Это будет их первый День благодарения без Грейс… Ей вдруг снова захотелось пойти и написать официальное заявление об отказе от гранта.
Потом мысли Джулии вернулись к Грейс. Может, помолиться ей за себя и за Габриеля? Грейс была настоящей святой еще при жизни. Теперь она стала небесной матерью, но по-прежнему наблюдает за жизнью всех своих детей и по-прежнему готова им помогать. Но как? До сих пор Джулия не особо задумывалась, каким образом святые с небес помогают оставшимся на земле.
Вечером Джулии стало совсем одиноко. Она зажгла свечу в память о Грейс и поставила на подоконник.
Ей не хотелось работать над планом диссертации, не хотелось читать и слушать музыку. Побродив из угла в угол, Джулия потушила свечу и улеглась в свою узкую, неудобную кровать, пристроив рядом с собой плюшевого кролика. Засыпая, она решила, что примет от Эрона бесплатный авиабилет. Нужно уметь принимать подарки, когда их делают искренне и от чистого сердца. А неоправданная гордость называется совсем по-другому – гордыней. Джулия искренне надеялась, что не подвержена этому греху.
* * *
Одинокая пятница сменилась одинокой субботой. Джулия уже привыкла, что по субботам они с Полом куда-нибудь ходили или просто гуляли по городу. Но Пол по-прежнему был в Принстоне. Лучший способ скоротать этот длинный субботний день – поработать над планом диссертации. Но дома сидеть не хотелось, и Джулия отправилась в профессорский библиотечный отсек. Втайне она надеялась, что Габриель снова заглянет туда. Потом она вспомнила брошенную им фразу: «Увидимся в среду… если я буду здесь».
Что бы там Рейчел ни говорила, действительно, откуда ей знать все стороны жизни брата? Велика вероятность, что у Габриеля все-таки есть любовница по имени Полина. Она вспомнила рингтон, который он установил на номер этой Полины. Биг-Бен. Может, Полина – англичанка и живет в Лондоне? Или причина выбора рингтона была другой? Джулия полезла в Википедию и нашла там кучу сведений о Биг-Бене, ни одно из которых не дало ей подсказки.
Что поделаешь, Википедия – не оракул.
Напрасно Габриель считал Джулию наивной. Да, она была и пока оставалась девственницей. Но в день их первой встречи он был уже далеко не девственником. Тогда что же ее так задело позавчера? Она не знала, как обстоят дела с сексом у Пола. Может, для этого доброго верзилы занятия наукой действительно интереснее занятий сексом. Джулию всегда коробило от выражения «заняться любовью». А вот Габриель явно не отказывал себе в плотских наслаждениях. Но одно дело – предполагать это, и совсем другое, когда человек во всеуслышание заявляет, что ищет в «Лобби» женщин для траханья.
Она попыталась представить Габриеля с Полиной и любой другой женщиной, попыталась представить, как сплетаются их тела, как Габриель исследует тело этой женщины глазами, руками и губами. Вот он в экстазе выкрикивает имя своей «одноразовой подружки», поднимаясь и опускаясь над нею, а потом замирает… Его душа соединялась с другой душой. Но способна ли такая подружка полюбить Габриеля? Быть доброй к нему? Хочет ли она, чтобы он стал лучше? Или ей нужны лишь его тело и животная страсть? Что эта безымянная девушка или женщина видела в его глазах? Огонь желания, огонь страсти и больше ничего? Наверное, она считала Габриеля сильным, здоровым мужчиной. Идеальным самцом. А знала ли она, что душа у него искалечена и нуждается в исцелении? Вряд ли. «Одноразовые подружки» такими вопросами не задаются. Им нужно впиться в мужчину своими длинными острыми ноготками, опутать страстью и высосать все, что возможно.
Картина получилась слишком яркой, и теперь Джулия не знала, как остановить поток мелькавших сцен. Ее больно задевала мысль о незнакомых женщинах и девушках, согревавших постель Габриеля. И все ли они «одноразовые»? А вдруг есть та, что далеко не один раз согревала ему постель? Эта мысль была для Джулии особенно мучительной, потому что она сама хотела стать его девушкой. Его женщиной. Навсегда.
Однако тягостные мысли, порождающие мучительные картины, которые в свою очередь порождали новые тягостные мысли… не помешали Джулии надеть зеленый кашемировый свитер Габриеля. Потом она с удовольствием зарывалась носом в мягкую пушистую шерсть, вдыхая его запах. Она даже обнимала себя за плечи, воображая, что это его руки. Это была единственная доступная ей близость.
Сегодня она слушала не «Кроличьи песни», а альбом Яэль Наим. Джулии очень понравилась ее песня «Far Far». Знала бы мисс Митчелл, какими своевременными оказались слова этой песни! Б ольшую часть из своих двадцати трех лет она терпеливо ждала, когда же судьба ей улыбнется, храня надежды и мечты в глубине души. Но скоро, совсем скоро настанет день, когда она собственной рукой подтолкнет события.
Песни Яэль успокаивали, отвлекали от тягостных мыслей. Джулии хорошо работалось под эти мелодии, и она не заметила, что засиделась почти до закрытия библиотеки.
Выйдя на улицу, Джулия поплотнее засунула в уши наушники и включила iPod. Ей не хотелось слушать звуки вечернего города. Она прошла мимо лотка, торговавшего хот-догами. Наверное, Габриель прав и нельзя мучить свой желудок такой пищей. Она решила совместить еду с питьем, купив большой пластиковый стакан мангового коктейля, куда, помимо мангового сока, было добавлено немало других вкусностей. Стакан имел надежную пластиковую крышку, из которой торчала трубочка. Идеальная конструкция для желающих подкрепляться на ходу.