Текст книги "Волк погибшей империи (СИ)"

Автор книги: Сидоренко Алексей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

   – Подвигайло!

   – Здесь я, товарищ майор.

   – Давай аккуратненько, сползай, посмотри что там и как. Только тихонько и осторожно, на открытое место особо не лезь.

   – Есть, товарищ майор, я мигом. Ни одна сука не заметит в таком дыму.

   Оба командира вновь прильнули к бойнице, пытаясь рассмотреть, что происходит снаружи. Вон тенью, прячась в рассветном сумраке, мелькнула фигура Подвигайло. Молодец боец, сторожится. Вот что значит старослужащий. Тем временем фигура бойца ползком переместилась за горящие танки и скрылась из глаз. Оставалось только слушать. Майор настороженно каждую секунду ждал выстрелов. Но все было тихо. Потом вновь показался боец. Только он уже не ползком, а бегом несся в строну форта и конкретно их бойницы. И вид у него был ошашашенный.

   -Товарищ майор, товарищ комиссар, выходите. Нет там больше немцев. Ну то есть живых нет. И тут подмога подошла. Только товарищи командиры, странный он какой-то, не наш. А техника так вообще наверное самая секретная, я такой представить себе не могу. Вам самим смотреть надо. А опасности нет.

   – Ну ладо, пойдем, комиссар, посмотрим, что там за неожиданные помощники объявились.

   – А не подстава?

   – Ну, глядя на танки, не подстава, – коротко хохотнул Гаврилов. Как-то я сомневаюсь, что мы такой жертвы достойны, чтобы сразу десяток танкеток ради нас самим взрывать. Да и боец этот правильный, из крестьянской бедноты. Сам знаешь, среди них затаившихся вражин мало.

   И тут из-за танков показалась в высшей степени странная фигура. Больше всего это походило на древнего рыцаря, наглухо одетого в броню черного цвета. Даже круглый шлем не просвечивал, полностью скрывая лицо. От всей фигуры веяло опасностью и нездешностью. Теперь стали понятнее слова бойца про "не наш".

   Переглянувшись, командиры все же решились выйти из укрытия. Сделав пару шагов, комиссар на секунду тормознулся и прислушался. Надо же, тишина. Почти как до войны, лишь вдалеке где-то на востоке ухали тяжелые гаубичные оружия, больше похожие на отзвуки грома. Далековато фронт за всего несколько дней. А здесь тишина. После бесконечного грохота пальбы, от которой у многих лопались барабанные перепонки, и шла из ушей кровь, это выглядело почти фантастикой. Как и фантастикой только уже без почти выглядела и стоящая в нескольких шагах перед ними фигура. Вдруг без единого звука темная сфера шлема открылась и за секунду спряталась куда-то в воротник странного отливающего металлом костюма. За ней оказалось обычное лицо обычного человека. В меру молодое и открытое, лишь внимательные глаза смотрели на командиров холодно и строго, отчего тут же напомнили комиссару их собственных особистов. Взгляд странного незнакомца перетек на командирские петлицы и на миг подернулся поволокой, как будто он что-то вспоминал.

   – Так, если не ошибаюсь, майор и полковой комиссар, прошу простить, я не слишком в этом разбираюсь.

   – Не ошибаетесь, Майор Гаврилов и полковой комиссар Фомин. А Вы кто, простите?

   – Ага, Петр Михайлович и Ефим Моисеевич, очень приятно. Меня можно называть Иван Степанович Зорин, хотя ни имя, ни фамилия вам ничего не скажут. Подразделение даже говорить не буду, у вас еще таких допусков не придумали.

   Командиры удивленно переглянулись. Странная информированность незнакомца их смутила. Не того они полета птицы, чтобы их все знали по именам и отчествам.

   – Извините, а мы что раньше встречались, Откуда Вы нас знаете. Вы вообще откуда тут взялись?

   -Я? – Незнакомец усмехнулся, и его рука, затянутая в плотную, но идеально гибкую перчатку, показала куда-то вверх. – А насчет того, откуда мне знакомы ваши имена, хороший вопрос, но непростой и не к месту. У нас не так чтобы очень много времени. Мы здесь немного почистили, но ненадолго, а перелопачивать, сидя на одном месте, весь вермахт бессмысленно, да и глупо. Надо срочно вывозить отсюда бойцов. Много выжило?

   – Сотен пять еще наберется. А как вывозить? – Майор зацепился за слово. У Вас транспорт имеется?

   – Транспорт имеется. Раненых много?

   – Так почитай все.

   – Я имею в первую очередь тяжелых, их надо эвакуировать в первую очередь.

   Тут незнакомец слегка повернулся и комиссару бросился в глаза странный, нет, невозможный, шеврон на рукаве. Каждый элемент рисунка был ему не просто знаком, он был знаком всем. Но собранные вместе они составляли изображение, которого не могло быть в принципе. Фомин даже головой помотал. Нет, не померещилось.

   – Что это, – рука комиссара вытянулась в направлении шеврона. – Это невозможно. Это святотатство. Кто Вы?

   Вторая рука дернулась к кобуре, и спустя мгновение на незнакомца смотрело дуло штатного ТТ. Майор, при первых словах товарища оглянувшийся на него, внимательно посмотрел в направлении его вытянутой руки и тоже разглядел наконец шеврон. Брови удивленно поползли вверх. Потом перевел взгляд на лицо Ивана, с еще большим удивлением отмечая про себя его полное спокойствие и веселые даже насмешливые искорки в глазах.

   – Погоди, Моисеич, не гони. – Майор надавил, заставляя опуститься руку товарища. – Картинка конечно интересная и ответов на вопросы потребует, но что-то мне подсказывает, что это не самое удивительное, что нас ожидает. Да и не испугал ты товарища своим пистолетом. Совсем не испугал. Я ведь прав, – поворачиваясь опять к Ивану.

   – Правы, Петр Михайлович. Сложно меня пистолетом удивить. А уж навредить мне этой пукалкой еще сложнее. И в этом правы, и в остальном тоже. А Вы, Ефим Моисеевич, не возмущайтесь. Феодализм, капитализм, коммунизм и прочие измы, это все идеология. Она конечно нужна, чтобы задавать обществу ориентиры и контуры порядка, но все же вторична. А страна одна, как ее не назови, Россия. И народ один и тот же. Вы же, хоть и комиссар, но судя по тому, что Вы здесь, среди врагов и с пистолетом, явно не пустой горлопан. Те в основном в тылу и с ручкой. Или, не подумав о том, что немцы комиссаров и евреев даже в плен не берут, еще несколько дней назад повели бойцов в плен сдаваться. И не смотрите на меня так, это не пропаганда, а самый что ни на есть факт. Хоть и грустный. Да и лет Вам уже за тридцать. Голова на плечах должна быть. Все эти вопросы мы и потом сможем обсудить, в более спокойной и приятной обстановке. А сейчас задача другая. Спасти тех, кого еще можно спасти. Я, признаться, очень рад, что наткнулся на вас. Не придется самому всех по развалинам разыскивать.

   В этот момент вдали послышался гул надвигающихся самолетов. Глаза обоих командиров предательски метнулись в сторону форта. На войне рефлексы вырабатываются мгновенно.

   – Не волнуйтесь, – незнакомец тоже услышал нарастающий звук. – Мессеры, Фоккеры и прочие Хенкели, это не проблема.

   Стоящий перед ними на секунду ушел в себя, как будто с кем-то общался, а потом над фортом с тихим свистом промелькнули огромные черные силуэты, несущие на плоскостях такие же странные эмблемы.

   – Что это?

   – Это мои птички. Сейчас они фрицев немного пощипают. Но все равно надо поторопиться. Немцы тут недалеко, мы хоть все переправы и обрушили, но артиллерии на том берегу достаточно. Не хотелось бы под обстрелом людей вывозить.

   – На чем вывозить?

   – На чем? Да на этом, – назвавшийся Иваном Степановичем снова показал вверх. Видимо, сегодня у командиров был день шокирующих сюрпризов. Если промелькнувшие силуэты, минимум вдвое превышающие любые известные обоим самолеты, показались им огромными, то для того, что сейчас практически беззвучно опускалось в нескольких метрах от них, адекватных слов не нашлось.

   – Твою мать через кочерыжку!

   Краткость образного возгласа комиссара была понятна. Ну как еще реагировать на то, что прямо из ниоткуда в воздухе возник и медленно опускался на землю огромный черный аппарат формой напоминающий призму. А уж его размеры были ничуть не меньше, чем у любого из корпусов полковой казармы. И на матовой поверхности, которая казалось вообще не отражала света, сияла яркими красками та же эмблема, что и на рукаве Зорина. Только на этот раз на ней было еще больше элементов. Нет, не эмблема, герб. Ничем иным это изображение быть не могло. И при всей несовместимости того, что было на нем изображено, герб выглядел удивительно грозно и гармонично. От него веяло вечностью. И даже комиссар смотрел на рисунок хоть и с непониманием, но какой-то странной затаенной тоской.

   – Так отцы-командиры. Все удивления оставляем на потом. Ваше дело спасти бойцов, каждая минута промедления работает против вас. Да и умрет, не дай бог, кто-то, пока мы тут разговоры разговариваем.

   – Но мы не можем, – воскликнул комиссар. Приказ...

   – В задницу ваш приказ, – первый раз показал откровенные эмоции их странный визави. – Некому вам приказы отдавать. Это вы понимаете? Немцы сегодня уже Минск брать собрались. Да, и это не провокация, нечего меня взглядом жечь. Да и вас с этим фортом уже завтра с землей сравняют. Я ... ЭТО ... ЗНАЮ!

   Не известно, что больше повлияло на решение майора, разгромленные немцы, невиданные летательные аппараты или последние слова, сказанные таким голосом, что тот мгновенно поверил. ЗНАЕТ. Но он, повернувшись к мнущемуся невдалеке Подвигайло, скомандовал.

   – Выводи бойцов.

   Потом развернулся к Ивану.

   – Можем мы рассчитывать на то, что попадем к своим?

   – Даю слово, что все, будут высажены на территории, занятой советскими войсками. Только подлечим вас сначала.

   – Оружие все возьмут с собой.

   – Даже не сомневался, – слегка улыбнулся Иван. И стало понятно, что оружие его совершенно не беспокоит.

   Майор уже собрался задать еще какой-то вопрос, когда слова сами собой застряли в горле. Из опустившегося огромного аппарата откинулась створка, размерами сделавшая бы честь иным воротам, и медленно опустилась на землю, образуя пандус. А из открывшегося проема показалась фантастической красоты девушка, нет, уже молодая женщина. Такое же, как у их собеседника черное одеяние, производившее впечатление надежной брони, тем не менее не скрывало соблазнительных контуров прекрасного тела.

   – Иван, давайте быстрее. Там за речкой немцы артиллерию начали подтягивать и минометы. "Осы" их конечно раскурочат, но вдруг какой-то случайный снаряд прорвется. А весь двор полем не накроешь.

   – Уже начинаем погрузку, Джил, готовь камеры и аптечки, очень много раненых.

   – Джил? – уловил непривычное имя комиссар и снова насторожился. Англичанка, американка?

   – Не то и не другое. Нет такой техники ни у американцев, ни у англичан, уж поверьте. Потом все объясню. Не волнуйтесь, ничего страшного ни с кем не произойдет. Сейчас погрузимся, улетим в спокойное место, где снаряды не летают и будут вам все подробные объяснения. Но постарайтесь оградить от излишних вопросов бойцов. Их потом и так по особистам затаскают.

   На это комиссар согласно кивнул. Техники такой действительно ни у кого быть не могло. Да и с последней репликой был совершенно согласен. Уж он-то прекрасно понимал, что простая и понятная жизнь закончилась. После всего, что здесь произошло, и что они видели, хорошо, если просто на фронт отправят. Могут и значительно дальше. Они столкнулись с чем-то совершенно непредставимым. И если сначала предложение незнакомца вызвало у него резкое отторжение, то когда он увидел столь необычные технические объекты, мнение резко поменялось. Его задача выяснить как можно больше, такую возможность упускать не только нельзя, это будет преступно. А их странные спасители, выступая на стороне Советского Союза, могут оказать огромную помощь. А то, что эта помощь будет не лишней, показали уже первые дни войны. Силен немец, очень силен. И его, Фомина, задача эту помощь обеспечить.

   Тем временем из полуразрушенного форта потянулась цепочка бойцов. Майор вышел из ступора и стал уверенно раздавать команды. На своих ногах передвигалась едва ли половина, да и то многие опирались на плечи идущих рядом более здоровых товарищей. Остальных несли те, кто еще был на это способен.

   – За один рейс всех не возьмем. Придется второй раз лететь, но это не долго. Сначала загружаем самых тяжелых в капсулы, остальные плотнее усаживаются прямо на пол. Комиссар, я Вас попрошу лететь с первой партией, проследите, чтобы никто дурака не валял. Это может быть небезопасно. И не волнуйтесь, Джил знает, что делать. Просто помогите ей.

   – Хорошо, Иван Степанович. – И комиссар медленно направился к боту.

   На сначала медленно и плавно поднявшийся, а затем буквально мгновенно исчезнувший в небесной выси, бот оставшиеся на земле наблюдали с открытыми ртами. То тут, то там слышались удивленно-восхищенные матерки. А уж девушка произвела просто невероятное впечатление. То тут, то там слышались обрывки разговоров. – Нет, ты видел эту кралю? Какая дивчина!

   – Как скоро они за нами вернутся, Иван Степанович? – Гаврилов с трудом оторвал взгляд от уже опустевшего неба.

   – Примерно через час, может немного больше. Я потому и просил вас поторопиться.

   – А где высадят раненых?

   – Пока не скажу, это лучше один раз увидеть?

   – Неужели на Луне, – попытался пошутить майор, но по виду собеседника понял, что очень может быть, это была не шутка, а догадка.

   – Не совсем, – улыбнулся Иван. – Но рядом. Вам, Петр Михайлович, понравится.

   И майору, когда чуть позже он увидел своими глазами висящую в пустоте безбрежного космоса родную планету, действительно понравилось. За один день, день, когда он приготовился умирать, он увидел и узнал столько, что мог бы умереть счастливым. Но почему-то именно теперь очень хотелось жить.

*****

   Иван сидел в рубке и просматривал видеоотчеты, присланные Робом, о других операциях отрядов "Ос". Все спасенные из крепости пока проходили восстановление в медицинских капсулах. Да и пусть пока там находятся. Иван еще не решил, как и о чем говорить с людьми, потому пусть пока поспят. В целом он уже имел информацию о полностью выполненных задачах, но хотел посмотреть на все происходившее своими глазами. И посмотреть было на что. Разгром двух немецких механизированных корпусов, выдвигавшихся к Минску, был похож как под копирку. Проще всего оказалось справиться с задачей в отношении третьей танковой группы под командованием Гудериана. Ночь на 28-е июня основная часть войск и бронетехники 47-го моторизованного корпуса расположилась в только что захваченном городке Столбцы. Выставленное охранение ничего не смогло противопоставить двум десяткам "Ос", бесшумно спланировавшим на спящие немецкие части из ночного неба. Дальнейшее вызывало мистический ужас. Яркие сгустки плазмы с тихим гулом обрушивались огненным дождем на колонны застывших танков и бронетранспортеров и лишь при соприкосновении с целями вспухали громкими взрывами. Рвущийся при большинстве попаданий боезапас и то и дело кувыркающиеся вырванные из корпусов взрывами башни танков лишь усиливали апокалиптичность картины. Толпы мечущихся в панике немцев, не понимающих причин всего происходящего, существенно усиливали потери, поскольку именно по живой силе никто не стрелял. Всего через тридцать минут после начала операции на месте грозного танкового соединения, не знающего преград, осталась полубезумная толпа выживших, бесцельно бродящих среди останков боевой техники. Чуть позже аналогичная судьба постигла и чуть ранее отделившийся от основной массы войск танковый отряд, заночевавший в городке Узда. Второй танковой группы более не существовало. Покончив с наземной техникой оккупантов, "Осы" этого отряда переключились на патрулирование неба к югу от Минска. В воздухе все только начиналось. Немецкий орднунг и здесь сыграл свою роль. Даже в полной неразберихе предутреннего удара штабу Гудериана удалось связаться со штабом группы армий и вызвать воздушную поддержку. На свою и летчиков голову.

   Ориентированные на полыхающие ярким заревом останки моторизованного корпуса несколько девяток "Хенкелей", полная эскадра из более чем шестидесяти грозных машин, несущих в своих отсеках погибель врагам Рейха, идущая как на параде в четком строю и единой плоскости, смотрелись не только грозно, но и торжественно. Сверху и снизу прикрываемые двумя восьмерками "Мессеров", эти асы, накопившие солидный опыт в небе над Европой и особенно при бомбежках Лондона, не боялись никого и ничего. После разгрома, устроенного ими советской авиации в первые же часы войны, асы Люфтваффе ощущали себя королями неба. Никто из них даже подумать не мог о том, что этот полет для них последний.

   Воздушная армада приблизилась к охраняемой зоне, и последнее, что большая часть из пилотов заметила перед гибелью, были несущиеся к ним из пустого неба лучи ярчайшего света. Надо бы попробовать в первую очередь сбить центральные самолеты девяток, пришла мысль Ивану. Интересно, скольких можно зацепить взрывом их собственных бомб? Как выяснилось, искины, управлявшие "Осами", оказались настолько же любопытными. По крайней мере, первыми вспыхнули именно центральные экземпляры. Для систем электронного управления огнем поразить нужную точку вообще не было проблемой. А потому удары перегретой плазмы приходились как раз на бомбовые отсеки, вызывавшие мгновенные взрывы боекомплекта. Эффект оказался даже выше ожидаемого. Из каждой девятки после вздувшегося в центре их строя огненного шара относительно ровно продолжили полет не более трех-четырех машин. Но и для них давно начался финальный отсчет. Бомберы даже не успевали сбрасывать смертоносный груз хоть куда-нибудь. Так вместе с ним и взрывались, не оставляя шансов на спасения своим экипажам. Да, это им не колонны беженцев и не санитарные поезда бомбить. И даже не мирные города. Как говорится, кто к нам с мечом, тому и набитое орало не индульгенция. Истребители оказались чуть более расторопными, некоторым из них даже удалось рассмотреть невиданного прежде врага, мелькнувшего в лучах восходящего солнца. Но и тем, кто решительно бросился в атаку на огромных черных чудовищ, почти неподвижно зависших в утреннем сумеречном небе после разгрома бомбардировочной эскадры, не удалось практически ничего. Трассеры их очередей лишь упирались во вспыхивавшую разноцветьем вокруг удивительных аппаратов пленку защитного поля, не в силах добраться даже до брони. Повторить атаку как правило никому не удавалось. Ответный огонь этих летающих монстров был не только убийственно точным, но и гарантированно смертельным для любого немецкого самолета. И они сыпались и сыпались с неба на белорусскую землю кучей бесформенных обломков.

   Примерно та же картинка была и от другой группы, отправленной на охоту за соединениями 39-го и 57-го моторизованных корпусов 2-й танковой группы под командованием Гота. Более ста танков, почти прорвавшихся к Минску, было уничтожено "Осами" в районе Ракова. Эту группу, фактически действовавшую на оперативном просторе и не имеющую перед собой серьезных заслонов, пришлось уничтожать первой. Далее "Осы" переключились на другие направления. Второй была уничтожена танковая армада, уже готовая к выходу из Радошковичей. В истории Ивана именно танки этой группы первыми ворвались в Минск. И именно 28-го июня. На этот раз их догорающие останки украшали собой дорогу в нескольких десятках километров от столицы Белоруссии. Завершил разгром частей второй танковой группы удар по Смолевичам и Острошицкому городку. Фактически всего за пару часов бронированный кулак группы армий "Центр", на котором и строилась вся стратегия немецкого блицкрига, перестал существовать. Отдельные танки и бронетехника, застрявшая в разъездах или стоявшая сломанной вдоль дорог, принципиальной опасности более не представляли. Единственный вид немецкой техники, не подвергшийся массовому геноциду, стали грузовики различного назначения. В них направленным электромагнитным импульсом лишь выжигалась вся электрика, делавшая транспорт непригодным для использования, но потенциально восстановимым.

   Видеоотчет о действиях отряда, посланного к Волковыску, Иван уже даже смотреть не стал. Присытился, наверняка в нем все то же самое. Итак, ему всего за день фактически удалось остановить немцев на направлениях главного удара. Это еще не все, что он мог сделать и сделает, но в любом случае теперь появляется время и шанс обойтись малой кровью. Надо только чтобы советские войска успели придти в себя, отойти от паники и хаоса первых дней войны и осознать изменение стратегической ситуации. Немцы наверняка тоже резко приостановят активность своих действий, пока не разберутся, что произошло этим утром. Ну а самому Ивану стоит подумать о том, что делать дальше. С дальнейшим патрулированием неба и освобождением его от немецких самолетов, а советской земли от остатков боеспособной техники вполне справится Роб с приданными отрядами "Ос". И Ивану пора выходить на советское руководство. То, что это нужно делать, сомнений не было с самого начала. Был лишь вопрос, как это обставить. В какой-то момент Иван даже думал о менее резком. Но более зрелищном старте своего участия в боевых действиях. Было бы интересно поработать на глазах изумленных бойцов и командиров советских частей, приходя им на помощь в самые нужные моменты. А дальше по линии особистов информация бы точно дошла до Сталина. И не могла не вызвать интереса. А значит и стремления самому выйти на контакт с таинственным и могущественным союзником. При этом плане Иван получал преимущество первого контакта. Но катастрофически терял время и тысячи жизней людей. В том числе и мирных беженцев, то было бы неизбежным. Посему этот вариант Иван рассмотрел и отставил. Действовать решил резче и даже жестче, чтобы сразу многое расставить по своим местам. В юности Ивану попались на глаза мемуары Молотова, в которых он в том числе вспоминал и о некоторых событиях начального периода Великой отечественной войны. И согласно этим мемуарам уже завтра, 29-го июня Сталин должен будет с ближайшими соратниками из Политбюро посетить Наркомат обороны и накрутить хвоста Жукову и Тимошенко за полное отсутствие информации с фронтов и утерю контроля за ситуацией. По воспоминаниям Микояна Жуков, бывший тогда начальником Генштаба, даже разрыдался и бросился вон из кабинета. И тому пришлось идти за ним и успокаивать. То есть главное, что на текущий момент заботит советское руководство, это отсутствие информации. А она у Ивана имеется. Вот и повод для знакомства. Плюс все же незаметное проникновение в Наркомат обороны немногим более слабое прегрешение, чем аналогичное проникновение в кремлевский кабинет Сталина или на его дачу. Значит так и надо сделать.

*****

   Вечером 29-го июня в помещении Ставки Главного командования было жарко. К находившимся там весь день Тимошенко, Жукову и Ватутину присоединились приехавшие из Кремля с заседания Политбюро Сталин, Молотов, Берия, Маленков и Микоян. Всех волновала противоречивая ситуация на Минском направлении. Несмотря на строжайший приказ Тимошенко оборонять город всеми силами, даже в окружении, части 2-го стрелкового корпуса отошли восточнее, заняв оборонительные рубежи вдоль реки Волма. Западнее города оставались лишь позиции двух дивизий 44-го стрелкового корпуса. Два последних дня в Москву с этого направления поступали странные и противоречивые события. Немцы, все дни до этого проявлявшие решительность и быстроту наносимых бронированными кулаками ударов, вдруг резко затормозились, остановившись на достигнутых рубежах. Более того, практически прекратились бомбежки Минска и прилегающих оборонительных рубежей. Ничего конкретного по этому поводу, могущее пролить свет на происходящее, с мест событий пока не поступало. Точнее определенная информация поступала, были даже сообщения, что передовые части немцев по докладам разведки разгромлены, но с учетом того, что победные реляции в Москву стекались с самого первого дня, но каждый раз оборачивались очередным бегством или окружением советских войск доверия этим сообщениям не было ни у кого. Тем более, что по данным Генштаба никаких крупных соединений РККА западнее позиций 44-го корпуса, способных нанести немцам сколько-нибудь заметный урон просто не было. Сталин постепенно раздражался и все больше обращал свой гнев на Жукова, как начальника Генштаба, не способного вовремя обеспечить руководство страны достоверными сведениями. Самолюбивый Жуков уже находился на грани нервного срыва. Но в этой истории Сталину не суждено было произнести известной эмоциональной фразы: "Ленин оставил нам великое наследие, а мы – его наследники – все это просрали". В тот момент, когда разговор опять зашел о том, что невозможно руководству страны принимать ответственные решения, опираясь на слухи, отдающие дешевыми фантазиями, в него неожиданно вклинился новый незнакомый голос.

   – Видимо, я могу помочь вам, товарищи, с информацией.

   Удивленным руководителям государства, распаленным предыдущей дискуссией, предстал совершенно незнакомый моложаво выглядящий человек, совершенно спокойно подпиравший двери кабинета спиной и слегка ироничным взглядом, рассматривающий всех находящихся в кабинете. От всего вида этого странного человека, облаченного в непонятный пятнистый комбинезон, от его вида, позы, от взгляда, каким он откровенно рассматривал самых могущественных людей СССР, веяло чуждостью. А чего стоил его невероятный даже абсурдный шеврон на правой руке. Не могло быть такого человека в этой стране. И уж тем более не могло его быть в этом кабинете. И тем не менее он был. И не просто был, он еще и совершеннейшее наглым образом себя вел.

   – А кто Вы такой, товарищ, и как Вы оказались в этом кабинете, – очень медленно выцеживая слова, каждое из которых казалось акцентированным, проговорил Сталин, пришедший в себя чуть раньше всех остальных. Его знаменитые желтые тигриные глаза буквально буравили взглядом незнакомца.

   – Кто я такой, расскажу чуть позже. И, если позволите, в более тесном кругу. Обращаться ко мне можно по имени Иван Степанович, фамилия Зорин. Попал я сюда очень просто, вошел своими ногами. И не надо обвинять охрану, она меня просто не заметила. Вам, Иосиф Виссарионович, подобная возможность должна быть известна на примере посещавшего Ваш кабинет товарища Вольфа Мессинга. Как и то, как он с Вашей подачи в Сберкассе похулиганил.

   Показавшееся чуть ли не панибратским обращение к главе государства по имени и отчеству шарахнула всех в кабинете по мозгам чуть ли не сильнее всего остального сказанного. Это было невозможным, немыслимым, и все же это все происходило на их собственных глазах. А между тем, странный человек легким движением плеча отодвинувшийся от входа, совершенно обычным голосом продолжил.

   – Не стоит, товарищи, хвататься за пистолеты, не поможет, да и бессмысленно, только помещение еще больше задымите, а вам здесь еще работать. Давайте сначала по информации, думаю, она сейчас наиболее важна, чтобы восстановить управляемость войсками на фронтах. И именно это нужно донести всем присутствующим. Я бы хотел вам кое-что показать, Вы позволите, товарищ Сталин?

   – Ну что же, показывайте свою информацию, товарищ Зорин. – Сталин уже почти полностью пришел в себя и старался восстановить контроль над ситуацией, пусть и казавшейся ему абсурдной.

   Удивительный незнакомец решительным шагом прошел к столу, заставив невольно отшатнуться всех находившихся рядом, и положил на него маленькую черную коробочку. Сделав пару шагов назад, все так же спокойно продолжил.

   – Вы сейчас увидите карды разгрома немецких ударных бронетанковых групп. Я немного подсократил продолжительность съемки, оставив только наиболее существенные моменты, но при необходимости готов предоставить полные материалы.

   Над коробочкой возникла полупрозрачная сфера, позволявшая практически со всех сторон наблюдать удивительно четкое и цветное изображение утренней атаки на спящий немецкий лагерь. Горели и взрывались танки, метались в беспомощной панике немцы. Затем пошли виды воздушных боев и уничтожения немецкой авиации, поспешившей на помощь избиваемым наземным войскам. Десять минут длился показ, наполненный не только удивительной четкостью изображения, но и звуками реальной битвы. Хотя какой битвы, побоища. Пару раз в картинке мелькали силуэты непонятных воздушных аппаратов, активно стрелявших по немцам сгустками яркого пламени. Огромных, черных и фантастически смертоносных. Стоит ли говорить, что все десять минут, пока длилась эта невозможная в своей четкости и детализированности демонстрация в кабинете не прозвучало ни звука, кроме тех, что доносились из сферы. Как только изображение пропало, на его месте появилось некое подобие карты западных регионов страны. Трехмерной карты, что само по себе выглядело нереально. А возмутитель спокойствия ставки Главного командования как ни в чем не бывало возобновил свой рассказ.

   – Сегодня со стопроцентной вероятностью, возможной к подтверждению вашими, товарищи, средствами можно говорить о практически полном уничтожении частей и соединений второй и третьей танковых групп противника, которые и осуществляли прорывы советской обороны в рамках стратегии блитцкрига, а также плана "Барбаросса".

   Говорящий сделал небольшую паузу, а Берия, услышав название немецкого плана, уже не раз попадавшегося в донесениях разведки, бросил на него внимательный пристальный взгляд.

   – В обеих группах осталось не более пяти-семи процентов бронетехники, по разным причинам не состоявшей в основных группах на момент нашей атаки. Большая часть из них повреждена или находится в стадии ремонта. Однако, осталось неповрежденной довольно много автотехники, как транспортной, так и бензовозов. Но и ею противник воспользовться в ближайшее время не сможет. Нам показалось, что такая техника пригодится Советскому Союзу, потому уничтожалась только электрическая система. В полевых условиях не починишь, а на заводах запросто. Ну и как частичная компенсация за вторжение тоже не плохо, немецкие автомобили имеют достойное похвалы качество.

   То, каким спокойным будничным тоном этот странный товарищ Зорин описывал свои достижения и тем более рассуждал о трофеях, заставляло верить его словам чуть ли не больше, чем только что показанные фантастические картинки уничтожения захватчиков.

   – В ближайшее время точно таким же образом будет уничтожена техника немецких групп армий "Юг" и "Север", частично это уже происходит. Одновременно будет поставлен прочный заслон против проникновения на территорию СССР вражеской авиации. Любой самолет, пересекший границу, будет немедленно сбит. А вот выгонять с территории страны живую силу противника вам придется уже самостоятельно. Но уверен, с этим даже растерявшаяся по началу РККА успешно справится, не так ли Георгий Константинович?