Текст книги "Гнев ангелов"

Автор книги: Сидни Шелдон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

8

– Ваше имя?

Абрахам Уилсон.

– Не можете ли вы говорить погромче?

– Абрахам Уилсон!

– Мистер Уилсон, вы убили Раймонда Торпа.

– Да, мисс.

– Не скажете ли суду, почему?

– Он собирался убить меня.

– Раймонд Торп был значительно меньше вас. Вы действительно уверены, что он был способен убить вас?

– Он набросился на меня с ножом, который сделал его значительно сильнее.

Дженифер достала два предмета из «коллекции сокровищ». Первый был умело заточенным ножом, второй – парой больших металлических щипцов. Она подняла нож.

– Раймонд Торп угрожал вам именно этим ножом?

– Возражаю!

– Я сформулирую вопрос по-другому. Похож ли этот нож на тот, с которым Раймонд Торп напал на вас?

– Да, мисс.

– А эти щипцы?

– Да, мисс.

– Вы спорили раньше с Торпом?

– Да, мисс.

– И когда он подошел к вам с эти оружием, вы были вынуждены убить его, чтобы спасти свою жизнь?

– Да, мисс.

Она повернулась к ди Сильва.

– Свидетель ваш.

Роберт ди Сильва поднялся и медленно двинулся к свидетельской скамье.

– Мистер Уилсон, вы уже убивали прежде, не так ли? Я имею в виду, что это не первое ваше убийство?

– Я совершил ошибку, и я плачу за нее… Я…

– Избавьте нас от своей исповеди, только ответьте – да или нет?

– Да.

– Таким образом, человеческая жизнь для вас ничего не стоит?

– Это неправда. Я…

– Вы хотите сказать, что убив двух человек, вы цените человеческую жизнь? Сколько человек вы убили бы, если бы не ценили человеческую жизнь? Пять? Десять? Двадцать?

Он заманивал Уилсона в ловушку, и тот попал в нее. Он сжал зубы и лицо его выражало ярость.

– Я убил только двух человек.

– Только? Вы убили только двоих?

Окружной прокурор покачал головой в притворном ужасе. Он подошел ближе к свидетельской скамье и посмотрел на подсудимого.

– Бьюсь об заклад, что ваш рост дает вам ощущение власти. Вы чувствуете себя в чем-то похожим на бога. Когда вам захочется, вы можете взять жизнь то у одного, то у другого.

Уилсон вскочил на ноги, поднявшись во весь рост.

– Ты – сукин сын!

Нет… молила Дженифер… нет!

– Сядьте! – загремел ди Сильва. – Таким же образом вы вышли из себя, когда убили Торпа?

– Торп пытался убить меня!

– Этим? – ди Сильва взял в руки нож и щипцы. – Я уверен, что вы могли забрать у него нож.

Он помахал щипцами.

– И вы испугались этого?

Он повернулся к присяжным.

– Они не выглядят так уж смертельно! Если бы убитый был способен ударить вас этим по голове, то у вас осталась бы лишь небольшая шишка. Для чего именно эти щипцы, мистер Уилсон?

Абрахам Уилсон ответил просто:

– Для раздавливания яичек…

Присяжные отсутствовали восемь часов. Роберт ди Сильва и его помощники ушли на перерыв, но Дженифер осталась на месте, не смея подняться. Кен Бейли подошел к ней:

– Как насчет чашечки кофе?

– Я не смогу ничего проглотить…

Она сидела в зале, боясь пошевелиться, лишь смутно различая проходящих мимо людей. Все кончилось… Она сделала все, что могла. Закрыв глаза, она попыталась произнести молитву, но страх в ней был слишком велик. Она чувствовала себя так, как будто ее вместе с Уилсоном ожидает смертный приговор…

Присяжные вернулись в зал. Выражение на их лицах не предвещало ничего хорошего, и сердце Дженифер забилось быстрее. Она видела по их лицам, что они готовы вынести приговор, и чувствовала, что сейчас упадет в обморок… По ее вине будет казнен человек! Ей не следовало браться за это дело! Какое она имела право брать в свои руки человеческую жизнь? Это было безумием думать, что она сумеет убедить такого опытного человека, как ди Сильва. Ей хотелось подбежать к присяжным, пока они еще не вынесли свой приговор, и сказать им: «Подождите! Это был несправедливый процесс. Пожалуйста, разрешите другому адвокату защищать Абрахама Уилсона! Кому-нибудь… Он будет лучше, чем я…»

Но было поздно! Она украдкой взглянула на Уилсона. Он сидел неподвижно, как статуя. Сейчас она не чувствовала исходящей от него ненависти, а только глубокое отчаяние… Ей хотелось сказать ему что-то в утешение, но у нее не было сил.

Судья Уолдман спросил:

– Готов ли у присяжных вердикт?

– Да, Ваша честь.

Судья кивнул и клерк подошел к старшине присяжных, взял у него листок бумаги и передал судье.

Дженифер чувствовала, что сердце у нее вот-вот выскочит из груди. Ей хотелось остановить мгновение, заморозить его навсегда, чтобы приговор не был прочитан…

Судья Уолдман изучил листок, потом медленно обвел глазами зал. Его глаза задержались на присяжных, на ди Сильва, на Дженифер и, наконец, на Абрахаме Уилсоне.

– Обвиняемый, пожалуйста, встаньте.

Уилсон поднялся, его движения были замедленными и вялыми, как будто вся энергия из него вышла.

Судья прочел:

– Присяжные нашли подсудимого Абрахама Уилсона невиновным в предъявленном ему обвинении.

Последние слова судьи утонули в шуме, поднятом зрителями. Дженифер стояла, онемев, не веря в то, что услышала. Она не повернулась к Уилсону. Он смотрел на нее некоторое время своими маленькими глазками, затем его лицо искривилось в широчайшей улыбке. Такого она у него не видела. Он нагнулся и схватил ее в охапку. Она изо всех сил старалась сдержать слезы.

Представители прессы окружили ее, засыпая вопросами.

– Каково это: побить окружного прокурора?

– Вы думали, что выиграете дело?

– Что бы делали, если бы они послали Уилсона на электрический стул?

Но Дженифер лишь отрицательно качала головой. Она не могла заставить себя отвечать. Они пришли сюда, чтобы увидеть спектакль, посмотреть, как человека затравят до смерти… Если бы приговор прозвучал по-другому… Но об этом она не могла думать. Она принялась собирать свои бумаги и засовывать их в портфель. К ней подошел бейлиф.

– Судья Уолдман хочет видеть вас в своем кабинете, мисс Паркер.

Она совсем забыла, что ее ожидает обвинение в неуважении к суду… Но теперь это не имело значения. Существенным было лишь то, что она спасла жизнь Абрахаму Уилсону.

Она посмотрела на стол обвинителя. Он яростно совал бумаги в портфель, браня одного из ассистентов. Он поймал взгляд Дженифер. Они смотрели в глаза друг другу, и слова были излишни…

Судья Уолдман сидел за столом, когда Дженифер вошла. Он сказал отрывисто:

– Садитесь, мисс Паркер.

Она села.

– Я не позволю вам или кому-нибудь другому превращать суд в представление!

Дженифер покраснела.

– Я попала в ловушку. У меня не было…

Судья поднял руку.

– Пожалуйста, избавьте…

Дженифер сжала губы.

– И вот еще чего я не выношу во время суда – это нахальства.

Она смотрела на него, не говоря ни слова.

– Сегодня вы перешагнули через все рамки. Я понимаю, что ваше рвение можно объяснить желанием защитить человеческую жизнь. Поэтому я решил не обвинять вас в неуважении к суду…

– Благодарю, Ваша честь, – заставила она себя произнести.

Лицо судьи было непроницаемым, когда он продолжал:

– Почти всегда, когда дело закончено, я пытаюсь понять свое ощущение: восторжествовало правосудие или нет? Но в данном случае, скажу вам откровенно, я в этом не уверен.

Дженифер молчала, ожидая продолжения.

– Это все, мисс Паркер.

В вечерних выпусках газет и в теленовостях Дженифер опять была новостью номер один. Но на этот раз она была героиней! Она оказалась юридическим Давидом, сразившим Голиафа. Фотографии ее, Абрахама и окружного прокурора ди Сильва пестрели на страницах газет. Она жадно глотала каждое написанное о ней слово, смакуя его. Победа была тем более сладка после того позора, который ей пришлось пережить.

Кен Бейли пригласил ее на ужин к «Духову», чтобы отпраздновать успех.

Метрдотель и некоторые из посетителей узнавали Дженифер. Незнакомые люди называли ее по имени и поздравляли. Она буквально пьянела от этого.

– Ну, каково быть знаменитостью? – улыбался Кен.

– У меня нет слов…

Кто-то послал к ним на стол бутылку вина.

– Мне не надо пить, я и так пьяная, – сказала она.

Но ее мучила жажда, и она выпила три бокала белого вина, пока они обсуждали с Кеном все перипетии закончившегося процесса.

– Я боялась… Ты знаешь, что значит – держать чью-то жизнь в своих руках? Это все равно, что играть роль бога! Что может быть страшнее этого? Я приехала из Келсо… Не заказать ли нам еще бутылку вина, Кен?

– Все, что пожелаешь…

Кен заказал пиршество для них двоих, но Дженифер была слишком взволнована, чтобы есть.

– Ты знаешь, что Уилсон сказал мне при нашей первой встрече? Он сказал: «Заберитесь в мою шкуру, а я – в вашу, и тогда мы поговорим о ненависти». Кен, я была в его шкуре сегодня! И знаешь, что… Я думала, что присяжные собираются вынести мне обвинительный приговор… Я чувствовала, что меня казнят… Я любила Уилсона… Может быть, еще немного вина?

– Ты ничего не ешь…

– Я хочу пить!

Он озабоченно следил, как Дженифер наполнила свой бокал и осушила его.

– Полегче, пожалуйста…

Она помахала рукой.

– Это калифорнийское вино, оно как вода… – она сделала еще глоток. – Ты – мой лучший друг. А хочешь знать, кто мой не лучший друг? Великий Роберт ди Слива. Ди Сивла.

– Ди Сильва.

– И он тоже… Он ненавидит меня. Ты видел его лицо сегодня? О-о! Он был похож на сумасшедшего. Он говорил, что собирается выбросить меня из суда… Но он не сделал этого, да?

– Нет, он…

– Ты знаешь, о чем я думаю?

– Я…

– Ди Сильва думает, что он Ахав, а я – белый кит…

– Я думаю, что у тебя это уже позади.

– Спасибо, Кен! Я всегда рассчитывала на тебя. Давай возьмем еще бутылочку?

– Вы не думаете, что вам уже достаточно?

– Кита мучит жажда, – хихикнула она. – Это я. Большой, старый белый кит… Я говорила тебе, что люблю Абрахама? Он наиболее красивый мужчина, которого я когда-либо встречала… Я смотрела в его глаза, Кен. Они прекрасны! А ты смотрел в глаза ди Сильва? О-о-о! Они холодны… Он как айсберг. Но он неплохой человек… Я уже говорила тебе об Ахаве и белом ките?

– Да.

– Я люблю старого Ахава. Я люблю всех. Ты знаешь почему? Потому что Абрахам Уилсон жив сегодня. Он жив… Давай возьмем еще вина, чтобы отпраздновать это…

Было два часа ночи, когда Кен доставил Дженифер домой. Он помог ей взобраться на четвертый этаж и зайти в квартиру. После такого подвига он тяжело дышал.

– Знаешь, – сказал он, – я чувствую, что выпил.

Дженифер посмотрела на него с жалостью.

– Не надо пить, если не умеешь, – сказала она и свалилась на пол.

Она проснулась от пронзительного телефонного звонка и потянулась за трубкой. Это движение вызвало у нее поток боли, охватившей каждый ее нерв.

– Алло?

– Дженифер, это Кен.

– Хелло, Кен…

– Мне не нравится твой голос. Ты в порядке?

Она подумала.

– Не очень… Который час?

– Почти полдень. Тебе лучше приехать сюда. Здесь сущий ад.

– Кен, мне кажется, что я умираю…

– Слушай меня! Вставай. Только делай это медленно. Прими две таблетки аспирина. Потом – холодный душ, чашку горячего черного кофе. И, возможно, ты выживешь…

Когда она через час добралась до конторы, она уже чувствовала себя лучше. Не хорошо, думала она, но лучше.

Оба телефона звонили, когда она вошла.

– Это вас, – усмехнулся Кен. – Они звонят, не переставая.

Звонили из газет и журналов, радио и телевидения, желая узнать подробности ее жизни. За один день она стала знаменитостью… Были звонки и другого рода, о которых она раньше только мечтала. Крупные фирмы, пренебрегавшие ею раньше, звонили, чтобы узнать, когда ей удобно с ними встретиться.

В своем кабинете Роберт ди Сильва орал на своего старшего помощника:

– Сейчас же заведите дело на Дженифер Паркер. Я хочу знать о каждом ее клиенте. Дошло?

– Да, сэр.

– Шевелитесь!

9

– Он не больше похож на «курка», чем я на девственницу. Он всю жизнь работал руками.

– Этот тип просил, чтобы я замолвил за него словечко Майклу. Я сказал ему: «Послушай, парень, если Майклу понадобится стрелок, он не будет искать его в помойной яме».

– Он пытался играть с тобой, Сол?

– Ну, я хорошенько отшил его. Он не имеет отношения к нашему делу, а если ты не связан с ним, ты – ничто.

Эта беседа проходила в кухне старинного дома в сельской части штата Нью-Джерси. В комнате находились трое: Ник Вито, Джозеф Коллела и Сальваторе Фифе – Маленький цветок.

Ник Вито был похож на труп с его тонкими, почти невидимыми губами и глубоко посаженными глазами. На ногах у него были стодолларовые туфли с белыми носками. Джозеф Коллела – Большой Джо – представлял собой громадную человеческую глыбу, гранитный монолит, и когда он шел, то был похож на движущееся здание. Кто-то однажды назвал его «огородом», потому что у него был нос картошкой, капустные уши и гороховые мозги.

У него был высокий голос и обманчиво мягкие манеры. Он владел скаковой лошадью и хотел всегда получать главный первый приз. Был женат и имел шестерых детей. Специализировался на пистолетах, кислоте и цепях. Его жена, Кармелина, была ревностной католичкой, и по воскресеньям, если Каллела не работал, он обязательно посещал с семьей церковь.

Третий человек – Сальваторе Фифе – был сущим крохой. Его рост равнялся пяти футам трем дюймам, а вес – 150 фунтам. У него было лицо невинного мальчика из церковного хора, и он одинаково хорошо владел пистолетом и ножом. Женщины буквально липли к этому малышу, и он мог похвастаться женой, красавицей-любовницей и полудюжиной подружек. Фифе в свое время был жокеем, участвуя в скачках от Пимлико до Тихуаме. Когда однажды комиссар скачек в Голливуд-парке уличил его в даче наркотиков лошади, тело комиссара нашли неделю спустя плавающим в озере Тахо.

Все эти трое мужчин были членами семьи Антонила Гранелли, но именно Майкл Моретти ввел их в семью, и они были преданы ему душой и телом.

В столовой происходила семейная встреча. Во главе стола был Антонил Гранелли, глава наиболее могущественной на восточном побережье семьи мафии. Это был могучий семидесятидвухлетний старик с плечами и грудью грузчика и копной седых волос на голове. Родился он на Сицилии, в Америку приехал, когда ему было только пятнадцать лет, и стал работать в порту на западной стороне Манхэттена. К тому времени, когда ему исполнилось двадцать, он был уже помощником босса в доках. У них возник спор, и когда босс таинственно исчез, Антонил Гранелли занял его место.

Каждый, кто хотел работать в доках, должен был платить ему. Воспользовавшись этими деньгами, он начал свое восхождение к власти, быстро расширяя сферы своей деятельности, проникая в ростовщичество и проституцию, азартные игры и наркотики, занимаясь ограблениями и убийствами. За эти годы ему тридцать пять раз предъявлялись обвинения, но осужден он был только однажды по незначительному делу. Этот человек обладал врожденной крестьянской хитростью и был полностью аморальным и безжалостным типом.

Слева от Гранелли сидел Томас Колфакс, занимавший в семье пост адвоката.

Двадцать пять лет назад ему пророчили будущее в качестве адвоката в промышленной корпорации, но однажды ему случилось защищать небольшую компанию по производству оливкового масла, которая, как оказалось, находилась под контролем мафии. Постепенно, шаг за шагом, его сманили к ведению других дел в интересах мафии. В конце концов, через несколько лет семья Гранелли стала его единственным клиентом. Томас Колфакс стал богатым человеком, владеющим значительной недвижимостью и имеющим счета во всех банках мира.

Справа от Гранелли сидел Майкл Моретти, его зять. Майкл был честолюбив, и эта черта его характера не давала Гранелли покоя. Майкл не соответствовал классическим образцам семьи. Его отец, Джованни, родился не на Сицилии, а во Флоренции. Этого одного было достаточно, чтобы семья Моретти попала под подозрение. Все знают, что флорентийцам доверять нельзя. Джованни Моретти приехал в Америку и открыл небольшую сапожную мастерскую. Он вел свое дело честно, не имея ни одной задней мысли, не посещал комнаты для игры и не имел девочек. Поэтому его считали тупым.

Сын Джованни, Майкл, ни в чем на отца не походил. Он окончил Йельский университет и Школу Бизнеса в Уортене. Закончив образование, Моретти обратился к отцу с единственной просьбой – устроить ему встречу с его дальним родственником, Антонилом Гранелли.

Старый сапожник вспомнил, что давно не видел своего троюродного брата и, собравшись к нему в гости, взял с собой сына. Гранелли был уверен, что Майкл пришел к нему просить денег, чтобы открыть небольшое дело, возможно, сапожную мастерскую, как и его недалекий папаша. Но этот парень его удивил…

– Я знаю, как сделать вас богатым, – начал он.

Гранелли взглянул на дерзкого молодого человека и терпеливо улыбнулся.

– Я богат.

– Нет, вы только думаете, что богаты.

Улыбка исчезла с лица Гранелли.

– О чем это ты толкуешь, парень?

И Майкл объяснил ему.

Поначалу Гранелли осторожничал, тщательно проверяя каждый совет Майкла. Но все шло блестяще. Если раньше семья Гранелли занималась лишь выгодными, но незаконными делами, то под руководством Майкла Моретти их область деятельности значительно расширилась. В течение пяти лет под контролем семьи оказались десятки предприятий, включая упаковку мяса, стирку белья, рестораны, транспортные компании и фармацевтику. Причем все было в рамках закона. Майкл находил компании, испытывающие финансовые затруднения, и семья вступала с ними в сотрудничество в качестве младшего партнера, постепенно прибирая к рукам всю фирму. Доходы компании стали стремительно расти. Поскольку сотрудники фирмы состояли в профсоюзе, находящемся под контролем Майкла, их страховка осуществлялась через одну из принадлежащих семье страховых компаний. Автомобили они покупали у торговцев, связанных с семьей.

Майкл создал гигантскую сеть, с помощью которой опутывали потребителя и постепенно доили его, а молоко текло в семью.

Майкл не мог быть спокоен. После того, как он показал Гранелли обширные и богатые перспективы законной деловой деятельности, тот в нем больше не нуждался. Он обходился семье недешево, потому что вначале убедил семью выделить ему определенный процент из того, что в первое время казалось незначительным. Но по мере того, как идеи Майкла начали приносить плоды, и прибыли потекли рекой, Гранелли пришлось задуматься. Случайно Майклу стало известно, что Гранелли собрал семью, чтобы решить, что делать с Майклом дальше.

– Я не могу видеть, как все эти деньги текут в карман этого мальчугана, – сказал Гранелли. – Мы должны избавиться от него…

Но Майкл спутал ему все карты своей женитьбой… Розе, единственной дочери Антонила, исполнилось девятнадцать лет. Ее мать умерла при родах, и она воспитывалась в монастыре, приезжая домой лишь на каникулы. Отец обожал свою дочь и следил за тем, чтобы она находилась под постоянной опекой. Приехав домой на Пасху, она встретилась с Майклом. Ко времени возвращения в монастырь она уже была безумно влюблена в него. Когда она оставалась одна, воспоминания о его привлекательности заставляли ее заниматься вещами, о которых монахини говорили, как о страшном грехе.

Антонил Гранелли думал, что дочь считает его преуспевающим бизнесменом, но за годы учебы ее соученицы не раз показывали ей статьи в газетах и журналах об отце и о его подлинных занятиях. И когда правительство делало попытку посадить за решетку кого-либо из семьи Гранелли, она знала об этом. Роза никогда не обсуждала этот вопрос с отцом, и тот находился в счастливом заблуждении, что его дочь все еще невинный ребенок, который не знает суровой правды. Но знай Гранелли правду, он был бы удивлен, поскольку Роза находила занятие отца ужасно волнующим. Она ненавидела монастырскую дисциплину и, в конце концов, невзлюбила всяческие авторитеты. Она воображала своего отца похожим на Робин Гуда, бросающим вызов властям. Тот факт, что Майкл Моретти был высокой фигурой в организации ее отца, делал его еще более привлекательным в ее глазах.

С самого начала Майкл был очень осторожен в обращении с Розой. Оставшись наедине, они обменивались горячими объятиями и поцелуями, но он никогда не шел дальше. Роза была девственницей и страстно хотела отдаться любимому мужчине. И Майклу приходилось сдерживаться.

– Я слишком уважаю тебя, Роза, чтобы лечь с тобой в постель до свадьбы.

Но на самом деле он слишком уважал и боялся Антонила Гранелли. Он сделает яичницу из моих яиц, думал он.

Вот так и случилось, что в то время, когда Гранелли прикидывал, как ему лучше избавиться от Майкла, тот пришел к нему вместе с Розой и объявил об их любви и желании вступить в брак. Старик долго бушевал, выдвигая сотни причин, по которым это может случиться только после его смерти, но, в конце концов, истинная любовь победила, и молодые стали супругами после пышной брачной церемонии.

После свадьбы Гранелли побеседовал с Майклом.

– Роза – это все что у меня есть, Майкл. Ты будешь заботиться о ней, не так ли?

– Конечно, Тони.

– Я прослежу за этим… Ты должен сделать ее счастливой. Понимаешь, о чем я говорю?

– Я знаю, что вы имеете в виду.

– Никаких проституток и потаскух! Понял? Роза любит готовить. Ты должен ужинать дома каждый день. Ты должен стать таким зятем, которым можно было бы гордиться.

– Я буду стараться, Тони.

– Да, между прочим, Майкл… Сейчас ты стал членом нашей семьи, и, наверное, можно пересмотреть условия той королевской сделки, которую мы с тобой когда-то заключили.

Майкл взял его под руку.

– Спасибо, папа, но нам хватит… Я смогу купить ей все, что она захочет.

Он ушел, оставив старика изумленно смотреть ему в след.

Следующие семь лет были счастливыми для Майкла. Роза была восхитительна, с ней было легко, она обожала его, но он знал, что стоит ей умереть или исчезнуть, и он прекрасно обойдется без нее. Просто найдет кого-либо другого для выполнения ее обязанностей… Он не любил ее. Он считал себя не способным любить другое человеческое существо, такая способность в нем просто отсутствовала. Теплые чувства он мог испытывать только к животным. Ему подарили щенка-колли ко дню рождения, и они стали неразлучны. Через шесть недель собака попала под машину, и когда отец предложил ему купить другую собачку, он отказался. И больше у него никогда не было собаки.

Майкл рос, видя, как его отец гробит себя за гроши. И решил, что с ним такого не случится. Он знал, чего хочет, с того момента, когда впервые услышал разговор о своем дальнем родственнике Антониле Гранелли. В Штатах было двадцать шесть семей мафии, пять из них в Нью-Йорке, и из этих пяти семья Антонила Гранелли была сильнейшей. С раннего детства Майкл дрожал от волнения, когда слушал рассказы о мафии.

Майкл олицетворял собой новое поколение, он был лишен старых предрассудков, полон свежих идей. В настоящее время комитет из девяти человек контролировал семьи мафии по всей стране. И Майкл знал, что когда-нибудь он возглавит этот комитет.

Майкл размышлял о людях, сидящих с ним за столом фермерского дома в Нью-Джерси.

Антонил Гранелли еще поживет, но, к счастью, не так уж долго. А Томас Колфакс был его врагом с самого начала… По мере того, как росло влияние Майкла, уменьшалось влияние адвоката.

Майкл вводил все больше и больше своих людей в организацию, людей, подобных Нику Вито, Сальваторе Фифе и Джозефу Коллела, которые были ему безгранично преданы, а адвокату это не нравилось.

Когда Майкла арестовали за убийство братьев Ромас и Камилло, Стела согласился свидетельствовать против него в суде, старый адвокат думал, что наконец-то избавится от Майкла, потому что считал, что в данном случае у окружного прокурора беспроигрышное дело.

Майкл нашел выход глубокой ночью. В четыре часа он вышел из дома и из автомата позвонил Джозефу Коллела.

– На следующей неделе несколько молодых адвокатов примут присягу в штате окружного прокурора. Ты можешь узнать их имена?

– Что за вопрос, Майкл?

– И еще… Позвони в Детройт, пусть они пришлют сюда человека, неизвестного полиции.

Он повесил трубку.

Неделю спустя, сидя в зале суда, Майкл Моретти изучал новых ассистентов окружного прокурора. Он внимательно вглядывался то в одно лицо, то в другое, анализируя и делая выводы. То, что он собирался сделать, было вызывающе опасным делом, но именно поэтому оно могло иметь успех. Он имел дело с новичками, которые слишком волновались, чтобы задавать вопросы, и которые горели желанием быть полезными и попасть на заметку. Ладно, кто-нибудь определенно будет на виду…

В конце концов, он выбрал Дженифер Паркер. Ему понравилась ее неопытность и напряженность, которую она безуспешно пыталась скрыть. Она была женщиной и должна была испытывать большее волнение, чем окружающие ее мужчины. Приняв решение, он повернулся к человеку в сером костюме, сидящему среди зрителей, и кивнул в сторону Дженифер. Этого было достаточно.

Майкл следил за тем, как окружной прокурор закончил опрос сукиного сына Камилло Стела, после чего он обратился к Томасу Колфаксу:

– Свидетель ваш для перекрестного допроса.

Колфакс встал.

– Ваша честь, сейчас почти полдень, и я не хотел бы, чтобы мой допрос прерывался. Могу я попросить суд сделать перерыв на ленч?

Перерыв был объявлен. Сейчас был самый подходящий момент…

Майкл видел, как его человек незаметно присоединился к группе людей, окружающей прокурора. Спустя некоторое время он направился к Дженифер, держа в руках большой конверт. Майкл сидел, затаив дыхание. Он мысленно приказывал ей взять конверт и направиться в комнату свидетелей. И она сделала это… Майкл Моретти смог расслабиться только тогда, когда увидел, что она возвращается без конверта.

С тех пор прошел год. Газеты тогда распяли девушку, но это уже было ее дело. Он не вспоминал о ней до тех пор, пока газеты не начали писать о процессе над Абрахамом Уилсоном. Они вытащили на свет старое дело Майкла Моретти и роль Дженифер в нем. Они снова печатали ее фотографии. Да, она была весьма привлекательной девушкой, но в ней чувствовалось нечто большее – независимость, и это заставило его долго рассматривать ее фотографии. Он стал следить за процессом со все возрастающим интересом.

Год назад, когда ребята праздновали победу после прекращения процесса над Майклом, Сальваторе Фифе предложил свой тост:

– Мир избавился еще от одного адвокатишки…

Нет, мир не избавился от нее, подумал Майкл, она выпрямилась и борется снова…

И ему это нравилось.

Ее показывали по телевизору накануне вечером, и, следя за тем, как она описывает свою победу над Робертом ди Сильва, он испытывал странное удовлетворение.

Гранелли спросил:

– Что ты в ней увидел, Майкл?

– У нее есть голова, Тони. И, возможно, она понадобится.