Текст книги "Разбитые небеса (СИ)"

Автор книги: Шитик Андрей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

– Тащ лейтенант, разрешите обратиться, – вмешался я в разговор офицеров. – Скоро будет выброс. Мощный выброс – гораздо мощнее предыдущего!

– Это что еще за чучело здесь панику наводит? – раздраженно повысил голос капитан. – Боец, ты чего, грибов зараженных наелся? Какой к бесу выброс?!

– Не пыли, Пашка, этот хлопец дело говорит, – мгновенно собрался Лютый. – Он здесь с первого дня и на эти дела у него чуйка просто феноменальная, проверено неоднократно.

– Глеб, сколько у нас времени? – обратился он ко мне.

– Минут тридцать-сорок, вряд ли больше. – я нервно пожал плечами.

Столпившиеся вокруг нас солдаты разом возбужденно загалдели.

– А ну тишину поймали! – прикрикнул на них лейтенант. – Слушай мою команду: командиры отделений собрали личный состав, оружие, все что есть, собрали, и по моей команде готовимся передислоцироваться на мебельную фабрику! Леший ты пулей дуй к комроты и предупреди его, если он еще соображать способен… хотя это вряд ли, так что беги-ка ты сразу к командирам взводов непосредственно и предупреди парней, они знают, что делать, с ними план уже обсуждали…

– Да что за ерунда, – раздраженно вклинился в разговор раненый капитан. – Вы в ста двадцати километрах от корабля чужих, здесь выбросов никогда не было, я карты покрытия видел!

– Раньше не было, а сейчас вы осиное гнездо расшевелили, – скривился в ответ Лютый. – Вот что, Пашка, поздно разговоры разговаривать, в темпе вальса чини свою шушлайку и вали отсюда, пока выброс не накрыл!

– Не успею я починить за это время. – белугой взвыл водитель. – Тут работы часа на два – минимум!

Капитан отвел душу длинной матерной тирадой и обратился к комвзвода:

– Игорь, выручай! У меня шестеро лежачих и трое ходячих – есть место, где их укрыть можно?

– Есть такое место, братишка – бывшая мебельная фабрика, там подвалы как бункер, мы их дополнительно укрепили! Сейчас людей дам, они помогут добраться!

В следующие пять минут расположение роты превратилось в разворошенный муравейник. Пока парни тащили из блок-поста оружие, воду и продукты в укрытие, мы, бойцы отделения Дэна, за две ходки перетащили раненых спецназовцев в просторные подвалы бывшей мебельной фабрики. Неожиданный бонус за это задание – в кузове автомобиля мы разжились еще двумя автоматами и гранатометом.

– Бесполезные трещотки. – скривил лицо капитан, когда их увидел. – Легкая стрелковка чужих не берет – только тяжелые пулеметы и то не сразу. Пришлось в рукопашную идти и саперными лопатками гадов крошить!

– Знаем, наслышаны – у нас один хлопец химеру мачете завалил. – хвастаясь хлопнул меня по плечу Дэн. – Один на один вышел.

– Баки мне тут не заливай, сержант. – посуровел лицом спецназовец. – Мои бойцы целым отделением одну тварь рубали, и половина из них там, на месте осталась, а тут какой-то мутант якобы один тварь ножом завалил?! Дай ему в торец, сержант – он просто наглый балабол!

Явно задетый за живое его словами Дэн открыл, было, рот, но я подергал его за рукав и когда тот повернулся, лицом показал ему, что не хочу излишнего внимания к своей персоне. Дэн раздраженно махнул рукой и вернулся к носилкам с ранеными, которыми сейчас занимался наш фельдшер – его, как бывшего МЧС-овца прикомандировали к медицине. Я же поправил лямки огнемета и двинулся на выход с подвала.

– Вот и правильно, боец, чем байки травить, двигай-ка лучше наверх в дозор, – насмешливо хмыкнул мне в спину капитан. – Там есть шанс, что ты увидишь настоящую, а не придуманную химеру. Смотри только в штаны не навали, убивец, ха-ха.

Дернув плечом, я поднялся по разваливающейся лестнице на первый этаж здания. Второй этаж фабрики был развален и растащен давным-давно, от фабрики остался только первый этаж, который сейчас спешно укрепляли и герметизировали подручными средствами: дощатыми щитами, кирпичами, щели заделывали тряпками, одеялами и строительной пеной.

Потом я поднялся еще выше, на руины второго этажа фабрики и огляделся. Полуразрушенный цех стоял на восточной окраине села и пустые дома смотрели на меня слепыми темными провалами выбитых окон. Восточнее вздымались древние, низкие седые горы Алтая, густо поросшие кустарником и деревьями. На юге небо продолжало отсвечивать вспышки работающей артиллерии, и временами докатывался глухой гул – наступление продолжалось. Но мне показалось, что сверкать стало чаще и как-то нервнее что ли, как будто нарушился ровный размеренный ритм залпов, и на смену пришла беспорядочная стрельба. Горизонт окончательно затянуло облаками так, что солнце закрыло совсем, и установился непривычный для полудня сумрак.

Ощущение приближающейся беды заполнило каждую клеточку моего тела. Теперь я с уверенностью мог сказать, что выброс придет минут через пятнадцать, и будет такой силы, какой я не видел никогда. Я зябко поежился, поправил свалившуюся в очередной раз лямку огнемета, и собирался было спуститься обратно, когда все вокруг залило неестественно белым светом, источник которого был на юге. Я не успел еще ничего сообразить, но тело отреагировало само – упало на грязный пол, и перекатилось под защиту остатков стены. Через несколько секунд докатился и звук – грохнуло так, что я с полминуты не слышал ничего, кроме звона в ушах.

Когда через минуту я поднялся на ноги, отряхивая с формы пыль, мусор и мелкие камни, увидел на юге огромную, белую с багровыми прожилками сферу раскаленной плазмы, встающую над горизонтом. Как раз в том месте, где минуту назад были видны отсветы нашей артиллерии.

Когда я, дробно топоча сапогами, сбежал по разбитым бетонным пролетам лестницы на первый этаж, то застал всех своих сослуживцев столпившимися возле выбитых взрывной волной южных окон.

– Писец котенку, кончилось наступление. – глухо сказал кто-то из бойцов.

Остальные уныло смотрели на встающее над горизонтом зарево, даже не пытаясь восстанавливать выбитые взрывом баррикады и заслоны в окнах.

– Мужики, поторопитесь, выброс будет с минуты на минуту! – крикнул я. – Надо окна срочно заделывать!

– Ну и че встали, я не понял? – рявкнул Лютый. – Вы что, решили одеялами прикрыться?

Парни как будто нехотя зашевелились, взялись восстанавливать заслоны. Видно было, что бесславный конец наших лучших армейских частей произвел на всех крайне удручающее впечатление. Я присоединился к ним, и мы за десять минут кое-как восстановили заграждения. И почти сразу на улице потемнело еще больше и за окнами послышалось знакомое шуршание – чужие пустили в ход свой проверенный козырь.

– Недоделали, недоделали же, дыры кругом! – простонал Лунтик, глядя на то, как из кое-как заделанных окон в помещение просачиваются как будто живые щупальца проклятого желтого тумана.

Народ заволновался, шарахнулся подальше от окон.

– Отставить панику! – уверенно скомандовал Лютый. – Оставляем здесь заслон, все остальные спускаемся в подвал, тот гораздо лучше герметизирован.

Дюжина бойцов из тех, кто был более-менее обстрелян, осталась на первом этаже, остальные спустились в подвал, захлопнув за собой железные двери. Оставшихся Лютый разбил на пары, наметил каждой паре сектор обстрела. Меня оставил при себе:

– Ты со своим огнеметом у нас основная ударная сила. – сухо сказал командир. – Проблема в том, что в закрытом помещении есть большой риск поджариться самим, так что будь возле меня и огонь открывай только по моей команде и в том направлении, куда я покажу, понял?!

Я кивнул, и пристроился рядом с командиром. Потянулись долгие минуты. Щупальца желтого тумана просачивались сквозь щели и дыры одно за другим, и принимались разгуливать по помещению. Пока что их было немного, мы ухитрялись их избегать, но долго ли это продлится?

Примерно через сорок минут мое шестое чувство подсказало мне, что на улице появилось что-то еще. Нечто, приближалось к нам с юга, и я готов был поклясться, что это «нечто» было не одно.

– У нас гости, – сообщил я командиру, – Минимум две твари. Идут с юго-востока.

– Ты уверен?! – напряженно переспросил Лютый. – Как ты можешь это знать?!

– Просто чувствую и все. – пожал плечами я. – Это как с выбросом, то же ощущение, только более локальное и концентрированное что-ли.

– Хорошо, я тебе верю, – хмыкнул командир, – Внимание всем: возможен контакт с противником! Множественные цели с юго-востока! Все следят за своими секторами, если полезут – огонь открывать без команды!

– В этих гадов хоть до посинения стреляй – что о стенку горох. – зло сказал один из бойцов по прозвищу Лось. – Если полезут, их только врукопашную…

– Если ты без команды полезешь в рукопашную, то не удивляйся, если тебя слегка поджарят из огнемета. – глумливо ответил ему Дэн. – Мы с тобой тут просто подтанцовка, зажигать будет Глеб.

– А ну тишину поймали! – резко скомандовал Лютый.

Парни замолчали, напряженно прислушиваясь к происходящему снаружи. Ничего кроме зловещего шуршания снаружи до нас не доносилось, но я точно знал, что там кто-то есть. И этот кто-то был уже совсем рядом с нашим укрытием.

В следующий миг мое тело снова опередило разум – руки наставили огнемет на одно из заколоченных окон, большой палец со звонким щелчком опустил предохранитель, активируя пиропатрон в первом баллоне.

– Боец, я тебе что сказал… – возмутился повернувшийся ко мне лейтенант.

Оборвав его на полуслове деревянный щит, закрывающий окно с грохотом влетел внутрь здания. Следом за ним в проем проникла тварь, которую я еще не видел: небольшая, не больше среднего человека, с шестью лапами, покрытая темными пластинами брони и в шлеме. За спиной закреплен небольшой ранец с короткими крыльями. Тварь не просто забралась внутрь, она влетела! Впрочем, летала она недолго – огнемет в моих руках зашипел рассерженной коброй, и выплюнул в грудь летающей твари поток жидкого огня, сбивая ее с курса и швыряя на пол. Пылающий монстр покатился по полу, вереща так, что у меня заложило уши. С запозданием загрохотали автоматы, парни самозабвенно палили в тварь из всех стволов, забыв про свои секторы и все команды лейтенанта. Воздух наполнился гарью, запахом пороха и отчетливым запахом жареного мяса. Ранцевый двигатель включался, и выключался бессистемно, отчего пылающий монстр метался по помещению, колотясь о стены как шарик от пинг-понга, не обращая никакого внимания на обстрел, который не причинял ему ни малейшего беспокойства, и сбивая с ног бойцов, оказавшихся у него на пути.

– Отставить стрельбу, не стрелять, идиоты, своих постреляете! – надрывался лейтенант рядом со мной, но его никто не слушал, животный страх и ярость боя заставил неопытных бойцов забыть про приказы и палить на расплав ствола.

«А где вторая тварь? Их ведь было не меньше двух!» пронзила меня тревожная мысль. Я развернулся в сторону выбитого окна, и сразу же увидел искомое: точно такая же тварь, тихонько влетевшая в выбитое окно вслед за первой, мимоходом смахнула длинными когтями голову незнакомого мне бойца, и устремилась прямо ко мне. Мое тело в очередной раз за сегодня спасло дурную голову, уйдя в затяжной перекат, и тварь маленьким метеором пронеслась мимо, сбив с ног и одним ударом вскрыв грудь Лося, из которого ударил фонтан крови. Не заметить этот эффектный выход было невозможно, и парни перенесли огонь на новую угрозу. Впрочем, суматошная стрельба не доставляла твари ни малейшего беспокойства, она правила кровавый бал, убивая людей одного за другим длинными металлическими когтями-клинками, торчащими из всех шести лап.

Где-то неподалеку Лютый матерясь как сапожник, выкрикивал приказы, которые никто не слушал, а я, стоя на колене, пытался поймать тварь в прицел, но всякий раз ее закрывал кто-то из наших, когда случилось-таки то, что неизбежно должно было случится в бетонной коробке, в которой десяток обезумевших от страха людей стреляют во все стороны из автоматического оружия. Один из рикошетов пробил мне правую руку, и угодил прямо в баллон огнемета, полный огнесмеси, которая немедленно воспламенилась, и потекла по моей одежде. Я мгновенно скинул пылающий ранец, но огонь уже охватил куртку. «Господи, как больно! Как жарко!» задыхаясь от жара, думал я, катаясь по полу в тщетной попытке сбить пламя и слушая как, треща, горят мои волосы. Ирония судьбы – поджаривая чужих, я сам оказался в той же роли. Неимоверным усилием воли я разорвал пылающую куртку по швам, и откинул от себя, после чего упал на пол, и потерял сознание.

.

Глава 4 Институт

Пробуждение было неприятным: все тело зудело и чесалось, ощущалось очень непривычно, так, как будто я пролежал на правом боку часов двенадцать без движения и так сильно отлежал, что почти ничего не чувствовал. И потолок был совсем не знаком: изрядно облупившаяся побелка со следами желтых подтеков просто умоляла о внимании к себе штукатуров, да и запах был подстать: неприятная смесь запахов гноя, крови и аммиака. Запахи эти будили какие-то ассоциации в моей полной тяжелых будто камни мыслей голове. Так пахло… в больнице! Я в госпитале?! И в этот момент на меня обрушились воспоминания о бое на мебельной фабрике. Я был ранен… и я горел! Я жив, это хорошо, но почему я не чувствую половину тела?! Застонав пересохшим ртом, я попытался привстать, но сил на это простое движение у меня не оказалось, и я рухнул обратно на койку.

«Здесь есть кто-нибудь?! Врачи?» – слабо прохрипел я, – «Доктора мне!»

– Больной лежите, вам нельзя вставать! – строго приказала вынырнувшая откуда-то медсестра, легким движением руки отправляя меня обратной на койку.

– Сестра, что со мной? Почему я руку и ногу не чувствую?!

– Спите больной, вам надо спать! – строго ответила совсем молоденькая девушка в белом халате, ловким движением руки втыкая мне в вену шприц.

– Я не хочу спать, я хочу знать… – потребовал было я, но милосердная тьма уже опустилась на меня, отсекая сознание.

Когда я пришел в себя в следующий раз, то не стал никого звать, а решил проверить свое состояние сам. Правая сторона тела по-прежнему ничего не чувствовала, горло пересохло как колодец в Сахаре, жжение и зуд под кожей ощущался слабее. Я с большим трудом поднял левую руку и ощупал себя. Слава богу! Правая рука точно была там, где мне ее приделали мама с папой. Почему я ее не ощущаю? Я попробовал ее поднять – получилось. Но когда я поднес конечность к глазам, меня ожидал неприятный сюрприз: всю руку покрывала матовая пленка неестественного цвета. Сил удивляться у меня не было, я уронил руку обратно и смежил уставшие глаза.

В следующее мое пробуждение я обнаружил рядом с койкой доброго доктора Денисова, который что-то делал с моим телом, недовольно бормоча под нос что-то нечленораздельная.

– Доктор, что со мной произошло? Что за пленка на мне – искусственная кожа? – спросил я его.

Доктор вздрогнул, глянул на меня и недовольно спросил у стоящей рядом медсестры:

– Александра, почему пациент находится в сознании? Ты капельницу ему ставила?

– Я ставила, Сергей Иванович! – обиженно поджала губы уже знакомая мне молодая симпатичная медсестричка. – Но у пациента необычно высокая устойчивость к седитативным и обезболивающим препаратам, он их, можно сказать, игнорирует и регулярно приходит в себя!

– Еще одна странность в копилочку. – озадаченно почесал плешивую макушку доктор.

– Почему вы делаете вид что меня здесь нет? – разозлился я. – Я пить хочу! И я вопрос задал!

– А вот это ты мне скажи, Глеб, что это за пленка покрывает большую часть твоего тела. – иронично подняв бровь ответил мне Денисов. – Заодно поведай мне, почему я не могу взять соскоб – эту самую пленку даже скальпель не берт!

– Я ничего не знаю! Последнее что я помню – был бой на фабрике. Потом меня ранило, и я обжегся сильно вроде... Очнулся уже здесь, половину тела не чувствую, еще пленка эта...

– Насчет «обжегся» это слабо сказано, – хмыкнул доктор, – Тебя доставили с ожогами третьей-четвертой степени шестидесяти процентов кожи. Я уж было решил, что ты не жилец: с такими ожогами и в нормальной больнице трудно пациента удержать, а уж в нашем эрзац-госпитале и подавно. Но ты и тут всех удивил: через день все пораженные участки покрыла эта самая «пленка» и ты резко пошел на поправку. Похоже, что это что-то вроде искусственной кожи, кислород и влагу она пропускает, а вот иглой шприца или скальпелем ее проколоть не получается. Приходится колоть в левую руку. Значит, ты ничего не можешь сказать, что это такое и откуда взялось? Очень интересно…

– Доктор, что с моими товарищами? – прервал я его бормотание.

– Понятия не имею, – отмахнулся от меня Денисов, – Мне сказали, что тебя привезли на транспорте двадцать четвертой бригады, так что кто-то должен был остаться в живых.

– Саша, раз такое дело, седитативные я ему отменяю – все равно не действует, – обращаясь к медсестре распорядился Денисов, – Все остальное ставь по-прежнему, увеличь антибиотики и добавь глюкозу. И, раз пациент у нас такой живчик, пора его переводить из реанимации в общую терапию – нечего здесь мне койку занимать!

С этими словами добрый доктор стремительно покинул палату.

Тем же вечером меня переместили в палату общей терапии, где уже были пятнадцать раненых. В том числе и тот самый капитан из санитарного КАМАЗа.

– Ты, чьих будешь, братишка? – это был первый вопрос, который мне задал белобрысый здоровяк в тельняшке с перемотанной культяпкой вместо ступни.

Когда я ответил что из санбатовских, то заметил легкое недоумение и как будто даже отчуждение во взглядах – санбатовцев эти ребята «своими» явно не считали.

–Этот боец вместе со своими сослуживцами мне и еще шестерым раненым из двадцать четвертой бригады жизнь спасли. И, между прочим, при этом двоих хищников завалили, точно так же в рукопашную, лопатами и ножами на куски порубили. А вот этот боец химеру мачете разделал, и хищника из огнемета поджарил. – подал голос со своей койки капитан.

Народ даже если и проникся, то внешне это никак не отразилось.

– Товарищ капитан, расскажите, чем дело кончилось? – спросил я спецназовца, – Я во время боя вырубился и не знаю даже, кто выжил!

Капитан вздохнул и присел на койку рядом с моей:

– Да мало кто из заслона выжил, парень. Командир твой точно живой остался, ну это понятно – Игорек один из лучших бойцов нашего курса был. Сержант один вроде бы тоже живой. Всех остальных хищник порвал, почти всех сразу насмерть. Когда мы в подвале поняли, что дело худо, вооружились, кто чем и навалились на тварь. Она многих порезала, но один из ваших – парнишка совсем юный с ушами такими оттопыренными, уж не знаю, как звали, на нее прыгнул сзади и лом в ранец всадил. Она его кончила сразу, но летать уже не смогла, и мы ее на гуляш порубили.

Капитан откашлялся, потом отхлебнул воды из эмалированной кружки и продолжил рассказ:

– Когда тебя подобрали ты уже и не дышал почти, да и обгорел так, что живого места не было. Я, честно говоря, думал ты уже не жилец, но когда КАМАЗ починили приказал тебя и других раненых из санбата в кузов загрузить и вместе с моими бойцами в госпиталь привез, а ты живучий как я незнаю кто…

– А что за зарево было на горизонте? Чем кончилась атака – удалось чужих разбить? – жадно спросил я.

Капитан устало махнул рукой:

– Да какой там. Как только наши начали обстрел корабля чужих, те в ответ шарахнули чем-то вроде атомной бомбы, правда без радиации – всех наших, кто пробился, как корова языком слизала… Нет больше моей бригады… даже похоронить нечего…

Капитан поник плечами и молча ушел в свой угол, где лег, отвернувшись к стене.

Никто из соседей со мной общаться не захотел, барьер между бойцами элитной бригады и «мутантом из санбата» был невидимым, но очень хорошо ощутимым. Первые дни я не понимал, почему меня однозначно записали в мутанты, но на второй день я мужественно оказался от утки и при помощи костыля доковылял до туалета сам, где при свете тусклой лампочки увидел свое отражение в треснувшем зеркале и сразу понял. Большую часть лица покрывала та самая матовая пленка, придающая лицу неживой, кукольный вид. Волосы сгорели полностью и больше не росли, губы кривились в вечной ухмылке, которая была следствием травмы лицевого нерва, как объяснил мне доктор Денисов. Мутант и мутант – страшный как зомби в презервативе. Я механически растянул губы в неживой улыбке и чуть от зеркала не отшатнулся – улыбающийся зомби оказался еще страшнее.

– Ну что, мразь, жизнь таки привела внешний вид в соответствие с внутренним миром? – саркастично спросил я у своего отражения. Потом молча сделал все дела, вернулся в палату, лег на койку лицом к стене и как будто погрузился в забытье, не желая ни с кем общаться. Чувства отключились, желаний не было, было только болото апатии, затягивающее все глубже и глубже.

Вечером я отказался от ужина – есть не хотелось совершенно, за что был строго отчитан медсестрой Валечкой, полной противоположностью строгой Александры – пухлощекая, светленькая хохотушка.

– Ишь чего удумал – из-за морды ошпаренной голодом себя морить! – уперев руки в бока отчитывала меня она. – Сходи в соседнюю палату, полюбуйся на парней без рук и ног оставшихся – они с радостью бы с тобой местами поменялись! А ну ешь!

Спорить не хотелось, и я заставил себя проглотить невкусную, госпитальную кашу, сваренную на воде, после чего опять лег лицом к стене. Вечером Валечка поставила мне ежедневную капельницу и заставила съесть пригоршню таблеток, после чего оставила в покое. Потянулись серые, тусклые дни, наполненные апатией и безнадегой. Остальные пациенты палаты номер три со мной общаться тоже не стремились, капитан Воронцов, который вывез меня из зоны заражения, выписался на следующий же день, не дожидаясь полного выздоровления.Ожоговые рубцы рассасывались стремительно – Денисов только головой качал, огнестрельная рана заживала еще быстрее – пуля прошла через мякоть, не задев кость. Через неделю раны зажили полностью, но выписывать меня отчего-то не спешили. Мне было все равно – я валялся в постели, тупо разглядывая потолок.

– Все лежишь, хандришь? – весело спросил незаметно подкравшийся доктор Денисов. – Не надоело еще?

– А что еще делать? – я нехотя повернулся к нему, сел на кровати. – Вроде уже выздоровел, но вы меня выписывать не спешите почему-то.

– Ой, да прекращай параноить, – отмахнулся добрый доктор, – Никто никогда не собирался сажать тебя в клетку для опытов. Чтоб тебя успокоить, скажу, что ты не такой уж и уникальный, феномен полного иммунитета к воздействию метавируса параллельно открыт в большинстве ведущих стран мира, уже разработаны методики выявления и выявлены сотни подобных тебе людей. Так что не льсти себе – не такой уж ты и уникальный!

Я сидел и обтекал: с одной стороны, я был рад, что меня не будут разбирать на запчасти, а с другой… Ну да, была затаенная гордость, мол, я не такой как все, я избранный. А что осталось в итоге?

– С другой стороны, ты все-таки уникален – ты единственный из иммунных, кто подвергся такой мощному и продолжительному воздействию метавируса, так что как объект как наблюдения ты очень интересен науке!

– Значит все-таки объект… – скривился я.

– Ой какие мы чувствительные! – саркастично всплеснул пухлыми ручками Денисов, – Вы, современная молодежь, ну прямо пэрсики: такие все нежные, ранимые, чуйствительные… к собственным эгоистичным нуждам и переживаниям! То, что идет война, в которой уже погибли миллиарды, и в которой на кон поставлено само существование человечества вас не заботит! Вам лишь бы пальчик не прищемили!

Доктор разошелся не на шутку, соскочил со стула и принялся бегать кругами:

– Да если бы я мог, хоть на миллиметр приблизить нашу победу, я бы сам лег на операционный стол и пусть меня, хоть на опыты, хоть на органы!

Меня как будто ведром воды окатили: стало стыдно до глубины души, сознание вынырнуло из бездны апатии и жалости к самому себе. Вспомнились родители, оставшиеся в Тюмени – как там они, живы ли еще? Может быть, нуждаются в моей помощи? Даже с такой обгоревшей рожей – руки и ноги ведь на месте, что-то делать ими я могу…

– Извините, Сергей Иванович, что-то я и вправду сопли распустил, – покаянно опустил голову я, – Вы всегда меня поддерживали, лекарствами и прочим, вылечили, спасибо вам. Но на операционный стол ложиться я не согласен, извините – у меня родители старенькие, им помощь нужна. Раз уж я не такой уникальный, комиссуйте меня, пожалуйста, я домой, к папе и маме поеду.

– А вот этого я сделать не смогу при всем желании, – вздохнул доктор, – Понимаешь, Глеб, ты серьезно заражен метавирусом, его концентрация во много раз превышает смертельную концентрацию по шкале Зеленского…

– Ну и что? – тупо спросил я.

– А то, что сейчас ты ходячая бактериологическая бомба. – хладнокровно ответил мне Денисов.

– Но я же не заразен! – отчаянно возразил я, – Метавирус сидит во мне и наружу не высовывается!

– Образцы твоих тканей я храню в отдельном герметичном шкафу. – спокойно сказал доктор, – Знаешь почему? Потому что примерно через восемь-десять часов, из них начинает выходить метавирус. Уж не знаю, почему он тебя так полюбил, что даже спас тебе жизнь, но как только ткани начинают отмирать, он сразу же покидает твое тело…

– Метавирус спас мне жизнь?!

– А ты думал – что за пленка покрывает обожженные участки тела? Да-да, это тот самый метавирус, который образовал сложные связи, чтобы защитить лишившиеся кожи органы! Причем он явно знал, что делать – воду и воздух через себя пропускает свободно, а вот все остальное – нет. Я минуту хлопал глазами, переваривая услышанное. Денисов разглядывал меня в упор.

– Кто ты, Глеб? – спросил вон вдруг.

– Я человек! – резко ответил я ему, – Мне скрывать нечего – я всю свою жизнь вам уже не по разу пересказал. И я понятия не имею, почему этот чертов нано-метавирус меня спас!

Денисов некоторое время разглядывал меня в упор, потом отвел глаза и нервно сказал:

– Короче, молодой человек, в свете того что я тебе рассказал, ты понимаешь почему я не могу тебя просто взять и отпустить?

– И куда мне теперь – обратно в санбат? – глухо спросил я.

– Да нет, я думаю, не стоит – там тебе делать нечего, – хмыкнул добрый доктор, – У меня есть к тебе предложение, которое, думаю, устроит и тебя и меня.

Я молча глядя на него ждал продолжения.

– У меня есть коллега, который работает в команде Александра Метельского, – деловито сказал Денисов, – Они сейчас набирают команду испытателей среди лиц с измененным генотипом. Я смогу пристроить тебя в команду – там ты и пользу сможешь принести и будешь находиться под постоянным присмотром…

Под Екатеринбург, который после разрушения Москвы стал столицей остатков Российской Федерации, меня перебросили попутным бортом армейской авиации под бдительным оком пары дюжих и неразговорчивых сержантов внутренних войск. Так что даже если бы и возникла у меня идея отказаться от договора с добрым доктором, осуществить ее у меня бы не вышло никоим образом.

Аэропорт Кольцово разительно изменился с того момента когда я в нем был. Гражданских бортов на взлетно-посадочной полосе почти не было, основной трафик составляли военные – от камуфляжа различной расцветки рябило в глазах, вместо мягко-сексуального женского голоса рейсы объявлял хриплый и грубый мужской. Здесь даже были женщины! Парочка как раз обсуждали что-то неподалеку от неработающего терминала где раньше показывали расписание вылетов, я тихонько подошел поближе и навострил уши:

– У Даши вчера в автобусе вытащили из сумочки продуктовые талоны! Представляешь – за весь месяц, только-только получила! – с негодованием высказалась невысокая, полненькая брюнетка со стрижкой под «каре»

– Да ты что?! У нее же мама больная! И что теперь делать? – прижала ладошки к щекам ее собеседница – маленькая симпатичная рыженькая в веснушках девушка, ну чисто лисичка.

– Известно чего – на рынке закупаться, не голодом же им сидеть, – вздохнула брюнеточка.

– Да ты что! Там же все продукты зараженные! Там только мутанты и закупаются, им вроде бы талоны не дают… – воскликнула лисичка.

– Ну еще бы, кто будет чистые продукты на этих… переводить! – с непонятным ожесточением в голосе сказала брюнетка, – Говорят, скоро закон выйдет – их всех кастрируют поголовно!

– Кастрируют?! – воскликнула рыжик и густо покраснела, – Нельзя же так… Они же люди… Ну почти…

– Пока люди, а потом неизвестно что... – зло выплюнула слова брюнетка, – Танюшка говорит, что ее двоюродный брат служит медбратом в одном из санитарных батальонов, ну, знаешь, туда всех явных мутантов запихивают. Она говорит, что эти уроды в Зонах отчуждения совсем человеческий облик теряют, их тела чужие захватывают и те начинают на нормальных людей нападать!

Я, увлекшись подслушиванием, не удержался и скептически хмыкнул. Увлекшиеся девушки подскочили и обернулись. Рыженькая залилась краской, а брюнетка бросила на меня испуганный взгляд, как будто чужого увидела, схватила подругу за руку и потащила куда-то прочь.

Я только ухмыльнулся своей новой жуткой улыбкой им вслед, с трудом подавляя желание зарычать или завыть в голос для пущего веселья. Зато, когда я вернулся к своему сопровождающему, тот неожиданно решил меня утешить:

– Не журись, парень, чтоб эти клуши понимали в мужиках? Подумаешь физиономия горелая, главное, что руки-ноги на месте. Скоро и таких не будет, с этой проклятой войной…

Я только плечами пожал – меня женский вопрос вообще не волновал.

– Все, иди, за тобой приехали. – толкнул меня рукой сострадательный цербер.

– Немышев Глеб Андреевич? – требовательно спросил меня высокий мужчина в черном цивильном костюме, – Что-то вы на свою фотокарточку не похожи!

– Я просто побрился, – осклабился я в ответ так, что встречающий вздрогнул и даже отступил на шаг назад. Я со злым весельем подумал, что, оказывается, моя новая внешность тоже может быть к месту – например, когда надо кого-нибудь напугать до икоты.

– Пройдемте, вас ожидает машина, – сухо сказал мужик.

Я ехал на заднем сидение УАЗ-а и приоткрыв окно наслаждался теплым весенним ветерком. Меня везли по окраине Екатеринбурга, и я жадно глазел на родной город. Приметы военного времени были налицо – на улицах стало гораздо меньше личного транспорта, больше половины мужчин щеголяли в камуфляже и хаки, многие были вооружены. На одном перекрестке я увидел самый настоящий блок-пост, с бетонными укреплениями и танком в капонире.

Но при этом по улицам бегала и играла детвора, ходили девушки в коротких юбках, тротуары мели привычно-темные дворники с южным разрезом глаз. Жизнь пробивалась несмотря ни на что, она кипела вокруг. Жизнь, на которую я больше не имел права, потому что внутри меня сидит достаточно живого яда, чтобы отравить всю эту улицу.

Я скрипнул зубами, откинулся на сидение и незаметно задремал.