Текст книги "Наваждение"

Автор книги: Ширли Джексон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Шерли Джексон
Наваждение

Спалось плохо: Джейми ушел в половине второго, и она нехотя легла; спала урывками, то и дело просыпалась, вглядываясь в полумрак, снова и снова вспоминала и – опять проваливалась в зыбкую дрему. Так промучилась до семи и в конце концов встала. Поставила кофейник и чуть ли не час просидела с чашкой кофе – позавтракать по-настоящему они собирались по дороге. Одеваться пока рано, а больше делать нечего. Ополоснула чашку, застелила постель, тщательно перебрала все, что хотела сегодня надеть, задержалась у окна: как бы погода не подкачала. Присела было с книжкой, но передумала, взялась за письмо к сестре. Старательно вывела: «Милая Энн! Когда получишь письмо, я уже буду замужем. Удивлена? Мне и самой не верится. Вот узнаешь, как все получилось, еще больше удивишься…»

Задумалась над следующей фразой, прочитала написанное и порвала. Снова к окну: напрасно волновалась, погода определенно налаживается. Нет, пожалуй, синее шелковое платье она не наденет. Чересчур оно простое, даже строгое, а так хочется быть нарядной, женственной… В смятении начала рыться в шкафу, задержалась на ситцевом платье, которое носила прошлым летом; наряд явно для молоденьких, с оборкой у ворота, да и прохладно еще в ситце, а все же…

Она повесила оба платья на дверцу шкафа и вошла в закуток, где стояла плита. Зажгла конфорку под кофейником и посмотрела в окно: солнечно. Забулькал кофейник, и она налила себе в чистую чашку. Съесть бы чего – нибудь, а то кофе да сигареты, чего доброго голова разболится. Хорошенькое дело – в день свадьбы. Пошла в ванную, взяла с полки жестянку с таблетками и сунула в синюю сумочку. Кстати, к ситцевому платью и сумочку бы другую – коричневую, но коричневая вся истрепалась. Она растерянно глядела то на ситцевое платье, то на синюю сумочку, затем отложила сумочку, принесла чашку, уселась у окна и, прихлебывая кофе, обвела взглядом единственную свою комнату. Вечером они вернутся сюда, все должно быть в порядке. «Ой, – вдруг похолодела она. – Да ведь я забыла сменить постельное белье!» Из шкафа, с верхней полки, достала простыни и наволочки и торопливо стянула белье с постели; не хотелось думать, зачем его сейчас менять. Узенькую свою кушетку она застилала на день покрывалом, никто и не догадается, какие под ним простыни – свежие, нет ли. Грязное белье отнесла в ванную, пихнула в корзину вместе с полотенцами и повесила чистые полотенца. Когда наконец вернулась в комнату, кофе уже остыл, но все же она его выпила.

Посмотрела на часы: уже десятый; вот теперь надо спешить! Приняла душ, вытерлась чистым полотенцем, сунула его в корзину и заменила свежим. Одевалась тщательно, белье почти все новое, а то, что носила накануне, даже ночную рубашку, тоже отнесла в корзину. Когда дошла очередь до платья, она замешкалась у шкафа. К синему, конечно, не придерешься – и в порядке, и к лицу, но Джейми уже видел его, да и хочется в такой день чего-то особенного. А вот ситцевое как раз нарядное, и Джейми в новинку, да только рано еще его надевать – не сезон! «В конце концов, сегодня моя свадьба! Что хочу, то и надеваю», – решила она и сняла ситцевое платье с вешалки. Оно скользнуло ей на плечи, душистое, невесомое. Взглянула на себя в зеркало: из-за оборок почти не видно шеи, юбка широкая, свободная, в такой бы кому-нибудь помоложе бегать, танцевать, ходить, покачивая бедрами. Разглядывая себя в зеркало, она с отвращением думала: «Что вырядилась? Будто специально для него хочешь моложе казаться, специально для свадьбы». И сорвала с себя платье так резко, что шов под мышкой лопнул. В старом, синем, привычно, однако совсем не празднично. «Не в одежде дело», – твердо сказала она себе и потерянно заглянула в шкаф: не найдется ли еще чего-нибудь? Ничего, совсем ничего, что подошло бы для их с Джейми свадьбы. Может, сбегать в ближайший магазин, купить новое? Нет, не успеет, уже почти десять, а надо и причесаться, и подкраситься. С прической-то просто – заколола пучок, и все. С лицом сложнее: хочется и выглядеть как можно лучше, и самой собой остаться. Не скрыть – и не стоит пытаться – увядающей кожи, морщинок у глаз. Ведь получится, что она нарочно молодится, ради свадьбы. И все-таки нельзя, нельзя допустить, чтобы у Джейми была усталая, поблекшая невеста! «Как-никак, уже тридцать четыре, никуда не денешься», – безжалостно сказала она своему отражению в зеркале ванной. По документам, правда, тридцать.

Две минуты одиннадцатого. Все плохо, все не то – и платье, и лицо, и квартира. Снова подогрела кофе и присела у окна. А что еще делать? В последнюю минуту все равно ничего не поправишь.

Смирившись, успокоившись, она попыталась представить себе Джейми, его лицо, голос и… не смогла. «Так всегда бывает, когда любишь», – решила она и предалась мыслям о том, что ждет их не сегодня, не завтра, а позже; как славно заживут они в домике за городом, она бросит работу, он будет писать; всю неделю они мечтали об этом. «Я когда-то отлично готовила, – говорила она Джейми. – Вот погоди, такими цыплятами тебя угощу, пальчики оближешь. А еще безе и голландским соусом», – добавила она тогда с нежностью в голосе: пусть ему запомнятся эти слова.

Половина одиннадцатого. Она встала и подошла к телефону. Набрала номер и услышала металлический женский голос: «Десять часов двадцать девять минут». Машинально перевела стрелку на минуту назад, а в памяти всплыл собственный голос – провожая Джейми ночью, она говорила: «Так, значит, в десять. Буду ждать. Неужели это все наяву?» А он шел по коридору и смеялся.

К одиннадцати она зашила лопнувший шов и убрала шкатулку с нитками на место, в шкаф. Переоделась в ситцевое платье и опять села у окна с очередной чашкой кофе. Напрасно так спешила, собралась кое-как, впрочем, теперь уже ничего не поправишь, разве что приняться за все сначала, а ведь он вот-вот придет. Еды в доме нет, если не считать ветчины, десятка яиц, хлеба и масла, упакованных и нетронутых; она припасла их на завтрашнее утро, первое утро супружеской жизни, Не сбегать ли вниз, в закусочную? А на двери оставить записку. Нет, лучше еще немного подождать.

В половине двенадцатого она все-таки спустилась вниз – кружилась голова, мутило от слабости. Будь у Джейми телефон, она бы позвонила, а теперь достала бумагу, ручку, написала: «Джейми, я в закусочной. Вернусь через пять минут». Испачкала пальцы чернилами, пришлось идти в ванную отмывать руки; вытерла их чистым полотенцем и тут же заменила его. Прикрепила записку к двери; еще разок оглядела квартиру – все ли в порядке; запирать не стала, лишь прикрыла: вдруг он придет.

В закусочной ничего не захотелось брать, кроме кофе; да и его не допила – внезапно мелькнула мысль: он, наверное, уже там, наверху, ждет, волнуется, хочет скорее ехать!

Но дома все по-старому, словно и не уходила: на двери нечитаная записка, внутри тихо, накурено… Растворила окно, присела около и – забылась; открыла глаза – без двадцати час.

И тут ей стало страшно. Страшно очнуться вот так, будто от толчка, в тщательно прибранной комнате, где все готово, нетронуто, все ждет с десяти утра. Нельзя терять ни минуты! Вскочила со стула, метнулась в ванную, плеснула на лицо холодной воды, вытерлась чистым полотенцем, повесила его не глядя, менять не стала, еще успеет. Без шляпы, в пальто поверх ситцевого платья, с неподходящей синей сумочкой, в которой лежали таблетки, она заперла квартиру и, не оставив записки, сбежала по ступенькам. На углу поймала такси и дала водителю адрес Джейми.

До его дома рукой подать: она бы дошла пешком, если бы не слабость. В такси вдруг кольнуло: как глупо – примчаться на машине прямо к дому, вызывать Джейми. Попросила водителя высадить ее на углу, расплатилась, подождала, пока тот уехал, и лишь потом пошла дальше. Она здесь впервые; дом приятный на вид, старый, фамилии Джейми нет ни на почтовых ящиках в парадном, ни на табличках у звонков. Сверила адрес – все правильно; наконец нажала звонок с табличкой «Привратник». Минуту спустя внутри раздалось гудение, она толкнула дверь, очутилась в темном коридоре, остановилась; на другом конце открылась дверь.

– Вам чего? – услышала она чей-то голос.

В тот же миг мелькнула мысль: а как спросить? И она пошла к человеку, который ждал ее в освещенном квадрате. Когда она приблизилась, он снова спросил: «Вам чего?» Теперь она увидела мужчину в домашней рубашке; они едва различали друг друга.

И она решилась:

– Мне нужен один человек, он живет в этом доме, а фамилии нигде нет.

– Как звать-то? – поинтересовался мужчина; что поделаешь, придется сказать.

– Харрис… Джеймс Харрис.

Мужчина немного помолчал и повторил:

– Харрис, – и, заглянув в освещенную комнату, позвал:

– Марджи, поди сюда на минутку.

– Чего еще? – послышался голос; женщина в комнате, видимо, не спеша поднялась со стула и показалась на пороге, вглядываясь в темноту.

– Да вот, Харриса тут какого-то спрашивают, – объяснил мужчина. – Живет здесь вроде бы. Есть у нас такой?

– Нет, – насмешливо откликнулась женщина. – Нету здесь никакого Харриса.

– Такие дела, – сказал мужчина и взялся за дверь. – С домом-то у вас промашка вышла, – и прибавил, понизив голос: – А может, с парнем. – И они с женщиной дружно рассмеялись.

Когда дверь за ними почти закрылась, она, оставшись одна в потемках, выпалила в видневшуюся еще полоску света:

– Он живет тут. Я точно знаю!

– Слушайте, – женщина приоткрыла дверь. – Не вы первая, не вы последняя.

– О чем это вы?! Да вы ничего не поняли! – с достоинством произнесла она; чего-чего, а гордости у нее за тридцать четыре года накопилось в избытке.

– Ну, какой он из себя? – устало спросила женщина, придерживая дверь.

– Высокий такой, волосы светлые. Носит синий костюм. Он писатель.

– Нет. – Женщина покачала головой. – Хотя, погодите, это не тот ли, с третьего?

– Я этажа не знаю.

– Был тут один. – Женщина задумалась. – Все в синем костюме ходил, жил недолго на третьем. Снимал квартиру у Ройстеров, пока те гостили у ее родителей за городом.

– Похоже, он. Мне, правда, казалось…

– Этот почти все время синий костюм носил. А вот высокий он или нет – не помню. Почти месяц здесь жил.

– Месяц назад как раз…

– Спросите-ка у Ройстеров, – посоветовала женщина. – Они сегодня утром вернулись. Квартира Зб.

Дверь за ней закрылась, теперь уже окончательно. В коридоре было темно, а на лестнице еще темнее.

На второй этаж пробивался слабый свет из слухового окошка. Двери квартир выстроились в ряд, по четыре на площадке, молчаливые, неприветливые. У квартиры 2 – бутылка молока.

На третьем этаже она с минуту постояла, прислушалась: из квартиры Зб неслась музыка, раздавались голоса. Наконец она постучала раз, другой… Дверь отворилась, и выплеснулись звуки музыки – передавали симфонический концерт.

– Здравствуйте, – сказала она вежливо женщине, появившейся на пороге. – Вы миссис Ройстер?

– Да, – женщина была в халате, на лице остатки вечернего грима.

– Вы позволите кое-что узнать у вас?

– Слушаю, – сказала миссис Ройстер, но войти не пригласила.

– Я насчет мистера Харриса.

– Какого еще Харриса?

– Джеймса Харриса. В квартире у вас жил.

– А-а, – она будто очнулась ото сна. – Ну и чего же он натворил?

– Да ничего. Просто ищу его.

– А-а, – повторила миссис Ройстер и раскрыла дверь пошире. – Входите, – и позвала: – Ральф!

Квартира по-прежнему наполнена музыкой; на диване, на стульях, на полу – раскрытые чемоданы. В углу стол с остатками завтрака; молодой человек, сидевший за столом, на секунду показался похожим на Джейми; он встал, подошел к ней:

– В чем дело?

– Мистер Ройстер, – музыка заглушала голос. – Внизу мне сказали, что у вас тут жил мистер Джеймс Харрис.

– Жил, а вот как звать – понятия не имею.

– Вы ведь, кажется, ему квартиру сдавали? – удивилась она.

– Да я его совсем не знаю, – сказал мистер Ройстер. – Это приятель Дотти.

– Еще чего, – возразила жена. – Какой он мне приятель? – Она подошла к столу, намазала на хлеб арахисового масла и откусила. – Скажешь тоже, приятель… – проговорила она с полным ртом, тыча в мужа бутербродом.

– Сама же подцепила его на какой-то идиотской вечеринке. – Мистер Ройстер спихнул чемодан со стула у радиоприемника, сел, подобрал с пола журнал. – Я-то его почти не знаю.

– А в квартиру пустить согласился, – заметила миссис Ройстер и откусила еще. – Ни слова не сказал.

– Я вообще ничего общего не имею с твоими приятелями.

– Да уж был бы он твой приятель, ты бы не постеснялся – наговорил бы всякого, – сердито сказала миссис Ройстер и опять откусила. – Он бы, как пить дать, не постеснялся.

– Ну хватит! – мистер Ройстер взглянул на жену поверх журнала. – Все, прекрати.

– Вот-вот, полюбуйтесь, – она указала бутербродом на мужа. – Так и живем.

Они умолкли, только из приемника гремела музыка; и тогда она спросила – так тихо, что из-за шума хозяева могли и не услышать:

– Так, значит, он уехал?

– Кто? – недоуменно спросила миссис Ройстер и оторвалась от баночки с арахисовым маслом.

– Джеймс Харрис.

– Ах, он! Уехал, видно, сегодня утром, еще до нас. Мы его, во всяком случае, не видели.

– Уехал?

– И оставил все в полном порядке. Я же тебе говорила, – она повернулась к мужу, – говорила, все будет в полном порядке. Уж я-то в людях не ошибаюсь.

– Ну и радуйся, – отозвался мистер Ройстер.

– Все на своих местах. – Рука с бутербродом описала круг. – Как оставляли, так и есть.

– А где он сейчас, не знаете?

– Да на что мне? – беспечно проговорила она. – Я же сказала, все в полном порядке. – И спохватилась: – Так вы его ищите, что ли?

– Да, по важному делу.

– К сожалению, здесь его уже нет.

Увидев, что гостья собралась уходить, она учтиво прошла вперед.

– Может, внизу видели его, – буркнул мистер Ройстер, не поднимая головы от журнала.

Дверь закрылась, снова вокруг темнота; музыки больше не слышно. Не успела она дойти до второго этажа, как дверь наверху опять открылась и она услышала голос миссис Ройстер.

– Увижу его, скажу, что вы его ищите.

«Что же делать? – думала она на улице. – Идти домой? Нет, нельзя, ведь так можно с ним разминуться». Она стояла у дома так долго, что женщина в окне напротив обернулась и подозвала кого-то из глубины комнаты. Потом, неожиданно для самой себя, она вошла в продуктовую лавку рядом с домом, на той же стороне, где жила сама. Низенький продавец, облокотившись о прилавок, читал газету; увидев ее, он зашел за стойку.

Через стеклянную витрину с сырами и колбасами она робко проговорила:

– Я ищу одного человека, он жил в соседнем доме. Вот я и подумала, вдруг вы его знаете?

– Что же у жильцов-то не спросили? – Он прищурился, разглядывая ее.

Надо бы у него что-нибудь купить, тогда скажет.

– Дело в том, что я спрашивала, никто ничего не знает. Вроде бы он уехал сегодня утром.

– Так что вы от меня хотите? – и потянулся к газете. – Следить я тут, что ли, приставлен?

– Просто я подумала, может, вы приметили его, только и всего, – поспешно проговорила она. – Возможно, он проходил мимо часов в десять утра. Высокий такой, скорее всего, в синем костюме.

– Как вы думаете, сколько я тут синих костюмов вижу каждый день? Будто мне больше делать нечего, как…

– Простите, – и она повернулась к выходу. Вслед услышала:

– Ну надо же…

Подходила к перекрестку, а в голове стучало: «Как он шел к моему дому? По этой улице? А как же еще? Иного пути и нет. А в каком месте перешел бы улицу? Сразу перед своим домом? Не доходя до перекрестка? Или на углу? Как бы он поступил?»

На углу – газетный киоск; возможно, Джейми видели здесь. Быстро подошла, чуть-чуть подождала: какой-то мужчина покупал газету, стоявшая за ним женщина спрашивала дорогу. Ну вот и она перед окошечком, выдохнула:

– Будьте добры, скажите, не проходил тут часов в десять утра молодой человек в синем костюме, высокий такой?

Но киоскер лишь вытаращил глаза и приоткрыл рот. «Видно, он думает, это шутка, розыгрыш», – решила она и взмолилась:

– Это очень важно, прошу вас, поверьте. Я не шучу.

– Послушайте… – начал было киоскер, но она перебила:

– Он писатель. Мог покупать у вас журналы.

– А зачем он вам? – Он усмехнулся, и тут до нее дошло: сзади стоит покупатель, и его тоже приглашают повеселиться.

– Это мое дело, – ответила она, а киоскера вдруг осенило:

– Послушайте, а может, он и проходил сегодня. – Он многозначительно улыбнулся и через ее плечо посмотрел на стоявшего сзади. Она вдруг с ужасом вспомнила, что на ней легкомысленное ситцевое платье, и быстро запахнула пальто. Киоскер протянул, как бы вспоминая:

– Я, правда, не совсем уверен, однако, сдается мне, проходил утром парень вроде вашего…

– Около десяти?

– Около десяти, – подтвердил он. – Высокий, в синем костюме. Не иначе, он.

– В какую сторону он пошел? – нетерпеливо спросила она. – К центру?

– Вот-вот, к центру. Он пошел к центру. Слушаю, сэр.

Она отошла, придерживая полы пальто. Стоявший сзади покосился на нее и переглянулся с киоскером. «Не должна ли я что-нибудь за услугу?» – промелькнуло у нее в голове. Тут мужчины рассмеялись, и она бросилась прочь.

«Да-да, конечно, к центру, – думала она, поворачивая на проспект. – Значит, и на другую сторону не переходил. Прошел шесть кварталов и свернул на мою улицу, раз уж к центру направился». Миновав еще несколько домов, она набрела на цветочный магазин; в витрине – свадебные букеты. «Сегодня – наша свадьба, он мог купить цветов!» – она толкнула дверь; продавец, галантно улыбаясь, вышел ей навстречу. Она заговорила первой, чтобы предупредить его вопрос:

– Прошу вас, это так важно, я ищу одного человека. Сегодня утром он мог зайти сюда за цветами. Это очень важно…

Она перевела дыхание, и продавец спросил:

– А какие цветы он купил?

– Не знаю, – растерялась она. – Раньше он не… – она запнулась. – Молодой человек, высокий такой, в синем костюме. Часов в десять утра…

– Так-так. Видите ли, боюсь…

– Но это так важно. – И торопливо добавила: – Вероятно, он очень спешил…

– Ну что же, – продавец благодушно улыбался, обнажив мелкие зубы. – Чего не сделаешь для женщины. – Подошел к столику и раскрыл большую книгу. – Куда их нужно было доставить?

– Доставить? – удивилась она. – Никуда не нужно. Понимаете, он шел сам, он бы сам их принес…

– Ну что вы, мадам, – обиделся было продавец и тут же примирительно улыбнулся. – Сами подумайте, без какой-либо зацепки мне просто…

– Попробуйте вспомнить, ну, пожалуйста, – упрашивала она. – Высокий, в синем костюме. Заходил утром, часов в десять. Продавец закрыл глаза, приложил палец к губам, глубоко задумался. Потом покачал головой:

– Нет, не припоминаю.

– Благодарю вас, – едва вымолвила она и направилась к двери, но тут продавец окликнул ее писклявым, взволнованным голосом:

– Постойте, погодите минутку, мадам!

Она обернулась; продавец опять задумался, наконец произнес:

– Хризантемы? – Он вопросительно взглянул на нее.

– Нет-нет! – Голос не дрогнул; она запнулась, затем договорила: – Для такого случая – вряд ли.

Продавец поджал губы, безучастно отвел взгляд.

– Конечно, откуда мне знать, что за случай. Но я почти уверен, что тот, о ком вы спрашивали, заходил утром и купил дюжину хризантем. Без доставки.

– Вы уверены?

– Вполне, – отчеканил продавец. – Это был именно он.

Он лучезарно улыбнулся, и она улыбнулась в ответ:

– Большое вам спасибо.

Провожая ее до дверей, он спросил:

– Не желаете букетик на платье? Или красные розы? А может, гардении?

– Благодарю за помощь, – сказала она у дверей.

– Женщина с цветами – всегда красива, – он наклонился к ней. – А может, орхидеи?

– Нет, спасибо.

– Что ж, желаю вам отыскать вашего молодого человека, – проговорил он и фыркнул.

Шагая по улице, она думала: «Им бы всем только потешаться», – и плотнее запахнула пальто; теперь из-под него видна лишь ситцевая оборка.

На углу – полицейский. «Что, если обратиться в полицию? Все туда идут, когда надо кого-то разыскать. Да что же это я! Какой идиоткой я им покажусь!» Перед глазами на мгновенье возникла картинка – она в полицейском участке, объясняет: «Мы должны были сегодня пожениться, но он не пришел». А вокруг трое или четверо полицейских, слушают, пялятся на нее, на платье, на размалеванное лицо, перемигиваются. А что еще им сказать? Ведь не это: «Дурацкая история, правда? Видите, я разоделась, а теперь бегаю, ищу парня, который обещал взять меня в жены. Но вы ничего, совсем ничего не знаете. Не понимаете, какая я на самом деле; а ведь я по-своему и талантлива, и остроумна; я – женщина, у меня душа есть, нежность, гордость, житейская мудрость, я могу дать мужчине счастье, помочь обрести радость творчества; но разве все это заметишь с первого взгляда?»

Так, в полиции делать нечего, да и что подумал бы Джейми, узнай он, что она разыскивала его с полицией.

– Нет-нет, – произнесла она вслух и ускорила шаг; какой-то прохожий остановился и поглядел ей вслед.

За три квартала до своей улицы, на углу, она увидела чистильщика обуви; старичок дремал на своем стуле. Она подошла, остановилась перед ним; он открыл глаза, улыбнулся.

– Извините за беспокойство, – полились заученно слова, – но я ищу одного молодого человека, он проходил здесь утром, часов в десять. Вы не видели его? – И быстро добавила: – Высокий, в синем костюме, с букетом.

Она еще не закончила, а старичок уже согласно кивал:

– Видел, видел. Дружок ваш?

– Да, – она невольно улыбнулась.

Старичок часто заморгал.

– Так я и подумал: эге, молодой человек, идешь на свидание к девушке? Они теперь все ходят на свидание. – Он снисходительно покачал головой.

– А куда он пошел? Прямо по проспекту?

– Ну да. Почистил ботинки, взял цветы. Разодетый в пух и прах. Торопился очень. Я еще подумал: к девушке бежишь.

– Спасибо, – она нашарила в кармане мелочь.

– Уж как она ему, верно, обрадовалась – такой красавчик.

– Спасибо, – повторила она и вытащила руку из кармана – без мелочи.

Теперь-то она уверена, впервые уверена по-настоящему, чти Джейми ее ждет. Она пронеслась три квартала и повернула на свою улицу; широкая юбка колыхалась под пальто. От угла еще не видны ее окна, не видно Джейми, который ждет ее там, и она пустилась бегом – так хотелось поскорее к нему. Ключ не слушался, дрожал в руке, когда она отпирала дверь в подъезд. Заглянув в окно закусочной, она вспомнила свои утренние страхи, вспомнила, как пила там кофе, и чуть не расхохоталась. Еще не открыв дверь в квартиру, она не выдержала:

– Джейми, я здесь! Как я волновалась!

Но дома тихо, пусто, по полу тянутся дневные тени.

Взгляд ее остановился на пустой чашке. «Он был здесь, ждал», – решила она и тотчас вспомнила: это же моя чашка, это я утром пила кофе. Оглядела комнату, заглянула в шкаф, в ванную…

– Не видал я такого, – сказал продавец в закусочной. – Цветы я бы приметил. Нет, такой не заходил.

Старичок-чистильщик снова проснулся и увидел ее перед собой.

– Еще раз здрасьте! – улыбнулся он.

– Вы уверены? – строго спросила она. – Он на самом деле пошел по проспекту к центру?

– Я же видел, – с достоинством произнес он. – Я еще подумал: ишь как к девушке торопится. Он зашел в дом.

– В какой? – спросила она со слабой надеждой.

– Вон в тот, – старичок наклонился и показал пальцем. – В том квартале. С букетом, в начищенных ботинках. Зашел в дом к своей девушке.

– Да который дом?

– Там, посередке квартала. – Старичок вдруг подозрительно уставился на нее. – А чего это вы все выспрашиваете?

Она даже не поблагодарила, понеслась бегом к тому кварталу. Быстро шагала мимо домов, оглядывая их – не мелькнет ли Джейми в окне; прислушиваясь – не донесется ли его смех…

Возле одного дома сидела женщина и катала взад-вперед детскую коляску, взад-вперед, сгибая и разгибая руку. Ребенок в коляске спал.

– Извините, вы не заметили – заходил ли в один из этих домов молодой человек, утром, часов в десять? – спросила она без запинки. – Высокий, в синем костюме, с букетом.

Мальчишка лет двенадцати остановился, прислушался, напряженно глядя то на одну, то на другую женщину.

– Знаете что, – сказала женщина утомленно, – в десять я купаю ребенка. И мне некогда следить за прохожими.

– С большим букетом? – мальчишка дернул ее за пальто. – С большим букетом? Я видал!

Она посмотрела на него – мальчишка нагло ухмыльнулся.

– В какой дом он вошел? – устало спросила она. Вместо ответа мальчишка потребовал:

– Разведетесь с ним, да?

– Неприлично задавать такие вопросы, – заметила женщина с коляской.

– Слышьте, – не унимался мальчишка, – я его видал. Он еще вон туда зашел, – он указал пальцем на соседний дом. – А я за ним. Он мне монетку дал, двадцать пять центов. – Мальчишка заговорил баском: «Сегодня у меня большой день, малыш», – сказал. Тетя, дайте мне тоже монетку.

Она протянула ему доллар.

– Где это?

– На последнем этаже. Я за ним топал, пока он монетку не дал. На самый верх.

Зажав в руке доллар, он попятился подальше от нее.

– Разведетесь с ним, да? – снова затянул он.

– Он нес цветы?

– Ага, – кивнул мальчишка и завизжал: – Разведетесь с ним? Влетит ему от вас, да? – Он пошел, вихляясь, по улице и истошно завопил: – Ох и влетит бедному малому!

Женщина рассмеялась.

Дверь в подъезд не заперта, в парадном ни звонков, ни списка жильцов. Ступеньки узкие, обшарпанные; на последнем этаже – две двери. Так, вот эта как раз и нужна: возле нее смятая обертка от цветов, запутанная бечевка – точно след, последний оставшийся след.

Она постучала, в квартире как будто слышались голоса: внезапно ее словно обожгло: что я скажу, если Джейми там, если он откроет? Голоса, как ей показалось, неожиданно стихли. Снова постучала – тишина, только откуда-то из глубины – слабый звук, похожий на смех. Он, наверное, заметил ее: окна выходят на улицу, да и мальчишка поднял дикий шум. Она подождала и снова постучала – никакого ответа.

Подошла к другой двери, постучала. От прикосновения дверь распахнулась, и она увидела пустую комнату, ободранные стены, некрашеный пол. Вошла, осмотрелась: повсюду мешки с известью, кипы старых газет, какой-то сломанный сундук. Но что это за писк? Не крыса ли? Так и есть, вот она, совсем близко, у стены: настороженная злая мордочка, следит за ней блестящими глазками. Скорее прочь отсюда, скорее закрыть за собой дверь! Она оступилась, зацепилась за что-то и порвала юбку.

В соседней квартире все же кто-то был: она слышала, отчетливо слышала тихие голоса, смех. Она заходила сюда еще и еще, всю неделю, каждый день. Заходила утром, по дороге на работу, вечером, по дороге в свой одинокий дом; она стучала, стучала сильно и долго, но к двери так никто и не подошел.