Текст книги "Рай земной"
Автор книги: Ширл Хенке
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)
У Руфи перехватило дыхание:
– Нет! Его убьют!
– Я отправил ему записку, что сам повидаюсь с Вальдесом. – Холодная удовлетворенная улыбка расползлась по лицу Исаака Торреса. Он снова уселся рядом с женой. – Похоже, этот коварный арагонец поможет мне выполнить обет Аарона. – Он достал письменные принадлежности и яростно заработал пером, а Руфь с тревогой на лице следила за ним.
ГЛАВА 14
Изабелла, Эспаньола, лето 1494 года
Магдалена смотрела на огромное возвышение, которое служило кроватью в их новом жилище. Матрас был толстый, набитый мягким хлопком, а размер его позволял легко разместиться двоим. Она перевела взгляд на мужа. После того дикого поцелуя в губернаторском дворце он дал ей всего несколько минут, чтобы она собрала свои разбросанные пожитки. Она быстро завернула скрепленный печатью документ Бенджамина в плащ и бросила его в сундук. Позже она более тщательно спрячет его. «Может, я уничтожу его». И все же какое-то чутье – слабый проблеск надежды – приказывало ей хранить документ, даже если она не собиралась показать его этому ослепленному, надменному незнакомцу, с которым она вступила в брак.
Суетившиеся вокруг слуги-таинцы принесли ее вещи и под руководством Аарона расставили в маленьком доме, который с самого начала Бартоломе взял себе в собственность. В деревянном домике было несколько окон, его окружали пальмы и роскошный жасмин, что создавало ощущение уединенности, хотя домик и так находился на окраине Изабеллы. Натиску заката сопротивлялось мерцание единственной свечи. Жужжание насекомых и пение птиц, доносившиеся из джунглей, немного пугали, но это был сладостный испуг.
– На сегодня довольно, благодарю тебя, Аналу, – на таинском сказал Аарон, отпуская слугу. Улыбнувшись супружеской чете, он быстро ушел. Аарон повернулся к жене. – Ну как тебе обстановка? Это не Альгамбра и не Алказар.
– Дом волне удобный. Не хватает только общества, – колко ответила она и подошла к маленькому столику, где их ожидал скромный ужин, состоявший из холодной жареной утки, хлеба из кассавы и сочных фруктов. Она взяла кусочек сладкой дыни, но показалось, что у нее во рту зола.
– Нет аппетита? – спросил Аарон, вставая за ее спиной так близко, что она ощущала его дыхание у себя на шее. Он вдохнул в себя ее свежесть и почувствовал, как между ними растет напряженность, он не ощущал подобного ни с какой другой женщиной, даже с Алией.
Магдалена вздрогнула от прикосновения его пальцев к руке.
– Ты привез меня сюда и сдержал свое слово перед адмиралом. Нет необходимости идти дальше, – с мольбой произнесла она, понимая, что все это тщетно.
Я так не думаю. Если мне полагается иметь жену по приказу, то она и на самом деле станет ею, – тихо сказал он, поворачивая ее лицом к себе. – Не лги нам обоим, Магдалена, и не говори, что ты не хочешь меня.
Ее густые ресницы опустились, прикрывая темно-зеленые глаза.
– Да, Аарон, я не стану говорить, что не желаю тебя, но я не хочу, чтобы это было так.
– Ты, а не я затеяла эту игру, госпожа. А теперь ты должна играть.
Он убрал волосы с ее изящной белой шейки и нежно поцеловал ее. Губы его мягко, влажно и настойчиво пробирались к мочке ее уха. Он лизнул ее, укусил, а потом оставил ухо и стал мягко тереться губами о веки, спустился ниже, к губам. Он перебрал руками спутанные каштановые кудри, струившиеся у нее по спине.
Медленно, сами по себе, руки Магдалены потянулись к его плечам. Она прижалась к нему, а он в это время обводил языком ее губы. Она застонала, а может, это был он – она не могла сказать кто. Аарон все углублял свой поцелуй, язык его вдавливался жадно, сильно, почти ранил ее и в то же время приносил наслаждение. Он сейчас так же сильно обнимал ее, как и она. Они оба утратили представление о времени, месте и покачивались, как две растущие рядом пальмы, трепетавшие под нежным морским бризом. Наконец он оторвался от нее и, почти не дыша, подхватил на руки. Она прильнула к нему, а он прошел к кровати и поставил ее на нетвердые ноги.
Сними платье. Я могу впопыхах порвать его, а в ближайшее время у меня не будет возможности заменить его, – прохрипел он и стал быстрыми, грубыми движениями расстегивать свой камзол.
Какой-то миг она нерешительно стояла перед ним и смотрела, как он обнажает свое великолепное бронзовое тело с затейливой сеткой темно-золотистых волос на груди. На его гибком, крепком теле играли мышцы: он стянул с себя башмаки, а затем рейтузы. Потом предательский жар, что тлел у нее внутри, превращая се волю в воск, выплеснулся наружу. Глубоко, нервно вздохнув, она нащупала замысловатые застежки на своем платье и стала спускать его с плеч.
Аарон расправился с одеждой и встал перед ней, не сводя с нее глаз. Шитое золотом платье сверкающей горкой упало на деревянный пол, а Магдалена перешагнула через него, одетая лишь в мягкую тонкую льняную нижнюю сорочку. Она сбросила свои крошечные мягкие туфельки, а потом, чувствуя, как обжигают его глаза, замешкалась и посмотрела на него.
Опять та ранимость, незащищенность, которые все время терзали его мечты, заполнили ее лицо.
Он молча протянул руку к складкам ее сорочки и стянул ее через голову Магдалены, а она, как послушный ребенок, подняла руки, чтобы помочь ему. От ее белого тела у Аарона перехватило дыхание.
– Значит, ты уже приспособилась к жаре Эспаньолы и не носишь нижнего белья. Вскоре ты будешь ходить голой, как таинки. Смотри, не стань коричневой.
А это тебе понравится? Вопрос, похоже, сам слетел с ее губ. «Я не стану ревновать к его возлюбленной таите!» – подумала она.
– В последние несколько лет мне мало что нравится в моей жизни, – уклончиво ответил он, протягивая к ней руки. Он, задыхаясь, пробормотал проклятье, испытывая чисто животное удовольствие оттого, что провел рукой по округлостям ее грудей, потом дотронулся до ее гонкой талии и, спустившись ниже, провел руками по мягкому изгибу изящных бедер и выпуклых ягодиц. – Ты совершенна, да будь ты проклята! – резко сказал он, поднимая ее на руки.
Магдалена поддалась ему, чувствуя маленькую победу из-за того, что страсть заставила его изменить своей таинке. Он тоже был пленником этой странной и могучей силы, которая притягивала их друг к другу, несмотря на религиозные барьеры и раздираемые бурями океаны. «Это сама судьба», – смущенно подумала она и раскрыла ему губы для поцелуя. Его язык ворвался в нее жаркими, быстрыми толчками, которые с точностью воспроизводили то, что произойдет позже. Магдалена уже знала, чего ей следует ожидать, и полностью отдалась влечению страсти.
Они опустились на край кровати, потом упали на широкий мягкий матрас, покрытый богатыми прохладными шелками. Аарон лег на нее и продолжил свой поцелуй, а руки его тем временем блуждали по ее грудям и сводили с ума своей ловкостью; он брал их в ладони, ласкал, потом нежно пощипывал ее напряженные соски, пока она не выгнулась, идя навстречу этим легким, дарующим наслаждение прикосновениям. Когда оп привстал над ней и стал ласкать языком каждую грудь, обжигающий жар его губ заставил ее бесстыдно закричать.
Аарон посмотрел, как она бросила голову из стороны в сторону, крепко зажмурив глаза; открыв рот, она задыхалась, сгорая от желания. Она выгнулась, а ее шелковистый холмик неистово терся о его болезненно напряженную плоть. Он чувствовал, как она царапает ему спину, понимая, что ею движет отчаяние, как и им самим. Он перекатился на спину и, потянув ее за собой, водрузил на себя ее маленькое податливое тело. Их обоих поглотил, окутал медно-рыжий вихрь ее волос. Он взял ее бедра и хрипло прошептал:
– Поднимись, Магдалена!
Она покорилась, и вновь он стал терзать ее маленькие, абсолютно круглые грудки, которые свисали перед его лицом, как две зрелые сочные дыньки, умоляющие, чтобы их попробовали. Он перемещался от одной груди к другой, а она потихоньку, со всхлипами, постанывала. Потом он приподнялся и, сжав тонкую талию своими длинными изящными пальцами, приподнял ее и посадил на свой круто взметнувшийся жезл. Ее бедра с жаждой раздвинулись, и он медленно погрузился в пылающее блаженство.
Его резкий крик смешался с ее воплем, он заполнил ее собой, словно испытывая ее невероятно тугое влажное влагалище. Она чувствовала себя маленькой невинной девочкой, какой была чуть больше года назад, будто никогда раньше не знала мужчины. Вдруг в его сознание проникла мимолетная мысль, вызвавшая взрыв удовольствия. Сначала он нежно вел ее, упираясь в горячие скользкие глубины ее тела с постоянно нарастающим темпом. Возбужденная невыразимой жаждой, Магдалена следовала его ритму, все быстрее и резче двигаясь на нем. Ей хотелось закричать в голос о своем наслаждении и страсти. Потом он лег поверх нее, не прерывая ни на миг их волшебное, сладостное единение. Губы их слились, оп словно скрепил их крепкой печатью.
Она почувствовала, как он руками обнимает ее голову, и раскрыла губы, чтобы впустить туда его требовательный язык, который соединился с се языком. Он зарылся руками в ее локонах.
Они продолжали состязаться, растворившись в пламени страсти, а вскоре их влажные от пота тела скользили одно по другому, и ее нежная, шелковистая кожа терлась о его курчавые жесткие волосы. Магдалена упивалась бушующей стихией чувств и ощущений, от которых она так долю отказывалась и которые вернулись к ней теперь такими прекрасными.
Мой муж. Неужели она выкрикнула эти слова, когда ее охватили последние содрогания, принесшие пик облегчения? Губы Аарона были прижаты к ее горлу, он входил в нее собственным обильным извержением, добавляя восторга к ее оргазму и продлевая его, пока они оба не замерли, бездыханные, опустошенные, насытившиеся.
Магдалена с радостью приняла тяжесть его тела, покоившегося на ней, и крепко удерживала его. Ей не хотелось, чтобы закончился миг такого полнейшего слияния, хотя она и знала, что это должно произойти. Постепенно его дыхание стало ровным, и она почувствовала, как он оставил се лоно и скатился на спину. Она понимала, что это не только физическая потеря, и слова Аарона лишь подтвердили ее жестокие предчувствия.
Что ж, дело сделано. Ты моя жена, и ни твой отец, ни наш суверен, ни церковь не смогут расторгнуть наш брак, – Он говорил тихо, словно у него была заготовлена длинная речь и ему необходимо ее произнести и остудить таким образом свою кровь, которую она воспламенила. Он невидящим взглядом всматривался в грубые балки из красного дерева и соломенные плети на потолке, чтобы не видеть ее наполненные болью глаза. «Я не стану жертвой ее колдовства!» – подумал он. Эта мысль стучала у него в голове, и все же он трусливо почувствовал, как она молча отвернулась от него и свернулась в маленький беззащитный клубочек, как раненый котенок.
Чувство вины и злость боролись в Аароне. Он натянул на них обоих простыню. Потом он почувствовал необъяснимое желание приблизиться к ней, защитить ее своим телом. Он прижал ее спиной к своей груди, зарываясь лицом в мягком сладостном облаке ее волос.
Несколько мгновений они лежали очень тихо, каждый боялся дышать. Сон в конце концов завладел ими.
Аарон проснулся с первыми лучами рассвета, пробивавшимися туманно-золотыми полосками сквозь густую листву, обрамляющую окно. Он оторвался от мягкого тепла Магдалены и стал рассматривать ее, спящую. «Она такая нежная, такая беззащитная», – горько подумал он. Чувство вины стало терзать его при воспоминаниях о безудержной силе страсти, которая овладела ими в брачную ночь. Он осторожно коснулся ее, погладил своего врага, отвечая на такой невинный вид, который она искусно на себя напустила. Она была дочерью Бернардо Вальдеса, женщиной, которая сумела добиться привязанности его отца. Когда адмирал вынудил его жениться на ней, Аарон обещал себе покарать ее за то, что она преследовала его на Эспаньоле. Но вместо этого он снова поддался ее чарам. Годы уносились вперед мрачной чередой, а он все воссоздавал в памяти адский кошмар их свадьбы и не мог устоять и отказаться от своей жены, и вот теперь каждый раз испытывал мучительные приступы отвращения к себе.
Выпутав руку из ее каштановых прядей, Аарон тихонько встал с постели. Она была из семьи Вальдесов, а он поклялся уничтожить ее род – как Вальдесы уничтожили его родных.
– Адская свадьба, – прошептал он, потом открыл свой маленький кожаный баул и достал набедренную повязку и кожаные сандалии. Ему надо выбраться отсюда и обдумать свою задачу, чтобы найти какое-нибудь решение. Сейчас ему необходимо отдалиться от своей жены, и лучший выход – отправиться в деревню Гуаканагари и рассказать ему о своей женитьбе.
Магдалена зашевелилась, почувствовав, что оберегающее тепло Аарона исчезло. Она слышала, как он вставал с кровати, потихоньку бормоча какие-то ругательства себе под нос, медленно перевернулась и исподтишка наблюдала, как он идет через комнату. Его гибкое, мускулистое тело было великолепно.
Он двигался с волнующей грацией, не замечая своей наготы. И хотя поначалу темно-бронзовый цвет его кожи потряс Магдалену, теперь ей гораздо больше нравился его загар, чем бледность, так тщательно культивируемая европейскими аристократами, которые считали, что солнечные лучи вредны. На какой-то миг она мечтательно задержала взгляд на его чеканном профиле, на длинных локонах золотистых волос. Тело ее было напитано любовью, и это наполняло ее какими-то странно мирными ощущениями. Но потом, когда он стал надевать свою позорную таинскую набедренную повязку, настроение у нее испортилось.
– Куда ты идешь? – выпалила она обвиняющим голосом.
Он обернулся и посмотрел на нее, такую милую, взъерошенную ото сна. Она села посреди кровати, волосы струились по ее груди, как темное пламя, а глаза казались страдающими.
– Как это куда иду? Надо сообщить Гуакапагари – моему другу и лучшему союзнику адмирала – о возвращении Кристобаля. Наконец-то мы избавимся от Диего Колона как исполняющего обязанности губернатора!
– И ты должен объяснить своему другу и его сестре, что ты женился на женщине, которая приехала через океан, – с надеждой и обидой в голосе сказала она.
Аарон смело выдержал ее взгляд. Он стоял посреди комнаты, широко расставив ноги. Из-за длинных волос и почти нагого тела он был похож на дикаря, огромного, зловещего. На лице у него было суровое, мрачное выражение.
– Я обдумал, что мы будем делать с нашим браком. Мы оба повязаны. Твой отец не может не принять это во внимание. Призрак монастыря, если он когда-либо смутно вырисовывался, больше тебе не грозит. Если хочешь, ты можешь вернуться в Севилью под защитой моего имени. На сегодняшний день я не слишком богат, но скоро…
– Нет! – перебила она, но остановилась, не позволив себе унижаться, говоря, что не хочет уезжать от него, что она любит его. – Ты просто хочешь убежать от меня, так что можешь возвращаться к своим дикарям. Как ты сказал, муж мой, мы оба повязаны этим браком. Я не буду смиренно смотреть, как ты предаешься любовным утехам. Он удивленно приподнял брови:
– В Кастилии ты была вольна делать все, что угодно. Может, король возьмет тебя назад?
Он увидел, как она сжала кулаки, вздрогнув от его жестоких слов. Какие бы ни испытывал чувства Аарон к Магдалене, он прекрасно знал репутацию Фердинанда Трастамары, который был грубым и ненасытным любовником. Аарон вздохнул, подошел к кровати и уселся с ней рядом.
Прости меня. Кажется, я либо говорю обидные, злые вещи, либо похотливо нападаю на тебя. В нашем браке третьего не дано. Для нас лучше жить по отдельности.
– Мы не можем поступить так, пока я не вернусь под благовидным предлогом домой, иначе ты нарушишь слово, данное адмиралу, и вернешься жить к таинцам. Ведьма она, а не я, Аарон, это она так властвует над тобой. Ты возвращаешься, чтобы посмотреть, не твое ли дитя она родила. Не делай этого!
– Это, кроме всего прочего, тоже беспокоит меня, но в любом случае наш брак будет расторгнут, если я дам ребенку свое имя.
– Значит, ты любишь ее и хочешь иметь от нее ребенка, даже если он не твой. Она имеет над тобой такую власть, которую не смогут разрушить ни адмирал, ни король и никто другой, – горько произнесла она.
Он медленно покачал головой: она никак не могла понять его.
– Не следует недооценивать себя, жена, – тихо сказал он, потом поднялся и направился к двери.
– Аарон, вернись! Как ты можешь оставить меня в таком унижении на следующее утро после нашей свадьбы!
– Поплачь на плече Бартоломе. Он так хорошо умеет утирать твои слезы – слезы избалованного ребенка. – С этими словами он вышел из дома.
Магдалена почувствовала, как эти слезы жалят, обжигают ей глаза, но она с проклятьем сморгнула их. Потом кошачья улыбка медленно приподняла уголки ее губ.
– Ну ладно, муженек, я обязательно расскажу это Бартоломе.
Алия лежала в изнеможении, но переполненная чувствами сверх меры, а суетившаяся женщина помогла ей омыть ее тело и натереть его благовонными маслами. Она слышала сильный крик своего сына. Сына Аарона!
– Он великолепный, такой славный! – сказала ее молодая кузина, наблюдавшая, как старшая сестру Алии купает новорожденного.
– У него такие же волшебные глаза, как у его отца. Он вырастет и станет великим вождем, – добавила Махия, вручая младенца сестре.
Алия улыбнулась похвале старшей сестры и приложила ребенка к груди.
– Он такой же ненасытный, как его отец.
Она почувствовала, как сильно и в то же время сладостно мальчик потянул за ее сосок, и вспомнила об Аароне. Как он будет им гордиться! Она рассматривала европейские черты лица ребенка. Волосы его были чернильно-черные, но не было никакою сомнения, что это ребенок Аарона Торреса.
– Ты хорошо справилась с родами, – сказала Махия. – Это хороший знак. Ты сможешь родить много прекрасных здоровых детей. Теперь Гуаканагари устроит выгодную свадьбу для тебя с великим вождем. Например с Бехечио.
– Нет! – Алия возмущенно сверкнула глазами на Махию. – Я выйду замуж только за Аарона. Он станет могущественным вождем нашего народа. Со всем этим страшным оружием, что он привез из-за океана, мы сможем победить всех наших врагов.
Махия пожала плечами, глядя на свою капризную младшую сестру.
– Гуаканагари всегда потакает тебе, но он не может заставить Золотого жениться на тебе.
Ему не придется заставлять Аарона. – Голое Алии звучал раздраженно, но она была слишком довольна собой, чтобы злиться на глупую сестру. – Я много узнала о том, как думают люди, живущие по ту сторону океана. Аарон, как и все они, оценит, что его первенец – мальчик. Он сразу же увидит, что это его сын. – Она дотронулась до лица младенца, словно подтверждая свои слова.
– У людей, живущих по ту сторону океана, мною странных понятий. В невестах они также пенят девственность, – в голосе Махии звучало презрение к такой нелепой идее. «Как может мужчина узнать, не будет ли его жена бесплодна, если она ни разу не была беременна до его женитьбы на ней?» – Я не понимаю, для чего тебе нужен Золотой. Его дубинка может быть такой же, как у других, и неважно какого цвета у него кожа.
Чувственная улыбка тронула губы Алии.
– Да, но ты никогда не видела ею дубинку… а я видела.
Махия с отвращением фыркнула, но промолчала.
Алия отдала ей ребенка, который громко засопел.
– Возьми и покажи его нашему брату, а я пока отдохну.
– Ты сейчас назовешь его?
– У людей Аарона свои обычаи. Ребенка называет отец. Я подожду, пока он вернется.
Когда Махия ушла, Алия вытянулась на огромной, приподнятой над землей кровати. Она была измученная, уставшая, груди ее наполнились молоком и болели, но она испытывала огромную радость. Роды были нетрудными, но она скажет Аарону по-другому. Он был мрачен и беспокоился о ее беременности и о неминуемой пытке рождения. Она улыбнулась: Махия права насчет некоторых дурацких понятий белых людей. Но если он считает, что роды – огромная опасность, тем лучше. Она убедит его, что их сын чуть не убил ее своим появлением на свет!
Да, Аарон, ты женишься на мне и станешь великим вождем-воином. Ты сокрушишь всех других вождей между Марьеной и Ксарагуа, а я буду стоять возле тебя, как королева!
Поздно вечером, когда несколько рабов принесли Алии изысканную пищу, в ее бохио прибыл Гуаканагари.
Она тут же поняла, что он принес дурные новости. Отпустив рабов, она повернулась к нему и спросила:
– Что случилось?
Тоскливое лицо брата, которое так отличалось от радостного выражения, которое было у Гуаканагари накануне, испугало ее.
– С Аароном все в порядке?
– Аарон в порядке. Он здесь. Я показал ему его сына, и он был очень доволен младенцем.
Его сдержанность сбила ее с толку.
– Если он вернулся, почему не пришел ко мне? Гуаканагари почувствовал огромную волну сострадания к своей младшей сестре. Она так надеялась выйти замуж за Аарона, и он тоже стремился к этому браку, которому не суждено сбыться.
Он решил, что будет лучше, если сначала я поговорю с тобой. Возвратился адмирал и приказал Аарону жениться на белой женщине с его родины. Она ждет его в деревне возле моря.
Кровь отхлынула от лица Алии, Она с недоверием уставилась на брата. Потом ее пронзила смертельная ярость.
– Как он осмелился так поступить со мной? Кто эта женщина, ради которой он пренебрег принцессой королевской крови?
Он сказал мне, что не хотел жениться на ней, но адмирал приказал, так же как я могу приказывать моим знатным людям жениться, если меня это устраивает. По его законам, он может иметь только одну жену.
– Но он счастлив, что у пего родился ребенок, и знает, что это его сын! – сдерживая ярость, произнесла она.
– Он хотел бы забрать мальчика. – Гуаканагари неуверенно посмотрел на нее. Такое было для них непривычно, пока ребенка не отнимали от груди.
– Я подумаю об этом, но пока ребенок мой. Я назову его Наваро.
Гуаканагари согласился с этим:
– Наваро был могучим вождем-воином, который много поколений назад побеждал наших врагов. Мальчик должен стать великим воином, чтобы заслужить свое имя. Сейчас мы не сражаемся, зато мы научились жить в мире. Может иль…
– Мир! – Алия заметила, что ее выкрик вызвал удивление у брата, и не дала остальным словам сорваться с губ. «Мир – для слабаков, таких, как ты!» – подумала она. – У меня есть право дать имя ребенку, не так ли, Гуаканагари?
Он кивнул:
– Я скажу Аарону имя. Ты хочешь сейчас поговорить с ним?
– Я очень устала сейчас. Скажи ему, чтобы пришел утром.
После того как брат ушел, Алия начала строить планы. Гнев ее поостыл, она прикидывала в уме варианты. Значит, ему не нравится белая жена, на которой его заставили жениться. И он хочет своего прекрасного сына.
Она хлопнула в ладоши, вызывая рабыню:
– Принеси мне ребенка. У меня подошло молоко, я покормлю его.
Она нянчилась с Наваро, а потом тихо пропела клятву в его крошечное ушко:
– Ты будешь великим воином. И средством, с помощью которого я избавлю Аарона от его бледнолицей жены и завладею им для себя!
– Это безумие! Мы даже не говорим на их языке, не знаем их обычаев. Какой-нибудь чужой часовой, возможно, убьет меня своим отравленным копьем, а вас возьмет себе в рабыни. Вам надо было оставаться в Изабелле, – жаловался Бартоломе, продираясь сквозь низко свисавшие лианы.
Они шли по узкой извилистой тропинке в горы, которые возвышались в стороне от берега. Тропинка была скользкой от внезапно обрушившегося на остров дождя. Высоко над ними качались верхушки тропических деревьев. Рослые пальмы перемежевывались низкими зарослями красного дерева, тутовника и черного дерева. Ярко окрашенные попугаи визгливо кричали, когда маленькая группа наездников нарушала их покой, а птичка, которая везде в мире пела, как испанский соловей, сладко разливалась трелями вдали.
– Глупости, – терпеливо уговаривала Колона Магдалена. – С нами Луис, а он бегло говорит на их языке. Более вероятно, что нам навредит ядовитая змея, вздрогнув, добавила она, вглядываясь в буйно-прекрасные джунгли.
– Таинцы не пользуются ядом, это делают карибцы, – услышав их разговор, заметил Луис. – Я не слишком боюсь змей, но остерегайтесь этого… – Он указал на маленькое, замечательно красивое дерево с зелеными, словно восковыми, листьями, которые блестели после недавнего дождя. – Даже дождевая вода, стекающая с его листьев, вызывает болезненную сыпь, а если съесть его плод, то наступит неминуемая смерть. Туземцы называют это дерево манчинель.
Бартоломе брезгливо поморщился:
– Несмотря на всевеликолепие, эти места весьма опасны.
– И всеже посмотрите на цветы, Бартоломе, – сказала Магдалена с благоговением. – Они растут на деревьях, карабкаются по толстым, как канаты, лианам. Любого цвета, формы, запаха. Это настоящий рай.
– В таком случае я молю ангела с его разящим мечом уберечь нас от дальнейшего путешествия по такому раю, – с насмешливым благочестием ответил Колон.
– Скоро мы придем в деревню, – сообщил Луис, глядя на восхищенную Магдалену. Ее лицо сразу же утратило восторженно-благоговейный вид и помрачнело.
– Деревня за горой? – тревожно спросила она. Горло ее сжалось, ярость и уязвленная гордость, которые подвигли ее на преследование Аарона, начали оставлять ее. Как он воспримет то, что она отказалась выполнить его волю?
Луис Торрес кивнул:
– Деревню и поля можно увидеть с вершины гряды. Это величественное зрелище.
Когда перед Магдаленой предстали правильные ряды больших, построенных из тростника домов, широкие чистые улицы и большая площадь в центре поселения, она в изумлении воскликнула:
– Это настоящий город! Здесь, должно быть, живет не менее тысячи людей.
Посмотрите на поля за деревней, – удивленно сказал Бартоломе. – Разве могут наши зерновые так же хорошо расти, как эти, внизу? Здесь почва черная, плодородная, а вокруг Изабеллы – скудная и скалистая.
– Колонисты в любом поселении должны иметь желание работать, – напомнил Луис помощнику адмирала.
И все же я подумаю о том, чтобы просить моего брата начать поиски нового места для нашего главного поселения, – там, где будут более удобный залив и богатая земля.
Пока мужчины обсуждали возможное переселение колонии, Магдалена мысленно представила, как она встретится с Аароном и его любовницей. Вчера она ворвалась в дом губернатора и упросила Бартоломе помочь ей. Она сказала ему, что Аарон поехал мириться с Гуаканагари и Алией после своей женитьбы, но боится, что власть той женщины над ним окажется слишком сильной. Они вместе пришли к сомневающемуся адмиралу с планом пойти вслед за Аароном, принести дары и заверения, что брак Магдалены с их другом ничем не грозит дружбе Колона с Гуаканагари.
Она удерет в джунгли и будет пробираться по ним в одиночку, если я не провожу ее, – со вздохом сказал Бартоломе Кристобалю, который с недовольными оговорками согласился на дипломатическую миссию.
Все время, что они ехали верхом по жаркому влажному лесу, их кусали насекомые, палило солнце, но Магдалена оставалась непреклонной. И вот теперь, когда группа из дюжины наездников вступила в плодородную долину и приблизилась к большой деревне, ею овладели сомнения. «Правда ли я хочу посмотреть, настолько ли она прекрасна, как говорят?»
Но она моментально отвлеклась, как только увидела таинцев, которые настороженно собрались, чтобы проследить за их передвижением. Индейцы никуда раньше не видели лошадей, пока их не привезли колонисты, приехавшие сюда во второй раз. Они очень боялись животных. Со своей стороны Магдалену привлекли дикари, и она с интересом смотрела на них, как и они на нее, восседавшую на спине большого серого коня. В отличие от туземцев, которые жили и работали в Изабелле, чти, жившие в глубине острова, были совершенно голые, в чем мать родила!
Адмирал настоял, чтобы таинские женщины в Изабелле носили простые хлопковые сорочки. И даже мужчины носили, по крайней мере, позорную набедренную повязку, а может, и более приличную тряпку. Но эти бронзовые люди, мужчины и женщины, а также детишки, были совершенно нагие. Некоторые из них были раскрашены странными сверкающими красными и черными полосками. Большинство женщин, оказалось, предпочитали белую краску. У всех в волосах были яркие перья попугаев, бусины и колокольчики для соколиной охоты, привезенные торговцами из Кастилии, и огромное разнообразие украшений.
Магдалена смущенно смотрела на них, а они тараторили и показывали на нее, выделив ее из мужского окружения. Они казались любопытными, но в то же время с ужасом взирали на приближавшихся лошадей. Луис спешился и, оставив свою лошадь на попечение Бартоломе, вступил в разговор с несколькими подростками, которые потом побежали в деревню.
Они нам дружественны или нет? – нервно спросила Магдалена.
Луис ободряюще улыбнулся:
Эти люди всегда дружественны и честны. Они будут нашими твердыми союзниками против тех индейцев, которые откажутся от преданности монархии. Все, что от нас требуется в ответ, – это сохранить доверие и не обижать их.
– Вы имеете в виду, выдирать им ноздри и отрезать уши, если они не принесут достаточно золота, чтобы удовлетворить нас? – спросил Бартоломе, зная, что раньше Хойеда и Маргарит пытались увеличить квоту золота.
– Неужели с ними такое проделывали? – в ужасе прошептала Магдалена.
– Да, и этим на сегодняшний день заслужили себе много, – ответил Луис. – И все же Аарон не дал людям Гуаканагари отведать толедской стали, но я не знаю, сколько времени мы сможем сохранить мир, если не изменим наше поведение.
Вот почему он должен выполнять свои обязанности перед моим братом. Он бывалый солдат и сможет держать алчных господ-золотоискателей под контролем, – ответил Бартоломе.
– Сейчас нам надо спешиться. А не то это будет плохим ответом на гостеприимство, если мы перепугаем их, въехав на лошадях в деревню. Видите вон там ограду из тростника, которую построил Аарон? Мы оставим их там, вместе с его лошадьми, пока не соберемся уезжать. Боюсь, нам придется выступить в роли конюхов, – невесело добавил он.
За изгородью мирно паслись несколько лошадей, включая гнедого, на котором прискакал Аарон.
После того как лошади были пристроены, толпы таинцев облепили гостей, направлявшихся в деревню. Спешившись, Магдалена ощущала себя куда более уязвимой. Туземцы удивленно пялились на ее волосы и одежду. Странно было чувствовать себя неловко, будучи одетой, ибо те, что были наги, разинув рот от любопытства, таращили на нее глаза.
– Ужасно жарко. Идите медленно, Магдалена, а не то слишком устанете, – предупредил ее Бартоломе, заметивший ее покрасневшее лицо и затрудненное прерывистое дыхание.
Она упадет в обморок не от жары, а от перспективы увидеть своего мужа, которого не послушала, – сказал Аарон, выходя им навстречу. Он внезапно возник из-за большого дома, одетый в клочок хлопковой ткани, который носили некоторые из вооруженных людей. Он хмуро посмотрел на жену. – Ради всех святых, что ты здесь делаешь?
