Текст книги "Дважды в одну реку... (СИ)"

Автор книги: Шион Недзуми

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Емитсу побарабанил пальцами по подлокотнику. Вроде бы все нормально, однако что-то угнетало его, съедало изнутри.

Пора вводить Хранителей в игру, засиделись они что-то.

Да и Реборн куда-то запропастился.

Тсунаеши сидела перед зеркалом в своей спальне. Отец заметил круги под глазами, отечность век, да и ноги после целого дня ходьбы ныли и требовали покоя. Не помогала даже прохладная ванночка с морской солью.

– Выглядишь измученной, – на обнаженные плечи легли горячие руки, пустив по позвоночнику стаю мурашек. Ловкие, сильные пальцы принялись уверенно разминать затекшие за день мышцы. Тсунаеши подалась навстречу, когда они задели особо чувствительную точку.

– Может, бросим все и переедем? – бархатные, сухие губы коснулись шеи за нежным ушком. Шепот искушал, будоражил. Пришлось напомнить себе, что она порядочная беременная женщина и не может позволить себе непотребства в виде подпрыгивания и висения на шее у мужа.

Предложение его звучало в голове набатом. Как бы ни было оно соблазнительно, Тсуна знала, что пока это невозможно. Не в данном столетии уж наверняка.

– Мы не можем бегать от них всю жизнь, – покачала головой женщина. – Не с Сепирой. Хотя бы в начале жизни она заслуживает нормального общения, друзей, школы.

Болезненная тема. Срок жизни ее мужа и дочери, а теперь еще и сына, гораздо больше, чем у самой бывшей Савады. Им предстоит прожить вместе целую жизнь, но что такое сто лет по сравнению с веками одиночества. Пусть теперь и разделенного на троих.

– Не говори ерунды! – забавно фыркнул муж, обдав чувствительную кожу дыханием. – Ты проживешь столько же, сколько и я. Шаманы умеют делить свое долголетие с избранниками.

Да, это стало потрясающей новостью. Кавахира удивился, когда увидел опечаленную жену, склонившуюся над колыбелью дочери. И чуть не рассмеялся, когда узнал причину ее грусти, он-то думал, что давно уже все рассказал. Тогда Тсуна ругалась на него с битьем посуды, а потом еще и дулась неделю, не позволяя наблюдать, как она кормит грудью дочь. Что являлось самым строгим наказанием для мужчины.

Если подумать, в их совместной жизни было много неурядиц, конфликтов, недопониманий. Все преодолели, вместе, рука об руку. Еще в самом начале Тсуна объявила, что даже во время ссоры они должны спать на одной кровати. Уйдет Кавахира на диван, может вообще проваливать. С тех пор спали вместе, если ссорились – со скрученным валиком одеялом между телами.

– Знаю, что тебе поможет.

Тсуна взвизгнула, когда муж подхватил ее на руки, схватила его за плечи, обтянутые банным халатом. Местные кумушки судачили, почему такая молодая – и выбрала в спутники мужчину намного старше ее, да к тому же такой непрезентабельной, простецкой внешности. Идиотки! Да разве в этом дело, когда сердце замирает от одного лишь взгляда невозможных серых глаз, когда горячие губы оставляют клеймо на теле каждую ночь. Когда знаешь, что он любит на завтрак, и с улыбкой готовишь это, завернувшись в его же рубашку. И запах только его тела сводит с ума, заставляет щеки вспыхивать багрянцем смущения.

Его настоящая внешность.... Острые, кинжальные черты лица. Если бы Кавахира являлся портретом, то Тсунаеши сказала бы, что его создавал человек, всю жизнь рисовавший только ножи. Во всех проявлениях и гранях. Ни единой мягкости, все резкое, острое. О его скулы можно порезать пальцы, его глаза пронзают, как сенбоны. А под бархатной кожей, обтягивающей крепкие мышцы, бушевало пламя во много раз превышавшее понимание женщины. Древний шаман, он горел, он пылал круглыми сутками. И его пламя резонировало с ее, они сплетались, отзывались, как соединялись и их души. Романтический бред? Для кого-то возможно, но для четы Кавахира это уже давно обыденная, не поэтическая реальность. Единение, которое дает свободу, раскрывает крылья за спиной, второй человек как естественное продолжение тебя самого – так просто и ясно. И так сложно объяснить на словах. Ведь как рассказать слепому, что такое радуга?

Кавахира опустил жену на постель, снял халат, оставшись в одних домашних брюках. Тсунаеши с удовольствием обвела взглядом каждую черточку, каждый изгиб его совершенного тела. Рот наполнился слюной, и ей пришлось прикусить язык, чтобы удержать неимоверное желание провести языком по кадыку, прикусить кожу под челюстью. Иногда в ней просыпался неудержимый собственнический инстинкт.

Серые глаза напротив полыхали, Кавахира подался вперед, Тсуна потянулась ему навстречу всем телом....

Из конца коридора послышался крик Сепиры:

– Родители, вам нельзя. Еще три месяца как минимум, так врач сказал.

Кавахира прикусил губу, Тсунаеши откинулась на подушку и звонко расхохоталась.

– Все-таки, дочь-ясновидящая – это нечто.

– Полностью согласен. Но изначально я планировал совсем не это, – лукаво улыбнулся муж. И зачем только носит дурацкие очки! Зрение у него отличное. Хотя... с другой стороны Тсунаеши радовалась его старым кимоно, очкам, вечной тарелке лапши. Так никто не зарился на ее единственного. – Просто массаж.

Он перехватил аккуратную ножку жены, круговыми движениями разминая нежную кожу, надавливая на подъем. Тсунаеши застонала. Разочарование от неудавшегося поцелуя ушло.

В конце концов, и так неплохо. Всего каких-то три месяца!

– Что планируешь делать с нашими гостями?

– Ничего, – пожала плечами Тсуна и по-кошачьи сверкнула глазами. – Думаю, пришла пора для серьезной аргументации.

Глаза Кавахиры округлились, весело заблестели.

– О!

В лунном свете Юни выглядела как беззаботная нимфа, воплощение лунного света. На встречу с дядюшкой она пришла без обязательного сопровождения второго босса Мельфиоре, и стоило только догадываться, каких усилий ей это стоило. Она сидела на каменном постаменте, болтала ногами, плела венок из неизвестно откуда взявшихся ромашек. Впрочем, Бьякуран готов таскать ей розы с другого конца мира, что ему какие-то ромашки!

– О чем ты хотел поговорить, дядюшка Реборн? – она невинно улыбалась.

Похожая и одновременно не похожая на своих мать и бабушку. Внешность один в один, но глаза, глаза выдавали в ней более мягкую натуру. Хотя Реборн знал, при необходимости девочка проявит стальной стержень своего характера, свойственный всем Аркобалено Неба.

Теперь уже бывшим. И это возвращало его к насущным проблемам.

– Как ты познакомилась с Тсунаеши? И что с ней происходит? Я заметил вибрацию пламени вокруг, однако сама Тсуна... в ней словно нет огня.

Юни поболтала немного ногами, приплела еще пару ромашек и только потом подняла голову.

– Тсуна стала причиной, по которой с нас сняли проклятие Аркобалено. Не будь ее, Шахматоголовый мог еще много столетий искать носителей пустышек, заменять их, – перед ним сидела провидица, глава семьи, а не беззаботная девочка. – То, что я скажу, должно остаться только между нами.

Реборн кивнул. Юни на какое-то время вернула все свое внимание венку, и киллер не торопил ее, понимая, что нужно собраться с духом для серьезных откровений.

– Раньше системы Тринисете – равновесие в мире – поддерживала древняя раса Шаманов. Сильнейшие воины, обладавшие немыслимым количеством пламени. Вам такое и представить себе тяжело, дядюшка. Их было десять, всего десять, и они медленно, один за другим умирали. Пока не осталось всего двое. Спиро и Сепира, последние представители расы. В одиночку они уже не могли поддерживать Тринисете, поэтому создали пустышки Аркобалено, кольца Маре и кольца Вонголы, чтобы найти поддержку среди людей. Сепира вышла замуж, основала собственную семью. Разбавила кровь древних Шаманов так сильно, что ее потомки уже ничем не отличались от обычных людей. Почти ничем. Из поколения в поколение передавался в семье дар ясновидения и пустышка Неба. Да, дядя, – Юни кивнула, – бабушка, мама и я – потомки древних Шаманов, нечеловеческой расы. Однако в нас мало сил, по сравнению с нашими предками. Чистокровный Шаман остался один, он следил за поддержанием Тринисете, разыскивал Аркобалено. И нашел способ возродить свою расу. Девушка с пламенем Неба, потомок Первого Вонголы, Джотто. Как и у него, у Тсунаеши невероятно сильная воля, что дает ей колоссальную мощь. Я видела свою смерть, – голос опустился почти до шепота. – Видела, как отдаю жизнь за Тринисете. И видела, как Тсуна спасает наш мир. Снова и снова спасает своих родных и близких, сражается, становится сильнее, чище, пока наконец.... Не достигает того уровня, когда ее признают достойной пустышки Неба. Достойной стать следующим Аркобалено. Все это могло бы быть, но будущее вновь изменилось. Моя мама сообщила о своих видениях последнему Шаману, и когда Тсунаеши была оставлена, он нашел ее, протянул руку. Их дети унаследуют чистую кровь, весь могущественный дар древней расы. Да, – Юни вновь кивнула и улыбнулась. – Сепира – первый Шаман, родившийся за много-много лет. И отсюда вытекает еще одна проблема. Ребенку с таким потенциалом требуется постоянная подпитка пламенем, энергией. Несколько часов в день Тсунаеши справляется и сама, хотя и дается это тяжело. Поэтому всю беременность будем рядом с ней. Шаманов Вонголе мы не отдадим. Тебе следует вспомнить, дядюшка, что ты не цепной пес первой семьи мафии. Пора бы окончательно выбрать себе сторону. Мы не дадим тебе власти и денег, как Вонгола. Мы умеем лишь любить и доверять. Подумай об этом.

Юни спрыгнула с парапета, отряхнула юбочку и ушла.

Реборн остался стоять, с зажженной сигаретой, хаосом в мыслях, вызванном обрушившейся лавиной информации. Весь его мир, такой, каким он его привык видеть... накренился. И его следовало выпрямить, как можно быстрее.

На камне белел в лунном свете одинокий венок ромашек.

Глава 4

Тик-так, тик-так, тик-так.

Старинные напольные часы с большим циферблатом и тяжелым, блестящим маятником притащил домой Кавахира, со смехом заявил, что это его приданое. Помнится, первые месяцы совместной жизни они здорово раздражали Тсунаеши, почти бесили, пока во время беременности она случайно не заметила, как прислушивается к мерному ритму стрелок, и успокаивается, дремлет. И даже Сепира, будучи еще в животике, слушала стрелки и слабо пиналась, когда особенно сильный щелчок обозначал наступление нового часа. Кавахира специально убрал бой, чтобы не тревожить сначала не высыпающуюся беременную жену, а затем – и новорожденного ребенка.

Интересно, как бы сложилась ее жизнь, если бы не появился Кавахира? Тсунаеши даже представить было страшно, что она могла попросту не зайти в недавно открывшуюся в городе раменную лавку. Не познакомиться с ее владельцем, не подружиться с ним. Кавахира был рядом, когда она оформляла перевод в другую школу, он был рядом, когда она продавала дом, вместе с ней переносил все тяготы переезда, искал новое пристанище, помогал избавляться от вещей. Он был рядом, когда ей снились кошмары, и она не могла спать. Он всегда был рядом, так близко, что Тсунаеши уже не представляла себе жизни без него. И дальнейшие беременность и брак не стали чем-то неожиданным.

Все закономерно. И правильно.

Женщина приоткрыла глаза. Снова она задремала под философские размышления. Беременность настраивала ее на созерцательный лад.

Рядом прикорнула Юни, положив голову ей на колени, носиком девушка прижалась к выпуклому животу. И Тсунаеши казалось, что кулачок сына соприкасается с провидицей через тонкую кожу. Пальцы машинально перебирали иссиня-черные волосы, длинные, распущенные, что виноградными лозами стекали с колен на пол.

Слева причмокивал зефиром Бьякуран. Чтобы не беспокоить своих друзей, он высыпал несколько пачек сладости в глубокую керамическую миску. Увидев, что Тсуна проснулась, подмигнул задорно сиреневым глазом.

– В сон тянет, – повинилась бывшая Савада, зевнув от души.

– Не делай этого так заразительно, Тсуна-тян! – возмутился Джессо... и тоже зевнул.

Тсунаеши захихикала. Телефон на столике пиликнул, мигнул загоревшимся экраном. Женщина перегнулась через Юни, стараясь не сильно потревожить девушку. Та отдавала свое пламя, не сильно, но все же. Кавахира мог закрыть свою раменную, он бы так и сделал ради жены и сына, если бы ему не запретила сама Тсуна. Ее друзьям тоже хотелось ощутить себя нужными, полезными, частью их новой семьи.

Она помнила взгляд Юни. когда та пришла в первый раз: тоскливый, больной и одновременно – полный надежды. После смерти Арии, у девочки не осталось никого, кто мог бы понять ее в полной мере. Никого, кто мог бы дать ей семью. Даже Реборн, хоть и любил племянницу, считал ее самостоятельной, как и всех остальных ясновидящих Джинглио Неро. А Юни хотелось побыть просто ребенком. Хотя бы немного, еще чуть-чуть.

Женщина ласково улыбнулась, обвела пальцем татуировку-цветочек на щечке ясновидящей. И взглянула на экран мобильного.

– Он приезжает, – улыбнулась она Джессо.

– Йо, Тсуна!

Ямамото с улыбкой заметил, как от неожиданности женщина подпрыгнула, обернулась, настороженная. Чем-то напомнила ему тушканчика, передачу о которых они смотрели в номере вместе с Ламбо.

Совсем не изменилась. Не красивая, но имелось в ней нечто, заставляющее остановиться взгляд. Не какая-то определенная черта, но сама ее суть, внутренний свет. Тсунаеши светилась и щедро одаривала окружающих своим теплом. Ямамото помнил мелкую, несуразную девчонку, оттаскивающую его от края крыши. Он лишь взглянул ей в глаза и все, пропал. Тсунаеши стала его светом, его зарядом бодрости, его стимулом идти вперед, не оглядываясь назад, преодолевая трудности. Он играл в мафию ради нее, ради нее там, в затопленном зале школы, он вставал снова и снова, применял удары, которые тренировал лишь на практике. Потому что знал: за ним следят обеспокоенные карие глаза. И свой новый прием мысленно он посвятил именно ей. Наградой стала ее облегченная улыбка, дрожащие от невыплаканных слез губы и теплая рука на предплечье, с маленькими аккуратными пальчиками.

Вот и сейчас она цепляется этими самыми пальчиками за дверцу машины, второй рукой инстинктивно прикрывая живот.

Так почему же он позволил увезти себя от своего света? Почему допустил, чтобы ее тепло досталось другим? Ямамото не знал, наверное, игра слишком сильно затянула его. И он не обратил внимания, что Тсуна уже не является ее неотъемлемой частью. Когда очнулся, он не мог вернуться к ней.

Глупец.

Но что плакать над разлившимся молоком? У него еще есть возможность вернуть свой свет. Вернуть всем им.

– Ты куда-то собираешься? – весело поинтересовался он. Улыбка, искренняя, о которой он уже порядком подзабыл. И смех сам рвался с губ.

– Сегодня моя очередь забирать дочь из школы, – улыбнулась и она. Как будто не было десяти лет разлуки. В груди Ямамото екнуло.

– Не возражаешь, если составлю тебе компанию?

– Конечно. Вместе веселее.

Женщина села за руль, подождала, пока бывший одноклассник опустится на соседнее сиденье, пристегнет ремень. И мягко вырулила на дорогу.

– Не знал, что ты водишь машину, – заметил Ямамото.

– Пришлось научиться. Муж категорически не переносит всех видов транспорта, предпочитает путешествовать своими методами. Ему все кажется, что человечество зря изобрело «эти громоздкие, шумные штуки», – со смехом объяснила Тсунаеши, бросила косой лукавый взгляд. – И даже твой отец не смог его переубедить.

– Ты общаешься с моим стариком? – приятно это слышать.

– Ага, они с мужем крепко сошлись на почве бизнеса. У одного суши, у другого – рамен. Да и во время первой беременности Тсуеши-сан приглядывал за мной, готовил мне, даже если блюда были... не совсем стандартными, – сморщила аккуратный носик. На светофоре загорелся красный свет, и они остановились. – Например, унаги-маки с васаби, сахаром и вишней. Не спрашивай! – засмеялась она на расширившиеся в удивлении глаза товарища. Затем стала серьезной. – А вообще, он ужасно по тебе скучал, сетовал, что ты ничего не пишешь и редко звонишь. Переживал за тебя.

Ямамото отвернулся, чтобы подруга не видела, как ее слова попали в цель. Сама того не ведая, она нашла самые болезненные, до сих пор открытые раны. Он не мог, не имел права подвергать своего старика опасности, выводить на него мафию. Но даже тот же Внешний советник умудрялся раз в год, но видеться со своей семьей, а он совсем позабыл про отца. Они увиделись только в этот приезд. И снова надо поблагодарить Тсуну. Пусть она и не знала, но послужила причиной их визита в Намимори. И заменила отцу Ямамото. Такеши не видел грусти в глазах старика. Рядом с его фотографиями на стене появились изображения беременной Тсуны, Тсуны с мужем, и с ворохом пеленок в зеленом одеяльце на руках. Он не сразу обратил на это внимание, слишком поглощенный собственными переживаниями. И не стал говорить Внешнему советнику, послушался Гокудеру.

Младшая Райра располагалась рядом со старшей Академией, здания соединялись длинным переходом, в котором находилась столовая. Тсунаеши вышла из машины. Беременным частенько запрещают управлять транспортом, так как те могут потерять сознание, но благодаря Хибари для Тсуны сделали небольшое исключение из правил.

– Подождешь меня здесь? – улыбнулась она Ямамото, тот кивнул. – Сейчас приведу дочь, и поедем обратно.

Такеши провожал взглядом спину Тсуны. Мягкая походка, на нее не повлияла даже беременность, Тсунаеши словно плыла, иногда поглаживая круглый животик. Ветер заставлял ткань рубашки нежно обхватывать налившуюся грудь. Прекрасная и женственная....

К горлу прижалось лезвие катаны. Такеши не успел даже дернуть рукой, он совсем не почувствовал приближения опасности! Повернул голову направо, и понял, почему интуиция не подала сигнал.

Рядом стояла девушка в школьной форме, обычная, таких называют серыми мышками и не замечают вплоть до выпускного, скромная и нерешительная. Если бы не катана в руках и горящие алым глаза. За ее спиной стояли двое парней, брюнет и блондин, тоже в школьной форме.

– Анри, пусть не двигается.

Девушка кивнула, прижала катану сильнее. Такеши не сомневался – его убьют. Понадобится, убьют, без колебаний.

В шею вонзилась тонкая игла шприца, и мир помутнел, выцвел. Голова закружилась, и мечник Вонголы схватился за крышу машины, чтобы удержаться. Однако ноги ослабли, и он рухнул, как подкошенный.

– В багажник его, ребята! – скомандовал блондин.

Больше Ямамото ничего не слышал.

– Ребята? – Тсуна приподняла бровь, когда увидела возле машины компанию старшей Райры. Анри уже убрала меч в руку, глаза перестали светиться демонически, она вновь превратилась в неприметную отличницу. Микадо упаковывал шприц и ампулы с лекарством.

– Думал, понадобится больше из-за пламени, – пожал он плечами. И куда подевался тот милый стесняшка, которого помнила Тсуна? Впрочем, слишком стеснительные никогда не становятся боссами бандитских группировок и не контролируют целый район.

– Даже знать не хочу, что вы сделали с Такеши. Одна просьба – оставьте его в живых, нам не нужны проблемы с Вонголой.

– Да-да, не переживай! – Масаоми беспечно махнул рукой. – Лучше приходи сегодня на вечеринку в честь помолвки. И микроволновку приноси! Моя невеста уже предвкушает ваш подарок.

И со смехом увернулся от подзатыльника.

Тсунаеши смотрела вслед отъезжающему фургону, в который положили Ямамото. Вонгола понимает силовые методы? Что ж, метод шантажа и террора до сих пор оставался в фаворитах у Бокурской компании.

Ямамото очнулся в темном помещении, привязанным к металлической койке. Ни просвета, ни звука снаружи – ни одного признака, по которому он смог бы понять, где находится. Мечник с трудом повернул голову вбок. Перед глазами танцевали разноцветные мушки, во рту властвовала пустыня, как после похмелья.

Он сдавленно чертыхнулся. На стене, привязанный цепями к какому-то крюку висел бессознательный Реохей. Хорошо, что не избитый, без переломов. По какой-то причине похитители относились к ним весьма гуманно.

Из противоположного угла раздались тихие рыдания, Ямамото повернул голову туда лишь для того, чтобы увидеть плачущего навзрыд Ламбо. Мальчик заикался, дрожал, обхватывая себя руками за плечи, словно вновь вернулся в свое детство. Плакса Ламбо. Тоже без физических повреждений.

Дверь распахнулась, и Ламбо взвыл пронзительно, забился в угол. К металлической койке подошла компания из трех человек, других, не тех, что стояли на школьной парковке. Мечник дернул руками, но что-то плотно сковывало запястья не хуже наручников Хибари.

Девушка с узким лицом, в кепке, надетой козырьком назад, подошла, поигрывая тонким паяльником. Ямамото знал такие: автономный заряд, он не нуждался в розетке, только в своевременной подзарядке.

– Ну, что ж, – сладко улыбнулась девушка, – пора объяснить, почему мы не любим, когда пытаются отнять у нас друзей. С чего начнем? С глаз?

И поднесла паяльник к самому зрачку, удерживая веки Ямамото....

– Вы куда-то собираетесь?

На этот раз Реборн с Емитсу пришли вечером, чтобы не мешать семье в повседневных делах. И застали их нарядно одетыми, готовящимися к выходу. На столике лежал тщательно запакованный в подарочную бумагу громоздкий сверток.

Сепира крутилась вокруг зеркала, поворачиваясь то одним боком, то другим, мешая матери надеть серьги.

– Да, на вечеринку, – улыбнулась Тсунаеши. Дала дочери подзатыльники, та отскочила, чем воспользовалась мать – мигом застегнула замочек и облегченно вздохнула. Младшая Кавахира надулась наигранно обиженно. Отец взъерошил ей волосы.

– Кида скоро женится, а сейчас у него помолвка, – объяснила Сепира так, как будто все должны знать, кто такой Кида и кто его невеста.

– Тсунаеши, – напряженно произнес Емитсу, – у нас пропали три Хранителя...

– Надо же, – хмыкнула женщина, – беда. Советую к полиции не обращаться, сразу идти к Хибари. Он лучше знает город, у него есть связи. Сепира, не надо наклеивать еще одну ленту, иначе наш подарок не смогут открыть до конца года.

Девочка захихикала, но мостить еще один бантик перестала. Кажется, семнадцать – это все же перебор.

– Дядя Фонг! Ты тоже приехал! – бросилась она к двери, на шею парню в алом китайском одеянии. Тот подхватил ее, обнял и звонко поцеловал в щечку.

Реборн расширенными глазами смотрел на... такого живого Фонга. Коллега по проклятию всегда напоминал если не статую, то нечто весьма похожее. Хладнокровный, спокойный настолько, что хотелось ударить его, лишь бы разрушить это чертово спокойствие. Его не могло вывести из себя ничто: ни выходки Черепа, ни смерть Луче. Он не плакал на похоронах, он ушел пить свой проклятый чай! И сейчас Реборн смотрел на живую улыбку мастера боевых искусств, на тепло в черных глазах, на искреннюю радость.

– Тсуна, ты не возражаешь, если я поживу у тебя какое-то время? – обратился он к хозяйке дома. – Дядюшка Кавахира?

– Не возражаем, – переглянувшись с мужем, ответила Тсуна. – Кстати, ты один?

– Нет, со мной приехал Ту Лонг, но он предпочел снять номер в отеле, чтобы не стеснять вас. Слышал, у вас гости?

– Как всегда, Юни и Бьякуран, – Тсунаеши задумала. – Так... где комната, ты знаешь, – Фонг кивнул, в глазах танцевали смешинки. – Еду в холодильнике найдешь, ванну примешь, вода уже должна была нагреться, – на каждое слово бывший Аркобалено кивал. – Все как всегда.

– Я хочу побыть дома, – огорченно произнесла Сепира, – с дядей Фонгом.

– И заставить ревновать Хибари и Изаю? Только через их труп, – фыркнул Кавахира. – Идем. Прошу нас простить, сейчас не имеем времени совершенно.

Неожиданные гости смотрели, как отъезжает машина с семьей. Емитсу сжал челюсти. Ту Лонг – нынешний глава китайской Триады, пришел к власти пять лет назад, когда умер его отец. Что удивительно для теневого мира, умер по естественным причинам – сердце не выдержало, остановилось во сне. Главой стал его амбициозный старший сын, братья решение не оспаривали, каждый получил собственную ветвь и отрасль.

И он знаком с Тсуной, причем в весьма дружеском контексте.

– Это не шутки, Реборн, – к ним подошел мастер Фонг. – Мы не дадим вам увезти Тсуну, придется с этим смириться.

– Это мы еще посмотрим! – рыкнул Емитсу, уходя со двора. Киллер последовал за ним, оглянувшись на приятеля.

Бывший Ураган укоризненно качал головой.

Мукуро смотрел на вечеринку. Все слишком обыденно, ну, насколько может быть обыденной встреча таких нетривиальных людей, как представители некой Бокурской компании.

Сильные, смелые, каждый со своими уникальными возможностями и способностями. И каждый по-своему опасен. Бокурская компания включала в себя и глав преступных группировок района Икебокуро, следовательно, и каждого члена этих групп. Информатор, сверхсильный бармен-телохранитель, владелец ресторана русских суши – как такое вообще возможно? – наследница клана якудза, странный безголовый всадник – живая легенда района. И многие, многие другие. Благодаря им, в Икебокуро не приживалась мафия. Категорически. С ними предпочитали не связываться. Они позволяли лишь некоторым кланам иметь бизнес, проводить свои делишки, однако не советовалось переходить им дорогу.

Насколько он понял, сейчас они праздновали помолвку невысокого блондина с миловидной шатенкой. Присутствовали и бармен, который сверкала глазами в сторону информатора. Тот недвусмысленно облизывался в его сторону. Дочь Тсунаеши-тян сидела на коленях Хибари и о чем-то с ним беседовала, что удивительно, главный монстр Намимори внимательно ее слушал, изредка поправляя непослушные пряди. Сама Тсунаеши разговаривала с виновницей торжества, ее муж спорил с высоченным, мускулистым негром. Украдкой держалась за руки парочка брюнетов: парень и девушка, скромные и тихие, девчонка еще и в очках. Мукуро похихикал – больно уж стеснительными и невинными они были для этой компании, так и хотелось над ними подшутить.

Все слишком мило, благолепно, по-семейному. И ни один не заметил слежки небезызвестного иллюзиониста. Мукуро не примыкал к Вонголе, падение семьи пойдет на пользу его планам по разрушению мафии. Однако Тсуна... она занимала его мысли, интриговала. И здесь планы Емитсу пересекались с его собственными. Иллюзионист желал, чтобы Тсуна находилась рядом, чтобы ее тело, ее мысли принадлежали ему. Хотелось залезть внутрь, под кожу, узнать, о чем она думает. О чем думает девчонка, защищавшая его от Вендиче. И спасшая-таки его от Вендиче. Через пару дней после побега Стражи нашли их, но не стали арестовывать. Кто-то попросил оставить Мукуро в покое, и они эту просьбу выполнили. Намекали на Намимори и Тсуну. Мукуро хотел завладеть силой, способной заставить подчиняться Стражей Вендиче.

Слишком поздно он понял, что вокруг не только тени, отбрасываемые уличным фонарем. Вокруг него сгущалась тьма, гибкая, упругая, немного рваная. Она захватила полностью, дохнула смертью. И Мукуро понял, что не сможет уйти от неожиданного противника даже на пути Ада. Потому что тени принадлежали смерти, ее воплощению.

– Сепира не ошиблась, за нами действительно наблюдали, – мужчина поправил очки. – Селти упакуй его и отправь к остальным.

Всадница махнула рукой, безмолвно сообщая, что все сделает.

Еще один попался в ловушку.