Текст книги "Теология свежим взглядом"

Автор книги: Шико Тан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Последним осколком Древней Религии оставался теперь только остров Крит с его знаменитой минойской культурой, в которой Великая Богиня занимала главенствующее положение.

Директор Оксфордского музея, А. Эванс, приступил к раскопкам на Крите в марте 1900 г., после того, как в его руки попала древняя критская печать с изображением бычьей головы. Результаты оказались впечатляющими: подавляющее большинство археологических находок изобиловало священной символикой Древней Религии.

Фрески на стенах Кносского дворца изображали лезвие двойного топорика (стилизованного изображения бабочки, древнего символа Великой Богини), шествие религиозной процессии, священный танец со взбешенным быком, на рогах которого повисла черноволосая Девушка. Критский обычай этого танца имел и свое историческое обоснование: в соответствии с мифологией критян, первым человеком, ступившим на остров, была Девушка по имени Европа, приплывшая сюда верхом на белом быке. Позднейшие греческие мифы утверждают, что этим быком был бог Зевс. Однако, критская легенда, несомненно, отражает более реальные факты: люди заселили Крит в давние Матриархальные времена, когда мужчины привезли сюда Женщин в соответствии с волей Властительницы своего племени.

Культура Крита была необычайно развитой по тем временам. Эта богатая морская держава торговала почти со всем Средиземноморьем, и имела приблизительно такое же значение в мире, как Египет или Вавилон, к тому времени уже ставшие патриархальными государствами. Располагали критяне и военным флотом, который были вынуждены содержать перед лицом опасности со стороны враждебного окружения. Однако, критская столица, Кносс, на суше не имела оборонительных сооружений, что являлось продолжением традиций общества Древней Религии, когда населенные пункты не обносились заграждениями.

Фундаментом для критской культуры служили относительно совершенная техника, высокое для того времени развитие ремесла и сельского хозяйства. С торговыми визитами критяне посещали Северную Африку (включая Египет), Междуречье, Сицилию и Южную Италию, Балканы и Эгейский архипелаг. Предположительно, проникали они даже к границам Индии. В 1952 г. М. Вентрисом было обоснованно доказано, что европейская письменность (алфавит, из которого возникли финикийский, греческий, а впоследствии – латинский и кириллица) была изобретена именно на Матриархальном Крите. Кстати, именно Женщину-Богиню древнейшие мировые мифы называют Изобретательницей письменности – это, например, шумерская Богиня Нисаба, индийская Богиня Сарасвати (в североевропейской мифологии фигурируют Снотра – Богиня разума, и Вёр – Богиня всеведения, так что есть все основания полагать, что Они также причастны к изобретению рун). Возникновение же европейской письменности в Матриархальном обществе доказано также и научным путем. Алфавит проник на материк, где определенным образом трансформировался, а приблизительно в XV веке до н.э. вновь появляется на критских табличках, но уже в виде греческой грамоты. К тому моменту Матриархальная цивилизация на острове уже прекратила свое существование, и страной правили чужеземцы...

Спустя 32 года после начала критских раскопок, возглавляемых Эвансом, к работе приступил греческий археолог С. Маринатос. Приблизительно в 6 километрах к северу от Кносса он разбил лагерь, и сразу же начал делать одно открытие за другим, в том числе обнаружил в критской почве вещество, несвойственное этой местности – осыпь камней пемзы. Откуда взялся этот вулканический камень на острове, где нет вулканов?

Ближайший к Криту вулканический остров находится в 120 километрах к северо-востоку, и носит название Фера. Критские мореходы вполне могли бы посещать этот остров и привозить оттуда пемзу для хозяйственных или строительных нужд, но здесь ее было так много, что Маринатос понял: этот камень попал сюда иным путем. Возможно, в результате какой-то природной катастрофы.

Древние мифы о могуществе минойской цивилизации помогли Эвансу открыть ее следы на Крите. Следуя этой логике, Маринатос в поисках истины также обратился к мифологии. На память ему пришла древнегреческая легенда о Девкалионовом потопе. Исследуя эту легенду, ему удалось узнать, что древние афиняне называли даже конкретную дату этого катаклизма – в переводе на современное летоисчисление это 1528 г. до н.э., то есть вторая половина XVI века до н.э.

Следует заметить, что знаменитое "моисеево пятикнижие", описывающее "всемирный потоп", начало создаваться приблизительно около XV века до н.э., то есть спустя 100-150 лет после событий, описанных в древнегреческой мифологии. Греки довольно часто бывали в Египте и, по-видимому, познакомили египтян с мифом о Девкалионовом потопе, а через Финикию и Малую Азию эта легенда проникла и в Вавилон. Таким образом, нет сомнений в том, что рассказ о потопе уже на рубеже XVI-XV в.в. до н.э. был широко известен на всем Ближнем Востоке. В Вавилоне он трансформировался в легенду об Ут-Напишти, а у евреев – в легенду о "праведнике" Ное, который одним из немногих спасся от вод потопа. В действительности же в образах Ноя и Ут-Напишти описывается остаток критян, которые после Великой Катастрофы переселились на материк в Восточном Средиземноморье.

Вывод, сделанный Маринатосом в результате анализа найденной на Крите пемзы, однозначно показал: критская находка имеет ферское происхождение. Следовательно, во второй половине XVI века до н.э. на Фере произошло чудовищной силы извержение вулкана, которое и уничтожило цветущую критскую цивилизацию.

Может показаться невероятным, что извержение вулкана Феры могло бы произвести столь огромные разрушения. Но в этом нет ничего удивительного, если вспомнить знаменитую катастрофу Кракатау, произошедшую в 1883 г. в Индонезийском архипелаге. Пар, в который превратилась хлынувшая в пылающий кратер вода, разорвал весь остров и взметнул на 30-километровую высоту более 50.000 кубических километров раскаленных каменных обломков и песка. Остатки острова были разбросаны взрывом на расстояние в радиусе 2.000 километров, земля и море покрылись толстым слоем пепла. Цунами, возникшая от колоссального толчка, докатилась даже до Южной Америки, на побережье которой погибло около 40.000 человек. От Кракатау до Америки – несколько тысяч километров. А ведь от Феры до Крита – всего 120 километров. И если извержение вулкана Феры было хотя бы в несколько раз слабее извержения на Кракатау, то и в этом случае его последствия неминуемо должны были уничтожить почти все живое на Крите и на значительной части островов Эгейского моря.

Предположения Маринатоса окончательно подтвердились в 1946-1947 г.г., когда шведская геологическая экспедиция обнаружила на морском дне у северного побережья Крита толстый слой вулканического пепла. Химический анализ показал, что это пепел Феры.

Путем сопоставления результатов археологических работ ученым удалось восстановить картину катастрофы. Удушливые газы, обильный пепел и пожары, вызванные обломками разлетевшихся раскаленных камней, уничтожили почти всю жизнь по крайней мере в радиусе до 170 километров. Взрыв острова сопровождался цунами до 25-30 метров высоты, которая, довершив разрушения от пожаров, смела все критские города восточной и северной части острова. Мелкие портовые города Кикладских островов также прекратили свое существование.

В 1967 Маринатос приехал на Феру, где провел несколько лет, чтобы окончательно удостовериться в истинности своей гипотезы. В ходе раскопок он обнаружил древний город Акротири, во времена минойской цивилизации, возможно, также к ней принадлежавший. Под двойным слоем пемзы и пепла на глубине от 3 до 11 метров ученым открылся город эпохи Бронзового века. Его гибель также датировалась второй половиной XVI века до н.э.

Немногие уцелевшие после катастрофы жители Крита оказались в чрезвычайно бедственном положении. От былого могущества минойской цивилизации и крупной морской державы остались лишь жалкие обломки. Есть все основания полагать, что оставшиеся в живых критяне и их потомки делали все возможные попытки восстановить прежний порядок, но силы их были невозвратно подорваны. Погибла сельскохозяйственная система, не существовало более критского флота, так что остров оказался беззащитным от внешних врагов. Природный процесс горообразования в этой местности, следствием которого было извержение вулкана Феры, продолжал производить мощные подземные толчки на Крите. Отстраивавшиеся города вновь обращались в руины.

Тяжелейшим положением островитян не преминули воспользоваться патриархальные племена ахейцев и дорийцев. В середине XV века до н.э. их вооруженные отряды с материка все в большем количестве высаживались на северном побережье Крита, распространяясь по всему острову. Новые власти утверждали на захваченном острове свои ценности, свою культуру, свою религию, преследуя тех, кто продолжал чтить Богиню Мать по старинным традициям. Мистерии в честь Великой Богини теперь совершались втайне, в глухих безлюдных местах. (Подобным образом, скрываясь от мужей, Женщины Лесбоса однажды в год на несколько дней собираясь вместе, совершали обряды Древней Религии в лесных чащах.)

Видимо, приблизительно в это время часть критян, бежавшая от разрухи и жестоких завоевателей, переселилась в южную часть Ханаана, где заморских пришельцев стали называть филистимлянами. Их потомки впоследствии были окончательно уничтожены евреями во время расцвета Израильского царства. Библия называет филистимлян злейшими врагами евреев, вероятно, потому, что филистимляне, под влиянием ханаанской культуры перешедшие к патриархальному образу жизни, все же сохраняли в своей среде память о Великой Богине, Которой поклонялись их недавние предки.

На самом Крите дорийская цивилизация истребляла последние воспоминания о Древней Религии, постепенно насаждая мужскую языческую идеологию. "К XI в. до н.э. все было кончено, – говорит Г-жа Айслер. – После ухода жителей в горы, откуда они время от времени совершали партизанские военные вылазки против дорийцев, пали последние участки сопротивления. Вместе с толпами переселенцев дух, когда-то сделавший Крит, по словам Гомера, "богатой землей и прекрасной", покинул остров, так долго бывший ему домом. Со временем даже само существование уверенных в Себе Женщин – и мужчин – минойского Крита, было забыто, как забыты были миролюбивый и созидательный характер цивилизации и животворящие силы Богини".

Расправившись с Матриархатом, милитаризировавшееся человечество вступило в новую эпоху.

ГЛАВА 16. НОВЫЕ РЕЛИГИИ И НРАВСТВЕННОСТЬ

Воспоминания о "Золотом Веке", сохранившиеся в народной памяти, превратились в легенду. Многие века большинство людей считало, что Матриархального общества вообще никогда не существовало, это – всего лишь досужие выдумки. Однако, время все расставляет по своим местам, и сегодняшние открытия ученого племени однозначно утверждают: Матриархальная цивилизация существовала. И повсюду, где отыскиваются ее следы, они сопровождаются свидетельствами вторжения грубой силы, варварского воздействия извне, разрушительной деятельности озверевшего воина.

Эти свидетельства довольно ясно показывают, что переход от Матриархата к патриархальному образу социального устройства совершался не "естественным" путем в ходе культурной эволюции, а носил революционный характер, заменяя прежний образ мышления и бытия новым благодаря насильственному вмешательству в процесс развития человечества. В самом деле, православный священник А. Мень утверждал, что "не в производственных отношениях и хозяйстве и не в особенностях первобытного брака следует усматривать корень Матриархата. Возрастание роли Женщины в доисторическом обществе было, несомненно, связано с расцветом культа Богини Матери и ведущей ролью Шаманок и Жриц".

Изменение религиозного сознания повлекло за собой возникновение иных представлений о посмертном состоянии человеческой души. Милосердная Великая Богиня в понятии древних людей не насылала наказаний за грехи, а лишь обеспечивала гармоничное существование общества в целом и каждого индивидуума в отдельности в окружающем мире. Ее высшей силой совершались рождение и смерть каждого живого существа, как неотъемлемые компоненты Вечного Круговорота Бытия. В книге "По звездам" В. Иванов замечательно описал религиозные чувства человека времен Матриархата: "Чем в отдаленнейшую восходим мы древность, тем величавее рисуется нам образ Вещуньи коренных изначальных тайн бытия, Владычицы над прозябающей из их темного лона жизнью, Придверницы рождений и похорон, Родительницы, Восприемницы, Кормилицы младенца, Плакальщицы и Умастительницы умершего... Эпоха наибольшей чуткости к подсознательному... была эпохой владычества Матерей... Всякое исследование истории Женских Божеств, каким бы именем ни таилась Многоимянная... наводит нас на следы первоначального Феми-монотеизма, Женского единобожия. Все Женские Божественные Лики суть разновидность единой Богини, а эта Богиня – Женское начало мира, один Пол, возведенный в абсолют".

"Раньше все явления, включая разрушительные силы, загадку смерти и тьму ночи, были проявлениями Великой Матери, – заключает Л. Кэбот. – К ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЯМ НЕ ПОДХОДИЛИ С МЕРКАМИ НРАВСТВЕННОСТИ".

Зато новые боги, закованные в латы, держащие в руках разящие молнии, готовые в любой миг обрушить свой гнев на непокорных вождю племени, который приносит ему жертвы, рассматривались прежде всего как каратели, а уж потом – как податели каких-то благ. В этом контексте рассматривался теперь и смысл человеческого бытия. Человек "нового порядка", трепещущий перед неотвратимым возмездием грозного бога, теперь практически целиком переключился на заботу о собственной персоне, о "спасении" своей собственной души. Сознание члена патриархального общества наполнилось картинами посмертного воздаяния за грехи или праведные поступки: Рай и Ад, Элизиум и Тартар, "Поля Иалу" и подземелья Анубиса, Такамагахара и Дзигоку, Царство Вечного Света и Царство Вечной Тьмы. "Греховность" стала отождествляться с Женственностью. Униженной, оболганной, оклеветанной, запуганной Женщине некоторые патриархальные религии отказывали даже в том, чтобы иметь человеческую душу. Свое знаменитое творение "К Элизе" Байрон начинает словами: Элиза! Признать не хотят мусульмане, Что есть и у Женщин душа...

А заканчивает его настоящим гимном Женщине-Богине:

Пусть даже Себя назовете Вы Сами Бездушными – я Вам поверю едва ли. Прекрасные, Вы рождены небесами, Без Вас бы эдемские розы увяли.

Превосходство нравственности Женской души замечательно описано в произведении русского писателя и драматурга Н.В. Гоголя "Театральный разъезд":

"...МУЖ ПЕРВОЙ ДАМЫ: О! Да у Вас уж начинает рождаться маленькая злость! ВТОРАЯ ДАМА: Злость, именно злость. Да, я зла, очень зла. И нельзя не быть злою, видя, как подлость является под всякими личинами. МУЖ ПЕРВОЙ ДАМЫ: Ну да: Вам бы хотелось, чтобы сейчас выскочил рыцарь, прыгнул через какую-нибудь пропасть, сломил бы себе шею...

...ВТОРАЯ ДАМА: Нет, нет, нет! Двести раз готова говорить: нет! Это пошлая, старая мысль, которую вы Нам навязываете беспрестанно. У Женщины больше истинного великодушия, чем у мужчины. Женщина не может, Женщина не в силах сделать тех подлостей и гадостей, какие делаете вы. Женщина не может там лицемерить, где лицемерите вы, не может смотреть сквозь пальцы на те низости, на которые вы смотрите. В Ней есть довольно благородства для того, чтобы сказать все это, не осматриваясь по сторонам, понравится ли это кому-либо, или нет, – потому что это нужно говорить. Что подло, то подло, как вы ни скрывайте этого и какой ни давайте вид. Это подло, подло, подло!.."

На протяжении многих десятков тысячелетий существовавшая цивилизация Матриархата, возглавляемая Великой Богиней Матерью и Ее земными Представительницами, Женщинами, из Которых наиболее привилегированное положение занимали Жрицы, не знала войн, человеческих жертвоприношений, социальных несправедливостей, революций и этнических дискриминаций. При всем том мы должны отметить, что этим людям никто не обещал посмертных кар или блаженств, никто не принуждал их силой или угрозами к исполнению канонического свода нравственных законов. Они жили в неогражденных селениях, не страшась нашествия завоевателей, не отгораживая себя от окружающей их Матери-Природы, с Которой ощущали себя единым целым, и имели полную свободу действий, не ограниченную "каменными скрижалями" или "уголовным кодексом". Будучи свободными работать или не работать, они сами избирали первое, не потому, что им грозила статья "за тунеядство"; в труде они видели залог благосостояния своего племени и своей собственной семьи. Имея свободу убивать или не убивать себе подобных, они избирали второе, но отнюдь не страшась тюремной камеры; от такого поступка их удерживало чувство глубокого благоговения перед Матерью мира, Дающей жизнь, Которая Сама есть жизнь, проявляющаяся во всяком живом существе, обитающем на лице Земли. Живя в условиях абсолютной сексуальной свободы, где ни законами, ни общественным мнением не осуждалась ни одна разновидность половых связей, Матриархальный мужчина никогда не насиловал Женщину, потому что в любой из Них видел земное воплощение Великой Богини. Коротко говоря, это было самое высоконравственное общество из всех, когда-либо существовавших на нашей планете. Нравственность была естественным образом жизни общества Матриархата, где никакой поступок при этом не объявлялся "смертным грехом", за которым долженствовала бы последовать "вечная погибель" бессмертной души.

С возникновением языческих религий, в которых господствовали теперь мужские боги и их земные наместники-жрецы, картина стала резко меняться. Американка Гарриет Бичер-Стоу в Своей книге "Хижина дяди Тома" прекрасно заметила, что "раб всегда становится тираном, когда дорывается до власти". Это наблюдение совершенно справедливо и в отношении периода разрушения Матриархальной цивилизации Великой Богини. В силу Своего природного происхождения Женщина обладает гораздо большей силой духа, более крепким характером, что в огромной степени компенсирует Ее физическую слабость в сравнении с представителями "сильного" пола. Достаточно вспомнить Амазонок или кельтских Воительниц. Поэтому одной лишь силой оружия покорить Их, подчинив новой, мужской власти, было невозможно. На помощь грубым завоевателям пришла религия, призванная изнутри, из области сознания поработить свободолюбивую Женскую натуру.

С появлением письменности, время которого приблизительно совпало с почти окончательным разрушением цивилизации Матриархата, цари и жрецы патриархальных народов и племен наряду со спешным перекраиванием мифологий мира активно принялись за составление сводов религиозно-нравственных законов. Следует особенно отметить, что все эти законодательные творения, несмотря на их многообразие, как близнецы-братья были похожи одно на другое в общем положении: мужчина в них объявлялся полноправным господином над жизнью, смертью, имуществом, чувствами Женщины; Женщина, напротив, признавалась существом второго сорта, которому отказывалось в тех свободах, которыми располагали отцы и мужья. Таким образом, мы ясно видим, что цель составления религиозных, нравственных и религиозно-нравственных законов была у всех народов одна и та же: недопущение возрождения Матриархата, в котором высочайшая нравственность существовала вообще без каких бы то ни было законов.

Загнанные в тесные рамки религиозных канонов, люди теперь были вынуждены хитрить перед своей запуганной совестью и перед окружающими, в надежде запутать и обмануть самих "всеведущих" богов и заслужить их благорасположение после смерти. Например, по верованиям древних египтян посмертный суд состоял в том, что их души взвешивались на особых весах с чашами "зло" и "добро". Если человек при жизни совершил хотя бы на одно доброе деяние больше, чем злых поступков, он имел все шансы стать "свободным" пахарем полей Иалу; но горе ему, если он наделал грехов хоть на одну единицу больше, чем праведных дел! Эта система древнеегипетских представлений о посмертном воздаянии нашла отражение и в еврейской Библии: "Господь взвешивает души"; "Господь взвешивает сердца" (Прит.16:2;21:2). Вынужденные лукавить из страха перед возможной "гибелью души", египтяне считали, что "грешить" можно, но немедленно по совершении "греха" необходимо совершить как минимум два праведных дела – не только для уравновешивания "судных весов", но и для того, чтобы чаша "добра" с лихвой перетянула другую...

Обманутым, запуганным народом легко управлять – и Женщинами, и мужчинами. Вожди патриархальных племен очень быстро соображали, какие выгоды они могут иметь от новых верований в "божественное" происхождение патриархальной монархической власти. Важнейшее место в законах теперь отводилось царю и его приближенным – земному "богу" и его "ангелам". "Народ без царя – овцы без пастуха", "Царь – это зеркало бога", – гласили теперь вавилонские поговорки. Законы "справедливейшего" царя Хаммурапи (XVIII в. до н.э.), например, предусматривали такие наказания за преступления против властьпредержащих: "Если раб скажет своему господину: ты не господин мой, то он должен уличить его в том, что он – его раб, а затем его господин может отрезать ему ухо". В соответствии с индийскими законами Ману, "если бы царь не наказывал сильных, они изжарили бы слабых, как рыбу на вертеле"; однако, за одно и то же преступление представители различных каст несли наказание различной тяжести: вайшьи подвергались заключению, кшатрии отделывались незначительным штрафом, брахманы же были неподсудны. Шудры не имели вообще никаких прав.

"Богодухновенный" закон Моисея, с веками обраставший все новыми и новыми пунктами, и окончательно оформленный лишь к рубежу IV-III в.в. до н.э., в общих чертах был всего лишь украден у вавилонян. Любой, кому вздумается сравнить кодексы Хаммурапи и Моисея, подивится их необычайному сходству. Однако, свои законы евреи еще дополнили требованиями абсолютного и беспрекословного повиновения и поклонения богу Яхве и его жрецам.

Парадоксально, но факт: чем больше писалось законов в постматриархальном обществе, тем чаще и активнее они нарушались. Нарушались жрецами, которым всегда "бог простит" как своим любимчикам ("В субботы священники в храме нарушают субботу, однако невиновны" – Мф.12:5). Нарушались царями, не боявшимися ответственности в силу своего высшего положения в обществе. Нарушались его чиновниками, как людьми близкими к трону и недосягаемыми для суда. Нарушались, наконец, простолюдинами, вынужденными выкручиваться в самых различных обстоятельствах, да и просто не имевшими желания им, законам, следовать. С течением веков законы совершенствовались, становились все более "нравственными" и "справедливыми", призывали к миру, согласию и всеобщему "братству". Однако, каждому известно, что братство кончается там, где больше нечего брать. А где можно отнять силой – тем более! Войны становились все масштабнее и кровопролитнее, правительства все более коррумпировались, человечество безостановочно покатилось по пути деградации.

Оказывается, само наличие законов стало для человека "нового порядка" провоцирующим фактором. Всерьез разобравшись в этом вопросе, но так и не найдя эффектного противоядия, самый плодовитый автор Нового завета сокрушенно признался: "Я не иначе узнал грех, как посредством закона. Ибо я не понимал бы и пожелания, если бы закон не говорил: не пожелай. Но ГРЕХ, ВЗЯВ ПОВОД ОТ ЗАПОВЕДИ, произвел во мне всякое пожелание: ибо без закона грех мертв. Я жил некогда без закона; но когда пришла заповедь, то грех ожил, а я умер; и таким образом заповедь, данная для жизни, послужила мне к смерти, потому что ГРЕХ, ВЗЯВ ПОВОД ОТ ЗАПОВЕДИ, обольстил меня и умертвил ею... Грех становится КРАЙНЕ ГРЕШЕН ПОСРЕДСТВОМ ЗАПОВЕДИ" (Рим.7:7-11,13). Итак, законы, оказывается, существуют именно для того, чтобы их нарушать.

Для сравнения двух моделей общественного устройства – беззаконного, и потому безгрешного Матриархата и религиозно-нравственного патриархального язычества пожалуй, лучше всего подойдет высказывание русского писателя Л. Толстого: "Самый верный признак истины – простота и ясность. Ложь всегда бывает сложна, вычурна и многословна".

В тщетной борьбе за сохранение нравственных устоев религиозные деятели "нового порядка" все лихорадочнее изыскивали способы защитить "погибающую от грехов" душу от пагубного влияния "зова плоти". Главным виновником наличия этого самого "зова", в соответствии со свежесочиненными мифами, однозначно признавалась Женщина. Это Она первая, под именем Евы, сорвала плод с дерева познания добра и зла, навлекши гнев божий на потомков Адама! Это Она, под именем Пандоры, выпустила из запертого ящика вселенское зло, доныне губящее людей! Это Она, под именем Тиамат, задумала уничтожить все живое на земле! Ату Ее, ату! Вор кричит: "Держите вора!"

Женщина повсеместно признавалась теперь олицетворением злых демонических сил, насылающих смерть и бедствия, лишивших несчастное человечество блаженного рая ("Баба и бес – один в них вес"). Как обрести утерянный рай? Конечно же, отказом от Женщины, Ее отвержением и унижением. Собственным оскоплением, наконец, чтобы уничтожить в себе всякое влечение к этому бесовскому полу.

Исследователь истории сексуальных ритуалов Ж. Марсиро замечает: "Поскольку наличие пола является причиной смерти и страданий, – сказал себе человек, наверное, можно устранить смерть и страдания и вернуть прежнее состояние рая, устранив пол. И он кастрировал себя".

Это эпохальное "решение проблемы греха" нашло яркое отражение в патриархальных мифологиях. Греческий Кронос лишает полового органа своего отца Океана; римский Юпитер проделывает то же самое со своим отцом Сатурном; такую же операцию совершает кабан над германским Одином, когда тот погружен в безмятежный сон. Каков хозяин – таков и слуга. Своим богам подражают их верные служители: жрецы индийские, персидские, египетские, карфагенские, малоазиатские... "Сакральные евнухи играли важную роль во многих магических и социальных братствах, – говорит Марсиро. – В некоторых этнических группах, например, у лопарей Северной Европы, шаманы традиционно были кастратами, как и жрецы индейского племени алгонкинов". В христианскую эру – это широко известная русская секта скопцов, существующая и поныне.

Однако, этот обычай, распространившийся среди жречества языческих религий, был все же неприемлем для "мирского" населения, гораздо больше заботившегося о земных делах и, в частности, о воспроизведении потомства. Полная кастрация постепенно была вытесняема ее "суррогатами", заменителями, представляющими собой в некотором роде имитацию полового оскопления, характерную для определенного религиозно-политического социума. Символической кастрацией у некоторых народов Ближнего Востока, в том числе у евреев, поклонников женоненавистника Яхве, стало обрезание. Оно рассматривалось как "печать праведности" с целью каждый раз напоминать еврею, отлучившемуся по нужде, что он – член богоизбранного народа, и обязан презирать Женщину, чтобы не "нагрешить" перед своим богом.

Впоследствии эта процедура в христианстве была заменена "обрезанием нерукотворенным, совлечением греховного тела плоти, обрезанием Христовым" (Кол.2:11). Мусульмане же, разделявшие и иудеями их крайнее чувство женоненавистничества, решили не придавать обрезанию "духовного" смысла, как это сделали христиане, и также принялись буквально исполнять эту ветхозаветную заповедь.

"Зов плоти", однако, оказался сильнее, чем предполагали его противники. Сознательно или несознательно, люди с течением веков изобретали все новые и новые способы символического оскопления, которые всякий раз являлись облегченными вариантами предыдущих. Марсиро так вкратце описывает этот процесс: "Появление практики кастрации определяет момент переориентирования религии в направлении, которое спустя много времени привело к христианству. Однако процесс эволюции имел отнюдь не линейный характер, а протекал как бы в двух плоскостях. С одной стороны, кастрация была интегрирована в древние религиозные формы и эволюционировала в соответствии с принципом условных рефлексов, посредством ассоциации образов. С другой стороны, она была рычагом, с помощью которого было введено в обиход большинство моральных и нравственных принципов, которыми мы руководствуемся и сегодня и которые считаем логичными и рациональными".

Таким образом, совершенствование "морально-нравственных норм", вершиной которого на теперешний момент считается христианское вероучение – это не что иное, как наследие запуганных религиозными законами евнухов, постепенно трансформировавшееся в более мягкие формы. Рассмотрим некоторые из них.

Христианские монастыри – отнюдь не изобретение новозаветной эры. Еще в Древнем Египте жрецы "удалялись от мира", скрываясь во мраке подземелий потайных храмов. Мистерии времен Матриархата, совершавшиеся в честь Великой Богини, происходили на лоне природы, на лугах, лесных опушках и в священных рощах; полуобнаженные или обнаженные их Участницы и участники не стыдились вида своих тел, не имея никакого представления о том, что много тысячелетий спустя сочинители Библии назовут это "мерзостью". (Память о "небесных одеждах" людей Матриархата сохранилась в библейских словах: "И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились" (Быт.2:25).) Но с тех пор многое изменилось, как и сознание религиозных "искателей истины", замусоренное застывшими догмами из "священных" свитков. В поисках мистических переживаний мужчины теперь бежали от Природы, открывавшей им величие Богини Матери, от Которой они отреклись, и прятались за высокие стены каменных храмов. Оттуда они зарывались еще глубже – вниз, под землю – и там медитировали, призывая в трансе своих новых богов.

Таким путем отшельники надеялись достичь "высшего" духовного состояния мистической бесстрастности, в которой первое место отводилось искусственному подавлению в себе сексуальных инстинктов. С помощью такого аскетизма они пытались выработать в себе целомудрие и прийти к святости. Отшельничество широко практиковалось религиозными фанатиками в различных странах мира. Индийские йоги, буддистские монахи и им подобные – это продолжатели все той же скопческой традиции.

Не миновала сия чаша и евреев. В библейских книгах Царств мы встречаемся с сектой "сынов пророческих" – ветхозаветных иудейских монахов, "спасавшихся" в безлюдных местах и время от времени приходящих в города, чтобы излить свое "праведное" негодование на грешников-мирян.