Текст книги "Четыре сестры-королевы"
Автор книги: Шерри Джонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Элеонора
Буря и ее знамения
Бордо, 1242 год
Возраст – 19 лет
Ветер визжит в ушах, треплет паруса, коварно нападает на флотилию английского короля, поскольку с бурей не сразишься клинком и копьем. Корабль поднимается и падает вниз, словно плывет по брюху рыгающего морского чудовища. Генрих не может даже встать с постели. Его слуги с хлюпающей в глиняных горшках королевской блевотиной бегают к борту. Всех тошнит: и Ричарда Корнуоллского, и грозного Роджера Мортимера, барона Мортимерского, и дядю Питера, и Симона де Монфора, вновь вошедшего в доверие королю благодаря помощи Ричарду в Утремере. Грозные воины, готовые свергнуть короля Франции, поставлены на колени, когда еще не достигли берега.
Но этого не скажешь про Элеонору. Возможно, ее раздавшийся живот защищает от тошноты – впрочем, а как же граф Глостер, чья талия еще шире? Его страдальческие стоны чуть ли не перекрывают вой бури. Возможно, королеву защищает ребенок, которого она вынашивает. На койке она укачивает свое лоно и напевает колыбельную: «Баю-бай, баю-бай, баю-бай…»
Крики, проклятия. Сорвало главный парус. Элеонора выглядывает на палубу и смотрит, как матросы силятся снять его, хватаясь за все что могут. У нее за спиной кок надевает плотный плащ и протискивается мимо нее, спеша тоже сразиться с бурей. Он что-то быстро лопочет, указывая на небо. Элеонора почти не говорит по-английски и разбирает только слово «бог». Очевидно, это Господь послал бурю, и не одни моряки так думают. Даже Симон де Монфор упоминал об avertissement, предупреждении, когда над головой темными грудами собрались тучи.
Элеонора крестится. Может быть, эта буря и в самом деле предвещает беду? Завоевать Пуату будет трудно, тем более всего с тремя сотнями солдат. Но что им остается? Пуату по праву принадлежит Англии, и Ричард его граф. Что делать, если Бланка отдала Пуату своему сыну? Нужно отвоевывать, а иначе самонадеянная Белая Королева так же захватит и Гасконь. Этого не должно случиться. И Элеонора с Генрихом сошлись в том, что этого не произойдет. Гасконь принадлежит Эдуарду.
И все же три сотни – ничтожная сила. Генрих не мог собрать большего без введения нового налога, платить который бароны отказались. Англия, указали они, находится с Францией в состоянии длительного перемирия. Французский король его нарушил (или, скорее, его королева-мать), и все же бароны отказались оплачивать войну.
– Какую выгоду получит Англия от этих заморских предприятий? – насмешливо спрашивал влиятельный граф Глостер, не имевший владений за проливом и потому не видевший смысла там воевать.
До сих пор Элеонора соглашалась с ним. Но Бланку Кастильскую нужно остановить. Она не только все время унижала Маргариту, – вот chienne![38]38
Собака, сука (фр.).
[Закрыть] – но теперь еще и угрожает будущему Эдуарда.
Генрих много раз объяснял баронам, почему Англии нужно Пуату. Королевство уже потеряло Нормандию, Анжу и Аквитанию – три территории на французском побережье. Без Пуату и Гаскони – где на континенте смогут причаливать английские корабли? Торговля будет затруднена. Англия ослабнет.
Но совет баронов не согласился заплатить ни единой марки.
– Чертовы бароны не видят дальше своего носа! – ругался потом Генрих у себя в покоях перед Элеонорой и Ричардом. – Как жаль, что я должен считаться с постановлениями болванов.
У французского короля таких забот нет. Без Великой хартии вольностей у него развязаны руки, и он правит своим королевством как хочет – или как хочет его мать. В результате страна расширяется, поглощая все вокруг, и становится самой мощной державой на материке.
– Если бы не слабость моего отца, это положение заняла бы Англия, – сетует Генрих.
Какую из слабостей он имеет в виду – король не поясняет: вожделение короля Иоанна к красавице Иза-белле Ангулемской, из-за чего он потерял территории во Франции, или его отказ воевать за эти земли?
Некоторые бароны называют эту войну женской.
– Они упрекают нашу мать, – говорит Генриху Ричард.
Теперь уже весь мир знает, как королева Бланка оскорбила Изабеллу во время пира в честь Альфонса. В ярости Изабелла поскакала в château[39]39
Замок (фр.).
[Закрыть], отведенный Альфонсом для нее и ее мужа, и устроила там пожар.
– Они обвиняют королеву Изабеллу? А не Бланку? – удивилась Элеонора.
Кто из баронов не отомстил бы за такое оскорбление, какое услышала Изабелла? Кто из них, как она, не стал бы сражаться за честь своего сына?
– Они говорят, что она обольстила нашего отца, обольстила графа Ла-Марша, а теперь обольщает тебя, Генрих.
Король багровеет:
– Хартия не хартия, но я не нуждаюсь в разрешении баронов, чтобы отправиться за море и забрать то, что принадлежит мне.
Он потрясает недавним письмом от Гуго Лузиньянского. Собрались многотысячные мятежные войска из жителей Пуату, Гаскони, Анжу и Аквитании. Плевать на малочисленность английских солдат: Генриху нужно лишь привезти денег. «Все стремятся служить тебе, теперь и после победы, – пишет он. – Мы не можем проиграть. Привези денег». Выполнить это, кажется, довольно просто для такого богатого королевства, как Англия. Потом Ричард подсчитывает. Корабли. Судовые команды. Лошади. Солдаты. Провизия. Оружие. Доспехи. Размещение. Взятки. Сумма потрясающая: сорок тысяч фунтов – вдвое больше, чем последние поступления в английскую казну от налогов.
– Без помощи баронов – как мы можем позволить себе поход? – спросила Элеонора. – Где мы найдем средства?
– Возьму у евреев, – сказал Генрих, бросив на нее удивленный взгляд. – Где же еще?
Когда буря поутихла, Элеонора ложится, опустив одну руку на прыгающий живот – там, конечно, мальчик, – а другой схватившись за матрац, словно корабль все еще швыряют волны. Генрих хочет вернуть не только Пуату, но и все земли, потерянные его отцом. Для этого нужно завладеть французской короной. Если ему это удастся, что станет с Маргаритой? Защитит ли ее Генрих от ужасной, промозглой гасконской темницы? Это одна из причин, почему Элеонора отправилась в путь, несмотря на беременность и дурное предзнаменование. Вторая причина – Санча.
Брак Тулуза расторгнут – одно из последних решений папы Григория. Теперь он умер, и Тулуз требует Санчу. «Я ничего не могу сделать», – написала Маргарита. Не в ее власти воспрепятствовать этому браку, тем более когда в Риме нет папы, к которому можно было бы апеллировать. Единственная надежда для их сестры – Ричард Корнуоллский.
Однако Ричард два года отсутствовал. После вызволения французского войска из заключения в Утремере – в то время как французы захватывали его замок – он воспользовался новым статусом «героя», чтобы повысить свой авторитет в мире. Граф не только засвидетельствовал почтение папе Григорию в Риме, но и нанес визит императору Священной Римской империи на Сицилии, где его несколько месяцев развлекали сарацинские танцовщицы. Красота Санчи, некогда столь пленительная, поблекла в его памяти, но это можно исправить очень скоро.
Снова пинки ребенка, на этот раз сильнее. Он просится наружу. Нетерпеливый, как и его мать. Элеонора улыбается. Погоди немного, малыш. Ты играешь очень важную роль в моих замыслах, но ты должен появиться в решающий момент.
* * *
Если гасконские темницы известны своей суровостью, то тамошние жители еще беспощаднее и круче нравом. Пышный гасконский пейзаж, мягкий климат и извивающаяся река должны бы породить великодушный, жизнерадостный народ, как в Провансе, но здесь никто не улыбается. Даже слуги в замках встречают королевскую свиту поджатыми губами и косыми взглядами.
– Они обижены на вас, – говорит Симон. – Гасконцы не желают, чтобы ими правили из-за моря. Они хотят сами решать свою судьбу.
Сам из Франции, Симон знает Гасконь лучше, чем Генрих, который полагается на сенешалей, чтобы управлять этими землями.
– Глупости, – отрезает Генрих. – Все в руках Божьих.
А Бог отдал Гасконь Англии, которая собирается ее удержать. Когда принц Эдуард достигнет совершеннолетия, он станет здешним герцогом и будет получать доход от своего герцогства – что позволит ему содержать жену и семью, пока он не станет королем.
Знание Симоном французов стало одной из причин, почему Генрих взял его в свой поход. После бегства из Англии он жил в своем родовом поместье в Монфор-Ль’Амори под Парижем и подружился с королем Людовиком. К раздражению Генриха, на вопросы о секретах французского короля Симон лишь скромно опускает глаза:
– Разве он доверит их мне, вашему вассалу?
И делано пожимает плечами, из чего Элеонора заключает, что ответ на этот вопрос – «да».
После нескольких солнечных дней в Бордо, гасконской столице, буря и ее предзнаменования стерлись из памяти. Генрих и Ричард беспечно машут руками, отправляясь на войну, словно едут на прогулку. Они уверены в победе, а почему бы и нет? Практически вся Южная Франция ждет в Тайбуре, чтобы сражаться на его стороне. Королева Элеонора и Элеанора Монфор машут руками, а дети играют у их ног, ударяясь о мамин подбородок и уворачиваясь от цепких рук нянек. Генрих верхом, во всех своих регалиях, возглавляет процессию – он в камзоле и отороченной мехом мантии из яркого шелка, в золотой короне, с поднятым над головой мечом. Перед ним герольды дуют в трубы и дудки, гром барабанов на почти пустых улицах возвещает о его приближении. Если не считать нескольких зевак, недовольные граждане Бордо предпочли сегодня остаться дома.
– Надо полагать, чтобы поковырять в носу, – говорит Элеанора Монфор. Она глядит на гасконских слуг, но те делают вид, что не слышат. – У этих гасконцев никакого чувства юмора. Конечно, правда горька.
В приятной компании золовки Элеонора на мгновение забывает свои страхи за безопасность Генриха. Но ее не оставляет тревога за Санчу, которую Раймунд Тулузский уже дважды пытался похитить. Питающая такое же отвращение к этому браку, как и ее дочери, мама тянет время. «Мы не хотим посылать ее сейчас, – написала графиня Беатриса Тулузу. – Санча уже достигла взрослого возраста, но на самом деле она все еще ребенок». Но тому нет дела, готова она к замужеству или нет. Он жаждет добраться до ее необычной златовласой красоты и до ее предположительно плодовитого лона.
Когда воины исчезают за деревьями и звуки труб затихают, Элеонора ощущает плечом чье-то прикосновение.
– Наконец-то они ушли, – говорит дядя Питер, потирая руки. – Я отправляюсь в Прованс, дорогая, чтобы осуществить наш план. Положись на меня. Я был у Санчи всего два месяца назад. Ее красота стала еще ошеломительнее. Один взгляд на нее – и Ричард Корнуоллский будет просить ее руки.
Санча
Кусочек спелого плода
Экс-ан-Прованс, 1243 год
Возраст – 15 лет
Небо такое голубое, что ей хочется нырнуть в него и плавать там. Сколько месяцев прошло с тех пор, как ей дозволили покидать châtеau? Не то чтобы ей так не нравилось внутри. Она предпочитает свой чистый безопасный дом этой грязи, колючкам и насекомым – и странным мужчинам, затаившимся в ожидании, чтобы ее похитить. Впрочем, сегодня ей нужно выйти, так как убежал ее котенок, маленькая Пуавра. На кухне сказали, что ее отпустила Беатриса. Теперь бедная Пуавра потерялась, а Беатриса помочь не спешит.
– Это получилось случайно, – зло усмехнулась сестренка. – Она вышла за мной из двери, и я не смогла ее поймать.
Как врет! Сатана червем прополз в ее сердце. Сестра мучила киску с тех пор, как Санча получила ее в подарок от папы; «чтобы утешала тебя в твоем заключении», – сказал он. Она будет просить святых стереть зависть из души Беатрисы – но сначала нужно спасти Пуавру от опасностей дикой природы.
– Пуавра! – кричит Санча.
Вообще котята не отзываются на имена, но ее киска очень умная. Может быть, ее привлечет Санчин голос, ведь он ей хорошо знаком, так как хозяйка пела ей, читала, ворковала над ней.
– Иди ко мне, моя хорошая! Твоя мама беспокоится.
Ее маленькую киску мог схватить коршун (при этой мысли Санчины глаза наполняются слезами) или съесть кабан. Лес полон опасностей, и не только для котят. Какое-то движение в высокой траве на опушке ивовой рощи привлекает ее внимание. Она спешит туда, напевая: ее маленькая chou[40]40
Душенька (фр.).
[Закрыть] спасена. Подбежав к рощице, Санча видит в траве свою киску, которая ловит кузнечиков. Смех Санчи подобен искрящемуся ручью, но Пуавра воды побаивается и бросается в заросли. Санча замирает на краю рощи. Père не велел ей удаляться от châtеau. В лесу живут злобные существа, волки и змеи, отвратительные кабаны.
– Иди сюда, Пуавра, а то тебя съедят!
Ее крик эхом отскакивает от деревьев, но Пуавра не возвращается.
Санча оборачивается, заслышав стук колес, – карета чуть не наехала на нее, и из окна, протягивая руки, высовывается Раймунд Тулузский.
– Наконец-то я до тебя добрался, моя прелесть!
Его порочный смех преследует ее на бегу, но она несется не к дому, хотя знает, что надо мчаться туда, а в рощу, где темно и можно потеряться, где она спрячется от его жирного пуза, сморщенных рук и глаз, которые словно раздевают ее. Тут уж не до диких животных! Пусть лучше ее растерзает кабан, чем увезет с собой этот паскудник.
Вокруг стволы деревьев и листва, и бежать некуда, разве что вверх. Она поворачивается снова и снова, до головокружения. Все деревья похожи одно на другое. Где же дом? Она хватается за сук и пытается взобраться, но ее руки слабы, а кора царапает нежные ладони.
– Вот я и поймал тебя!
Граф хватает ее за ноги и сдергивает на землю. Санча бьется в его руках, пытается кричать, но как? Извиваясь под Тулузом, она издает лишь подобие мяуканья, как ее Пуавра. Его руки шарят по ней, лезут под одежду, от одного запретного места к другому. Она чувствует на шее его горячее дыхание, а потом мокрые губы. Одна рука его лезет ей промеж ног, вдавливает в землю, но, к сожалению, не так глубоко, чтобы похоронить. Прости меня, Господи!
– О чем ты думаешь, моя женушка? Какое романтическое место, чтобы заключить наш брак на деле, разве нет?
Она кричит. Он одной рукой зажимает ей рот, а другой начинает задирать юбку, глубоко дыша, словно пускаясь в долгий забег. Его пальцы щекочут, как лапки насекомых. Санча брыкается и пяткой ударяет его в подбородок. Он взвизгивает, потом смеется:
– Дома я привяжу тебя к кровати.
И тут с округлившимися от удивления губами он вдруг взлетает вверх и в сторону – взлетает не сам, а его поднимает Ромео, который приставил к горлу насильника рапиру[41]41
Анахронизм: в XIII в. еще не было рапир.
[Закрыть], ноздри его раздуты, словно от тела графа уже исходит запах крови. Без грузного Тулуза на ней Санча чувствует себя легкой, как песня, и бежит, словно не касаясь земли, домой, к своей mère, которая наблюдает, как слуги грузят на повозки сундуки, корзины и кровати.
– Мама, – она хватает губами воздух, – здесь граф Тулузский.
– Он опоздал! – радуется мама. Накидка и чепец придают ей шаловливый вид. – Забирайся, милая. В Бордо тебя ждет муж получше.
– Мама, он снова пытался похитить меня.
Между маминых бровей собираются складки.
– Раймунд Тулузский – жаба и далеко не так богат, как граф Корнуоллский. Поторопимся! Твой дядя Питер говорит, что английский граф на одном месте долго не задерживается. Забирайся на повозку, милая. Твои наряды упакованы. Сейчас выйдут Маделина с Беатрисой.
– Ромео ведет графа…
– Пусть с ним разбирается твой отец. – Графиня хлопает в ладоши: – Скорее! Чем раньше мы уедем, тем лучше для тебя. Нужно действовать, пока нет папы римского. Твой отец может без последствий отменить брачный договор, одобренный папой Григорием, и подписать новый, пока не избрали нового папу.
Мама с улыбкой смотрит на горизонт, словно видит там прекрасную радугу.
– Помнишь, как английский граф смотрел на тебя? Как на сочный плод – или на мешок золота.
Санча вздрагивает, вспоминая его удивленно разинутый рот и постоянные восклицания по поводу ее красоты, его загрубелые от возраста руки, которыми он во время танца держал ее. Но по крайней мере он обращался с ней деликатно. Она ежится.
– Тулуз трогал меня, мама. За плохие места. – Санча начинает плакать. – Думаешь, Иисус все-таки захочет меня?
Графиня раскрывает объятия, но обнимает дочь быстро, почти украдкой.
– Бедняжка, все тебя хотят. Ах как некстати: сюда идут Ромео с Тулузом. Успокойся, моя птичка, он не узнает, куда мы едем, а то этот негодяй поскачет за нами и все погубит. Маделина! Маделина – где же она? Ах, здесь. Скорее!
Маделина выходит на лужайку, поправляя корону на голове угрюмой Беатрисы:
– Извините, мадам, маленькая принцесса облила себе голову водой и испортила локоны, которые мы завили. Я не виновата, что она похожа на мокрую кошку.
– Беатриса, зачем ты это сделала? Разве ты не хочешь предстать перед английским королем в лучшем виде?
– Локоны дурацкие, – говорит Беатриса.
Ржет лошадь. У самого подножия холма Ромео верхом медленно направляется к ним, рядом пешком идет Раймунд Тулузский, его руки привязаны к седлу.
– Поехали. Сейчас же! – Графиня берет Санчу за локоть, словно та не найдет карету без помощи матери.
– Куда, мама?
– В Бордо. Навестить твою сестру Нору и ее новорожденную дочурку.
Из кареты дядя Питер протягивает руку, чтобы помочь Санче сесть. У него такие большие зубы, и он все время скалит их, даже сегодня за обедом, когда говорил маме и папе о войне между Англией и Францией.
– Наша семья может распасться, – забеспокоилась тогда мама. – Не могу поверить, что Нора и Марго способны допустить такое.
Опасность миновала, ответил дядя Питер. Англии сулили легкую победу, но Франция выиграла войну до того, как корабли короля Генриха причалили. Когда английский король со своими войсками прибыл на поле боя, французские солдаты уже ждали его. Они чуть не взяли короля Генриха в плен, но его спас граф Ричард. Когда дядя Питер сказал это, мама засияла гордостью за Санчу.
– Наверное, королева Бланка раскудахталась, как петух. Она и есть петух, – заметил папа.
– Она предсказывала, что английские псы поплетутся домой с поджатыми хвостами, – сказал дядя Питер. – И оказалась права.
Беатриса нарисовала смешную картинку – собака с отвисшим веком и в короне ест с блюда в форме Франции.
Карета трогается. Мама заталкивает Санчу поглубже, чтобы она спряталась и ее не увидел Раймунд Тулузский, а то он может поехать следом. Санча кладет голову маме на колени и думает о графе Ричарде, как он не отрываясь смотрел на нее – да, по-собачьи.
Только когда карета удаляется от châtеau, мама позволяет дочери выпрямиться.
– Если повезет, снова увидишься с графом Корнуоллским. Ты довольна? Он-то наверняка обрадуется. Но нам нужно поспешить, а то они отплывут домой до нашего прибытия.
– Надеюсь, он уже отплыл, – говорит Санча. – Не хочу его видеть.
– Глупости! Разумеется, хочешь. Ведь ты не собираешься замуж за Раймунда Тулузского, а? Конечно, нет. Ричард Корнуоллский – твоя единственная надежда, дитя мое. Не смотри так испуганно! Ты еще красивее, чем была. Граф Ричард только взглянет на тебя и сразу упадет на колени, прося твоей руки, – и ты наконец избавишься от Тулуза.
Элеонора
Гасконь принадлежит Эдуарду
Бордо, 1243 год
Возраст – 20 лет
Она встает до рассвета, до первых петухов, даже до того, как ее служанка оденется. Ее силы так полностью и не восстановились, но есть дело, которым нужно заняться, а на Генриха в его нынешнем состоянии надежда плохая.
– Помедленнее, моя госпожа, – нетерпеливо говорит Маргарет Бисет, сама не умеющая что-то делать не спеша, даже в своем возрасте. – Ведь вы не хотите искушать дьявола.
После родов прошло шесть недель – шесть недель с тех пор, как она чуть не изошла кровью, и за ней все еще ухаживает служанка. Входит кормилица с маленькой Маргаритой на руках, и Элеонора бросает все, чтобы прижать ее к себе, и, уклоняясь от крошечных кулачков, покрывает маленькое личико поцелуями.
– Сегодня, крохотуля, приедет твоя grand-mère[42]42
Бабушка (фр.).
[Закрыть], – говорит она и смеется, когда малютка хватает ее за нос. – Проделала такой путь из Прованса, чтобы тебя увидеть.
Это не совсем так, но никто, даже Маргарет Бисет, не должен знать истинной цели визита. Если план Элеоноры раскроют – все пропало. Санча пропала.
Пока служанка одевает ее в простое платье из неброского хлопка – сегодня Элеонора хочет поблекнуть рядом с Санчей, – королева посылает слугу отыскать Ричарда, а потом советуется с главным поваром о сегодняшнем празднике. Ричарду уже осточертели слезы Генриха, и он планировал сегодня отплыть в Корнуолл. Элеонора попросила его остаться, предложив на праздничный обед форель, фаршированную лесными орехами, и его любимое немецкое бренди[43]43
Анахронизм: бренди появилось только в XVI–XVII вв.
[Закрыть], но он ничего не пообещал. Нужно найти его, чтобы не ускользнул.
Когда повар уходит, служанка цокает языком и бормочет:
– Присматривать за кухней – не дело для королевы.
Элеонора смеется:
– А какое дело ты бы мне дала? У нас почти не осталось слуг.
– Я только думаю, что королю… – Маргарита скорее закрывает рот.
Элеонора догадывается, что она хотела сказать: королю надо было позаботиться об этих делах, пока его супруга полностью не оправилась. Но Генрих сейчас не может думать ни о ком и ни о чем, кроме своего унижения. Задача Элеоноры была бы легче, не уволь ее кузен столько слуг. Но все равно их нельзя было оставить. Даже когда Элеонора мучилась в родах и ее крики разносились по всему замку, слуги-гасконцы не пустили к ней повитуху – несомненно, в надежде, что королева и ребенок умрут. Элеонорин кузен Гастон де Беарн, местный виконт, прибыл вовремя, чтобы спасти их обоих. Он протолкался сквозь своих соотечественников, бормотавших «предатель», и провел к королеве повивальную бабку.
– Ненавижу английское правление так же страстно, как и все гасконцы, – сказал он ей позже, разлаживая свой зеленый шелковый камзол и расправляя усы, – но мы одна семья. В наших жилах течет одна кровь.
Потом он вызвал к ней самого известного в Бордо лекаря и нашел ребенку кормилицу. Когда Гастон уходил, Элеонора пообещала ему никогда не забывать о том, что он для нее сделал.
– Может быть, когда-нибудь я напомню об этом обе-щании, – ответил он.
Элеонора – как и подобает, в короне – явилась к Генриху в его покои. Он, сгорбившись, словно его спина надломилась, сидит на кровати, вытирая слезы. Ричард и дядя Питер отводят глаза, а Симон меряет шагами комнату.
– Если бы не ты, брат, я мог бы быть сейчас в оковах или даже убит. – Монотонный голос Генриха напоминает Элеоноре шум зимнего ветра.
– Вам нужно винить лишь самого себя, – говорит Симон. – Послушай вы меня – и мы могли бы победить.
– С тремя сотнями солдат? У французов были тысячи, – возражает Ричард.
– Но разве граф Ла-Марша не привел подкрепление? – Элеонора садится на кровать рядом с мужем.
– В письме он обещал войска из Ангулема, Пуату и даже из Гаскони. – Голос Генриха по-старчески дребезжит. – А теперь это отрицает. Говорит, что не писал никакого письма.
– Я говорил вам, что на него нельзя полагаться. – Симон перестает шагать и смотрит на короля. – До того Гуго Лузиньянский восстал против короля Людовика и потерпел сокрушительное поражение.
– Как мы теперь.
Все затихают, обдумывая неудачу. Генрих спорил со своими баронами, восстанавливал их против себя и вытягивал деньги у евреев, тратя средства, которые могли понадобиться на другие нужды. Они преодолели страшную бурю на море. Королева едва не умерла в родах на чужбине, окруженная врагами. И все напрасно.
– Вы должны были послушать меня и собрать больше войск, – говорит Симон. – Но вы предпочли фальшивые обещания лживой женщины.
– Мы не знаем… – начинает Генрих, но Симон сардоническим смехом не дает ему договорить:
– Вы бы знали, если бы открыли глаза. Это письмо составила Изабелла Ангулемская и подписалась именем мужа. Именно ее надо винить в нашем провале, ее коварство, ее интриги…
– Хватит! – К Генриху вернулся его рык. – Как ты смеешь позорить мою мать?
– А как вы смеете позорить ваше королевство? Надо было слушать меня. Мой отец был великий воин, а вы – вы просто еще один простофиля. Вроде Карла Простоватого.
Генрих встает и поднимает кулаки:
– За это я мог бы посадить тебя в тюрьму.
– За правду? Простите, я забыл, что вы предпочитаете ложь.
– Вон с глаз моих. – На глазах Генриха выступают слезы. – Вон, сейчас же! Или лишишься языка. Из-мена!
На его крик сбегаются стражники и уводят побагровевшего Симона.
– Граф Лестер сейчас обвинил меня в слабости и простоватости. – Голос Генриха срывается. – Но он никогда не встречался с моей матерью. Он ее не знает.
– Она хитра, – говорит Ричард. – Вполне могла написать письма, чтобы позвать нас сюда. Мы не первые, кого она обманула. Таковы женщины.
Элеонора старается помалкивать, а то бы бросилась на защиту королевы Изабеллы. Кто, будь то мужчина или женщина, не сделал бы того же самого – или больше – ради сына? Без земель, без денег мужчина – ничто.
Почему, задается вопросом она, Гуго Лузиньянский бросил вызов французам, не имея достаточных сил?
– Ты же писал ему, Генрих, о своих трудностях с набором войска.
– Он и Пьер Бретонский собрали большую армию, – объясняет Ричард, – но Пьер сам домогается трона. Он не знал, что позвали английского короля. А когда узнал, что идем мы, то ушел и забрал с собой бо́льшую часть войска.
– Когда мы в море молились за наши жизни, Гуго и моя мать уже присягали в верности королю Людовику, – говорит Генрих. Он снова оседает на кровать, закрыв лицо руками. – Когда мы подошли к Тайбуру, французы поджидали нас.
– Ужасно! – Элеонора берет его за руку, и он слабо сжимает ее ладонь. На его глазах слезы. – Как вам удалось выбраться?
– Милостью Божьей и талантами моего брата.
– Французское войско возглавляли те люди, которых я вызволил из плена в Утремере, – объясняет Ричард. – Они позволили нам ускользнуть.
Генрих отбирает у Элеоноры свою руку:
– Если бы не Ричард, ты могла бы остаться вдовой.
Элеонора сомневается в этом; наверняка французский король не убил бы его, а взял выкуп. Но она не отрицает важности сделанного Ричардом.
– Как нам отплатит за это? – спрашивает она деверя; он несомненно придумает как.
Ричард улыбается:
– Брат уже дал мне более чем достаточно.
– Вот как? – улыбается Элеонора, зная, с какой легкостью брат вытягивает у Генриха подарки. – Что ты отдал ему, Генрих? Надеюсь, не нашего первенца? – Она поддерживает шутливый тон.
– Ничего особенного, – отвечает король. – На самом деле пустяк за такую огромную услугу.
– Скромничаешь, – говорит Ричард. – Гасконь – не такой уж пустяк.
– Мне не удалось вернуть тебе Пуату. Гасконь – просто компенсация.
– Гасконь? – У Элеоноры замирает сердце. – Которая принадлежит Эдуарду?
Генрих посмеивается и похлопывает ее по руке:
– Эдуарду достанется вся Англия. Зачем ему Гасконь?
Элеонора может дать много ответов на этот вопрос: чтобы получать гасконские доходы, когда бароны ответят «нет» на требования короля. И чтобы Эдуард получал доходы, пока не станет королем. А если королевская семья выпустит Гасконь из своих рук, ее уже не вернешь. Еще Гасконь нужна потому, что чем больше земель и титулов будет иметь Эдуард, тем более выгодный брак можно будет ему устроить. А Ричард и так богаче всех в Англии.
Но она не говорит ничего из этого. Потому что в данный момент Ричард выглядит счастливее, чем когда-либо после смерти жены. Так сильно деньги утешают мужчин в тяжелую годину. И Санче самое время приехать.
Когда Ричард уходит, Генрих обессиленно падает в объятия Элеоноры.
– Я проиграл, дорогая, и самым сокрушительным образом. Пуату потеряно. Как я теперь встречусь с моими подданными?
Элеонора гладит его по спине и шепчет утешения. Она смотрит в зеркало на противоположной стене и думает о Гаскони.
– Ты встретишь их с гордым видом, поскольку завоевал сердца гасконцев. Наши бароны, владеющие землями в Гаскони, будут очень благодарны. Только подумай, Генрих! Мы вернем Англии ее славу и отпразднуем наш успех.
– Но Гасконь принадлежит Ричарду, а не Англии.
– Ты должен забрать ее обратно.
– Что? Это невозможно.
– Ничего невозможного. Ты король. Ты можешь делать, что хочешь.
– Элеонора. Ты не понимаешь. Ричард нам нужен.
– И мы его получим. Скоро приедут моя мать и сестра. Как только он увидит легендарную красоту Санчи Прованской, то все отдаст, чтобы жениться на ней. В том числе Гасконь.