Текст книги "Обманутые сердца"
Автор книги: Шерил Биггз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
Глава 18
Линн была огорчена, когда опустился белый, с золотой бахромой, занавес и молодой человек объявил пятнадцатиминутный перерыв. Но над головой вдруг вспыхнули газовые люстры и огорчение сменилось испугом. Она окинула быстрым взглядом огромное помещение театра. Такого захватывающего зрелища ей еще не доводилось видеть. Вдоль стен ярусами располагались просторные ложи, центр зала занимали удобные кресла, которые убирались, когда в помещении театра проходил званый ужин. Потолок представлял из себя огромную фреску, с него свисали несколько больших и очень красивых хрустальных люстр. Но Линн больше интересовали человеческие лица, чем изысканный интерьер театра. Она надеялась, что в зале нет никого, кто бы мог узнать ее.
Большинство зрителей встали со своих мест, и если не вышли в фойе, то беседовали со знакомыми, сидящими в ложах. Линн почувствовала, как участился пульс. Она намеревалась улизнуть до начала перерыва и вернуться в отель, но совершенно позабыла об этом, находясь под воздействием чарующего пения Ангелины Майлз, а сейчас было уже слишком поздно.
Линн прикрыла лицо большим веером из ярких перьев. Если она останется сидеть на месте, то привлечет к себе внимание – в антрактах обычно болтали с друзьями или прохаживались в фойе, только вздремнувшие пожилые люди оставались на своих местах. Но если она отважится пройтись, кто-нибудь может случайно столкнуться с ней и принять за Белль. Вид высокого джентльмена, который шел по проходу между рядами и, казалось, направлялся прямо к ней, помог принять решение. Линн не знала его, да и не хотела знать. Она встала, открыла дверцу ложи и торопливо нырнула в толпу, лавируя между зрителями и продолжая прикрывать лицо. Неожиданно затея посетить оперу показалась не очень хорошей, несмотря на огромное удовольствие слышать Ангелину Майлз. Линн не знала, что оперный театр столь велик и не подумала, что здесь может собраться такое огромное количество народа.
– Белль!
Линн замерла при звуке знакомого голоса. Не в силах сдержаться она обернулась, обводя глазами толпу. И сразу его увидела. Он был на голову выше большинства присутствующих мужчин, волосы блестели при свете люстр, черный вечерний костюм плотно облегал широкие плечи, белая рубашка оттеняла бронзовый цвет лица Трейса. Их глаза встретились, и Линн еще крепче вцепилась в свой веер. Первым желанием было подойти к нему, но она вовремя спохватилась. Нет, это невозможно, Белль где-то поблизости. Он может увидеть сразу обеих.
– О Господи!
Вдруг в нескольких ярдах слева от Трейса появился еще один знакомый силуэт. Взгляд Линн заметался от одного к другому. Второй стоял к ней боком и пока не видел ее. Линн мгновенно поняла, что ее окликнул не Трейс, а Трекстон. Трейс стоял боком. К своему ужасу, она заметила. как вокруг Трейса собираются и остальные Браггетты. Она чуть не застонала.
– Господи, они ВСЕ здесь? – подобрав юбки, Линн принялась пробираться сквозь толпу к одному из выходов. – Боже, помоги мне выбраться отсюда!
Трекстон двинулся сквозь толпу. Какого черта добивается эта женщина? Зачем притворилась больной, зачем приехала сюда, а теперь убегает, словно он сам сатана?
– Белль?
Трейс услышал, как брат произнес имя Белль и в замешательстве посмотрел по сторонам. Почему Трекстон зовет Белль, когда она осталась в «Шедоуз Нуар»? Трейс бросился через толпу в том же направлении и перехватил брата у одного из выходов.
– Что происходит?
– Я пытался поймать Белль, – Трекстон чуть не рычал от душившего его гнева.
– Белль осталась на плантации.
– Нет, я только что видел ее!
Трейс оттащил Трекстона от выхода и повел в зал.
– Пошли, Треке, ты скорее всего видел леди, внешне похожую на Белль, но это не она. Она лежала больная в постели, когда мы уезжали. А теперь пошли и забудь об этом недоразумении. Наслаждайся оперой.
– Это была она, – Трекстон плюхнулся на свой стул и уставился на сцену. Черт побери, это была она, и как только он вернется на плантацию, то заставит рассказать, чего она добивается!
– Трекстон?
Легкий мелодичный голос, который он надеялся никогда больше не услышать, прозвучал совсем рядом и еще больше взвинтил его нервы. Трекстону вдруг захотелось вскочить со стула и исчезнуть. Но вместо этого он обернулся в поисках обладательницы голоса.
– Джульетта, – его голос звучал без всякого энтузиазма при виде женщины, которую он когда-то любил. Она была все так же прекрасна, черные завитые волосы высоко заколоты на затылке, кожа сохранила матовый оттенок слоновой кости, а стройное тело все так же манило и возбуждало. Но, к огромному облегчению, Трекстон обнаружил, что совершенно равнодушен к ней.
Она мелодично рассмеялась и подошла ближе.
– Однако, я могла бы надеяться на более радушную встречу, дорогой. Кажется, требуется время, чтобы ты оправился от неожиданности видеть меня снова.
Джульетта Вушон наклонилась вперед точно рассчитанным движением, чтобы продемонстрировать глубокий вырез белого муарового платья, в котором виднелась чуть ли не вся грудь. Она легко коснулась губами его губ.
– Нам о многом надо поговорить, – сказала она тихо. – Я так скучала по тебе, cher, – она соблазнительно улыбнулась. – Я остановилась у Калотье, они живут совсем недалеко, и меня не слишком интересует опера.
Это было приглашение уйти вместе, но если у него и оставались какие-нибудь сомнения по поводу своих чувств к ней, прикосновение ее губ вызвало только отвращение.
– Спасибо, Джульетта, но меня интересует.
– Ах, Трекс, – промурлыкала женщина. – Тебя же никогда не привлекала опера, – Джульетта игриво надула губы. – Ты все еще злишься на меня?
Он улыбнулся, но улыбка была такой же искусственной, как и ее притворная наивность.
– Нет, Джульетта, я не сержусь. Мне просто нечего тебе сказать.
Она снова наклонилась вперед и улыбнулась.
– Ах, Трекс, ты уверен? – ее глаза излучали приглашение. – Ты точно уверен, cher?
– Уверен, – Трекстон встал. – А теперь, Джульетта, прошу меня извинить, но я должен разыскать мать до того, как погаснет свет.
Линн бежала по тротуару, украдкой бросая взгляды через плечо и плотно кутаясь в накидку. Зачем, ну зачем только она пошла в театр? Почему не послушалась Белль? Ее преследовал какой-то рок – стоило куда-нибудь выйти из отеля, как Браггетты были тут как тут.
Линн практически вбежала в отель, взлетела вверх по лестнице и захлопнула дверь в свой номер. Спустя несколько долгих минут, когда дыхание и сердцебиение пришли в норму и она наконец убедилась, что ни Трейс, ни Трекстон не собираются вламываться в дверь, Линн пересекла комнату, плотнее задернула шторы на окнах и с облегчением вздохнула.
От неожиданного стука в дверь она чуть не выпрыгнула из окна. Линн замерла. Можно ли спросить, кто это?
– Мадемуазель Боннвайвер, – позвал Пьер Луши. – Я видел, как вы вернулись в отель, и взял на себя смелость принести кофе.
Линн вздохнула, испытывая одновременно облегчение, что в дверь стучатся не Браггетты, и отчаяние, что Пьер Луши не реагирует на ее холодность и продолжает свои нелепые ухаживания.
– Я не очень хорошо себя чувствую, мистер Луши, – крикнула она в ответ. – Не могли бы вы оставить поднос у двери, а я его заберу.
– Конечно, – разочарованно протянул Пьер. Линн на цыпочках подошла к двери и приложила к ней ухо.
Пьер поставил поднос на пол, заглянул в замочную скважину и нахмурился. Что-то прикрывало скважину с другой стороны. Он ничего не мог увидеть.
Белль сидела за письменным столом в комнате Евгении лицом к Окну, чтобы видеть залитую лунным светом подъездную аллею к дому. Она уже обыскала комнаты братьев и ничего не нашла. В последнюю очередь обыскала комнату Евгении и обнаружила много интересного. Белль обругала себя за то, что не начала поиски именно отсюда. Бросив взгляд на аллею и убедившись, что Браггетты еще не возвращаются, снова принялась за чтение дневника, который лежал перед ней на столе.
Томас Браггетт был настоящим чудовищем, так, по крайней мере, считала его жена, и прочитав всего лишь несколько листов, Белль полностью согласилась с ее мнением. За каждое разочарование и неудачу в жизни, за каждый провал в бизнесе, если дела шли не так, как хотелось бы, если кто-нибудь из компаньонов выводил его из себя, Томас Браггетт приезжал домой и срывал ярость и плохое настроение на жене. Несколько раз он избивал ее так сильно, что в течение нескольких недель она не могла появляться на людях. Однажды, когда Трейс уехал по делам в Батон-Руж, Евгения отослала Терезу погостить у друзей, а затем сказала мужу, что хочет развода. Он пришел в ярость и избил ее. На. следующий день Евгения упаковала вещи и попыталась уехать из «Шедоуз Нуар». Томас Брагтетт поймал ее прежде, чем она успела выехать за пределы имения. Только из-за угроз в адрес Терезы, которые, Евгения знала, он непременно осуществит, и никому не удастся ему помешать, она вернулась на плантацию. Несколько дней Томас продержал жену взаперти на чердаке, отказываясь выпускать, пока она не поклялась никогда не пытаться бежать и не рассказывать об этом случае Трейсу.
Белль возмутилась.
– Этот человек был самым настоящим чудовищем, – пробормотала она, с трудом веря строчкам, написанным Евгенией. – Тварью.
В дневнике была страница о Тревисе. Казалось, изящный женский почерк пронизан гневом.
«Сегодня Тревис покинул Новый Орлеан, но что ему оставалось делать? Томас не оставил ему выбора. Ему было выгодно устроить брак сына с Сюзанной Фортуа, но Тревис не хотел этого, пытался отказаться. Тогда Томас быстро распустил слух, что Сюзанна ждет от Тревиса ребенка. Естественно, Вернадетт сразу же порвала с Тревисом все отношения, хотя он очень ее любил, и отказалась даже выслушать. Это могло бы разбить ему сердце, если бы его не переполняла ненависть к отцу».
Белль откинулась на спинку стула и испустила долгий вздох.
– У Тревиса, определенно, были основания желать смерти отцу, – пробормотала она. Внимание привлекло какое-то движение рядом с освещенной лунным светом аллеей, и она выглянула в окно, но это оказалась всего лишь белка, пробежавшая по газону. Девушка снова принялась за чтение дневника, перевернув вперед несколько страниц.
«Сегодня вечером мой младший сын распрощался со мной и уехал. Я молилась, чтобы он не уезжал, но не могла просить его остаться после того, что сделал Томас. Трейнор любил эту девушку – неужели Томас этого не видел? Разве имело значение, что ее родители не богаты? Что они итальянцы? Томас не имел права обзывать ее такими грубыми словами. И подкупать семью в обмен на обещание никогда не возвращаться в Новый Орлеан. Это само по себе жестоко. Зачем же еще расказывать Трейнору, что девушка, которую он любил, приняла деньги, чтобы покинуть его?»
Белль не могла поверить. Как можно обращаться со своими собственными детьми таким ужасным образом? Она перелистала страницы к началу дневника.
«Трейс безутешен от горя и чувства вины из-за смерти Майры. Я искренне верю: единственное, что заставляет его жить, – это ненависть к отцу. И простит меня Бог, я не виню его: смерть бедной Майры явилась прямым результатом безответственных действий Томаса. Это всем понятно, конечно, кроме самого Томаса. Если бы он на людях не критиковал Трейса так сурово, не пытался унизить и разрушить его политическую карьеру, ничего бы не произошло. Но он сделал это. Воспользовался своей властью и выпустил из тюрьмы того человека, чтобы доказать – Трейс ошибается, выдвинув против него обвинения. Только из-за эгоизма и ревности Томаса Майра поплатилась жизнью».
А Трекстон? Раз Евгения написала об остальных сыновьях, значит, должно быть и про Трекстона. Белль быстро перелистала страницы дневника, пробегая глазами строчки, пока наконец не заметила его имя.
«Я никогда не забуду, как гордилась и радовалась за Трекстона. Такой красивый, он стоял у алтаря в ожидании невесты. Но после того что Томас сделал с Трейсом, можно было предвидеть, что он никогда не допустит счастья второго сына. Насколько нужно быть жестоким, чтобы спокойно стоять в церкви рядом с сыном, друзьями и родными и знать, что невеста не придет».
Белль почувствовала, как от жалости глаза затуманились слезами. Господи, не в этом ли причина его столь наглого и вызывающего поведения – скрыть боль, которую все еще испытывал, подвергшись такому унижению? Белль смахнула слезинки и продолжила чтение.
«Прошло шесть месяцев, но теперь наконец мы знаем правду, горькую правду. Я не могу винить Трекстона за отъезд из Нового Орлеана. Вероятно, это наилучший выход. Особенно когда узнали, что Джульетта уехала в Лондон гораздо богаче, чем была, да к тому же еще и беременная. Трек-стон клянется, что ни разу не спал с Джульеттой, и я верю. Это не его ребенок. Томас с гордостью признался, что заплатил Джульетте Вушон, чтобы та бросила Трекстона, но когда я спросила о ребенке, просто рассмеялся! Я боюсь даже подумать, что это может быть ребенок…»
Белль несколько раз перечитала недописанное предложение, не в силах поверить намеку. Томас Браггетт спал с невестой собственного сына?
– Изверг! Как может человек быть таким негодяем? Таким отвратительным и подлым? Да еще с собственными сыновьями?
От прочитанного у Белль закружилась голова. Стоило ли удивляться, что все его ненавидели? Что жена не оплакивает смерть мужа? Что дочь продолжает без умолку трещать о предстоящей свадьбе? Тело Белль покрылось мурашками. Она даже предположить не могла, что в этом мире могут существовать такие люди. Ее родители всегда были так добры, любили друг друга и своих дочерей.
Белль закрыла дневник и невидящим взглядом уставилась в окно. Томас Браггетт был дурным человеком. Возможно, далее заслужил смерть. Белль встала и принялась расхаживать по комнате. Да, скорее всего, он заслуживал смерти, но Генри Сорбонтэ его не убивал и не должен пострадать за то, чего не делал.
Белль снова взяла дневник, перелистала и нашла страничку, которую Евгения заполнила сразу же после убийства.
«Сегодня в городе я встретила Эдварда. Он был таким же красивым и жизнерадостным, как в тот день много лет назад, когда попросил у отца моей руки. Если бы только отец дал согласие, как могло бы хорошо сложиться! Но папу, как и Томаса, больше интересовало финансовое состояние моего будущего мужа и его политические связи, чем любовь. Он не уступил, несмотря на все мои доводы. Эдвард так никогда и не женился, и теперь просил разрешения навестить меня. Я с радостью согласилась. Знаю, пойдут разговоры, но мне все равно. Возможно, для нас еще не все потеряно».
Записи в дневнике Евгении подтвердили выводы Белль, сделанные по документам Браггетта и слухам, – у Эдварда Мурдеса был повод для убийства Томаса. Боже мой, сколько же подозреваемых обнаружится еще?
Звук подъезжающего к дому экипажа заставил девушку обернуться к окну.
Они приехали.
Белль сунула дневник Евгении в ящик письменного стола, быстро загасила масляную лампу и поспешила к выходу, торопливо пересекла холл, вбежала в свою комнату, пригладила щеткой волосы, поправила воротник батистового пеньюара, схватила со столика стакан холодного молока, поставленный туда заранее, и поспешила к лестнице. Она уже спустилась до середины, когда все семейство вошло в холл.
– Белль? – удивилась Евгения. – Я думала, вы уже спите, – она передала накидку Трейнору и встретила Белль у подножия лестницы. – Как вы себя чувствуете, дорогая? Надеюсь, вам лучше?
– Да, гораздо, – Белль улыбнулась. – Я как раз шла в кухню подогреть молоко, – она рассмеялась, хоть смех прозвучал нервно даже для ее собственных ушей. – Похоже, я не могу заснуть.
– Я бы предположил, у вас было маловато времени, чтобы попытаться это сделать, – заявил Трек-стон. Он подошел ближе, не слишком вежливо схватил Белль за руку и подтолкнул в сторону гостиной.
Девушка по инерции сделала несколько шагов, но охваченная гневом, выдернула руку и сверкнула на него глазами.
– Что вы себе позволяете?
– Зачем вы притворились больной? – жестко спросил Трекстон. Остальные с удивлением наблюдали за разыгравшейся сценой.
– Притворилась?! Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Вы были в городе.
Брови Белль удивленно поползли вверх.
– Что?!
– Вы меня прекрасно слышали.
– Трекс, не будь смешным, – вмешался Трейс. – Совершенно очевидно, это была не Белль.
Трекстон не спускал с нее глаз, буквально сверля взглядом.
– Нет, она!
– Трекстон, прошу тебя, – тихо произнесла Евгения. – Ты ошибся.
– Белль, что вы замышляете? – прорычал Трекстон, не обращая внимания на протесты со стороны братьев и матери. – Вы ездили в оперу, я видел вас там. Тогда зачем вы притворились больной?
– Говорю же вам, нет!
– А почему бежали, когда я вас окликнул?
Белль открыла рот, резкие словечки уже готовы были сорваться с языка, но вдруг ее осенило. Она закрыла рот. Линн. Черт бы побрал эту сестрицу! Она снова выходила из отеля. И опять ее видели. Проклятие!
Белль попыталась изобразить улыбку, хотя знала – это будет выглядеть неубедительно, по крайней мере, для Трекстона.
– Знаете, я слышала об одном случае, подобному нашему, когда кто-то увидел кого-то, как две капли воды похожего на человека…
– Это были вы, – оборвал Трекстон.
– Нет, не я, – Белль чувствовала, что находится на пределе, но не была уверена, на кого больше сердиться – на Трекстона за его настойчивость, или на Линн за ее глупость.
– Трекстон, совершенно очевидно, ты ошибся, – сказал Трейс. – Нет никаких сомнений, что Белль находилась здесь, пока нас не было, – он усмехнулся. – Как бы она смогла одеться и приехать до начала спектакля, когда мы сами чуть не опоздали? А ведь мы выехали раньше.
– Может быть, она тоже опоздала.
– Тогда ты видел бы, как она входила.
– Вовсе не обязательно.
– Трекстон, это просто смешно, – вмешалась Евгения. – А теперь предлагаю выпить всем бренди. Белль, вы можете подогреть свое молоко, а затем мы все отправимся отдыхать.
Белль подошла к окну. Через минуту к ней присоединился Трекстон.
– Это была ты, – хрипло зашептал он. – Не знаю, что ты затеваешь, и не знаю, как тебе это удалось, но мне чертовски хорошо известно, что сегодня вечером я видел тебя в опере.
На следующее утро Белль встала рано и выскользнула из дома еще до того, как проснулись остальные. Конечно, она не могла быть уверена, что все еще спят, но беспокоилась только из-за Трейса. Он любил вставать рано и до завтрака кататься верхом. Трекстон и Трейнор любили поспать, и не раз во время завтрака по этому поводу отпускались шуточки. Тереза и Евгения, скорее всего, встанут через полчаса. На счет Тревиса Белль ничего не могла сказать. Несколько раз он уезжал в город вечером и не возвращался до утра, и теперь Белль не была уверена, спит ли он в своей комнате или еще не вернулся из города.
– Господи, сделай так, чтобы я не столкнулась с ним по дороге, – она вошла в конюшню.
Глава 19
Линн взглянула на табличку, выставленную в окне магазина дамских шляпок. Магазин откроется только через десять минут. В огромной стеклянной витрине отражался весь вестибюль отеля, занимающие обычные места аукционисты и выставленные ими на продажу товары. Помещение ротонды заполнял гул голосов постояльцев, которые прогуливались, беседуя, по вестибюлю, входили и выходили из ресторанов и бара.
Прошлым вечером Линн очень перенервничала и не могла уснуть, поэтому бесцельно бродила по галерее, заглядывая в витрины магазинов. Внимание привлекла и сразу же понравилась шляпка из светло-зеленого шелка и бархата. Магазин, естественно, уже был закрыт, поэтому Линн решила прийти утром и купить шляпку. Эта покупка сразу же успокоила бы нервы, расшалившиеся от того, что вчера в опере ее чуть не поймали Трейс и Трекстон, и явилась бы наградой за смелость посещения Магелины Тутант.
Линн старалась больше не вспоминать о своих злоключениях в опере и очень надеялась, что Белль об этом никогда не узнает, зато вспомнила о любовнице Браггетта и в очередной раз вздрогнула при мысли, что фактически посетила дом мадам.
– Мисс Боннвайвер!
Линн обернулась и уставилась на подошедшего к ней мужчину. Первое впечатление – квадратный, темноволосый и красивый, но какой-то экзотической красотой.
– Прошу прощения, – он снял шляпу. – Вы мисс Боннвайвер?
– Да, – не раздумывая ответила Линн и сразу же об этом пожалела. Леди не разговаривают с джентльменами, которых им не представили должным образом.
Мужчина был плотного телосложения, всего лишь на несколько дюймов выше Линн, с мощными конечностями, пропорциональными размерам его тела. Черные, прямые волосы, зачесанные назад, подчеркивали грубоватое, но привлекательное лицо. Из-под густых черных ресниц смотрели глаза небесно-голубого цвета. Он поклонился.
– Питер Маркони.
Это имя ни о чем не говорило Линн, она продолжала молча смотреть на него.
– Я, как бы это сказать, представитель итальянского народа в Новом Орлеане.
– Здравствуйте, – натянуто проговорила Линн, все еще не решившая, стоит ли с ним разговаривать. Она быстро оглянулась по сторонам. Галерея постепенно заполнялась людьми, магазины открывались. В любом случае, ему не удастся тайком похитить ее.
– Пожалуйста, мисс Боннвайвер, – мужчина заговорщицки понизил голос. – Мы должны поговорить. Я видел, как позапрошлой ночью вы вломились в офис мистера Браггетта.
Линн застыла на месте.
– Я ничего подобного не делала, – слишком поздно она вспомнила, что это сделала Белль.
– Ах, мисс Боннвайвер, умоляю, я же вас видел, – повторил Маркони. – Потому что сам пытался сделать то же самое.
Линн молчала, не зная, как вести себя дальше.
– Послушайте, мистер Браггетт хранил у себя кое-какие мои бумаги. Я… скажем так… одалживал у него деньги, и он настоял, чтобы до полной уплаты я передал ему документ на владение домом моей матери. Я ему плачу, но он не возвращает назад мои бумаги. Когда я прихожу в его офис, чтобы востребовать их, он… ах, как бы получше выразиться… – Маркони нахмурился, словно пытаясь вспомнить, что хотел сказать. – Он убит. Да, он был убит, – Питер теребил поля шляпы, глаза беспокойно перебегали с одного посетителя галереи на другого. – Моя мать… она лишится дома, если я не верну назад эти бумаги. Мистер Браггетт не оставил мне никакой расписки.
– Как это ужасно! Но какое отношение это имеет ко мне, мистер Маркони?
– Я видел, как вы достали шкатулку, мисс Боннвайвер, в которой мистер Браггетт хранил секретные документы.
– Шкатулку, – повторила Линн.
– Да. Умоляю вас, отдайте мне документы на дом моей матери.
– Ну, конечно, если они у меня есть. Я посмотрю. Как мне связаться с вами?
– О, это очень трудно. Я хотел сказать, место, где живут итальянцы, не совсем подходит для визита такой дамы, как вы. Я приду в отель. Возможно, сегодня днем?
– Ну, я не знаю… то есть…
Но прежде, чем она успела закончить фразу, он пошел к лестнице, свернул и растворился в толпе.
Линн пожала плечами и вошла в шляпный магазин. Она спросит у Белль о бумагах мистера Маркони, но придется подождать ее появления. Линн направилась прямо к шляпке, которую присмотрела накануне, сняла ее с демонстрационного манекена и направилась к продавцу за прилавком.
– Возвращайся в свой номер, – шепотом приказал чей-то голос.
Линн обернулась, изумленная резким тоном, которым были произнесены слова. За спиной стояла женщина, одетая в бесформенное черное платье, черная с серым шляпка, скрывающая волосы, удерживалась широкой черной шелковой лентой, завязанной бантом под подбородком. Лицо было изрезано какими-то чудными морщинами, женщина смотрела на Линн поверх очков, надетых на кончик носа.
Линн уже начала отворачиваться, решив не обращать внимания на женщину, что что-то заставило ее опять повернуться и опять взглянуть на незнакомку.
– Белль?
– Ш-ш… Хочешь все погубить?
Линн отступила назад, стараясь подавить смех.
– Но ты выглядишь как пожилая леди.
– Я позаимствовала эти вещи в шкафу Евгении. А теперь иди в свой номер. Нам нужно поговорить.
– Но я хочу купить эту шляпку, – зашептала Линн.
Белль в отчаянии застонала.
– Отлично. Плати быстрей и уходи. Я приду через минуту.
Линн заспешила к прилавку, вынула из сумочки деньги и подождала, пока продавец упакует шляпку. Она обернулась, чтобы подать знак Белль, но сестры уже и след простыл. Подгоняемая любопытством, с какими новостями прибыла Белль, Линн вышла из магазина и быстро направилась в свой номер.
Не успела дверь за ее спиной закрыться, как раздался резкий стук.
– Ты что-нибудь выяснила? – Белль влетела в комнату, на ходу сдергивая очки.
Линн поставила сумочку и коробку с новой шляпкой на кровать и с облегчением вздохнула – Белль не начала расспросы о посещении оперы, возможно, ей ничего не известно. Линн обернулась к сестре и улыбнулась.
– Я нанесла визит Магелине Тутант. Она мне понравилась.
– Замечательно, но удалось узнать что-нибудь?
– Она не по своей воле являлась деловым партнером и любовницей Браггетта.
Белль ждала продолжения, но Линн молчала.
– Ну? Ты собираешься объяснить, что это значит?
– Да, конечно, – Линн окончательно успокоилась и быстро рассказала сестре о темных делишках Томаса Браггетта, в результате которых Магелина Тутант вынуждена была сначала стать его партнером, а потом, под угрозой отстранения от дел, и его любовницей. – И хотя она открыто не обвиняла Браггетта, но намекала, что по его приказу убили человека, которого она любила.
Белль покачала головой.
– Чем больше мы узнаем о Томасе Браггетте, тем это звучит все хуже и хуже.
– Да, еще Магелина рассказала, что до помолвки с Браггеттом Евгения была влюблена в Эдварда Мурдена.
Белль кивнула.
– И была беременна, когда выходила замуж, но это был ребенок Эдварда.
Белль смотрела на сестру, открыв рот от удивления.
– Эдварда? Линн кивнула.
– Тогда Трейс…
– Нет, нет. Я тоже так подумала, но Магелина сказала – нет. Томас Браггетт сказал жене, что ребенок родился мертвым, но это неправда.
– И куда делся этот ребенок?
– Томас отдал его цыганам, в то время стоявшим табором в окрестностях «Шедоуз Нуар».
– Господи, – пробормотала Белль. – Евгении известно об этом?
Линн покачала головой.
– По словам Магелины, нет.
– И у нас появился еще один подозреваемый.
– Да.
Бел вздохнула.
– Сомневаюсь, что в городе был хотя бы один человек, которому нравился бы Томас Браггетт.
– Или который не хотел бы его убить, – добавила Линн.
– А как с мэром. Ты что-нибудь выяснила? Линн занервничала, ей не очень-то хотелось признаваться, что с мэром поговорить не удалось.
– Ну, я действительно ходила к нему.
– И?
– И видела его.
– И? – Белль едва удавалось сдержать нетерпение.
– Он не стал меня слушать, просто выстави, кабинета. После этого меня чуть не поймал Трейс.
Белль очень удивилась.
– Но тебе удалось скрыться?
– Да, в чулане с инвентарем для уборки помещений.
– По крайней мере, в этот раз тебе повезло, не то что в опере.
Изумленная Линн во все глаза уставилась на Белль.
– Ну, не стоит притворяться огорченной и оправдываться, – заметила Белль. – Я уже все уладила.
– Что случилось? – слабым голосом поинтересовалась Линн.
– Трекстон вернулся на плантацию вне себя и потребовал объяснить, почему я притворилась больной, затем в одиночестве поехала в оперу и сбежала, когда он меня окликнул.
– Ой, сестричка! И что ты ответила?
– Сказала, что не переступала порога дома.
– О, дорогая!
– Все в порядке, никто, кроме него, тебя не видел. Остается только отрицать все, если он снова пристанет.
Линн кивнула.
– Хорошо, что-нибудь еще?
– Я снова ходила к Магелине Тутант.
– Зачем? – Белль стоило большого труда вытягивать из Линн необходимую информацию. Хотя Белль обладала обширной практикой в общении с сестрой, ей всегда казалось, что Линн рассказывает слишком медленно.
Линн продолжила с застенчивой улыбкой.
– Я поразмышляла и пришла к заключению – возможно, ей что-нибудь известно о печати, которую ты нашла. Поэтому вернулась и описала ей печать. Сказала, что та была на письме, присланном моему отцу поверенным мистера Браггетта.
– Ну, просто замечательно, – с раздражением фыркнула Белль. – Просто замечательно. Теперь ты выдала, что он принадлежал к «Рыцарям Золотого Круга». А возможно, и наша семья тоже.
– Ничего подобного. Магелина не знает, кто я на самом деле, – на хорошеньком личике Линн появилась недовольная гримаса. – И вообще, ты сама говорила, их интересовало только присоединение Мексики к Соединенным Штатам. Какое отношение это имеет к папе? Ему нет никакого дела до Мексики, верно?
– Да, но, возможно, «Рыцарей» интересует Юг, если в скором времени не решится вопрос о рабстве.
– О каком рабстве?
Белль буквально зарычала.
– Господи, Линн, ты когда-нибудь обращаешь внимание на то, что происходит в мире, или тебя интересуют только последние моды и кто на ком женился?
– Леди не интересуются политикой.
– Да знаю, знаю, – отмахнулась от сестры Белль. – Это неприлично, – она начала снимать одежду, позаимствованную в шкафу Евгении. – Нам снова придется поменяться ролями.
Линн попыталась скрыть радость. Она снова сможет увидеть Трейса!
– Ты хочешь, чтобы я вернулась в «Шедоуз Нуар»?
– Да.
Линн хмуро взглянула на одежду Белль.
– В этом?
– Нет, никто не видел, как я уезжала, кроме того, воспользовалась экипажем, так что можешь надеть любое свое платье. Я переоделась в этот костюм по дороге, чтобы никто в отеле не мог меня узнать. Кстати, полезная вещь, учитывая, что ты вечно где-нибудь шатаешься.
– Я не шаталась, как ты изволила выразиться, а просто покупала шляпку.
– Но мы ведь договорились, что ты не будешь выходить из номера.
Линн достала из коробки шляпку, подошла к зеркалу и закрепила ее на голове с помощью длинной булавки, затем покрутилась перед зеркалом, чтобы определить, подходит ли шляпка к белому поплиновому платью с зеленой вышивкой по корсажу.
– Что я должна делать в «Шедоуз Нуар»?
– Ничего. Просто живи там, будь с ними любезна, но держи ухо востро.
– А ты чем собираешься заняться?
– Хочу поинтересоваться отношением Браггетта с упомянутыми в его бумагах людьми.
Последующие полчаса Белль пересказывала сестре содержание дневника Евгении.
– Круг подозреваемых расширяется, и пока не выявим настоящего убийцу, мы не сможем сбросить со счетов ни одного из них.
Слова сестры напомнили Линн о Питере Маркони.
– Да, чуть не забыла, прежде чем я вошла в магазин, ко мне подошел какой-то мужчина.
– ТЫ разговаривала с незнакомцем?! – спросила Белль, не веря своим ушам.
– Да, – Линн постаралась не придавать значения тону Белль. – Он сказал, что его зовут Питер Маркони и он одалживал деньги у мистера Браггетта под залог дома своей матери. Но когда вернул долг, Браггетт не отдал закладную, и теперь он боится, что со смертью Браггетта его мать может лишиться дома. Ты можешь вернуть эти бумаги? У него был очень взволнованный вид.
