Текст книги "Мэри Роуз"

Автор книги: Шарлотта Линк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Рейф Хенли – это тот человек, которого сожгли, – пояснила Энтони Фенелла.

– Только не начинай плеваться ядом, который источает твой отец Бенедикт, – пригрозил Сильвестр.

– Я ничего не начинаю, – ответил Энтони. – Просто хотел дать простой совет: спрячь этих детей от дождя.

Сильвестр поглядел на луку седла.

– Я просто взял их, – признался он. – Ни мой отец, ни тетушка понятия не имеют об этом.

– Это неважно! – воскликнула Фенелла. – Ты поступил совершенно верно, и твои отец с тетушкой будут считать точно так же.

– Ты, как обычно, золото, – улыбнулся ей Сильвестр. – Вы оба пойдете со мной, правда? Иначе, если я пойду один, сердце уйдет в пятки и я струшу.

– У меня вообще нет сердца, которое могло бы уйти в пятки, – ответил Энтони. – К тому же мне нужно к отцу Бенедикту.

– Ничего тебе не нужно! – отрубил Сильвестр. – Кроме того, чтобы быть с нами. – Когда Энтони попытался было скрыться, он схватил его за шиворот и притянул к себе. – Сейчас ты пойдешь с нами. Никаких отговорок. Поскольку тебя у нас не было, мы с Фенеллой попытались тебя придумать, но, если быть до конца честными, успехом затея не увенчалась.

Энтони был ниже и худее, чем Сильвестр, но не калека и не слабак. Он мог бы вырваться.

– Может быть, ты отпустишь меня? – мягко произнес он. —

Или собираешься задушить своего друга?

– Я еще не решил, – ответил Сильвестр. – В любом случае я не собираюсь позволить тебе сбежать к этой ищейке, священнику. Уж лучше задушу тебя.

– Ты шантажист, Сильвестр.

– А ты мой пленник. – Слегка подтолкнув его, Сильвестр выпустил Энтони, и молодые люди втроем, как в детстве, когда они играли на верфи, направились в Саттон-холл.

9
Джеральдина
Гринвичский дворец, декабрь 1524 года

Замок был просто загляденье, просто чудо после бесконечной скуки. С тех пор как двор переехал в Гринвич для подготовки к празднованию Рождества, Джеральдина каждое утро бегала к турнирной площадке, где работники сооружали из балок и парусины нечто похожее на крепость времен расцвета эпохи рыцарства. Роскошный муляж с красными и золотыми знаменами и правдоподобно воссозданным подъемным мостом нужен был для турнирной игры, которая должна была проходить начиная с пятого из двенадцати праздничных дней. Пятнадцать молодых придворных попросили короля позволить провести новомодный дивертисмент, и король охотно согласился.

Он сам потребовал от вившихся вокруг него людей вывести празднование в этом году на новый уровень. В укромных уголках двора поговаривали, что король, который когда-то был так свеж и бодр, устал: устал ждать сына, который все не рождался, устал от одних и тех же развлечений, от знакомых лиц и, в первую очередь, от своей невзрачной королевы, которая, судя по всему, опережала его в старении, словно лошадь, убегающая прочь вместе с повозкой.

Джеральдина почти сочувствовала королеве Екатерине. То, что Господу было угодно сотворить уродливых мужчин, в некоторой степени было понятно, но почему, ради всего святого, он создает уродливых женщин? Впрочем, Джеральдина никогда не испытывала сострадания по отношению к другим людям. Она никому не позволяла заметить, что временами страх сковывает ее дыхание от мысли, что однажды ее карета тоже уйдет, а она не успеет вскочить на подножку. С тех пор как она, оказавшись рядом с Анной, вошла в круг приближенных королевы, у нее было достаточно вина, благодаря которому скрашивались мрачные дни, а также теплые комнаты, смех и порок, заглушавшие тишину. Предстоящие двенадцать рождественских дней давали повод забыть о повседневности. Джеральдина твердо решила с головой окунуться в удовольствия, зажечь свою свечу с обоих концов, пока у нее еще есть воск.

Расцвеченный яркими красками замок на турнирной площадке казался ей очень многообещающим: что-то должно было произойти. Постройка росла, а между двумя знаменами возводились украшенные барьеры для поединков. Об актерах судачили все вокруг. Эти пятнадцать энтузиастов хотели бросить вызов всему остальному двору: тот, кто чувствовал себя достаточно смелым, мог попытаться взять штурмом мост и ворота или выйти к барьеру, чтобы сразиться в поединке.

Однако оставалось неясным, какими еще ингредиентами будет приправлено зрелище. Джеральдина не знала, на что надеется. На то, что что-то произойдет. Неважно, что именно. Любой маломальский скандал, какой-нибудь неожиданный сюрприз могли осветить мрачные дни и заполнить собой зияющую пустоту ее жизни. Хотя Анна время от времени ходила с ней к замку, чаще всего у нее находились другие занятия: Гарри Перси вернулся ко двору и, не теряя времени, возобновил свои шуры-муры.

За три дня до Рождества королева Екатерина созвала придворных дам в своей личной гостиной. Как обычно, она приказала всем сесть вокруг нее полукругом прямо на пол и заняться рукоделием. Напряжение в комнате было почти осязаемым.

– Милорд Перси и его люди передали свои требования, – наконец объявила королева. В ее голосе слышались плаксивые нотки. – Пятнадцать наших рыцарей будут защищать замок Девы, но они желают получить приз, который того стоит. Поэтому милорд Перси попросил у нас разрешения назначить дам, которых надлежит защищать на зубцах замка. Дев должно быть четыре.

– Как восхитительно! – хихикнула несколько вульгарная Кэти Стаффорд, отец которой погиб на эшафоте.

«По крайней мере ее жизнь проходит не так, как жизнь лотлиня, который никогда не дергается», – подумала как-то о ней Джеральдина. Хоть она и презирала сравнения с корабельным делом, но они всплывали сами собой, поскольку выросла девушка среди смолы и водорослей.

– Может, мы устроим конкурс, чтобы выбрать дев, которых будут защищать в замке? – поинтересовалась Мэри Толбот, считавшаяся официальной невестой Гарри Перси. Кто-то захихикал, кто-то пискнул.

– Мы хотим, чтобы все успокоились, – приказала королева. Ее матовая, как у ящерицы, кожа пошла красными пятнами. – Для начала господа получат возможность изложить имена желаемых дам. Лорд Перси сообщил, что для них будет честью сделать повелительницами своего замка прекраснейшие цветы нашего двора.

Но вместо того чтобы успокоиться, волнение усилилось. Казалось, слабо освещенные покои бурлят и гудят от голосов. Кто из них будет принадлежать к кругу счастливиц, кто может надеяться, а кто проиграл сразу? Джеральдина слегка зевнула и сделала вид, что занята вышиванием. Конечно, никто из этих смешных господ не осмелится назвать ее имя. Связь с ней не принесет выгоды, и никто из высокородных дворян не погладит за это сына по головке. Битва за замок уйдет, как вода в песок, как и все остальное, чего она с замиранием сердца уже не первый год ждала при дворе. Высокородные сыновья посадят некоторых высокородных дочерей на зубцы замка, а старики будут растроганно следить за играми молодежи.

– Ни капельки не волнуешься, Диночка? – Анна доверчиво прижалась к ней. – Я думала, тебе так интересен этот замок Девы.

– Ты преувеличиваешь, – осадила ее Джеральдина. – Идея показалась мне увлекательной, но, судя по всему, спектакль будет таким же скучным, как и все остальные праздники.

– Ты настроена настолько пессимистично? Неужели ты не представляешь себе, как красиво будут защищать тебя прекрасные рыцари?

– Ты считаешь кого-то из них действительно прекрасным?

Анна рассмеялась.

– Ты излишне привередлива, сладкая моя! Иногда мне кажется, что твои странные морские глаза еще не посмотрели с благосклонностью ни на одного мужчину.

– В этом ты, возможно, права, – признала Джеральдина.

Конечно, она замечала, если мужчина одевался со вкусом, носил дорогие украшения, но не понимала, что, кроме этого, приводило в восторг других девушек. Сильвестр, бесспорно, был красивым мужчиной, но он ее брат, а значит, представляет собой исключение, будучи единственным человеком, не оставлявшим ее полностью равнодушной. Иногда Джеральдина задавалась вопросом, не родилась ли она на свет с изъяном, как это бывает с отверженными Богом детьми, появившимися на свет без руки или ноги.

– К чему вообще вся эта болтовня? – спросила она Анну. – Все равно эти так называемые рыцари ни одну из нас не выберут.

– А почему бы нет? «Прекраснейшие цветы двора» – кого они могли иметь в виду, если не нас с тобой?

– Разве не ты сама говорила мне, что все это неважно, поскольку мы всего лишь дочери рыцарей?

– Я ошибалась, – ответила Анна. – Гарри Перси вернулся, он воспротивился отцу, и я уверена, что он выберет меня.

«Если бы я была способна сочувствовать, то пожалела бы тебя», – подумала Джеральдина. Она думала, что Анна такая же, как она, но теперь девушка выказала свою слабость. Она будет разочарована и унижена, но при этом достаточно слаба, чтобы проявить это.

– Ты что, от зависти дара речи лишилась? Ах, как здорово, когда тебе завидуют! Иногда мне хочется почувствовать зависть всего мира. Если хочешь, я попрошу Гарри внести в список и твое имя.

– Лучше оставь это, – попросила Джеральдина. – Пусть моя зависть достанется тебе.

На следующее утро разнеслась весть о том, что первая хозяйка замка уже названа. Это была Мэри Толбот, которую Гарри Перси назвал дамой своего сердца.

К вечеру все остальные места тоже были заняты. Были названы дочери Стаффорда и младшая сестра дяди Анны, недавно провозглашенного герцога Норфолка. В ту ночь говорить с Анной было невозможно. Она пила вино как воду, ругалась как сапожник и клялась выцарапать Перси его изумрудно-зеленые глаза на виду у всего двора.

«Как глупо, – думала Джеральдина. – Почему то, что делают люди, настолько предсказуемо?» В конце концов, Анна тоже оказалась открытой книгой, и даже ее эскапады в качестве шпионки, обещавшие мурашки и волнение, принесли не больше, чем просто покрасневшие лица и негодующе вздымавшиеся груди. Новая эпоха текла так же вяло, как и старая. Иногда Джеральдине хотелось, чтобы случилось землетрясение или пролетела комета, – дабы произошло хоть что-то неожиданное.

На другой день Анна успокоилась. Она вела себя тише воды, ниже травы и была очень бледна.

– Бесполезно злиться, – сказала она Джеральдине.

– А чего ты так злилась? Что тебе за дело до этого Перси? На прошлое Рождество ты рассказывала мне, как он жалок.

Анна пожала плечами.

– Знаю, я была идиоткой. Вообразила, что за всем этим фасадом есть что-то настоящее.

Утро, когда предстояла защита замка, звенело прохладой. До восхода солнца над турнирной площадкой трубили фанфары, звуки их проникали даже в дворцовые спальни, а когда после завтрака придворные сползлись туда, макет замка был украшен вечнозелеными гирляндами. На столбах красовались гербы защитников, цвета на них были яркими, как ясный день. Четырех дам, которые должны были исполнять роль героинь дня, торжественно провели через мост на белых жеребцах.

Едва королева заняла место на трибуне, как на балюстраду вышла странно одетая группа рыцарей. Лошади и доспехи у них были яркими, но больше всего бросались в глаза густые спутанные волосы и бороды: все они были белы, как лунь.

Маски были хороши. Из-за поросли на лицах было не разобрать, кто скрывается за ними. Но одного Джеральдина узнала сразу, потому что его рост нельзя было спрятать ни за каким костюмом. Это был Роберт Маллах. Маленький граф был более чем на голову ниже своих спутников, и то, что он великолепно держался в седле, не делало его импозантнее. Судя по всему, его положение при дворе улучшилось, раз король принял его в свою свиту. Как оказалось, его даже назначили вести беседу, поскольку он направил своего каурого жеребца к креслу королевы.

– Мое почтение, Ваше Величество. Как нам стало известно, ваша милость передали торжественное мероприятие, запланированное на этот день, молодежи, чтобы она могла доказать, что ловка и сильна, – сказал граф. По крайней мере в доспехе он чувствовал себя уверенно и не начал икать.

Королева ободряюще улыбнулась ему, и он продолжил:

– Мы выступим перед вами в качестве почтенных седых рыцарей, юность которых осталась лишь в воспоминаниях. С юношами нам не тягаться, но, несмотря на это, мы хотели бы просить вас дать нам возможность доказать копьем и мечом, чего мы стоим.

Кристально чистый воздух огласили звуки аплодисментов и смех.

С благожелательной улыбкой королева исполнила просьбу.

– Давайте послушаем, что вы можете предложить, милорд.

– Молодежь полагает, что мы давно уже ни на что не годимся. Но в нас тоже горит желание носить цвета красавицы и в ее честь провести бой, – провозгласил маленький граф – Мы просим ваших милостей не отказать нам в этом желании, которое не гаснет даже под гнетом лет.

Когда все поняли, что задумали «представители старости», смех превратился в хохот. Они хотели попросить двух дам оказать им честь и позволить носить их цвета и сопроводить к остальным в замок. Затем они будут рисковать своими жизнями и здоровьем, пытаясь прогнать защитников замка и украсть их красавиц.

Большинство дам, сидевшие вместе с Джеральдиной и Анной в самом дальнем ряду трибуны, вскочили, как только маленький граф начал свою речь. Но Джеральдина и Анна остались сидеть и поэтому не видели заговорившего рыцаря.

– Миледи Болейн, вы позволите мне носить ваши цвета в сегодняшнем бою? Для меня это было бы честью и доставило бы радость.

Если Анна и была обескуражена, то виду не подала. С потрясающим достоинством она поднялась, сняла с рукава светло-зеленый платок и пошла по рядам, чтобы повязать его на копье своего поклонника. Смех и ликование стихли. Все узнали переодетого рыцаря по голосу.

Это был Генрих Английский.

Неужели он действительно готов преклониться перед никому не известной Анной Болейн, оскорбив тем самым свою королеву? Что ж, это явно не входило в число предполагаемых событий, и причина осталась для Джеральдины загадкой. Может быть, он хотел оказать честь роду Болейн, поскольку сестра Анны, Мэри, уже давно была его фавориткой и за это терпела сплетни двора, давшего ей прозвище «королевская шлюха»? Дочь, которую родила Мэри в этом году, по слухам, была ребенком короля.

– А вы, мисс Саттон? – поинтересовался маленький граф. – Вы не хотите сделать скромного рыцаря самым счастливым человеком под солнцем, оказав ему честь в этот знаменательный день?

Анна хотела, чтобы ей завидовал весь мир. «Моя зависть тебе обеспечена», – мрачно думала Джеральдина, тоже спускаясь вниз, чтобы снять с запястья платок и повязать его на копье, которое казалось слишком тяжелым для карлика. Джеральдина должна была бы быть ему благодарна, но вместо этого чувствовала себя обманутой. Хотя белый жеребец, которого он вел в поводу, чтобы доставить ее в замок, был ничего. Грациозный, с красиво изогнутой шеей, он гордо нес свою благородную голову и выглядел более достойным, чем любой из мужчин.

Битва за замок затянулась на несколько часов. Одна пара за другой выходила к барьеру с мечами и копьями, чтобы вступить в поединок. На подъемном мосту проходили пешие бои с копьями, а для штурма крепости притащили требушет, который представлял собой маленькое произведение искусства и был очень похож на настоящий. Дамы тем временем толпились на стене, демонстрируя свою привлекательность, чтобы подбодрить витязей. Мэри Толбот и сестры Стаффорд бурно комментировали происходящее сражение. Анна и Джеральдина с достоинством восседали на своих местах, наслаждаясь поданными сладостями.

Неожиданное внимание со стороны короля, казалось, оставило Анну совершенно равнодушной. Когда Джеральдина, улучив момент, спросила ее об этом, та лишь отмахнулась:

– Моя сестра сейчас отходит после родов и поэтому бесполезна для него. Что тут удивительного, если он решил воспользоваться еще одной кобылой из того же самого стойла?

Исход битвы был предрешен с самого начала. Король Генрих любил демонстрировать свою силу во время турниров и требовал от своих придворных выступать в качестве противников. Он не боялся ран, готов был к опасным падениям и однажды возвел в дворянство мужчину, который едва не выколол ему глаз. Тем не менее никто не имел права победить короля.

Когда небо стало окрашиваться в желтый цвет, словно старая бумага, штурмующие замок рыцари в последний раз атаковали ворота, а когда желтый цвет сменился красным, защитники замка объявили о капитуляции. Король Генрих въехал в завоеванную крепость, чтобы собрать трофеи.

– Миледи Болейн. – Он спешился и поклонился Анне. Резким движением сорвал с лица накладную бороду. Анна продолжала сидеть, пока он не схватил ее за талию, не поднял вверх и не посадил в седло приведенного с собой жеребца.

«Неплохо», – подумала Джеральдина и с сожалением поглядела на маленького графа, который ехал вслед за своим королем.

– Мисс Саттон. – Запыхавшийся мужчина соскользнул с седла и опустился на колени перед ней. «Пожалуйста, молчи», – взмолилась она про себя, но он уже открыл рот: – Я от всего сердца благодарю вас за вашу благосклонность. Для меня было огромной честью… ик… сражаться за ваше освобождение.

Джеральдина услышала, как за ее спиной захихикала Мэри Толбот. И хотя ей следовало быть благодарной этому дураку, больше всего Джеральдине хотелось ударить его по губам, чтобы он замолчал. Рукой. Не снимая перчатки.

– Моя почтенная… ик. Позвольте? – Смущенно, не поворачивая головы, он указал на белого жеребца. – Я с удовольствием помог бы вам, однако…

Джеральдина с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться. Она считалась девушкой хрупкой, но скорее сама смогла бы помочь этому человечку сесть в седло, нежели наоборот. Не отвечая, она ухватилась за луку седла и подтянулась. Несмотря на то, что это было тяжело, она хотела сесть на спину лошади прежде, чем он попытается ей помочь.

Их встретил шквал аплодисментов, когда они бок о бок выехали из ворот замка. Тем временем небо стало иссиня-черным, но по-прежнему почти прозрачным. Дорогу к дворцу освещали факелоносцы. Король ехал впереди с Анной, за ними следовали Джеральдина и ее миниатюрный рыцарь.

– Джеральдина, – пролепетал Роберт и своей икотой ухитрился исказить ее имя, хотя она не разрешала ему так себя называть. – Джеральдина, можно ли мне после этой битвы за вас… ик… просить об одолжении?

«Ради… ик… Бога», – хотелось ответить Джеральдине.

– Один танец, – выдавил из себя человечек. – После банкета. Я обещаю, вы не пожалеете.

Джеральдине захотелось, чтобы произошло землетрясение. Или прилетела комета. Джеральдине хотелось, чтобы произошло что-то непредсказуемое.

На банкет Джеральдина надела бледно-голубое платье, которое подарил ей маленький граф, поскольку он считал, что к ее голубым глазам идет бледно-голубой шелк. Даже в одежде все было в рамках нормы. Она ела вареную ягнятину в эле и масле, говяжий паштет с коринкой и гвоздикой, фаршированного солнечника, каплуна в розовой воде, засахаренный лук, желированное молоко и груши в коричном сиропе, брала каждого блюда не больше, чем поместилось бы в желудок воробья, а затем танцевала с Робертом Маллахом.

Он танцевал неплохо. Напротив, он знал в гальярде больше фигур, чем большинство других гостей праздника, и даже умел делать головокружительное сальтарелло. Но тем не менее каждый крут, который он обегал вокруг нее, каждый его прыжок привлекали к себе внимание и были сущим унижением. Он был на пядь ниже Джеральдины.

Своей подруги Анны она нигде не видела, равно как и Гарри Перси, и короля. Ноги выполняли привычн ые шаги, но в голове разливалась свинцовая усталость. Когда-то музыка что-то значила для нее, ногам хотелось пуститься в пляс, едва звучал, приглашая танцевать, первый такт. Но теперь она испытывала лишь скуку и желание выпить крепкого вина.

– Джеральдина, вы знаете, мне так бы хотелось видеть вас хоть раз… ик… счастливой, когда вы проводите время в моем обществе.

– Я не несчастна, мой граф, – без особого труда солгала она.

– Не несчастна – это не то же самое, что счастлива, – заметил он. – До встречи с вами я… ик… был убежден, что счастье может подарить мне идеальный корабль. И поскольку в этой стране ни один человек не способен построить идеальный корабль, который я придумал, мне не видать этого счастья никогда. Затем я встретил вас и с тех пор понял, что даже такому человеку, как я, который посвятил свою жизнь кораблестроению, может улыбнуться счастье, не связанное с форкастлем и бушпритом.

– Я ненавижу корабли, – бросила она ему в лицо. К чему все это? Если бы она осталась в Портсмуте, среди кружевных воротничков и воняющих смолой канатов, ее жизнь вряд ли проходила бы более уныло.

– То, что я считал невозможным, сейчас удалось мне, – прошептал он, словно она ничего не говорила. – Я все же нанял работника, который способен претворить в жизнь мои планы. Идеальный корабль, который я продумал на бумаге до малейших деталей, этой зимой воплотится в дереве.

Когда он перевел дух, Джеральдина заметила, что все эти витиеватые фразы он произнес, ни разу не икнув. И, как будто для того, чтобы компенсировать это, он продолжал:

– Будет ли даровано мне и иное счастье, мой ангел… ик… Джеральдина? Улыбка на ваших устах? Негромкое «спасибо», потому что что-то из того, что я смог бы дать вам, осчастливило бы вас?

«Если вы серьезно, дайте мне свое имя. Но ведь это лишь пустая болтовня».

– У меня для вас… ик… подарок. Он ждет внизу. У реки. Вы не порадуете меня, не хотите на него взглянуть?

– В такой холод! – в ужасе воскликнула Джеральдина.

– Прошу вас, это займет всего… ик… пару мгновений.

Вздохнув, она позволила ему набросить ей на плечи подбитый мехом плащ и под руку с ним вышла из зала. Снегопад прекратился, однако ночь была словно вырезана изо льда.

– Я… ик… сожалею, – произнес Роберт Маллах, когда они вышли на холод из боковых дверей правого крыла. И, будто мало было икоты, у него застучали зубы. – Надеюсь, мой подарок… ик… будет стоить ваших мучений.

Джеральдина тоже на это надеялась. Дрожа, как осиновый лист, она чувствовала себя слабой, и эта слабость была ей отвратительна. Роберт Маллах должен был снять с плеч бархатный шаубе и укутать ее, но несчастный дрожал еще больше, чем она. На негнущихся ногах они протопали к реке, блестевшей в эту ясную ночь, как черное масло.

Подойдя ближе, Джеральдина разглядела пришвартованную барку, покачивавшуюся на волнах. Над обрывом сидел мужчина в черном плаще. Рядом с ним, кусая замерзшие травинки, стояла привязанная к колышку белая лошадь.

Что-то дрогнуло в сердце Джеральдины, потому что эта чернобелая картинка была невообразимо прекрасна и тиха, – настолько, что ее не хотелось разрушать. Джеральдина невольно приостановилась, чтобы насладиться мгновением, но Роберт Маллах повел ее дальше.

– Там, впереди, он и ждет. Мой подарок.

Мужчина, сидевший на берегу со скрещенными ногами, прижал руки к вискам. «У него в голове демон, – подумалось Джеральдине. – Он трет виски, чтобы разбудить демона». Часть ее содрогнулась и хотела бежать, другая шла вперед, словно на привязи.

– Эй! – крикнул маленький граф.

Мужчина не отреагировал. Он прижимал руки к голове, пытаясь вызвать своего демона.

– Наверное, мой человек, который должен был присматривать за подарком, уснул, – произнес маленький граф, не икнув ни разу. – Но я не терплю подобных вещей. – Он вынул из-за пояса хлыст, размахнулся и со свистом ударил мужчину по лопатке. Мужчина, казалось, не почувствовал ничего. Он неспешно повернул голову.

Джеральдина сдавленно вскрикнула. Если прежде она дрожала от холода, то теперь внутри у нее все обратилось в лед.

– Ты здесь для того, чтобы беречь кобылу для дамы! – рявкнул маленький граф. – Не для того, чтобы прохлаждаться.

– Я не прохлаждаюсь, – произнес мужчина, и голос у него был словно из металла. – Мне слишком холодно для этого, и ваши удары не согреют меня. – Он встал и принялся отвязывать кобылу от колышка.

– Тут ты прав, – произнес граф и примирительно потрепал его по плечу, по которому только что ударил.

Мужчина молниеносно пригнулся, уходя от руки и бросив на своего хозяина взгляд, с дьявольской точностью передавший его мысль: «Noli me tangere. Не прикасайся ко мне». Маленький граф попятился.

Мужчина спокойно застегнул пряжку на поводьях и протянул Роберту Маллаху. Тот взял дрожащую руку Джеральдины и вложил в нее поводья.

– Животное отличного завода с португальской кровью, – произнес он. – Оно принадлежит вам. Кобылу зовут Бьюти, «Красота», поскольку, находясь рядом с вами, я забываю все остальные слова.

Еще несколько часов тому назад Джеральдине хотелось, чтобы та белая лошадь, на которой она ехала в замок, принадлежала ей, но сейчас она не удостоила своего благодетеля ни единым взглядом. Кое-что произошло. Землетрясение. Комета, ударившаяся о землю у ее ног.

Перед ней стоял мужчина с демоном в голове, братоубийца, тот, кого нельзя называть.

– Джеральдина Саттон, – произнес он и насмешливо скривился.