Текст книги "Кости мертвецов"
Автор книги: Шарлотта Джей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
III
Стелла проснулась от звука шаркающих шагов и голосов на веранде. Она не осознавала, где находится, и какое-то время не могла понять, что творится. В комнате, где она лежала, пылало розовое зарево. Серая ящерица на потолке тоже порозовела, будто отблеск лучей. Три папуаса вносили на веранду ее багаж. Она поднялась, оправила платье и вышла им навстречу. Маленький смуглый человек со шляпной картонкой в руках что-то сказал ей на незнакомом языке.
В саду на деревьях полыхали факелы цветов, на теле папуаса, словно отблески костра, сияли красноватые блики. Небо угнетало яркостью красок. Стелле захотелось спрятаться в доме от пугающего ее сада. Она была так подавлена увиденным, что позабыла про свое одиночество.
Она указала на свою комнату, и трое парней внесли багаж, потом по одному спустились с лестницы на дорогу, шлепая по ступеням желтыми пятками. Их тела раскачивались из стороны в сторону, красноватые зайчики перепрыгивали с плеча на плечо. Слуга, заговоривший с ней, ушел последним, и, когда они дошли до окраины сада, он протянул тонкую, темную, словно змея, руку и сорвал цветок. Стелла смотрела им вслед, и в душе ее зашевелилась смутная тревога, но, чувствуя, что она несет с собой новый приступ душевной тоски, она повернулась к саду спиной и вошла в дом.
Дверь напротив распахнулась, и на пороге появилась молодая женщина, она подняла руки, потянулась и зевнула. Женщина была высокая, темнокожая, лет двадцати девяти. На ней был черный халат, расшитый алыми драконами. Один рукав был разорван, на плечи спадали густые не расчесанные волосы. Вид у нее был довольно неряшливый, но, может быть, такое впечатление создавалось при взгляде на комнату за ее спиной, где все так же оставалась не заправленной кровать, на столе стояли немытые стаканы и пепельницы с окурками, а со спинок кресел свисало заношенное белье. Но при взгляде на ее лицо Стелла тотчас же почувствовала, что в ней нет ничего от неряшливого и убогого духа комнаты и что ее грязные парчовые шлепанцы и потертое великолепие алых чудищ не были признаком испорченной натуры. Стелле она показалась красивой. На лице ее читалось спокойное достоинство. В продолговатых, с тяжелыми ресницами глазах, казалось, навеки поселилась безмятежная нежность.
– Вы только что приехали? – спросила женщина ровным глубоким голосом.
Стелла кивнула.
Женщина сверкнула глазами и сказала:
– Значит, они послали вас сюда. Вы должны были поселиться в доме номер шестнадцать.
– Да, – подтвердила Стелла. – Но кто-то занял мою комнату.
– Здесь не то что там. – Она отвернулась и открыла дверь пошире, чтобы взглянуть на электрический чайник на полу. – Здесь крысы, это место так и кишит ими. Все разваливается. Им следовало бы залатать домик, прежде чем селить нас сюда. Может, он и годится для какого-нибудь чокнутого антропа. Их здесь множество, селятся где попало. Да, с жильем здесь туго. Нам еще повезло, что мы не оказались в палатке.
– Чокнутого антропа? – переспросила Стелла. Она выжидающе смотрела на женщину.
– Входите, я заварю чай. – Она прошла в комнату, и Стелла, тронутая ее добрым взглядом, последовала за ней. – Парень, который раньше был здесь хозяином, – она убрала одежду с кресел и бросила ее на кровать, – Дэвид Уорвик. Я ничего о нем не слышала, но меня он и не интересует.
С полки за занавеской она сняла две чашки, бутылку молока, чайник и коробку с печеньем и расставила все это среди пепельниц, стаканов и бутылки джина.
– Он покончил с собой, – сказала она, глядя на закипающий чайник.
Стелла тоже взглянула на чайник и ничего не ответила. Впервые с тех пор, как покинула Австралию, она чувствовала себя спокойно. Она забыла о пестром, как попугай, небе и о руке, потянувшейся сорвать цветок. Ощущение враждебности оставило ее, и она почувствовала себя дома.
– Почему? – тихо спросила она.
– Долги. Посмотрите вокруг, все разваливается на глазах. Довоенные дома сразу узнаешь – они большие, просторные, с верандами. А после войны нас распихали по коробкам, в которых живут люди там, где снежные зимы. Полагают, что так оно цивилизованнее.
– А у него и вправду были долги?
– Недавно выяснилось, что огромные. Он занимал деньги у друзей. Но он был знаменитостью – знаете, что-то вроде национального героя, – и некоторые долги ему прощали, и он выходил сухим из воды. Наверное, он не умел обращаться с деньгами. Просто они его не волновали…
– Я не понимаю, – сказала Стелла, – как человек, не заботящийся о деньгах, мог покончить с собой, потому что их у него не оказалось.
Женщина выловила из чайника клок волос и протянула чашку Стелле.
– Я совершенно согласна с вами.
– Вы хотите сказать, что не верите, будто бы это самоубийство?
– Из-за денег? Нет. – Она говорила с легким акцентом. – И еще многие не верят в это. Это просто так говорится – ну, чтобы только что-нибудь сказать.
– Тогда из-за чего?
Женщина помешала чай. Веки ее были опущены, лицо омрачилось.
– Кажется, некоторым не нужен повод, – проговорила она. – Достаточно пожить здесь.
– Но этого не достаточно! – с чувством воскликнула Стелла.
Женщина продолжала мешать чай.
– Некоторые здесь не приживаются, – сказала она. – Нужно быть толстокожим. – Она подняла глаза, в которых светилась томная улыбка. – Как я. Я никогда ни на что не жалуюсь. Много солнца. Я люблю солнце, и купаться люблю. Мне нравится гулять целыми днями. У некоторых же сдают нервы.
– Только не у него! – воскликнула Стелла. – Он прожил здесь много лет.
– Нет. – Женщина отпила глоток. Если она и была удивлена осведомленностью Стеллы, то не подала виду. – Может быть, и нет.
– Но если люди не верят – я имею в виду долги, – тогда почему они ничего не делают? – Стелла подалась вперед. Чашка задребезжала на блюдце. Она поставила ее и сцепила дрожащие руки.
– А что они могут сделать? – Женщина подмигнула Стелле из-за поднимающейся струйки пара. – Что не пьете чай?
– Но ведь если они не верят, то им нужно докопаться до правды.
– Он умер, мы в его доме. Кому нужна эта правда, да и что будет, если она откроется? Что дальше? – Она отставила чашку и начала соскребать лак с ногтя большого пальца. – Всю жизнь я прожила среди людей, которые хотели знать правду – обо мне, о самих себе, обо всем. Я не забиваю себе этим голову.
Блестящие глаза Стеллы были прикованы к лицу сидящей перед ней женщины.
– Истина и справедливость – это главное в жизни.
– Думаете? – Женщина рассматривала кусочек розового лака на ладони. Последние пять лет своей жизни она прожила среди сильных, или старающихся быть сильными, людей, и неавстралийская горячность Стеллы не тревожила ее. – А я думаю, что это не так уж много значит. Когда я вообще думаю, – добавила она, – что бывает нечасто, как мне говорят. Я мещанка. Я против знаний и истины. И уж точно против справедливости. Если бы все было по справедливости, многим хорошим людям не поздоровилось бы.
Стелла взяла чашку. Руки ее перестали трястись.
– Где его нашли?
– Он был в этом доме, один, если не считать гекконов.
– Гекконов?
– Эти малютки. – Она указала на потолок, где, распластав ножки, застыли две ящерки. – Не бойтесь их. Они безобидные. Есть поговорка, что, если у человека нет в доме геккона, ему нельзя доверять. – Она окинула Стеллу быстрым изучающим взглядом. – Кстати, меня зовут Сильвия Харди.
– Я Стелла Уорвик, – сказала Стелла, не глядя на нее. Она поставила на стол пустую чашку.
– Еще чаю? – спросила Сильвия, потянувшись за чашкой.
– Нет, спасибо. – Стелла встала и посмотрела на дверь, но ей не хотелось уходить. Ее отчаяние передалось и этой маленькой неубранной комнате, и ее хозяйке. – Вы знаете человека по имени Тревор Найал?
– Да, его все знают. Он из местных сливок общества.
– Вы знаете, где он живет?
– На холме. Где живут все большие люди. Пойдете по дороге по склону. Третий дом сверху.
Стелла направилась к двери.
– Не опаздывайте к обеду. Он полседьмого, а сейчас уже пять, – сказала Сильвия. – Он ваш друг?
Стелла покачала головой.
– Не совсем. – Ей показалось, что она заметила в глазах Сильвии недоверчивую усмешку. – Мне сказали, он может мне помочь.
– Наверняка он тепло вас встретит, – заметила Сильвия. – Это в его духе.
Стелла поднималась по крутому склону, вдоль дороги в пышных садах тонули дома. Некоторые внешне были похожи на только что оставленный ею дом – бунгало с верандами и откидывающимися, словно бока картонной коробки, стенами. Другие больше походили на австралийские жилые здания, квадратные, с забранными сетками окнами. Повсюду цвели деревья с черными стручками и перистыми листьями. Грозди цветов украшали пышные волосы двух папуасок, попавшихся ей навстречу у подножия холма. Она поднималась все выше, и внизу постепенно разворачивался вид на побережье, но Стелла не оборачивалась. В ней опять проснулось беспокойство, и она шагала быстро, не глядя по сторонам. Мимо проехал грузовик, прошла женщина в белом ситцевом платье, с теннисной ракеткой в руке. Она посмотрела на Стеллу, но не улыбнулась.
Скоро подъем стал еще круче, дорога сузилась. Деревья редели, впереди показались три дома, последний из которых стоял на самой вершине холма. Дом был новый, из свежеспиленного дерева и казался грудой розовых костяшек домино. Стелла остановилась у лестничного пролета и посмотрела вверх.
Окна в доме, о котором говорила Сильвия, были закрыты жалюзи – солнце било прямо в окна веранды, – и казалось, он не замечает или не желает замечать ее присутствия.
Она пошла вверх по лестнице. От быстрого подъема и от сознания того, что она сделала первый шаг, сердце колотилось, захватывало дух.
У Стеллы еще не сложилось определенного впечатления об этой загадочной чужой стране с ее огромными листьями и полыхающими цветами, и ей с трудом верилось, что она здесь. Сад не повиновался известным ей законам природы. Солнце скрылось за холмом, но краски стали лишь ярче и насыщеннее. Казалось, еще немного, и кусты с красными и желтыми листьями вспыхнут костром. Вид лозы абрикосовой бугенвилии, вьющейся по веранде, причинил Стелле боль, словно разбередил еще не зажившую рану.
Ей подумалось, что эта земля вышла за все рамки красоты и буйства красок, превратилась в какой-то ад. Стелла была из тех людей, у которых тропики сразу вызывают сильное ответное чувство. В сложившихся обстоятельствах восхищение казалось неуместным: оно означало бы, что ее горе не так уж велико. Но все же эта страна нашла отклик в ее сердце, и, как многие, кто боится собственных неукротимых страстей, Стелла решила, что в ней таится зло. И эти цветы вокруг нее взросли на крови, не иначе.
На полпути к дому она увидела спускающегося навстречу ей человека. Наверное, это был слуга, потому что на нем не было украшений и повязки на руке, только чистая, белая, от талии до лодыжек, рами с вышитой впереди буквой «Н». Его стриженые волосы торчали, словно чертополох…
Она заговорила с ним, не ожидая, что ее поймут.
– Мистер Найал дома?
Он отступил в сторону, но ничего не сказал. Его глаза, черные, бархатные, казавшиеся сгустками темной жижи, спокойно изучали ее. Потом лицо его озарила улыбка. Он сделал свободный, изящный жест рукой и махнул в сторону дома.
– Мистер Найал – да, синабада.
Стелла пошла к дому. Ад остался позади, она вступила в привычный мир домов, комнат и террас и забеспокоилась. Правильно ли она поступает? Может быть, нужно было сначала написать или позвонить? Прилично ли сваливаться как снег на голову? Она остановилась у лестницы веранды и прислушалась.
Из дома не доносилось никаких звуков – по крайней мере, там не было гостей. Она поднялась по ступеням и заглянула в открытую дверь. Ее взгляду предстала просторная светлая комната. На самом деле это вряд ли можно было назвать комнатой: верхняя часть внешней стены была откинута наружу и держалась на подпорке, и внутрь протискивались зеленые ветви кустов. Закрывающие дверной проем длинные сетчатые занавески колыхались от ветра. Желтоватый пол укрывали ковры, а мебель была из толстого золотистого бамбука. Стелла поймала себя на мысли, что никогда не видела более красивой комнаты.
На полу в дальнем углу стоял на коленях человек и чинил вилку настольной лампы. Стелла остановилась в дверях и с любопытством разглядывала его. Он был худой, чего она никак не ожидала. При таком освещении руки его казались очень смуглыми, словно у юноши, которого она встретила по дороге сюда. У нега были длинные черные взлохмаченные волосы.
Он зажег свет, встал и, должно быть, почувствовав ее присутствие, обернулся, все еще сжимая в руке отвертку. У него было худое лицо и болезненный вид. Он напоминал не важную особу, а, скорее, человека, не придающего значения своему положению. Он был высок и хорошо сложен, но сутулился, как будто считал красивое телосложение своим недостатком, который следует скрывать. Он выглядел лет на тридцать пять, а то и моложе. Стелла ожидала увидеть человека старше, примерно одного возраста с Дэвидом Уорвиком.
– Мистер Найал! – сказала она.
– Вас плохо видно. Войдите. Вы стоите спиной к свету.
– Извините. – Она была разочарована, потому что думала, что он сразу узнает ее. Она шагнула вперед, и он пристально посмотрел на нее. Он был в очках, за которыми его глаза, и без того большие, казались огромными. У него были темно-коричневые, почти черные, веки.
– Я вас не знаю, – сказал он. – Но ваше лицо мне знакомо.
– Наверное, вы видели меня на фотографии. – Наступило одно из решающих мгновений путешествия, и она чувствовала, что эта встреча будет так же важна и для него.
Он смотрел мимо нее, словно смущаясь, и качал головой.
– Не припомню.
– Мы не знакомы, – проговорила она. – Я Стелла Уорвик. – Она ждала. Настало одно из тех мгновений, которые, как она думала, сулят счастье. Она все еще принадлежала Дэвиду Уорвику, и в этом было какое-то горькое наслаждение. В конце концов, он выбрал ее, и на ней тоже лежала печать его личности.
Человек отнесся к ее словам недоверчиво.
– Вы не можете быть его женой! – сказал он.
– Я его жена, – рассеяла его сомнения Стелла.
Он смотрел на нее, но едва на лице его начало появляться какое-то выражение, оно снова застыло. Он резко повернулся спиной. Стелла так удивилась, что не знала, как вести себя дальше.
Через минуту он опять повернулся к ней.
– Что вы здесь делаете?
– Я приехала увидеться с вами.
Он отмел ее слова, взмахнув рукой, державшей отвертку.
– Сюда, в эту страну?
Стелла чувствовала: что-то не так.
– А куда еще мне податься? – сказала она. – Здесь мой дом.
– Вы никогда здесь не были.
– У меня нет другого дома, – проговорила она. – Мой отец умер, и дом продали. Куда же мне было ехать? Все его друзья были здесь. Здесь он жил и работал.
– Да, – пробормотал он, – это так. – Но он не смотрел на нее, раздраженно окидывая взглядом комнату. – Вы австралийка, да? – спросил он. – Ведь должны же быть у вас в Австралии друзья?
Стеллу обидел его вопрос, и она едко ответила:
– У меня нет друзей.
Он снова посмотрел в сторону. С его губ сорвались тихие слова. Ей показалось, что он сказал: «О боже!»
Теперь ее голос звучал жестко, ей не хотелось раскрывать ему действительные причины своего приезда.
– Мне было не к кому и некуда идти, мне ничего не оставалось, как приехать сюда. И вы говорите, что мне здесь не место. И как же мне быть?
– Но уж здесь, – хрипло ответил он, – вам точно нельзя оставаться.
Вдруг его поведение начало представать перед ней в ином свете. Невольно она придвинулась ближе к нему, но потом одернула себя.
– Почему?
– Это неподходящее место, – неопределенно проговорил он.
– Оно проклято? – спросила Стелла. Прошло всего четыре года с тех пор, как она вышла из монастыря, куда ее отдали на воспитание, – она не была католичкой, но ее отец считал, что монастырское воспитание лучше всего подходит девочке, которая, как он надеялся, со временем превратится в нежное, смиренное и «женственное» создание. Все последние четыре года она почти полностью посвятила уходу за отцом и учебе на курсах секретарей. У нее не было ни времени, ни возможности составить полное впечатление о том, что такое зло. Зло, полагала она, это черта, которая отражается на лицах людей с дурной репутацией. Она свято верила в родительскую любовь и великодушие друзей.
– Не то чтобы, – сказал он. – Но если что и случится здесь, то только с вами.
Она снова шагнула вперед, глаза ее сверкали.
– Вы думаете? Мне было опасно приезжать сюда?
Он посмотрел на ее юное, разгоряченное лицо.
– Да, опасно и глупо.
– О господи! Но вы ведь поможете мне, правда? Мне нужна ваша помощь.
– Где вы остановились?
– В доме моего мужа.
– Вы сошли с ума! Что, ради всего святого, вы задумали?
Она понизила голос до шепота.
– Я ищу человека по имени Джоб. Вам известно, где он?
Он резко вскинул руку с отверткой.
– Я не стану помогать вам. Я ни в чем не могу вам помочь. Я не хочу иметь с вами ничего общего.
Она отвернулась. То, что он был другом ее мужа, вселяло надежду на помощь, но теперь на нее нахлынула ярость. Она ненавидела его, потому что он отказался ей помочь и еще по одной, более страшной причине. Она видела теперь в нем еще одно препятствие. Она хотела бы больше никогда не встречаться с ним. Забыть его лицо и все его слова, но, прежде чем уйти, ей хотелось больно уколоть его.
– Я считала вас его другом. Мне сказали, что я могу рассчитывать на вашу помощь. Но я вижу, вы боитесь быть впутанным в это дело и не хотите утруждать себя.
Он нахмурился.
– Я никогда не был другом вашего мужа, – проговорил он, – и я уверен, что он никогда не считал меня своим другом. Я начинаю подозревать, что вас ввели в заблуждение.
– Вы не Тревор Найал.
– Нет. – Он пошел к двери.
Стелла смотрела ему вслед, радуясь, что он не Тревор Найал. Очень больно разочароваться в человеке, которому ты заочно доверял. Но еще приятнее знать, что Дэвид не ошибался. Если бы Тревор Найал оказался лжедругом, это оскорбило бы его память.
– Кто вы? – спросила она, выходя вслед за ним на веранду. Но он уже бежал по лестнице. Она с удивлением обнаружила, что уже почти стемнело. На небе высыпали звезды, пламя кустов и деревьев померкло. Бугенвилия на веранде казалась бесцветной.
– Я отвезу вас домой, – бросил он через плечо и исчез за углом дома.
Стелла пошла за ним по тропинке к стоявшему под высоким деревом джипу.
– Я не поеду домой, – сказала она. – Мне нужно увидеться с мистером Найалом.
Он открыл дверцу и ждал, пока Стелла сядет. В глубине дома вспыхнул свет, и мужчина с беспокойством посмотрел туда. Захлопнув за ней дверцу, он обежал машину спереди и сел за руль. В движениях его было что-то тревожное, почти отчаянное, как будто он хотел поскорее отделаться от нее. Он завел мотор и выехал за ворота. Он дважды посмотрел через плечо.
– Я не поеду домой! – снова сказала Стелла. – Мне нужно к мистеру Найалу!
Человек не ответил. Она знала, что он не повезет ее к Найалу, но ей даже не пришло в голову спросить себя, зачем она вообще согласилась поехать с ним. Ею овладело странное, непривычное, но вместе с тем приятное возбуждение. Между ними, словно электрический разряд, пробежала искра враждебности.
– Разве дом мистера Найала ниже? – спросила она, когда они повернули вниз. Она знала, что он это сделает, но теперь Стелла закусила удила. Она идет верным путем. У нее появился первый враг. А поскольку в ее жизни больше не было места любви, сердце ее жаждало ненависти.
– Я не повезу вас туда, – сказал он. – Я везу вас домой.
– Я не хочу домой! – вскричала Стелла. – Мне нужен мистер Найал.
– Мне все равно. Можете делать что угодно, но туда я вас не повезу.
– Почему? – воскликнула она. – Почему вы не хотите, чтобы я встречалась с мистером Найалом? Вы боитесь, что он поможет мне? Так? Вы боитесь, что я найду мистера Джоба?
Он не ответил, его лицо ничего не выражало.
Они молчали, пока не доехали до замка Уорвика. Стелла сидела, вцепившись пальцами в подол платья, и в ее душе постепенно угасал гнев, возбуждение прошло. Мужчина перегнулся через нее и распахнул дверцу, но вылезать не стал.
Она вышла, захлопнула дверцу и посмотрела на него.
– Спасибо.
Он с любопытством взглянул на нее, но ничего не сказал.
– Я всегда подозревала тут неладное. И вы – первое тому доказательство. Но я докопаюсь до правды, – пообещала она.
– Правда! – повторил он, но в его устах это слово прозвучало как стон. Он тут же отъехал, и джип стал рывками взбираться на холм.
К обеду Стелла опоздала. Она нашла столовую, большую, просторную комнату, примыкавшую к веранде с другой стороны дома. Там стояло три стола, за которыми сидели две девушки, они разговаривали и хихикали. Все остальные уже ушли, и слуги собирали пустые тарелки.
Стелла села у веранды и стала смотреть на погружающийся в темноту город. Тем, кто привык жить в покое и достатке и вдруг утратил все это, труднее всего выносить эти вечерние часы. С темнотой меркнут краски. Утихают беспокойные звуки дня. Стелла позабыла о человеке на холме.
Когда она пообедала, уже совсем стемнело. Внизу мерцали огни города, и только вдоль горизонта протянулась бледная полоса заката. В коридоре не было света, и ей пришлось двигаться вдоль стены на ощупь. Она дошла до двери комнаты Сильвии и в нерешительности остановилась. В ее воображении возник образ этой маленькой комнатки, теплой, неубранной, пропахшей плесенью, и ей захотелось оказаться там. Она подняла было руку, чтобы постучать, но в это мгновение дверь открылась, и в коридор выскользнул мужчина; судя по всему, он очень спешил.
Стелла, чуть не столкнувшись с ним, не разглядела его лица. Она почувствовала, как человек вздрогнул. Со сдавленным возгласом он отступил, едва не упав, и захлопнул дверь прямо у нее перед носом.
