Текст книги "Анна Австрийская. Первая любовь королевы"
Автор книги: Шарль Далляр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
XI
Королева, которая не держит в руках ничего, воображает, будто держит в руках кардинала, герцогиня де Шеврез намеревается сделаться главнокомандующим, а Поанти намеревается разом отделать четырех гвардейцев кардинала, полицейского сержанта и прокурорского клерка
Письмо Ришелье к королеве, написанное рукою Пасро, было отдано Анне Австрийской герцогиней де Шеврез, которой сам кардинал отнес его. Анна и ее фаворитка перечитывали это письмо раз двадцать, перетолковывая каждую фразу, взвешивая каждое слово.
В первую минуту гордая Анна Австрийская была возмущена, приведена в негодование дерзостью и наглостью выражений этого письма и чувств, которые в нем выражались, но скоро уверения герцогини успокоили ее. Чем более самонадеянно и дерзко было письмо кардинала, тем более оружие, которое оно влагало в руки королевы, было могущественнее и опаснее для того, кто написал его. Подобное письмо, показанное королю, такому подозрительному и ревнивому, как Людовик XIII, могло подвергнуть опасности, может быть, даже жизнь министра или, по крайней мере, его влияние.
– Мы держим его в руках! – вскричала герцогиня, прыгая как сумасшедшая в кабинете Анны Австрийской. – Теперь он ничего не может сделать против вас, а вы можете потребовать от него все, что хотите. Это письмо в ваших руках талисман, делающий его вашим рабом.
– Я тоже так думаю, – сказала Анна, к которой начала переходить уверенность ее фаворитки.
– Не сомневайтесь в этом. С сегодняшнего дня он не осмелится более ни на один поступок, ни одно слово, которые могут вам повредить, даже когда убедится, что он попал в засаду, расставленную нами. Тогда, может быть, захочет он действовать против нас секретно, употребив в своем мрачном мщении кого-нибудь из тех презренных сендов, которые служат ему и которым он платит довольно щедро для того, чтобы быть уверенным в их верности; но я давно уже предвидела эти обстоятельства, и меры мои приняты для того, чтобы и с этой стороны, и с другой вы смело могли бороться против него.
– Что вы хотите сказать, герцогиня? – спросила королева.
– Позвольте, ваше величество, еще несколько дней скрывать мою тайну, – сказала герцогиня, – и будьте уверены, что все, что я делаю, служит к вашей пользе.
– Я знаю, что ты любишь меня, Мария, и полагаюсь на тебя, – отвечала Анна, поцеловав герцогиню в лоб. – Тебе, твоему искусству обязана я этим письмом, дающим мне возможность отомстить когда-нибудь этому гадкому кардиналу. Я обязана тебе также первой минутой счастья, какого я не чувствовала уже давно.
– Счастье украшает, ваше величество, и если вы счастливы, то, стало быть, будете еще прекраснее на свадебном празднике принцессы Генриэтты. Кажется, кардинал наготовил чудес, чтобы сделать достойным своих августейших гостей праздник, который он хочет дать молодой супруге короля Карла I. На этом празднике вы должны неоспоримо быть не только французской королевой, но и царицей красоты.
– Сумасшедшая!
– Но кардинал, хотя он знает все, не ожидает, что в его новом дворце явится такой гость. Муж мой, герцог де Шеврез, сообщил мне, что первый министр и любимец Карла I герцог Букингем приедет сегодня вечером инкогнито в отель Шеврез.
– Вы не сказали мне этого, герцогиня.
– Я сохранила эту новость, как самую лучшую, напоследок.
– Самую лучшую! Почему же?
– Потому что герцог, первый красавец в Англии, не пропустит случая положить свою дань к ногам моей государыни, прекраснейшей и благороднейшей женщины во Франции, а любовь такого человека, как милорд, всегда приятно принимать.
– Сумасшедшая! Молчи, Мария. Я обязана для себя и для короля, моего супруга, не думать о другой любви кроме его.
– Когда так, очень жаль, что король так на нее скуп.
– Герцогиня!
– Молчу, всемилостивейшая государыня, и если ваше величество позволит, возвращусь в отель Шеврез.
– Поезжай, Мария, поезжай, но скорее возвращайся; ты знаешь, что я не могу долго оставаться без тебя.
Герцогиня де Шеврез, отпущенная королевой, вернулась в свой отель. Там в эту минуту делались приготовления, чтобы прилично принять первого министра короля английского и его многочисленную свиту. Герцогиня вошла в свою комнату, в которой несколько дней тому назад она принимала кардинала.
– Скажите д’Арвилю, что его просят прийти сюда сейчас, – сказала она ожидавшей ее камеристке.
Д’Арвиль, который впоследствии получил прозвание красавца д’Арвиля, был молодой дворянин, которого взял к себе на службу герцог де Шеврез и который, как говорят, гораздо усерднее служил герцогине, чем герцогу. Мы несколько раз будем иметь случай встречаться с ним в этом рассказе, потому что он играл довольно важную роль в жизни герцогини де Шеврез, а герцогиня наполняла самыми энергическими интригами вторую молодость Анны Австрийской, то есть ту часть жизни этой королевы, которая более всего принадлежала любви. Д’Арвиль тотчас явился к герцогине.
– Д’Арвиль, – спросила она, – все ли собрались?
– Все, – отвечал кавалер, – я сегодня утром получил последнее известие. Больше всех опоздал герцог де Меркер.
– Ему долее всего пришлось ехать. Все сведения остаются по-прежнему хороши?
– Все превосходны. Люди выбраны прекрасно. Но лучше всех тот, кто нам прислан маркизом де Шаваном.
– Поэтому я хочу сделать его начальником. Дом, назначенный для них, готов, не правда ли, д’Арвиль?
– Все готово. Просто чудеса, как, не возбудив ни малейшего подозрения, мы успели так удачно достичь цели. Нельзя было найти ничего лучше старого дома на улице Этюв.
– Да, д’Арвиль, дом этот удачная находка. Он необитаем около столетия, имеет дурную славу в квартале, его посещают, как говорят, духи его последних обитателей, колдунов, сожженных на Гревской площади, что удаляет от него всех любопытных. Стоит он поодаль от других домов, с двумя выходами на две различные улицы – словом, он соединяет все.
– Да, герцогиня, потому что по милости своих опускаемых дверей, двойных стен, невидимых коридоров, потайных убежищ он может в случае надобности выдержать обыск полиции, поискуснее той, которая у нас теперь. Парижский профос и сам начальник полиции понапрасну теряли бы время, рассматривая его.
– Я верю вам, д’Арвиль, хотя сама его не видела и основываюсь только на ваших словах.
– Не считая того, герцогиня, что он довольно близко к отелю Шеврез, так что при малейшем сигнале все эти люди явятся к вашим услугам, и в то же время настолько далек, чтобы между ним и вами нельзя было предполагать ни малейших сношений.
– Это правда, д’Арвиль, и я должна похвалить вас за ваше искусство и поблагодарить за усердие. Будьте уверены, что ничего этого не будет забыто ни мною, ни другой особой, еще более заинтересованной в этом деле, и которая, если еще не знает, то узнает потом, какую деятельную и разумную роль разыгрывали вы.
Кавалер поклонился, как человек, понимающий с полуслова.
– Поговорим теперь о том, что вам остается делать, – продолжала герцогиня.
– Слушаю.
– Настала минута действовать, д’Арвиль.
– Я готов.
– И действовать, как вы действовали до сих пор, то есть чтобы никто не мог вас ни узнать, ни подозревать, что действуете вы.
– Будьте покойны, никто более меня не искусен в переодевании, и я так умею переодеваться, что никто не может ни узнать меня, ни догадаться, что это я.
– Хорошо. Впрочем, вам надо увидеться с одним из тех, кого нам прислал де Шавань.
– С бароном де Поанти?
– Да. Он потом увидится с другими, из которых каждый отдельно получил те же самые инструкции – собираться каждый день в таком месте, где барон де Поанти должен встретиться с ними.
– На Новом мосту?
– И обменяться паролем, по которому они узнают друг друга.
– Пароль состоит в имени провинции или города, откуда каждый приехал. Я знаю все это, герцогиня, и жду только приказания, чтобы начать действовать.
– Ну, д’Арвиль, действуйте сегодня.
– Сегодня в четыре часа я встречусь с бароном де Поанти в Валь де Грас, как было условлено.
– Вы помните все, что должны сказать ему?
– Все, герцогиня.
– Очень хорошо. Только я не сказала вам одного намерения, принятого мною. Я хочу сама видеть этого барона де Поанти.
– Вы, герцогиня?
– Да, д’Арвиль. Я хочу судить сама собственными глазами о человеке, которого я выбрала в начальники предприятия только по рекомендации маркиза де Шаваня.
– Но если он вас узнает или только будет подозревать, кто вы?
– Я подумала обо всем этом и вот на что решилась. Завтра в четыре часа, по милости инструкций, которые вы дадите ему сегодня, он увидится со всеми своими подчиненными и познакомится с ними. При наступлении ночи он может соединить их в доме на улице Этюв и повторить им то, что вы скажете ему, то есть чего теперь ожидают от них. В восемь часов он будет свободен; прикажите ему находиться в десять часов у Самаритянки и слепо следовать за тем лицом, которое приедет за ним в карете и скажет: «Я из Гренобля».
– Будет сделано так, как вы хотите, герцогиня, – почтительно ответил кавалер. – Могу я вас спросить, кого вы выбрали послать за бароном? Меня?
– Нет, д’Арвиль, не вас. Для того чтобы он не мог догадаться, кто заставляет его действовать, он должен как можно реже видеть одного и того же человека. Я пошлю за ним женщину.
– Женщину?
– Женщину, к которой я имею полное доверие. Теперь ступайте к моему казначею и возьмите семьсот пистолей испанским золотом, которые отдадите потом барону де Поанти и скажете, как он должен их употребить: пятьдесят пистолей каждому из девяти человек, которых он найдет завтра на Новом мосту, и двести пятьдесят пистолей ему самому.
– Слушаю, герцогиня.
– Ступайте, д’Арвиль, и не забудьте ничего.
Кавалер поклонился и вышел исполнить свое странное поручение, оставив герцогиню одну. Она села за свое бюро, придвинула к себе листок душистой бумаги и быстро написала несколько строк. Закончив, она сложила письмо, запечатала своей печатью и позвонила. Дежурная камеристка явилась на звонок.
– Вели отнести сейчас это письмо в Валь де Грас, – сказала ей герцогиня.
Камеристка взяла письмо, поданное ей госпожой, и вышла. В письме этом, адресованном к Денизе Ренэ, заключалось следующее;
«Дениза, ты будешь мне нужна завтра. Скажи твоему отцу, чтобы он завтра привел тебя в мой отель, и жди меня в моей комнате.
Мария».
Опередим гонца герцогини и прежде него отправимся в Валь де Грас, к Денизе и барону, которые вовсе не ожидали, что с ними случится в этот вечер.
Хорошенькая девушка сдержала слово, данное Поанти. В тот самый вечер, когда, во время отсутствия своего отца, она взяла на себя пустить молодого человека в свою маленькую комнату, для того чтобы он мог употребить ее вместо обсерватории, она рассказала отцу, когда тот вернулся, о посещении барона и о позволении, которое она сочла за нужное ему дать. Но из хитрости или из предчувствия, она во все время рассказа, говоря об опасностях, которым подвергался барон, о засаде, расставленной ему, о дуэли, которая была ее последствием, не произнесла ни разу имя Пасро. Отец, выслушав ее внимательно, не сказал ничего. Так как молчание считается знаком согласия, Дениза сочла это дело конченным и уснула, убаюкиваемая самыми сладостными грезами. На другой день Поанти пришел, как условился с Денизой, по новой дороге, которую она указала ему. Поанти, проходя через сад, несколько тревожился. Как ни доверял он красноречивой дипломатии своей новой приятельницы, он очень боялся, что отец ее не пустит к себе в дом постороннего. Прием садовника успокоил его. Этот прием был прост, но дружелюбен. Старый слуга лотарингского дома подтвердил, что сказала его дочь. Он сам довел Поанти до обсервационного поста, пожелал ему счастливого успеха и оставил одного. Не этого желал бы молодой человек, да и Дениза также, вероятно. Поанти накануне не имел другого честолюбия, как иметь возможность ждать вне засады, расставляемой под его ногами, прихода человека, которого по инструкциям маркиза де Шаваня предписывали ему видеть во что бы то ни стало, а теперь он имел другие виды. Он жестоко скучал без общества Денизы, с которой он так приятно провел день. Но было трудно предъявить открыто свое желание. Сделавшись слишком требовательным, он мог все потерять. Надо было рассчитывать на отсутствие садовника, на желание, которое Дениза со своей стороны должна была испытывать, сблизиться с ним, чтоб продолжать вчерашний разговор; наконец надо было надеяться на случай, этого покровителя влюбленных. К несчастью, снег покрывал гряды в саду; в это время года садоводством заниматься было нельзя, и Ренэ целый день грел подошвы своих деревянных башмаков у камина в соседней комнате. Правда, Дениза, у которой в этот день память оказалась короче обыкновенного, раз пять ходила с свою комнату за иглой то потолще, то потоньше, потому что она переменяла работу беспрестанно и каждый раз находила время позволить пожать руку или сорвать поцелуй. Этого было мало, но это было все-таки что-нибудь сравнительно ни с чем. Кроме этих проблесков счастья, день прошел довольно печально для Поанти. Он, как и накануне, увидел прокурорского клерка на своем посту и не мог удержаться от смеха над той ролью, которую они играли оба; Пасро стерег дверь, а он помещался в доме. И другой и третий дни походили на этот. Ренэ все сидел в углу у камина, Дениза все забывала в своей комнате и все туда ходила за множеством вещей, а Поанти, находя, что она забывала еще недовольно, продолжал скучать.
А Пасро, надо думать, скучал не очень, потому что, несмотря на постоянное отсутствие Поанти, которого он не видел после дуэли, он с редким упорством приходил подстерегать его на том же месте. На третий день Поанти, стоя как часовой за перекладинами, увидел аббата с пьяной рожей, с толстым брюшком, коротенькие ножки которого подгибались или под тяжестью его живота, или под влиянием выпитого вина. До сих пор Поанти никого не примечал в этом месте, совершенно пустом, кроме пошлой фигуры Пасро, причина присутствия которого была ему известна; появление этого аббата сначала удивило его. Удивление его скоро увеличилось, когда он увидел, что аббат прямо направляется к калитке, в которую он сам стучался несколько дней тому назад и которая из сада вела в домик Денизы. Час, в который Пасро приходил каждый день ждать его, еще не настал, и только один Поанти мог видеть приближение аббата.
Аббат сильно постучался в дверь костяным набалдашником своей палки с той суетливой важностью, которую люди его звания любят выказывать, когда чувствуют превосходство своего положения. Поанти услышал в ту же минуту шум шагов в соседней комнате и основательно догадался, что сам Ренэ шел отворить гостю. Он скоро получил доказательство этому, потому что Дениза тотчас прибежала к нему в комнату. Она воспользовалась минутным отсутствуем отца, чтобы вспомнить, что она оставила в своей комнате вещь, которая понадобилась ей. Поанти бросился к ней.
– Это аббат! – сказал он.
– Аббат! – повторила Дениза, – Аббат толстый-претолстый.
– Он на вид пьян?
– Да, едва держится на ногах.
– Это он.
– Кто он?
– Де Боаробер. Его, наверно, прислал Пасро.
Дениза побледнела. Поанти сделал угрожающий жест.
– Ваш Пасро, – сказал он, – недолго будет заставлять вас бледнеть. Как только я увижусь с человеком, которого жду, я освобожу вас от его ухаживаний, от его шпионства. Не он будет искать меня, а я сам найду его.
Послышался шум шагов Ренэ, который возвращался вместе с аббатом. Поанти успел только поцеловать Денизу, чтобы ее успокоить и придать ей мужества.
– Слушайте все, что будут говорить, – шепнула ему на ухо Дениза, убегая, – отец мой и аббат вышлют меня, вероятно, а вы мне повторите, что услышите.
Когда садовник вернулся с аббатом, Дениза опять спокойно сидела на своем месте, и никто не мог бы предположить по ее наружности, что она уходила.
– Дениза, – сказал ей отец, – аббат де Боаробер пришел поговорить со мною серьезно; ступай в свою комнату, дочь моя. Я тебя позову, когда ты будешь нам нужна.
Дениза не выказала ни удивления, ни радости, услышав это странное приказание. Самая глупая девушка, когда влюблена, умеет быть так непроницаема, как самый скрытный дипломат. Она встала, не говоря ни слова, поклонилась мимоходом аббату и ушла в свою комнату. Но аббат остановил ее.
– Мы будем заниматься вами, – сказал он, взяв ее под подбородок своей жирной и мягкой рукой, – вашим счастьем, дитя мое.
– Вы очень добры, господин аббат, – отвечала Дениза тоном, в котором не проглядывало очень большой признательности за такое великое благодеяние.
Она вернулась в свою комнату и поспешно заперла за собою дверь, чтобы аббат не мог видеть, что там уже находится кто-нибудь. Поанти, повинуясь просьбе молодой девушки слушать внимательно, о чем будут говорить, стоял за дверью и поспешно отскочил назад. Дениза приложила к губам палец в знак молчания и оттолкнула его к окну.
– Садитесь на свое место и не занимайтесь мною, – сказала она ему быстро.
Поанти проворно сунул голову между двух перекладин у окна и стал смотреть на площадь сквозь щель в ставнях. Дениза со своей стороны села в ногах кровати, взяла работу, принесенную с собою, и с рвением принялась шить. Наступило довольно продолжительное молчание в соседней комнате, потом послышался легкий шепот. Дениза встала, сделала Поанти знак, чтобы он последовал ее примеру, и оба на цыпочках подошли к двери, за которой услышали следующий разговор:
– Я смотрел, как вы хотели, в щелку, – сказал Ренэ, – вы можете быть спокойны. Она нами не занимается. Я видел, что она сидит возле своей кровати и шьет.
– Скажите мне, – начал аббат, – кто такой этот молодой человек, шпагу и сапоги которого я приметил, когда ваша дочь входила в свою комнату?
– Молодой человек? – повторил отец Денизы с изумлением, смешанным с испугом.
Но он тотчас оправился.
– Ах да! Молодой человек; я знаю, о ком вы говорите. Это наш родственник приехал из провинции три дня тому назад.
– И вы запираете его таким образом с вашей дочерью?
– Ведь они родственники. Притом они так мало знают друг друга; это для того, чтобы они познакомились.
– Ну, не будем этим заниматься более, – сказал аббат. – Будем говорить о вашей дочери; я для нее пришел сюда.
– О ее замужестве?
– Конечно.
– Вот ведь что, – сказал Ренэ с некоторым замешательством, – Девиза не очень торопится решаться. Я делаю все, что могу, потому что только в этом одном мы не согласны с нею, но не могу добиться ничего.
– Надо как можно скорее назначить свадьбу. Я интересуюсь этим браком, а с некоторых пор один человек гораздо могущественнее меня также им интересуется.
– Кто же этот человек? – спросил отец Денизы.
– Кардинал, – ответил Боаробер.
– Кардинал?
Имя кардинала всегда производило сильное впечатление на всех. Ренэ остолбенел.
– О! – повторил он. – Кардинал!
– Да, кардинал. Он взял молодого Пасро под свое покровительство, поручив ему дело, которым остался доволен, и хочет скоро поручить ему другое. Уверяю вас, что Пасро пойдет далеко.
– Если я не обрежу ему ноги, – пробормотал Поанти за дверью.
– Молчите! – сказала ему Дениза и, схватив его за руку, крепко сжала ее, чтобы убедить его быть осторожным.
Боаробер продолжал:
– Лучшее доказательство того участия, которое его преосвященство показывает к вашему будущему зятю, состоит в том, что он доставит ему средство купить контору его хозяина прокурора Гриппона.
– То есть Дениза сделается прокуроршей?
– Конечно.
– Черт побери! – сказал ослепленный Ренэ. – Это хорошо!
– Не правда ли?
– Теперь она, я думаю, согласится.
Поанти посмотрел на Денизу.
– Никогда! – сказала она с улыбкой, от которой у Поанти просветлело на сердце.
– Благодарю, – сказал он и в свою очередь пожал ей руку.
– Впрочем, – продолжал аббат, вставая, – я еще должен сказать вам многое, Ренэ, вам и вашей дочери, и пришел сказать вам это, но вспомнил, что одно нетерпящее отлагательства дело принуждает меня оставить вас. Впрочем, вы знаете довольно, чтобы энергичнее действовать с Денизой.
– Да, господин аббат.
– И возвращусь скоро, завтра может быть, и тогда назначу вместе с вами день свадьбы. Приготовьте Денизу.
– Постараюсь. Черт побери, прокурорша! Ей никогда не придется встретить такую блестящую партию.
Дениза, которую Поанти все держал за руку, без сомнения, рассудила, что она слышала довольно или что все остальное не заслуживает внимания. Она увлекла молодого человека к окну.
– Угадываете ли вы, отчего он вдруг захотел уйти? – спросила она шепотом.
– Да, Дениза, кажется, угадал. Он увидел меня в полуоткрытую дверь, когда вы вошли, и, подозревая, что я, может быть, тот, кого подстерегает его протеже Пасро, который, верно, говорил ему обо мне, пошел сказать ему о моем присутствии здесь.
– Может быть, он ушел так скоро для того, чтобы предупредить Пасро; но также очень может быть, он этим не ограничится. Так как Пасро уже старался вас убить и, без сомнения, не отказался от этого намерения, то он воспользуется известием, которое сообщит ему аббат, и пойдет за теми, которые могут оказать ему эту услугу.
– Пусть их!
– Они вас убьют!
– Полноте! Неужели вы думаете, Дениза, что я позволю себя убить?
– Но если их будет много?
– Как бы много их ни было, они не осмелятся прийти за мною сюда, в этот дом, в присутствии вашего отца. Те, которые убивают, убивают не при свидетелях. Они осмелятся только ждать меня в каком-нибудь месте, куда, конечно, я не пойду.
– Но если аббат де Боаробер, который друг кардинала и, следовательно, может делать что хочет, вздумает к вам прислать не обыкновенных убийц, а полицейского сержанта с гвардейцами, чтобы вас арестовать?
– Это другое дело, – сказал Поанти.
– И вы позволите себя взять?
– Нет. Гвардейцев я убью острием моей шпаги, а сержанта эфесом.
Дениза смотрела на него с минуту с наивным восторгом, который не старалась скрывать.
– А если они вас убьют? – сказала она наконец, дрожа.
Поанти обнял ее и поцеловал; бедная девушка так была испугана, что даже не оборонялась.
– Не бойтесь, милая Дениза, – сказал он. – Мне не страшен никто.
– Я верю, что вы всех сильнее, всех храбрее и всех ловчее, – сказала Дениза с нетерпением. – Но все-таки удалитесь. Воспользуйтесь тем временем, пока идет толстый аббат – он ходит не скоро, – и идите отсюда по той дороге, которую я вам показала. Я этого хочу! Я вас прошу…
– Нет, Дениза, нет, – возразил Поанти, – я жду одного человека на этой площади. Я обязан остаться здесь, и останусь, если бы мне пришлось разобрать этот дом камень за камнем и проломить ими голову тем, которые захотели бы выгнать меня отсюда, если бы даже это был сам кардинал или дьявол. Если буду убит, я умру, по крайней мере, на своем посту как солдат.
– Ах, Боже мой! Боже мой! – вскричала Дениза.
– Послушайте, Дениза, вы были правы, – сказал Поанти, приблизившийся к окну и сквозь полурастворенные ставни следивший глазами за удалявшимся аббатом, – посмотрите.
Молодая девушка наклонилась, и оба увидели как Боаробер подошел к прокурорскому клерку, который, увидев его, быстро поспешил к нему на встречу. Они обменялись несколькими словами. Пасро вдруг, слушая аббата, поднял руки кверху, грозно сжав кулаки, потом повернул к дому свое пошлое лицо, позеленевшее от бешенства, и как будто произносил свирепое проклятие. Потом тотчас, точно помешанный, бросился бежать, делая неистовые движения и оборачиваясь каждые десять шагов к аббату, старавшемуся догнать его, как будто хотел ускорить своим лихорадочным нетерпением слишком медленные шаги толстого аббата. Через несколько минут они оба исчезли за углом стены.
– Вы видите, я была права, когда уверяла вас, что Пасро пойдет за своими помощниками, – продолжала Дениза, – я уверена, что он идет за ними.
– И я также в этом уверен, – спокойно сказал Поанти, – ну, милая Дениза, если вы никогда не видали сражения, то увидите хорошее!
– Ах, Боже мой! Как он это говорит!
– Будьте осторожны, Дениза; я слышу, сюда идет ваш отец.
Дениза бросилась от окна к стулу. Ренэ отворил дверь и позвал:
– Дениза!
Она встала и пошла к нему, сказав решительным тоном:
– Я знаю, о чем вы со мною хотите говорить. Я слышала все, и вот мой ответ, который вы можете передать аббату де Боароберу и самому кардиналу, если он непременно хочет заниматься мной: никогда, никогда, никогда! Никогда не буду я женою Пасро!
– Почему же? Я этого не понимаю.
– Потому что Пасро подлец и негодяй; потому что он старался убить барона де Поанти три дня тому назад, и я не хочу иметь мужем убийцу, у которого недостает даже мужества самому убить.
Ренэ взглянул на молодого человека.
– Правда ли это? – спросил он.
– Честью дворянина клянусь, что это правда, – сказал Поанти.
– А если вы еще не верите мне, батюшка, – продолжала Девиза, – подождите и смотрите в это окно. Вы увидите, как он воротится с разбойниками, к которым он уже обращался и за которыми побежал, чтобы взять приступом наш дом, где, он теперь знает, найдет того, от кого хочет освободиться.
– Дом мой принадлежит королеве, и никто не войдет сюда без ее приказания, – сказал Ренэ, в котором кровь старого солдата возмутилась от слов дочери.
В первой комнате раздался шум шагов. Это был гонец герцогини де Шеврез, вошедший в переднюю калитку через сад. Дениза взяла письмо герцогини и вскрикнула от радости.
– Мне пишет герцогиня, что я ей нужна завтра, – сказала она. – Но бойтесь же аббата, и даже кардинала, батюшка. Герцогиня возьмет нас под свое покровительство, а она не боится никого.
Дениза еще не кончила последних слов, как Поанти, в свою очередь, вскрикнул от радости. Он вернулся к своей обсерватории и приметил на площади человека, которого еще там не видал. Это был высокий старик с длинными седыми волосами, с длинною белою бородою, в лохмотьях, который, опираясь на большую палку, сидел на камне, как человек утомленный продолжительной ходьбой.
– Вот человек, которого я ждал! – вскричал Поанти.
Не заботясь о том, что подумает Ренэ о подобной фамильярности, отложив до более удобного времени все необходимые объяснения, он обнял Денизу и горячо поцеловал, сделал головою дружеский знак садовнику и, надвинув на глаза шляпу, бросился в сад, а оттуда на площадь. Чрез секунду он стоял лицом к лицу с нищим.
Мы знаем, что этот нищий был не кто иной, как кавалер д’Арвиль. Он не преувеличивал, когда расхваливал герцогине де Шеврез свое искусство в переодевании. Переоделся он великолепно. Нищий, или д’Арвиль, увидев Поанти, сделал шаг к нему навстречу и с любопытством стал рассматривать его. Довольный своим осмотром, он бросил быстрый взгляд вокруг себя и, увидев себя наедине с молодым человеком, сказал ему:
– Я из Гренобля.
– Стало быть, я не ошибся, – сказал Поанти, – вы именно тот, кого я жду.
– А вы тот, за кем я пришел. Вы знаете, что вам надо делать?
– Я знаю, что должен слепо исполнить то, что вы мне прикажете и сегодня, и завтра.
– Сегодня так, а завтра нет. Завтра вы прямо получите ваши инструкции от того лица, которое в праве приказывать нам обоим. Но сегодня я должен сообщить вам инструкции. Место это кажется мне безопасно, – прибавил д’Арвиль, осматривая снова пустую площадь.
– То есть, – возразил Поанти, – если мы останемся здесь еще пять минут, мы можем быть уверены, что будем арестованы по приказанию кардинала.
– Черт побери! – сказал д’Арвиль. – Приищем же поскорее другое.
– Слишком поздно, – сказал Поанти.
Он указал рукою на четырех гвардейцев кардинала, которые быстро приближались к ним. Перед четырьмя гвардейцами шел полицейский сержант со знаками своего звания, за ними в пятидесяти шагах скользил, как уж, прокурорский клерк Пасро.
