Текст книги "Витязь с двумя мечами"

Автор книги: Шандор Татаи

IV. Лютые звери

Посмеявшись вволю с пастухами, подкрепившись и почувствовав прилив свежих сил, Пал бодро шагал целую ночь и не сделал ни одного привала. Шёл и шёл до самого утра, а утром снова забрёл в густой лес, зелёным кольцом окруживший высокую остроконечную гору. На той горе стоял замок, такой красоты, что глаз не оторвать. Богатырь неторопливо шагал по неширокой, затенённой деревьями просёлочной дороге и вдруг впереди себя увидел крохотного дрозда. Дрозд прыгал-прыгал по обочине дороги, пробовал вспорхнуть, да не мог.

«Видать, сломано у бедного крылышко, – подумал Пал. – Наверно, хищный зверь покалечил». Пал нагнулся к пташке, хотел подобрать, но дрозд отскочил и прыгнул в лес. Пал пошёл за ним вслед, а дрозд всё прыгал, прыгал и увлёк Пала в самую глушь. Добравшись до тоненького высокого дерева, дрозд остановился и нахохлился. Вдруг на верхушке дерева печально запела его подруга.

– Ну и чудеса! – воскликнул Пал. – Ведь там твоя подружка. Не тужи, птичка-невеличка, сейчас я тебя под сажу.

Но дрозд, продолжая хохлить пёрышки, заковылял дальше.

– Погоди-ка, – сказал богатырь, опять обращаясь к крохотной пташке, и пригнул высокое дерево до самой земли.

Ветви припали к земле низко-низко, и дрозд легко вскочил в гнездо. Потом Пал медленно отпустил дерево, и счастливые встречей птахи залились звонкой ликующей трелью.

Птицы весело пели, а Пала подстерегала беда: забыл он приметить дорогу и сейчас не знал, как выбраться из этой чащобы. Пошёл он наугад, к перелеску, где лес казался светлее.

Долго блуждал богатырь по чаще, но нигде не нашёл ни тропы, ни дороги. Внезапно безмолвный, пустынный бор огласился неистовым собачьим лаем. А следом раздался душераздирающий женский вопль. Пал бросился в сторону, откуда неслись голоса, а ветви хлестали его по лицу, и колючки до крови рвали кожу. К счастью, бежать было недалеко: прорвавшись сквозь заросли густого кустарника, Пал увидел такое, отчего кровь стыла в жилах, – два огромных охотничьих пса кидались на согбенную, сморщенную старуху. А старуха отбивалась, выставляя вперёд небольшую вязанку хвороста.

В несколько прыжков Пал одолел расстояние, отделявшее его от старухи, и схватил собак за шеи. Вой, визг, рычание понеслись по необъятному лесу. Псы рвались из рук, мощные клыки впивались в незащищённое тело. Наконец Пал изловчился и схватил их за глотки. Рывком развёл руки в стороны, так что лютые псы не могли до него дотянуться.

– Породистые бестии, – заметил Пал. – Жаль мне вас, но делать нечего. Если я с вами не разделаюсь, вы разделаетесь со мной или с этой бедной старушкой. – И он сжимал и сжимал их свирепые глотки; визг становился тише, тише, потом замер совсем, и тогда Пал бросил мёртвых собак на землю. – Вот и всё, покойтесь с миром.

– Спасибо тебе, спасибо, дитятко, – благодарно прошамкала старуха. – Чем отплачу я тебе за то, что спас ты меня от смерти?

– Да я был бы последним мерзавцем, если б требовал за спасение платы. Скажи мне только одно, бабуся, как найти дорогу, которая ведёт в Буду?

– Вон дорога, сынок, вон дорога, где перелесок. – И старуха показала на узенькую тропинку, которой прежде Пал не заметил. – Там охотится наш властитель Балаж Мадьяр. Коль дознается он, что ты задушил его лучших охотничьих собак, жизнь твоя и полушки стоить не будет: своей жизнью заплатишь за спасение бедной старухи.

– Значит, это замок Балажа Мадьяра? – удивившись, воскликнул Пал.

– Чей же ещё, как не его, – отвечала старушка. – А раз его собаки здесь были, значит, и сам он где-то поблизости охотится. Высокий гость пожаловал нынче к нашему властителю.

– Уже не сам ли…

– Он самый, сынок! Сам король.

– Король Матьяш и Балаж Мадьяр! – ликуя, вскричал Пал Кинижи, и почудилось ему, будто слышит он звуки охотничьего рога. – Иду, я иду! Авось возьмут меня на службу загонщиком.

– Не ходи, сынок, не ходи, – предостерегла старая женщина пылкого парня. – Пойдёшь – не минуешь беды.

Но никакие силы не могли остановить нетерпеливого юношу.

– Не спеши, сынок, погоди. Послушай, что скажет тебе старуха. В благодарность за то, что спас ты мне жизнь, я в двух словах предскажу твою судьбу.

Пал усмехнулся.

– Что ж, говори, бабуся, раз уж тебе приспичило. Выказывай свою благодарность.

– Ты самый сильный парень во всём королевстве, – трясущимися губами начала старуха. – Молчи, молчи, я знаю, что это ты. И ещё мне известно, что первая раскрасавица в королевстве станет твоей суженой. Вот и всё моё пророчество.

– Ай да бабуся! Ну-ка, скажи, как найти мне эту красотку?

– Я и её хорошо знаю, сынок. Сто один год прожила я на свете, но такой раскрасавицы сроду не видывала.

Пал расхохотался от души.

– Где же живёт эта бесподобная красавица?

– Близко-то близко, да от тебя далеко. Так далеко, как небо от земли, – заявила старуха, взвалила на спину вязанку хвороста и скрылась в лесной чаще.

Пал постоял ещё немного, молча глядя ей вслед, потом глубоко вздохнул:

– Несколько сот шагов отделяют меня от твоего замка, Йоланка, и всё же ты так далека от меня, как небо далеко от земли.

Слова эти, произнесённые с беспредельной грустью, словно бы оказались волшебными. Только они сорвались с его уст, как из-за деревьев донёсся звонкий девичий голос:

– Нерон! Пилат! Дорогие мои! Куда вы девались?

Вот уже слышен топот коня… А в следующее мгновение из зарослей, совсем рядом с Палом, вынырнула белая лошадь. На лошади в охотничьем костюме сидела Йоланка. Увидев на земле бездыханных собак, девушка едва удержалась от слёз.

– О, мои милые! Да что это с вами? Кто погубил моих собак?

– Прости меня… – заговорил Пал. – Тут бедная старушка собирала хворост, а они на неё накинулись и чуть не растерзали. Пришлось мне вмешаться, чтоб спасти её от смерти.

– Вот оно что! – вскричала Йоланка. – Да ведь это Пал Кинижи, подручный мельника.

Чего бы не дал Пал в эту минуту, чтоб воскресить собак!

– Знай я, что так тебя огорчу, я позволил бы им искусать себя всего, но не тронул бы на них ни одного волоска.

В глазах Йоланки блеснули слёзы. Строптиво, с обиженным видом она уже собралась повернуть коня, когда взгляд её скользнул по рукам Пала.

Йоланка вздрогнула.

– Ах! Да ты весь в крови! Какие страшные раны у тебя на руках! Что же тебе оставалось делать?

– Экая малость! Кровь бедного парня – простая вода, а каждая твоя слезинка – драгоценная жемчужина.

Оба ненадолго замолчали, задумавшись над этими словами. А в следующую минуту им обоим представился случай убедиться, как дёшево в те времена ценилась кровь бедного парня.

С невообразимым грохотом и шумом из замка выехал Голубан. За ним скакал отряд, в котором было десятка полтора слуг. При виде неподвижно лежавших собак конь кондотьера фыркнул и как вкопанный остановился на всём скаку.

– О, Йоланка! Укажи мне злодея. Я ему отомщу! – вскричал могучий жёлтый витязь. В этот момент он увидел Пала, и ярости его не стало границ. – Так вот кто этот проклятый злодей! Сейчас посмотрим, как ты запоёшь под копытами моего скакуна. Слышишь, дрянной мужик?

Он уже приготовился к роковому скачку, как вдруг перед его мысленным взором возник гигантский мельничный жёрнов, и он мгновенно осадил нервно перебиравшего ногами жеребца.

– Нет, мужик, для тебя много чести лежать под копытами моего коня. Эй, слуги! Хватайте бродягу и размозжите ему башку!

– Налетайте, налетайте, милые, хоть вдесятером, как велит ваш трусливый хозяин! – засмеялся Пал.

С этими словами он выдернул из земли молодое рослое дерево, размахнулся, и двое слуг вместе с конями тут же повалились навзничь. Пал взмахнул ещё раз – и прочие слуги повернули коней и так стремительно поскакали прочь, что едва не передавили друг друга.

При виде бегства телохранителей жёлтое лицо Голубана побагровело от бешенства.

– Ах, трусливые псы! Не посмели подступиться к наглому мужику?! Ну, всё равно час его пробил, его до станет моя стрела. – Голубан выдернул из колчана небывалой длины стрелу и натянул звенящую тетиву.

Йоланка вскрикнула. Её не устрашила ни армия слуг, ни угроза растоптать Пала конём. Тот, кто, словно пушинку, держит на ладони гигантский жёрнов, тому, если понадобится, ничего не стоит опрокинуть всадника вместе с конём. Но кому дано остановить в полёте неудержимую стрелу? Она в ужасе закрыла глаза, а в следующее мгновение услыхала резкий звон стали. Неужто стрела угодила в камень? Нет, нет!

Это меч короля Матьяша с лязгом ударил о лук кондотьера, и стрела упала на землю.

– Что ты задумал! – вскричал король, который, намного опередив свою свиту, примчался на место разыгрывающейся драмы. – Из-за двух собак убить человека, да ещё такого богатыря? Ба-ба-ба! Да ведь это тот самый богатырь, подручный мельника! Кто, как не он, мог справиться с этакими чудовищами! Как кличут тебя, сынок?

– Пал Кинижи.

– Вот что, Пал Кинижи! Силу свою ты уж мне показал, а сейчас доказал свою храбрость. Ответь же, сынок, на такой вопрос: хочешь ли стать моим солдатом?

Такая радость переполнила Пала Кинижи, что захотелось ему крикнуть от счастья, да так громко, чтоб услышало всё зверьё в лесу. Только не подобает кричать в присутствии короля. И Пал сказал:

– Государь, с тех пор как я себя помню, не было у меня иного желания.

Услыхав это признание, король повернулся в седле, поднёс руки к губам и кликнул:

– Балаж Мадьяр!

Незачем было звать его: седой витязь уж мчался с противоположной стороны леса и метал громы и молнии.

– Тысяча проклятий! Кто задушил моих лучших гончих собак?! Каждая из них стоит целое состояние. Погоди у меня, проклятый злодей, сейчас растопчу тебя копытами коня!

– Не ворчи, не брюзжи, мой старый друг, – примирительно сказал король Матьяш. – Помнишь, в одном селении ты чуть не побился об заклад, что не найдётся на свете такого смельчака, который бы с обнажённым мечом вышел на этих чудовищ. Гляди же, вот парень, который задушил их голыми руками.

– Сто чертей, сто проклятий! Вот я вытяну плетью этого дикого щенка! – И старик, яростно размахивая хлыстом, двинул своего коня на Пала.

Но тут к нему подскакала Йоланка.

– Не тронь его, отец! Разве ты не видишь? Он весь в крови. Не задуши он этих страшных собак, ему самому бы пришлось умереть.

– Тысяча чертей! Выходит, и ты на его стороне… – проворчал Балаж Мадьяр. У сурового воина, не раз глядевшего смерти в глаза, была одна слабость: дочь, которой с тех пор, как стал вдовцом, он ни в чём никогда не отказывал.

После смерти жены все заботы, все мысли – словом, вся его жизнь сосредоточилась на этой прелестной девушке.

– Не горюй, дружище, – снова заговорил король. – Ты лишился собак, зато приобрёл воина несравненной силы. Вот что, Пал Кинижи, я отдаю тебя на попечение моего верного полководца. Будь мужественным, сынок. А ты, брат, не спускай с него глаз, береги как зеницу ока: ведь парня, равного ему по силе, не сыскать в целом свете. К тому же он сын венгерского народа, а не какой-нибудь ничтожный проходимец-наёмник.

Слово короля – всегда закон, даже в том случае, если сказано с улыбкой.

– Ладно, парень, ступай в замок, – сказал Баланс Мадьяр, крутя седой ус. – Там ты получишь одежду, коня и оружие.

Тут король и военачальник пустили коней вскачь. А Голубан ещё раньше улучил момент, чтобы ускользнуть незаметно. И вот Йоланка и Пал остались одни. Йоланка соскочила с седла на землю. Белоснежного коня привязывать не надо было: он и без того ни на шаг не отстал бы от своей хозяйки.

– Тебе больно? – спросила Йоланка, приблизившись к Палу. – Покажи! – попросила она и бережно взяла его окровавленную руку.

Палу казалось, будто крылышки мотылька легко коснулись его руки, однако этого едва ощутимого прикосновения было довольно, чтобы боль от раны мгновенно исчезла. Больно не больно – Пал ничего не мог сказать, потому что от радости будто лишился речи.

– Подожди немножко, и я перевяжу твою рану, – сказала Йоланка. Сняв с плеч воздушную косынку, она разорвала её пополам и одной половинкой перевязала рану. – Теперь тебе не больно, не правда ли?

– Как только ты прикоснулась, боль будто рукой сняло, – с трудом вымолвил Пал.

Ему хотелось сказать ещё кое-что, но Йоланка ласково приложила свои тонкие пальчики к его губам.

– Молчи! Дай мне другую руку. О, на этой руке рана ещё страшнее. Подожди, я поищу целебной травы.

Она вскочила и побежала на берег ручья, поблёскивающего вдалеке среди деревьев. Лошадь, не отставая ни на шаг, покорно следовала за ней. Разыскивая траву, Йоланка вполголоса напевала весёлую песенку. А вот и трава! Пал тоже подошёл к ручью, и они присели на поваленное дерево.

Йоланка принялась перевязывать рану. Пока перевязывала, ни он, ни она почти ничего не говорили. И не мудрено: ведь между барышней из знатного рода и простым парнем с мельницы лежала глубокая пропасть. Песня же смелее обычных слов. И Йоланка запела, а Палу было понятно каждое слово песни.

 
Посерёдке озера —
Островочек мал,
Там барашек беленький
Мураву щипал.
Семь травинок он оставил
Мне на островке,
Семь травинок я варила
В сладком молоке.
Я бальзам от ран сварила,
Сосчитала до ста,
Ты, бальзам, целебной силы
Набирайся вдосталь!
Рану милого девица
Перевяжет туже,
Когда рана исцелится —
Сердце занедужит.
 

Пал слушал, дивился, что с уст знатной барышни, владелицы замка, слетают такие слова.

– Этой песенке ты, конечно, не в замке выучилась?

– Конечно, нет, – улыбнулась Йоланка.

– А где же?

– Я услыхала её здесь, в лесу. Научила меня петь её старушка, от роду которой сто один год. И ещё она меня научила, к каким ранам какие травы прикладывать.

– Вот оно что! – возликовал Пал. – Да ведь это та самая старушка, которую я спас от собак. У неё на кончике носа чёрная бородавка с горошину.

– Ну конечно, она. Вот радость, что ты её спас!

Пал промолчал. «Сказать или не сказать!» – колебался он. Наконец решился:

– А знаешь, что предсказала старушка за то, что я её спас?

– Что?

– То, что самая прекрасная девушка в королевстве станет моей женой.

– А мне она предсказала, – с видом сообщницы подхватила Йоланка, – что я выйду замуж за самого сильного парня в королевстве. – Но как только это невинное признание слетело с уст милой девушки, она отвернулась и больше не поднимала на Пала глаз. Потом вскочила на белогривого коня и внезапно исчезла, как прекрасное сновидение.

Пал ещё некоторое время стоял на берегу ручья, потом круто повернулся и по узкой, едва заметной тропинке, что ему указала старуха, саженными шагами направился в замок. И казалось ему, будто слышит он на боку своём бряцание меча, а на сапогах – весёлый звон шпор.

V. Лежебока короля

В то же самое время по той же самой дороге, с которой крохотный дрозд увлёк Пала в лесную чащу, оглушительно грохоча и подпрыгивая на кочках, неслись три телеги сборщика налогов. С телеги, ехавшей сзади, вдруг свалился какой-то тюк. Хотя земля была влажной, казалось, тюк взметнул с дороги густое облако пыли. Телеги с грохотом покатились дальше – никто и внимания не обратил на свалившийся узел. Узел же преспокойно поднялся на две ноги и отряхнулся, опять подняв облако пыли. Да только то была не пыль, а мука, и узел был не узел, а не кто иной, как Буйко – подручный с мельницы старого Кинижи.

Дурашливый малый имел привычку частенько беседовать с самим собой. Обычно люди говорят: кто сам с собой беседу ведёт, тот отпетый дурак. Ну, а Буйко думал иначе: он полагал, что умнее этого на свете ничего не бывает. Когда сам с собой рассуждаешь, мысли, как воробьи, не разлетаются в разные стороны, а спокойно текут по определённому руслу в одном, правильном направлении.

– Ох-ох, – начал Буйко разговор с самим собой, – это куда хуже, чем ходить пешком. С самого рассвета цепляться за дроги – дело не шуточное! Правда, путешествие я проделал задаром и, конечно, поступил, как мудрец. Жалко, в одном просчитался: не хватило у меня, дуралея, отваги стянуть с телеги копчёный окорок. Мне этот окорок намного нужнее, чем сборщику налогов. В брюхе у меня так урчит, будто оно и не брюхо вовсе, а вулкан накануне извержения. Ох-ох, и шагу ступить не могу – совсем онемели ноги. И что это тебе приспичило путешествовать, Буйко?.. А что было делать, когда невмоготу стало жить без хозяина моего Палко?.. Не уйди я – не жилец бы я был на этом свете. Так или этак, а сейчас и подавно я уже не жилец. Последним прохвостом буду, если выдержу больше одной версты. Околею от голода и усталости. И съедят меня, злосчастного, волки. Бедный, бедный Буйко! Даже косточек твоих не отыщут… Но, чу!.. Сдаётся, поёт охотничий рог. Видать, здесь большая охота. Пожалуй, вот что: прямо сейчас, на этом месте, возьму да и хлопнусь в обморок. Здесь меня, наверно, найдут. А потом будь что будет… Конечно же, что-нибудь будет…

Буйко, спору нет, мог улечься удобно, даже с комфортом: ведь его всё равно никто не видел. Но Буйко, обожавший побеседовать с глазу на глаз с собственной персоной, был не таков: наедине с самим собой он обморок разыграл по всей форме, будто на виду у широкой публики. Как и полагается, он сперва покачнулся, потом рухнул на колени и наконец распростёрся на земле. И даже изменился в лице, сделавшись бледным, как настоящий мертвец.

– Ну вот… – заметил он с удовлетворением. – А теперь поглядим, как поведут себя знатные господа-охотники, когда найдут на дороге бедного парня, умирающего от голода.

Буйко готов уже был заснуть, потому что спать он был мастер в любом положении. Но едва ткнулся физиономией в пыль, как вспугнули беднягу треск и хруст сухих ветвей. Буйко знал, что такой шум поднимает олень, когда мчится напролом по лесной чащобе. Продираясь сквозь дебри, олень откидывает голову назад, но широкие ветвистые рога всё равно ломают и крошат ветви деревьев. Когда же его травят, он бежит через самые густые кусты, не разбирая дороги.

Перепуганный зверь не заметил лежавшего на земле парня. В тот момент, когда Буйко приподнял голову, он мелькнул над ним как птица.

Но ещё быстрей пронеслась роковая стрела. Стрела со свистом рассекла воздух и вонзилась в грудь красавца оленя. С той стороны, откуда вылетела стрела, на дорогу вынеслись два всадника. В одном из них по огромным усам Буйко тотчас узнал Балажа Мадьяра. А как же было не узнать другого, того, кто выпустил в оленя стрелу! Ведь это был сам король Матьяш!

– Превосходный выстрел! – сказал Балаж Мадьяр.

И оба всадника подскакали к поверженному оленю. Он рухнул как раз на том месте, где пытался свернуть с дороги в лес.

– Чудо-зверь, будь я проклят! Двенадцать рогов. Неслыханная редкость в этих краях.

Охотники спешились и долго рассматривали добычу. А Буйко одним глазом то и дело поглядывал на знатных охотников, с волнением ожидая, когда его заметят.

Вскоре подоспели слуги, связали четыре оленьи ноги, подвесили тушу на шест и по узкой тропе понесли в глубь леса. Могучие оленьи рога волочились по земле, а ведь несли его два рослых, статных парня.

Долго ещё оставался незамеченным Буйко, пока король и военачальник не подошли к коням, которые щипали траву на обочине дороги под самым носом у Буйко и едва не откусили малому ухо, приняв его за лист подорожника.

– А это что такое?! – воскликнул король Матьяш, увидев лежавшего на брюхе парня с всклокоченными волосами, перемешавшимися с пылью и придорожной травой.

– Уснул бедняга… или умер… – сказал Балаж Мадьяр и коснулся спины Буйко той самой стрелой, которую только что выдернул из сердца оленя.

– Не думаю, чтоб он умер, – смеясь, заметил король, находившийся в приподнятом настроении после удачной охоты. – Мёртвые не сопят, а этот только и делает, что пыль из-под носа выдувает.

– В самом деле, тысяча чертей! Он сопит, он даже храпит… Должно быть, стащил бутылку с телеги сборщика налогов.

– Эй, малый! Вставай! – И Балаж Мадьяр больно треснул увальня по спине, но в тот же миг отпрянул назад: из одежды Буйко вылетело густое мучное облако. – Тысяча чертей! Мне показалось, что я угодил в бочку с порохом!

– А ну-ка, малый, на ноги, живо! Не то я заставлю тебя вскочить! – крикнул король Матьяш. Но Буйко только сильней захрапел.

– Да слышишь ли ты, бесёнок! На ноги живо перед твоим королём!

Буйко и ухом не повёл, продолжая храпеть во всю силу лёгких, и только сонным голосом пробормотал:

– Сейчас я сплю, а во сне я сам всегда бываю король.

Королю Матьяшу и смешно, и досадно слушать такое.

– Эй, вставай, не то подниму! – И король затрубил в небольшой рог.

На зов прискакал слуга в зелёной одежде и соскочил с коня.

– Отсчитай пять лёгких палок этому негодяю! – приказал король слуге.

Палки под рукой не оказалось, и слуга, срезав отличный свистящий прут, принялся с пристрастием отсчитывать удары:

– Раз, два, три, четыре, пять!

Но Буйко, принимая удары, не только ни разу не охнул, но даже не шелохнулся.

– Мне, государь, такого видеть не доводилось: ведь он и не охнул.

– Погоди маленько, сейчас я сам такого шума наделаю, что мигом глаза протру.

От такой неслыханной дерзости Балаж Мадьяр пришёл в бешенство.

– Прикажи, государь, отсчитать ему двадцать пять горячих, да дубиной покрепче.

А король Матьяш хохотал от души. Король был ещё молод и в хорошем настроении любил добрую шутку. Он опять протрубил в рожок, но теперь три раза подряд, и вскоре появился ещё слуга, только не в зелёной, а в красной одежде.

– Палач, эй, палач! Отруби голову этому строптивому прохвосту. Он отпетый лентяй, и нечего ему зря небо коптить. – Король обнажил меч и протянул слуге в красном.

Слуга обеими руками, схватил прямой и длинный королевский меч и, держа его наготове, стал возле головы упрямца.

– Удобно ли будет обезглавить меня, когда я лежу на брюхе? – учтиво осведомился Буйко, и в голосе его не было ни капельки страха.

– Самое удобное положение для казни, – решительно ответил палач.

– Слава тебе господи! А я уж испугался, что придётся встать. Ведь я совсем сонный.

При этих словах даже Балаж Мадьяр не удержался от смеха. И тут они оба, король и военачальник, разразились таким хохотом, что в лесу загремело.

Есть старинная поговорка в народе: «Смельчакам – счастье…» Развеселившись, хлопнул король себя по колену и сказал:

– Этого плута я прихвачу с собой!

– На кой ляд, государь, тебе эта заваль? Пусть проваливает ко всем чертям! – проворчал седоусый витязь.

Но король стоял на своём:

– Послушай, дружище. Этот малый либо и впрямь так ленив, каким представляется, либо так отважен, что равного ему я в жизни не видывал. Ежели ленив, то лучшего лежебоки для короля не сыскать; ежели отважен, то верностью своей он сослужит мне добрую службу… Как зовут тебя, сынок? – обратился король к ленивцу.

– Буйко, государь. Просто Буйко, и ничего больше.

– Послушай, сынок по имени Буйко!.. Не желаешь ли ко мне на службу пойти?

– Пойду я или не пойду – это зависит от того, какие у меня будут обязанности.

– Обязанность одна: быть самым ленивым на свете. Перележать всех других королевских лежебок. Ну как, по душе тебе такая должность?

Буйко широко, голосисто зевнул.

– По душе, государь, по душе. Вот увидишь, я буду самый верный из твоих верноподданных. Да только трудна служба. Чертовски трудная служба!

– Тогда по рукам!

– Такая утомительная работа никогда не сулила мира и согласия, – сонно протянул Буйко и тут же захрапел.

Балаж Мадьяр опять размахнулся, но король удержал его за руку:

– Берите, слуги мои, лежебоку, отнесите его в замок и уложите на самое мягкое, устланное мехами ложе. Пусть отдыхает бедный труженик. Да не забудьте его на кормить!

Кряхтя да пыхтя от страшного напряжения, подняли слуги Буйко. Ох и тяжёлый был парень, точно куль с солью!

– Потихонечку, не спеша несите, ребята, – приказал носильщикам новоиспечённый лежебока короля. – Совсем тихонечко, потому что должен я хорошенько выспаться, прежде чем приступлю к своей новой службе.