355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Волков » Владыки Земли » Текст книги (страница 4)
Владыки Земли
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 17:03

Текст книги "Владыки Земли"


Автор книги: Сергей Волков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Хвала Влесу, он услышал меня и указал путь! – прошептал Шык, зажимая рукой окровавленное запястье. Зугур кинулся к волхву, звериной жилой перетянул руку ниже локтя, пережимая вену, сунулся с тряпицей – перевязать. Шык, прикрыв глаза, остановил его, вынул из котомки пучок сухой травы, положил на порез, потом кивнул – заматывай. Когда рана была перевязана, тяжело поднялся, опираясь на Красный меч, шагнул, пошатываясь, раз, другой, замер, прислушиваясь к своим ощущениям, потом неожиданно подмигнул Зугуру:

– Ни-иче! Дошкандыбаем! Ты в оба гляди, знак путеводный не потеряй. Торопиться нам надобно – к восходу погаснут кровяные стрелы…

Зугур поудобнее перехватил покрытую засохшей влотовой кровью секиру, подставил волхву свободную руку и шагнул вперед, целя выйти к первой из горящих Влесовых стрел.

* * *

Путь наверх дался Луне с великим трудом. Огненный шар ярости все еще жил в нем, толкал вперед, заставлял превозмогать боль, а вот избитое тело не слушалось, ноги оскальзывались на обледеневших камнях, пальцы рук разжимались, и Луня раз за разом летел вниз, на дно расщелины, а когда поднимался и вновь лез к устью, сил оставалось все меньше и меньше.

В другое время он легко одолел бы этот подъем, да чего там говорить, в подземных норах, во время похода за драгоновой смертью, приходилось взбираться по кручам повыше и пообрывистее этой, но тогда Луня был цел и невредим, а сейчас силы покидали молодой тело, как вода покидает треснувший ушат – не быстро, но неотвратимо.

И все же Луне удалось вылезти наверх. Когда надежда уже оставила его, когда черное отчаяние заползло в душу, когда замерзшие, заколевшие пальцы рук и ног перестали чувствовать боль от прикосновений к грубой поверхности камней, когда даже пылающая ярость в сердце чуть поугасла, откуда-то вдруг пришла холодная, страшная в своей отчетливости злоба, злоба на весь Белый Свет, на людей и нелюдей, на всех живых тварей и на богов, злоба на себя самого, непутевого и неумелого.

И Луня легко, словно за его спиной были невидимые крылья, взлетел по куче камней к потемневшему за это время небу и оказался на большой, косо уходящей в вечерний сумрак скале. Справа высилась вершина Мурашника, освещенная выкатившимся из-за восходного окоема Яровым ликом, слева, далеко, за ровным обрезом видимой земли, еще стояла ночная тьма, а вокруг лежал вздыбленный каменистый склон, и прямо к Луне неслись по нему с десяток черных исполинских фигур. Влоты!

Страха не было. Луня растратил все силы на то, что бы выбраться из своего узилища, и теперь с каким-то тупым безразличием наблюдал за приближением своей смерти. Он смотрел на свисающие подчти до земли руки великанов, каждая с его туловище толщиной, смотрел на короткие, кривые и косолапые ноги, на огромые, бочкообразные тела, широченные плечи, маленькие головки с приплюснутыми носами, широкими ртами и горящими свинячими глазками. Среди приближавшихся влотов было три «влотовых бабы», как назвал их про себя Луня, и пара «ребятишек», еле-еле выучившихся ковылять самостоятельно, помогая себе руками. Но даже эти «ребенки» были выше Луни ростом, а уж взрослый влот превышал далеко не низкорослого рода вдвое самое малое.

Почему-то у приближавшихся великанов не было с собой огромных дубин, с которыми они нападали на стоянку походников. Да и неслись они так, словно бы сама Мара-Смерть мчалась за ними следом. Но Луня, утомленный болью и бессилием, не заметил ничего подозрительного. Он просто стоял и готовился к смерти, взывая про себя ко всем светлым богам, дабы душа его нашла путь в иномировые небеса, где обитали все души предков родов.

– А-агай-я! – прогремело вдруг над горным склоном. Из-за возвышавшихся на полуночи скал высыпало около двух десятков людей, с оружием в руках, в меховых одеждах. Они были далековато, в утреннем сумраке не разобрать, кто такие. Луня вряд ли смог бы, если бы и захотел, но он и не пытался слишком памятный для каждого рода боевой клич словно бичом стеганул Луню гремы! Из огня – да в полымя…

* * *

Зугур и пошатывающийся от потери крови Шык шли по черным скалам почти всю ночь. Огненные стрелы, начертанные чародейством волхва и благодарением Влеса на холодных камнях, постепенно гасли, истончались, выцветали, словно тухнущие угли прогоревшего за ночь костра. Зугур с каждым шагом тревожился все больше и больше – указанный родским богом путь вел в самое сердце гор, петлял меж скал, и не было видно ему ни конца, ни края. А рассвет неотвратимо приближался, уже светлело небо на восходной его стороне, гасли звезды, окрашивались в малиновое редкие утренние облачка. Здесь, среди скал, еще лежал непроглядный мрак, но вагас знал – вскоре утро вступит в свои права, и огненные стрелы, указывающие им путь, безвозвратно погаснут, а с ними вместе погаснет и последняя надежда найти Луню, живого или мертвого.

Шык, судя по всему, вообще не замечал ничего вокруг. Кровопотеря, возраст, и то, что все силы свои волхв отдал чародейству, сперва в битве, а потом – взывая к покровителю своему Влесу, совсем доканали Шыка. Кроме того, волхв жестоко страдал от холода, и ни теплый лисий мех, ни шерстяное покрывало, ни медвежья косматая шапка не помогали ему.

Еле-еле превалив через скалистую гряду, род и вагас выбрались на пологий горный склон, покрытый крупными и мелкими камнями. Последняя из видимых еще Влесовых стрел смутно дотлевала на ближней черной каменной глыбе, все так же указуя на восход. Солнце всходило над миром, уже заблистала голубоватым огнем вершина Мурашника, и след Луни терялся, терялся навсегда. Вот бледно-розовые искры в последний раз пробежали по шершавому камню, вспыхнула, словно прощаясь, указующая стрелка, и исчезла, оставив двоих следопытов в неведении – куда дальше?

Зугур помог волхву усесться на камень, взвалил секиру на плечо и пошел оглядеть окрестности – мало ли, а вдруг Луня лежит за соседним валуном, и надо только обойти его, чтобы найти побратима!

Но такое везение бывает только в сказках. Никто не лежал за черными камнями, никто не прятался в темных, сумрачных расщелинах, ничьи следы не попятнали снежную целину на ровных участках горного склона. Все зря, все зря…

Зугур вернулся к отрешенно сидевшему, скрючевшемуся Шыку, швырнул зазвеневшую секиру на камни, сел рядом:

– Все, волхв! Потеряли мы Луньку!

И замолчал, уронив голову на грудь, лишь кулаки сжимались в бессильной злобе. И тут вдруг над залитым первыми лучами солнца плоскогорьем далеко разнесся окрест боевой клич гремов, грозный и протяжный. Походники вскочили, Зугур метнулся к секире, Шык, раздувая ноздри, вертел головой, высматривая кричавших, и его борода развевалась на холодном утреннем ветерке, словно бунчук.

– Вразуми меня Влес, откуда ж тут гремы? – пробормотал волхв: – Их селения в луне пути на восход лежат. Чего им тут делать?

– А может они отбили Луньку у тварей-то мохнатых, а, Шык? – Зугур с надеждой поглядел на волхва: – Может, битва там идет с влотами погаными, иначе чего орать-то так?

Шык хотел было что-то ответить, но вдруг заметил на черном склоне движущиеся фигурки влотов-нелюдей, присел, и зашипел на вагаса:

– Никшни! Падай и ползи сюда!

Зугур ящеркой скользнул меж камней, обжигая голые руки о студеные бока черных глыб, высунул голову и увидел – по равнине мчались влоты, а за ними, подчти нагоняя великанов, неслась многочисленная гремская облава, вопящая и улюлюкающая.

– Изводят погань мохнатую! – стискивая секиру, прошептал Зугур, повернулся к Шыку: – Слышь, волхв, айда поможем гремам! И за Луньку отмстим тварям нелюдским, и гремам… ну, глянемся, что ли. Все одно нам с ними дело иметь придется! Давай, волхв!

Шык чуть прикрыл глаза, замер, прислушиваясь к самому себе, прошептал:

– Ох, и устал я, Зугурушка! Прямо вся душенька из меня вон. Ладно, за Луньку отмстим поганым… Гляди в оба, и как я чары набрасывать закончу, не мешкай, не оплошай – лети вперед, как птица, и раззуди свою секиру, чтоб ни один мохнопузый не ушел!

Шык вскочил, вскинув руки, протяжно завыл, замычал неведомые никому из людских народов слова, тряхнул руками, раз, другой, третий, и изумленный Зугур увидел, как с пальцев волхва потекли вдруг желтовато-сизые нити то ли дыма чародейного, то ли тумана колдовского…

* * *

Луня, как не мучала его боль от ран, все ж заметил, что гремы гонят влотов не прямо на него, а чуть в сторонку, к темнеющим в трех сотнях шагов на закат скалам. «Видать, засада там у них, или просто гремы гонят великанов в ту сторону, на камни?», – через силу подумал Луня, пошатнулся и неловко присел на покрытый лишайниками валун.

Приближавшиеся гремы оглушительно вопили что-то на своем языке, и хотя Луня не понимал ни слова, временами ему казалось, что он улавливает что-то знакомое в тарабарщине чужого языка.

«Гремы, ары и роды – суть одного корня!», – вспомнил Луня слова Великого Веда. И вдруг ухо ученика волхва услышало то, чего он, Луня, ожидал услышать здесь меньше всего – чародейские запевы кик из родских лесов, запевы, лишающие все живое движения. Луня, превозмогая боль, вскочил, огляделся – и открыл рот от изумления!

На тех самых черных скалах, к которым гнали гремы влотову орду, возвышалась странно знакомая фигура старца в лисьей шубе, с развевающейся по ветру седой бородой. Подняв руки, волхв Шык насылал на влотов кикины чары недвижимости, и вот уже первые из мохнатых людоедов начали останавливаться, спотыкаться, застывать на месте.

– Бе-е-ей!!! – загрохотал над скалами голос Зугура, и сам вагас, размахивая сверкающей двулезвиенной секирой, выметнулся из-за большого камня и огромными прыжками бросился к застывшим влотам. Замах, свист, мельк начищенной бронзы – и мерзкий хряск разрубаемых костей и плоти. Зугур вой, и вой зело умелый. Хотя кикины чары и могли удержать влотов в недвижьи чуть только, но вагас успел свершить кровавую жатву. Ни один из великанов не ушел…

Даже гремы остановились, пораженные, и с изумлением наблюдали за этой диковенной битвой. Сверкающая секира металась меж застывших косматых тел, словно птаха в силке, но каждый взмах ее ронял одного из нелюдей, и вот еще миг назад стояли они все, а теперь не стоит не один, и лишь Зугур, утвердив окровавленное оружие меж широко расставленных ног, с полуулыбкой-полуоскалом глядит на гремов, и в позе его все – и торжество победителя, и знак того, что дальше биться он не собирается (пока!), и угроза, не без того, мол, кто тут еще на меня?!

Луня хотел крикнуть побратиму, что он тут, но из изломанного влотовыми лапами горла вышел только сип да хрип, и Зугур не заметил Луню, зато заметили гремы, и несколько рыжекосых воев, закинув на плечи свои каменные секиры, рысцой пустились к ученику волхва. «И чего делать теперь?», – с тоской подумал Луня: «А Шыка-то и не видать вовсе! Он-то мог бы прикрыть меня, чарами гремов остановить. Они, конечно, вряд ли убивать меня будут, но кто их, злодеев, знает?».

Шык же в тот миг лежал за черным камнем без сил, и напрасно Зугур так был уверен, что случись чего – и волхв поможет ему. Чародейства последней ночи выпили всю мощь из и без того не молодого тела волхва. Теперь ему нужен был отдых, сон, и добрая еда…

Глава четвертая
Черные воды Ортайга

Обошлось. Когда долго все плохо, потом обязательно наступает краткий миг, когда все становится хорошо.

Так и случилось на этот раз. То ли гремы, пораженные тем, как Зугур с Шыком расправились с влотской ордой, побоялись тронуть путников, то ли и их племени был не чужд уважаемый даже самыми злодейскими народами уклад гостеприимства, то ли еще что, но только привечали они двух родов и вагаса, словно самых дорогих гостей.

Для раненого и потерявшего сознание Луни и обессиленного Шыка быстренько соорудили носилки, Зугура почтительно взяли под руки два гремских старца с седыми косами, завязанными в узлы на затылках, и вся процессия двинулась с каменистого плоскогорья вниз, в гремское селение.

Луня очнулся в гремской гостевой горнице. Боль, так жестоко мучавшая юного рода, отступила – умелые знахарки наложили на раны целебные мази, туго перевязали сломанные ребра, заботливо укрыли Луню теплым одеялом из олених шкур.

Шык оправился гораздо быстрее, и теперь сидел вместе с Зугуром и гремскими старейшинами за большим столом, что возвышался в центре длинной и низкой горницы. Горели огни в четырех очагах, суетились хозяйственные гремки, готовясь к предстоящему пиршеству. На полу лежали большие рыжие собаки, ползали улыбчивые ребятишки, все как один, белоголовые и синеглазые.

Луня, чуть скосив глаза, увидел возле себя на стене висевшие в ряд каменные секиры, костяные ножи, зверовые копья, короткие весла с покрытыми резьбой черенками. Почти как дома, почти как в войской горнице у вожа. В бывшей войской горнице – ныне от нее остался лишь пепел да головешки…

В гремском доме не было окон, а дым от очагов и черный чад от светилен на столе уползал в прорубленное над дверью отверстие. Не очень удобно добрая половина влас Знича оставалась в доме, мешая дышать и видеть, зато очень тепло, а по здешним морозным зимам это важнее.

Столбы, что поддерживали матицы, украшали рога, оленьи, лосиные и турьи. В дальнем от входа углу, по обе стороны от главного очага, обложенного громадными камнями, высились два вырубленных из дерева идола, один, одноглазый – с вороном на плече, другой – с турьими рогами на голове и каменным молотом в руках. Луня вспомнил, как Шык рассказывал о гремских богах: «Поклоняются они богу Одду, что нашему Уду сродни, и богу Тору, Туру по-нашему. Это два главных гремских кумира…» Вот они, значит, каковы, Одд и Тор…

Луня прикрыл глаза – хотелось спать. Может, гремские знахари напоили его успокаивающим отваром, а может, израненное тело требовало отдыха. Луня не стал задумываться над этим – просто уснул.

Он спал и не слышал, как сидящие за столом Шык с Зугуром и старейшины гремов завели разговор о непростых и горьких нынешних делах. Знаток языков Земель Хода Шык переводил Зугуру самое главное, а старый, седой, как лунь, с покрытым шрамами лицом грем по имени Олла неторопливо рассказывал, изредка прикладываясь к жбану с горьковатым пивом:

– Земли наших предков, исконные обиталища племени гремов, лежат на восход отсюда, почти в луне пути, в отрогах трех гор, что по-гремски зовутся Молот, Голова Тора, и Ворон. Счастливо и безбедно жили мы там, ходили к Ледовитому морю на полночь, к Соленым водам на закат, и на полдень, в земли чудов, корья, к Великому Ходу, и в ваши пределы, о Шык, ходили наши дружины. Видать, кара ныне постигла гремов за те походы, за жизнь вольную и свободную…

Никогда за сотни и сотни лет ни один враг не смог перевалить через Ледяной хребет и войти в наши владения на полуночной стороне гор. Тайные проходы под горами известны были лишь нашим колдунам и эрлам, и знания о них передавались из поколений в поколения. Никто и никогда не тревожил гремов…

Однако мы знали, что мир меняется, ибо где-то далеко на полудне в муках и корчах рождался Новый Мир, и привычный порядок вещей в Старом Мире был нарушен. Лучшие мужи гремов и самый сильный колдун наш отправились в середине лета туда, дабы не дать родиться Новому Миру, но они сгинули, сгинули без следа, и никто не может сказать нам, что с ними случилось…

Шык неожиданно жестом прервал говорившего, запустил руку в свою колдовскую котомку и мгновение спустя выудил оттуда небольшой кусочек витой обгорелой кости.

– Это посох Гроума! – пораженно вскричал Олла, и все гремы, что были в горнице, сгрудились вокруг стола, глядя на обломок колдовской кости.

– Хотел бы я знать, когда ты успел выхватить его из костра, о Шык Триждыпроворный и Триждызапасливый! – удивленно прошептал себе под нос Зугур.

Гремы меж тем наседали со всех сторон на волхва, требуя рассказать, как к нему попал этот обломок Гроумова посоха. Шык отхлебнул хмельного гремского варева из воткнутого в дыру стола рога, хымкнул в кулак и не спеша начал говорить:

– Гроума и остатки той дружины, что вышла с ним, мы встретили возле Спящих, а ныне Проснувшихся гор. Мы вместе бились с общим врагом, дав клятву покончить с надвигающимся злом, приближение которого оба чуяли. Ради этого мы оба отреклись от своих вместилищь чародейной земной мощи, призванной служить на благо своих народов, от посохов. Я передал Костяную Иглу другому, а Гроум сжег свой в пламени костра, и вот все, что от него осталось. Мы вместе запечатали чрево земное, не дав родиться Новому Миру, ибо как выразился мой ученик, что лежит сейчас в беспамятстве, шли с Гроумом «по одни грибы».

Но мы ошибались, как ошибался и Гроум. Новый Мир все равно рождается, и место его рождения надо искать не на земле. А ценой нашей ошибки стала смерть всей гремской дружины и лучших людей из того отряда, что сопровождал меня. Это сделали тамошние нелюди, зулы, да спасут нас от них боги. Колдун Гроум сполна отмстил за всех, истребив четыре сотни зулов, но духи убиенных завладели его душой. Где он сейчас, мне неизвестно, мы расстались на берегу Южного Моря, и он один ушел назад, на восход, в Зул-кадаш, навстречу своей судьбе…

Гремы, жадно слушавшие рассказ Шыка, опустили головы. Повисло молчание. Потом заговорил Олла:

– Беда к беде… Черные вести принесли вы, странники. Этот обгорелый обломок кости морского зверя еще содержит в себе частицу сил и знаний Гроума, я чую это. Хвала богам, что ты принес ее нам, волхв, теперь у наших новых колдунов будет свой колдовской амулет, знак силы, ибо Гроум отличался от всех, кто умеет колдовать, яростью и мощь, он был колдовским БЕРСЕРКЕРОМ, если можно сказать так…

Олла умолк на мгновение, повертел в руках обломок Гроумова посоха, потом продолжил свой рассказ о недавних событиях:

– В середине среднего месяца зимы увидели мы, как многолюдное и сильное войско в спешке и без потерь миновала ледник на правом плече Ворона и вошло в Каменную Долину по нашу сторону Ледяного. То были ары, а с ними хуры, корья и еще какие-то неизвестные нам люди, что ходят в цветных одеждах из толстой шерсти и бьются длинными копьями и луками. Как удалось им так легко преодолеть непроходимые горы, губительные для всего живого – я не знаю, но наверняка тут не обошлось без чар и колдовства.

Мы не ждали от войска находчиков добра – гремы всегда были друзьями богов и врагами всего мира! Так оно и случилось – арский отряд во второй же день отыскал и напал на наше потаенное селение в укромном урочище меж двух скалистых отрогов гор. Ары, да выклюют вороны Одда их злобные глаза, убили всех наших женщин, стариков и детей, и хотели захватить в полон мужчин, но грема, как ты знаешь, волхв, в полон захватить нельзя…

Еще ни разу за все то время, что люди живут на Земле, не разорял враг гремских селений, ни разу не гибли дети, женщины, дома наши… Ярость гремов трудно описать словами. Мы стали подобны кострам, что раздувает ледяной ветер на склонах наших гор. Но нас оказалось слишком мало…

Да, мы собрали Большую Дружину, и все гремские колена дали в нее воинов. За секиры взялся и стар, и млад. Но даже выведя на битву седых старцев вроде меня и желторотых юнцов, которым еще не заплели кос, мы числом и вполовину не сравнялись с войском находчиков.

Это была славная битва, волхв! Горы сотрясались, когда наш боевой клич гремел над полем брани, земля лопалась под каменной поступью нашей дружины. И мы не уступали врагу, не уступали, беря за одну свою жизнь две, а то и три чужих, а в битве с арами это нелегко, ты знаешь – арские собаки искусны в ратном деле…

И вот в самый разгар сечи наш Большой Эрл, Эйр из дома Эйра, собрал всех гремских колдунов и велел им набросить на вражье войско чары недвижимости, вроде тех, коими поразил ты, волхв, горных великанов тролль там, на склоне горы.

Это было нашей ошибкой, главной и роковой. Ибо как только наши колдуны взялись плести свою магическую сеть, тут же какой-то невероятно сильный маг, а может и чужой бог, ударил по нашим ратям голубыми молниями. Возмездие, волхв, то было возмездие за то, что мы использовали чары…

Во мгновение ока все колдуны, что были на бранном поле, оказались убиты, испепелены дотла, от них остался лишь прах, а в следующее мгновение полегли все эрлы, вожди дружин – их легко можно было выцелить по турьим рогам на шлемах.

Да-а… Мы славно бились, но дружина без эрла все равно что волчья стая без вожака. Враги зажали нас в теснине меж гор, и хотя и положили там своих два десятка сотен, из наших едва уцелело сотен пять, не более того.

И вот уже луну с лишним отступаем мы, а честнее – бежим на закат, к Соленой воде, к Последней горе, прячемся по глухим ущельям и горным распадкам, бьемся с горными великанами тролль, отвоевывая у них право на жизнь, а враги ставят заставы за нашими спинами, и лишь боги знают, суждено ли нам будет когда нибудь вернуться на земли предков и возродить былую славу гремского народа…

– Понятно. – Шык сверкнул глазами: – Ары и впрямь захватили все земли по закатную сторону Серединного. И даже отсюда дорога на восход нам закрыта. Понятно…

Тут вновь очнувшийся Луня попросил пить, Шык с Зугуром и гремы кинулись к нему, и разговор на время прервался. Прервался – но не закончился. Вечером, на праздничном пиру в честь гостей Шык украдкой спросил у Оллы:

– Не хочу омрачать веселья тяжелыми разговорами, но ответь мне, почтеннейший, что же все таки вы собираетесь делать дальше, ведь эта гора, у подножия которой мы с вами встретились – и впрямь ПОСЛЕДНЯЯ, дальше только море?

Олла помолчал, отхлебнул из рога темного хмельного варева, потом ответил:

– У нас лишь один путь – либо идти на полдень, в земли народа чудь, либо умирать здесь, постаравшись забрать перед смертью побольше вражеских жизней. Арские отряды с семидицу назад появились за восходными ущельями, это пять дней пути отсюда. Пока они не идут дальше, строят в долине за нашими спинами свои проклятые башни, но кто знает, что будет завтра? По любому выходит, что наша более-менее спокойная жизнь здесь кончилась, волхв.

Есть еще земля на полуночь и закат отсюда, но она совсем бесплодна, там голые скалы и вечный холод, это царство Смерти, владения Снежной Старухи Коук-ка, и людям не выжить там. Гремы все еще не решили, бежать ли им дальше, или сражаться до последнего…

А теперь скажи мне ты, волхв Шык, что завело вас в наши горы, и зачем вы идете на восход, во владения врагов наших, и ваших, как я понял из слов твоих?

Шык усмехнулся, тоже отхлебнул из рога – гремское варево хорошо освежало, не клонило в сон, а наоборот, бодрило и придавало сил, потом, покосившись на внимательно слушающих гремов, сказал:

– Это очень долгая история, о Олла. Если ты согласен выслушать ее, пойдем-ка вон туда, поближе к очагу, и к ложу моего ученика, посидим там вдвоем, чтобы никто не помешал нам, и я расскажу тебе всю правду о Великом Лихе, что наползает ныне на обитаемый мир…

* * *

Говорили они долго. Уже утомились пирующие гремы и разошлись по своим наспех построенным домам, уже убрали женщины посуду и объедки с большого стола, собаки догрызли кости и уснули, погасли огни в светильнях, и лишь пламя очагов освещало горницу.

Не было в ней и Зугура – захмелевшего вагаса увела с собой одна из златокосых гремок, которой приглянулся статный черноволосый чужеземец. Много ныне вдов у гремов, горька вдовья доля, а жизнь требует свое…

Вновь уснул Луня, выпивший по настоянию Шыка успокаивающего отвара. Ученику волхва требовалось теперь много сна – раны лучше заживают, когда человек спит, это всем известно.

Только два седых старика, примостившись на краю Луниного ложа, грели руки над пламенем очага и говорили, говорили… Сперва Шык без утаек рассказал Оллу все, что приключилось с ними за последний год, поведал о цели их похода, о Владыке и о Великом Лихе, что наслал тот на Землю. Потом заговорил грем:

– За великое и трудное деяние взялись вы, о Шык! Но если удастся оно вам – все народы мира воспоют вам хвалу и славу. Мы поможем вам всем, чем только сможем, ибо, как понял я из слов твоих, боги наши, равно как и ваши, враждуют с Владыкой – иначе не напали бы злобные ары и другие находники на наши земли и селения. И еще – помощью своей искупим мы хотя бы малую толику вражды и неприязни, что есть между нашими народами, потому что вижу я теперь – не врут предания и саги, и впрямь много общего у наших народов, и лучше было бы нам жить в дружбе…

– Но и ары нам и вам – далекие родичи! – прервал старого грема волхв. Олла гневно сверкнул глазами:

– Ары! Гордыня затмила их разум, жажда владеть мирам и народами его глаза. Они и раньше гнушались говорить с гремами, считая нас дикарями, а ныне видят лишь Карающий Огонь, что горит в сердце каждого из них, и глас разума людского бессилен достичь их ушей…

Шык хотел было сказать, что еще прошлой зимой этот глас так же был бессилен достичь ушей гремов, которые в набегах своих и впрямь уподоблялись дикарям, вроде влотов, но промолчал – северных рыжекосых гордецов Судьбина покарала более жестоко, нежели родов, а кидать камни в раненого волка недостойно мужа.

Олла меж тем вернулся к разговору о помощи путникам:

– В подтверждение слов своих, о Шык, я хочу поведать тебе: есть отсюда путь на восход, пусть и непростой, но верный! Идя по нему, многие трудности и опасности придется преодолеть, но еще больших опасностей можно избежать, и главная среди них – встреча с проклятыми арами и другими чужаками, что сели ныне на наших землях. Я говорю о Реке Забвения, что течет под Ледяным хребтом на восход. Слышал ли ты о ней?

Шык, пораженный, внимательно посмотрел в выцветшие, прозрачные глаза старого грема, потом утвердительно кивнул и сказал:

– Чародейная река, вода которой обладает силой, соизмеримой с силой огня, ветра и камня! Гроум принес совсем немного ее с собой во фляге, но и этого небольшого количества хватило, чтобы запечатать Лоно Земли, место, где ярился Карающий Огонь! Однако неужели ж по Реке Забвения можно плыть, словно по обычной, земной реке?

Тут пришла очередь Оллы кивать:

– Можно, и в былые времена плавали по ней люди, гремы плавали. Так говорят наши саги. Как же там… М-м-м… Нет, сам уже не вспомню…

Олла повернулся, поискал взглядом в полутемной горнице кого-то, тихо и протяжно свистнул. Из мрака выступила рослая фигура могучего грема с секирой, что нес сторожевую службу у дверей. Старец обратился к воину:

– Скажи, Инг, ты помнишь сагу о Бьере и Тиуле? То место, где они плыли по Ортайгу?

Воин сдержено кивнул, примостил секиру возле ног, присел и сдерживая рокочущий голос, более привыкший к боевым кличам, нараспев начал:

 
…В лоно черных гор спустились.
Меркнет свет костра ночного.
Ночь глаза свои закрыла.
Вот Ортайг лежит пред ними.
Бьер взял кожу Долголетних,
Прошептал заклятье тихо,
И на черной горной крови
Водяной конь закачался.
Сели Бьер и Дочь Капели,
Златокудрая Тиула,
И Ортайг понес их быстро
Под костями гор высоких…
 

– Ортайг – это и есть река забвения! – торжествующе закончил гремский старейшина, потом кивнул Ингу, и воин, ступая неожиданно мягко и неслышно для своей могучей стати, исчез во тьме горницы.

– Да, занятная былина, но тут много непонятного, о Олла! Скажи, к примеру, ты знаешь, что такое «кожа Долголетних»? И какое заклинание прошептал этот… Бьор? – спросил Шык, но у самого уже зажглись глаза, появился в них хорошо знакомый Луне и Зугуру «огонек деяния».

Олла покачал головой:

– Про заклинание ничего не знаю. А «Долголетние» – так в сагах называют деревья. Главное – плыть по Ортайгу можно. Хуже другое – тайные норы и ходы к берегам подземной реки знали лишь колдуны, что спускались туда, творя чары и принося в жертвы Ортайгу тела врагов, упокоенных на горящих челнах… Но все колдуны погибли в той страшной битве у Трех гор…

Шык задумался. Потом тряхнул головой:

– Путь к Реке Забвения я отыщу, и поможет мне в этом посох Гроума. Нужна лодка!

Олла вновь покачал головой:

– Все челны, на которых мы плавали по рекам полуночной стороны и по Холодному морю, сгорели в наших селениях или достались врагу. Да и сага говорит о том, что Бьер создал своего «коня вод» колдовством – обычная лодка не сможет плыть по Ортайгу.

– Ладно! – неожиданно легко согласился Шык: – Колдовством – так колдовством. Благи великие дарю тебе, старейшина, за слова твои нынешние и деяния будущие. А сейчас давай-ка ложиться спать, почтеннейший Олла, у нас говорят просто: утро вечера мудренее…

* * *

Утро следующего дня Луня встретил уже на ногах. Чары Шыка, отвары и зелья гремов сделали свое дело – боль утихла, перестала кружиться голова, а сломанные ребра хотя и донимали при резких движениях, но это невеликая резь в боку не шла ни в какое сравнение с тем огнем, что обжигал Лунино тело накануне.

Зугур, с кругами вокруг глаз, красноречивее всяких слов говоривших о бессонной ночи, проведенной в тяжких, но приятных всякому трудах, сидел за столом и восстанавливал свои силы кабаньим окороком. Шык и Олла с утра пораньше отправились говорить с гремскими стариками – вдруг кто-то из них что-то еще знает об Ортайге?

Луня, пошатываясь, добрел до стола, сел возле Зугура и набросился на снедь, словно голодный волк. Вагас, не отрываясь от своего окорока, подмигнул ученику волхва – не смотря на изможденный вид, настроение у Зугура было приотличнейшее, а румяная гремка, у которой он гостил ночью, и вовсе прыгала, ровно рыжая белка, поднося мисы и блюда со снедью.

Едва побратимы покончили с едой, вернулся Шык и гремские старейшины. Волхв пожелал своим спутникам доброго обеда, присел на скамью возле Луни и тихо спросил:

– Саккатт, ну, щепка та, которой Вокуя тебя одарила – цела? Не отняли влоты?

Луня помотал головой – цела, мол, удивленно глянул на Шыка – а на кой она понадобилась? Волхв усмехнулся, встал, подошел к Олле:

– Ну, достопочтенный, все готово! Привяжи обломок посоха Гроума к шнуру из кожи змеи, и передай мне. Я отыщу ход, ведущий к подземной реке.

Олла быстро исполнил просьбу Шыка, затем велел принести три туго набитых мешка с припасами для дальней дороги. Отдельно уложили охапку смолистых факелов – чтобы в подгорной тьме было чем освещать путь.

Луне гремы подарили легкую и теплую шубу из шкур неведомых родам тундровых быков – тулупчик, в котором ученик волхва вышел из Сырых оврагов, был весь искромсан влотами. Принимая подарок, Луня невольно удивился – если бы еще полгода назад ему сказали, что он будет гостить у гремов и оденет их одежду, он ни за что бы не поверил, а то и врезал клеветнику промеж гляделок, но сейчас былая ненависть к жителям Ледяного хребта ушла, и не то, что бы Луня простил гремов, нет, такое не прощают, просто перед Большой Бедой все остальное меркнет, теряет смысл, или, на худой конец, может подождать…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю