Текст книги "Нюрнбергский процесс"

Автор книги: Сергей Нечаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Позиция Хартли Шоукросса

В отличие от Роберта Джексона, британский прокурор Хартли Шоукросс в своей вступительной речи утверждал, что закон, который Международный военный трибунал должен был применить, уже существовал.

Две трети своей речи он посвятил непосредственному описанию актов агрессии, полагая важным отразить преднамеренное нарушение германскими нацистами территориальной целостности и политической независимости соседних стран.

Его выступление, по мнению присутствовавших, стало одной из самых ярких речей на процессе. «Убийцы с черными сердцами, грабители и заговорщики, подобных которым не знал мир» – эти слова Хартли Шоукросса, обращенные к нацистам, запомнились многим.

Кстати, впоследствии британец говорил, что хотел бы отправить на виселицу вслед за нацистскими преступниками и тех, кто им противостоял, то есть Сталина, Черчилля и Рузвельта (правда, к тому времени ни один из них уже не был у власти). А к некоторым из обвиняемых – прежде всего к Герману Герингу – Хартли Шоукросс, по его собственным словам, испытывал чувство глубокого уважения. Уже после Нюрнбергского процесса он говорил: «Это, несомненно, преступник, но смелый человек, человек выдающихся способностей, яркая личность. Он избежал виселицы, приняв яд, и за это я снимаю перед ним шляпу». Впрочем, многим казалось, что главного британского прокурора привлекали не столько личные качества Германа Геринга, сколько его роскошный стиль жизни. Даже в работающем только на войну Третьем Рейхе он умудрялся вести жизнь римского патриция.

Британское профессиональное сообщество адвокатов посчитало выступление их коллеги успешным, однако советская делегация выразила протест, и после речи Хартли Шоукросса комиссия А. Я. Вышинского в Москве начала собирать компромат на тему предвоенного сотрудничества властей Великобритании с Гитлером.

Выступление советского прокурора Романа Руденко

20 декабря 1945 года трибунал объявил перерыв на рождественские каникулы. Р. А. Руденко и его помощник М. Ю. Рагинский вылетели в Москву.

Потом наступил 1946 год, и 17 января французский прокурор Франсуа де Ментон начал представлять дело о военных преступлениях и преступлениях против человечества, совершенных в Западной Европе. При этом в своем выступлении он всячески старался избегать деликатной темы французского коллаборационизма. Пытаясь также обойтись без эмоциональности, Франсуа де Ментон не был готов проводить четкое различие между национал-социалистами и простыми гражданами нацистской Германии. В своем «длинном историческом очерке» француз сделал заявление о коллективной ответственности всех немцев. Он сказал, что весь немецкий народ ответственен за военные преступления. Позднее члены французской делегации отмечали, что Франсуа де Ментон представил историю взаимоотношений Франции и Германии как «вечную борьбу между силами Добра и духами Зла».

А 8 февраля 1946 года прозвучала вступительная речь главного обвинителя от СССР на Нюрнбергском процессе Р. А. Руденко. Как уже говорилось, он выступал последним из государственных обвинителей союзных держав.

Советский прокурор, обходя историю Германии вообще и тему пакта Молотова-Риббентропа в частности, попытался обосновать правомерность судебного преследования руководителей Третьего Рейха. Он стремился найти точки соприкосновения с другими союзниками, но в то же самое время отвергал любое сходство между национал-социалистической и сталинской диктатурами.

Р. А. Руденко сказал:

Я приступаю к своей вступительной речи, завершающей первые выступления главных обвинителей на данном процессе, с полным сознанием его величайшего исторического значения. Впервые в истории человечества правосудие сталкивается с преступлениями такого масштаба, вызвавшими такие тяжелые последствия. Впервые перед судом предстали преступники, завладевшие целым государством и самое государство сделавшие орудием своих чудовищных преступлений. Впервые, наконец, в лице подсудимых мы судим не только их самих, но и преступные учреждения и организации, ими созданные, человеконенавистнические «теории» и «идеи», ими распространяемые в целях осуществления давно задуманных преступлений против мира и человечества.

^{Выступает главный обвинитель от СССР Роман Андреевич Руденко}

Во время выступления главный обвинитель от СССР подробно рассказал об идеологической подготовке ведения агрессивной войны Германии, организации и осуществлении захвата Чехословакии, Польши, Югославии и войны против Советского Союза. Он также указал на военные преступления гитлеровцев, на гибель мирных граждан и на отношение к советским военнопленным. В своей речи Р. А. Руденко коснулся и насильственного угона людей, использования рабского труда. Он привел данные об уничтожении десятков и сотен городов, деревень, разграблении культурных ценностей и учреждений религиозного культа.

Р. А. Руденко сказал:

Гитлеризм навязал миру войну, которая принесла свободолюбивым народам неисчислимые бедствия и безмерные страдания. Миллионы людей пали жертвами войны, которую зажгли гитлеровские разбойники, возмечтавшие о покорении свободных народов демократических стран и установлении гитлеровской тирании в Европе и во всем мире. Пришел день, когда народы мира требуют справедливого возмездия и суровой кары для гитлеровских палачей, требуют сурового наказания преступников. Все злодеяния гитлеровских главных военных преступников, всех вместе и каждого в отдельности, будут взвешены вами, господа судьи, со всей тщательностью и вниманием, как этого требует закон – Устав Международного военного трибунала, правосудие и наша совесть. Мы обвиняем подсудимых в организации, подстрекательстве, непосредственном исполнении ими самими и их агентами преступного заговорщического плана. На службу выполнения этого плана был поставлен весь механизм гитлеровского государства со всеми его учреждениями и институтами – армией, полицией, так называемыми общественными учреждениями.

Далее в своей речи Р. А. Руденко подвел четкий итог выступлений всех главных обвинителей. А закончил свою строгую по форме, яркую по содержанию и неотразимую по убедительности речь советский представитель такими словами:

Господа судьи! Я выступаю здесь как представитель Союза Советских Социалистических Республик, принявшего на себя основную тяжесть ударов фашистских захватчиков и внесшего огромный вклад в дело разгрома гитлеровской Германии и ее сателлитов.

От имени Советского Союза я предъявляю подсудимым обвинение по всем пунктам статьи 6 Устава Международного военного трибунала.

Вместе с главными обвинителями Соединенных Штатов Америки, Великобритании и Франции я обвиняю подсудимых в том, что они подготовили и осуществили вероломное нападение на народы моей страны и все свободолюбивые народы.

Я обвиняю их в том, что, развязав мировую войну, в нарушение основных начал международного права и ими заключенных договоров, они превратили войну в орудие массового истребления мирных граждан, в орудие грабежа, насилий и разбоя.

Я обвиняю подсудимых в том, что, объявив себя представителями ими измышленной расы господ, они всюду, куда проникала их власть, создавали режим произвола и тирании, режим, основанный на попрании элементарных основ человечности.

Теперь, когда в результате героической борьбы Красной Армии и союзных войск гитлеровская Германия сломлена и подавлена, мы не вправе забыть о понесенных жертвах, не вправе оставить без наказания виновников и организаторов чудовищных преступлений.

Во имя священной памяти миллионов невинных жертв фашистского террора, во имя укрепления мира во всем мире, во имя безопасности народов в будущем – мы предъявляем подсудимым полный и справедливый счет. Это – счет всего человечества, счет воли и совести свободолюбивых народов. Пусть же свершится правосудие!

Допросы свидетелей

Чтобы не затягивать процесс, главные обвинители договорились, что число свидетелей будет сведено к минимуму.

В то же время, по настоянию Руденко было решено не строить процесс исключительно на письменных доказательствах.

НАТАЛЬЯ СЕРГЕЕВНА ЛЕБЕДЕВА, российский историк

Показания таких свидетелей, как Иосиф Орбели о разрушениях в Ленинграде, протоирея Николая Ломакина о зверствах в Ленинградской области, Самуила Ройзмана и Северины Шмаглевской о чудовищных злодеяниях в концлагерях Треблинки и Освенциме произвели огромное впечатление.

Всего обвинение вызвало 33 свидетеля, защита – 61.

В частности, директор Государственного Эрмитажа академик И. А. Орбели сказал:

«На протяжении долгих месяцев шла систематическая их бомбежка и артиллерийский обстрел. В Эрмитаж попали две авиабомбы и около 30 артиллерийских снарядов, причем снаряды эти причинили значительные повреждения зданию, а авиабомбы привели к разрушению системы канализации и водопроводной сети Эрмитажа». Плюс он добавил: «Я наблюдал ряд памятников Ленинграда, которые пострадали от артиллерийского обстрела и от авиабомб, в том числе повреждения, причиненные Казанскому собору, построенному в 1814 году Воронихиным, Исаакиевскому собору, где колонны и до сих пор носят следы от повреждений – выбоины в граните».

Протоирей Н. И. Ломакин, по его собственным словам, «пережил всю блокаду города и сам умирал с голоду, и сам пережил все ужасы непрерывных налетов немецкой авиации». В своих показаниях он сообщил, что во время блокады в каждом действовавшем храме города отпевали по 100–200 умерших каждый день, а также о разрушении немцами храмов в Ленинграде и на оккупированных территориях.

Из числа немцев, вызванных прокурорами, наиболее яркими были свидетельские показания генерала Эрвина Лахузен фон Вивремонта и фельдмаршала Фридриха Паулюса.

Генерал был связан с антигитлеровскими заговорщиками, но, в отличие от большинства из них, после событий 20 июля 1944 года смог избежать ареста. В мае 1945 года он был арестован американцами и сотрудничал с американской разведкой. А фельдмаршал Паулюс – это был тот самый командующий 6-й армией, окруженной и капитулировавшей под Сталинградом. Теперь же он стал одним из самых активных пропагандистов борьбы с нацизмом, регулярно выступал по радио, призывал солдат вермахта переходить на сторону русских.

Лахузен фон Вивремонт рассказал об уловках, с помощью которых Гитлер надеялся оправдать свое нападение на Польшу, о планах убийства французских генералов Максима Вейгана и Анри Жиро, а также о предложении спровоцировать восстание на Украине в качестве предлога для начала массового убийства евреев.

* * *

Со своей стороны, фельдмаршал Фридрих Паулюс выступил так, что на его примере можно обстоятельно проиллюстрировать весь ход Нюрнбергского процесса. Само его появление в зале судебного заседания стало для всех полной неожиданностью.

^{Офицеры армии США с собранными доказательствами. 1945–1946 гг.}

Известный советский дипломат и журналист Э. Н. Мамедов, участвовавший в Нюрнбергском процессе, потом вспоминал:

«Когда на процессе советским обвинителем были представлены письменные показания фельдмаршала Паулюса, немецкие защитники заявили, что это фальшивка и подделка. Эту мысль поддержали и некоторые западные органы печати. Они выразили сомнение, что Паулюс, который „так бесстрашно сопротивлялся русским в Сталинграде“, мог выступить с разоблачениями в адрес своего Генштаба и военного руководства гитлеровской Германии. Тогда мне и одному товарищу было дано строго секретное поручение доставить Паулюса в Нюрнберг. Он был привезен из СССР в советскую зону оккупации в Германии <…> Я встретил его впервые на границе двух зон – советской и американской. И не буду вдаваться в детали этой операции, она подробно описана <…> Мне удалось провести Паулюса незамеченным через посты американской армии на границе двух зон и также незамеченным доставить его в Нюрнберг. В зале заседаний произошла довольно любопытная сцена. Когда защитник гитлеровских преступников еще раз поставил вопрос о том, что показания Паулюса „сфабрикованы или сделаны под давлением и под пытками в застенках НКВД“, то председательствующий лорд Лоуренс мягко спросил нашего обвинителя Романа Андреевича Руденко: Сколько дней потребовалось бы, если бы Советский Союз согласился доставить Паулюса в Нюрнберг? И я, знающий невозмутимость Руденко, встречающийся с ним чуть ли не каждый день, вдруг заметил на его лице некую сардоническую улыбку. Он встал и спокойно сказал: – Минут тридцать. Все обомлели. – Где же он? – спросил лорд Лоуренс. – Он находится в апартаментах советского обвинения здесь, в Нюрнберге, – ответил Руденко. И Паулюс дал показания».

Фельдмаршала Паулюса пришлось доставлять в Нюрнберг тайно.

Почему?

На это вопрос Э. Н. Мамедов отвечает так:

«Потому что западные спецслужбы не были заинтересованы в его появлении на процессе, да и у уцелевших нацистских руководителей была просто ярость от его появления в зале заседания суда. Они негодовали и по поводу его письменных показаний, и по поводу его выступления, упрекали Паулюса в том, что его армия капитулировала под Сталинградом, хотя я могу ошибаться, но четкий приказ о капитуляции отдал не Паулюс, а один из его заместителей <…> Но не в этом дело. Дело именно в том, что Паулюс очень аргументированно разоблачил миф о том, что Советский Союз готовился нанести упреждающий удар по Германии. А так – кто знает, что было в голове у Сталина?! Может, через несколько лет после того, как Советский Союз провел бы перевооружение своей армии, получил бы современную боевую технику, вырастил новые квалифицированные военные кадры взамен тех, что подверглись аресту и истреблению, в том числе крупных военачальников и командиров дивизий, все сложилось бы по-другому. Но это только догадки…»

Э. Н. Мамедов прибыл на процесс из советского посольства в Риме и тоже, как говорится, очень пришелся ко двору. Советские судьи и обвинители высоко ценили его как переводчика, но в то же время привлекали к поручениям и совсем иного характера, требовавшим от исполнителя определенной политической зрелости.

АРКАДИЙ ИОСИФОВИЧ ПОЛТОРАК, участник Нюрнбергского процесса

На процессе Паулюс обстоятельно рассказал о разработке плана «Барбаросса», непосредственным участником которого он сам являлся. При этом он указал на Германа Геринга, Вильгельма Кейтеля и Альфреда Йодля как на ключевых участников организации нападения на СССР. Он сказал, что ему тогда ничего не было известно о каких-либо приготовлениях со стороны СССР. Он также отметил, что задачей ставилось «завоевание с целью колонизации русских территорий, эксплуатация которых и ресурсы которых должны были дать возможность завершить войну на западе с той целью, чтобы окончательно установить господство Германии в Европе».

Мне трудно забыть смятение, которое охватило после этого защиту. Обычно защитники торопились к перекрестному допросу, если он давал какие-то контршансы. Но в тот раз и адвокатов, и скамью подсудимых охватила как бы прострация.

АРКАДИЙ ИОСИФОВИЧ ПОЛТОРАК, участник Нюрнбергского процесса

Отметим, что после смерти Сталина Фридрих Паулюс уехал в Берлин. За месяц до этого он встречался с руководителем ГДР Вальтером Ульбрихтом и заверил того, что будет жить исключительно в Восточной Германии. Скончался Паулюс 1 февраля 1957 года, накануне 14-й годовщины уничтожения его армии под Сталинградом. Главной причиной смерти, по одним данным, стало нервно-патологическое заболевание, по другим – злокачественная опухоль. Похороны бывшего фельдмаршала были организованы за государственный счет. А его сын, Эрнст-Александр, застрелился в 1970 году по причине неизлечимой депрессии.

* * *

В своей книге А. И. Полторак, участник Нюрнбергского процесса с первого и до последнего его дня, рассказал, что защита, по существу лишенная возможности прибегнуть к сколько-нибудь оправданным методам оспаривания показаний свидетелей обвинения, избрала другой, с ее точки зрения, более надежный путь – она старалась опорочить саму личность свидетеля и таким образом бросить тень на его показания.

В частности, во время допроса свидетеля Фридриха Паулюса адвокат задал вопрос:

– Продолжает ли свидетель читать лекции в Московской академии Фрунзе?

А. И. Полторак объясняет: «Смысл вопроса ясен: как можно верить „вероотступнику“, который дошел до того, что читает лекции своим врагам». Но на эту провокацию защиты очень остроумно отреагировал английский обвинитель Дэвид Максуэлл-Файф.

– Странное дело! – заметил он. – Видимо, адвокат так и не разобрался, кто же кого победил в этой войне. Насколько можно судить, русская армия разгромила германскую армию. Так не будет ли более резонным немецким генералам слушать лекции русских генералов, а не наоборот?

В ходе выступления свидетелей были зафиксированы использование гражданских лиц в качестве «живых щитов», работа газвагенов (газовых автомобилей-душегубок) и расстрельных отрядов, убийства заложников и массовые казни, включая Бабий Яр. При этом советская прокуратура передала судьям образцы обработанной человеческой кожи и мыла, изготовленного из человеческого жира.

С трудом осознавая услышанное, судьи начали подозревать советских юристов в излишних преувеличениях: так, например, 60-летний американец Джон Паркер не мог поверить в то, что охранники расстреливали детей в концлагерях. Он полагал, что подобное просто невозможно. После просмотра 45-минутной кинохроники из лагерей он три дня лежал в постели больной.

В конце одного из заседаний, посвященных концлагерям и тому, как у матерей отбирали детей и как эти беззащитные дети потом сжигались в печах, адвокат Отто Кранцбюлер прямо спросил гросс-адмирала Карла Дёница:

– И что, никто ничего не знал об этих вещах?

Дёниц отрицательно покачал головой, а Герман Геринг обернулся, чтобы сказать Кранцбюлеру:

– Конечно, нет. Вы ведь понимаете, что даже в батальоне командир не знает ничего, что происходит на линии. Чем выше вы стоите, тем меньше знаете, что происходит внизу.

Бывший немецкий дипломат Ганс Гизевиус, после провала июльского заговора 1944 года оставшийся в Швейцарии и теперь вызванный как свидетель по делу Вильгельма Фрика, внес значительный вклад в позицию обвинения: он разрушил версию обвиняемых о невозможности протеста в Третьем Рейхе. Кроме того, Гизевиус был уверен, что Константин фон Нейрат и Франц фон Папен были полностью осведомлены о деятельности гестапо. Он также подчеркнул огромное влияние генерала Вильгельма Кейтеля на верховное командование и армию, а кроме того указал на осведомленность генерала об уничтожении евреев и зверствах, совершавшихся как солдатами СС, так и военнослужащими вермахта.

В ходе показаний Константина фон Нейрата о Чехословакии в суде прозвучал термин «геноцид», который не упоминался в зале с момента оглашения обвинительного заключения.

К сожалению, где-то к середине мая внешние наблюдатели стали отмечать скучность Нюрнбергского процесса. Он явно затягивался, и судебная тяжба виделась современникам бесконечной. К концу июля 1946 года заметно уменьшилось и освещение процесса в прессе.

Не выдерживали и сами обвиняемые. Например, Эрнст Кальтенбруннер в ходе процесса перенес кровоизлияние в мозг и после этого некоторое время передвигался исключительно в инвалидном кресле. Но ходатайство защиты о его освобождении по состоянию здоровья суд отклонил.

Позиция защиты

Обвинительная часть на Нюрнбергском процессе заняла 73 дня: она закончилась в понедельник, 4 марта 1946 года.

Что характерно, ни подсудимые, ни их адвокаты в ходе процесса не пытались отрицать сам факт совершения военных преступлений. Вместо этого они прибегли к разнообразным правовым стратегиям, которые часто были непоследовательными, а иногда и взаимоисключающими, но в конечном итоге повлияли на приговор для половины обвиняемых.

Под напором неопровержимых свидетельств, фактов, показаний вырисовывалась страшная картина, опровергнуть которую было невозможно.

Американский писатель Юджин Дэвидсон, автор книги «Суд над нацистами», пишет:

«Обвиняемые вели себя как люди, очнувшиеся от фантастического сна, в котором они играли придуманные кем-то роли; теперь они очутились в реальном мире, отвергающем нацизм, в котором убийство невинных людей всегда наказуемо, и взглянули на собственные зверства с недоверием и ужасом. Они каялись, мучились, поочередно порицали самих себя и с еще большей готовностью – людей и идеи, которым они служили <…> Коллективная вина, обычно отвергаемая, объединила миллионы немцев, несмотря на все философские и исторические обоснования того, что она вряд ли может существовать».

Во время всего процесса имя Адольфа Гитлера было упомянуто примерно 12 тысяч раз: больше, чем имена пяти основных обвиняемых – Германа Геринга, Вильгельма Кейтеля, Ялмара Шахта, Альфреда Розенберга и Фрица Заукеля вместе взятых. Особенно часто Гитлера упоминали сами подсудимые.

Все, кто присутствовал на этом историческом процессе, жалели, что на скамье подсудимых недоставало «большой тройки»: Гитлера, Геббельса, Гиммлера.

ИОСИФ ДАВЫДОВИЧ ГОФМАН, бывший охранник прокурора Р. А. Руденко

Прокуроры и адвокаты были практически едины в том, что национал-социализм и Гитлер – это тождественные понятия. Если обвинение называло Гитлера главой заговора, то защита превратила фюрера во «всемогущего и всеведущего диктатора, чьи убеждения были непреклонны, чьи решения были неоспоримы, а харизма – неумолима». Адвокаты создали некий образ «Мефистофеля для немецкого народа», а газета «Times» отметила, что подобное стало возможным только потому, что фюрер был уже мертв. Генрих Гиммлер, отравившийся 23 мая 1945 года, и Рейнхард Гейдрих, убитый 4 июня 1942 года в Праге, стали другими «виновными призраками», которые, по версии обвиняемых, мастерски сохранили в секрете все свои планы.

Ключевым событием выступления защиты стала неудача прокурора Роберта Джексона при перекрестном допросе главного обвиняемого – Германа Геринга. Судьи позволили Герингу давать развернутые комментарии на вопросы американца, и один из основателей НСДАП с легкостью разрушил версию обвинения о едином заговоре национал-социалистов, существовавшем с 1920 года. После допроса Герман Геринг вернулся на скамью подсудимых словно «гладиатор, победивший в бою».

Кстати, тюремный психолог Густав Марк Гилберт много работал с Герингом, и он оставил о нем крайне интересные наблюдения.

Густав Марк Гилберт был офицером американской военной разведки, а в 1939 году он получил диплом психолога в Колумбийском университете. После окончания Второй мировой войны он был привлечен к работе Международного военного трибунала в Нюрнберге в качестве переводчика коменданта тюрьмы и психолога-эксперта. Потом он написал книгу «Нюрнбергский дневник», в которой на основе допросов обвиняемых попытался понять их истинное отношение к происходившему в годы войны и определить степень раскаяния в тех или иных преступлениях.

В своей книге Густав Марк Гилберт отмечал, что Геринг показанные на процессе фильмы о зверствах нацистов считал «пропагандистской фальшивкой». Он демонстративно снимал наушники, чтобы не слушать свидетельские показания. В тюрьме он пытался занять положение лидера и руководить остальными подсудимыми, интриговал на прогулках и за обедом, создавал какие-то коалиции и, в конце концов, восстановил против себя даже самых спокойных и лояльных.

^{Геринг, Дёниц, Функ, Ширах и Розенберг во время обеденного перерыва}

Геринг, по свидетельству Густава Марка Гилберта, использовал остатки влияния, вплоть до запугивания, чтобы создать общую линию противостояния суду. Он постоянно провоцировал судей циничным «юмором висельника» и дерзкими замечаниями с места. Он впадал в гнев на заседаниях, обвиняя своих со участников в измене. При этом он хранил верность Гитлеру, утверждая, что его самоубийство – это акт силы духа и героизма.

Геринг до последнего гнул свою линию, не уступая даже в мелочах и отказываясь признавать даже самые неопровержимые факты.

А еще, как выяснилось, он принимал наркотики.

Начальник тюрьмы полковник Бертон Эндрюс потом вспоминал: «Когда Геринга доставили ко мне в Мондорф, он представлял собой моллюск с идиотической ухмылкой и чемоданом паракодеина. Я сначала принял его за торговца лекарственными средствами. Но мы его отучили от наркотиков, сделали из него человека».

К моменту вынесения приговора Геринг был абсолютно «чист». И он вдруг превратился в очень сосредоточенного человека, который начал оказывать серьезное сопротивление обвинению.

В своей книге Густав Марк Гилберт пишет: «Как нетрудно догадаться, чаще всего в беседах с бывшими нацистами звучали всякого рода отговорки, общие фразы, целью которых было самооправдание и взаимные обвинения. Именно их яростные протесты, именно их куда более критичный настрой по отношению к другим своим подельникам, нежели к себе самому, как нельзя лучше раскрывают их характеры и мотивации. Обвиняемые действительно проявили себя весьма словоохотливыми собеседниками, оказавшись в обществе психолога, единственного (за исключением лиц духовного сана) из офицеров американской армии, свободно владевшего немецким».

Их реакции, по словам доктора Гилберта, выкристаллизовались довольно скоро. Каждый из обвиняемых по его просьбе должен был снабдить текст предъявленного обвинения собственными комментариями на полях. И вот что сохранил для нас Густав Марк Гилберт, приведя это в своей книге:

– Герман Геринг: «Победитель – всегда судья, а побежденный – обвиняемый!»

– Иоахим фон Риббентроп: «Обвинение предъявлено не тем людям».

– Эрнст Кальтенбруннер: «Я не несу никакой ответственности за военные преступления, я лишь выполнял свой долг, как руководитель разведывательных органов, и отказываюсь служить здесь неким эрзацем Гиммлера».

– Альфред Розенберг: «Я отвергаю обвинение в заговоре. Антисемитизм являлся лишь необходимой оборонительной мерой».

– Ганс Франк: «Я рассматриваю данный процесс, как угодный Богу высший суд, призванный разобраться в ужасном периоде правления Адольфа Гитлера и завершить его».

– Вильгельм Фрик: «Все обвинение основано на предположении об участии в заговоре».

– Фриц Заухель: «Пропасть между идеалом социалистического общества, вынашиваемым и защищаемым мною, в прошлом моряком и рабочим, и этими ужасными событиями – концентрационными лагерями – глубоко потрясла меня».

– Альберт Шпеер: «Процесс необходим. Даже авторитарное государство не снимает ответственности с каждого в отдельности за содеянные ужасные преступления».

– Ялмар Шахт: «Я вообще не понимаю, почему мне предъявлено обвинение».

– Вальтер Функ: «Никогда в жизни я ни сознательно, ни по неведению не предпринимал ничего, что давало бы основания для подобных обвинений. Если я по неведению или вследствие заблуждений и совершил деяния, перечисленные в обвинительном заключении, то следует рассматривать мою вину в ракурсе моей личной трагедии, но не как преступление».

– Франц фон Папен: «Обвинение ужаснуло меня, первое, осознанием безответственности, в результате которой Германия оказалась ввергнута в эту войну, обернувшуюся мировой катастрофой, и, второе, теми преступлениями, которые были совершены некоторыми из моих соотечественников. Последние необъяснимы с психологической точки зрения. Мне кажется, во всем виноваты годы безбожия и тоталитаризма. Именно они и превратили Гитлера в патологического лжеца».

– Константин фон Нейрат: «Я всегда был против обвинений без возможности защиты».

– Бальдур фон Ширах: «Все беды – от расовой политики».

– Артур Зейсс-Инкварт: «Хочется надеяться, что это – последний акт трагедии Второй мировой войны!»

– Юлиус Штрейхер: «Этот процесс – триумф мирового еврейства».

– Вильгельм Кейтель: «Приказ для солдата – есть всегда приказ!»

– Альфред Йодль: «Вызывает сожаление смесь справедливых обвинений и политической пропаганды».

– Карл Дёниц: «Ни один из пунктов данного обвинения ни в малейшей степени не имеет ко мне отношения. Выдумки американцев!»

– Ганс Фриче: «Это ужасное обвинение всех времен. Ужаснее может быть лишь одно: грядущее обвинение, которое предъявит нам немецкий народ за злоупотребление его идеализмом».

Записанные от руки ответы Эриха Редера и Роберта Лея здесь отсутствуют. Гросс-адмирал Редер, доставленный в нюрнбергскую камеру прямо из советского плена, отказался как от устных, так и от письменных комментариев. А эксцентричный и неуравновешенный Роберт Лей дал внятный и решительный ответ на предъявленное ему обвинение сведением счетов с жизнью.

Наиболее спорным, вызывающим дискуссии, было состояние второго человека нацистской партии Рудольфа Гесса. Позже тюремный психиатр Дуглас Келли напишет: «Меня поразила его абсолютная наивность».

В ответ на просьбу доктора Гилберта он написал на полях предъявленного ему обвинения по-английски: «I can’t remember» (Не помню).

В Нюрнберг Гесс был доставлен из Шотландии, где он находился под стражей четыре года – с момента своего непонятного перелета к британцам в мае 1941 года. Уже там он жаловался на потерю памяти, а еще на то, что его методично травили. Гесс и в Нюрнберге продолжал утверждать, что англичане давали ему «мозговой яд» для того, чтобы разрушить его память. И что он почти ничего не помнит о тех временах, когда был влиятельным государственным и политическим деятелем.

Многие специалисты склонялись к тому, что Гесс симулирует, и постановили, что он в состоянии давать показания в Нюрнберге. Во всяком случае, в своей книге Густав Марк Гилберт написал о нем так:

«Главным кандидатом для психиатрической экспертизы был Рудольф Гесс, заместитель фюрера в НСДАП, чей полет в Англию в 1941 году стал настоящей сенсацией. Незадолго до начала процесса он был доставлен из Англии в нюрнбергскую тюрьму в состоянии полнейшей амнезии. Среди его личных вещей были обнаружены маленькие заклеенные пакетики с пробами пищи, собранные им в Англии в пору обуявшей его параноидальной идеи о пищевых отравлениях. Гесс целыми днями в состоянии апатии сидел в своей камере, уставясь в одну точку, не в состоянии вспомнить ровным счетом ничего из прошедших событий, в том числе и о причинах, побудивших его совершить этот прыжок в Англию. Временами казалось, что он сознательно пытается вытеснить из своей затуманенной памяти то или иное событие прошлого, однако в целом не было сомнений в том, что его амнезия носила характер абсолютной.

Во время очной ставки с Герингом и Папеном он не узнал никого из них. Никак не реагировал Гесс и на фильм из нацистской хроники, где были кадры, участником которых был и он сам.

Со времени его неудавшейся попытки самоубийства в Англии прогулки по тюремному двору ему приходилось совершать в наручниках».

^{Подсудимый Гесс зачитывает трибуналу свое заявление о том, что он больше не будет симулировать невменяемость, как он делал это ранее. Нюрнбергский процесс.}