Текст книги "Стекло и дерево"
Автор книги: Сергей Буянов
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Сергей Юрьевич Буянов
Стекло и дерево
1
«Одинокая девушка ищет друга по интересам», – чепуха какая-то получается. По каким таким интересам? Лучше вот так: «Желаю познакомиться», – тоже не то, мало ли кто чего пожелает? Проще всего, конечно, указать свои данные. И так не верно – не корова же продаётся, в самом деле.
Эвелина размышляла над жизненным вопросом с утра, едва поднявшись с постели. Пришло же такое в голову! Захотелось ей познакомиться с единомышленником через газету. Самой себе такая мысль казалась странной, но что делать, если по-другому не получается? Если она вынуждена общаться с инфантильными юнцами, у которых в голове только кровать? А чтобы вместе поразмыслить о жизни, поделиться впечатлениями о произведениях искусства, глупо и думать о таком!
Есть же люди нормальные! Надо только правильно сформулировать свои требования в газетном объявлении, тогда откликнутся только те, кто заинтересуется ею как человеком. Эвелина перечитала множество объявлений. К сожалению, пишут только те, кто нуждается в женщине для нечастых встреч, или для брака. Всё это не то. Неужели люди, подобные ей, свыклись с интеллектуальным одиночеством?
В свои двадцать два Эвелина чувствовала себя умудрённым человеком, лет так на сорок-сорок пять, не меньше. А всё потому, что сверстники не понимали её. Ни по одному вопросу. В их рассуждениях мало здравого смысла и никаких мыслей ни о будущем, ни о прошлом.
Эвелина не лишена привлекательности, многие делают попытки познакомиться – на улице, в трамвае, где угодно. Это не может не нравиться, но как только кавалер откроет рот, из него польются такие слащавые речи, что сразу станет ясной его цель.
Странный мир, где люди уподобляются животным. Только один инстинкт движет ими. И тот какой-то рудиментарный, неполный. Потому что у животных инстинкт размножения включает в себя заботу о потомстве.
Вот оно – отличие человека! Эвелина грустно усмехнулась, глядя в зеркало. Она отметила, что улыбка выходит кривоватой. Некрасиво получается – половина лица вымученно улыбается, а другая грустит ещё сильней. Эвелина улыбнулась шире, получилось получше, но выражение тоски не исчезло. Под самым ухом завопил телефон. Эвелина сняла трубку:
– Алло!
– Привет, Лина!
– Привет, Люська.
– Чем занимаешься?
– Да так.
– Слушай, ты мне дашь реферат свой?
– Который?
– Ну, этот, который ты не стала сдавать!
– Зачем тебе? – Эвелина не поняла, для чего подруге реферат со старшего курса, к тому же неудачный?
– Ну, почитаю кое-что. Может, поумнею малость! – поддела Эвелину подружка.
– Может быть. Хорошо, заходи.
– Уже лечу! Включай тостер!
Разговор окончился. Люська уже мчалась к дому. Вот человек, живёт себе и живёт, ни о чём не думает. Полнокровной жизнью, что называется. Люська младше на три года и учится двумя курсами ниже.
Эвелине не сразу пришла в голову идея поступать в ВУЗ, хотелось для начала попробовать себя в жизни. Она поработала в детском садике нянечкой, младшим воспитателем. Посмотрела на детей, на их родителей. Оказалось, что счастливых пар на свете ничтожное количество. А как иначе думать, когда в детской раздевалке затеваются семейные скандалы? Если родители, не замечая детей, выясняют отношения, цепляются друг к другу по пустякам. А совсем недавно они веселились на собственной свадьбе! Откуда появилась пустота душ, разрастающаяся с каждым днём полоса отчуждения? Почему люди, любившие друг друга до беспамятства ещё вчера, сегодня чуть ли не испытывают взаимную ненависть? В чём причина такого перерождения?
Эти вопросы, равно как и многие другие, побудили Эвелину сделать выбор окончательно – поступать в ВУЗ, учиться на психолога.
А Люська? Так, девчушка без забот, без хлопот. Учится, закончит, пойдёт работать в фирму папы. Всё расписано, разложено по полочкам. Просто и практично. В отношениях с противоположным полом исключительно потребительские побуждения. Встретилась с одним, затем с другим, а чувства? На них наплевать!
Глубокие раздумья прервала неугомонная Люська. Она влетела в двери, раскрасневшаяся с мороза, пышущая здоровьем. На фоне побледневшей от затворничества старшей подруги, она выглядела намного ярче и свежее.
– Привет ещё раз! Тостер включила? Ну, чего ты сидишь, как царевна Несмеяна? Пошли сегодня на каток!
– Тостер? – прервала бурный поток слов гостьи Эвелина.
– Тостер, конечно! Давай, угощай фирменным блюдом! А это что такое? – Люська глянула на исписанные и перечёрканные листы бумаги, лежащие на письменном столе.
– Не трогай! – Эвелина накрыла ладонью записи.
– Да? Наверное, что-то интересненькое! Ты дневник ведёшь для потомков? – шустрая Люська выдернула один листочек и принялась читать вслух.
– Молодая девушка, – Эвелина вырвала листок. – Ты что, обиделась?
– Я же сказала: «Не трогай»! – залилась краской Эвелина.
– Хорошо, хорошо. Не буду! Но я уже всё поняла! – закатила глаза Люська.
– Чего ты поняла? Что ты, вообще, можешь понять?
– Всё, всё поняла!
– Ты зачем пришла?
– Да хватит тебе дуться! Подумаешь, великая тайна, многие сейчас так делают!
– Что делают?
– Ну, пишут в газету объявление.
– Это глупость просто.
– Какая глупость? Очень даже выгодно. Никто не знает, с кем ты, что ты!
– Разве? – Эвелина опешила.
– Ну конечно! Что тут неясного? Ходит такая недотрога, вся из себя! А сама в тихушку через объявление встречается с кем-нибудь из другого района города! Бывает, с женатым!
– Да ты что?!
– А ничего! Многие так делают! Кто и жениха находит. Он, бедненький, ничего не знает, влюбляется и женится. Главное, не ходить с ним по тем местам, где тебя каждая собака знает!
– А потом?
– Что, потом?
– Всё же раскроется!
– А это будет иметь значение? Да и к тому же, делай так, чтобы не раскрылось!
– Почему я должна что-то делать? – разозлилась Эвелина. – Я вовсе не собираюсь!
– Хорошо, хорошо, – примирительно дотронулась до плеч подруги Люська. – Разве я про тебя говорю?
– Всё равно, нечего меня сравнивать со всякими.
– А зачем ты пишешь? Хочешь найти кого-то?
– Можно и так сказать.
– А лучше промолчать, – открыто улыбнулась Люська, закончив рассуждения об объявлениях в газету.
Подруги прошли на кухню.
– А знаешь, у меня есть один знакомый, – загадочно начала Люська, похрустывая тостом.
– Андрей?
– Ну что ты, какой ещё Андрей?
– Ты же говорила, что Андрей именно тот, кто тебе нужен, – напомнила Эвелина, не спеша, отпивая чай.
– Да? Я говорила? Да нет, что ты, Лина! Он неинтересен.
– Быстро меняются твои интересы.
– Жизнь же бурлит! Вот ты как? Дом – институт, дом-институт, тоска! Никакой личной жизни!
– А что хорошего в личной жизни, если в ней то Андрей, то Славик, то, вообще, Бог знает что! – парировала Эвелина с некоторой укоризной в голосе.
– Вот ты точно заметила – Бог знает что! Вот этот мой новый знакомый, Алик, он такой умный, такой умный, что говорит – ничего не понятно!
– Что же такого он говорит?
– Да почти как ты – о жизни, об истории, психологии, ну и так далее. Умно так говорит. А вчера провожал меня, так даже ручку не пожал! А глаза блестели, как у ненормального.
– Да ты что?! – развеселилась Эвелина. – Прямо маньяк какой-то!
– Вот тебе смешно, а мне обидно.
– Можешь не продолжать! – Эвелина знала продолжение детской дразнилки, начатой Люськой.
– Ладно. В общем, я что говорю-то? Тебе бы с ним познакомиться!
– Зачем? – чуть не поперхнулась чаем Эвелина.
– Вот-те, здрасьте! Он же такой же, как ты!
– Придурок что ли?
– Ну, зачем ты так! – обиженно надула губки гостья. – Я просто хотела сказать, что у вас, наверняка, есть общие интересы.
– Хочешь сосватать меня?
– Зачем сватать? Познакомишься, пообщаешься, – Люська заметила гримасу подруги, при слове «пообщаешься». – Не в том смысле, просто поговоришь.
– О чём?
– Вот ты странная такая! Я же говорю, он не от мира сего, уж приставать не станет – сто процентов!
– И если не от мира сего, то мне как раз?
– Ну, извини, если что не так сказала, – начала психовать Люська.
– Спасибо за чай, я пойду!
– Погоди, ты же за рефератом пришла?
– Ах, да! Но я передумала. В другой раз возьму, – уже с порога сказала Люська.
– Ты чего губки надула? Кто обидел нашу лапочку?
– Вовсе я не обиделась! – топнула каблучком Люська. – Просто идти пора!
– А сколько лет твоему Алику?
– Не знаю, – машинально ответила Люська, но тут же спохватилась: – Не семнадцать, это точно!
– А-а-а, – протянула Эвелина с ироническим разочарованием.
– А ты сама спроси! Да и узнаешь, хочешь, я ему твой телефон дам?
– Нет! Нет! – замахала руками Эвелина.
– А давай, пойдём сегодня на каток, там и познакомитесь, как бы невзначай! Не захочешь – не надо! Ты только глянешь на него, да послушаешь хоть два слова, а?
– На каток?
– Конечно, на каток! Это же для пользы здоровью!
– А во сколько?
– К семи я зайду! Хорошо, пока, Лина, я полетела! – Люська выскочила на лестничную площадку, пока подруга не передумала. Мгновенье спустя, она исчезла из виду.
Вот, неугомонная! Крутится, как юла! А может так и надо?
Эвелина задумалась. Так в задумчивости и закрыла дверь. И зачем она согласилась идти на каток? Сегодня её ждал Шопенгауэр. Эвелина виновато посмотрела на труд философа, вздохнула глубоко, и принялась конспектировать последнюю главу Гегеля.
2
– Мы диалектику учили не по Гегелю! – возбуждённо потирая руки, воскликнул молодой аспирант кафедры психиатрии, выйдя из кабинета.
– Сдал? – спросил его субъект с кислым выражением лица, усыпанного вспузырившимися угрями.
– Пятак!
– А что, что попалось?
– Так, мелочи, «Диалектика природы»!
– Поздравляю, – без радости в голосе пробурчал тип, ожидающий своей очереди. Он ненавидел отличников. Всюду-то им везёт, идут по жизни без преград: и это сдадут, и то. Что он ляпнул? Диалектика? Да знать хотя бы, что это такое!
– До свидания, Никола. Успеха тебе!
– Лучше бы послал меня к чёрту, – недовольно пробурчал Никола. Он уже в пятый раз сдавал философию. Завкафедрой таким скотом оказался, принципиальным! Сдавай и всё тут, сдохни, а сдай. Никола уже давно состряпал научную работу – «Об изменении пульса у практически здоровых, страдающих хроническими заболеваниями, лёгочной системы, при средних физических нагрузках». Кандидатская в кармане, работа получила прекрасные отзывы Учёного совета. Сделан огромный шаг в прогрессе медицины! А тут какой-то философ тянет душу, не принимает экзамен по кандидатскому минимуму, хоть ты сдохни! Английский сдал за коробку конфет, лечебную физкультуру – за пузырь водки, причём раздавил его вместе с научным руководителем, а философия упёрлась. Вот, сегодня, если он не сумеет сдать, то будет допущен к очередной пересдаче только через год. Никола обхватил голову обеими руками и чуть не зарычал от бессильной ярости.
А счастливчик уже мчался вниз по лестнице. Рим Николаевич Любимов тоже собирал материал для науки. Диссертация находилась ещё в зачаточном состоянии, но кандидатский минимум он уже сдал. Научная работа велась им отдельно от кандидатской. Так уж получилось.
Его шеф заупрямился, прогрессивную методику аспиранта отвергать категорически не стал, но предложил, для начала, другую тему. Заведующий кафедрой психиатрии по своей натуре был демократом. Он и выглядел демократично. Нескладный костюм, в котором можно выступать с трибуны и, с таким же успехом, колоть дрова, обязательно ослабленный скромный галстук, – указывали на непритязательность учёного к своему внешнему виду. Профессор был среднего роста, даже чуточку ниже, этакого пикнитического телосложения: не сказать, что толстоват, но и тощим не назвать. Его добродушная улыбка и открытое выражение лица, – побуждали первого встречного к самой откровенной беседе. К студентам Егор Степанович относился по-отечески мягко. Всем ли быть психиатрами? Стоит ли насильно заставлять студента овладевать знаниями, которые он тотчас, после сдачи экзамена, позабудет? Студенты души в нём не чаяли, порой было достаточно, совсем неподготовленным, рассказывать профессору о своих взглядах, принципах, жизненной позиции. Профессор, как бы безучастно, выслушает, взглянет проницательными глазами и, с неизменной улыбкой, отметит в зачётке оценку и попрощается. На первый взгляд кажется, что профессор не слушает собеседника, думает о чём-то своём, но при первой же его фразе становится ясно, что он слышал и понял каждое слово. При таком заведующим кафедрой, считалось постыдным не знать хотя бы основ психушки.
К аспирантам Егор Степанович относился как к равным коллегам. Подающий надежды Рим, например, ухватился за одну привлекательную, но, к сожалению, малонаучную идею. Васильчиков не стал препятствовать молодому дарованию. Он просто предложил для защиты другую тему, тактично указал, что сейчас лучше иметь синицу в руках, а потом можно будет поразмыслить о журавле в небе.
– Рим Николаевич, параллельно со своей теорией, почему бы вам ни заняться ещё одной темой?
– В каком направлении?
– У нас одно направление, а вам не составит труда параллельные изыскания.
– А какого рода изыскания?
– Есть у нас одна тема: «Об изменении липидного обмена при шизофрении». Лабораторные подтверждения – основа научной работы.
– А моя работа не научна? – в штыки принял предложение шефа Рим Николаевич.
– В аспирантуре, на первичной ступени в науке, важно в короткий срок представить результат. У вас же огромное поле деятельности. Ваша работа требует времени.
– Ясно, значит, она не пройдёт?
– Понимаете, Рим Николаевич, научные гипотезы, пусть даже обоснованные, не принимаются Учёным советом.
– Хорошо, я понял. Я займусь липидным обменом, но какова его научная значимость?
– Понимаете, Рим Николаевич, в мире ежедневно защищается целая куча кандидатских работ. Каждый соискатель сам определяет научную значимость.
Вот так, ничего не говоря, шеф дал понять, что на создание научной теории аспирант не имеет права. Его дело – разработка темы, предложенной кафедрой. Вот и всё! А научными изысканиями занимайся, пожалуйста, только не в ущерб защите кандидатской.
И всё же Рим не потерял интереса к собственной теории, он упорно продолжал работать на два фронта. Целыми днями, безвылазно, пропадал в стационаре, используя собственную тактику лечения, а все вечера, напролёт, проводил интерпретацию результатов анализов и клинических форм заболевания, сооружал репрезентативную выборку, – в общем, двигал науку.
Как молодому научному деятелю, ему выделили маленький закуток в малосемейке института, который аспирант использовал больше для хранения вещей, чем для жилья. По ночам приходилось брать дежурства, чтобы свести концы с концами. Наука требует не только моральных жертв, но и приличных финансовых вложений. Необходимо перелопатить огромную массу научной литературы, для этого надо её иметь. Доступ к научным трудам стоит денег и порой немалых. Кроме того, надо как-то материально заинтересовать сотрудников лаборатории в выполнении дополнительной работы. Биохимические анализы требуют времени на их проведение и дорогостоящие реактивы, которые приобретает сам аспирант. Так что, не всё так просто и легко, как кажется со стороны. Помимо всего прочего, уже на первом году аспирантуры надо собирать деньги на защиту – оплата дороги научным специалистам, аренда здания, банкет, наконец. Дамоклов меч финансовых проблем зависал над аспирантом, но Любимов настолько увлёкся работой, что вспоминал об этом очень редко.
В меру высокий и несколько сухощавый, немножко смуглый, с лёгким налётом трудовой бледности, в свои двадцать пять Любимов выглядел на все тридцать. Когда он отвлекался от работы, выглядел моложе своих лет. Отсутствие длинной шевелюры, бороды и усов – специфика профессии (техника безопасности при работе с душевнобольными), – позволяло принять аспиранта за студента. Многие больные, увидев его впервые, считали Рима Николаевича практикантом, но когда начинали общаться с ним, видели перед собой грамотного и опытного доктора.
Все развлечения Любимова остались позади, поначалу они шли по неуклонной убывающей от первого курса мединститута до последнего, а ныне прекратились вовсе. Глобальная идея целиком овладела им. Любимов вовсе не желал совершить переворот в психиатрии, он только хотел указать на эффективность принципиально нового подхода к лечению.
Рим не курил, в выборе спиртных напитков имел достаточно хороший вкус. Отсутствие финансов не позволяло употреблять элитные напитки, поэтому он обходился без них.
Не смотря на черты фанатизма в работе, Любимов вовсе не казался занудой в жизни. Он умел веселиться и шутить, прекрасно поддерживать любой разговор, хотя не слыл коммуникабельным человеком.
Друг Рима, бывший однокашник, ныне начинающий бизнесмен явился поздравить товарища, подъехав прямо к крыльцу учебного корпуса.
– Привет мученику науки! – крикнул он, едва завидев Любимова.
– Привет новым русским! – отозвался Рим.
– Я слышал, ты сдал экзамен? – по-хитрому прищурился Пётр.
– Даже не намекай! Это совсем не тот экзамен, который следует отмечать.
– Вот ты даёшь! Как никак – кандидатский минимум!
В ответ Рим только пожал плечами.
– Садись! – пригласил друга Пётр, открывая дверцу BMW. – Поедем кутить!
– У меня времени нет.
– А у меня есть? – прижал к груди ладони Пётр. – Тоже нет!
– У меня на сегодня планы, – отшивал Рим.
– А у меня нет планов? Да по самое горло! – бизнесмен провёл рукой под подбородком. – Поехали, там будут женщины!
Пётр частенько издевался над товарищем за его неловкость в отношениях со слабым полом. Больше всего злило Рима упоминание о распутных подружках Петьки.
– Ты ещё не перестал бояться женщин? – нахмурил брови Пётр. – А как я тебя учил? Закрой-ка глаза и скажи десять раз: «Я не боюсь женщин»!
– Отстань! Мне пора в библиотеку.
– Обождёт твоя библиотека! Я тебя приглашаю на презентацию. Серьёзно. Как специалист выступишь, бросишь пару ценных рекомендаций, отметишь качество продукции и всё. Никто пить тебя не заставляет!
– Какой продукции?
– Элитной! Импортные унитазы!
– Ну, ты даёшь! Что может сказать психиатр, который, вообще-то, головой занимается, об унитазах?
– Откуда им знать, чем ты занимаешься? Аспирант по медицине, разве этого мало? Имей в виду, оплата гарантирована шефом, а если повезёт, комиссионный бонус сорвём!
– Заманчиво, но непонятно, что говорить медицинского об унитазах?
– Чудак ты, ей Богу! Это не простые унитазы, а диагностические!
– Пригласи проктолога, – посоветовал Рим. – Так как-то удобнее будет.
– Ерунда! зачем проктолог? Этот унитаз такой – после использования, через пять-десять минут даёт расшифровку всех анализов! Вещица-то нужная! Расскажешь, как важно следить за балансом в организме и ещё что-нибудь.
– Сколько времени займёт эта презентация? – начал сдаваться Рим.
– Пустяк. Часика три, не больше!
– Хорошо, поехали. Потом довезёшь до библиотеки?
– Конечно! У тебя корка аспирантская с собой?
– Зачем?
– Для солидности.
– Документ всегда при мне, – похлопал себя по нагрудному карману Любимов.
– Порядок! Я умолкаю. Подумай о предстоящей речи. Ориентируйся минут на пять, не больше. Вот тебе инструкция, ознакомься с лицом товара! – Пётр протянул листок на английском языке.
Любимов углубился в чтение, вникая в детали. Незнакомые слова он додумывал, иные понимал без перевода.
– Ты так себе никого и не нашёл? – поинтересовался Пётр между делом.
– О чём ты?
– Да всё о них!
– Нет пока.
– А может, не там ищешь? Смотри, подхватишь себе какую-нибудь шизофрению!
– Она не заразна, – улыбнулся Рим.
– В теории – да, а на самом деле ещё как заразна! Вот у меня сосед – погнал насчёт врагов, так его бабка с ним заодно. Поначалу смеялась, а теперь вместе с ним сооружает контрольную полосу в подъезде. Как ни придёшь домой, вся лестничная площадка усыпана: то солью, то песком, то рисом. Ужас какой-то! Слушай, а ты не мог бы их – того?
– Чего, того?
– Изолировать от нормальных людей, подлечить там у себя.
– Они социально опасны?
– Да кто их знает?
– Что тогда переживать? Они, наверняка, на учёте и проходят лечение амбулаторно.
– А если кто поскользнётся, сломает шею на лестнице, тогда как?
– Тогда их изолируют.
– И всё?
– Всё.
– Жаль, конечно, что так. А ведь раньше можно было, кого угодно упечь в психушку!
– Когда это, раньше?
– Ты что, не помнишь что ли? Диссиденты там всякие и так далее.
– Вряд ли.
– В смысле? Да об этом весь мир говорит!
– А что доброго сказал мир об СССР?
– Да и сами диссиденты говорят.
– Диссиденты, журналисты, кто угодно, но только не специалисты!
– Да ты что, считаешь, что они были больными, в самом деле? – Пётр чуть не поперхнулся от неожиданности. Вот тебе и друг – психиатр!
– Так считали их лечащие врачи.
– Понятно, больше вопросов нет! – помрачнел Пётр.
– Вот ты считаешь нормальными нынешних митингующих ортодоксов?
– Кого, кого?
– Ортодоксов, людей старой закваски, призывающих вернуть сталинские времена, – пояснил Рим.
– Конечно, нет! Какой нормальный человек будет нести такую ахинею? Постой, постой, ты хочешь сказать?
– Да. Именно это я и хочу сказать.
– Мы что теперь, среди ненормальных живём? Этих вот, что на митингах?
– К счастью, нет. Это люди с нормальной реакцией на ненормальные условия. Только и всего.
– Ну, ты даёшь! Тогда кто у тебя там лежит, если все нормальные?
– Петро, ты же изучал психиатрию!
– Изучал, изучал. Не помнишь что ли, как мы её изучали? Только бы посмотреть больного, поприкалываться над ним, сдать всё и забыть.
– Вот отсюда – все наши проблемы! Ты, с высшим медицинским образованием, а слушаешь дилетантов. Учился шесть лет и не можешь разобраться – кто больной, а кто здоровый!
– Во-первых, ты слишком хватил! Какие это шесть лет? Курс психушки всего два месяца! Во-вторых, невозможно знать всё! В-третьих, совсем ты меня запутал. Лучше дочитай, да речь подготовь, через полчаса выступать.
Рим вздохнул и углубился в чтение занимательной инструкции. Даже когда машина остановилась, он продолжал дочитывать любопытную информацию о жизненно важном товаре.
Презентация прошла на ура. Новые русские расхватали все унитазы, мало того, заказали ещё.
– А из тебя вышел бы неплохой рекламный агент, – заметил Пётр после презентации.
– Каждому своё.
– Это верно, но на выходные не строй никаких планов! Магарыч за мной!
– Хорошо, но только в субботу.
– Вот и хорошо, заеду за тобой часикам к трём.
На том и порешили. Пётр не обмолвился ни словом о женщинах, чтобы не обидеть друга. Ему не доставало общества интеллектуального человека. Мат, перемат, феня, уже достали под завязку, такова специфика работы бизнесмена.