Текст книги "Инкуб"

Автор книги: Сергей Шведов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– А почему вы прячетесь? – удивился Эдуард. – В конце концов, я видел фотографию в деле и без труда могу вас опознать в случае надобности.

– Я не от вас прячусь, Кобяков, – сверкнул зубами из полумрака Тимонин. – Вы деньги принесли.

– Пять тысяч долларов лежат рядом с вами в пакете. Можете их пересчитать. Только не вздумайте шутить, Николай. В случае нужды, я вас из-под земли достану.

– Какие могут быть шутки в моем положении, Эдуард, – отозвался бывший зэк, шурша купюрами. – Я прекрасно знаю, с кем имею дело, и охотно отвечу на все ваши вопросы.

– Вы боитесь мести сына Мартыновой?

– Нет, с чего вы взяли? – удивился Тимонин. – Киря отлично знает, что я не убивал его мать. Карабин мне подбросили. И я даже знаю, кто это сделал, но о покойниках либо хорошо, либо ничего.

– Вы действительно поклонялись Сатане?

– Господь с вами, Эдуард. Я же образованный человек, у меня три курса университета за плечами. Вы слышали о манихеях?

– Вроде секта какая-то, – не очень уверенно отозвался Кобяков. – Но ведь это было давно.

– Вот именно, – хмыкнул Тимонин. – Но я исходил из того, что все новое, это хорошо забытое старое. Так вот большинство манихеев считало, что Демиург, создавший ведомый нам мир, есть Властелин царства тьмы, враг высшего и невыразимого Бога. Они близки друг к другу по силе и полноправны в своих владениях, вместе с тем между ними идет постоянная война. Символом истинного, но невыразимого Бога является Змей. Демиург почитался олицетворенным злом, искусителем, а Змей выступал воплощением добра. Поскольку Создатель, Бог Ветхого Завета, – искуситель, то соответственно все, что он предписывает в Писании, является злом и наоборот, все, запрещаемое им, есть добро. Каин и прочие восставшие против Бога объявлялись героями, достойными подражания. Единственным праведным апостолом у манихеев считался Иуда Искариот.

– Но ведь это же христианство, вывернутое наизнанку, – удивился Кобяков.

– Так я и не спорю, – засмеялся Тимонин. – За это манихеев, которых в Европе расплодилось великое множество, жгли на кострах. Кстати, мнение, что еретиками были бедные люди, выражавшие тем самым социальный протест, не совсем верное. Точнее, совсем неверное. Среди поклонников Люцифера имелось немало богатых и знатных людей. Жиль де Рец, например, более известный как Синяя Борода, маршал Франции, сподвижник Жанны Дарк. Он убивал не только своих жен, но и детей, украденных у окрестных крестьянок. Жиль их сначала насиловал, а потом…

– Его сожгли? – прервал откровения недоучившегося историка Эдуард.

– Нет, только повесили по приговору суда. А потом похоронили с почестями, дабы не оскорбить знатный род, к которому этот подонок принадлежал.

– А Маргарита здесь причем?

– Она считала себя избранницей невыразимого бога, и строго следовала его заветам. В общем, если исходить из привычной нам христианской морали – вводила людей в грех. Она собрала вокруг себя девочек и мальчиков, внушила им рабское почтение к своей особе и торговала ими направо и налево.

– А ты поставлял этой стерве клиентов? – взъярился Эдуард.

– Нет, – спокойно отозвался Николай. – Я был идеологом, проповедником если угодно. То есть, грубо говоря, обеспечивал прикрытие для весьма грязненьких делишек богатых и влиятельных людей. Ведь истоки манихейства кроются в гностицизме. А гностицизм это не только религиозное, но и философское учение. Не пугайся, Эдуард, я не буду тебе его пересказывать. Скажу только, что на проверяющих моя метода действовала безотказно. Они уходили от нас в полной уверенности, что приобщились к высшим тайнам бытия. Проблема только в том, что одним людям для приобщения нужно только книжку прочитать или послушать умного человека вроде меня, а другим требуется для познания участие в мистерии, главным движителем которой, как ты догадываешься, является секс во всех своих многообразных проявлениях. Увы, Эдуард, грешников в этом мире никак не меньше, чем праведников, и это еще очень мягко сказано. И когда знающие люди говорят неофитам, что содомия, это не грех, а дело угодное высшим силам, то они сразу же находят понимание среди гомосексуалистов и желающих к ним приобщиться. Что же касается женщин, то, по мнению средневековых инквизиторов, они даже более подвержены искушению Змея, чем мужчины. Мои собственные наблюдения этого не подтверждают, хотя озабоченных психопаток вокруг Маргариты крутилось великое множество.

– И чем же она их привлекала?

– Хороший вопрос, Эдуард, – вздохнул Тимонин. – Наверное тем, что действительно была ведьмой. То есть обладала знаниями и способностями, недоступными обычным людям.

– Даже так?

– Я знаю сотни людей, которым она помогла. Возьми хотя бы этих ее рабов, мальчиков и девочек. Все они законченные наркоманы, на которых махнули рукой и врачи, и родители. Она излечивала их со стопроцентным результатом. Сотни несчастных прошли через ее руки и среди них дети весьма влиятельных родителей. Разумеется, любимых чад Маргарита возвращала отцам и матерям в целости и сохранности. Она была умной и расчетливой женщиной, ей вполне хватало сирых, голодных и несчастных, у которых родителей либо вообще не было, либо они оказались такими отморозками, что детишки бежали от них куда глаза глядят. Когда отец Феодор, кстати, мой одноклассник, в миру Станислав Клюев, натравил на нас прокуратуру, мне стоило только предъявить ее сотрудникам истории болезней наших питомцев, чтобы у проверяющих разом пропала охота нас осуждать. Кстати, у Маргариты был диплом медицинского института и лицензия, разрешающая ей заниматься целительством. Деньги за лечение Мартынова, конечно, брала, но аккуратно платила с них налоги. А за поведение своих бывших пациентов после курса излечения она естественно ответственности не несла. Да и с какой стати. Мы же наркоманов на улице подбирали или в притонах, где им негде было набраться хороших манер.

– Ты, похоже, жалеешь, что ее убили?

– Я потерял хлебное место, Эдуард, – вздохнул Тимонин. – А грешить в этом мире меньше не стали. Кстати, ты знаешь, чиновник, какие сайты в Интернете наиболее популярны?

– Эротические, – буркнул Кобяков.

– Дети становятся развратниками раньше, чем у них пробуждается интерес к противоположному полу. И никаких запретов. А сколько срамных заведений в нашем городе?

– Больше чем храмов, – криво усмехнулся Эдуард.

– А вы нам с трибун вещаете о возрождение христианства, – насмешливо проблеял Тимонин. – Я думаю, мы еще доживем до того сладкого времени, когда грех будет объявлен добродетелью публично, в полном соответствии с манихейской доктриной. В Европе процесс уже идет полным ходом. Им осталось всего ничего – отменить наказания за инцест и зоофилию. Так что мы в русле, чиновник. С чем я нас всех и поздравляю.

– А чем занимаются сейчас рабы Маргариты? – спросил Кобяков.

– Ждут.

– Инкуба?

– Да. Киря должен дозреть, набраться сил, чтобы явить свой грозный лик миру. Я без всякой иронии говорю, Эдуард, имей это в виду. Сын манихейского бога, это тебе не фунт изюму, он всех под себя подомнет.

– Тогда чего ты боишься?

– Инквизиторов, – со вздохом отозвался Николай. – Они объявили на меня охоту. Страшные люди, Эдуард. Не менее жестокие, чем их средневековые собратья.

– Я хочу познакомиться с ними.

– С инквизиторами? – ужаснулся Тимонин.

– Нет, с рабами.

– Они будут молчать, – покачал головой Николай. – В большинстве своем это фанатики, как ни странно. Некоторым из них даже инквизиторы не сумели развязать языки. Но иуда, конечно, всегда найдется. Есть у меня на примете один типчик, трансвестит и гомик. Обычно он трется в гей-клубе. Зовут его Саша, фамилия Чибирев. Берет он довольно дорого, но чиновнику, думаю, сделает скидку.

– Ты забываешься, Тимонин! – вскипел Кобяков.

– Ну, извините, пошутил неудачно. Я к тому, что действовать следует осторожно. Чужаков там не любят. А уж моралистов вроде вас, тем более.

– Что еще?

– Презент на память, – протянул Тимонин Кобякову бумажный пакет, аккуратно перевязанный голубой тесьмой. – Вы ведь знакомы с Завадским?

– Финансовым директором «Осириса»?

– Да, – подтвердил опальный проповедник. – Редкостная сволочь. Потому и сдаю его вам без всяких угрызений совести. И еще один совет вам на прощанье – если попадетесь инкубу в лапы, то не трепыхайтесь. Смиритесь с неизбежным и попробуйте извлечь пользу из предосудительного знакомства. Всего хорошего, Эдуард Константинович. Ни пуха вам, ни пера в вашей опасной охоте за призраками.

Кобяков проводил осуждающим взглядом сукиного сына, возомнившего себя провозвестником новой веры, и развернул пакет. Сказать, что содержимое пакета удивило его, значит, ничего не сказать. Фотографии видного бизнесмена сделаны были опытным профессионалом. Столь красочного изображения содомского греха Эдуарду видеть еще не доводилось. Разумеется, он никогда не числил Аркадия Савельевича Завадского ангелом во плоти. Но все-таки женатый человек, депутат городского совета, мог вести себя поприличнее. Вот уж действительно – соблазн! В газете такое напечатать не рискнут, даже в самой желтой. А вот в Интернете разместить можно. Под броским заголовком «Педофил с мандатом».

Завадский расстался с Верещагиным сразу же за воротами элитного поселка. Анатолий Викторович спешил на службу, и Страхов любезно предложил ему воспользоваться своей служебной машиной. Аркадию ничего другого не оставалось, как только порадоваться, что дело об убийстве Брагинского попало в руки именно Валерия Игоревича. Следователь Страхов отличался не только умом, но покладистым характером. Именно он помог Валентину Васильевичу выпутаться два года назад из очень неприятной истории с убийством. Все было сделано так ловко, что Завадскому не оставалось ничего другого как мысленно поздравить своего партнера по бизнесу с блестяще завершенной операцией. Более того, даже поблагодарить Брагинского со слезами на глазах за вовремя оказанную поддержку. Аркадия Савельевича в ту пору шантажировали самым бессовестным образом. Шантажист, естественно, не оставил точного адреса, но Завадский без труда его вычислил. Маргарита Мартынова была единственным человеком, которая знала все о вольных и невольных прегрешениях бизнесмена. Человек слаб, увы, и падок на удовольствия, главным образом запретные. Аркадий в ту пору считал, что за деньги можно купить все, а потому не стеснял себя в удовлетворении потаенных желаний. К сожалению, он ошибся – купить действительно можно многое, но только не душевное спокойствие. Он поддался колдовским чарам женщины, дабы с ее помощью опуститься на самое дно порока. Скорее всего, Завадский там бы и захлебнулся, если бы не помощь Брагинского. Два года назад Аркадий полагал, что Валентином Васильевичем движет только забота о бизнесе, к которому потянулись грязными ручонками людишки самого гнусного пошиба. Это Брагинский предложил устранить Мартынову. Если бы Завадский знал в ту пору всю правду о взаимоотношениях Маргариты и своего партнера по бизнесу, он, скорее всего, сильно призадумался, прежде чем пойти у Валентина Васильевича на поводу. После экскурсии в подвал инквизиторов, проведенной красноречивым следователем Страховым, Завадский, наконец, сообразил, каким образом Брагинский добыл сведения о грядущем шабаше. Но два года назад подобные вопросы его не слишком волновали, он был буквально одержим одной только мыслью – убить проклятую ведьму и как можно быстрее. Для прикрытия на охоту пригласили Верещагина и Кобякова, один являлся едва ли не самым влиятельным в городе чиновником, другой пользовался покровительством тестя, крупного областного начальника. Завадский так волновался, что, вопреки всем договоренностям, открыл стрельбу сразу же, как только поднялся на холм. А уже следом за ним стали стрелять Верещагин и Кобяков, эти, скорее всего, действовали просто наугад. О серебряной пуле Аркадий узнал много позднее, когда дело было уже улажено во всех инстанциях, не исключая судебной. Убийца Мартыновой был найден и отправлен на нары. Именно поэтому Завадский посчитал разговоры об оборотнях пустой выдумкой и махнул на них рукой. А ведь мог бы догадаться о личной заинтересованности Брагинского в исходе жутковатого дела еще там на холме. Валентин Васильевич обрушился на Аркадия с руганью за допущенную оплошность. Впрочем, присутствие Кобякова и Верещагина, явно напуганных смертью незнакомой женщины, помешало Брагинскому высказаться откровеннее. Два года назад, стоя на вершине обагренного кровью кургана, Завадский почувствовал огромное облегчение и почти детскую радость по случаю счастливого разрешения всех своих проблем. Ему тогда и в голову не приходило, что смерть Мартыновой, это не развязка, закрученной ведьмой интриги, а всего лишь завязка новой драмы, чреватой для ее участников новыми, еще более тяжкими последствиями.

Мобильник напомнил о себе, когда Завадский уже подруливал к роскошному офису, гордости фирмы, построенному Брагинским четыре года назад на гребне успеха. С тех пор прошло не так уж много времени, но ЗАО «Осирис» ныне больше напоминал не бригантину, летящую к победе на всех парусах, а сильно износившуюся баржу с огромной пробоиной в борту. Конечно, все еще можно поправить, включая и собственное материальное положение, но для этого придется много и упорно трудиться.

– Слушаю тебя, Борис.

– Появились новые сведения о вашей жене, Аркадий Савельевич, – послышался из телефона спокойный голос Смагина.

– Что еще?

– Мы обнаружили слежку за Кобяковым, но пока не установили, кому понадобился скромный губернский чиновник.

– Эдуард с кем-то встречался?

– Он полчаса о чем-то разговаривал с Тимониным.

– А разве убийца Мартыновой на свободе?

– Свой срок он уже отбыл, Аркадий Савельевич.

– Хорошо, Борис, я жду тебя в офисе.

– Я бы предпочел встретиться с вами на свежем воздухе. Подъезжайте к скверу, я буду вас ждать.

Завадский давно хотел развестись с супругой, однако желание было не того накала, чтобы терять голову. Аркадий Савельевич задумал не просто расстаться с Еленой, а выставить ее за порог без гроша в кармане. Его ненависть к жене вызревала медленно. Все начиналось с банального охлаждения людей, долго проживших бок о бок друг с другом. Завадского уже не возбуждали прелести жены, и он искал на стороне того, чего не мог получить под родным кровом. Елена подозревала мужа в неверности, но помалкивала. Что, в общем-то, устраивало Аркадия. Наверное, они разошлись бы мирно и без больших материальных потерь для супруги, если бы Елена однажды не намекнула мужу, что знает о его противоестественных пристрастиях больше, чем ему кажется. Вот тут Завадского, что называется, прорвало. Он возненавидел жену до такой степени, что поклялся самому себе не просто прогнать ее прочь, но и смещать с грязью в глазах как знакомых, так и единственной дочери, наследницы всего своего состояния. Нанятый Аркадием для скандальной работы детектив Смагин проявлял в сборе сведений, порочащих Елену Завадскую, редкостную изворотливость, но больших успехов пока не добивался, к великому неудовольствию нанимателя. И вот сегодня Борису, кажется, повезло. Пока это была единственная позитивная новость за нынешний переполненный неудачами день, а потому Завадский за нее ухватился.

– Нам пришлось пойти на изрядный риск, – довольно ухмыльнулся Смагин, передавая заказчику диск с компроматом. – Мальчишка мог заметить записывающую аппаратуру в своей квартире и ввести нас в большие расходы.

– Какой мальчишка? – нахмурился Завадский.

– Кирилл Мартынов, вы нам поручили следить за ним.

– Она была у него! – вскричал удивленный Аркадий Савельевич. – Но Елена ему в матери годится.

– Некоторые любят погорячее, – вовремя вспомнил название популярного фильма Смагин. – Вы же знаете, супружеские измены, это наш хлеб. И поверьте мне, господин Завадский, я много чего повидал на своем веку, но ваша жена окончательно подорвала во мне веру в порядочность женщин, не говоря уже об их целомудрии.

– Да ты моралист, Боря? – засмеялся Аркадий.

– До сего дня я считал себя развратником, но Елена Семеновна разрушила мои заблуждения на этот счет. По сравнению с ней я агнец, я невинное дитя, я просто дурак, не имевший прежде ни малейшего понятия, что такое женщина, опьяненная страстью и лишенная всякий моральных препон.

– Ты меня пугаешь, Смагин.

– Смейтесь, Аркадий Савельевич. Пока. После просмотра этого диска вы будете рыдать.

– Значит, материала здесь достаточно? – спросил теряющий терпение Завадский.

– Любой судья разведет вас после просмотра первых же эпизодов этого во всех смыслах порочного фильма, а репутация вашей супруги будет погублена навсегда.

Смагин принадлежал к той категории людей, которые способны продать дохлую мышь, выдав ее за живого и полного сил слона, но сегодня он, похоже, действительно отличился. Во всяком случае, глаза у него светились как у мартовского кота, выбравшегося на улицу в поисках любовных приключений.

– А теперь о неприятном, Аркадий Савельевич, – тяжко вздохнул детектив. – Господин Кобяков явно скрывает что-то важное от своих партнеров. И, скорее всего, собирает на вас компромат.

– Почему ты так решил?

– По косвенным данным, – усмехнулся Смагин. – Он ведь не известил вас о встрече с Тимониным?

– Нет, – задумчиво покачал головой Завадский. – Ты сказал, что за Эдуардом следят?

– Мои люди зафиксировали женщину, лет тридцати. Судя по всему, приезжую – она плоховато ориентируется в городе. Да и выглядит миловидной простушкой.

– Странно, – протянул Аркадий Савельевич. – Может, сердечные дела. Он ведь недавно был в Дубосеково.

– Из Дубосеково у меня тоже имеются кое-какие сведения, – спохватился Смагин. – Оказывается, в день отъезда Кобякова, там был убит некий Михаил Сабуров, с которым Эдуард Константинович имел довольно продолжительный разговор. Причем убили Сабурова на могиле Маргариты Мартыновой ударом ножа. Это уже второй человек, погибший на Плешивой горке. Так, кажется, называется, это место. Население деревни в панике.

– Дубосеково не деревня, а поселок, – машинально поправил Завадский.

– Какая разница, – махнул рукой детектив. – Я просто не исключаю, что Кобяков причастен к убийству Сабурова, а деревенская красавица приехала в город, чтобы отомстить ему за смерть мужа или любовника.

– Тебе бы романы писать, Борис, – покачал головой Завадский. – Эдик мухи не обидит.

– Жизнь порой бывает покруче романов, – возразил Смагин. – А вокруг могилы Мартыновой действительно творится что-то неладное. Так мне продолжать слежку за Кобяковым?

– А где он сейчас?

– В гей-клубе, – засмеялся детектив.

– Шутишь, Боря, – построжал лицом Завадский.

– Клянусь, Аркадий Савельевич. Может, это от разочарования. Его жена в открытую крутит любовь с Кириллом Мартыновым, невзирая на дружное осуждение соседей.

– Проследи, куда он поедет и с кем, – приказал Завадский. – Спасибо за работу, Борис. Деньги на твой счет я прикажу перечислить сегодня же.

Аркадий с трудом пересилил желание немедленно просмотреть скандальное шоу, записанное специально для него расторопными молодцами Смагина. Кабинет финансового директора не самое подходящее для этого место. Если уж у сотрудников захудалого детективного агентства хватило средств, чтобы зафиксировать чужие забавы, то, надо полагать, конкуренты «Осириса» тоже не дремлют. А Завадский не собирался делиться семейными тайнами со случайными людьми. Следовало хорошенько обдумать ситуацию, дабы не оказаться в полных дураках. Аркадий Савельевич был абсолютно уверен, что шантажировала его именно Маргарита Мартынова. Только у нее имелась возможность фотографировать своих клиентов в самых предосудительных позах. Однако сейчас, быть может впервые с того рокового дня, ему вдруг пришло в голову, что шантажистом мог оказаться совсем другой человек. В конце концов, Мартынова без всяких угроз вытянула у впавшего в соблазн бизнесмена кучу денег. Дело ее процветало. Зачем же Маргарите так рисковать, по сути разрушая выстроенное с таким старанием доходное предприятие. Встреча Кобякова с Тимониным заставила Аркадия насторожиться. Эдуард далеко не дурак, и уж коли он пытается выяснить всю правду о событиях двухлетней давности, то наверняка делает это неспроста. Неужели именно Тимонин был тем шантажистом, которого Завадский так бездарно проморгал? Расторопного подручного Маргариты Аркадий помнил плохо, кажется, тот был недоучившимся студентом. Вот, пожалуй, и все, что Завадский знал о Тимонине. Если не считать того, как ловко хитроватый сукин сын выскользнул из лап правосудия. Интересно, кто ему помог? Если Брагинский, то это полбеды, а вот если Страхов, то это очень плохо.

Размышления Аркадия прервал телефонный звонок. Звонил все тот же неугомонный Борис Смагин:

– Кобяков прихватил из гей-клуба гомика и отправился с ним развлекаться. Проследить?

– Не надо, – вздохнул Аркадий, – пусть их.

– Чуть не забыл, – спохватился Смагин. – Фамилия гомика Чибирев.

Детектив уже успел отключиться, когда до Завадского дошло, что о Чибиреве он уже сегодня слышал. Страхов вскольз упомянул об иуде, предавшем свою благодетельницу, и даже дал Аркадию почитать его откровения. По мнению Завадского, Чибирев нес полную ахинею, и надо быть совсем уж простодушным человеком, чтобы все это за ним записывать да еще не абы куда, а в милицейский протокол. Впрочем, следователю, рассчитывавшему сорвать хороший куш с расстроенных бизнесменов, каждое лыко было в строку. Завадский собрался вызвать для беседы охранников Брагинского, продолжавших трудиться на благо фирмы, но в последний момент передумал. Ничего нового они ему не сообщат, даже если замешаны в страшном деле. Обоих он знал достаточно хорошо, чтобы сделать на их счет правильный вывод – шестерки. Если Брагинский их использовал, то только как вспомогательную силу, не более того. Аркадий Савельевич тщательно перебрал всех известных ему друзей покойного коллеги. Благо список оказался небольшим. Самым перспективным в этом ряду Завадскому показался профессор Попеляев, к которому он и решил направить свои стопы. Если Аркадий правильно все просчитал, то именно психиатр являлся соратником Брагинского в борьбе с нечистой силой. А следовательно, именно у него должны храниться все материалы, добытые инквизиторами во время допросов с пристрастием. Аркадий решил припугнуть зарвавшегося интеллектуала, возомнившего себя судьей, ну в крайнем случае купить имеющийся у того опасный компромат.

Семен Александрович не выразил удивления по поводу довольно позднего визита бизнесмена. Худое лицо аскета не изменилось и в то решающее мгновение, когда Завадский назвал хозяина инквизитором. Подробное перечисление своих преступлений Попеляев выслушал молча, не перебивая захлебывающегося в эмоциях гостя. Психиатр все это время очень ловко орудовал кофемолкой, готовя угощение для рапортующего бизнесмена. И когда запах божественного напитка распространился по кабинету, заставленному антикварной мебелью, Аркадий Савельевич наконец умолк. Во-первых, он уже выложил все свои предположения по поводу участия Попеляева в уголовно наказуемых деяниях, а во-вторых, ему захотелось пить. Сухой комок застрял у Завадского в горле, мешая продолжать столь интересно начатый разговор.

– Вы знаете, Аркадий Савельевич, как выглядит ведьма, принявшая в себя демона? – спросил Попеляев.

– Нет, – тупо удивился Завадский.

– У женщин сильно раздувается живот. Но это не беременность, это уродство. В таком виде ведьма внушает людям страх и отвращение, но не один мужчина не может в эту минуту ей отказать. Так происходит порабощение не только тела, но и души. Демон входит в женщину через вагину, а выходит через заднепроходное отверстие, распространяя при этом жуткое зловоние.

– Зачем вы все это мне рассказываете? – слегка обиделся на хозяина гость.

– Святой Епифаний как-то сказал о гностиках: «Почему должен я воздерживаться говорить о тех вещах, которые вы не боитесь делать? Говоря об этом, я надеюсь наполнить сердца ваши ужасом той порочности, в которую вы впали». Вы порочный человек, Аркадий Савельевич. Рано или поздно, он придет к вам, уж не знаю в каком обличье, и заставит вас совершить гнусный, унизительный для всякого мужчины обряд.

– Шутите, Семен Александрович, – дернул плечом Завадский.

– Он явится к вам либо в качестве суккуба, либо в качестве инкуба, но в любом случае вам придется целовать его в зад.

– А почему в зад?

– Потому что даже демону противно подставлять свои уста для поцелуя содомиту.

– Вы забываетесь, Попеляев, – взревел Завадский. – Я порядочный человек и не позволю…

– Это ваше досье, Аркадий Савельевич, – продолжал все тем же бесцветным голосом профессор. – Мы собрали его по крупицам. Вот здесь записаны фамилии ваших любовниц, а в этой графе – любовников. Вы ненасытны даже в грехе, Завадский. Неужели нельзя было вовремя остановиться?

– Пусть я сладострастник, но не убийца! – выкрикнул Аркадий. – А у тебя руки по локоть в крови.

– Я наставлял грешников на путь истины, – с вызовом произнес Попеляев. – И очень сожалею, что в свое время не дотянулся до тебя, Завадский. Пусть я погубил бы твое порочное тело, но душу, скорее всего, спас бы. Теперь уже поздно. Он сильнее меня.

Ты его бойся, Аркадий, он уже в двух шагах. Не исключаю, что демон уже спит в твоей постели под видом жены.

– Ты клевещешь на честную женщину, профессор, – зло засмеялся Завадский. – Или у тебя есть досье на Елену?

– Пока нет, – пожал плечами Попеляев, – но это вовсе не означает, что его не будет. Демон всегда оставляет отметину на теле порабощенного им человека – мужчины или женщины, все равно.

– А что она из себя представляет?

– Похожа на паука, мышонка, лягушку, скорпиона и прочую подобного же рода живность. Обычно сатанинская печать появляется на интимных частях тела. Порядочные люди прячут их от чужих глаз из стыдливости, порочные – из страха быть разоблаченными.

Если бы Завадский был верующим человеком, он бы сейчас наверняка потел от ужаса. К счастью, он прожил всю свою сознательную жизнь атеистом и не собирался менять убеждения под уклон годов. Тем не менее, у него хватило ума оценить силу духа самозваного инквизитора. Такой вполне способен воздействовать на не слишком умных людей в нужном направлении. Видимо, именно за эти качества власть предержащие далекого средневековья ценили людей, подобных Попеляеву. Этот точно не остановится ни перед пытками, ни перед убийством, если будет уверен в собственной правоте.

– Я ведь не ссориться пришел, – примирительно заметил Завадский. – С моей стороны было бы слишком смело утверждать, что я разделяю ваши убеждения, Семен Александрович. Но, не скрою, я нахожу вашу деятельность полезной для общества. Более того, готов вам помочь деньгами в ваших неустанных трудах.

– Боюсь, поздно ты спохватился, Аркадий Савельевич, – покачал головой Попеляев. – Инкуб уже вступил в пору зрелости и сейчас его может остановить только Бог. За неделю я потерял нескольких преданных помощников, и вряд ли ты, Завадский, сможешь их заменить.

– Вы ведь были тогда в Дубосеково, – вспомнил вдруг Завадский. – Но почему-то не пошли с нами на охоту – испугались?

– Не смешите, Аркадий Савельевич, – обиделся Попеляев. – Разумеется, я был у кургана, но стрелял не в Мартынову, а в щенка. Он не успел еще избавиться от шерсти и представлял собой жуткую помесь человека и животного. Наверное поэтому, мы оба промахнулись – я и Михеев.

– Старый егерь, значит, тоже был вашим подручным?

– Он был моим другом Завадский, верным соратником по борьбе с нечистой силой. Это самая тяжелая из моих потерь.

– Так вы принимаете мое предложение, Семен Александрович?

– Нет, Аркадий Савельевич, – покачал головой Попеляев. – Обратитесь лучше в церковь, она прощает самых отпетых грешников, простит и вас. А я инквизитор. Человек, не склонный к снисхождению.

– Жаль, – покачал головой Завадский. – Гордыня обуревает всех – и нас грешников, и вас праведников. А в результате инкубы будут торжествовать на наших костях.

– Идите, Аркадий Савельевич, – холодно произнес Попеляев. – И пусть Бог не оставит вас на избранном пути.

Кобяков не церемонился с «языком», добытом во вражеском стане. Вывезенный из гей-клуба Чибирев окончательно потек после нескольких чувствительных ударов по корпусу. Сейчас он лежал на кровати, размазывая косметику по смазливому лицу, и тихим плаксивым голосом жаловался на свою незадавшуюся жизнь. Платье он успел снять, пытаясь соблазнить клиента, проявившего поначалу непонятную холодность, и теперь щеголял в женском белье и чулках, раздражая Эдуарда своим нелепым видом. Будучи убежденным поклонником женской красоты, Кобяков никак не мог взять толк, какую прелесть находят вроде бы нормальные мужики в таких вот сашеньках. А этот, по слухам, пользовался большим успехом и зарабатывал за ночь куда больше, чем его товарки по предосудительному ремеслу. С Эдуарда он сорвал пятьсот долларов – безумные деньги. Правда, у Чибирева имелась собственная квартира, куда он привозил клиентов. Большое подспорье в нелегком ремесле, которому этот старательный сукин сын посвящал все свое свободное время.

– «Крыша» у тебя есть? – спросил Эдуард, почти с отвращением глядя на хнычущего негодяя. – Кому ты отстегиваешь большую часть заработанного?

– Деньги я никому не плачу, – в голосе Чибирева вдруг зазвучала непонятная Кобякову гордость. – Я раб ведьмы, о чем говорит клеймо на моем теле. Она владеет мной и после своей физической смерти.

– Какое клеймо? – возмутился Кобяков.

Чибирев без всякого стеснения спустил трусики и показал Эдуарду свой зад. Паучок, впившийся в человеческую плоть, выглядел настолько натурально, что Кобяков с трудом пересилил желание, сбить его на пол щелчком.

– Когда Маргариту убили, Кривенко попытался подмять меня под себя. А потом вернул мне деньги с извинениями.

– Неужели извинился? – хмыкнул недоверчивый Кобяков.

– Зря смеешься, дядя, – горячо зашептал Чибирев. – Маргарита всесильна. Я горжусь тем, что принадлежу ей.

– Зачем же ты тогда ее предал? – вспылил невесть от чего Эдуард.

– Больно было, – печально вздохнул Сашенька. – Пока на дыбе висел – молчал. А когда они мне кости ломать начали, я не выдержал.

– Почему они тебя не убили?

– Мертвым посчитали. Вывезли за город и там бросили в какую-то яму. А я живучий. С семи лет от родителей бегаю по подвалам. Отлежался и уполз.

– А сына Маргариты ты не боишься? – спросил Кобяков. – Вдруг он решит отомстить тебе за предательство.

– Кирилл добрый, он меня давно простил. Я же не со зла это сделал, просто не выдержал пыток. А кости они мне все-таки сломали, до сих пор болят.