Текст книги "Инкуб"

Автор книги: Сергей Шведов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Кобяков был ошарашен откровениями покойного бизнесмена до такой степени, что в первую минуту не мог произнести ни единого слова, а только растерянно смотрел на Елену Семеновну, стоящую в проеме между кухней и гостиной. В конце концов, Завадская лет десять проработала врачом-невропатологом, ей, как говорится, и карты в руки. Медицинские, разумеется. Однако хозяйка не спешила высказывать свое мнение и с интересом посматривала то на мужа, то на Попеляева.

– Валентин Васильевич действительно страдал психическим расстройством, – вздохнул профессор, поправляя очки.

– А почему вы не отправили его в клинику? – возмутился Кобяков. – Он мог нас всех перестрелять, приняв за диких животных.

– Не утрируй, Эдуард, – поморщился Завадский. – И там, на охоте, и здесь, в обычной жизни Валентин Васильевич вел себя вполне адекватно. Мне и в голову не приходило, что у него могут быть какие-то проблемы. Все решения, принимаемые им в сфере бизнеса, казались на редкость разумными. В последние два года мы расширили сеть продуктовых магазинов в полтора раза. Прибыль росла как на дрожжах. Если бы все наши управленцы были столь же безумны, Россия давно бы вышла на первое место в сфере экономики. Причем это не шутка, Эдуард, это факт!

– Расстройство Валентина Васильевича касалось интимной сферы, – пояснил профессор. – Причем он и здесь контролировал себя. Во всяком случае, мне так казалось. Он сознавал, что его подозрения по адресу бывшей жены и сына могут оказаться болезненным наваждением. Именно поэтому он пригласил на охоту меня. Я должен был либо подтвердить, либо опровергнуть его сомнения на их счет. К сожалению, стрельба началась раньше, чем я достиг холма.

– Я стрелял, – признался Кобяков, – но не в женщину, а в волчицу. Клянусь!

Собственно, стрелял Эдуард на шорох, как и все прочие непутевые охотники. Однако Кобяков был абсолютно уверен, что его компаньоны по жестокой забаве преследуют именно хищников. Обнаруженная на холме мертвая женщина стала для него лично неприятным сюрпризом, и это еще мягко сказано. Он буквально ошалел тогда от ужаса и от ощущения непоправимой беды. Даже несчастный случай на охоте мог погубить его карьеру, не говоря уже о предумышленном убийстве. Допустим, повел он тогда себя не слишком достойно, но ведь и другие в ту страшную ночь смотрелись ничуть не лучше.

– Надеюсь, вы не собираетесь передавать диск правоохранительным органам, Аркадий Савельевич? – на всякий случай полюбопытствовал Кобяков.

– Я пока еще в здравом уме, Эдик, – поморщился Завадский. – Человек явно не в себе и его откровения только запутают следствие. Как вы думаете, профессор?

– Абсолютно с вами согласен, – тряхнул Попеляев благородной сединой. – Что касается меня, то я врач и просто обязан блюсти профессиональную тайну. Тем более, что истинный убийца Маргариты Мартыновой уже изобличен, более того признал свою вину и чистосердечно раскаялся в содеянном. Я присутствовал на процессе.

– Тимонин действительно был сатанистом? – спросил заинтересованный Завадский и тут же, спохватившись, добавил: – Прошу к столу, господа.

Кобяков столь стремительно ринулся к пище телесной, что вызвал улыбку на чуть подкрашенных губах хозяйки. Впрочем, волчий аппетит Эдуарда скорее порадовал Елену Семеновну, чем огорчил, тем более что Завадский с Попеляевым, увлеченные разговором, большого интереса к еде не выказали. Профессор рассказывал о процессе над сектантами. Однако, по его словам, Тимонин казался скорее романтиком и археологом – любителем, чем глубоко верующим человеком.

– Но ведь говорили о жертвоприношении? – припомнил события двухлетней давности Кобяков.

– Досужие сплетни, – пожал плечами Попеляев.

– А как же серебряная пуля?

– Скорее всего, это тоже выдумка, во всяком случае, на суде о ней даже не упоминали. Тимонину вменили в вину неосторожное обращение с оружием, повлекшее смерть человека.

– А карабин, из которого убили несчастную, действительно принадлежал ему? – спросила Елена Семеновна.

– У суда на этот счет не возникло ни малейших сомнений, – ответил Попеляев. – У меня, признаться, тоже.

Зато у Кобякова сомнения возникли. Что и неудивительно после сегодняшних откровений Валентина Васильевича. Брагинский вполне мог подбросить свой карабин простодушному юноше, а то и просто заплатить ему за нужные признания в суде. В любом случае, Брагинский поступил мудро, что говорило скорее в пользу его здравомыслия, чем психического расстройства. Бизнесмен действовал в критической ситуации на редкость хладнокровно и расчетливо в отличие от своих партнеров, впавших тогда в панику, граничащую с истерикой. Ну и кто после этого псих?

– У Брагинского больше не было детей? – спросил Завадский у Попеляева.

– Насколько я знаю, Кирилл его единственный ребенок. Юноше сейчас лет семнадцать, по-моему.

– Вы его видели?

– К сожалению, нет, – развел руками профессор. – Я даже не знаю, был ли он в ту роковую ночь на холме.

– А если был, то вполне мог заподозрить своего отца в предумышленном убийстве? – жестко спросил Завадский.

– Мог, – не стал спорить профессор, поднимаясь из-за стола. – Прошу прощения, господа, но я вынужден вас покинуть.

– Я вас провожу, Семен Александрович.

Пока хозяйка и гость расшаркивались у порога, Кобяков доел третью котлету и сейчас мучительно размышлял, удобно ли брать четвертую, и не сочтут ли Завадские его по этому случаю обжорой и невежей, не умеющим вести себя в чужом доме. Жадность, однако, пересилила осторожность, и Эдуард не только успел съесть четвертую котлету, но и положить себе в тарелку пятую, что было уже, конечно, откровенным свинством. Впрочем, Завадский бесчинства Эдуарда не заметил, занятый, видимо, размышлениями глобального порядка.

– Повезло вам с женою, Аркадий Савельевич, – сказал Кобяков, отдуваясь. – Чтобы так готовить, нужен незаурядный талант.

– Наверное, – машинально отозвался хозяин. – Что ты обо всем этом думаешь, Эдуард?

– Конечно, Валентин Васильевич мог тронуться умом самостоятельно, но мне почему-то кажется, что ему в этом усиленно помогали. Возможно, Попеляев в этом деле не без греха.

– Соображаешь, – с уважением посмотрел на молодого чиновника Завадский.

– Не исключаю так же, что этот мальчик, Кирилл кажется, тоже умом скорбен, – продолжал польщенный Кобяков. – При таких-то родителях. А деньги он наследует немалые. Почему бы хитроумным людям не завлечь мальчонку в свои сети, запудрив ему мозги всякими дурацкими баснями. Сдается мне, осужденный Тимонин рассказал на суде далеко не все, что знал.

– Хочешь сказать, что он с самого начала был в курсе грядущих событий? – нахмурился Завадский.

– А почему же нет, Аркадий Савельевич? – хмыкнул Кобяков. – В планы заговорщиков явно не входило осуждение Брагинского за убийство. Его просто замарали в крови, чтобы потом натравить на него мальчишку. Я не знаю, кто выдрессировал пса, но вы сами сказали, что сделать это не так уж сложно. Зато по поводу необычного убийства можно нагнать столько мистического тумана, что он укроет собой вполне реальных персонажей, скрывающихся за страшным преступлением.

– Пожалуй, ты прав, Эдуард, – кивнул Завадский. – К Попеляеву следует присмотреться по пристальней. Время у нас есть. Сын Брагинского если и вступит в права наследства, то не ранее чем через полгода.

– Я тоже думаю, что нам не следует суетиться, Аркадий Савельевич, – согласился с хозяином гость. – Но я бы на всякий случай выяснил, что за люди собрались в тот день в поселке Дубосеково, какие цели преследовали, и почему Маргарита Мартынова поднялась на этот дурацкий курган да еще и обнаженной. И еще одно обстоятельство – она была одна или с сыном? И куда после ее смерти исчез мальчишка – кто проявил заинтересованность в его судьбе?

– Вот ты, Эдуард, этим и займешься, – предложил Завадский.

– Но у меня же работа…

– А я, по-твоему, баклуши бью, – рассердился Аркадий Савельевич. – Сегодня у нас суббота, если выедешь вечером, то к понедельнику в любом случае обернешься. Поговори с поселковыми начальниками, ты для них все-таки власть, выясни подробности происшествия, пообщайся со старушками. Словом, ни мне тебя учить, Эдуард.

Будь Кобяков почтенным мужем лет пятидесяти, вроде Завадского, он бы конечно отказался от поездки, сославшись на прошлую бессонную ночь, но в его годы подобные отговорки звучали глупо. К тому же никакой усталости Эдуард не чувствовал. После сытного ужина его потянуло на великие свершения. А бокал выпитого вина, конечно же, не мог послужить препятствием к выполнению ответственного задания. Волка, как известно, ноги кормят. Наезд на ЗАО «Осирис» казался настолько очевиден, что сидеть в данной ситуации сложа руки было бы смерти подобно.

– Хорошо, – сказал Кобяков, поднимаясь на ноги. – Сделаю все, что смогу. А где Елена Семеновна? Неловко покидать дом, не сказав спасибо хозяйке за прекрасный ужин.

– Она на террасе, – усмехнулся Аркадий Савельевич. – Счастливого пути, Эдуард.

В доме Завадских было два выхода – один через парадное крыльцо, другой через гостиную и примыкающую к ней террасу. Кобяков решил воспользоваться последним, дабы не утруждать ни себя, ни хозяев. Елена Семеновна пребывала в уже ставшей привычной для себя позе, низко склонившись над цветком. Возможно, в любой другой день Эдуард счел бы ситуацию забавной. Но сейчас он просто застыл на месте, буквально ошарашенный неприличным зрелищем. Хозяйка не могла не слышать шаги гостя, она обязана была обернуться на его осторожное покашливание, но Елена Семеновна не изменила позы и даже не потрудилась одернуть платье. Зато позволила Эдуарду довольно долго любоваться своим практически голым задом. Более того, она призывно водила им из стороны в сторону, словно собиралась соблазнить подвернувшегося молодца. Кобяков выскочил с террасы, словно ошпаренный, и бросился к воротам. Но бежал он все-таки не столь быстро, чтобы его не смог догнать презрительный смех Завадской. И тут Эдуарда осенило – Светка! Это она позвонила Елене и поделилась с ней впечатлениями о вчерашнем ночном приключении. Выходит, она видела мужа, топтавшегося на пороге спальни. Видела, как он заглядывал в окно! И продолжала творить срамные дела, веря в свою полную безнаказанность. Кобякова затрясло от бешенства. Он сам не помнил, как выскочил из усадьбы Завадских и сел за руль своей «Хонды». Опомнился он уже на трассе, когда с огромным трудом увернулся от встречного КАМАЗа, норовившего поцеловать в лоб его вишневую красавицу. Собственно, у Эдуарда был сегодня очень хороший шанс повторить судьбу бизнесмена Брагинского, потерявшего в результате женского коварства сначала разум, а потом жизнь. К счастью, Кобяков пока остался цел, зато в эту минуту он очень хорошо понимал покойного Валентина Васильевича, желавшего расплатиться с женщиной, поработившей его душу и наверняка посмеявшейся над ним. Убивать Светку, Эдуард не собирался – много чести. Но отомстить ей он был просто обязан. Одно дело, изменить мужу, когда тот находится в командировке, и совсем другое, сознательно опозорить его перед знакомыми. Но Елена Семеновна какова! Вот ведь стерва. А ведь Кобяков считал ее до сих пор если не святой, то, во всяком случае, почтенной дамой. Все-таки супруга солидного человека, мать взрослой дочери, ныне обучающейся в Лондоне. И вдруг такой фортель. С ума они, что ли, все посходили!

В квартиру Кобяков влетел в расстроенных чувствах, а к спальне жены приближался охваченный яростью. Он почти пожалел о том, что жена спит одна. Сегодня у него хватило бы духу убить не только его, но и ее. Светлана по случаю жары спала обнаженной, но шум, произведенный Кобяковым, ее, видимо, разбудил, она потянулась всем телом и произнесла захлебывающимся от нежности и вожделения голосом:

– Это ты, Кирилл?

Кобякова от рождения звали Эдуардом, однако он откликнулся на призыв жены. Насиловал он Светлану с таким остервенением, что его не смогли остановить ни вопли перепуганной жертвы, ни ее мольбы. Сцена получилась безобразной, но Эдуард не собирался предаваться по этому поводу грусти, а уж тем более мучиться угрызениями совести. Он имел право на месть, и он своим правом воспользовался. А для Светки сегодняшняя взбучка станет хорошим уроком. Надо полагать, она уже успела усвоить, как опасно доводить до белого каленья мужчину, не склонного к всепрощению. Жаловаться отцу она не будет, на развод не подаст, а просто молча проглотит обиду. Скажите пожалуйста, Кирилла ей захотелось. Вот сука!

Кобяков так резко ударил по тормозам, что несчастная «Хонда» юлой закрутилась по трассе. Он вдруг вспомнил о подарке, предназначенном для покойного Валентина Васильевича. Карабин «Дакота», купленный за большие деньги, где-то за пределами нашего Отечества, лежал в багажнике его автомобиля и ждал своего часа. Похоже, час пробил именно в эту ночь. У Кобякова хватило времени и терпения, чтобы обдумать свои будущие действия. Алиби он себе обеспечил. Завадский подтвердит, что направил своего хорошего знакомого по делам в Дубосеково. Светка, какой бы стервой она не была, тоже не станет отрицать, что муж покинул ее еще далеко до полуночи. Словом, шанс выскочить сухим из воды у Эдуарда есть. Главное сейчас взять себя в руки и настроиться на самый, быть может, важный в своей жизни поступок. Эдуард позвонил Светлане и предупредил ее, что вернется домой в лучшем случае завтра к вечеру. Говорил он нарочито ровным голосом, с беспокойством ожидая взрыва страстей со стороны оскорбленной супруги. Но Светлана совершенно спокойно отнеслась к звонку мужа. Упреков с ее стороны по адресу Эдуарда не последовало. Кобякову пришло в голову, что Светка не только не оскорблена его хамскими действиями, но даже, кажется, гордится тем, что разбудила зверя в душе приличного и сдержанного в проявлениях чувств человека. Она оказалась даже большей стервой, чем Эдуард до сих пор полагал.

На возвращение в город у Кобякова ушло больше часа. Еще столько же он тупо ждал, сидя в машине под аркой, которую никак не мог миновать человек, оскорбивший его честь. Правда, таинственный Кирилл мог проскользнуть в чужой дом раньше, чем Эдуард успел занять место в засаде. В этом случае, все усилия ревнивого чиновника устранить соперника, пошли бы прахом. Где-то в глубине души Кобяков на это надеялся. Все-таки охота на человека еще не стала для него привычным занятием. Эдуарда сначала потряхивало от возбуждения, а потом он впал в апатию, которая вполне могла закончиться сном. Кобяков взглянул на часы – два часа ночи не самое лучшее время для прогулок. В такую пору только крайняя нужда может заставить мужчину отправиться на свидание, пусть даже любовное. Но, похоже, Кирилл принадлежал именно к тем счастливчикам, которые часов не наблюдают. Кобяков сначала услышал шаги, гулко звучащие в ночной тишине, а уж потом увидел фигуру человека, ступившего с тротуара в темный проем. Эдуард включил фары, заставив незнакомца прикрыть лицо рукой.

– Извините, молодой человек, – у вас прикурить не найдется? – спросил Кобяков, высовываясь из окна автомобиля.

– Найдется, – спокойно отозвался незнакомец, щелкая зажигалкой.

– Вас ведь Кириллом зовут? – на всякий случай спросил Эдуард, нащупывая спусковой крючок карабина, лежащего на коленях и прикрытого от чужих глаз плащом.

– Да, – подтвердил молодой человек и сразу же вслед за его ответом прозвучал выстрел. На какой-то миг Кобякову даже показалось, что стрелял кто-то другой. Кирилл странно дернулся, схватился рукой за грудь, прикрытую только рубашкой, и стал медленно заваливаться на бок.

«Хонда» завелась мгновенно. Шустрый забугорный автомобиль выскочил на проезжую часть едва ли не раньше, чем тело убитого соприкоснулось с землей. Гаишников Эдуард не боялся, точнее он просто забыл о людях, которым ночью и днем положено блюсти законы дорожной нравственности. К счастью для киллера-любителя, люди в погонах не проявили особой активности, и «Хонда» птицей вылетела на загородную трассу, никем не потревоженная, за исключением разве что немногочисленных в ночную пору собратьев, обиженно гудевших ей вслед. Кобяков осознал, что убил человека где-то на пятидесятом километре. А вместе с осознанием пришел и страх. Эдуарду вдруг показалось, что его преследуют, и он то и дело оборачивался назад, не снимая ноги с педали газа. Он мог дважды вылететь с трассы и трижды столкнуться с встречными автомобилями, но судьба хранила Кобякова, возможно для новых гибельных дел. Самое поразительное, что Эдуард не чувствовал раскаяния. Более того, с каждым километром в нем крепло убеждение, что поступил он совершенно правильно, как и надлежит поступать сильным и уверенным в себе людям. В конце концов, кто он такой этот Кирилл, чтобы лапать руками чужую собственность. Мог бы и сообразить, что дело ему придется иметь не с рохлей, привычно глотающим обиды, а с мужчиной всегда готовым отстаивать свои права, в том числе и с оружием в руках. Кобяков почувствовал нечто похожее на прилив гордости. Честно говоря, он до последнего не верил, что сумеет достойно выйти из сложной и оскорбительной для его самолюбия ситуации. Но ведь вышел, наказав как неверную жену, так и ее наглого любовника. Теперь следует не торопясь осмотреть машину и избавиться от орудия преступления. Точнее, от орудия праведной мести.

Эдуард свернул с трассы на проселочную дорогу, ведущую к Дубосеково, некогда густонаселенному процветающему поселку, ныне превратившемуся в головную боль областных властей. Леспромхоз, дававший работу обитателям поселка, развалился уже более десяти лет назад, что поставило людей на грань выживания. В областной администрации не раз звучали голоса, что жителей Дубосеково следует переселить, а сам поселок сравнять с землей. Впрочем, никаких кардинальных решений по этому наболевшему вопросу так и не было принято. А обреченный на заклание поселок выжил, вопреки всем мрачным пророчествам. Хотя Кобяков имел очень смутное представление, чем же, собственно, занимаются его жители. Наверное, охотой.

– Да какая у нас теперь охота, – махнул рукой глава поселковой администрации, к дому которого Эдуард подрулил к полудню. – Леса-то вокруг за полвека свели подчистую.

– А волки? – напомнил Кобяков, присаживаясь к столу, накрытому расторопной супругой администратора.

Хозяин, Васенин Степан Петрович, хитроватый мужичок небольшого роста, умел угождать как начальникам, так и односельчанам. Умирающим поселком он управлял уже без малого пятнадцать лет и, хотя каменных палат не нажил, но дом поставил справный, из толстенных свежеструганных бревен. Осмотрев новые хоромы, Кобяков заключил, что Степан Петрович никуда из поселка уезжать не собирается, а, следовательно, все его охи и ахи по поводу гибнущей малой родины не более чем лапша на уши областному чиновнику.

– Волки есть, – не стал спорить с гостем хозяин. – И живность кое-какая в округе водится. Опять же озеро под боком.

В этом озере Кобяков утопил карабин, так и не обретший своего хозяина. Тяжелая железка навечно ушла под воду, унося с собой все подозрения, которые могли бы возникнуть у дошлых следователей по поводу ревнивого мужа распутной жены. Эдуард на всякий случай помыл машину, хотя никаких следов крови или отпечатков чужих пальцев на ее полированных боках не обнаружил.

– А егерь Михеев здравствует? – спросил словно бы между прочим Кобяков. – Года два назад мы у него останавливались.

– Помер Михеич, – крякнул расстроенно Васенин. – Царство ему небесное. Смирный был человек, мухи за свою жизнь не обидел. А вот поднялась же у кого-то рука на старого человека.

– Его что, убили? – удивился Кобяков.

– Ножом в сердце, – кивнул хозяин. – Кому он мог помешать, ума не приложу.

– Может, браконьеры?

– Какие у нас браконьеры, Эдуард Константинович, – горько усмехнулся Васенин. – Михеича здесь держали просто для порядка. Ну не гнать же старого человека с насиженного места. Тем более, штатная единица есть. Опять же уважаемые люди к нему из города заглядывали, воздухом нашим подышать.

– Давно его убили? – нахмурился Кобяков.

– Пять дней назад. Позавчера схоронили.

– Странно, – задумчиво проговорил Эдуард. – А следователи были?

– Были, – пожал плечами Васенин. – Из районного центра. Походили, повздыхали, погрозили мне пальцем и уехали.

– А вы здесь при чем, Степан Петрович?

– Так ведь я за все в ответе, – развел руками хозяин. – Должность такая. А тут еще наши умельцы наловчились ножи делать с причудливыми рукоятками и сбывать их приезжим. Вот таким ножом, который у нас называют скифским, и был убит егерь Михеич.

– Но ведь это след?

– Такие ножи у нас в каждом доме есть, – усмехнулся в седеющие усы поселковый голова. – Вот взгляните, Эдуард Константинович.

Нож показался Кобякову примечательным, прежде всего своей бронзовой рукоятью, в виде волка, изготовившегося к прыжку. Причем рукоять отлили с таким искусством, что на ней почти не видно было следов обработки. Стальное лезвие хорошего закала соединялось с основой без заклепок. Казалось, что бронзовый волк просто заглотил железный штырь, ставшим его единственным, но очень опасным клыком.

– Хорошая работа, – одобрил поселковых умельцев Кобяков.

– Берите на память, Эдуард Игоревич, – махнул рукой Васенин.

– А почему его называют скифским?

– Говорят, звериный стиль, – вздохнул хозяин. – Я в этих вещах не разбираюсь, но знающие люди нашли сходство. У нас ведь в поселке бывшие зэки в основном оседали, а среди них немало было мастеров. И образованные люди попадались. Так и пошло. Из-за кургана, наверное. Его еще с незапамятных времен называли скифским. А тут приехал лет пять назад ко мне племянник из города. В ту пору милый наивный мальчик, только поступивший в университет. Наши-то рады стараться, такой лапши ему на уши навешали, что мама не горюй. А он по наивности собрал местные байки и разместил их… Как это у вас молодых называется?

– В Интернете, – подсказал Кобяков.

– Я было в панику ударился, – понизил голос почти до шепота Васенин. – Думал, понаедут начальники и начнут меня трясти насчет вождей и колдунов. А где я им возьму этих скифов? У нас кругом сплошные русаки. Хотел я опровержение дать, так меня племяш высмеял. Не берут в тот Интернет опровержений. Интерфейс не позволяет.

Эдуард от души повеселился, слушая поселкового главу, но в его простодушие не поверил. Васенин мужик хваткий, а потому очень быстро сообразил, какую выгоду можно извлечь из пустых вроде бы баек. Заинтересованные горожане густо повалили в «заповедные» места, благо от железнодорожной станции до поселка было километров десять-пятнадцать. На постой они останавливались у местных жителей. За деревенские продукты платили щедро. Опять же скифские ножи и прочие подобного же рода сувениры, сработанные в зверином стиле, наверняка пользовались большим спросом у прыщавых юнцов и романтически настроенных девиц.

– А почему именно к вашему кургану такой интерес? – спросил Кобяков.

– Так ведь он светится в полнолуние и вроде как скифский вождь из могилы встает.

– Фантазия у вашего племянника, Степан Петрович, прямо-таки безудержная, – засмеялся Эдуард.

– Про вождя не скажу, а свет на вершине кургана я собственными глазами видел и не один раз. Многие его видели – и наши, и приезжие. Спрашивал я у людей ученых, но правды так и не добился. Говорят – феномен. Необъяснимо, то есть.

– Я слышал, что женщину на том кургане убили года два тому назад? – забросил осторожно удочку Кобяков.

– Да, – кивнул Васенин. – Я уже решил, что нашему бизнесу на скифских вождях пришел конец. Не тут-то было. Эта Маргарита числилась то ли ведьмой, то ли знахаркой знаменитой. И пошел, понимаешь, по поселку слух, что в одну из ночей, но при полной луне, скифский вождь и ведьма вступят в брак, а те, кто будут присутствовать на свадьбе, станут счастливыми и успешными во всех своих начинаниях. Не знаю, кто эту байку выдумал, наши или приезжие, но пошла она гулять по округе, тревожа суеверных людей. А тут еще могила…

– Какая могила?

– Этой самой Маргариты, – пояснил Степан Петрович. – Я пытался выяснить, кто разрешил похоронить убитую женщину на вершине кургана, но так ничего и не добился. Вот из-за этой могилы Михеич, я думаю, жизни-то и лишился.

– Почему?

– Осиновый кол он в ту могилу вбил и грозил вообще ее разорить, что, вероятно, не понравилось сектантам.

– Хотел бы я взглянуть на ваш курган, – задумчиво проговорил Кобяков.

– А зачем дело стало? – подхватился легкий на ногу Степан Петрович. – До него от поселка верст пять не более.

– На машине проедем?

– Не мы первые туда рвемся и, боюсь, не мы последние.

Кобяков был у кургана два года назад, но местность так и не вспомнил. Скорее всего потому, что подходили они к захоронению скифа в роковую пору другой тропою, куда менее хоженой. Брагинский, помнится, разбудил их среди ночи, сунул в руки каждому по ружью и повел за собою. Шли они минут пятнадцать, двадцать, не более того, потом Валентин Васильевич вскинул к небу руку и шепотом призвал всех к осторожности. А ночь тогда действительно выдалась лунной, во всяком случае, Эдуард очень хорошо видел курган, поросший высоким кустарником и густым подлеском. Черт дернул его выстрелить на шорох. Почудилось, видимо, что-то, а может быть, не выдержали растревоженные после сна нервы. Про волков Эдуарду сказал егерь, якобы повадились они в поселок за живностью. Мало на овец, так на телят уже стали нападать. Разговор шел под местный забористый самогон и под городскую водочку. Закусывали пельменями, которые хозяйственный егерь бросал в чугунный котел, стоявший на пышущей жаром русской печи. Кобяков тогда даже не заснул, а можно сказать, впал в спячку, накаченный алкоголем едва ли не по самую макушку. Немудрено, что он ночью действовал как сомнамбула.

Могила выглядела ухоженной, но ни креста, ни осинового кола Кобяков на ней не обнаружил. Не было и обычных в таких случаях венков с надписями от скорбящих родственников. Даже цветов не наблюдалось. Да что там цветы, если на могиле за два года не выросло ни единой травинки.

– Этот курган прежде в народе Плешивой горкой называли, – пояснил Васенин. – И не случайно, как видишь. По краям кусты и деревца, а посредине даже сорняк не растет.

Здесь, на этой самой проплешине, и обнаружил Кобяков, первым взбежавший на вершину холма, тело, точнее холодеющий труп, обнаженной красавицы. Этой Маргарите было лет сорок, по меньшей мере, а Эдуард почему-то запомнил ее почти юной.

– Вы убитую женщину видели живой? – спросил Кобяков у Васенина.

– Видел, – задумчиво кивнул Степан Петрович. – Она у моего шурина обычно останавливалась.

– Это был не первый ее приезд в поселок?

– Раз пять-шесть она у нас точно появлялась, – подтвердил Вишняков. – Платила за постой щедро. Не бедная, судя по всему, была баба. И этих своих сектантов она держала железной рукой. Пикнуть без ее ведома не смели. Может, потому они ее и убили.

– Серебряной пулей?

– Да, – кивнул Степан Петрович. – Мне свояк ее показывал. Он экспертом в райцентре работает. Но потом областные следователи у наших дело забрали, и больше я о той пуле ничего не слышал.

– У Маргариты остался сын?

– А как же. Помню я его. Чернявый парнишка лет пятнадцати с большущими глазами. Девки прямо-таки приседали от его взгляда, хотя у него еще молоко на губах не обсохло.

Кириллом его звали.

– Кириллом?! – вскинулся Кобяков.

– А что такое? – удивился Степан Петрович.

– Это я так, о своем, – отмахнулся Эдуард.

Кобякову вдруг почему-то вспомнилось пророчество Брагинского по поводу инкуба: не оставит-де тот своих вниманием ни охотников на волков, ни их близких. А ведь Эдуард знал, что сына Валентина Васильевича и Маргариты звали Кириллом, но ему почему-то даже в голову не пришло сопоставить факты. Выходит, минувшей ночью он убил не человека, а инкуба, если это не случайное совпадение имен. В конце концов, в большом городе Кириллов в достатке, а среди них немало юнцов от семнадцати до восемнадцати лет.

– Михеева в своем доме убили?

– Нет, – покачал головой Васенин. – Где убили, не знаю, но тело его нашли здесь на Плешивой горке. У нас сразу слух прошел, что это дело рук ведьмы, вставшей из могилы, чтобы отомстить обидчику, тревожившему ее прах.

– А вы что об этом думаете, Степан Петрович?

– Ничего, – усмехнулся глава поселковой администрации. – Но ночью я к этой могиле не пошел бы.

– Почему?

– Береженого Бог бережет, – покачал головой Васенин.

– Тогда познакомьте меня со своим шурином, – попросил Кобяков. – Хочу поговорить с ним.

– Познакомить я вас, конечно, могу, но мой вам совет, Эдуард Константинович, вы об этой женщине с ним не заговаривайте. Он и без того с тех пор словно умом тронулся. А уж после смерти Михеева и подавно. Они ведь на пару могилу разорить собирались. Спрашивал я его, был он в ту ночь с егерем на кургане, но он молчит, словно воды в рот набрал. А я нюхом чую, что убийцу Михеева он видел и опознал.

– Из своих, видимо, кто-то, – прищурился на председателя Кобяков. – Не хочет выдавать.

– Скорее сам попытается свести с ним счеты. Сабуров мужик хоть и в годах, но отчаянный.

– Тогда тем более познакомь, глядишь, мы поладим.

– А вы зачем приехали к нам, Эдуард Константинович? – вскинул на гостя удивленные глаза Васенин.

– По поводу леспромхоза, – с охотой отозвался Кобяков. – Есть у нас в областной администрации люди готовые его восстановить и с выгодой продать.

– Зряшная затея, – махнул рукой Степан Петрович. – Нет в округе доброго леса, и в ближайшее столетие не будет.

– В этом я уже убедился собственными глазами, – охотно согласился с Васениным Эдуард. – Приеду в город и доложу по инстанции. А как зовут вашего шурина?

– Михаил, – буркнул Степан Петрович, садясь в «Хонду» вслед за владельцем. – Его дом напротив моего стоит.

Михаил Сабуров гостей не ждал и уж тем более из города. Васенину пришлось минут десять топтаться у порога, прежде чем хозяин, наконец, соизволил впустить в дом не только родственника, но и чужака. Сабуров ростом превосходил своего зятя едва ли не на голову, да и в плечах оказался пошире. Словом, глыба, а не человек. На Кобякова он смотрел исподлобья, словно ждал от него какой-то пакости. К столу, правда, позвал, но ничего кроме тарелки с огурцами гостям не выставил.

– А жена где? – спросил Васенин, переживавший, видимо, по поводу негостеприимного поведения хозяина дома.

– Пошла к соседке, – буркнул Михаил. – А вам что нужно?

Васенин досадливо крякнул и укоризненно глянул на заезжего чиновника – дескать, предупреждал же. Но Кобяков в ответ лишь чуть заметно пожал плечами.

– Не буду вам мешать, – сказал Степан Петрович, поднимаясь из-за стола. – Огурцы-то у тебя горьковаты, Михаил. Поливать чаще надо.