Текст книги "Финал (СИ)"

Автор книги: Сергей Мякин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

ретарей, вся профессия которых заключается в ведении официальных

телефонных переговоров. " Кто-нибудь из оргкомитета, наверное ",

– мелькнула в голове Уэйна мысль, но по какой-то непонятной при-

чине ему все больше и больше становилось не по себе.

– Да, но ... – начал было Уэйн, собираясь сказать, что он

предупреждал, чтобы его не беспокоили ночью, а по всем вопросам

обращались к находящемуся в соседнем номере тренеру, но был прер-

ван на полуслове.

– Завтра, ... то есть уже сегодня, вы играете финальный матч

с Анваром Хамадом?

– Да, но ...

Слова «какого черта вам надо ?!» уже готовы были сорваться с

губ Лонгли, но голос вновь прервал его. На этот раз он звучал

приглушенно и немного вкрадчиво:

– Вам обязательно надо выиграть этот матч, мистер Лонгли.

Уэйн уже не раз сталкивался с назойливыми и бесцеремонными

болельщиками и репортерами, готовыми ради минутного разговора со

своим кумиром пойти на все, в том числе и на то, чтобы помешать

ему готовиться к важному матчу. Он собрался уже повесить трубку и

отключить телефон, чтобы оградить себя от подобного рода звонков,

но какой-то частью своего сознания ощутил, что в данный момент

его собеседником является не обычный фанат или зарвавшийся кор-

респондент, и рука с трубкой на мгновение застыла в воздухе.

– Не вешайте трубку, мистер Лонгли. На этот матч сделана

слишком большая ставка, чтобы вы подобным образом прервали наш

разговор.

– Какая еще ставка? – с тревогой в голосе спросил Уэйн, с

ужасом вспомнив о прошлогоднем скандале, связанном с разоблачени-

ем воротил «черного тотализатора» из Южной Америки, которые не

остановились перед убийством судьи, из-за сомнительного офсайда

не засчитавшего гол в ворота «Аякса» на последних минутах матча

за Межконтинентальный кубок с колумбийским «Насьоналем».

– Ставка – все Британские острова, – ответил незнакомец с

прежней бесстрастной интонацией автоответчика.

– Что вы имеете в виду? – удивился Уэйн, обдумывая, стоит ли

ему немедленно сообщать полиции или кому-либо еще о содержании

этого разговора.

– Если вы проиграете финальный матч, завтра произойдет зем-

летрясение, и все Британские острова окажутся под водой, – также

четко, спокойно и монотонно произнес неизвестный.

После этого ответа Уэйн испытал ощущение свалившейся с плеч

горы и тотчас же положил трубку.

" В знаменитом лондонском Бедламе день открытых дверей. Обык-

новенный шизофреник. А я-то испугался", – со смехом подумал он,

но через несколько секунд смех застрял у него в горле, лицо побе-

лело и по спине пробежала волна мурашек – он наконец увидел и

осознал то, что удивило его в момент звонка – т е л е ф о н н ы й

а п п а р а т б ы л о т к л ю ч е н. Штепсель был выдернут из

розетки, а переключатель в режим радиотелефона зафиксирован в по-

ложении «ВЫКЛ».

Теперь он отчетливо вспомнил, что, хотя секретарь организаци-

онного комитета и гарантировал ему, что номер телефона будут хра-

нить в тайне, на всякий случай во избежание подобного рода звон-

ков он всегда выключал на ночь телефон. Накануне вечером он поз-

вонил своей жене Джейн, вынужденной остаться в Миннеаполисе с но-

ворожденной Хильдой. Джейн обрадовала его тем, что девочка чувс-

твует себя превосходно, пожалела в очередной раз, что не может,

как всегда, быть рядом с Уэйном в ответственный момент и пожелала

удачи, пообещав смотреть финальный матч по телевизору от начала

до конца. Он сказал, что игра не должна быть трудной для него и

чтобы она в любом случае не слишком волновалась, поскольку после

родов это может быть вредно для здоровья. Потом они попрощались,

и, как только в трубке послышались короткие гудки, он отключил

аппарат. В этом не было никаких сомнений.

Нервная дрожь охватила все тело Лонгли. Он вскочил с постели,

надел тренировочный костюм и вышел в коридор,собираясь рассказать

о случившемся своему тренеру Скотту Нортону, но, подойдя к двери

его комнаты, остановился. "Что я, собственно, собираюсь сделать?

Разбудить тренера в первом часу ночи и рассказать ему, что я

только что разговаривал с каким-то психом по выключенному телефо-

ну?", – подумал он и осознал всю дикость и абсурдность подобного

заявления. "Кто же, черт возьми, сумасшедший – тот, с кем я гово-

рил или ... Нет, нет, этого не может быть!!!" Уэйн потряс головой

и ущипнул себя за щеку, чтобы удостовериться, что все это проис-

ходит наяву. Постояв еще с полминуты в нерешительности, он нет-

вердой походкой направился обратно к себе, потому что разговор о

происшедшем с тренером ничего, кроме непонимания, нервозности и

окончательного срыва подготовки к финалу принести не мог.

Он снова лег в постель и попытался забыть обо всем и немед-

ленно заснуть. Но аутотренинг, безотказно служивший ему в этом на

протяжении последних четырех лет, на этот раз не помогал – вместо

приятной тяжести и тепла в голову непрерывным потоком лезли мысли

о всякой чертовщине из фильмов ужасов, которые он так любил смот-

реть в детстве, и о психических болезнях типа паранойи и шизофре-

нии.

Чувствуя, что заснуть ему в ближайшее время все равно не

удастся, Уэйн усилием воли заставил себя сосредоточиться на се-

годняшней игре. Итак, через тринадцать с небольшим часов ему

предстоит выйти на Центральный корт Уимблдона на финальный матч с

Анваром Хамадом из Египта. Он, Уэйн Лонгли, первая ракетка мира,

находится в отличной форме и еще никому на этом турнире не позво-

лил усомниться в своем превосходстве. Все свои матчи, за исключе-

нием четвертьфинала с Аленом Жубером, он легко выиграл в трех се-

тах. Да и в том пятисетовом матче он, по существу, позволил себе

немного расслабиться в четвертом сете, а в пятом, решающем, не

оставил французу никаких шансов и более чем убедительно победил

со счетом 6:0.

Что же касается его соперника по финалу, то его выступление

стало крупнейшей сенсацией нынешнего Уимблдонского турнира,как и,

пожалуй, всех турниров Большого шлема за последние годы. Анвар

Хамад занимал 267-ю позицию в мировом рейтинге и должен был бо-

роться за право участия в Уимблдоне в предварительных квалифика-

ционных матчах. Как правило, такие игроки выбывали в первом или

втором круге и лишь изредка добирались до одной восьмой финала.

Последним, кто после квалификационных игр с первой попытки дошел

до четвертьфинала турнира Большого шлема, был как раз Уэйн Лонг-

ли, тогда еще семнадцатилетний, на Открытом чемпионате Австралии

девять лет назад. Сам Уэйн воспринимал это тогда как чудо, да и в

том четвертьфинале был вчистую разгромлен тогдашней третьей ра-

кеткой мира Майклом Голдсмитом. И вот теперь этот никому до сих

пор не известный и не подававший особых надежд двадцатилетний

египтянин превзошел его достижение, выйдя в финал Уимблдона, са-

мого сложного из турниров Большого шлема. Победы Хамада в первых

двух турах над малоизвестными, хотя и стоявшими значительно выше

его по рейтингу игроками, никого особенно не удивили. О нем стали

говорить лишь после того, как в третьем круге он выиграл у деся-

той ракетки Отто Хансманна, хотя и этот результат воспринимался

скорее не как его победа, а как досадное поражение Хансманна,

обусловленное полученной им накануне на тренировке травмой ноги.

В четвертом круге Хамад победил Виктора Березина из России, и это

уже расценивалось как сенсация, но не слишком крупная, поскольку

перед этим русский в упорнейшем пятисетовом поединке переиграл

одного из фаворитов, 5-ю ракетку Роберта Фримена, а также высту-

пал в парных соревнованиях, после чего в матче с Хамадом еле пе-

редвигался по корту и часто ошибался в простейших ситуациях. Сло-

вом, выход Анвара Хамада в четвертьфинал представлялся чистой

случайностью, и ни у кого не было сомнений в том, что 4-я ракетка

мира австралиец Патрик Роксбург без проблем расправится с ним.

Однако то, что случилось в их матче, было совершенно необъяснимо.

Роксбург легко выиграл два первых сета с одинаковым счетом 6:2 и

вел 4:1 в третьем, но тут Хамад, игра которого выглядела совер-

шенно невыразительной, вдруг преобразился. На протяжении этого и

последующих двух сетов он буквально творил чудеса, вытягивая со-

вершенно безнадежные мячи на глазах у собравшихся уже было ухо-

дить зрителей и растерянного Роксбурга. Более всего потрясала

скорость, с которой египтянин внезапно начал перемещаться по кор-

ту. Просматривая видеозапись того матча, Уэйн с удивлением отме-

чал, что просто физически не смог бы так бегать, даже будучи аб-

солютно свежим, не говоря уже о четвертом и пятом сете... Итог

матча был ошеломляющим – три последних сета Хамад выиграл 6:4,

6:3, 6:1. На послематчевой пресс-конференции оба игрока выражали

удивление этим результатом. Хамад, улыбаясь и, казалось, до конца

не веря столь невероятному успеху, смущенно говорил, что сам не

понимает, почему он вдруг заиграл так здорово, а усталый и рас-

строенный Роксбург, отдавая должное блестящей игре и воле к побе-

де, проявленной соперником, пожаловался на сильную боль в спине и

непонятное нарушение координации, начавшиеся у него как раз в ре-

шающий момент третьего сета при счете 4:2 в его пользу.

Через день состоялся полуфинальный матч Анвара Хамада с Мар-

тином Нильссоном, второй ракеткой мира, прошлогодним чемпионом

Уимблдона и главным конкурентом Уэйна Лонгли. Еще с самого начала

турнира Уэйн рассчитывал на то, что в финале ему придется встре-

титься именно с Мартином, и объективно оценивал шансы Нильссона в

быстрой игре на травяных кортах как несколько предпочтительные. В

случае победы над Уэйном Нильссон выходил на первое место по рей-

тингу, и их принципиальная встреча должна была стать украшением

турнира, но... Выигрывая у Хамада в первом сете 5:4 Нильссон, до-

гоняя посланный в угол корта мяч, неожиданно оступился и упал.

Обычный игровой эпизод, встречающийся во многих матчах и вызываю-

щий оживление на трибунах, за исключением того, что на этот раз

Нильссон так и не встал. Его унесли с корта на носилках, и через

пять минут было объявлено, что из-за травмы ахиллова сухожилия он

не сможет продолжить матч. Таким образом, в финал вышел Анвар Ха-

мад, и это было невероятно, а с учетом того, что трое его сопер-

ников накануне или во время игры с ним получали травмы, просто

непостижимо и в определенной степени несправедливо. Разумеется,

обвинять в этом самого Хамада не было ни малейших оснований, да и

вообще он вел себя на корте безукоризненно – никогда не ругал-

ся, не швырял ракетку, не спорил с судьями и извинялся перед со-

перниками после случайно выигранных розыгрышей, когда мяч после

его ударов задевал трос и нехотя переваливался на чужую половину

площадки. Такое поведение было редкостью среди современных тенни-

систов, и тем не менее после травмы Нильссона он покидал Цент-

ральный корт под неодобрительный гул и свист болельщиков, на фоне

которого были отчетливо слышны оскорбительные выкрики. Казалось

бы, Уэйн Лонгли должен был быть доволен таким подарком, но даже в

глубине души он не испытывал удовлетворения. Мартин Нильссон был

его другом, одно время они даже вместе играли в паре и выиграли

несколько крупных турниров. Потом, по мере продвижения на вершину

теннисного Олимпа, парные игры становились все более обремени-

тельными для них, и полтора года назад они отказались от участия

в парном разряде, но, несмотря на бескомпромиссное соперничество

на корте, их дружеские отношения сохранились. Позавчера, сразу

после своей победы в полуфинале, Уэйн приехал к Мартину в больни-

цу и выразил ему свое искреннее сочувствие.

– Мне очень жаль, Мартин, что так получилось. Честно говоря,

теперь у меня нет никакого настроения играть в финале, потому что

моя победа не будет заслуженной, – сказал он, когда они остались

вдвоем в палате.

– Да пустяки это все, Уэйн. Со мной все в порядке. Это ока-

зался не разрыв, а всего лишь сильное растяжение. Врачи говорят,

через месяц буду играть, так что готовься к встрече в финале Отк-

рытого чемпионата США, и мы еще посмотрим, кто кого, – улыбнулся

Мартин. – А что касается этого финала, то ты просто обязан разг-

ромить Хамада. Хотя бы для того, чтобы доказать, что все его по-

беды были чистой случайностью. Обещай мне, что ты разделаешь это-

го выскочку в трех сетах, причем отдашь ему не больше трех геймов

в каждом.

– О'кей, Мартин, я сделаю это. В конце концов, я вообще не

понимаю, как этот Хамад умудрился дойти до финала. К тому же, три

травмы соперников в четырех матчах – это просто наваждение, мис-

тика какая-то. Я проучу его, – бодро сказал Уэйн и собрался уже

попрощаться с другом, но тут заметил, что после его слов улыбка

сошла с лица Нильссона, и на смену ей пришла гримаса страха и

раздражения.

– Что с тобой? Больно? – встревоженно спросил Уэйн.

– Нет, не в этом дело, – серьезно и неуверенно произнес Мар-

тин. – Знаешь, я не хотел тебе говорить, да и, думаю, ты мне все

равно не поверишь, но ты сам произнес слова «наваждение» и "мис-

тика"... Так вот, не знаю, что было с остальными, но со мной

действительно творилось что-то очень странное. Впрочем, ты, на-

верное, будешь смеяться.

– Нет, нет, Мартин, за кого ты меня принимаешь? Я был бы

просто последней скотиной, если бы сейчас стал смеяться над то-

бой.

– Хорошо, я расскажу. У меня еще накануне этого проклятого

матча было какое-то нехорошее предчувствие. А в девятом гейме,

когда после моего укороченного удара мы оба оказались у сетки, я

посмотрел ему в глаза. Я не знаю, наверное, это звучит как бред,

но от его взгляда мне стало жутко, такое мерзкое ощущение, как

будто все внутренности выворачиваются наизнанку. Самое главное,

что перед матчем, во время разминки, я точно также взглянул на

Анвара и даже немного пожалел его, настолько смущенным и испуган-

ным выглядел этот парень. Такое же выражение лица было у него и в

первых геймах. Но в девятом, при счете 5:3 в мою пользу, это был

совсем другой человек! Он посмотрел на меня так..., черт возьми,

как будто хотел уничтожить, разорвать меня на части. Я вздрогнул

и выронил ракетку. Тот гейм я проиграл, и счет стал 5:4, а в сле-

дующем заиграл как ни в чем не бывало, но... Во время последнего

розыгрыша я вдруг ощутил, что мое тело стало как будто чугунным,

я стал задыхаться, а в тот последний момент перед падением... -

он понизил голос и полушепотом, скороговоркой пробормотал: – Я

ведь бежал не за мячом, а ... от НЕГО, от...ЭТОГО...

– От кого, Мартин? – удивленно спросил Лонгли.

– Послушай, Уэйн, я не псих, никогда в жизни не баловался

наркотиками, и у меня никогда не было галлюцинаций, но ЭТО... О

Господи, это был прозрачный серый силуэт. Он прошел сквозь сетку

и стал приближаться ко мне. Я в ужасе бросился бежать, но мое те-

ло не слушалось меня, я споткнулся и упал... Очнулся уже на но-

силках.

– Мартин, тебе надо рассказать об этом врачам и пройти обсле-

дование. Конечно, ты не псих, но ты мог просто перетренироваться,

и у тебя могло что-то случиться с нервной системой, сосудами моз-

га или еще что-нибудь в этом роде. А это может быть серьезно.

Пойми меня правильно, но здоровье важнее, чем победа в очередном

турнире. Я надеюсь, ничего страшного у тебя нет, но все же лучше

проконсультироваться со специалистами.

– Может, ты и прав, но мне надо все обдумать. Извини, Уэйн,

мне, наверное, вообще не следовало тебе все это рассказывать, но

я н е з н а ю, ч т о с о м н о й п р о и з о ш л о. Поста-

райся забыть об этом и спокойно готовься к финалу. Но отнесись к

этому матчу со всей ответственностью, ни в коем случае не недоо-

ценивай соперника. Я буду за тебя болеть, – вновь с улыбкой ска-

зал Нильссон.

– Я в отличной форме и выиграю у Хамада, сколько бы привиде-

ний ему ни помогало, – рассмеялся Уэйн. – А ты, главное, поправ-

ляйся скорее, – сказал он на прощанье.

Конечно же, он нисколько не сомневался в том, что все описан-

ное Мартином – галлюцинация, ставшая результатом болезненного

состояния, нервного срыва, который вскоре должен пройти. Не сом-

невался он и в своей победе над Анваром Хамадом. Во-первых, любо-

му везению, а тем более столь неожиданному и затянувшемуся, рано

или поздно приходит конец. А во-вторых, анализ игры соперника,

проведенный им совместно с тренером, однозначно показывал, что

практически во всех компонентах игры – скорости и точности пода-

чи, силе ударов с задней линии, стабильности игры с лета – он

превосходил египтянина, даже если рассматривать эффектные и впе-

чатляющие всплески в его игре, наподобие того, что произошел в

матче с Роксбургом. Уэйн рассчитывал победить в трех или, в край-

нем случае, в четырех сетах...

Новый телефонный звонок вывел Уэйна из этих воспоминаний и

размышлений. Первым делом он взглянул на электронные часы, кото-

рые показывали 3.47, и это означало, что с момента первого звонка

он уже более трех часов не мог заснуть. Затем он потянулся к

трубке, но, вспомнив о предыдущем звонке, включил свет и взглянул

на телефонный аппарат, надеясь, что он все же подключил его. Но

надежды не оправдались – а п п а р а т п о – п р е ж н е м у

б ы л в ы к л ю ч е н. Холодный липкий пот выступил на лице

Лонгли, сердце отчаянно заколотилось, а руки и зубы затряслись,

как на сильном морозе. Он сидел на кровати, не в силах пошеве-

литься. В тот момент, когда он открыл рот, чтобы издать вопль

ужаса, кровать под ним завибрировала, в глазах потемнело, и он

лишился чувств...

–

– Уэйн, проснись же, наконец ! Что с тобой ? – разбудил его

громкий голос тренера.

Пробормотав что-то нечленораздельное, он приоткрыл глаза и

ничего не понимающим взглядом посмотрел на склонившегося над ним

и трясущего его за плечо Скотта Нортона.

– Ну ты даешь – спишь как убитый со включенным светом и даже

будильника не слышишь ! Неужели так всю эту ночь и проспал ? -

с не меньшим удивлением воскликнул Нортон.

– Я... Ну да... А что такое? – сонным голосом ответил Уэйн,

недоумевая, почему тренер сделал такой акцент именно на последнем

вопросе.

Ответ был просто шокирующим – Нортон расхохотался. Да, его

тренер, строгий вплоть до суровости, абсолютно невозмутимый и

практически никогда не улыбающийся пятидесятидвухлетний человек,

которого он знал таким уже семь лет, смеялся, причем не просто

смеялся, а именно хохотал. Уэйн смотрел на него широко раскрытыми

глазами и одновременно припоминал подробности приснившегося ему

ночью кошмара. Вспомнив, до какой степени он перепугался из-за

какого-то идиотского сна, он приподнялся на кровати и тоже засме-

ялся, но в тот же момент ощутил странную разбитость во всем теле

и головную боль.

– Да, я, признаюсь, недооценивал этот твой аутотренинг, -

сквозь смех произнес Нортон. – Весь отель, да что там отель, весь

Лондон, наверное, в панике, а ты спишь себе как ни в чем не быва-

ло и даже свет забыл выключить. Твой психолог – просто...

– Да что тут стряслось, в конце концов ? – не выдержав, прер-

вал его на полуслове Уэйн.

– Землетрясение,– весело ответил Нортон. – Это было так...

– Зачем ты меня разыгрываешь? Ведь в Англии не бывает земле-

трясений, – вновь прервал его Уэйн.

– Разыгрываю?! Вот, полюбуйся, – тренер указал ему на лежащие

на полу две бутылки «Кока-колы», одна из которых расплескалась

и залила ковер. – Два толчка – три и три с половиной балла по

шкале Рихтера. Раскачивались люстры, билась посуда. Все суетились

и готовились к эвакуации, но вскоре поняли, что тревога была нап-

расной. Я, конечно, не отнесся всерьез ко всей этой панике и не

стал к тебе заходить, но был уверен, что ты тоже проснулся и оде-

ваешься... Эй, Уэйн, почему ты так смотришь? – испуганно восклик-

нул Нортон, увидев, что его подопечный, уже вставший с кровати,

вдруг смертельно побледнел и пошатнулся.

Уэйн не ответил. Он в оцепенении придерживался рукой за стол,

а в его голове отчетливо звучал голос незнакомца из ночного кош-

мара:

"Если вы проиграете финальный матч, завтра произойдет земле-

трясение, и все Британские острова окажутся под водой".

– Уэйн, тебе плохо? – словно откуда-то издалека донесся до

него встревоженный голос тренера, и он, усилием воли взяв себя в

руки, спокойно ответил:

– Нет, все в порядке. Я, похоже, просто не выспался.

– Что-то ты мне сегодня не нравишься. Скажи честно, ты готов

к тренировке или лучше сначала посоветоваться с врачом? – участ-

ливо, но вместе с тем строго и озабоченно спросил Нортон.

– Я же сказал, со мной все в порядке. Я сейчас же одеваюсь и

иду на тренировку, – стараясь говорить как можно более твердо и

бодро, произнес Уэйн. Он все еще не был до конца уверен, что все

случившееся с ним ночью не было сном, а на легкое недомогание и

головную боль решил не обращать внимания, поскольку в этом году

уже играл и даже выиграл финальный матч на турнире в Германии с

гриппом и высокой температурой.

Тем не менее на душе у него скребли кошки, мысли о реальности

ночных звонков не давали сосредоточиться, а головная боль, не ис-

чезнувшая, как обычно, после таблетки сильнодействующего анальге-

тика, нарушала координацию движений. На протяжении всей часовой

тренировки он был невнимателен и допускал множество грубых оши-

бок, чем вызывал крайнее недовольство тренера. Нортон кричал, ру-

гался, а после очередной пущенной Уэйном в аут подачи впервые в

жизни обозвал его идиотом.

– Послушай, Уэйн, я не знаю, что с тобой сегодня происходит.

Ты извини меня за грубость, но, понимаешь, такая игра не достойна

не только первой, но и пятидесятой ракетки мира, – мрачно произ-

нес Нортон, когда в пол-одиннадцатого они покидали корт.

В машине тренер с не свойственными для него волнением и жес-

тикуляцией говорил о подаче и ударе слева, но до Уэйна, отрешенно

сидящего с понуро опущенной головой и разглядывающего свои ногти,

доносились лишь отдельные обрывки фраз. Он автоматически и одно-

сложно отвечал что-то типа "Я в полном порядке, только почему-то

не в форме", «Да, я буду придерживаться именно такой тактики» и

«Я все равно в любом случае выиграю», но не верил ни одному свое-

му слову. На самом деле основным чувством, которое он испытывал в

этот момент и в бездну которого полностью погрузилось его созна-

ние, был страх. Впервые за всю свою спортивную карьеру он испыты-

вал дикий, безотчетный страх

(ПЕРЕД КАТАСТРОФОЙ, БЕЗУМИЕМ И СМЕРТЬЮ)

перед поражением, которое почему-то казалось ему практически не-

избежным.

До начала финального матча оставалось три с половиной часа.

Сказав тренеру, что он хочет отдохнуть и настроиться на матч с

помощью аутотренинга и закрывшись у себя в номере, Уэйн сел в

кресло, закрыл глаза и попытался еще раз хоть как-то осмыслить

все события, происходившие в течение последних нескольких дней.

Потом он принялся просматривать фрагменты видеозаписей двух пос-

ледних матчей с участием Анвара Хамада.

Встреча с Роксбургом... В первых двух сетах австралиец играет

мощно и практически безупречно. Уэйн быстро перемотал эти фраг-

менты и стал внимательно смотреть запись начиная с середины

третьего сета. Роксбург уверенно выигрывает гейм на своей подаче,

и при счете 4:1 в его пользу соперники уходят на перерыв. Рокс-

бург улыбается и пьет «Пепси-колу», по-видимому, нисколько не

сомневаясь в том, что следующие два гейма станут последними в

матче. Хамада, конечно же,не показывают. И вот начинается следую-

щий гейм...

С этого момента, явившегося переломным в матче, Уэйн стал

пристально наблюдать за всем происходящим на корте, особо кон-

центрируя внимание на Хамаде. Но, к сожалению, запись почему-то

оказалась нерезкой, и разглядеть черты его лица было невозможно.

Уэйн несколько раз останавливал перемотку, фиксируя кадры, на ко-

торых готовящийся к подаче Хамад был показан крупным планом, и с

удивлением отмечал, что, хотя окружающие предметы, вплоть до от-

дельных травинок, струн на ракетке и ворсинок на мяче были видны

совершенно отчетливо, его лицо было размазано, как будто его зас-

тилала какая-то серая дымка. Перемотав кассету назад, Уэйн отме-

тил, что еще в позапрошлом гейме в точно такой же ситуации на по-

даче Хамада ничего подобного не было... Смуглое лицо с правильны-

ми чертами, кудрявые волосы, выражение некоторой растерянности и

обреченности, вполне соответствующее счету и характеру игры. То

же самое и во втором, и в первом сетах. Но в третьем и при счете

4:1, и в следующем гейме, когда Роксбург при выполнении подачи

внезапно согнулся пополам и схватился за спину, причем его гримаса

боли была яркой и выразительной, и на протяжении всей дальнейшей

игры на месте лица египтянина можно было увидеть лишь размытые

очертания губ, носа и глаз, как иногда бывает, когда по телевизо-

ру показывают секретных агентов или участников криминальных рас-

следований.

Дрожащей рукой Уэйн вынул кассету, и поставил на ее место

другую, где был записан матч, а точнее незавершенный первый сет

Хамада с Мартином Нильссоном. В первых геймах не было ничего не-

обычного, и оба игрока были видны четко и контрастно, но при сче-

те 5:3 (как и рассказывал Мартин в больнице) лицо Хамада вновь

«расплылось». С замиранием сердца Уэйн стал смотреть последний в

этом матче гейм... Нильссон выходит на подачу. И хотя он, как

обычно, делает это неторопливо, размеренно постукивая мячом о

землю, но если внимательно присмотреться, становится заметным,

что его руки дрожат, но не это главное...Главное – его г л а з а,

в которых сквозит испуг, нет, даже не испуг, а ужас, особенно

когда он смотрит на соперника...

Он подает, сразу выходит к сетке и наносит удар с лета. Такие

мячи считаются мертвыми, неберущимися, но в каком-то невероятном

броске Хамад догоняет его и отвечает обводящей крученой свечой.

Мяч летит в аут, и такому опытному профессионалу, как Нильссон,

должно быть сразу очевидно, что он не попадет в площадку. Тем не

менее, когда мяч уже прошел высшую точку своей траектории, и до-

гонять его уже по всем правилам в любом случае не имело смысла,

Мартин резко поворачивается и стремительно бежит в сторону задней

линии корта. Сделав четыре шага, он поворачивает голову назад и

падает...

Уэйн отмотал пленку чуть-чуть назад и во время повтора этого

эпизода стал смотреть не на мяч и не на игроков, а в то место,

куда был направлен последний взгляд Мартина. В первый момент он

не поверил своим глазам, но затем... почувствовал, что его начи-

нает бить озноб, а по коже головы пробегают мелкие судороги, вы-

зывая ощущение шевеления волос. ОНО было прозрачным, но тем не

менее достаточно различимым, особенно при прохождении сквозь сет-

ку.

Огромным усилием воли Уэйн заставил себя выключить видеомаг-

нитофон, чтобы больше не видеть ЕГО, и в полуобморочном состоянии

откинулся на спинку кресла. Первой его мыслью было немедленно,

под любым предлогом (болезнь, травма, неважно что еще) отказаться

от участия в финальном матче и тотчас же уехать домой, в Миннеа-

полис, чтобы в обществе Джейн, а, может быть, и психотерапевта

отойти от этого наваждения. "Да, я именно так и поступлю. Пле-

вать, если мои ссылки на плохое состояние здоровья сочтут необос-

нованными – я согласен заплатить любой штраф, чтобы сохранить

рассудок", – твердо решил он и стал набирать номер секретаря орг-

комитета.

– Слушаю, – раздался вежливый голос Стэнли Пирсона.

– Добрый день, мистер Пирсон. Это Уэйн Лонгли.

– О, мистер Лонгли! Чем могу быть полезен? – учтиво спросил

Пирсон.

– Я... – Уэйн замялся и в нерешительности замолчал.

– У вас есть какие-нибудь замечания или пожелания к организа-

ционному комитету?

– Нет, я просто хотел...

(СКАЗАТЬ, ЧТО ОТКАЗЫВАЮСЬ ОТ УЧАСТИЯ В ФИНАЛЬНОМ МАТЧЕ ИЗ-ЗА

ПОЛУЧЕННОЙ НА ТРЕНИРОВКЕ ТРАВМЫ.

Нет, это же просто трусость, малодушие и предательство по от-

ношению к Мартину. Да и, более того, я не смогу никуда убежать от

НЕГО, ОНО будет у меня в душе до тех пор..., до тех пор, ПОКА Я

НЕ УЗНАЮ!)

– Простите, что вы хотели сказать? – в словах Пирсона послы-

шалось удивление от затянувшейся паузы.

– Я хотел бы узнать номер телефона Анвара Хамада, – твердо

произнес Уэйн.

Теперь уже Пирсон помедлил несколько секунд и с нескрываемым

изумлением ответил:

– Мистер Лонгли, я надеюсь, вы хорошо знаете наши правила,

согласно которым я не имею права этого сделать. Впрочем, если вы

настаиваете, я могу сообщить вам номер его менеджера Хассана

аль-Ибрагима. Сейчас, одну минутку... восемь-три-пять-четыре -

шесть-шесть-один, – ответил секретарь. В его интонации легко

ощущались недоумение и любопытство, поскольку переговоры между

участниками матча за несколько часов до игры не входили в рамки

общепринятого теннисного этикета и имели место лишь в исключи-

тельных случаях, но занимаемое положение и традиционная английс-

кая вежливость не позволяли ему спросить о причинах такого пос-

тупка.

– Благодарю вас, я всего лишь хотел уточнить одну небольшую

деталь, – быстро ответил Лонгли и повесил трубку.

Несколько минут Уэйн сидел в нерешительности, раздумывая, что

же он, в самом деле, хочет сказать этому загадочному египтянину

или, что более вероятно, его менеджеру. "Конечно же, сейчас он

откажется дать мне возможность поговорить лично с Хамадом, а на

все вопросы с вежливым удивлением ответит, что не понимает, о чем

идет речь. После этого мне ничего не останется, как официально

заявить об отказе играть матч... О черт, теперь уже и это невоз-

можно, ведь я же только что говорил с секретарем оргкомитета", -

с ужасом подумал он. Им овладело желание вообще никуда больше не

звонить, а просто одеться, незаметно выйти и уехать, исчезнуть,

бежать куда глаза глядят от надвигающегося кошмара. Тем не менее,

повинуясь скорее не рассудку, а какому-то подсознательному им-

пульсу, он снова снял трубку и стал нажимать кнопки: 8-3-5-4-6-

6-1.

Послышались гудки, а затем... Нет, на этот раз Уэйн не поте-

рял сознание и даже не особенно испугался, а лишь слегка вздрог-

нул, поскольку в глубине души он догадывался, предвидел, или,

точнее будет сказать, ЗНАЛ, каким будет ответ.

– А, мистер Лонгли, добрый день,– сразу, не дожидаясь, пока

Уэйн представится, сказал ТОТ голос, в котором на этот раз звуча-

ла явная ирония и насмешка. – Вы, кажется, собираетесь отказаться

сегодня играть? Что ж, это ваше законное право. Только учтите,

ведь вы же лучше меня знаете, что отказ означает поражение, а ва-

ше поражение означает выполнение условия, о котором вы уже пре-

дупреждены.

– Но... но это же невозможно, – заикаясь, пробормотал Уэйн.

– Разумеется, разумеется, так же как и то, что случилось этой

ночью. Вы не беспокойтесь, я лишь хочу вас предупредить, что ос-

тавшихся двух с половиной часов вам как раз хватит, чтобы поки-

нуть Англию. Да и что, собственно, значат какие-то жалкие Бри-

танские острова в сравнении с жизнью и рассудком великого и не-