Текст книги "Адские врата"
Автор книги: Сергей Фокин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
6
Сколько Васюку лет, никто, наверно, и не помнил. Появился он в деревне давно, поселившись в доме, стоящем на отшибе. Кто этот дом построил и куда делись прежние владельцы, история тоже умалчивает. Известно лишь, что и рощица, возле которой дом располагался, и ближайший к ней лес, пользовались в народе дурной славой. Случалось, видели там медведей, которых привлекал запах, доносящийся с пасеки старика. Кабаны и лоси вообще столько следов оставили, будто стадами к роще являлись. Хотя ни дубов с желудями, ни грибов там особо не водилось.
Пасека была одним из любимых занятий Васюка, которому он посвящал почти всё своё время.
Экология текущего века испортилась настолько, что после первого десятилетия люди стали бить тревогу: пчёлы погибали по всей Европе и даже в России. Как оказалось, поля засевались генномодифицированными растениями, пыльца и нектар которых несли в себе информацию, разрушающую генную структуру живых организмов. Насекомые, питающиеся мёдом, перестали воспроизводиться. То же самое в какой-то степени коснулось и человека.
Природные катаклизмы и революции остановили этот процесс, но ульев по деревням да сёлам осталось совсем мало. Вот Васюк и задался целью восстановить их количество. Поймал в лесу дикий рой – там пчелы ещё не сполна нахлебались лиха – одомашнил и стал размножать.
– Мёд – всему голова! Правда, после хлеба.
Сил у него с каждым годом становилось всё меньше, а лет семь назад, рассказывали люди, пришлось пережить Васюку встречу с шатуном.
Страшный это был зверь, надо заметить. Голодный и злой, похуже стаи волков – случалось, разрывал человека в клочья. Много народа сгинуло в тот год от его когтей. А осуждать такого – дело последнее, поскольку всякий выжить хочет при любых обстоятельствах. Не повезло зимой косолапому – разбудили. Так он свинарников только десяток разорил, не считая цепных собак, которых загрызал и ел на месте.
И случилось так, что столкнулись они с Васюком носом к носу возле самого дома. Дед как раз с кроликом зарезанным возвращался, нож в руке держал. Наверно, запах крови и привлёк зверя. Набросился он на старика, будто буйвол, а рычал так, что у нескольких коров в селе преждевременные роды случились. Но и Васюк, не скажи, что кряжистый или жилистый – обычный с виду, к тому же и возраст был за шестьдесят, наверное, не отступил ни на шаг. А куда, если всё равно догонит и со спины рвать будет? Ножик-то смешной оказался, чуть больше кухонного – хорошо, что острый, как бритва.
Изодрал человека медведь до полусмерти, но и сам дух испустил. Навалился на Васюка, насилу три человека тушу оттащили. Огромный оказался зверюга. Повезло деду.
Правда, отлёживался он тогда недолго. Попросил сварить ему отвар из трав, набранных бабами по его списку, да остуженный по особой технологии. Чудодейственное оказалось варево. Через три недели ходил как огурчик. Среди женского населения тогда даже ссора пошла – кому первому под Васюка клинья забивать. А тот все потуги отмёл разом, сказав с усмешкой во весь рот:
– Я ведь, бабоньки, первую-то жену со свету сжил. Не испытывайте судьбу.
Они и отступились. Все, кроме одной. Та упорствовала до последнего часа, пока в лесу однажды летом не сгинула. Не нашли её – может, в болото за клюквой забралась, да утонула, может, волки съели. Год тогда выдался нехороший, пожары в лесах дымили. Зверьё стаями бродило в поисках новых мест обитания.
Кроме житейской обособленности, славился ещё Васюк нравом насмешливым и неуспокоенным. Любил сельские сборища, где чудил и речами восстанавливал против себя народ. А когда упрекали его в паясничестве да злословии, смеялся, высовывал язык и пояснял:
– Он же у меня двойной, как у гадюки. Убедитесь сами, если не верите. Накоплю яду, а куда ж его девать? Не себя же за хвост кусать.
Кое-кому действительно мерещилось раздвоение, только больше спьяну. Ну, и Васюку доставалось от мужиков. У тех же нервы не железные. А побить старика – дело плёвое. Заваливался даже от ветра, который летящий к нему кулак создавал. Упадёт, бывало, охает: «Лежачего не бьют… лежачего не бьют…», а сам всё пнуть обидчика норовит. Вот каким противным уродился!
Пьяным его тоже никто особо не видел. Разве что пару раз за все годы. Редкий мужик мог этим похвастаться. Народ в массе своей не знал, чем заняться в свободное время. Когда хозяйство исправно живёт бабьими заботами, да зима на дворе – сам Бог велел самогонку гнать. Тем более что для этих целей свёкла специально выращивалась. Те, кто позажиточней, пили, конечно, меньше, и не такое пойло: дурил свекольный самогон сильно. Нормальные люди предпочитали зерновой.
В своё время не приобрёл Васюк ни автомобиля, ни культиватора. Может, и правильно: чувствовал, что скоро всё это станет пережитком прошлого. По старинке копал огород лопатой. Но привиделось однажды бабе, возвращавшейся из леса затемно, что не сам старик ею машет, а будто медведь какой. Даже недовольное рычание слышала. Только никто ей не поверил, потому что, во-первых, баба она, а во-вторых, что можно разобрать в темноте?
Жил Васюк бедновато, предпочитал по рынкам не ездить. Мёд, конечно, продавал, но покупал на вырученное только муку да соль с сахаром. Про всё остальное говорил: «От беса!» – и ухмылялся при этом. Носил чужие обноски, подаренные сельчанами. Не гнушался даже раздаваемым после покойников добром.
Почему из всего села выбрал отец Савелий именно Васюка, для кузнеца оставалось загадкой.
Они направились к его дому вдоль картофельных полей по поросшей густой травой грунтовой дороге, ступая каждый в своей колее и обсуждая, что могут узнать от старика. Поп едва поспевал за размашистыми шагами спутника, но при этом значимости в речах не терял.
– Скажу я тебе одну вещь. Васюк сведущ не только в пчёлах. Знаешь, что такое йога?
Никола пожал плечами. Конечно, слышал когда-то по молодости, но в подробности не вдавался.
– Это культура и наука одновременно. Даже мировоззрение, я бы сказал. Хитрое весьма, и глубокое, открывающее необыкновенную картину мира, – пояснил Савелий. – Если проникнуть в её сокровенную тайну – я имею в виду культуру, тем самым развяжешь узелок с правильным видением окружающего. Конечно, православие даст ей сто очков форы, но!.. – При этом он поднял указательный палец. – Не нужно забывать, что народ православный в массе остаётся тёмным и недалёким. Йога же развивает сознание и интеллект.
– Это к чему, дядя Савелий? – не понял Никола.
– Показывал мне Васюк некоторые позы, удивительно похожие на картинки из статеек про йогу. И сказал, что помогают они здоровье поддерживать, в том числе и душевное.
– Тоже, небось, начитался когда-то! – отмахнулся кузнец.
– Спросил я его об этом. Говорит, если внимательно вокруг смотреть да у природы учиться, никакие книжки не нужны. Хотя, – Савелий пожал плечами, – может, и лукавит он. Шкаф-то у него журналами забит дореволюционными.
– То-то и оно…
Пройдя последние усады, Никола со спутником свернули прямиком к берёзовой роще и двинулись через поле по едва приметной тропинке. Нескошенная трава дурманила запахом. Густая была, и, наверное, жила ожиданьем косы, как девица ждёт жениха заветного. Насекомые стрекотали и жужжали, пользуясь погожим деньком. У них свои заботы: жизнь скоротечна, нужно успеть порадоваться ей.
Дом прятался за свисающими почти до земли ветвями берёз и стоял, покосившийся и убогий. Впрочем, старику, доживающему свой век, и того хватало с избытком. Сзади находился пристрой для скота, дальше до самого леса тянулся огород. А лес-то – вот он, казалось, протяни руки и дотронешься.
Вошли во двор. Палки в ограде местами сгнили, и забор выглядел жалким.
– Плохо ещё живёт у нас народ! – вздохнул Савелий, и они постучались.
Никто им не открыл, даже не отозвался, но, зная привычки хозяина, Савелий толкнул дверь, и та со скрипом поддалась. Пройдя тёмные сени, зашли они в дом, но и там деда не оказалось.
Крайне бедная обстановка, наверно, устраивала его, потому что мог же он себе позволить обновить хотя бы стол. Теперешний был неряшливо сколочен из ошкуренных берёзовых жердин, которые сверху не накрывала даже фанера. Вдоль одной стены стоял книжный шкаф, действительно набитый до отказа старинными журналами типа «Наука и жизнь» и «Моделист-конструктор». Вместо кухонного серванта использовался обычный комод, заставленный сейчас немытой посудой.
– Может, на огороде, – предположил Никола, но в этот момент его спутник указал пальцем на откинутую крышку погреба.
– Вот он где, старый хрыч. Забрался в подпол и ничего не слышит!
Они подошли к яме и снова позвали хозяина. В темноте никто не пошевелился и не зашуршал.
– Не случилось с ним плохого? – забеспокоился кузнец.
– Это запросто! – кивнул поп, осенив себя крестом. – Возраст-то у него…гм… неопределённый!
Действительно, по лицу Васюка трудно было сказать, сколько ему лет. Взглянешь мельком – моложавый старикан, ещё жить да жить. А иной раз присмотришься внимательнее – морщин на лице столько, что грецкому ореху завидно.
– Наверно, нужно заглянуть, – неуверенно предложил Никола.
– Полезли вместе. Я первый, с Божьей помощью. Эх! – сказал Савелий, опускаясь на четвереньки. – Зажечь бы чего… Да ладно, разглядим.
Окна в доме были не занавешены, но света пропускали очень мало из-за столетней грязи и паутин, висевших на каждой раме. Савелий ухватился за лестницу, заканчивающуюся где-то в темноте, и поставил ногу на первую ступеньку…
Через полминуты его голова исчезла, и кузнец тоже приготовился к спуску. Он намного ловчее соскочил почти до пояса, повиснув на руках, упёртых в проём погреба, потом взялся за перекладины – и двинулся следом. Но едва опустил ногу ниже, как его окутала непроглядная тьма, в которой даже дышать сделалось трудно. И ни над головой, ни по сторонам не было видно никакого просвета…
7
Завертел Никола головой – ни дать ни взять пустота вокруг, даже взгляду зацепиться не за что. Только вот на ощупь вроде как ступени чувствуются, а и тех не видно – в сумраке утонули.
Крикнул Савелия – не отвечает. То ли туман такой плотный, то ли далеко вниз спустился.
При мысли, что здесь и заблудиться немудрено, похолодело внутри у кузнеца. Чертыхнулся он и торопливо двинулся следом. А тьма только сгущается, подвальная прохлада сменяется будто могильной. Конечно, что от страха не подумается, но решил Никола, что нашли они то, что искали – дорогу в самый ад. Потому как обречённость здесь чувствовалась полнейшая. Не будь он настроен спасти других, ни в жизни не полез бы в такой склеп: больно жутко.
Замечено давно уже: когда люди остаются одни и делается им не по себе, начинают они говорить вслух. И Никола тоже забормотал, чтобы подбодриться от своего голоса. Но ведь не стишки же читать – затеял хозяина дома материть. Без злобы, конечно, только для проформы.
И вдруг – будто пелена стала прозрачней. Снизу свет забрезжил, спускаться сразу стало веселее. Цель – она всех бодрит. Даже лошади, чуя ночлег, прибавляют шаг.
Ещё раз позвал он спутника, и донёсся до него отклик: не иначе близко уже Савелий-то был. И точно – ещё несколько ступеней, и брызнуло светом, воздух сделался прозрачнее и свежее, и даже ветерок пахнул многотравьем.
– Давай, давай, посмотри, какое здесь чудо! – услышал Никола и наконец-то вырвался из редеющего тумана. Но тут же плюхнулся вниз, и, едва собравшись да приготовившись к худшему, повалился на землю.
Над ним разбросал свои ветви огромный дуб в три обхвата, так что выходило, будто упал он с самой нижней его ветки. Небольшую полянку обступили другие деревья, а сама она благоухала цветами и была наполнена уже знакомым жужжанием насекомых. Ничего особенного – лужайка как лужайка. Васильки с ромашками размахнулись, колокольчики голову склонили, а зверобой, наоборот, поднял. Тимофеевка выше всех торчит, пижма под ней подлеском стелется. Даже клевер дикорастущий где-то на окраине приютился.
– Где это мы, дядя Савелий? – ошарашенно спросил кузнец, вертя головой и мало что понимая.
– Ты думаешь, я знаю больше твоего? – усмехнулся спутник, стоящий чуть поодаль. – Сам только что сел на пятую точку. Ведать бы про такое – ноги поджал бы предварительно. Как мешок с костями спланировал.
Они затратили некоторое время на изучение местности, но нашли только небольшую тропку, уходящую в глубину леса.
– Значит, проторена дорожка-то! – сделал вывод Савелий. – Не первые мы здесь. Видно, Васюк про это место вперёд нас пронюхал.
– Чудно больно, – высказал мнение Никола. – Из подпола сразу в лес – это колдовством попахивает.
– А что удивляться! Сам видишь, какая нелепица вокруг творится. В прошлые времена о таком и не помышляли. Где это видно, чтобы нечисть без присмотра по дворам людским шастала?
Посовещавшись, решили они идти тропинкой дальше, потому что коли сподобило их сюда забраться, значит, есть в том промысел Божий. Может, и ведёт он к разгадке тех тайн, что перед ними возникли.
– К тому же, – добавил резонно Савелий, – обратной дороги мы всё равно не знаем.
Вооружившись верой и изготовленной наспех дубиной, двинулись они в глубину леса.
Лес как лес: комарьё звенит, берёзы перемежаются с елями и сосенками, кусты рябины да бузины вторым ярусом гущу создают. Только далеко идти не пришлось. Едва вильнула тропка пару раз, обходя сваленные бурей деревья, потом расширилась чуток – и увидели они одиноко стоящий пень, на котором восседал дед Васюк собственной персоной.
Был он одет не совсем обычно. Вместо рубашки холщёвой куртка из звериной шкуры – чтобы гнус не прокусывал. А руки всё равно оголены да на вид совсем не стариковские – кряжистые такие, узловатые. Штаны тоже кожаные, плохой выделки. Может, не дубили её, а просто сшили и носили, покуда шерсть сама не повылезала. Для зимы и холодновато, а летом – в самый раз, особо в чаще лесной. В довершении ко всему на ногах непонятно почему тапочки домашние надеты. Для форса, что ли…
– Вот так встреча! – воскликнул Савелий, между тем многозначительно ткнув спутника в бок, да так, что тот разве не охнул. Напрягся сразу Никола, оглядываться по сторонам стал и дубину свою перехватил поудобнее.
– Ну, я-то вас давненько поджидаю, – усмехнулся Васюк, продолжая сидеть.
– Стало быть, догадался, что мы к тебе идём, старый хрен?
– Нынче без догадливости пропадёшь.
– И то верно. А почто ты нас в такую Тмутаракань затащил? Неужто нельзя было по-человечески встретить, в доме? – Савелий прищурился, а глаза-то у него забегали по сторонам, выискивая что-то по ближним кустам.
– Отчего же, можно было. Только и вы, похоже, ко мне дело пытаете не простецкое. – Старик полез в карманы и вытащил оттуда трубку с кисетом. Неторопливо набил, чиркнул спичкой, затянулся и крякнул от удовольствия.
– Хороший табак… Не то, что прежде продавался, с отдушками.
– Так какой леший тебя сюда затащил? – спросил вслед за тем Савелий, на этот раз оглянувшись через плечо.
– Да ты, добрый человек, не пужайся, – благодушно остановил его Васюк. – Нет у меня в рукаве козырей-то. Не игры играть завёл вас сюда. А насчёт лешего – угадал ты! – И усмехнулся во весь рот, так что зубы блеснули – но не гнилые да чёрные, как прежде, а ровные и белые, что волчьи – можно берцовую кость разгрызать. – Он и затащил, если посудить. А вернее сказать, не отпускает. Братан он мой кровный, как его одного бросишь-то!
Глаза у Николы раскрылись так, что Васюк, глядя на него, развеселился. Хохотнул даже, но без обычной издёвки. Да и то скажешь – простому человеку такое услышать не каждый день достаётся.
– Верно, думаешь, сказки рассказываю? – спросил он, обращаясь на этот раз только к кузнецу.
– Похоже, дядя Васюк! – растерянно ответил тот.
– Нет, уже давно вышел из такого возраста. Ведь мне, почитай, три сотни лет будет в обед! – Он снова пыхнул дымом.
– Что же ты привычку свою не изживёшь никак? Здоровье лишнее, что ли? – Вставил Савелий.
– Здоровья много не бывает. Только привычка – вторая натура. Так у вас, людей, говорят.
– А зачем вышел из леса, если и табак у нас плохой, и бабы дуры?
– Любишь ты, Савелий, подковырнуть! – затрясся от смеха дед, схватившись за бока.
– И ты, знаю, возможности не упустишь!
– Точно! Это по мне. А что до табака и баб…Положим, бабы-то как раз встречаются всякие. Марфу помнишь, что пропала семь лет назад?
– Как не помнить! – кивнул Савелий. – Двоюродная сестра она мне. Волки её задрали.
– Куда волки! – отмахнулся дед. – Жива она по сей день. Только тут, в лесу обитает. Назад возвращаться не хочет. Жизнь у неё среди людей не шибко сладилась, а я люб оказался, да и хозяйственный, чтоб ты знал! – Он насмешливо повертел полы куртки. – Это у меня повседневная, а есть ещё парадно-выходная. Только в лесу она без надобности, сам понимаешь.
– Так что Марфа-то? – напомнил Савелий.
– А что она? Ушла со мной. Я ей всю правду открыл, не таясь, потому как вижу – готова она к ней, не заробеет. К слову-то сказать, мало среди вас, людей, кто хочет слышать правду-то. Она пострашнее ядерной войны кажется.
– Ума я не приложу, чего тебе самому среди нас надобно? – Савелий опять сощурился. Всё это время кузнец стоял, как истукан, и слушал, не веря собственным ушам. Правда, мало-помалу приходил в себя. Деда он знал не очень хорошо, не часто случалось пересекаться. Поэтому с ног сбило не его волшебное превращение в лешака, а известие, куда забралась нечисть лесная – под самый бок человека.
– Таким уж я уродился. В семье самый маленький был. Брат-то мой, тутошний Леший, громила двухметровая. А я – сам посмотри…
– Медведя-то он за тебя забил, что ли? – усмехнулся Савелий. – Прибедняешься, дед.
– Правду говоришь, того косолапого порешил без чужой помощи. Не со зла, конечно, а по необходимости. Во всем ведь есть свой резон. Не просто так разбудили его в ту зиму. Гордыня спать мешала. Сильным себя почувствовал, к спячке не подготовился, кишечник не прочистил. Это встречается не только среди зверей. Люди тоже от своей значимости, бывает, с ума сходят. Только не объяснишь им словами. Чтобы в себя прийти, толчок нужен. Иногда такой, что голову напрочь. Это уже не нами решается, а тем, кто всем верховодит. – Старик показал пальцем на небо. Потом, помолчав секунду, продолжил:
– А что до моего выхода из леса, так объяснить сложно. Показалось мне, что коли скоро культура ваша сама себя изживёт, нужно узнать о ней не понаслышке, чтобы детям донести. Знание – оно и в лесу ценится. Брат мой, конечно, немного другого мнения. По-вашему, ретроград он и старый пердун. Только читать всё равно научился и поговорить с ним можно, если в настроении будет.
– Выходит, за знаниями потянулись? – удивился Савелий.
– Так, пожалуй. Опять же, жизнь лесная супротив вашей скучна будет. Если кто непривычный, так с тоски помереть можно. Общаться со зверьём, конечно, увлекательно, только страстей, подобных человечьим, здесь не найти. По-простому всё у животных, без изысков. Ну, выбивается в стае новый вожак… ну, загрызёт прежнего, потому как двум самцам у руля не место. Потом самки сами к нему тянутся: он ведь и производитель лучший, если сила в нём играет.
– У людей иначе всё, – согласился Савелий. – Сложнее.
– То-то и оно. А мне ведь интересно это до жути. Как в прежние годы сериал посмотреть. Не думай, что я пеньком на отшибе живу. Про всех знаю, ни одна свежая сплетня мимо не проскочит.
– Тогда и о деле нашем тоже слышал, дядя Васюк, – насупившись, вступил в разговор Никола. – Или как тебя величать правильно-то…
– Так и называй. Привычно мне это имя. Да ничего в нём зазорного нет.
– Имя как имя, – согласился Савелий. – Не хуже других будет.
– Вот и я о том же… – Дед, наконец, выкурил трубку, выбил о пенёк и аккуратно спрятал в грудной карман. – Что до дела вашего, то известно мне и о нём тоже. Знал я, что мимо меня не пройдёте, поэтому и встречу нашу организовал здесь. Чтобы процесс ускорить, – пояснил он, отвечая на удивлённый взгляд кузнеца. – Потому как помощи, которой вы от меня ждёте, оказать вам не могу. Путей, ведущих в преисподнюю, множество. У бесов, почитай, в каждом селе по десять отнорков имеется. Найти-то я их найду, а вот с открыванием проблемка. Нет у меня ключа, чтобы вот так взять – да и снять с них замки. И запоры там не железные, как вы сами понимаете, отмычкой ничего не сделаешь. Заклинание надобно произнести соответствующее. А мне по штанному расписанию знать его не положено. Не потому, что проштрафился я чем-то среди прочей нечисти, а просто природа наша с бесами совершенно разная. И возможности тоже. Пересекаемся только по необходимости. Для них пакости творить – что квасу испить в жаркий день. Нам же те лишь для выживания требуются.
– Чтобы не прознал про вас никто. А прознавших, стало быть, сгубить! – Савелий покачал головой. Впрочем, язвинки в его голове не было, и о собственной безопасности он сейчас не думал. Задачка им с Николой досталась, похоже, намного сложнее, чем предполагалось прежде.
– Не берите близко к сердцу! Вас это не касается, – отмахнулся старик. – Хотя, конечно, и не без того. Только я не договорил. Сам, может, и не помогу ничем, поскольку, как леший, слабоват, и совершенствоваться на этом поприще давно перестал. А вот брат мой – другое дело. В тонкостях волшебства он сведущ больше. И живёт сейчас у него женщина одна – огонь-баба. Вот для неё, по-моему, вообще преград не существует.
– Ведьма? – спросил Савелий. Ему, совсем недавно столкнувшемуся с понятиями «чёрт» и «леший», осваиваться дальше было уже проще.
– И весьма знатная! – уважительно ответил дед и тут же спохватился, – Да вы её знать должны, а как же иначе! – И он усмехнулся во весь рот.
– Кто же такая? – Савелий потерялся в догадках.
– Мать Николы, Степанида Ивановна.
Тут уж гостям пришлось обоим рты открывать. А между тем Васюк вкратце рассказал некоторые подробности из жизни бухгалтера на селе, пояснил, откуда появились способности Степаниды к колдовству, и ещё раз подтвердил, что успехи её удивительны и многообещающи.
– Выходит, она не в райцентр к родне ходит? – догадался, наконец, Никола.
– Точно, – подтвердил дед. – К брату моему. У них идиллия полная. Только вот перебраться в лес Степанида не желает. Внуки держат. Подрастут, определятся в жизни, а там, говорит, посмотрим.
Кузнец кивнул. Это было похоже на мать, человек она семейный и ответственный.
– Стало быть, ты можешь нас до неё проводить? – поинтересовался Савелий.
– Дорогу покажу, не заблудитесь. Шагать всего ничего – через час будете на месте. Правда, если в другой раз захотите снова пройти тем же путем, то можете в болоте сгинуть. Кикимора тутошняя шибко людей не любит.
– О, Господи! – сказал Никола, перекрестившись. Неровен час, столкнёшься с такой напастью на узкой тропинке.
– Сегодня я оберегу вас. Можете не сомневаться.
– Мы и не сомневаемся. – Савелий поправил не очень густую бороду. – Мужик ты честный.
– Да, и ещё, пока вспомнил… – Дед посмотрел на кузнеца с сочувствием. – Не хотелось бы говорить, да придётся. Честность – она ведь и в плохом, и в хорошем одинакова, так ведь?
– Так-то оно так, дядя Васюк. А что сказать-то хотел? – напрягся Никола.
– А вот что. Если хочешь жену свою в чувство привести, одна тебе дорога – в Кикиморово болото. Только она знает, как болезнь излечить, что на Оксану твою навалилась. Мне неведомо и это.
– А маме? – с надеждой в голосе спросил кузнец.
– Яблоко то чёрту Кикимора дала. Ей и ответ держать. А как ты её уговаривать будешь, вопрос открытый. Боюсь, угрозами ничего не добьёшься. У себя дома старая карга самого дьявола не боится. Там каждая травинка на её стороне. А уж поднять утопленников да войско из них сколотить – для неё раз плюнуть. Любого в куски разорвут. Им ведь там, в топи, несладко живётся. Скукотища заела. На мир посмотреть даже пустыми глазницами за радость… Нет, не одолеешь её силой. Можешь попытаться хитростью, потому что жалость она тоже не признает. Суровая старуха. К тому же себе на уме.
Савелий вздохнул и почесал затылок. Лицо его с каждой минутой становилось всё более серьёзным.
– Да, загрузил ты нас, дед! – сказал он в сердцах. – Напугал даже. Но делать нечего. Никто другой не пойдёт дело делать.
– Это верно. И уж коли ввязались в него, зубы зажмите и не скрипите от страха. Думаю, впереди насмотритесь всякого. Человеку такое во сне не привидится, – подтвердил Васюк и показал рукой в сторону. – Вот тропинка пошла. Идите и не сворачивайте. Это главное условие. Читали, небось, детские книжки? За каждым деревом ждёт вас волк зубастый или кровосос, вставший из могилы! – И он в который раз хохотнул, так что даже подпрыгнул на пеньке. – Встретимся на селе, если Бог даст.
– А как же нам обратно вернуться? – спохватился вдруг Никола.
– Если не повезёт – пешком. Ведь в подполе у меня обыкновенный портал, к тому же односторонний. Второй в берлоге моей находится, где мы с Марфой живём. Можете заглянуть, если ноги топтать захочется. Но, думаю, брат подсобит, не откажется по-родственному! – И вот тут его затрясло, будто на телеге по разбитой дороге ехал.
– Ну, и шутки у тебя, Васюк! – фыркнул Савелий и потянул опешившего кузнеца за рукав. – Пошли, хлопец, время не ждёт…Спасибо за содействие, однако!
– Не на чем, люди добрые! – отозвался уже издалека старик, и вскоре густая листва подлеска скрыла его из вида.
Тропа уверенно бежала между деревьев, и спутники, переваривая только что услышанное, торопливо зашагали вперёд.
