Текст книги "Рождения Князя (СИ)"

Автор книги: Сергей Беркут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

     – Я Г-у-г-у-л-ь! – и он шагнула мне навстречу, затрусил, как собака, своею головой.

     – Ну ладно… Гугуль и Гугуль, я же не виноват, что тебе мама неудачно так выбрала имя… – я попятился задом, прижимаясь к берёзе.

     И только сейчас я заметил такое же красное размытое пятно, как на Лярве, у горла болотника, наиболее уязвимое место, которое подсвечивало копьё. Оно-то и сподвигло меня на действие. И я как мог швырнул в демона «Щуку». Попасть в такую тушу с такого расстояния было просто невозможно. Тварь шустро шарахнулась в сторону, уходя с траектории броска, но уже немного не успевала, слишком короткое расстояние было между нами, и жало пробило ему правое предплечья, зайдя всего лишь на половину своего наконечника. Вой, одинокий страшный вой, вот что заложило сразу же мои уши. Гугуль закрутилась волчком, и это нас всех сильно выручило. Инстинкт зверя взял верх над тупым разумом. Если бы он сразу вытащил его у себя из плеча, рана его была бы незначительной и угрозы для его здоровья не представляла. А так он не успел. Сильно не успел…

     – Активировать программу «Ёж»? – пропело в голове копьё.

      Молча киваю, ибо слов у меня нет, демон уже вплотную подошёл к своему обидчику и дышит мне в лицо.

     – Повторяю… Уровень опасности красный! Прошу разрешения хозяина активировать программу «Ёж»!

     Из оцепенения меня вывело дыхание смерти, смердит-то как из пасти, спасу нету. И я зарычал громче, чем рёв самого болотного демона.

     – Активируй! – глухим эхом пронеслось над топью.

     – Программа запущена… – тут же ответили мне.

     Негромкий металлический щелчок прозвучал у зверя в области ключицы. Железные лепестки копья злой северной розой раскрылись у него в теле, разрывая на части мышечную ткань, острыми стальными шипами, неся несовместимые с жизнью внутренние повреждения правого легкого.

     Демон вскинул голову, припав на передние колени всего лишь в метре от меня. Из его пасти пузырилась кровь, перемешиваясь с обильно выделяемой слюной.

     – О-д-и-н… – гортанный хрип, со свистом пробитого легкого, донёсся до моих ушей. – О-д-и-н… – тварь попробовала сделать шаг, но сил, видно, для этого не хватило, и она этим ещё больше себя подкосила. – Я иду к тебе… – выдохнула она едва слышно.

     Больше прошептать Гугуль ничего не успел, быстрый взмах тонкого самурая – и его голова отделилась от тела, которое ещё немного постояло и, неуклюже подкосив конечности под себя, словно это был паук каракурт, прильнуло к земле.

     Тёмная ночь…

     – А вы мой шлем не видели?

     – Где-то дальше проскакал!

     – А я так и не понял, это был мальчик или всё же девочка?

     – Эх… колдун Серыйгей… Да если бы я в дружине в детстве так копьё кидал, как ты… мне бы Люд давно руки повыдёргивал!

     – Фу! Пращуры неблагодарные!

     – Горя, а у тебя яблочка не осталось?

     – Нет.

     – Есть хочу…

     – Вот завтра выберемся на берег, счистим мечом с твоей задницы всех пиявок и уху сварим.

     – Ты точно дурак…

     – Хоть водицы чистой дай!

     – В болоте хлебни…

     – А что это за ворожба такая: «активируй»!..

     – Потом расскажу… Мне до кустиков срочно!

Глава 4.

     – Ба, а ба! А любовь откуда берётся меж людьми?.. Ну, ба?! – ночную тишину словно клинок, вспорол мелодичный голос Хельги.

     – Чего орёшь, как оглашенная?! – из противоположного угла раздалось недовольное старческое сопение. – А я почём знаю? Спи уже, шельма такая…

     Хельга сразу представила, как бабка в темноте хмурит свои густые брови.

     – Сопли зелёные сначала пусть высохнут! – эхом пронеслось в избе.

     – Ну ба, расскажи, ну ба-а-а… – Хельга по детски канючила и не собиралась, видимо, сдаваться, немного поворочалась и специально громко, на всё помещения, обиженно засопела, шмыгнув своим носом.

     – Спи уже, сиська тараканья! Мала ещё про любовь знать… – Бабка, судя по звукам, перевернулась на другой бок, хрустнула под собой душистым луговым сеном и примолкла.

     – Ага, мала, как же… Уже восемнадцатое лето пошло! – из кромешной  темноты прошелестел звонкий голос внучки, словно стая летучих  мышей пронеслась над Ядвигой. Хельга завозилась под шерстяным одеялом и притихла, ожидая от своей бабки, хотя бы интересной и поучительной истории на сон грядущий.

     – Раскудахталась, как курица, сна ей нетути, свиристелка бестолковая. – Голос бабки отскочил от тяжёлого потолка и стукнул Хельгу по голове.

     – У курицы тоже петух есть! – ответила внучка, словно огрызнулась.

     – А вот как сейчас встану и не посмотрю, что ты девка толстожопая, оприходую тебя через всю спину вожжами! Не поленюсь… Кобыла необъезженная, любовь ей подавай. Ишь ты, срам-то какой удумала… – Бабка замолчала, вдохнула ночной прохладный воздух полной грудью и лёгкая улыбка тронула губы не по годам красивой ещё, весьма привлекательной женщины. Хельга обиженно отвернулась к стенке, что-то пробубнила себе под нос, чтобы бабка не слышала, закрыла глаза и как все молодые в этом возрасте, мгновенно провалилась в мир грёз, отправляясь в своих сновидениях в миры Нави, а может и Правь, кто знает, куда в этот раз занесёт её нелёгкая.

     – Ох-хо-хошиньки…, – выдохнула Ядвига, улыбнулась в тёмный угол избы, наблюдавшему за этим разговором с ярко жёлтыми глазами чёрному сгустку, отвернулась к бревенчатой стене, пахнущей можжевельникам и закрыла свои глаза, до самого возрождения Ярило бога.

     Утро Хельгу встретило дружным гомоном и пересвистом радужных птиц. Озорные лучи уже пробились сквозь еловые лапы, падая через небольшое окно дома на спящую Хельгу, заглядывая ей прямо в глаза и весело играя солнечными зайчиками на её ресницах. Рывком подскочив с постели, Хельга сладко потянулась и бросилась босиком прямо во двор, это было её самое любимое время, границы миров, рождения нового дня, хоть она и была жрицей самой матушки Марёны, но в самых ранних лучах солнца она растворялась, как утренняя дымка тумана над таёжным лесом, перед могучем Ярилой.

     Хельга потянула на себя утренний, ещё немного прохладный и влажный воздух, вдохнув полной девичьей грудью лесной первозданный аромат этого мира. Вскинула свои руки к кронам вековых елей, и её чарующий голос, мощно, нарастая с низких частот переходя на более высокие, взорвал всю округу, распугав всех неугомонных лесных пичуг на две версты вокруг дома. Малые птахи испуганными брызгами разлетелись в стороны.

     Закончив свои мантры, Хельга удовлетворённая собой оглянулась по сторонам, не напугала ли опять бабку Ядвигу, но бабки не было. Мда…, наверно, ушла в лес за ягодами, подумала Хельга, и потянулась так сладко, что хрустнули кости. Пахло прохладой, видимо, ночью прошёл небольшой дождик, и она понеслась сломя голову к ближайшему горному ручью, который журчал и серебрился, недалеко от её дома, весело перекатываясь с горы Мира и щедро делясь со всеми своей ледяной прохладой, в эти знойные жаркие дни.

     Исток Карачуна всегда её бодрил лучше, чем бабкины травы, Хельга присела, поводила ладонью по водной глади, немного зачерпнула хрустальной чистой водицы, она окатила себе лицо.

     – Бррр, хорошо-то как! –  огромные мурашки быстро-быстро побежали по её спине, опускаясь всё ниже и ниже, отгоняя всё дальше и дальше прилипшие за ночь душные грёзы и столь странные, увиденные в мире Нави на этот раз мрачные видения. Приснится же такое, гончие Одина…, она фыркнула. Это всего лишь, сон… И Хельга обтёрла прохладной ладонью лицо, отгоняя прочь, свои ночные кошмары.

     В небольшой заводи ручья, на самом его отражении мирозданья,  Хельга увидела жуков-плавунцов, зачерпнув в свои ладони обжигающей своим ледяным холодом горсть воды, она стала брызгать на этих проворных насекомых, пытаясь их, видимо, тоже заставить принять водные утренние процедуры.

     – Я умылась и проснулась, и вы умойтесь и проснитесь. Вот вам! – пропела Хельга своим необыкновенно сильным голосом, подаренным ей от рождения самой богиней.

     Неожиданно Хельга почувствовала сильный толчок немного ниже спины. Упс! Она не успела ничего сделать, только в последний миг выставила немного вперёд свои руки, словно парящая птица над горным ущельем.

     Пролетев так немного вперёд, она грохнулась в заводь, словно лягушка, которая раскинула свои лапы, прямо в леденящий до одури горный источник, только охнуть успела, разбрызгивая по всем сторонам света серебряные искры ручья. Дыхание Хельги вмиг спёрло, в глазах потемнело, кислород, из лёгких рождая ультра – звук неведанной силы в её горле старался вырваться криком в мир яви, но мышечные грудные спазмы свела судорога и не давала сделать этого. Наконец ей удалось вынырнуть, как показалось Хельги, из липких  объятий самого деда Карачуна.  И её горло, словно врата Пекла выпустило ультразвук в окружающий пространство. Сидящая неподалёку сорока, ощетинилась перьями и свалилась с дерева. Вопль Хельги слышали, наверно, даже небесные боги, листья вздрогнули на вековых деревьях, сорвались с него словно мотыльки, закружили в воздухе, порхая и устремляясь как можно дальше от этого ада.

     Визжа, дикой свиньёй, Хельга постаралась в два прыжка добраться до берега, но левой ногой зацепилась о подводный камень и повторно ухнулась в холодную пучину.

     Выбравшись, наконец, на берег, она схватила, не глядя увесистый камень и, не успев перевести дух, бросилась на своего недруга. На берегу ручья, недалеко от Хельги, гордо вздымая голову к голубому небу, нагло стояла и пережевывала жёлтый одуванчик чёрная как смоль, но до ужаса довольная, хитрая козья морда.

     – Ме-е-е! – высунув свой розовый язык, проблеяла морда и затрусила большими ушами.  Второе, – Ме-е-е! – в сторону Хельги, прозвучало для неё ещё унизительней и обидней.

     – Ах ты чёрт рогатый! – выдохнула Хельга. – Ну, скотина безрогая…, я тебе рога твои поотшибаю…, я тебе…, твоя мать коза плешивая, устрою!..

     Пока мокрая Хельга пыталась вскарабкаться на зелёный пригорок скользкими от воды ногами, задница козла быстро мелькнула и скрылась в зелёных кустах крапивы, потрусив, виляя на последок куцым хвостом, в сторону дома.

     – Ме-е-е! – быстро удаляясь, где-то за кустами прокричал здоровенный горный козёл. – Вот же сука… – прошептала она и Хельга бросилась за своим обидчиком вдогонку, припрятав в правой руке увесистую каменюку, стремясь в этот раз уж наверняка огреть его между бесстыжих жёлтых глаз. Ворвавшись во двор, словно порыв ветра, Хельга огляделась в поисках своего врага. Бабка Ядвига стояла возле очага и варила узвар из только что собранных в утреннем лесу свежих ягод и аккуратно срезанных веточек лесной смородины и малины, помешивая его над дымящем очагом деревянной ложкой, заправляя всё это душистыми травами и тягучим лесным мёдом. Запах от этого варева во дворе стоял просто умопомрачительный. Живот Хельги сразу же на него отреагировал, слегка зарычав.

     – Где эта чёрная сучья морда?! – Хельга готова была разорвать на части этого козла, если бы, конечно, поймала его. – Чтоб тебя Карачун на забавы утащил! – прокричала она в сторону леса.

     Бабка хмыкнула:

     – Почему сучья?.. – Ядвига на минуту замерла, словно размышляя над услышанным. – Утёк, наверное, в горы свои чертяка твой, впрочем, как всегда… – не поворачивая головы к Хельге, ответила бабка, помешивая ложкой булькающий и столь ароматный напиток.

     – Он тебя уже в третий раз за это лето в ручей опрокидывает. А ты, как дурында берёзовая, станет возле ручья, сраку свою отклячит, как корова на водопое, и вертит ей да мантры дурацкие свои распевает, словно ты навка ночная, которая мужиков приманивает сиськами своими да ляжками голыми! – проворчала бабка.

     – Почему сразу берёзовая? – удивилась Хельга. – Да и какие тут мужики… – смутилась она. – Одни лешаки на сто вёрст в округе по лесу бродят и те без нужды к нам носа не кажут! – почёсывая сильно ушибленный и ещё ноющий зад, ответила внучка. – А лешаки что уж, таки и не мужики?.. – бабка повернулась к Хельге, блеснув серыми, словно туман, глазами. – Я эту пёсью кровь как облупленную знаю! Вон хоть Грома возьми, – продолжила бабка, – повидала, дай матушка каждому на своём веку ихнее племя кобелиное и уж знаю хорошо замашки ихнее, да думки приворотные… – бабка Ядвига сразу прикусила свой язык, зная нездоровое любопытство своей внучки, спохватилась и стала с двойным усердием, методично помешивать душистый навар, кинув туда ещё щепоть какой-то травы, стала тихо над котлом приговаривать.

     – Утром встану, Ладе и Лелю молитву вознесу, за дары их поблагодарю. К озеру пойду, водицы наберу, лицо свое омою. Пусть лихо уйдет, пусть красота моя расцветет. Щеки мои алые, кожа моя белая, очи мои ясные. Да будет так, истину ведаю. -

     Бабка зачерпнув немного в ложку своего горячего зелья, протянула внучке. – Хочешь?.. Пойди сюда, отведай, – тем самым пытаясь сбить её с толку.

     Хельга задумалась и  закрутила камнем, подобранный ею в ручье, размером в пол её кулака, камень имел жёлтый цвет и был довольно тяжёл.

     – Ба, глянь-ка, золото… – Хельга протянула ей руку и раскрыла свою ладонь, чтобы бабке было лучше видно. Жёлтый металл сразу же отозвался на утреннее солнце и заиграл на нём, словно живой.

     – Выбрось его вон за околицу! – бабка не стала даже смотреть на свою внучку, а отмахнулась от них рукой, как от надоедливых мух. Хельга замялась, почесав свою макушку.

     – Ба! А правду лешаки говорят, что колдуны из тёмных миров готовы лишить жизни друг дружку за этот металл?! – выпучив свои любопытные серые глазищи, которые отчасти скрывались под чёрной, как седая ночь, чёлкой, спросила Хельга.

     – Ну ба, правда, а?.. – на её ладони всё так же неподвижно лежал жёлтый кусок железа.

     – Кривда… – передразнила бабка внучку, Ядвига не очень любила обсуждать эту мутную тему с ней. – Иди вон приберись во дворе лучше за своим дружком, а то весь порог дома засрал горошком своим, когда тебя утром караулил, гадёныш твой! И сама вон босая топчешь его, а потом в избу несёшь срам этот! – Бабка вопросительно посмотрела на внучку. – Тёпленький, наверно, ещё?.. Что стоишь смотришь…, ноги греешь? – съехидничала бабка перед внучкой. Хельга подпрыгнула как змеёй ужаленная и стала тщательно обтирать свои пятки об зеленеющую траву.

     – Ну бабусинька, ну ягадусинька моя, ну расскажи!.. – Хельга сложила губки дудочкой. – Ну пожалуйста… – замерев в ожидании чуда, став на цыпочках перед ней как собачка.

     – Правда, правда!– сдалась, наконец, бабка. Она всегда старалась отвечать на вопросы внучки, пытаясь впихнуть в её неугомонную голову все знания об окружающем мире, что знала сама, а знала она, видимо, немало.

     – Так дрянь ведь железо? – стащив с себя мокрый сарафан, развешивая его на льняной верёвке, всё не унималась Хельга. – Чуть крепче козьего горошка! Не ножа из него не выковать, не стрелы, не скобы и для плуга он негоден, да и очень уж он тяжёлый, а для нормального железа он слишком мягкий, – попробовав его надкусить, хмыкнула Хельга, рассуждая вслух. – И цветом, лешак Град сказывал, золото похоже на глаза пришлых колдунов из тёмных миров, в общем, бесполезная железяка, – сделала вывод Хельга, подкинула жёлтый металл ещё раз на своей ладони и метнула сильно его через свою изгородь в сторону леса. – Во! Для пращи он хорош, летит далеко… – Хельга улыбнулся и сморщила носик.

     – Ба, а ба, а тогда зачем он нужен в тёмных мирах колдунам?.. – Хельга посмотрела вопросительно на свою бабку. – Ну, ба-а?.. – неугомонная и не собиралась видимо отставать от неё.

     – Ты меня доконаешь когда-нибудь, своим ба…, да, ба… По ветру сизым дымом меня решила пустить нынче? – она притопнула ногой.

     – Да ба, не-е-е! Больно интересно… – Вот же егоза бестолковая – Бабка присела на рядом стоящий пенёк и посмотрела внимательно на свою внучку. – А кто ж их знает, этих тёмных? Всякое говно под себя гребут в кучку, и чем куча больше, тем им, поди, наверное, слаще, словно жуки навозные! – проговорила бабка, фыркнув, словно старая кошка. – Видала, поди, таких? – разглядывая внимательно свою внучку, вскинула она вопросительно свою бровь. Хельга замотала отрицательно головой. – Ступай вон в какашках своего друга посмотри! – бабка указала в сторону порога дома. – И метлу сразу захвати!.. – У Хельги ещё больше округлились её и так не малые серые глазищи, в них смешивалось и отвращение, и жуткое желание посмотреть на этих странных жуков, которые были похожи на этих колдунов с чужой вселенной.

     – Не как они в мире жить не хотят, не ценят его... Идти против самой жизни, это значить осквернить бога… Он дал её…, он взял…, и не как иначе… – не сводя своего взора, улавливая каждое желания Хельги, продолжила своё воспитание бабка. – Видишь этот ручей, – бабка взмахнула в его сторону, – и лесное озеро, в которое он впадает? – Хельга кивнула головой. – Так вот, это и есть всё твоё, всё родное, и ручей этот, и озеро с твоими любимыми карасями, и этот ветер, и даже рыжая белка вон на ёлке сидит, шишкой хрустит. Это и есть наш общий со всеми огромный единый дом, и его надо любить, беречь и поддерживать в нём чистоту  и порядок. Поняла… – бабка нахмурилась.

     – Нет!.. – внучка замотала отрицательно головой. – Вот же курица… –  прошептала бабка. – А ну, какая первая заповедь первых Ассов? – Хельга спрятала свои руки за спину, которые ей всё время мешались, путаясь словно верёвки. – Жить в ладу с природой, почитать и помнить сердцем своём память и законы своих предков. – Ответила несносная девчонка, шмыгая носом.

     – А теперь поняла…, дурында берёзовая? Ведь это и есть Храм Рода Небесного, потому и мы все живые находимся при Роде! И Род батюшка не обидит тебя ни здоровьем, ни красотой, ни твоими детьми. А кто пойдет против Рода… – бабка многозначительно ухмыльнулась и замолчала. – Пустые будут… – бабка подставила свой лик под Ярило солнца, дав лучам обласкать его.

     – Как это? – сделала округлые и удивлённые глаза Хельга.

     – А вот так…, подрастёшь – узнаешь…, свиристелка бестолковая! – дав понять своей внучке, что разговор закончен.

     – Тёмные они какие-то, ба! – ответила Хельга.

     – Ну да, чего с них взять-то, тёмные они и есть тёмные, – согласилась бабка и стала вставать с пенька, направляясь в сторону плетёной изгороди за своей метлой. – И вообще, иди жопу прикрой, срамоту тут развела! Ой! Глянь – ка! Лешак Град поди к нам в гости пожаловал? Мать моя женщина кто нарисовался… – и бабка помахал своей рукой в сторону дремучего леса. Хельга взвизгнула, и её как ветром сдуло, только голой жопой сверкнула, следом раздался стук скрипучей двери. Бабка Ядвига улыбнулась и направилась в дом, держа в крепких руках метлу.

     – Мозгов как у той плотвицы… – бубнила себе под нос Ядвига. – Курица, она и есть курица…

Глава 5.

     Ближе к обеду мы вышли из топи, хотя тронулись, как только болото проснулось, и чуть забрезжил, розовый рассвет.  То же вопрос к нашим учёным. Ночью гадь, была в каком-то своём не понятном для меня оцепенении, а как только время подошло к раннему утру, трясина стала оживать, шипеть и булькать своим ужасным зловонным дыханием. Видно земля-матушка тоже стала просыпаться по не многу.

     Повязки свои не снимали, пока не вышли на твердыню, в редкий осиновый лес. Не знаю, насколько они спасли нас, от газа, но избавится от них, я всё же не рискнул.

     Свежий порыв тёплого ветра степенно ударил в лицо.

     – Земля... – прокричал я и присел возле небольшого деревца, прильнув к нему спиной, как тот адамов-змей искуситель.

     Этой ночью никто из нас не сомкнул глаз, на чёртовом болоте. Лярва всё время дрыгала своими задними ластами и пугала нас в темноте до икоты. Живучая скотина оказалась, хоть и с перебитым позвонком. Да и страшный смрад демона по имени Гугуль, недалеко лежащие обезглавленное тело, тоже сильно напрягал наши с ребятами нервы. Скажу вам: было как-то не уютно. Привет от Одина… Похоже нас ждали. И обложили ведьму со всех сторон, как дичь на охоте. Вот, вот, собачки гончие должны нарисоваться…

     Даже арийка и та припала к земле, не в состоянии занимается своим марафетом, сил не было вовсе. Все сильно устали. Почитай сутки в болоте и три дня под проливным дождём, который сменялся сильным буреломом и крупными кусками льда. Видно ребята попали под тропический циклон.

     Воды для нас  было за эти дни ну очень много, просто до жути, но снаружи, а вот для употребления вовнутрь она закончилась.

     Немного передохнув, я заметил, что жаркое летнее солнце, стало припекать, и поджаривать мои штаны, своими ультралучами, которые стали превращается понемногу в деревянные, от мути болотной. Да и зараза, какая-та, меня всё время грызла между лопаток, и не только... Нежно так сказать, покусывала сволочь такая. Так что нам всем был нужен хороший привал и полноценный отдых. Но нужно было с начало найти драгоценную влагу. За прошедшую ночь, нами были выпиты все её запасы. Видно из выходящих в атмосферу болотных испарений, всех мучал сушняк, а сушняк дело страшное и первоочередное, знаю не понаслышке. Можно сказать – эксперт в этом деле…

     Я приподнял голову и осмотрелся. Небольшой подлесок заканчивался рывком, за которым была видна пожелтевшая полоса бескрайних степей, которая была похожа на волнующие и перекатывающие живое покрывало, матушки-природы.

     У меня сразу же засосало под ложечкой, напоминая мою родину. Цветущие степи, не имевшие конца и края, были похожи на отчий дом. Мне кажется и Ставрополье назвали краям, из-за того что, где-то начиная с самого великого Дона, они уходили своими перекатами к подножию терпкого и грозного Кавказа. Чем вам не край земли? А!.. Нас же дальше нет… Вот и выходит, край Великой Руси.

     У многих с непривычки от этих простор, глаза разбегались. Где чувствуешь себя чуть-чуть вольным человеком: вот где казачья вольница ковалась. Мда… Там минимум ощущается замкнутость густых лесов центральной полосы России, или того же Урала. Каждая лягушка своё болото хвалит, скажу вам, так и я, чувствую себя грязной жабой, которой нужна срочно чистая и глубокая  лужа. Ой! О жабах молчок… Хватит на сегодня бестий рогатых…

     – Вода! – порыв ветра донёс до меня звонкий девичий голос Фриды. – Мальчики, вода…

     Вот же неугомонная и когда только успела. Я приподнялся на локти и посмотрел в сторону нашего проводника. Фрида стояла метрах в ста от нас, и размахивала нам своими руками. С трудом перевалив себя на четвереньки, я пополз в её сторону.

     – Вода… – радостно шептал я, облизывая пересохшие губы.

     Вода, это было сильно сказано, мы с Горыней переглянулись. Перед нами в небольшой впадине, с трудом прорываясь сквозь глинистый грунт, ели заметно глазу, пульсировал, маленький родничок, крохотный совсем.

     – Я уже напилась! – Прострекотала эта стрекоза.

     – Угу… – промычал наш богатырь и припал к источнику столь драгоценной для нас влаги.

     – Он видно недавно, народился…, – Фрида указала рукой на мелко бегущую его струйку, – видишь…, ещё порослью не порос по берегам. Да и зверь тропу не успел натоптать к нему. Представляешь…, он только родился! – она улыбнулась и присела к истоку.

     Вот же радость какая. Ей богу дети…

     Я вытащил свой меч и стал кощунственно им работать как лопатой, роя метрах в пяти небольшую заводь. Наберется скоро…, если для постирушек этого мало будит, но хоть лица свои от тины болотной обмоем.

     – А я ещё суслика не далеко видела!.. – Копец…, бедный суслик, был да сплыл. Жизнь штука такая, нехорошая…, особенно если ты по жизни жирный суслик, который у всех на виду.

     Стоя на четвереньках, я зачерпнул водицы и сделал жадный глоток. Студёная…, аж зубы ломит. Не хватало ещё ангину подцепить. Пока я аккуратно глотал воду, место для постирушек уже заняли. Ну и ладно, ей видно нужнее.

     Я стал, выбираться из своей стальной рубахи, когда все уже немного привили себя в порядок.

     – Горя! Отцепи её, а то она меня съест… – я подставил ему свою спину. Горыня счистил ножом пиявку.

     – Готово! – отозвался здоровяк. – Больше негде нет?.. – и лыбится зараза стоит. – А то меня энтово, там…, грызнула подлая… – и он многозначительно почесал ягодицы.

     После помывки стало намного легче, и я стал себя чувствовать на слабую троячку. А раз так, тогда наш проводник решил нас вести в глубокую опалённую жгучим солнцем степь. Ну что ж, идти, так идти, оставаться тут, я тоже смысла, не какого не видел. Фрида пообещала, что ближе к вечеру мы выйдем к приграничью Мюрквида, и у нас будит полноценный привал.

     – М-ю-р-к-в-и-д… – обкатал я это на языке. И оно мне как-то сразу не понравилась, звучит как угроза.

     По степи двигались быстро, хоть и были мы на открытой местности, но не какой тёмный зверь на солнце не выйдет, у них на ультрафиолет сильная аллергия, так что мы были временно в безопасности. Только где-то стадо степных джейранов обошло нас стороной, да могучий тур, повстречался, с двумя молодыми тёлками. Горыня кивнул в их сторону, но арийка сказала: нет, нам столько не надо. А мне даже представить было страшно, что бы снами сделал этот телёнок с метровыми рогами. Фрида рычагом взвела самострел и на отмаш выпустила стрелу в пожелтевший ковыль. Раздался характерный звук тетивы и под выцветшим пучком травы, жалобно пискнули. Не дай бог, в следующей жизни, в суслика попаду! А я могу… я такой…

     Солнце стало уже нестерпимо печь лицо, когда на горизонте показалась чёрная полоса леса, чем ускорила мой шаг. Я заметил, что Горыня стал по немного отставать от нас.

     – Давай сумму понесу! – и я перехватил лямки, перекидывая её через своё плечо.

     – Ёк макарёк! Ты что сюда песка речного насыпал?

     – Да нет…, – богатырь пожал своими плечами, – это же соль. Что не помнёшь? – и тут же осёкся.

     – Помню…, но не сразу. – загадочно ответил я.

     Вот так, самое ценное в нашей жизни, это не серебро и злато, да камни самоцветные, а самая простая соль. Соль всему голова. Так что ведьма думаю, будет довольна нашими потугами.

     – Волхв ей ещё гостиниц передал. Только он у тебя… – и он указал на мой свисающий мешок. Я многозначительно в ответ кивнул: мол, сам знаю. Остановимся на ночлег, надо бы поковыряйся в сумочки у Олега.

     Перед нами стоял лес Мюрквида, раскинув свои объятья от края до края, корявой стеной, словно огромный сказочный великан. Не какого желания у здорового человека зайти в него, не могло даже в голове родиться. Особенно у меня! Сразу же заныла нижняя чакра, предвкушая очередные для себя приключения.

     Покалеченные навью, изогнутые стволы деревьев, не реальными узорами закручивались и переплетались в тугие узлы, которые протягивали свои ветви к синему небосводу, словно они умоляли несокрушимые небеса, прося у них помощи. Явно это была аномальная зона, как тут говорят, перекресток мира Нави. И над всем этим нависло прозрачное купольное небо, немного искажая пространство, чем-то напоминая, стеклянный пузырь. Меня от этой картины всего передёрнуло.

     – Бабка моя рассказывала… – только начал свою песню Горыня, как его сразу перебила арийка.

     – Да заткнёшься ты или нет, со своей Агафий! И так боязно чего-то, ещё ты каркаешь. – здоровяк сразу сник. Люди они суеверные и пугливые, особенно если чего не понимают. Я выпендриваться перед ними тоже не стал, у самого играло…

     Мы в метрах пятисот остановились на постой от опасного и дремучего леса, инстинктивно поглядывая в его сторону. А он притягивал всё время мой взгляд. Что больше всего меня настораживала в аномалии, так это отсутствия птичьего песнопения. Чаща была нема. А вот со стороны степи, пел в небе, не видимый глазу, радостный жаворонок. Вот же горлохват неугомонный!

     Сбросив с натруженных за день плеч тяжёлые мешки, мы выбрали небольшую прогалину для костра. Решения приняли единогласно, ночь проводим тут, идти в темноте по этому лесу равносильно самоубийству. Моя нижняя чакра сразу успокоилась: правильно, мол, думаешь Серёжа, всё правильно…

     Проводник наш сразу определил, в каком направлении вода и отправился на разведку. А я пошёл в сторону леса собирать хворост. Кушать было охота так, что мои легкие отползли ближе к гландам, от моего желудка, брюхо подводило, как у гончего пса Одина. Тфу… нечистый… и я стал гнать эти мысли от себя по дальше.

     – Тернистый будет через него путь… – Горыня стал рядом, задумчиво вглядываясь в искалеченную чащу.

     – Я тоже так думаю, что без приключений не обойдется...

     – Бабка их называет Сквоки… – и он стал собирать волосы в конский хвост.

     – Это кто такие? – не сразу расслышал я. Горыня показал рукой себе по пояс. – На людей сильно смахивают, вроде обезьян, только лютые сильно и зубастые, да по веткам скачут, что копьём не достать. Бабка в дорогу напоследок шепнула: бойся Горя копий ихних, ядом крепким обмазаны они, что путника заплутавшего обездвижат. А когда человек упадёт от стрел отравленных, только глаза свои пучить сможет, да глотку безмолвно драть. Вот тогда они и навалятся на тебя всей стаей, с сотню ртов будет, не меньше, тварей этих, и человека живьём поедают, вроде муравьёв хищных. А ты только и можешь смотреть на долю свою ужасную, да криком немым изводится…

     Я представил эту картину, почувствовав как подлый холодок, пробежал по спине.

     – Ладно, давай хворост собирать, ночь впереди.

     Пака я разводил костёр, Горыня принёс три небольших камня и установил на них котелок, литров на шесть. И тут же, сразу нарисовалась,  сияющия арийка.

     – А вы чего, мальчики, обмываться не будите?..

     – И так сойдет… – проворчал Горя.

     – Ну, ну, вшей значить кормите… – присела она рядом.

     – Колдун Сергей... А как в твоём мире молодицы одеваются? Что носят? А живут как? А подворье какое? Поскольку деток рожают? А как гадают на суженого? Расскажешь… – она сверкнула любопытными глазами.

     Я быстренько подскочил, расправив свои плечи. – Ты лучше за костром присмотри, а мы с Горыней пойдем вшей погоняем! – я гордо развернулся и направился к небольшой речушки, в метр ширины. А то чувствую этот репей, не отцепится от меня до самого утра. Любопытная баба попалась, однако…

     Подойдя к ручью, я первым делом скинул кольчугу и рубаху. Вода в нём была тёплая солнцем прогретая, да и чего ей холодной быть то, глубиной покалено всего. Я с удовольствием сполоснул лицо, да тело своё, и замер. Олега я не видел не когда. Из кривого ручья словно из зеркала, на меня смотрели, нет, не голубые глаза, они были синие, цвета северного океана. Прямой нос и чуть припухлые губы, немного с ямочкой подбородок. Довольно приятный молодой человек. Русый волос, который свисал прядями, чуть волновался на ветру и, его мимика лица, что-то с ней не так, он не улыбался. Я попробовал растянуть рот до ушей, чем сразу стал похож на лягушку.