Текст книги "Рождения Князя (СИ)"

Автор книги: Сергей Беркут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

     А вот уж кому повезло узреть эти страсти своими глазами, старался язык свой держать за зубами, расталкивая любопытный народ локтями на ярмарке: видел, мол, тоже присутствовал там, но пояснять нечего… Хотите подробности слышат, вон, сам Людамир стоит, шлёпайте к нему, а мне некогда сейчас, почитай и так седмицу жёнку да детишек малых не видел. Посторонись, прорва, не видите, занят я сегодня трошки.

     А кто в здравом уме своём из баб да мужиков ушлых да любопытных к Люду подойдет, да никто… Языком молоть всё мы мастера, а чуть дело какое, то по норам своим прогретым да дырам укромным, вот и нет нас.

     Родовое поместье Людамира платком пуховым раскинуто было на кургане покатом, на самой на его окраине, касаясь краям своим реки половодной, которая словно специально бок свой мелководный да тёплый изгибом подставляла под его изгородь. Народ-то побаивался туда ходить да стороной обходил тот дом, хоть и место было уединённое да рыбное через край. Но всё же…

     Вот тогда Люд и стал с большой буквы, не просто арийским вождем, а для всего честного народа Людом, так сказать, Кровником, прозвище прилипло к нему как банный лист, из-за мести его неутолимой самому Чернобогу.

     Народ всё в шапку шептался, на перекрёстках да у колодцев: «Смотри-ка… Кровник из лесу на заре вернулся… Опять в мешке головёшки чьи-то принёс... А вы слышали, бабаньки, на днях-то чаво делалось под мостом Гремучим: Мумыру прогнал тамошнюю, аспид, даже не убил… Так, шлёпнул её мечом своим по заду и сапогом пнул, да в лес рукой указал, иди, мол, отсюда и больше не показывайся на глаза мне человечьи. Та и ускакала с выводком своим, то же не чай дурочка совсем попалась ему, с Кровником войну воевать».

     Так что народ шибко уважал Люда, он, можно сказать, был для многих легендой этого тысячелетия, отцом заступником. Думаю, не каждый бог выстоял бы против него, обезумевшего, один на один. Да и волхвы наши, где и были недовольны его самодурством, но гордо помалкивали, ибо признания народа – это и есть его заслуженная да болью выстраданная любовь перед ним, да перед богами нашими родными.

     С тех пор один он по жизни шёл, словно перекати-поле был, одиночество его суженной стало, никого не любил более, кроме дочери своей от любви сотворённой, и советы жрецов никогда не слушал, хоть и могли они велеть ему по долгу своему жениться повторно. Любил он супругу свою, так трагически погибшую, пуще жизни своей ветреной, и такое бывает в жизни, что характер его упёртый, что чувство вечное, ничем не крушимо, гранит камень на душе у него гремучий.

     Да и дочери его единственной, Фриде, неслабо досталось от отца, гонял он её в дружине с самого детства как сидорову козу, наверное, больше всех, словно он с кованой цепи сорвался туром степным да вольным.

     Из целой сотни вновь прибывших в молодую дружину здоровенных откормленных детин только один и выдерживал до конца двух десятков лет обучения, становясь воином-охотником на нечистых. Остальные в лучшем случае становились защитниками своих родовых поселений от тёмной ночной проказы. Ведь не каждому дано так резать демонов, не у всех же так кровь первых ассов проявила себя, как у Людамира.

     А эта козюля малолетняя, смотри-ка на неё, всё выдержала, с тёткой родной не захотела остаться, нос воротит, орёт как оглашенная, глотку свою надрывает, к батьке своему на руки просится, вцепилась в него как репей, аж рычит волчонком диким да слюни пускает, втроём не оторвать, так и росла малая дитятя при его службе безумной, сильно в близкой дружбе с отцом была.

     Он её на именины в шесть лет нож калёный подарил, а на семь – самострел чудной, да копьецо крохотное сделал своими руками, тупое, чтобы она не поранила никого. Так что у нашей девочки Фриды было хорошее детство, весёлое и на приключения всякие красочное.

     Вместо кукол соломенных да тряпичных, чем подружки юные в её возрасте игрались, бой на ножах. Подросла – нате в руки меч, а стреляла из самострела как, просто слов нет, одно загляденье, с закрытыми глазами на любой шорох, тюк… и прям в глазик.

     Вот так и выросла в боевой дружине с мальчишками дочь многострадального арийского вождя, эта гурия.

     Но, видно, дочь и стоила своего отца, не зря же она ему роднёй первой приходилась, единственная, так сказать, кровиночка его. Великий Род о наследстве позаботился, не оставил этого горемыку совсем уж одного, кровь – она завсегда силу тайную да загадочную имеет, так и в этот раз получилось, ни слез, ни скулежа, ни просьб, а только мертвая хватка, как у маленькой росомахи. Насупится, губы свои тонкие стиснет, и хоть ты теперь тресни или лопни, но выдержит всё, и даже прилюдную порку привязанной на бивне святого мамонта. И такое приключалось с ней неоднократно. Народу собиралось посмотреть на это уйма, некоторые даже сочувствовали молодице и дружкам её закадычным, но прилюдная порка была всегда, закон есть закон, хоть пущай ты князь молодой, хоть дочь великого человече, а ум вбивался для неразумных только так, как говорили волхвы мудрые да земельные – на здоровье.

     Потом бедовая росомаха подросла да расцвела, словно цветок аленький в рост пошла. Статная девка стала, вытянулась как берёзка, вымахала камышом гремучим, глаза малахитовым огнём горят, волос имел чудный цвет красоты, цвет каштана, вся в мать свою красотой пошла. А фигура какая, как у лебёдушки шея, закачаешься, идёт, словно гордый лебедь по глади морской плывет, глаз не отвести, легче, наверное, было выколоть их, чтобы не мешали.

     Вновь прибывшие парни, телки-первогодки, в дружинный лагерь, млели от неё, старые-то уже знали, что чревато, а эти хорохорятся передней, как петухи малахольные, чубы по ветру свои пускают кудрявые. Пока волхвы десятка два челюстей не вправят на место, молодые не успокоятся. Просто огонь-баба, только и слышен треск вывернутых костей да порванных жил, да охи-вздохи. Била та аккуратно, понемногу, понарошку вроде, играючи, чтоб не покалечить кого, а то опять порка.

     А как шлем она свой наденет да кольчугу мифриловую на плечи свои накинет, ум потерять можно: тонкий меч из-за спины, туда-сюда, туда-сюда, так поселковые олухи всего Белоречья совсем речь теряли, вроде дурачки они с рождения, да сопли зелёными пузырями пускали и рукавом растирали их, и, как водится у всех парней в этом возрасте, томно провожали её корыстными взглядами и тяжёлыми вздохами.

     Но кличка среди друзей так и прилипла к ней – Репей. Ну натура у неё такая, упёртая, если во что вцепится, то прощай, легче, наверное, сжечь её, чем отговорить, от чего удумает. Репей он и есть Репей, да и характером, не дай тебе Хорс такую жену, загрызёт ведь ночью сразу. Правда, её так называли за глаза, ну мало ли чего… Как говорится, от греха подальше и с глаз долой, а то кулаком тюк в глазик, и всё, временно калека, многие парни через эти страдания прошли, некоторые и не по разу.

     – Сам, видимо, на охоту собрался, а меня под шумок вам отрядить решил! – Фрида поёрзала и притихла.

     – Не… Я соображаю, он тебя наоборот к нам в помощь приставил. Ведь лучше тебя лес никто не ведает и не слышит, а у тебя это врожденное, – отозвался Олег, – от отца, чутьё собачье, лучшего проводника по лесу и не сыскать, – поддержал свою подругу молодой князь.

     Фрида поправила мокрые спадающие волосы, аккуратно закинув их себе через плечо.

     – Ну да… Особенно лучшего ходока по хляби болотной и не найдёшь по всему Белоречью, – она горько ухмыльнулась.

     – А вот интересно, сколько пиявок на твою задницу в этом болоте прилипнет? – Горя как мог добродушно поддержал разговор друзей и своего боевого товарища в трудную ту самую минуту, когда тебе нужна поддержка твоих близких друзей.

     Арийку сразу же перекосило.

     – Да ладно, ты не кисни, а то кикиморой станешь, слякоть… – он попытался неуклюже пошутить.

     – Дурак ты! – ответила ему Фрида.

     – Нет, ну я всё же не могу представить Людамира грибником, – богатырь зябко поёжился под щитом. – Ты это, додумайся ещё ему сказать в следующий раз, на осенних сборах, если выберемся с этой передряги...

     Олег улыбнулся другу, потом выглянул, стараясь хоть что-то рассмотреть в ночном непроглядном небе сквозь густые кроны деревьев.

     – Ага… Что я, на деревенского дурачка похож?! – тут же отозвался Горыня.

     – А что, разве не похож?.. – поддержала Фрида молодого князя, кивая своей головой, видимо, соглашаясь с таким выводом Олега.

     – А вот вам дулю! – Горыня скрутил огромную фигу и направил её в темноте в сторону своих друзей. – Я не враг пока своему здоровью, вот если захочу покончить с собой, то обязательно подойду! – и он весело засмеялся.

     Горыню хоть и наделила матушка-землица шибко силой могучей в руках, что он на всех зимних праздниках, Больших Колядках, мог любого в округе медведя на лопатки уложить в три счёта, те уже знали его прихваты и потому уважительно обходили этого сильного воина стороной. Но с Людом, столкнувшись на улице, как и все нормальные люди, боком, боком, вдоль плетени, а лучше вообще не попадаться этому демону на глаза, как говорится, если ты своим лбом груши околачиваешь...

     Молния неожиданно сильно резанула глаз сквозь густые таёжные лапы тысячелетних гигантов, да так, что временно ослепила друзей. Следом за ней раздался раскат небосвода, прогремев над их головами, сотрясая камнем землю, страдальцы тут же вжали головы в свои плечи.

     – Ох, неладное чую… Ох неладное… – сразу запричитал богатырь старушкой ветхой.

     – Горя, заткнись уже… – прошептали ему друзья из темноты в один голос.

     – Лишь бы демоны, супостаты какие не спустились, людоеды…

     – Горя, смотри, кликушу накличешь на свою голову бестолковую…

     Горемыка под деревом зразу же замолчал, чего-то там завозился, засопел и в полной тишине раздался хруст ещё недозрелого яблока.

     – Вот ты жук-скарабей…

     – Это кто такой? Не видел ни разу… – и Горыня смачно, до боли неприлично зачавкал зелёным яблочком. – Огрызок будешь доедать, или выбросить? Ай! Больно же, дура ненормальная…

Глава 2.

     Я вздрогнул и стал понемногу приходить в себя, словно от тяжёлого сна пробудился. Млять… Сыро-то как, пощупал рукой вокруг своё окружение, а особенно свои штаны. Я что, нассал?.. Это ж как нужно было ужраться вчера, чтобы так опозориться сегодня! Голова кругом идёт, даже не привстать.

     Пытаюсь с последних сил, помогая себе руками, цепляясь за ствол дерева, как дикий кот. И вообще, как-то тут неуютно было, темно, сыро, в канаве какой валяюсь, что ли, темнота вокруг, вроде раннее утро уже... Где это я? Куда меня нелегкая занесла на этот раз? Допился с дружками своими… Кое-как поднялся, облокотился о дерево, чтобы хоть немного оглядеться по сторонам, откуда-то сверху на меня примерзко падали огромные капли дождя.

     Рука моя соскользнула, и я попытался шагнуть в темноте, чтобы удержать столь шаткое равновесие. Ноги совсем чего-то не держат, я их почти не чувствовал, вроде они из ваты были. В голове моей всё завертелось и перевернулось, здоровенная дубина больно ударила меня в лоб, а если точнее, это, видимо, я её ударил своей дурной головой, да на штырь какой-то в темноте напоролся. Больно-то как...

     – Сука!.. Чуть без глаза не остался, – прокашлялся я. Ноги затекли… Видимо, отлежал, тело совсем не хотело слушаться своего хозяина, всё трухлявым поленом занемело.

     Я что, год спал, как спящая красавица? Надеюсь, не в хрустальном гробу, хотя… Какая красавица, видно, такой и гроб. Ну тогда меня кто-то должен нежно облобызать, вроде принца Елисея на белом коне. Тьфу… Я сплюнул, и скупая жидкость повисла на моём подбородке. Сушнячок? Откуда ты, родненький, взялся, я этим уже давно не занимаюсь, а кто не перестал в свои юные годы этим баловаться не в меру свою, то тех давно белые черви поели в земле сырой.

     Чьи-то сильные руки меня тут же подхватили за плечи и постарались усадить, облокотив меня спиной к сырому дереву, с которого сочилась холодная вода за мой воротник.

     – Олежа, ты чего! Ногу заспал?..

     Молча киваю в ответ незнакомому мужику.

     – Отсидел, наверное... – мямлю через губу.

     Рука аккуратно потрогала здоровую ссадину на моём лбу.

     – Ого, как бровь рассёк, так и убивцем себя можно стать, прям на сучок острый напоролся! – приятный женский голос прошелестел над моим ухом, и мою щёку обожгло дыханием сладкой женщины.

     – Галька, ты моя спасительница… – стараясь дотронуться до рваной раны, промычал я. – Что бы я без тебя, родимая, делал?

     Приоткрывая левый глаз, какой смог, я стал озираться – где это мы так напились вчера, да так, что я не помню, где я сегодня. И вообще, где все мои коллеги по стакану? Вот сто пудов, всё пивком дешёвым шлифанули вчера, ну сколько раз себя убеждать: «На хера, Серёжа, тебе это всё надо было под конец?» Но нет, всё неймется, нам всё мало… Как говорят в таком случае, дуракам закон не писан, мало мне приключений на голову свалилось за мой отпуск на острове, так вот – получите и распишитесь.

     Вокруг, на мой взгляд, было как-то жутковато, и всё слишком в серых утренних тонах. Ощущения, я вам скажу, не из приятных, вроде я в могиле сырой оказался, хоть не прикопали, и то радость какая. Ничего не видно в потёмках, какой-то лес или кусты, ох… Как головушка дурная болит, вот это я накидался… Давно я так не пил. Голова моя раскалывалась на миллиарды частиц, млять… По-любому, думаю, «Новичком» притравили, злодеи, или по старинке димедрол в самогон был добавлен, но мода на него в России уже давно прошла, сегодня, согласно западной статистике, легче «Новичок» на рынки достать забористый, да в стакан добавить для пущего эффекта, ложку, а то и две... Русские, они только так пьют, иначе не могут, а всё остальные последствия от него – это просто передоз, от жадности, отходничок, как говорится…

     – А Градомир где? – шепчу не своим голосом людям. Чего-то не слышно, нет, так бухать больше нельзя, меру надо знать, а то сгорю на хер с такими дружками, и пропади они все пропадом.

     Я попытался пошевелить своими ногами, но всё ещё не ощущал их, лишь где-то очень далеко начиналось слегка легкое покалывание ступни, наверно, после открытия кровотока. Да и всё моё тело горело огнем, словно в меня злые таиландские китайцы иглы ширяли всю ночь напролёт. Сволочи…

     – Княже, ты чего лопочешь? Видать, сильно он приложился... Надо ему мазью бабкиной залепить рану телесную, чтобы зараза не попала какая, а то гниль в кровь попадёт да чередой разойдётся.

     Как мне показалось, люди между собой тихо перешёптывались, или это у меня в голове всё ещё звенело от сильного удара поваленного ветром толстого ствола дерева. Я напрягся, голоса были мне незнакомы, чужие, а точнее… Вроде я их уже слышал, а вот вспомнить где, не могу. Под моим ухом старательно засопели и усердно заработали челюстями, потом это выплюнули, видимо, себе в ладонь, эта тёплая масса прилипла к моей ране, и её стали тщательно размазывать по ней.

     – Фу, млять! – гундявым голосом отозвался я, перекосив судорогой недовольное лицо, я всегда был не в меру брезгливый, наверное, в бабушку свою пошёл.

     – Плюньте мне ещё в глаз, чтобы ячмень вылечить, – шепчу хриплым голосом в темноту, – так, на всякий случай, продезинфицируйте…

     Народ сразу зашушукался меж собой.

     Потихоньку глаза стали привыкать к этим сумеркам, кто-то склонился надо мной и старательно лечил мою шишку, вытирая кровоподтёк над глазом. Волосы женщины сильно пахли разнотравием, прильнули к моему лицу и закружили мою голову и так ненормальную…

     Любой мужик сразу поймёт закрытыми глазами, хороша баба над ним, или так, мимо проходила. Вот и эта, чую, ой хороша, ребята!

     Я постарался утереться рукавом, но лишь расцарапал себе щёку. Что происходит, я что, уже в наручниках? У тёмных… в отделе! Откуда на мне железо? Поймали…

     – Тише ты, а то глаз себе ненароком выколешь, – судя по тому, что мою шишку всё ещё осторожно кто-то лечил, и дыхнуло прямо в лицо тёплым женским дыханием, это обращения было адресовано для меня.

     – Меня что, в психушку забрали? – не выдержал я. – Санитарка?

     Перед глазами сразу же всплыла журнальная девочка в очень коротком белом халатике, мило улыбающаяся тебе с глянцевой обложки: «Выеду на дом, недорого, тел. 8-ххх-ххх-хх-22». Вообще-то, я такими услугами не пользовался, как все нормальные мужики в нашей стране, просто иногда поглядывал из чистого любопытства, а вдруг приболею немного, больничный взять, например.

     Тогда, может, это медбратья меня из дурдома всё же выследили, ну всё, думаю, отбегался Серёжа, а ведь только с таким трудом к дедушке дошли, до самого сердца таинственного Урала.

     Я постарался аккуратно осмотреться здоровым глазом по сторонам, не привлекая особо к себе внимания: тоже мне партизан нашёлся, а чувствую, на второй пошёл отёк, синяку, видно, быть, и не маленькому. Всматриваюсь потихоньку в окружающую среду, вглядываюсь, вслушиваюсь в эту окаянную серую тишину.

     Раннее утро… Сыро… Лес… Видно, после дождя… Я промок до нитки… Сижу… Надо мной склонились чужие люди, женщина и мужчина, с опаской посматривают на мою голову, мозг стал считывать информацию с мрачного окружения.

     Я с Градомиром долго блуждал по лесам Урала и вижу, лес не наш, это точно не он, слишком большой, можно сказать огромный, словно старший брат его. Красивая молодая особь женского пола, как сказал бы Васька, орк, каштановые волосы шалью покрывали её плечи, пряча под ними стальные пластины, которые при лёгком движении побрякивали, зелёные рубиновые глаза, даже в сумерках цвет просто был нереальный.

     Рядом стоял молодой светлый парень, широк в плечах, видно, не обделён матушкой-природой здоровьем, вижу, тоже переживает и вглядывается в мой лик, в кольчуге, если я не ошибаюсь. Глазом мазнул, рядом с ним лежит круглый красный деревянный щит, с символом до боли мне знакомым. Я такой на кошельке у Кузьмича первый раз увидел на острове, коловрат в синем круге, только тут был красный фон, а раз рядом это колесо, жду очередной для себя беды. Парочка сочувственно смотрела на меня, словно я их маленький ребёнок, который ненароком свалился с качелей и проломил себе об бордюр голову. Тоже мне няньки нашлись…

     – А леший где? Ну… Градомир! – только и могу из себя выдавить хриплым голосом, вроде заела пластинка на магнитоле, в горле сильно першило. Вижу, они сразу же напряглись и затаились, отошли от меня подальше, переглядываются меж собой.

     – Батюшки… Какой такой Градомир? – испугано запричитал этот здоровый вышибала, при этом взмахнул медвежьими руками, чем ввёл меня в ступор, смахивая похожими движениями на пожилую старушку. Где-то я их видел… Мой мозг стал судорожно работать и вспоминать. Где же я вас видел, люди добрые…

     Пауза…

     Где… где… Во сне, конечно же, осенило меня сразу. Точно! Это та пар, с которой я вечно путешествовал в своих сновидениях по мирам Нави, мы и к волхву из-за этого частично шли. Фу, млять, слава Велесу, а я-то уже испугаться успел. Сплю я, конечно! Сон это!

     Ох, как правдоподобно в этот раз залетел, прям всё чётко, картина не смазанная, как водится обычно в наших мирах Нави, и цвет различаю, и запахи, и телом, вон, всё чувствую, штаны свои мокрые да к ляжкам прилипшие, да и букашка, вон, по руке ползёт, прямо чую её телом как лезет, ножками своими перебирает.

     Ноги мои стали потихоньку отходить, и я ими аккуратно пошевелил. Красный носок сапога закивал мне, словно подтверждая мои догадки. И впрямь княжьи, невольно усмехнулся я, красные с острым носом, немного со скошеным каблуком, да и качество, видно, неплохое. Проснусь, закажу такие, только чёрные, князь я благословенный на Мидгарде или нет. Главное, чтобы наши братья, ну те, что не русы, на рынке об этом знали, а то обдерут как липку, портные наши народные…

     Я попытался неуклюже подняться, меня тут же подхватили в четыре руки и поставили моё тело вертикальное положения. Освободившись от посторонней помощи, выпрямившись, я расправил плечи, вздохнул полной грудью чистый воздух, ноги уже отошли и немного двигались. Два воина света и демократии с очень большим подозрением всё ещё посматривали в мою сторону и держались меня стороной. Я подмигнул им, стараясь милейше улыбнуться, чтобы ненароком не обидеть.

     И вообще, я заметил, как-то я в этот раз неправильно проснулся, обычно я не помню начало сна, всё больше какими-то урывками да кошмарами, а тут, гляди-ка, прям проснулся в мире Нави. Раз и ты там, бряк, и башка разбита, ну очень реалистично, видно, развиваю понемногу свои способности шамана. Только не к месту сейчас, только к дедушке пришли, как говорится. Так что нужно просыпаться, дел по самое не балуй накопилось. Ох уж этот наш вечный не балуй…

     – Ребят, вы меня, конечно, простите, но сейчас реально мне некогда. Я бы с вами остался, конечно, в сталкера поиграл, мне не в лом побродить по вашему миру, но, увы, дела житейские. Мне к волхву нужно, дел да забот по самое горло!

     Я ещё раз окинул их на прощанье взглядом. Хорошие люди, взгляд какой-то чистый у них, без обмана, искрений, что ли, открытый, редко такой встретишь в наше время, прям прямой, не загнанный жизнью, таких издалека видно. Открытые они душой своей людям, вроде наших детей маленьких, про таких в народе говорят «душа нараспашку». Вижу замешательство на их лицах, испуг в глазах, они настороженно и внимательно слушали мою речь.

     – Поймите, это не мой мир… Он ваш! Извините… Но мне нужно уходить, может, в следующий раз... – и я хлопнул себя ладонью по лицу, чтобы поскорее проснуться в Яви.

     Но я не проснулся! Конечно, удивился немного и треснул себя сильнее, но тоже результата никакого не получил, только глаза этих людишек широко распахнулись и округлились, да рты раскрылись.

     Чего-то у меня с быстрым выходом из Нави не получилось, но щека моя уже горела огнём. Я пожал плечами, напрягся как мог и врезал себе уже кулаком со всей своей силы. Как говорят, сила есть – ума не надо! Меня покачнуло, скрутило, и я сел в холодную лужу своим задом. Ой, млять… Как больно... Челюсть свело… Как пить дать, сломал… Ну дурак!

     Двое моих старых-новых знакомых по Нави одновременно кинулись на меня и стали заламывать руки.

     – Вяжи его! – прокричала эта воительница. – Это дух лесной в него вселился!

     – Ага! – кивнул богатырь, и меня быстро спеленали как кутёнка, я даже крякнуть не успел.

     Кожаный ремешок стянул за спиной мои запястья, сопротивляться я не стал, ребята хорошие, да и не смог бы, вряд ли сил хватило отбиться от этого медведя, я ведь не наяву, а в мире грёз, может, побыстрее проснусь да домой вернусь. Да и смешно, от тёмных с лешим ушли, а тут в своём сне свои же повязали, век свободы не видать. Вот проснусь, обязательно расскажу Градомиру, вот смеху-то будет, обхохочешься. Вы когда-нибудь в своём же сне в тюрьме сидели? Нет! А я вот своей жопой чувствую, срок придётся мотать, и с учётом моего везения – пожизненно…

     Лежу уткой в луже, смеюсь и крякаю помаленьку, аж слеза на один глаз навернулась. Эти там шушукаются, конспираторы хреновы, да поглядывают на меня с опаской как на дурачка, во дают, и приснится такое...

     Потихоньку отхожу от болевого шока, но как-то уже становится не до смеху, истерика понемногу сходит на нет. И насколько я тут застрял? Сразу вспомнил наставления шамана Якута, пора бы и проснутся уже. Стоп! Я похолодел. А что я помню последнее в Яви… Мы все вместе у старого волхва России в гостях, утро, крыльцо, стою курю, присаживаюсь на порог дома, и сухой щелчок, острая боль в боку, темнота. Так, я чего-то пропустил, мотаю память как старую чёрно-белую киноплёнку, может, забыл чего. Крыльцо, недалеко речка-протечка, потом поле, за ним хмурый уральский лес чернеет тёмным горизонтом. И!.. И ничего, куда-то я не туда поехал. Сбоку стоит сарай, видно, используют под дрова, а за ним краем глаза, на грани своего сознания чёрная точка. Что-то она меня насторожила сильно, она словно смотрит на меня, потом помню голубой дымок, хлопок, моё брюхо инстинктивно сжалось, резкая боль прошлась по всему телу. Старый знакомый, Андрей! Это был ствол пистолета с глушителем! Вот же сука… Картина маслом, приплыли! Мне стало как-то сразу очень грустно и печально. Он мне, скот, сразу чем-то не понравился. Недомерок…

     Я либо в реанимации лежу в коме, либо я, либо... Думать об этом было как-то не охота, да и не сейчас, если пуля попала в потроха, то до Чусового далеко, часа полтора езды, да и дома никого не было, чтобы меня доставить в больницу, по крайне мере, я никого не встретил, когда выходил на улицу. Так что вот… И хера теперь делать? Что там шаман говорил про миры Нави? Может, часть моего сознания переместилась в иной мир? Может и так, как-то я с такими мыслями сразу приуныл.

     Двое подошли ко мне вплотную, на лицах вижу озабоченность, серьезные людишки, а особенно их побрякушки в руках, которые отсвечивали холодным стальным железом, таким можно дырочек наделать, мама не горюй.

     – Кто ты?.. – наконечник копья скользнул по моему горлу, упёрся остриём в кадык. – И где Олег? Отвечай, лесной дух!

     С таким выражением лица, как у них, я решил не шутить, а то прикончат, не разбираясь, как молочного поросёнка. Да точно! Эта сука, что зовётся Олегом, утащил меня якорем в свой мир… Я понял! Часть его потерянной души послужила для меня маяком и, видимо, перетянула моё сознание в свой родной дом, в своё тело, в свою жизнь. Но тогда я должен быть сторонним наблюдателем, как он был, а я не чувствую его, то есть совсем! Просто лежу на сырой земле, пускаю сопли пузырями и всё. Эй! Дружок… Где ты? Ау! Чего притих, ты ведь теперь дома, давай выручай, твои друзья и подчинённые.

     И как всегда, хрен вам, полное отчуждения и тишина в моей голове. Вот же, сука какая вредная! Главное, побывал у меня в гостях, в моём разуме, вернулся домой к себе, прихватив моё сознание, и теперь ссыт чего-то. Эй! Ку-ку! Что-то железное и холодное мне упорно тычет в шею, я, по-моему, немного отвлекся от дел насущных, пора возвращается к делам бренным.

     Молодые всё ещё стояли метрах в двух от меня, тыкая своим копьем в моё горло, и, видно, уходить никуда не собирались. Вот что я им скажу, честно, в такие открытые лица и брехать неохота, а видно придется... Да и чего брехать-то, в голову ничего не лезет, в мозгу черти картошку на сковороде жарят. Взгляд у них настороженный, ещё бы, у ихнего князя-другана кукушка улетела на юг. А может, под дурачка закосить, я могу… у меня к этому талант, как бы по этому поводу сказал наш уважаемый Станиславский, если бы мне довелось перед его светлым ликом валять дурака, заплакал, обнял бы меня рыдающе, похлопал дружески по моей спине и сказал: «Вот теперь верю… верю, Сережа, что ты идиот, без всякого сомнения, это твоё!»

     – У вас огонька не найдется? – что первое в голову пришло, то и спросил, глаза, вижу, их на выкат полезли, словно они демона в лесу увидели.

     – Дух лесной, отвечай, зачем тебе огонь? – наконечник копья сделал мне больно.

     – Курить очень охота... – не стал я кривить душой, мой ответ их, видимо, сильно удивил, вижу, зависли на неопределённое время.

     – Что охота? – переспросили они.

     – Ну… подымить бы я сейчас не отказался.

     Горыня, а я их, в принципе, довольно неплохо знал по снам, повернулся к Фриде.

     – Дух лесной дыму просит… Бабка Агафья рассказывала, что если разжечь большой костёр и побольше накидать в него веток можжевельника, и над ним подвесить одержимого за ноги, то от этого дыма любой дух издохнет падалью.

     Красотка кивнула и стала озираться, видимо, в поисках кустов этого упомянутого можжевельника.

     Ой, чувствую, не к добру всё это, вот бы эту бабку Агафью саму, думаю, за ноги подвесить на дымом можжевельника и подвялить немного для пущего ума. Первый стал быстро собирать дрова, а вторая скрылась в лесу, видно, за листвой можжевельника умотала. Вот же, балабол сраный, вечно я накаркаю на свою больную голову, мне ещё копчёным окороком не доводилось висеть, и ведь вижу, ничуть не шутят, всё по правде людской.

     – Не надо меня подвешивать, – кричу Горыне, – не виноватая я, он сам пришёл!

     Ну всё, трындец, судя по его реакции, теперь точно поджарят.

     – Я ваш князь названный! – я гавкнул в их сторону, по-моему, мы это уже где-то проходили, вроде не помогло. Вот засада! И вот, как назло, дождь перестал идти, три дня, сука, лил как с ведра, а сейчас, когда меня хотят эти туземцы подвялить, перестал! Нет, ну не сволочь ли он, а! Пока я барахтался, эти там занимались костром, уже, чую, и дымком повеяло душистым. А сам судорожно соображал, как выбраться из этой очередной жопы, которая со мной приключилась на этот раз.

     Интересно… И я замер, а откуда я знаю, что дождь три дня лил? Вопрос… Я постарался успокоиться, насколько в этой ситуации возможно было. Память Олега мне услужливо подтолкнула все знания, которые, видимо, он знал и пережил, раньше я такого во снах за собой не замечал.

     А ну-ка, стоять! Чужая жизнь капля по капле стала просачиваться в мой мозг. Я сел, поджал ноги под себя. А я точно Серёга или уже нет? Я задумался...

     Да, всё ещё тот самый балабол Серёга, никаких изменений в своей личности я не почувствовал. Но помню и первую свою жизнь в славном городе Санкт-Петербурге и вторую княжью, словно я действительно её сам пережил, даже чужие эмоции присутствовали немного, только стоит дверцу отворить. Я вспомнил своих детей, дочь и сына, маленького внука, которого так и не увидел, мать, отца, которые остались в городе Изобильном, любимую сестру и зятя, своих дорогих племянников. И, переворачивая эту страницу жизни, я вспоминаю другую… Помню крепкого в плечах отца, хороший ловец тварей был, старенькую мать, я был в этой семье один ребенок, очень редкое явления в этом мире, обычно детей бывает больше пяти в семье, а тут, видно, у родителей что-то не сложилось, а точнее, погиб отец в схватке с демоном. Мы и подружились с Горькой с самого детства, только он был полным сиротой, отец его ушёл через снежный перевал с группой охотников на вновь зафиксированный волхвами прокол очередной нечисти, так тот отряд и не вернулся оттуда, сгинул со всеми людьми. Вот и росли мы с ним сиротами, я у мамки один, он у бабки один, мать его, к сожалению, умерла при родах. Потом учёба, ежедневные изнурительные тренировки, прошли годы, и я выбран молодым военным вождем, кровь ассов по отцу позволяла, и вот мы все вместе направляемся к Ведьминой горе к жрице богини Морёны, несём гостинцы, нас послал старый волхв Гараун к Хельге. Млять...