Текст книги "Последний выстрел Странника"

Автор книги: Сергей Соболев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 4

Остров Самуй, Таиланд

Наверное, пуля в затылок или нож под лопатку – слишком легкая смерть для такого, как я.

Кто-то свыше, какой-нибудь кадровик из небесной канцелярии, бегло пролистнув содержимое папки с надписью «Антонов Сергей Николаевич», решил, что мой черед умирать еще не пришел. Кто-то рассудил, что я еще недостаточно нагрешил для того, чтобы меня прямиком, минуя чистилище, отправить в адскую преисподнюю.

Что я еще могу пригодиться на что-то, что такими проверенными в деле кадрами, как Сергей Антонов, разбрасываться не следует.

Мое пребывание в кромешной тьме оказалось недолгим; костлявая в который уже раз отступилась от меня. Ну а то, что я принял за последние мгновения своей недолгой, но весьма насыщенной событиями жизни, объяснялось потерей сознания.

Проще говоря, я на какое-то время отключился, хотя и не без сторонней помощи.

В моей распухшей от боли голове, в моей черепушке, – так мне казалось – звучали гулкие удары. В какой-то момент откуда-то издалека, приглушенно, как сквозь ватную стену, донесся чей-то голос:

– Open the door! Police!

Опасаясь, что мой череп лопнет, как переспелый арбуз, и от этой распирающей изнутри боли, и от громких звуков, доносящихся извне, я обхватил голову руками.

«Полиция?! Ах да… полиция. Нас ведь прихватили на шоссе…»

– Immediately open a door!!!

В глазах у меня хороводят рои цветных мушек. Или пчелок. Уши тоже полны их жужжанием. Как они забрались в мою голову? Моя голова похожа на пчелиный улей. Или на дупло, облюбованное дикими осами. Никак не могу сориентироваться во времени и пространстве. Кто-то алчет сладенького и хмельного, кто-то норовит попробовать меда из моей черепушки. А не сошел ли ты, дружок, часом, с ума?

Где я?

Что со мной?

Кто эти люди, что требуют немедленно «открыть дверь»?

Меня закрыли в камере одиночке?

Но если нас – или меня одного – доставили в полицейский участок, в police station в поселке или в Натхонг, то как это все понимать??

Значит, я все же не в камере? Что здесь вообще происходит?!!

Я поднес к глазам собственную ладонь. Вместо руки я видел расплывчатое пятно. Мои ладони сделались влажными и липкими. Да я и сам весь был, как мне казалось, от макушки до босых ступней покрыт пленкой какой-то слизи…

Рядом кто-то зашевелился, заворочался. Послышался тихий стон.

– Ника? – Я с усилием повернул голову на звук. – Ника, ты здесь?

– Охххх… – прозвучал наконец слабый женский голосок. – Голова… раскалывается!..

– Ника?.. Ника, ты здесь? Говори что-нибудь! Не молчи!

Но даже если моя девушка и пыталась что-то сказать, то из-за грохота, сотрясавшего воздух вокруг нас, из-за внешних шумов я вряд ли бы ее расслышал.

Послышался звон! Кажется, выдавили оконное стекло…

Я попытался встать на ноги. Земля заходила подо мной ходуном, но я, расставив ноги, как моряк во время шторма, все же сохранял относительно вертикальное положение.

В глаза ударил сноп света. Чей-то властный и грубый голос проорал, как мне показалось, прямо над ухом:

– Police! Don’t move, man!

Пока я тупо пытался сообразить, не снится ли все это мне, не перебрал ли я по части алкоголя, и где именно я уже слышал эти голоса и подобные прозвучавшей команды, эти парни действовали – меня сбили с ног и уложили лицом на пол.

Я больше не терял сознание. Более того, я помаленьку, потихоньку приходил в себя.

Но лучше бы я и дальше валялся в отключке.

Ибо то, что происходило вокруг меня, мне очень, очень не нравилось.

Происходящее здесь и сейчас уж точно не сулило лично мне ничего хорошего, одни только неприятности. И это еще мягко сказано.

Прошло около трети часа. Я по-прежнему лежу на полу, лицом вниз, подбородок на сцепленных руках, большие пальцы прихвачены пластиковой «скрепкой». На моих ладонях, на пальцах видны подзасохшие бурые пятна. Но кожа на руках цела, у меня нет порезов или ссадин.

Это определенно не моя кровь…

А в том, что это кровь, а не кетчуп или томатный сок, я не сомневался: хотя я не мясник, не хирург и не патологоанатом, то, как выглядит, как пахнет, как воспринимается органами осязания человеческая кровь, я знаю.

И знаю я это не понаслышке.

Яркий свет режет мне глаза. Помимо того, что в спаленке включен электрический свет, еще и какой-то хрен, присев на корточки, светит мне в лицо своим мощным фонарем.

Слышны звуки шагов; то и дело звучат громкие или, наоборот, приглушенные команды на английском и на тайском.

Как минимум один из ворвавшейся к нам в домик компании снимает происходящее на камеру. Производит полицейскую съемку, или как там у них это называется, у легавых.

Да, определенно дело происходит в нашем бунгало на берегу небольшой бухты, укрытой, как и дикий пляж, от любопытных глаз невысокой горной складкой, смахивающей на заячью губу.

Но как, хотелось бы знать, я здесь оказался? Вернее, не я один, а мы, поскольку Ника тоже здесь – ее несколько минут назад вывели из спальни в гостиную…

С трудом подавил желание громко, смачно матюгнуться. Терпеть не могу разгадывать такого рода головоломки.

Когда я все ж попытался найти ответы на теснящиеся у меня в мозгу вопросы или же выдвинуть версию, объясняющую хоть в какой-то степени весь этот бедлам, у меня вновь адски разболелась голова.

– Поднимите этого! – скомандовал на английском человечек невысокого росточка в полицейской форме. – И ведите его в гостиную!

Двое крепких мужиков в полицейских тужурках и масках помогли мне подняться с пола. Свет фонаря больше не слепил мне глаза, поэтому я кое-что успел разглядеть. Не многое – мне не дают времени оглядеться. Но и того, что я увидел, достаточно, чтобы осознать, что я попал, и попал круто.

Постель смята; простыня пестрит бурыми пятнами. На прикроватной тумбочке, с той стороны, где я обычно сплю, а именно ближе к окну, выходящему на противоположную от бухты сторону, лежит надорванная упаковка пластиковых одноразовых шприцев. А также резиновый жгут, нащипанная в комки вата и флакон с какой-то жидкостью.

Именно туда, на кровать, на эту тумбочку со шприцами, направлена камера одного из полицейских. Он производит съемку, медленно перемещаясь по дуге от двери к окну, так, чтобы надежно зафиксировать на камеру все детали обстановки, вплоть до самых мелких. Например, шприц с надвинутым на иглу колпачком, который валяется на полу у кровати… И еще два шприца, которые лежат на полу у окна, – их он тоже отснял.

– Чего застыл! – прошипел один из двух сотрудников, опекавших меня. – А ну двигай!!

Держа цепко под локотки – как клещами сдавили, наверняка останутся синяки, – полицейские препроводили задержанного, то есть меня, через открытую внутреннюю дверь в гостиную.

Первым, кого я здесь увидел, вернее, выделил среди присутствующих тут персон, была моя Ника. Она сидит на кушетке в противоположном от входа углу. На ней те же голубенькие шортики и топ, в которых она, прихватив накидку, вышла из дому вместе со мной и тайкой Сью.

На ее левой руке закреплен браслет наручников; тонкая цепочка соединяет его с другим браслетом, который защелкнут на широком запястье сидящего рядом с ней полицейского сотрудника в маске.

На правой скуле Ники то ли синяк, то ли пятно крови. Еще несколько пятен или брызг бурого цвета разной величины и формы видны на одежде, на ее обнаженных руках. У нее очень бледное лицо; взгляд отрешен, мысли витают где-то вдалеке от сего мира.

Соломенные волосы Ники, волосы, которые пахнут одновременно медом и мятой, волосы, которые я так любил гладить и целовать, сейчас растрепаны, всклокочены. Местами они слиплись так, словно она побывала под дождем или вышла из душа и не успела их высушить и расчесать.

– Ника, как себя чувствуешь? – чужим скрипучим голосом спросил я. – С тобой все в порядке?

Она повернула голову на голос, посмотрела на меня замутненным взглядом; как-то неуверенно и даже робко кивнула.

И тут же последовал окрик – «не разговаривать!»

Меня подвели к барной стойке, разделяющей, условно, конечно, гостиную на две части. Невысокий плотный человечек в форме офицера полиции, тот самый, что потребовал сопроводить меня в гостиную, устроившись на табурете, изучал наши с Никой документы.

Поскольку он ничего не говорил, но лишь пялился в наши паспорта, то и я помалкивал. А заодно, раз уж возникла пауза, пытался понять, как мы вообще здесь оказались, в бунгало, я и Ника, откуда здесь взялись следы крови и почему у меня так трещит голова.

В какой-то момент я обратил внимание на наручные часы на коричневатом кожаном ремешке, облегающие запястье того, кто держит меня с левой стороны. Манжета камуфляжной куртки чуть подернулась вверх, открывая запястье и эти наручные часы. Seiko с механическим циферблатом – наверняка местная или китайская штамповка…

Не сразу, но я все ж рассмотрел положение часовой и минутной стрелок. Без четверти три. Снаружи темно, глухая ночь на дворе. Мы отправились к джипу, заглохшему на развилке, в одиннадцатом часу вечера. Потом произошло то, что произошло (если только я сам не свихнулся и если эпизод с полицейской акцией на дороге мне не приснился).

Произведя несложные расчеты, я прикинул, что с момента, когда нас там прихватили, прошло примерно четыре часа. Но… но вот тут-то имеется явная нестыковка. Чем мы занимались эти четыре часа? Что делала полиция после того, как нас задержали у заглохшего возле развилки джипа? Как мы на пару с Никой оказались в кровати в этом арендованном мною на двухнедельный срок бунгало? Где была полиция все это время? Почему на нас следы крови? И, кстати, куда подевалась молоденькая тайская девушка Сью? Ведь ее тоже задержали на шоссе; я видел собственными глазами, как на ее запястьях, а следом и на руках Ники, были защелкнуты полицейские наручники…

Пауза длилась минуты три или четыре. Наконец старший полицейский – похоже, что именно он командует здесь, – оторвался от лицезрения моей фотокарточки в загранпаспорте. И уставился уже на меня, недобро сузив и без того узкие глаза.

– Имя! – резко сказал он на английском. – Имя! Фамилия! Откуда и с какой целью приехали в Таиланд!

Поначалу я собирался игнорировать его вопросы. Но если я буду играть в молчанку, то вряд ли пойму, кто они такие и что за всем этим стоит.

– Николаенко Сергей, – озвучил я то, что записано в соответствующих графах загранпаспорта, по которому я приехал в эту страну. – Ни-ко-ла-ен-ко, – повторил я по слогам.

– Откуда приехали?

– Из Киева транзитом через Прагу.

– Киев? Где это?

– Город такой… столица Украины.

– Гражданство?

– У вас мой паспорт в руке.

– Отвечайте на вопрос!

– Гражданин Украины.

– Украины?

– Да. Есть такая страна, можете себе представить.

Таец сердито шлепнул паспортиной с трезубцем по барной стойке.

– Никаких шуток! Понятно?

– Я и не думал шутить. А могу я спросить, офицер?

– Нет.

– Вы из полиции… Представьтесь, пожалуйста. И объясните…

– Заткнитесь, – процедил офицер. – Вопросы здесь буду задавать я.

– Я не понимаю…

Обладатель часов Seiko зарядил мне локтем под ребра. Ударил вполсилы, больше для острастки. Но и не так, чтобы нежно.

Я еще не совсем пришел в себя после этого тычка, когда прозвучал следующий вопрос:

– Сер-гей Ни-ко-ла-ен-ко… Это ваши настоящие имя и фамилия?

– Пока не представитесь… и не объясните, в чем меня…

Тот, что стоял справа, пнул меня ногой. Тайцы, надо сказать, народ добрый, приветливый, но в то же время они славятся как бойцы. У них не переводятся хорошие мастера по боевым единоборствам. В арсенале муай тай – известного как тайский бокс – существуют приемы ударов ногой или ногами. У этого, что пнул меня, лоу-кик получился образцово: если бы меня не держали, он бы меня подрубил ударом по голени…

Но парень в камуфляже и маске… тот, что зарядил по мне, он наверняка не таец, не местный. Потому что в Таиланде ребята ростом под два метра большая редкость. Мне, во всяком случае, таких рослых и габаритных особей на глаза еще не попадалось.

– Оружие? Наркотики? – поинтересовался офицер. – Что-либо незаконное при себе имеете?

– До вашего появления здесь не было ничего незаконного.

– Заткнись, умник! Советую сделать чистосердечное признание!!

– Признаться? Но… но в чем?

– Не стройте из себя идиота!

Офицер слез с табурета. Что-то недовольно бормоча под нос, он направился в спальню. Мои дюжие конвоиры повели меня за ним. Вновь объявился полицейский с цифровой камерой. Старший, показав пальцем на лежащую возле приоткрытого отделения шкафа-купе дорожную сумку (она была раскрыта), спросил:

– Это ваша сумка?

– Возможно… но я не уверен.

– Я задал вопрос!

– Я сказал – «возможно». – Я облизнул пересохшие губы и добавил: – Могу я узнать, в чем меня обвиняют? Если меня собираются обвинить в совершении какого-то преступления, я хотел бы…

Один из полицейских двинул меня кулаком в спину.

– Охххх… хотел бы, чтобы сообщили в посольство и обеспечили присутствие адвоката, – все же закончил я.

Старший сделал знак одному из сотрудников. Тот, надев пару перчаток, присел возле открытой сумки на корточки. Он запустил руку внутрь сумки. И уже вскоре достал оттуда сверток, вложенный в полупрозрачный целофанированный пакет.

– Что в этом свертке? – глядя на меня, спросил офицер тайской полиции. – Отвечайте!

– Не знаю… Я в первый раз это вижу.

– Все так говорят… – таец скривил губы. – Разверни сверток, – скомандовал он сотруднику. – Оператор, фиксируй выемку вещдока!..

Внутри свертка из плотной коричневатой бумаги обнаружилась небольшая, черная, круглой формы шкатулочка с какой-то надписью на местном наречии по ободку. Подобные этой шкатулки здесь, в сувенирных лавках, можно встретить во множестве. В них хранят ароматизаторы, например, мыло в виде тропических цветков. Они также удобны для хранения бижутерии.

Открой они первым делом чемодан, в котором хранятся вещи Ники – впрочем, его содержимое большей частью развешено на плечиках, сложено в отделении для белья или унесено в ванную, если речь о косметике и гигиенических принадлежностях, – то я бы особенно и не удивился.

Но что делает эта шкатулка в моей сумке? И что находится в ней, в этой невесть как попавшей в мою сумку коробочке?

Я хотел было поинтересоваться у старшего, положено ли по законам Королевства Таиланд присутствие в ходе такого рода полицейских мероприятий понятых. И имеется ли у него вообще ордер на обыск этого жилища. Но, предчувствуя, что мой вопрос спровоцирует опекающих меня громил на удар по почкам или на еще один болезненный лоу-кик, решил промолчать.

Меня не стали долго томить; сотрудник открыл верхнюю крышку, затем кончиками пальцев достал оттуда принявший форму круглой шкатулки пакет.

Размотал пленку. Встряхнул пакет на ладони, проткнул его в одном месте, затем лезвием перочинного ножа, который он держал в другой руке, взял изнутри толику содержимого.

– Героин, – изрек он спустя короткое время. – Здесь… граммов шестьдесят. Бьюсь об заклад, что этот порошок – «морская смесь».

Не успел я толком переварить эту новость, как меня уже прихватили с двух сторон, развернули и повели на выход.

Когда я проходил через гостиную, сопровождаемый двумя верзилами, то увидел, что Ника сидит на прежнем месте – на кушетке рядом с полицейским, с которым ее соединяет наручный браслет. Глаза ее полузакрыты, та же отрешенная поза. Она, похоже, все еще не пришла в себя…

Я хотел подать реплику, сказать что-нибудь ободряющее, ну, или просто обратить внимание на свое присутствие, но у меня в этот момент застрял комок в горле.

Мы вышли из бунгало через открытую настежь дверь. Здесь было не так душно, как в доме; легкий ветерок, задувающий с залива, отбивающийся от прибрежных скал, принес с собой приятную, пахнущую морем прохладу. Площадка перед домом освещена включенными фарами уже знакомого мне полицейского фургона. Мы – вернее, те, кто меня сопровождал, поскольку не я выбирал маршрут, – повернули за угол. И сразу остановились: на земле, а если быть точным, то на посыпанной мелким гравием, смешанным с песком, площадке, лицом вниз лежал человек…

Лица жертвы я не видел. Но я сразу понял, кто это: судя по миниатюрной фигуре, судя по одежде, которая была на ней – длинная юбка с разрезом и цветастая блузка, залитая теперь кровью, – это была Сью.

В свете автомобильных фар видна рукоять ножа, торчащая под левой лопаткой.

Я с трудом проглотил подступивший к горлу тошнотный комок.

Почему-то я был уверен в том, что в ее спине торчит тот самый кухонный нож, которым я не так давно очищал от кожуры предназначенные для переработки на сок цитрусовые.

Один из полицейских, присев на корочки подле трупа, перевернул тело – теперь жертва лежала на боку, так что было видно ее лицо, вернее, то, что было раньше таковым. Картинка, которая мне открылась, была жуткой: вместо человеческого лица – кровавая маска. На руках тоже были видны порезы; кто-то изрезал ее всю ножом или еще каким-то острым предметом.

– Вы ее знаете, эту девушку? – спросил подошедший к нам старший офицер. – Это вы ее убили? – Он ткнул мне в грудь пальцем. – Ну?! Глупо отпираться!! Отвечайте!

– Я никого не убивал.

– Все так говорят. – Мне показалось, что таец ухмыльнулся. – У вас тут, как я понимаю, была драгс-вечеринка? Вы употребляли наркотики?

– Я не употребляю наркотиков.

– Неужели? Да вы и сейчас еще под кайфом. – Губы азиата вновь сложились в саркастическую усмешку. – Ну-ка, возьмите себя в руки!! Учтите, все улики налицо!

– К чему этот спектакль? – наконец произнес я то, что вертелось у меня на языке начиная с того момента, когда я пришел в себя. – Что вам от меня нужно?

– Вам будут предъявлены обвинения сразу по нескольким пунктам Уголовного кодекса Королевства Таиланд! – цедя слова, сказал тайский офицер. – Начиная от обвинения в незаконном пересечении границы нашей страны по поддельному документу, в провозе крупной партии наркотиков и заканчивая насилием и убийством… Осуществленным, вероятно, в сговоре с вашей сообщницей в жестокой изуверской форме.

– Повторяю, офицер – я никого не убивал.

– Вы лжете.

– А моя спутница здесь и вовсе не при делах!

– Должен предупредить, что по некоторым пунктам обвинения, которое будет выдвинуто вам и вашей сообщнице, вам грозит смертная казнь! – продолжил таец. – Так что советую сотрудничать со следствием! И учтите следующее… Если вы дадите чистосердечные показания, возможно, это обстоятельство в будущем будет принято во внимание судом.

Я еще раз посмотрел на изуродованный кем-то труп девушки с торчащей под левой лопаткой рукоятью ножа.

Потом медленно, но выразительно покачал головой, давая понять, что я отказываюсь играть в эти непонятные мне полицейские игры.

Но и это еще было не все; нынешняя адская ночь приготовила мне немало убойных сюрпризов.

От соседнего бунгало, арендуемого парой пожилых фарангов, в нашу сторону двинулся какой-то человек. Судя по походке, по самому силуэту, вряд ли это был наш сосед Питер, передвигающийся обычно с палочкой. Я успел лишь разглядеть, что он, в отличие от других членов этой команды, одет в штатское.

Но тут вдруг на площадке разом погас свет!.. Тот, кто сидел в микроавтобусе, потушил фары; кто-то из этой компании одновременно выключил пакетником дежурное освещение.

Офицер тайской полиции выкрикнул что-то, чего я не разобрал совершенно. Повернувшись на каблуках, он торопливой походкой, едва не вприпрыжку, устремился к микроавтобусу. Один из тех громил, что держали меня, прихватив за предплечья, отклеился, отвалил; шагая широко, упруго, он нагнал местного полицейского, и они скрылись в чреве фургона.

Другой – тот, у которого на руке часы «сейко», – переместился мне за спину. Я ощутил, как в хребет между лопаток уперлось что-то твердое, металлическое.

– Стой смирно, чувак, и не дергайся! – сказал он на языке родных осин. – Иначе схлопочешь пулю!..

Странно, но я не удивился, услышав звуки русской речи. Хотя – должен бы удивиться, должен бы изумиться столь неожиданному повороту.

Мужчина, неспешно шествовавший к нам со стороны соседнего бунгало, остановился в двух шагах. После слепящего света включенных автомобильных фар зрение еще не вполне успело адаптироваться к темноте. До рассвета примерно час времени; светает здесь так же резко, без привычного жителю средней полосы России постепенного перехода, как и темнеет. Я смотрел на этого подошедшего от соседнего строения субъекта, пытаясь понять, что это за гусь. Роста он примерно моего, около ста восьмидесяти. Может, чуть поплотнее меня, но не полный; про таких говорят – кряжистый.

На нем светлые брюки и светлая же рубашка, лицо его прикрыто такой же, как у полицейских, шлем-маской.

Наверное, минуту мы стояли вот так, молча глядя друг на дружку. Он, определенно, знал, кто я таков. А я – терялся в догадках.

Когда он заговорил, у меня все оборвалось внутри.

– Вы нарушили наш уговор, Странник, – произнес он хрипловатым голосом. – Вы не выполнили заказ, вы уклонились от работы. – Выждав несколько секунд, чтобы его слова наверняка дошли до меня, он сказал: – И за это вам придется ответить.