Текст книги "Амплуа Нефертити (СИ)"

Автор книги: Сергей Пилипенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

– Ты в своем уме?! – в гневе выкрикнул я и в тот же миг почувствовал, как мой рот сжался и наполнился чем-то особенным, от которого я даже

сейчас иногда оказываюсь в холодном поту, чувствуя хоть малейшее подобное.

– Закрой свой рот и не перечь мне, – сурово произнесла она следом тому действию, – иди и исполняй то, что я велела.

– Но я не хочу, – чуть ли не закричал я сквозь полноту чем-то набитого рта.

– Это меня не тревожит, – произнесла царица.

– Хорошо, я согласен, – тут же понял я, что всякие мои "вывихи" могут закончиться весьма плачевно.

– Теперь уже поздно .– ответила царица, – иди мойся. Я проведу с тобой обряд смывания. И, если Боги разрешат – то оставлю тебя жить. Если же нет – то прощай, мой царь, – холодно добавила она и отвернулась, вплотную занявшись тем самым человеком, что уже порядком надоел мне, загнав почти в могилу.

Я развернулся и вышел. Но царица вдруг догнала меня своим голосом, прозвучавшим в ушах словно выстрел.

– Вернись и спроси разрешения.

– Ты же сама приказала, – огрызнулся я в мыслях, но распоряжение все же исполнял.

– Теперь, иди, – тихо сказала юна и одарила меня своей сияющей улыбкой.

– Повинуюсь тебе, – только и успел сказать я, переходя ту самую черту двери, но она вновь нагнала своей речью.

– Повиноваться будешь Богу. Мне же просто отдай дань свою.

– Какую?

– Ты уже знаешь, ступай.

– Кто б тебя забрал к себе, – подумал я в ту минуту, но тайное внезапно раскрылось и я об этом просто забыл.

– Заберут те, кому нужно. 0т тебя же, если услышу подобное еще раз, потребую большего.

– Чего же?– так и подмывало спросить меня, но я все же сдержался и мысль ту от себя быстро отогнал.

Только все равно услышал смех феи любви и какой-то надменный штрих в нем самом.

Я, наконец, покинул комнату и нашел неподалеку того самого жреца.,

– Пошли, – тихо сказал он и вновь повел меня коридорами куда-то вглубь этого таинственного храма любви.

Я безропотно повиновался его слову и пошагал следом, стараясь в темноте не наступить ему на ноги.

Вскоре мы достигли одну из комнат, где стояли кувшин и большая чаша.

– Иди сюда, – обратился ко мне жрец, подзывая к самому месту омывания, – я тебе полью, а ты мойся.

– Хорошо, – ответил я и принялся за дело.

Вскоре мытье закончилось, и я отошел немного в сторону.

– Не туда, – сказал жрец, – подойди вон к тому месту, – указал он рукой, и я подчинился.

Теплый воздух обдал меня со всех сторон, когда я ступил на то самое место. Я в ужасе отшатнулся в сторону, и поток исчез.

– Не бойся. Так надо. Здесь много чудес. Иди, поветрись.

– Ладно, – произнес я и смело ступил вновь.

Ветер обдал меня со всех сторон, и я совсем скоро высох. Точнее, высохла моя голова и руки, так как все остальное не мылось.

– А, теперь, пошли, – произнес жрец, рукой указывая идти за ним следом.

Мне ничего не оставалось делать, как подчинить свою волю ему.

Мы прошли в коридор и зашагали обратно. Вскоре достигли той же комнаты и остановились.

– Будь здесь и жди. Она тебя вызовет, – распорядился жрец, сам удаляясь куда-то.

– Хорошо, – кивнул я головой, соглашаясь на все, но как только он ушел, я двинул обратно, в душе надеясь найти здесь выход и обрести свободу. Кстати сказать, у меня так и оставался меч, и я вполне мог воспользоваться им, но почему -то такой мысли у меня не возникало. Лишь только теперь я обратил на него взгляд и крепко зажал рукоять его до боли в руках.

– Теперь, мне никто не страшен, – тихо прошептал я, в надежде, что никто меня здесь не услышит.

– Сомневаюсь, что ты уйдешь далеко, – не замедлил раздаться в ушах моих чей-то голос.

– Это еще кто? – спросил я сам у себя.

– Как кто? Твой дух. Ты сам меня видел только недавно.

– Тебе еще чего надо? – вновь спросил я и тут же рассердился вдвойне, – что такое? Эти чары любви сделали из меня не воина, а какую-то размазню.

– Ты сделал сам себя таким, – ответил тот же голос мне.

– Почему?– как бы невзначай спросил я.

– Потому что... Я не знаю пока почему, – замялся голос, и установилась тишина.

– А-а, не знаешь, – обозлился и одновременно возрадовался я, – так знаю зато я, грек Немидий, а не какой-то Аменхотеп. Эта любовь одурманила мне голову, и я совсем забыл, кто я есть на самом деле. Но я быстро исправлю это, если принесу в жертву ее саму – царицу любви и жрицу того самого

белого огня, – с пафосом произнес я и гордо вытянул меч перед собой.

– Ты не сделаешь этого, – произнесла сама царица где-то у меня за спиной.

Я в испуге повернулся, и волосы мои восстали на голове до предела.

Предо мной была она, сама жрица, в том самом белом и золотом одеянии, что я видел только вчера.

– Ты не сделаешь того, что хочешь, – почти повторила она сказанное и на шаг приблизилась ко мне.

– А вот сделаю, – очнулся я от испуга и вмиг замахнулся мечом.

Он рассек пространство, где, по-видимому, находилась царица, но так ничего и не задев, опустился вниз.

Я в недоумении отпрянул назад. Размахнулся снова и повел мечом уже со стороны, желая срубить голову с плеч. Но произошло то же.

И тогда в мое тело вонзилось что-то, о чем я не

забываю никогда. Это были сотни и тысячи искр, оторвавшиеся от светящегося символа царицы.

Они вонзались в меня с такой силой, что я вскричал от боли и быстро уронил меч, не в силах удержать его, так как вместе с болью вовнутрь пробиралось и какое-то тепло, отбирающее настоящую силу и не дающее даже стоять на ногах.

Я упал на пол, продолжая на себе испытывать боль тех самых искр.

Вскоре их стало меньше, а тело мое, расслабившись вовсе, поплыло словно по какому-то течению вглубь того самого коридора, откуда я только что возвратился и пытался бежать.

Я немо созревал все это, не в силах предпринять что-либо. Все это время царица находилась впереди меня и повернувшись ко мне спиной, словно издевалась над моим бессилием, всем видом показывая, что я для нее есть.

Вскоре поток ослаб, и я грохнулся о землю, очутившись почти рядом со светящимся символом царицы, а заодно и перед заветной дверью.

– Полежи тут, – обратилась она ко мне, – я тебя позову, – и вмиг исчезла.

Тело мое начало понемногу приходить в себя.

Вначале я почувствовал ноги, затем выше и так до головы. Первой моей мыслью было бежать снова, но я теперь понял всю бесполезность своей затеи и уже с горечью сожалел о случившемся со мною приступе ярости.

Затем я хотел сходить и возвратить свой меч, но вновь отказался от этой затеи, пожалев еще раз о случившемся.

Наконец, я встал на ноги и, немного размявшись, принялся ожидать своей участи.

– Войди, – спустя какое-то время довольно жестко прозвучал голос жрицы.

– Уже вхожу, – только и успел сказать я про себя, как в миг дверь отворилась, и тот же поток буквально вовлек меня внутрь.

В помещении царил хаос. Это я сразу понял. Дверь за мной быстро захлопнулась, и я оказался лицом к лицу со своим первейшим врагом – жрицей любви.

Что-то приподняло меня вверх, и я буквально полетел к тому месту, где стоял тот самый золотой стол.

Жрица неслась со мною рядом, и мы вместе благополучно остановились в указанном месте.

Ветер обдувал нас со всех сторон, подымая на небольшое расстояние от пола и развевая нашу одежду, словно паруса судна.

– Ложись, – приказала жрица и почти силой уложила меня на стол.

Я благоразумно подчинился и стал ожидать самого для меня худшего.

Тот же ветер приподнял меня над столом так, что подо мною оставалось пространство.

Осмотревшись, я не нашел никакого орудия убийства и с облегчением вздохнул. Но тут же спохватился, поняв, что настоящее орудие смерти – это и есть сама жрица, вспоминая с какой силой она уложила меня на стол.

– Боишься? – прозвучал рядом голос, и я отчетливо увидел склонившееся надо мной лицо.

– Нет, не боюсь. Я привык к смерти, – ответил я и очень мудро отвел свой взгляд от ее жаром полыхнувших глаз.

– А, кто сказал, что тебя будут убивать? – спросила царица, усаживаясь рядом возле меня каким-то дивным образом, так как я все еще продолжал

висеть в пространстве над столом.

– Ты, – ответил я громогласно, – собиралась принести меня в жертву Богам и любви. Я не боюсь тебя. Делай, что хочешь, – и я по праву мужества, достоинства мужского отвернулся от нее в сторону.

– В тебе говорит алчность, скупость души твоей, мой милый, – ответила Нефертити, – в тебе же говорят и другие чувственные пороки. Я готова принести в жертву тебя Богам во имя той самой великой и пылкой любви, которой не так давно мы оба были объяты. Но, боюсь, ты глубоко ошибаешься в своем мнении обо мне. Я не жажду крови, так же, как ее не жаждут и Боги. Это жертва иного рода.

– Какого же? – с сухостью во рту ответил я, начиная чувствовать как что-то изнутри дерет мое горло и как будто что-то же там расположилось внутри.

– Твоя жертва проста. Бог наделит тебя большой силой ума твоего и повсюду ты будешь отдавать его людям, вкладывая при этом и чувство той

самой великой любви.

– И это вся жертва? – удивился и рассмеялся я, еще не зная тогда, что то такое и о чем она говорит.

– Ты думаешь этого мало? – улыбнулась она, и ее лицо немного приблизилось к моему, пылавшему и изнемогающему от какой-то внутренней жароты, распирающей и раздирающей меня изнутри.

– Это выходит наружу твоя нутрь – душа, – объяснила мне моя любовь и ненависть одновременно, приблизив свое лицо еще ненамного.

– Нет, нет, – помотал я головой со стороны в сторону, – не зови, не мани и

не целуй меня.

– Я и не собираюсь этого делать, – с полыхающим жаром ответила она и вновь продвинулась ближе.

– Тогда, что же ты хочешь сделать? – с ужасом завопил я, увидев, как она словно выходит из себя и уже заполняет меня самого сквозь рот, нос, уши и вообще по всему телу сразу.

Я потерял дар речи и подчинился ее силе воли.

Ветер безжалостно терзал меня снаружи, то поднимая ненамного, то опуская тело, а она истязала изнутри.

Что-то трескалось, что-то ломалось там внутри, но я не чувствовал боли. Только какое-то покалывание, небольшое жжение, вызывающее порой приступы тошноты и влекуще в одночасье сон.

Так прошло несколько минут, но мне тогда они показались вечностью.

– Что творишь ты со мною?– вяло спросил тогда я у своей царицы – жены, хотя по-настоящему и не была ею.

Она молчала и только тело ее так же, как и мое, содрогалось, а содрогаясь, извергало ту самую жароту, от которой я до сих пор не могу отойти.

Наконец, все свершилось. Жрица отступилась. Издав из себя последнее, что могла, .она тихо сказала:

– Живи, милый, со своим трудом. Успокой себя небольшой блажью. Во все времена ты будешь получать свою дань величия и славы, но вначале будешь обесчестен позором и горькой участью всякой порочной лжи. Это и будет твоя дань Богу и такое проявление той великой любви. А, теперь, обними меня по-настоящему и не бойся. Во мне столько тепла, сколько ты даже

не можешь себе представить. Сейчас мы с тобою сольемся и закрепим нашу участь совместно самой явью наших существ и тел.

Я помотал головой со стороны в сторону и едва-едва протолкнул наружу слова.

– Что ты такое говоришь? Я не хочу больше тебя и мне не надо той теплоты, которая от тебя исходит. Я ей полностью пропитан. Она вся поглотила меня. Скоро я стану совсем, как ты.

– Верю, но теплоты моей все же ты не получишь, -сказала твердо она, – ты – есть ты, а я – есть я. Вот и вся любовь, – и она ткнула себя пальцем в грудь.

И тут же я заметил, что из нее истекает нечто, совсем похожее на кровь.

– Это то, что ты хотел со мной сделать, – сказала она и незаметно отстранилась от меня. Видимо, ей самой стало от того неприятно.

– Значит, я попал в тебя? – теряя чувство веры в реальность, спросил я.

– Можно сказать и так, – ответила Нефертити и вновь отодвинулась далее.

– Извини меня, – попросил я прощения у жрицы и богини любви.

– Извиняю, – просто ответила она и стала рядом.

Я же все еще лежал или висел, чувствуя уже, что вот-вот скоро грохнусь.

Так оно и случилось. Спустя время я упал на стол, больно ударившись затылком.

– Это тебе за мою боль, – произнесла царица и вновь велением руки подняла меня вверх. Затем резко опустила, и я снова больно ударился о стол.

– Это тебе за доверие. А это..., – она вдруг резко взмахнула обоими руками, отчего я подлетел высоко вверх, да так и замер там наверху. – А это, от меня лично, – и она с такой силой ударила меня о стол, что я думал вконец разобьюсь, и кости мои посыпятся по нему с разных сторон.

– У– ук, – только и успел я сказать, теряя сознание.

Очнувшись, я оглядел себя и все вокруг.

Та же комната и та же обстановка.

Но нет, царицы в ней не было. Я с облегчением вздохнул. Попытался подняться, но не смог. 0чевидно, и вправду тело мое было разбито и оставалось не ясно, как я еще живу.

– Проснулся, мой милый,– зазвенел чей-то мягкий голосок, и я с удивлением огляделся.

– Да, – только и ответил я, никого не узрев в этой довольно большой комнате.

– Вот и хорошо. Вставай и иди за мной. Я проведу тебя к твоей опочивальне.

– Я не могу встать,– с горечью произнес я, – все мое тело сломано.

– Это пустяки. Вставай и боль пройдет.

Я поднатужился и действительно встал. Тело ныло, но все же слушалось, и голова ясно соображала.

– Иди за мной, – произнес тот же голосок и как бы потянул за собою вглубь каких-то тайных коридоров, о которых я и не догадывался ранее.

Я подчинился этому наплыву неизвестной мне силы и побрел вперед, тихо ступая по полу и осматривая самого себя как бы со стороны.

– Муки Тантала, – почему-то произнес я вслух и мысленно прислушался к своему же голосу. Он звучал так же, как и тот мелодичный голосок.

– Что это? – подумал я тогда. – Бред или сумасшествие?

Но вопрос мой остался неразрешенным, и я продолжал идти вновь по узкому проходу коридора.

Вскоре впереди показалась дверь и меня, словно арканом, втянуло сквозь нее куда-то еще далее.

Я оказался в небольшой комнате, обставленной почти так же, как и та, где меня собирались или уже принесли /этого я так и не понял/ в жертву.

Едва добравшись до ложе, я окунулся в сон.

И спал я, очевидно, долго. А иначе, как объяснить, что проснувшись, я уже не чувствовал никакой немощи и боли, а тело мое было словно напичкано изнутри силой какого-то внутреннего огня.

– Вот так любовь, – совсем здраво и вслух произнес я, сам не зная почему.

– Это любовь, любовь, любовь, – эхом отозвалось вокруг.

– Любовь! – вновь воскликнул я и осмотрелся по сторонам.

– Любовь, любовь, любовь, – снова отозвалось эхо.

И тогда я закричал, что есть силы.

– 0, Боги. Дайте мне все мое обратно. Я хочу есть, пить, жить, и я хочу быть таким, как все. Нефертити! – оглашенно заорал я во все горло. – Ты где?

Голос мой утонул в часто повторяющемся эхо, пока вконец не растаял, как редкий туман.

Я заплакал.

– Тихо, – шепнул мне кто-то, и я мигом открыл глаза.

Это была она. Да, именно она – Нефертити. Вся снова в золотом и своем огненном порыве.

– Ты хочешь меня? – спросила она просто, сев подле рядом.

– Не знаю, – ответил я, разглядывая ее как будто по-новому.

– Ну, хорошо. Я сообщу тебе то, чего не говорила ранее. Ты уже не человек. Ты был им, но после – ты стал не им.

– Как так?– в ужасе спросил я и осмотрел на всякий случай тело.

– Нет, нет, – засмеялась она, и смех ее разнесся эхом в округе, наполнив всю комнату до отказа, – внешне все то же. Но внутри – ты не человек.

Лишь наполовину ты здесь на Земле. Другая же часть твоя там, в небесах, – сказала Нефертити и указала вверх рукой.

– Что будет со мной? – хрипло спросил я, желая уведомить себя каким-нибудь близлежащим действом.

– Ты будешь жить, – ответила она просто.

– И все?

– Ты будешь служить, – так же просто добавила Нефертити.

– Кому?

– Мне, Богам, небесам.

– А ты кто?– не знаю почему, спросил я.

– Я? Я твоя жена. Царица Нефертити.

– Нет, я спрашиваю о другом. Ты человек? Женщина?

– А разве я похожа на мужчину? – засмеялась она и жестом указала на свою грудь и все прочее, относящееся к женской части, а затем задумчиво сказала, прекратив всякий смех, – я человек, но я не такая, как многие. Я есть любовь и этим все сказано.

– Но любви такой не бывает, – ответил я здравомысляще, – я знаю, проходил это давным-давно.

– Ты не проходил любовь. Ее нельзя пройти. Она всегда остается здесь, – и царица указала рукой на грудь и голову, – и еще она здесь, всегда рядом с тобою. А то, что ты проходил – это всего лишь грязь. Грязь, что поналипла веками от самой грязи Земли.

– Ты говоришь странно. Я тебя не совсем понимаю.

– Поймешь когда-нибудь, – ответила она, – а сейчас, я хочу посвятить тебя.

– Посвятить меня? – удивленно спросил я. – Во что и зачем?

– Посвятить тебя в нечто. Затем, чтоб ты сам знал это самое нечто и понимал многое из того, что говорю я, Бог или небеса. Подготовься.

– Что я должен делать?

– Встань и преклони одно колено. Заодно склони голову. Руку протяни вверх вперед, а другую положи на сердце.

Я так и сделал, а она произнесла:

– Посвящаю тебя, грек Немидий, в таинство того. что не есть само таинство. В сущность того, что и есть сама сущность. В большевизну тепла и добра, и сеть состоящего зла. Велю нести долю свою очередно и состоять на службе небес до дня особого, дающего расположение на вечность самих небес. Посвящаю и нарекаю тебя одним именем. И имя свое ты уже знаешь. Изрекаю другие имена твои, которые вечностью твоею станут и обойдут круг жизни по-настоящему, – Нефертити перечислила имена, часть из которых

я слабо запомнил, а затем снова продолжила, – я посвящаю тебя в первый сан и велю тебе зваться учеником. И когда кто-то призовет тебя к себе, ты так и отвечай. Я – ученик небес. И дар, и волю сию получил от Нефертити, имя которой останется в веках и изложится многими, как дань любви и

созерцания чистоты дня. И еще я даю тебе силу твою. Ключ небес передаю в руки твои. И говорю еще так. Знай, грек Немидий, то все и исповедуй его людям, как делаю то я сама, небеса и еще многие другие по их же велению и зову. А теперь встань и повернись лицом ко мне. Я освящу его и дам знак угоды божьей ему, и выражу свою благосклонность частичной своей любви большой.

Я встал и повернулся к ней лицом.

Царица сияла и излучала что-то, совсем мне не понятное, но чем-то похожее на те самые солнечные лучи, которые, я созерцал ранее. Они вмиг облепили мое лицо и сделали его невыносимо жарким, затем обожгли мне грудь и часть тела, именуемую проще низшей.

Так я получил свое и продолжаю получать его далее, ибо лучи те не проходят уже мимо, а все время останавливаются в тех самых местах и дают о себе знать в день какой великой болью или чем-либо еще, чтобы я не забывал то посвящение и велел сам себе идти дальше по жизни, на ходу пламенем своим низвергать зло и отдавать свое добро и тепло.

– Попроси у Бога прощения и пусть Он осыплет тебя своей благодатью, – напоследок сказала Нефертити и обвела меня всего рукой. Я снова стал на колено и сделал то, о чем она говорила.

И вновь чудо опустилось на Землю.

Сам "старик" появился предо мной, и я созревал его воочию и удивлялся, как только мог.

– Встань и подойди ко мне, – велел он просто и обычно, как человек.

Нефертити стояла чуть в стороне и вся аж светилась от радости этого посещения.

Я повиновался.

– Неси свою дань любви людям земным, -

так говорил тогда Бог, – неси свое и другое тепло на Земле. Определяю тебе его и даю знак твоей воли земной. Опахаю тебя своею рукою и соединяю свою дань и величину повек с твоею.

С теми словами Бог опахнул меня своею рукою и вновь произнес следующее:

– Даю волю тебе, даю силу. Ум вселяю великий и определяю время выхода его наибольшего. Жди часа того и неси свой жизненный узел сквозь многие годы и сквозь уйму попусту уходящего времени.

Царствуй сейчас на земле своей и воцарись в итоге навечно своей добротой, теплотой и неиссякаемым богатством творчества души. Знай и чти меня сквозь время ищуще.

Знай и люби любовь свою сквозь годы несущи. Знай и пользуйся всем, что есть для тебя доступно. Я же поправлять буду и сам в века узревать смогу.

Бог вновь опахал меня своим духом и покинул обитель сию человеческую в один миг, сотрясая несколько нас своей силой подъема и самого духа огромного.

– Теперь, ты посвященный и в ряды годы будешь узревать то же. Эта дань твоя Богу, мне и любви общей большой, – сказала мне Нефертити и улыбнулась своей красотою, обратившись лицом к лицу, – и скажу тебе вот еще что, Аменхотеп-царь. Будешь ты слугою великим у небес и вечно дань нести свою будешь так же, как делаю то я сквозь годы празднеств великих опущения души моей на Землю человеческую. Знаешь ли ты о жизнях, грек Немидий? – обратилась она сквозь густоту своих красивых волос, ниспадающих сейчас ей на лицо и обрамляющих вечную ее молодость.

– Немного, – кратко отвечал я, совсем прибитый таким поворотом дел и событий в моей малозаметной жизни.

– Так я поясню тебе, – сказала она и, повернувшись в пол оборота, начала свой рассказ.

– Смотри же, – повторила она чрез какое-то время и начала буквально выпускать из себя те самые жизни, о которых говорила.

Я молча созерцал все то, а тело мое покрывалось сверху гусиной кожей, так как вместе с обычными человеческими обликами возрастали и другие, о которых я мог только догадываться.

Здесь были: и звери, и люди, и птицы, и многое другое. Вконец все это спало или растаяло, как туман, и осталась только одна светящаяся точка возле ее головы.

– Это и есть я сама, – тихо сказала Нефертити, показав глазами мне на одиноко парящую возле нее пароту.

– А дальше? – почему-то спросил я, в надежде на то, что чудеса продолжатся, и покажется что-нибудь снова.

– Дальше? – переспросила она, удивленно вскинув брови и так посмотрев, словно задал я самый глупый вопрос в мире.

– Дальше время покажет, – ответила она после небольшого молчания.

– А, что такое время? – тут же упросил я, искренне надеясь, что она посвятит меня во все таинства своего ума.

– Время – то есть мы с тобою, эти предметы, – она обвела рукой по комнате, – Бог на Земле и в небесах, другие люди, звери, птицы. Все то есть время. А еще время – есть исчисление того, что происходит где-либо. Что-нибудь меняется, – так она объясняла мне тогда.

Хотя я не совсем понял то, но все же головою кивнул и спросил вдобавок.

– А, что то есть ты – Нефертити? – и я упрямо посмотрел ей в глаза.

– Я? – как бы удивилась она, но лишь на секунду. – Я -есть вечная свежесть Земли. Я ее молодость, и я же представляю ее любовь. Я Афродита, если ты меня так понимаешь, грек Немидий. А еще я колдунья. Знаешь такое?

– Нет, не слышал, – честно признался я.

– Тогда, жрица, – сказала она и посмотрела на меня своим испепеляющим взглядом.

– Это знаю, – почему-то испугался я и быстро отвел свой взгляд в сторону.

– Хочешь о чем еще спросить? – вежливо осведомилась она, узрев мою слабоохотливость к дальнейшему разговору.

– Да, – ответил я, – хочу узнать, наконец, кто ты на самом деле, – сказал и смело взглянул на нее со своей стороны.

– Ха, ха, ха, – звонко покатилось по комнате и отдалось с тревогой в моих ушах, – ты – жалкий человечишка, хочешь узнать, кто я такая? Но ты ведь видел Бога. Почему у него не спросил?

– Я испугался, – честно ответил я.

– А что, меня ты боишься меньше? -полюбопытствовала она.

– Ты женщина, – просто ответил я.

– Да – а, – как-то сладко протянула она и вновь повернулась ко мне боком, – смотри же, – указала Нефертити мне куда-то и ткнула туда пальцем.

В один миг из ее очей вырвались два снопа огня и образовали сразу двух мужчин, в упор смотрящих на меня и, казалось, желающих меня уничтожить.

И тут я действительно испугался. Меня даже начала колотить небольшая дрожь и достигла икота.

– Успокойся, – резко бросила Нефертити, – это еще не все. Смотри далее, – и она вновь извергла из себя два новых снопа.

Мужчин стало четверо, затем шестеро и так до тех пор, пока они не заполнили комнату до самого отказа, прижав меня своим грозным видом к самой стене.

– Хватит, – устало произнес я, чувствуя, что мои силы вот-вот иссякнут, и я рухну на пол в потере сознания.

– Так ты все еще считаешь, что я женщина? – громко спросила Нефертити, – в упор глядя на меня глазами всех тех мужчин. – И ты меня не боишься?

Но тут и меня вдруг поразило мужество. Я собрался с силой и громко во всеуслышание заявил.

– Нет, не боюсь. Эти мужчины – всего лишь твои чары. Они бессильны против живого.

– Что ж, посмотрим, – ответила мне царица и приказала сама себе, – а, ну, избейте его, воины, да так, чтобы запомнил раз и навсегда.

И тут я всерьез испугался. Силуэты мужчин стали приближаться, угрожающе занося руки для ударов и готовя для этого же ноги.

– Стойте, – вдруг, резко остановила царица то зрелище и одной рукой мигом убрала все то в сторону.

Мужчины столпились там и ожидали дальнейшего приказа.

– Ну, так проучить тебя или нет?– спросила еще paз царица. – Ты уж испытал многое, и не хотелось бы отдавать тебя на расправу этим молодцам.

Я не знал, как мне поступить. С одной стороны – я понимал, что эти силуэты не могут быть живыми, а с другой – знал ее силу, которая не один раз ударила меня об тот золотой стол.

И все же я решил испытать это еще раз.

– Давай же, покажи силу, – раздраженно завопил я и приготовил свои кулаки для боя.

– Ну, получи же свое, – зашипела Нефертити и вновь махнула рукой, призывая молодцев к действию.

И тут началось самое интересное, о котором я вспоминаю до сих пор и не могу понять истинных причин.

Я боролся с тенями-призраками, но они были, как настоящие. Я ударял их больно и некоторые из них падали. Но и они били меня жестоко, да так, что я чувствовал по своему лицу, что истекаю кровью в некоторых местах.

Вконец, я обессилел и сдался. Вернее, упал на пол и продолжал еще немного сопротивляться. Жаль, что не было у меня моего меча. Но думаю, вряд ли и он помог бы, так как Нефертити скорее всего прибегла бы к тому же.

Так вот моя первая битва с женщиной закончилась поражением. Конечно, просто женщиной назвать ее было нельзя, ибо было в ней столько силы, сколько я не видел у многих мужчин.

– Ну, как. Ты доволен? – мягко улыбнулась царица, подойдя ко мне ближе и отведя рукой своих мужчин в сторону. – Может, помочь тебе сразиться с ними?

– Как? Ты будешь сражаться на моей стороне?– удивился я, едва шевеля разбитыми губами.

– Сражусь, а почему бы и нет. Ты ведь мой царь ныне. А, ну, вы, идите ко мне, – обратилась она к теням и мигом настроилась к бою, приготовив уже свои настоящие кулаки.

Тени двинулись на нее и тут началось такое, о чем я никогда не смогу забыть. И даже сейчас иногда по ночам вскрикиваю, если мне приснится подобное.

Я никогда не видел такой драки. Это был настоящий бой. Нет. Сo мной эти молодцы только баловались. С царицей же они действительно дрались.

Но она их лупила так, что порой от тени какой оставались только хлопья, так она разлеталась от ее удара. И в конце концов, тени сдались. Они сложили свои головы в углу и стали на колени, жалобно прося пощады.

– Ну, так хочешь ли ты сражаться со мной? – спросила меня Нефертити, устало садясь возле меня рядом и отдыхая после такой жаркой схватки.

– Нет, – промямлил я, – лучше я буду с тобой дружить и любить, – так я заявил и по сей день той клятве верности обязан, стараясь ее чтить

в годах и пополнять каким-либо успехом.

– Это хорошо, – сообщила мне она, – только вот я отнюдь не буду любить тебя так, как было?

– Это почему же? – тут же спросил я, удивляясь уже такому повороту событий.

– А вот почему, – объяснила она с жаром, от нее исходящим после той борьбы, – ты меня предал в самом начале нашей любви. Ты не зашел ко мне и не поприветствовал, как свою жену и царицу.

– Да, но ты.., – хотел оправдаться я в ее глазах.

– Молчи, – резко сказала она, и я смолк, позирая на нее с опаской, – это не я так захотела. Так захотел сам Бог. Это нужно людям и я творю то, которое для тебя кажется постыдным и мало привлекательным, как для мужа.

– Но почему? – только и успел опросить я, как она вдруг провела пальцами по моим губам, и я замолчал надолго.

– Любовь должна распространяться по Земле. И ее первоначально должна внести я. Это семя, которое я собираю от тех мужчин, отдаю Богу, и он уносит его в другое место, чтобы людей было больше и чтобы их тела были лучше, красивее, сильнее и полны самой настоящей любви.

– Но ведь люди рождаются и так, – то ли сказал, то ли спросил я в уме.

– Да, они зарождаются тут, – сказала Нефертити и показала на свой живот, – но только благодаря моим усилиям, да еще усилиям самого Бога.

– Ты хочешь сказать, что без тебя людей бы не было сейчас?

– Нет, они были бы, но не такими, какими ты видишь. Они были бы гораздо уродливее и более низкие. Это все от той земной грязи, что накопилась за много лет существования Земли.

– И как давно ты делаешь это, Нефертити? – спросил я вновь путем сотрясения своего ума.

– Очень давно, – ответила она, – и вначале я вовсе не была царицей. Такой сделал меня мой муж – бывший фараон и царь этих мест. Так было угодно Богу и так проще исполнять нужное здесь на земле твоих отцов.

– Кто же он, твой бывший муж?

– Его звали Рамсес. И он был фараоном. Он основатель одного из родов. Затем был еще Тутмос, Аменхотеп – и первый, и второй, и третий. Ты уже четвертый.

– Сколько же ты живешь?– воскликнул в душе я, все еще не веря своим мыслям и звучанию ее голоса в ушах.

– Очень долго. С тех пор, как ушел из жизни Анамнехон и наше огромное царство распалось или расползлось от жажды богатств и пороков, Бог призвал меня к исполнению того, что творю сейчас.

– Ты знала Анамнехона?

– Нет, но я была знакома с его старшим сыном. Оттуда все и пошло.

– Как же удается хранить тебе твою молодость?

– Я беру ее у вас, у мужчин, – ответила она, – но не надо понимать это только, как буквальное из того, что я получаю. Нет, я черпаю молодость вовсе из из того. Я обогащаю себя их духом. Духом осязания предыдущих основ любви.

– Как это? – не понял я вначале того самого длинного разговора, который состоялся у нас с Нефертити незадолго до ее реальной фактической

смерти.

– Это сложно для тебя, – ответила она с улыбкой, – даже я не могла понять в точности того, что сказал мне вначале Бог. Но попробую объяснить тебе

это по-своему. В любви есть всякое. Есть то, что мы называем жизнью, перетекающей из плоти одной в другую. И есть ее духовная величина. Та, которую

я тебе показывала, как соединяются наши души. Так вот, при таком объединении происходит омоложение, только, правда, несколько по-другому оно выглядит уже на деле. То самое, что истекает – я отдаю Богу. Свое же – оставляю себе и совершенствую его путем различных дополнительных предметов, которыми снабдил меня Бог.

– Ты покажешь мне их? – тут же спросил я, глядя ей в глаза.