Текст книги "Санкция на жизнь"
Автор книги: Сергей Палий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Икс, Игрек
Глава 1
Харон-зеро
Солнечная система X. Окрестности Плутона
– Руки за спину, лицом к стене.
Ладони привычно сцепляются друг с другом возле поясницы. Перед глазами мелькает знакомый до тошноты бетонный косяк.
– Ноги шире!
В металлических ботинках с магнитными подошвами каждый шаг дается с трудом по ЭМ-активному половому покрытию. Мышцы постоянно болят, кости ломит от нагрузок и вечного холода, сухожилия давно превратились в грубые жесткие веревки…
Стас с усилием оторвал левую ногу от пола и переставил ее подальше от правой.
Конвоир для порядка пихнул его выключенным шокером в спину, а второй надзиратель провел ключом по кодеру.
Тяжелая дверь из легированной стали втянулась в толстую стену.
– Антисоц номер четыреста семь, проходите в палату.
Стас, клацая ботинками, повиновался.
– Пошевеливайся, курва, – стукнулся в спину голос второго вертухая.
Нужный остановился и развернулся к нему лицом. Этот наглый мордоворот в зеленой форме с сержантскими лычками прибыл в лагерь недавно. От начальства насвистели, будто он раньше служил в спецполку при крупнейшей феррумдобывающей корпорации на Марсе, но накосячил во время штабной проверки, лишился половины социальных санкций и загремел сюда.
Стас встретился с мордоворотом глазами буквально на мгновение.
Единственный росчерк зрачками по зрачкам крест-накрест, и хамская улыбка слетела с широкого лица вертухая – будто не было.
– Ты чего зыркаешь, парашник? – прошипел он.
– Шекель, отставить, – приказал первый конвоир, который был старожилом и прекрасно знал все местные порядки. – Антисоц номер четыреста семь, займите свое место в палате.
Стас проклацал к койке и сел на серую от пота простыню на нижнем ярусе. Дверь закрылась.
Палатой шестиместную душегубку площадью в двадцать квадратов и парашей в углу мог назвать только не лишенный садистского чувства юмора начальник лагеря, слывший маститым изувером и педофилом. Он даже официальную санкцию от Главка получил именовать комплекс для душевнобольных лечебным профилакторием, а камеры – палатами…
– Добро пожаловать на «Харон-зеро», антисоц, – громко и четко проговорил Лева Чокнутый с верхнего яруса. – Меня зовут Лев. А тебя?
– Стас.
– Хорошо. Я умолкаю.
Нужный давно привык к Чокнутому, у которого долговременную память отшибло во время первого блицкрига. Бедолага забывал личности окружающих, если не находился с ними в одном помещении более часа. После этого он каждый раз заново приветствовал сокамерников.
– Трясли, Стрекоза? – спросил Поребрик у Стаса, вставая с койки и разминая спину.
Нужный посмотрел на его бугристый торс и обронил:
– Нет. Головомойку устроили по полной, до сих пор коловоротит… Поребрик, я, кажется, просил: не называй меня Стрекозой.
Камера взорвалась дружным гоготом.
– Да ладно, Стас! Ты ж пилотом был? Был! Летал? Летал! Крылышками махал? Махал! Вот потому и Стрекоза! Они тоже махают… Я ж тебя любя…
– Люби себя, – огрызнулся Нужный, откидываясь на худосочную подушку. – Что в мире слышно? Была связь с фраерком из снабженцев? Вроде бы их траулер сегодня утром должен был прибыть.
– Прилетала малява, – кивнул Поребрик, переставая щериться. – Слушок прошел, будто наши вторглись к Игрекам и отбили низкие орбиты ихнего Марса. Правильно, я считаю. А то, пока умники наверху свои дипломатические загогулины вертят, люди гибнут. Надо было еще в первый блиц у них там до Земли добраться и Москву захватить.
– Так бы тебе и позволили, масть, – буркнул со своей койки Ганс-инвалид, откинув культей спутанные волосы со лба. – У Игреков кораблей больше, чем у нас, раз в двадцать.
– Зато наши мощней, – резонно парировал Поребрик. – Чокнутый, у тебя сигареты остались?
Чокнутый извлек из-под подушки мятую пачку и бросил ему.
– Что еще в маляве было? – спросил Стас.
– Не успел прочитать, – пожал гигантскими плечами Поребрик, прикуривая. – Вертухаи шмон устроили тут, пока тебя не было. Все шконки переворошили. Пришлось в парашу слить файл, а…
Сирена взревела, как обычно: неожиданно и громко. Матюги антисоцов потонули в ее зубодробительном вое.
Через минуту Нужный и пять его сокамерников уже стояли возле двери, облачившись в рабочие робы.
Когда сирена наконец заткнулась, стало слышно, как по коридору проклацали башмаки – это проходили антисоцы из «девятки». Их как штрафников всегда выводили первыми и отправляли на самый сложный и опасный объект – первичные разработки руды на поверхности Харона. А это, уважаемые, минус двести двадцать по Цельсию, толстенная корка метанового льда, которую нужно долбить бурами, списанные скафандры, готовые в любой момент разлететься в клочья, и полвзвода до сих пор не перебесившейся охраны в придачу.
Смертность в «девятке» была самой высокой. Попав туда, антисоц заранее мог попрощаться с бренным миром…
Наконец открылась дверь.
– «Тройка», крылья назад, взгляд в пол. Выходить по одному!
Шесть пар рук сомкнулись за шестью спинами.
Шесть пар глаз уставились на шесть пар магнитных ботинок…
В рабочее время с вертухаями не стоило пререкаться – можно было запросто схлопотать высоковольтный разряд шокером под ребра. И хорошо, если не на полную мощность.
– Четыреста седьмой, пошел! Четыреста восьмой, пошел! Четыреста десятый, пошел! Шире шаг! Хер ли плететесь, как роженицы к акушеру?!
Стас машинально отрывал ноги от пола и переставлял их, чувствуя, как нестерпимо ноют колени и пульсирует боль в стертых до кровавой корочки щиколотках.
Шаг, еще один. И еще. Вздох. Шаг. Еще шаг. Вздох.
Чертова смена началась…
* * *
Всех, кто был хоть как-то причастен к операции по освобождению Стаса, основательно потрясли на допросах и отправили в комплексы для душевнобольных. И Жаквина Уиндела, и санкционеров-безопасников, и офицеров пятой отдельной эскадры сил космической обороны, которые имели допуск к секретным данным по миру Игреков… Приказ был спущен с самых верхов. Командование даже не стало досконально разбираться в ситуации – генералы и адмиралы просто-напросто отсекли возможность нежелательной утечки информации в преддверии назревающего конфликта между Солнечными.
Многих сослали в Антарктиду на Земле, где на российских научно-исследовательских станциях не хватало рабочей силы. Некоторые попали в «Шальные дюны» на Марсе – местечко возле южного полюса планеты, в глубоких штольнях которого добывали оливин; кое-кто загремел на урановые копи Венеры.
А Стаса и Уиндела занесло на самые задворки системы.
Харон никогда не отличался излишним гостеприимством – ни во времена первых колонистов, ни теперь. Бескрайние ледяные пустыни, чернь неба в остром крошеве звезд, далекая искорка Солнца, тлеющая над горизонтом, блеклый полумесяц Плутона и единственная рудная база с дюжиной шахт, станцией связи и взлетно-посадочной площадкой для грузовых судов. Под поверхностью находилась жилая зона, реакторы, перерабатывающий комбинат и отдельные ангары, отведенные для людей с антисоциальным статусом – так называемых антисоцов.
Сюда попадали не только сумасшедшие, как официально утверждалось. Здесь оказывались те, кто, по той или иной причине, становился опасен для цивилизованного общества. Преступники, как уголовные, так и политические; зачинатели государственных смут; саботажники; погоревшие на служебных постах санкционеры и задумавшие крамолу военные. Да и просто «неудобные» системе люди.
Одним словом – антисоцы.
Условия существования на «Хароне-зеро» были воистину чудовищными. Двухразовое питание: завтрак и ужин, состоящие из питательного желе сомнительной свежести и вонючего пойла. Теснота и вечный холод, от которого у многих развивалась пневмония. Отвратительная медицина. Изнурительные рабочие смены по десять-двенадцать часов, в течение которых приходилось вручную долбить мерзлую породу и таскать ее к конвейерной ленте – благо сила тяжести на Хароне была много меньше Земной. Тупоголовые вертухаи и периодические «головомойки» с применением не только психотропных средств, но и обыкновенных шокеров да резиновых дубинок…
И сотни миллионов километров космической пустоты вокруг крошечного обледенелого шарика.
Здесь люди либо превращались в зверей, либо погибали. Редко кто мог избежать обеих участей.
Стас обретался на «Хароне-зеро» уже около полугода. Их с Уинделом арестовали спустя сутки после встречи на борту военного корабля СКО. Вместе со всеми членами экипажа и безопасниками.
Около недели Нужного томили в карантине, подвергая всяческим допросам. Он понятия не имел, кто им занимается – безопасники или правительственные санкциры, СКО или кто-то еще…
Затем Стаса, Жаквина Уиндела и еще двух незнакомых офицеров из отдельной пятой эскадры погрузили в трюм спецчелнока и отправили в многодневное путешествие на периферию Солнечной. К пустынному спутнику Плутона – Харону.
За все время полета Нужный сумел лишь единственный раз переброситься с Уинделом словечком, за что незамедлительно получил такую «головомойку», что около полусуток провалялся в палате интенсивной терапии лазарета под присмотром бортового врача.
Перед высадкой на космодром «Харона-зеро» их предупредили лишь об одном: не трепаться о собственном прошлом. В каждой камере-палате был стукач, а иногда даже несколько. И подчас невозможно было определить – кому можно доверять, а кому нет. Не сразу, далеко не сразу можно было понять – кто еще остался человеком, а кто уже превратился в мерзкую, готовую на подлость крысу.
На второй день пребывания в лагере Стас собственными глазами увидел, как увели одного из сокамерников, который накануне в припадке тяжелейшей депрессии разболтал, что служил в секретном конструкторском бюро на Ганимеде, где санкционеры– контролеры сознательно браковали проекты нового гравитонного оружия массового уничтожения… После этого бедолагу больше никто не видел.
Охота делиться прошлым пропала сама собой.
Первое время было невыносимо трудно. До отчаяния. До рвоты. До навязчивых мыслей о суициде. Стас, привыкший к комфортной жизни в благоустроенном мире, готов был поверить в то, что находится во власти какого-то кошмарного летаргического сна – настолько окружающая реальность не вписывалась в его представления о современной цивилизации. Он и раньше слышал о комплексах для душевнобольных всякие небылицы, но лишь ощутив на собственной шкуре всю прелесть здешней жизни, понял, насколько сглажены байки. В действительности все оказалось куда поганей.
Несколько раз Нужного избивали до полусмерти свои же сокамерники. На «Хароне-зеро» нарушение тюремных обычаев каралось строго. Независимо от того, знал ты об этих обычаях или в душе не ведал…
Многие ломались и становились шестерками. С такими обращались, как с животными. Хотя куда там! Хуже! Их заставляли чистить парашу, стирать чужое нижнее белье и портки, сметать ладонями пыль с пола, выполнять извращенные прихоти паханов.
Но Стас выжил. Получив пару переломов ребер и лишившись одного коренного зуба, он даже сумел заслужить место на нижнем ярусе койки в своей палате номер 3, что являлось неоспоримым доказательством высокого авторитета.
А вот Жаквину, который попал в абсолютно безбашенную 1-ю палату, повезло меньше. Шестерить он, конечно, не начал, но и нижнего места не получил. Астроном вообще в последние месяцы сильно сдал – осунулся, к былому испугу во взгляде примешались озлобленность и черная тоска… Он стал молчалив и угрюм. Даже на еженедельных прогулках, где антисоцам из разных палат разрешалось разговаривать друг с другом, он избегал встреч со Стасом.
Будни лагерной жизни на маленьком островке жестокости и лишений под названием «Харон-зеро» никого не красили…
А события в остальной Солнечной системе тем временем развивались в бешеном темпе. За каких-то несколько месяцев представления людей о Вселенной перевернулись с ног на голову.
Человечество с разбегу влетело лбом в зеркало. И острые осколки глубоко вошли в плоть.
Такая неправильная и дикая Земля Игрек, неожиданно открытая Стасом, столкнулась с его родной Землей Икс – кисельным миром благополучия и верных решений. С царством санкций.
С самого начала стало ясно: мирно ничего не решить. А после вероломного разведывательного блица, завуалированного под спасательную операцию, шансы на любовные объятия двух родственных цивилизаций резво устремились к нулю.
Официально две звездные системы, между которыми вдруг открылся переход, в состоянии войны не находились. Но…
Все мы прекрасно знаем, каков синтаксический вес этого страшного союза – «но».
Пока объединенные дипломатические корпуса обеих Солнечных обменивались натянутыми любезностями, составляли и подписывали бесконечные пакты, соглашения, резолюции, договоры и декларации, разведки и контрразведки вели свою жуткую игру. Агенты проникали в святая святых политической и экономической жизни, вербовали людей десятками, устраивали саботажи и вынюхивали тайны не только государственного, но и планетарного масштаба.
В то время, как ученые и ведущие умы двух огромных, пугающе схожих цивилизаций восторгались капризом природы, столкнувшим их миры, закатывали ассамблеи и исступленно пытались разобраться в особенностях социальных норм и исторических моделей развития Земли X и Земли Y, военные старались захватить преимущество на границах зоны перехода. В обеих Солнечных возле Точек были стянуты мощнейшие силы космических флотов многих стран, не желающих упустить своего шанса завладеть приоритетными стратегическими объектами в периферийных марсианских областях. Вооруженные столкновения повторялись каждые три-четыре дня.
Одни СМИ разносили по эфиру сфабрикованные для масс информационные бомбы, призванные настроить людей на сотрудничество и терпимость, другие – в открытую подстрекали ополчиться против иноземных интервентов, третьи – вопили о грядущем конце света и небесном возмездии, чем удобряли и без того плодоносную почву для распространения всяческих сект, религиозных фанатиков и масонских обществ… А в это время гигантские энергетические олигополии, воротилы тяжелой промышленности и передовых военных технологий объединялись в союзы под надежным прикрытием политиков и «серых кардиналов» от обоих миров.
Пока бюрократы и прочие пустозвоны продумывали структуру Высшего Декларационного Совета Миров – нового органа власти и контроля, регулирующего отношения между Солнечными, – теневые организации, обладающие реальной властью и влиянием на политической арене, быстренько разделили сферы влияния и спровоцировали локальные военные действия, выгодные для горстки энергетических баронов…
Пока одни вершили историю, другие мололись в ее окровавленных жерновах.
Пока спецслужбы проводили головокружительные секретные операции на поверхности планет и в космосе, обыкновенные люди таращились в экраны мониторов и внимали последним новостным сводкам, ползущим по сети…
Обыкновенные люди до сих пор пребывали в неведении относительно реальных событий, происходящих в зоне контакта. Общественным мнением, как обычно, вальяжно поигрывали.
Среднестатистическому человеку внушали то, что было выгодно среднестатистическому медиамагнату. А что выгодно среднестатистическому медиамагнату? Правильно! Ему выгодно поддерживать наиболее влиятельную в данный момент политическую силу или финансово-промышленную группу. И помогают ему в столь важном деле сотни политтехнологов, специалистов по пиару и мониторингу настроения аудитории, социологов и прочих умненьких клерков, служащих не только себе самим, но и сложнейшей системе санкций.
И в принципе абсолютно по барабану – приляпать к этим вездесущим санкциям ярлык в открытую, как на родной Стасу Земле Икс, или завуалировать их под настом коррупции и прикрыть разномастным тюлем из денежных знаков.
Санкции все равно будут стимулировать все остальное в мире, где человеку стало тесно на банановых пальмах или в сырых пещерах… Санкции на жизнь и смерть, на счастье и боль, на добро и зло, на жену и друга, на взлет и падение, на черное и белое.
Мы зависим от триллионов санкций.
Мы состоим из санкций.
Мы рабы этих придуманных фронтиров…
* * *
Удар, еще один. И еще. Вздох. Удар. Еще удар. Вздох…
Под перчатками зудели мозоли от тяжелой кирки, все тело пробирал холод, который проникал в штольни, несмотря на работающие тепловые пушки и термосистемы. Галогеновые фонари слепили глаза, заставляя щуриться.
Вдох. Замах. Удар. Выдох…
– Добро пожаловать на «Харон-зеро», антисоцы, – прохрипел Лева Чокнутый, когда несколько заключенных из другой палаты присоединились к «тройке» в забое. – Меня зовут Лев. А вас?
– Отвали, кретин недобитый, – огрызнулся кто-то из вновь прибывших, принимая носилки с породой.
– Хорошо. Я умолкаю.
Спина взорвалась болью, и Стаса выгнуло дугой. Кирка вылетела из рук. Рядом, получив заряд из шокера, задергались еще несколько антисоцов.
– Пообщаться вздумалось? – заинтересованно щерясь, спросил надзиратель.
Нужный встряхнул головой и сфокусировал на нем взгляд. Это был тот наглый сержант, который полчаса назад обозвал его «курвой».
Парень явно не соображает, что творит. Неужели он думает, что со своим сраным шокером и табельным стволом в кобуре находится здесь в безопасности? Что ж, дело хозяйское. Пусть удар заточкой в спину послужит ему уроком… Ведь рано или поздно он получит свою долю стали или камня под ребро.
Подтянув к себе кирку, Стас поднялся на ноги. Остальные антисоцы тоже вернулись к работе, поглядывая волчьими взглядами через плечо на глупого вертухая.
Мерзлая порода вновь полетела в разные стороны мелким крошевом.
Удар. Вздох. Замах. И так – по замкнутому кругу…
Во время смен, когда не нужно было напрягать мозг, а только совершать до автоматизма отработанные движения, Стасу с избытком хватало времени на то, чтобы осмыслить произошедшие полгода назад события. Он раз за разом вспоминал все детали того злополучного рейса, перехода в Солнечную Игрек, встречи с непривычным миром, знакомства с Верой… Того мимолетного и неожиданного знакомства с женщиной, любившей другого Стаса Нужного. Знакомства, после которого уже невозможно было стать прежним.
Каждый день он думал о ней. Пытался заставить себя забыть ее лицо, голос, тело… но не мог.
«Почему? – гадал Нужный. – Почему я не могу относиться к этой женщине, как к очередной? Быть может, во мне и впрямь поселилась какая-то частичка другого человека – того, кто жил в мире Игрек и нелепо погиб, столкнувшись с астероидом? Быть может, крупицы его жизни и смерти вонзились в меня и застряли прямо в сердце?…»
Замах и удар. Вздох.
А еще у Стаса из головы не выходили слова, сказанные безопасником в шлюзе. Слова обвинения…
Вдруг он и правда – ренегат? Отступник… Как еще объяснить, что он то и дело думает о той грязной Москве, о столпотворении в метро, о сырых улицах, которые показались знакомыми, словно он бродил по ним целую жизнь?
«Что же ты сделал со мной, погибший двойник? Кем я стал?…»
Удар. И еще один…
Почва под ботинками ощутимо вздрогнула.
Антисоцы прекратили махать кирками и переглянулись. Охранники невнятно забормотали что-то в свои рации и обернулись, всматриваясь в освещенное чрево тоннеля. Вдалеке послышался хлопок, и кто-то громко заорал возле стационарного коммуникатора: «Компрессия в нижнем параллельном?! Твою мать! Газкарман…»
Крик прервался.
Громыхнуло так, что у Стаса на миг заложило уши.
Ледяную стену забоя прорвало, словно она была сделана из сигаретной бумаги. Мерзлые каменные осколки буквально изрешетили нескольких надзирателей. Лампы возле прорыва мгновенно погасли, сыпанув стеклом и искрами во все стороны. Пласт породы с грохотом обрушился прямо на основной терминал. Приторно запахло метаном, и тут же газ взорвался, раскидав обломки и тела…
Нужный машинально бросился на землю, чтобы ударная волна не впечатала его в острые выступы.
Шквал горячего воздуха жахнул над головой. В рот набилась холодная, колкая пыль…
Системы индивидуального слежения и контроля отказали, и слегка оглушенные антисоцы с удивлением уставились на погасшие огоньки своих «смертельных обручей» на запястьях.
– Братва, поводки дезактивированы! – заорал Поребрик, проламывая наглому сержанту киркой башку.
Тот даже пикнуть не успел – завалился на спину, хлобыстая кровью. Поребрик матюгнулся, с ненавистью шарахнул по размозженному черепу еще пару раз и страшно просипел:
– Зря каску не нацепил, сучонок! И обзывался зря…
– Братва! На «перваке» бунт! – донеслось из подсвеченного облака пыли, медленно оседающей в условиях малой силы тяжести Харона. – Мочи вертухаев, пока воздух не отрубили!
Стас еле успел отползти в сторону. Автоматная очередь дзенькнула по стылой глыбе вскользь. Несколько пуль застряло в камнях, остальные срикошетили по хаотичным траекториям. Ганс-инвалид взвыл и виртуозно заматерился на дикой смеси русского и неонемецкого – видать, его зацепило.
Лева Чокнутый подобрался к убитому Поребриком охраннику и, пачкаясь в крови, вытащил у того из кобуры пистолет. Щелкнул затвором и принялся без разбора палить в мглу прохода. О том, чтобы найти упор, он не позаботился, поэтому отдачей его отнесло назад и завалило на спину. Чокнутый зачертыхался.
Приблизительно зная расположение соседних тоннелей, Стас прикинул, как проще всего добраться до забоя, где работали антисоцы из первой палаты, и найти Уиндела. Он понимал: минуты через три, максимум пять, секьюрити с центрального поста отключат подачу воздуха в штольни, и бунтовщики задохнутся, не пожелав сложить оружие и сдаться. Если он не успеет до этого время прихватить ученого и смыться по обесточенной конвейерной ленте в сторону перерабатывающего комбината – второго шанса сбежать из этой живодерни не представится.
План был рискованный. Но за последние месяцы Нужный настолько привык к прогулкам по кромке бритвы, что теперь это уже мало его волновало. Хотелось жить! А еще больше хотелось на свободу! Уиндел же ему был нужен в качестве специалиста по навигационному оборудованию, с которым как астроном– орбитальщик был знаком.
Стас прикинул, что может, при удачном стечении обстоятельств, добраться до космодрома и захватить один из грузовых челноков. Если повезет – вывести его на орбиту. Но дальше – одному ему не справиться: бортовые системы ориентации и расчета курса на местных кораблях сильно отличались от привычных «пеликанских». А Уиндел хоть и обладал набором странностей, но был мужиком башковитым. К тому же именно он первым предсказал столкновение двух Солнечных, и Стасу не хотелось оставлять непризнанного гения на растерзание вертухаям да взбесившимся антисоцам…
Нужный, продолжая сжимать кирку в руке, пополз к лифтам. Возле заваленного породой основного терминала охраны его нагнал Поребрик и рывком развернул к себе. Стаса крутануло и чуть было не унесло к противоположной стене – все-таки сила тяжести здесь значительно уступала земной, – но мускулистый здоровяк придержал его за рукав робы и забормотал в лицо, обдавая зловонным дыханием:
– Куда помчался, Стрекоза? Решил один слинять? Не выйдет…
Стас попытался высвободиться, но получил короткий удар в печень и ойкнул от боли. Окровавленная морда Поребрика вновь оказалась прямо перед ним.
– Я знаю, куда ты намылился… Ты улететь отсюда хочешь, Стрекоза! Ты давно слинять задумал, да только мазы не было… Так усекай, масть… Я пойду с тобой. Ты возьмешь меня или сдохнешь. Прямо тут и прямо сейчас! Втюхал?
Нужный вновь дернулся и прошипел:
– Если собрался со мной линять, придется тебе выполнять все, что говорю.
– Согласен.
– Для начала убери свои мерзкие лапы!
Поребрик гнусно ощерился, но руки разжал. Стас отряхнул робу и со всей дури врезал ему по скуле.
– Ты чего, Стрекоза?! Совсем попутался? – заорал Поребрик, медленно, словно при рапидной съемке, отлетая назад.
– Я тебе сто раз повторял: не называй меня Стрекозой! И перестань звенеть, как баба на подстилке, если не хочешь схлопотать пулю в безмозглую башку!
Словно в подтверждение этих слов, раздался стрекот автомата. Очередью скосило пучок искрящих силовых кабелей и разметало ледяные пласты в мелкое крошево.
Поребрик наконец опустился на землю, заерзал и потер скулу.
– Через конвейер пойдем? – серьезно спросил он.
– Да. – Нужный, пригибаясь, побежал вдоль стены. – Только захватим еще одного человека из первой…
– Ты в своем уме? Там же сейчас – самая резня!
– Без него нам не уйти с орбиты!
– Дружок твой яйцеголовый, что ль?…
Стас резко остановился, сделав Поребрику предупредительный знак ладонью. Тот замер и пригнулся, вглядываясь в полумрак штольни.
Возле шахт несколько охранников в скафандрах возились с контрольным пультом управления лифтами. Их прикрывали двое спецназовцев в тяжелой броне и с автоматическими карабинами наперевес.
– Сейчас дыхалово отключат, – тихонько бросил Стас через плечо. – А кроме как через шахты, нам к «первакам» никак не попасть… Твою мать! Не успели…
– Донт ссать, мурзик! – обнадеживающе хлопнул его по спине Поребрик и дюже стремительно для своих габаритов скользнул вперед.
Не успел Нужный помолиться за тупоголового напарника, как тот оказался возле спецназовцев и приложил одного из них здоровенным булыжником по шлему. Вреда от этого идиотского пассажа было чуть, но должный эффект был достигнут: второй боец рефлекторно пальнул в Поребрика. И… совершил главную ошибку в своей жизни: недооценил скорость неуклюжего на вид антисоца…
Поребрик молниеносно ушел с линии атаки, умудрившись швырнуть под пули слегка оглушенного первого спецназовца. Бедолагу снесло очередью, словно былинку, и так приложило о несущие металлоконструкции одного из лифтов, что никакая броня не смогла спасти его от мгновенной потери сознания.
Тем временем Поребрик уже вышиб карабин из рук второго бойца, обалдевшего от подобной наглости, и отправил его в медленный, но не обещающий ничего хорошего полет в открытый зев соседней шахты.
Стас, видя, что теперь перевес на их стороне, рванул на помощь. Он, стараясь не взлетать слишком высоко, проскакал полтора десятка метров и с ходу врезался неуправляемым болидом в кучу охранников, колдовавших возле контрольного пульта. Двое из них отлетели к громоздкому генератору, а третий увернулся и завозился с застежкой кобуры на ремне скафандра.
– Иногда на морозе меч примерзает к ножнам, шкварка! – сумничал Поребрик, отправляя нерадивого молодчика в глубочайший нокаут.
– Лифт пошел! – крикнул Стас, наставляя ствол подхваченного карабина на охранников. – Живо стягивайте скафы, фраерки! Поребрик, этого тоже раздень – нам для Уиндела запасная раковина нужна!
Два раза повторять не потребовалось. Громила содрал с поверженного противника скафандр чуть ли не вместе с кожей и оглянулся на Нужного.
– Чего таращишься, груда мозга? Надевай скорей!
– Да это ж не мой фасончик! – оскалился тот, скидывая громоздкие магнитные ботинки и натягивая нижнюю часть скафа на ляжки. – И размер неподходящий – мне даже на член не налезет!
Стас обломал штырек микрофона, чтобы никто посторонний не слушал их разговоров, и захлопнул шлем. Прокричал через стекло:
– Поребрик, ты где так прыгать резво научился?
– С питерской братвой знавался! – проорал тот в ответ. – Санкциров-копов местных травили по заказу! Или ты думал, я сюда за чужую жинку-внеочередницу залетел?
Стас хмыкнул и повернулся к раздетым охранникам. Повертел пальцем у виска. В шлеме этот жест выглядел довольно комично… Те непонимающе уставились на него.
– Хрен ли моргалы вылупили? Канайте отсюда, сейчас воздух отрубят!
– Хватит с этими курвами возиться! – Поребрик заглянул в кабину подошедшего лифта и удовлетворенно кивнул. – Погнали! Оп! Оп!
Генератор взвыл с новой силой…
На нижнем ярусе, где бунтовщики из первой палаты начали мятеж, царил разгром. Здесь повсюду валялись части мертвых вертухаев вперемешку с обугленными телами антисоцов. Лишь редкие уцелевшие галогенки подсвечивали страшную картину.
Видимо, газовый карман, ставший причиной взрыва, образовался именно в этом месте.
– Ни фига себе! – мотнул головой Поребрик, осматривая бойню. – А я думал – это нам не повезло…
– Хватит звенеть! Ищи ученого, и смываемся отсюда!
– Как он выглядит-то… ученый твой?
– Долго объяснять… Если увидишь кого живого – зови меня.
– Да тут мертвыми в пятнашки можно играть… а уж живых…
– Хорош тоску нагонять – без тебя тошно! Не приведи вакуум с тобой на острове необитаемом оказаться… С ума ведь сведешь за полчаса своим беззаботным пессимизмом!
Стас извлек из груды мерзлой породы забрызганный кровью фонарик и пощелкал выключателем.
– Черт, не работает… Ладно, будем так шарить. Будь ты проклят, «Харон-зеро»…
– Чего бормочешь? – вскинулся Поребрик, брезгливо отпихивая ботинком чью-то оторванную конечность.
Нужный глянул в его шальные глаза через анизотропное стекло шлема и лишь отрицательно помотал головой.
«Вот ведь увязался чертяка мышценосный…» – подумал он, принимаясь расшвыривать киркой искореженные пластиковые переборки, каменные обломки и битый лед, чтобы пробраться в штольню, где работала первая палата.
Вдох, удар на выдохе. Вдох – удар! И еще раз! И еще…
Осколки летели в стороны и за спину. Они были похожи на крошево прошлой жизни. Жизни – разбитой вдребезги одним неудачным рейсом сквозь горизонт.
«Отпусти меня, Харон… Отпусти, отпусти, отпусти же, сволочь! Не тащи в Аид! Дай санкцию на будущее…»
* * *
Человек – самое живучее создание из всех божьих тварей. Даже бактерии и вирусы не чета нашему брату. Даже крысы и тараканы… Венец эволюции чрезвычайно строптив, когда дело касается его собственной шкуры – слишком дешево она стоила раньше, когда холод, голод и пещерный медведь являлись самыми опасными врагами. Теперь же человек торгует своей жизнью по баснословным, астрономическим ценам.
Жаквин Уиндел около десяти минут провалялся возле остановленной конвейерной ленты после взрыва в забое. Концентрация метана в воздухе увеличивалась с каждым мигом. Он дышал мелко и порывисто, в голове помутилось, одна мысль тревожно колотила по вискам: «Лишь бы снова не рвануло от искры, пока не подоспеет помощь…»
Ученый искренне надеялся, что она подоспеет. Даже долгие месяцы, проведенные в лагере, до конца не убили в нем веру в гуманизм.
А напрасно.
Помощи взяться было неоткуда. И все чхать хотели на еще одну никчемную душонку…
Несколько раз Жаквин тщетно пытался дотянуться до кирки, валяющейся в метре от него. Он хотел воспользоваться ею как рычагом, чтобы приподнять тяжелую плиту, придавившую правую ногу. Конечность практически не пострадала, и кости вроде бы остались целы, но вытащить или расстегнуть башмак оказалось невозможно.
Он тянулся рукой с упорством попавшего в капкан зверя, но коченеющие пальцы скребли стылый грунт в каких-то десяти сантиметрах от рукоятки кирки.
