Текст книги "Славяне и авары. Вторая половина VI — начало VII в."

Автор книги: Сергей Алексеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Глава четвертая.
БИТВА ЗА ДУНАЙ

Север в пору аварских войн

Поражение 587 г. побудило кагана к поискам новых союзников. Силы словен Нижнего Подунавья оказались недостаточны для сокрушения Империи. К тому же их племена не были склонны выполнять любые распоряжения авар и действовали исходя из собственных интересов. Каганат нуждался в увеличении численности племен непосредственно подчиненных, которые выполняли бы прямую волю кагана. Внимание авар обратилось на славянский север.

Естественно было искать союзников среди тех словен, которые прибывали с севера к Нижнему Дунаю, побуждаемые недостатком пахотных земель. Выше уже говорилось, что наряду с дулебами в этих переселениях участвовали и ляшские (лендзянские) племена Юго-восточной Польши. Часть их переселенческого потока кагану удалось перенаправить в свои земли. Он привлек лендзян мощью каганата и посулами земель, которые удастся вместе захватить у ромеев.

Далматинский хронист Фома Сплитский в XIII в. передавал предание о том, что «вместе с Тотилой» (Фома смешивал готов и авар[367]367
  По Фоме, в завоевании Далмации участвовали три племени: готы, приведенные ими «лингоны» (они же славяне), хорваты («куреты»), причем последние будто бы уже жили в Далмации и лишь позже смешались с «лингонами» (Фома Сплитский. История архиепископов Салоны и Сплита. М., 1997. С. 35–36, 240). Писавший на три столетия ранее Константин Багрянородный говорит о двух враждебных друг другу волнах завоевателей – аваро-славянах («славянские… племена, которые называются также аварами») и хорватах (Константин Багрянородный 1991. С. 110–113, 128–131, 136, 137). Славяне, пришедшие с аварами, несомненно, тождественны «лингонам» Фомы. Позже, с VII в., они действительно смешались с хорватами.


[Закрыть]) в Далмацию «из земель Полонии пришли семь или восемь знатных родов, зовущихся лингонами»[368]368
  Фома Сплитский 1997. С. 35, 240.


[Закрыть]. Это те самые славяне, которые вместе с аварами («готами») в начале VII в. захватили Далмацию и о которых писал также Константин Багрянородный. «Лингоны» обычно и справедливо толкуется как ученое искажение племенного названия лендзян[369]369
  Лингоны – древнее кельтское племя. См.: Фома Сплитский 1997. С. 159–160 (комментарий О.А. Акимовой). Непосредственным источником для образования формы «лингоны» могло послужить венгерское lengyen, «лендзяне, поляки» (См.: ЭССЯ. Вып. 15. С. 44). Далмация в ХIII в. входила в состав Венгерского королевства. Доказательством участия лендзян во вторжениях авар в Иллирик может служить сербохорватский топоним Ledan (ЭССЯ. Вып. 15. С. 44).


[Закрыть].

Предания, передаваемые Константином, помещают этих славян близ границ Далмации, за пограничной рекой, отделявшей ее от Аварского каганата. Реку эту Константин отождествил с Дунаем[370]370
  Константин Багрянородный 1991. С. 110, 111, 128, 129.


[Закрыть]. Но на самом деле предания имели в виду Саву. Именно Сава отделяла в ту пору земли ромеев от аварской Паннонии, и только к Саве имело смысл высылать воинов из крепости Клис (в 4 км к северу от Салоны, столицы Далмации)[371]371
  Константин Багрянородный 1991. С. 110, 111, 128, 129, 363 (прим. 9).


[Закрыть].

Фома сообщал о переселении целых славянских «племен»[372]372
  Фома Сплитский 1997. С. 35, 240.


[Закрыть]. Константин рисует славян («авар») занятыми, помимо войны, и мирным трудом, живущими с женщинами и детьми[373]373
  Константин Багрянородный 1991. С. 110, 111, 128, 129. В первом случае он даже говорит о «безоружных племенах». Впрочем, другой вариант объясняет это тем, что мужчины в момент нападения ромеев из Клиса «находились в военном походе».


[Закрыть]. Привлеченные каганом лендзяне были действительно не просто военными отрядами неженатой молодежи, а общинами земледельцев, искавшими новых мест. На новых местах они быстро перемешались с аварами. Но Константин, писавший три столетия спустя, мог отождествить славян и «авар» просто из-за их совместных действий. Не следует преувеличивать и ту «знатность», о которой говорит Фома, – для позднейшего, уже средневекового предания естественно преувеличивать родовитость предков.

Благодаря привлечению на свою службу лендзян каган, должно быть, получил какие-то более или менее определенные сведения о ситуации на севере славянского мира. Во всяком случае, едва ли он действовал в дальнейшем наобум, без конкретных данных о прибалтийских землях. В скором времени после поражения осени 587 г. (едва ли позже весны 588 г.[374]374
  По словам славянских послов, которые уже в октябре 590 г. попали в руки ромеев после пребывания в ставке кагана, дорога туда заняла у них пятнадцать месяцев (Theoph. Sim. Hist. VI. 2: 13; Свод II. С. 16, 17). Аварские послы, пробиравшиеся по неизведанным землям, едва ли потратили намного меньше времени.


[Закрыть]) каган отправил послов на север. Его послы просили у славянских племен Полабья и Южной Балтики «воинских сил», предлагая вождям «богатые дары». Это были суммы из ромейской же дани – они частично обнаружены в кладах поморских земель.

Однако «этнархи» приморских славян (то есть поморян низовий Одера), «приняв дары, отказали ему в союзе». Они ссылались при этом на дальность пути. Рассчитывая на благородство кагана, «этнархи» отправили к нему посольство из трех человек с извинениями. Оскорбленный вождь авар, однако, «забыв о законе послов, начал чинить им препятствия к возвращению». Он рассчитывал таким путем либо получить назад деньги, либо добиться высылки воинов. Послы сбежали во Фракию, где попали в руки самому Маврикию, уверив его при этом, что к ромеям и бежали – те, дескать, «славятся богатством и человеколюбием». Император, «восхитившись» славянами, в то же время не слишком им поверил – и отослал во фракийскую крепость Ираклию[375]375
  Theoph. Sim. Hist. VI. 2: 10–16; Свод II. С. 14–17. В науке долго господствовало скептическое отношение ко всей этой истории. Л. Нидерле, к примеру, определил повествование славян как «явную отговорку трех захваченных разведчиков и к тому же перифразу древних сообщений о гетах» (Нидерле 2001. С. 46). Археологические исследования последних десятилетий, однако, подтвердили факт подкупа поморской знати монетами Маврикия, то есть деньгами, которые каган получал в качестве откупа с ромеев (Herrman 1972). Тот же факт, что племена по Нижней Одре – поморяне и брежане – не откликнулись на призыв кагана, можно подтвердить их отсутствием на Балканах, в отличие от ободричей, смолян и стодорян. То, что славянские послы льстили Маврикию и преувеличивали миролюбие своего племени (о чем шла речь выше), не доказывает лживости всего рассказа. По большому счету, есть основания доверять всей канве изложенных фактов.


[Закрыть]. Дальнейшая их судьба неизвестна.

Неудача с поморянами не была катастрофой для кагана. Большинство подкупленных им племен откликнулось и выслало свои силы на подмогу. В лесистых землях между Одрой и Лабой места хватало явно не всем, и племена могли стремиться избавиться от части беспокойной молодежи. В результате на землях каганата появились ободричи, смоляне и стодоряне. Каган призывал в данном случае именно «воинские силы», а не общины переселенцев. Прибывали, соответственно, молодые воины, которых каган расселял и обустраивал среди своих подданных – словен и гепидов. Утрачивая при этом большинство черт духовной и материальной культуры, такие переселенцы, однако, сохраняли племенное самосознание – и племенные имена.

Ободричи осели в Потисье, к востоку от Паннонии, где оставались еще и в первой половине IX столетия[376]376
  Annates regni Francorum. Hannover, 1895. A. 824.


[Закрыть]. Возможно, что в этом же регионе, основной базе для вторжений кагана в Иллирик, или даже уже за Дунаем, в Поморавье, были сначала поселены смоляне. В первой половине IX в. это племя жило далеко к югу от Дуная, на юго-западе современной Болгарии, по реке Струме[377]377
  Нидерле 2001. С. 89.


[Закрыть]. Стодоряне же были помещены существенно западнее. Их след – Стодорская долина в верховьях Дравы[378]378
  Нидерле 2001. С. 75.


[Закрыть], на подступах к Истрии и ромейским владениям в Италии.

Установление связей с каганатом способствовало обогащению племенной знати венедов и, как следствие, – усилению ее власти над соплеменниками. С другой стороны, должно было усилиться давление каганата на единственных своих врагов в северном регионе – хорватский племенной союз. Хорваты и союзные им племена, занимая Чехию и частично Силезию, являлись естественным препятствием на пути прямых контактов между каганом и венедами. Связь с последними могла осуществляться лишь в обход хорватских земель, через территорию лендзян. Именно ляшские племена и явились союзниками каганата в натиске на чешских и верхнесилезских славян.

С этим напором можно увязать не только продолжавшуюся миграцию из Чехии в бассейн Лабы – Заале, но и движение из Силезии на север, приведшее к сложению новой, фельдбергской культуры. В Силезии к концу VI в., как полагают, строятся уже первые оборонительные грады[379]379
  Historia kultury 1978. S. 26, 35, 38.


[Закрыть]. Носителями фельдбергской культуры признаются славянские племена велетов (вильцев)[380]380
  Седов 1995. С. 51–54.


[Закрыть]. Их миграция могла быть вызвана аварским нашествием на обжитые прежде земли. С другой стороны, переселение предстает скорее как целеустремленное военное вторжение. Это заставляет думать и об иной возможности. Не была ли миграция велетов сознательной военной акцией враждебных аварам племен – дабы нанести удар по северным союзникам каганата и всемерно ослабить противника?

Основным толчком к началу завоевательных войн явилось само возникновение племени (или уже небольшого союза «родов») велетов. Костяком его, давшим общее имя, стали, как уже говорилось, переселенцы из Юго-западной Прибалтики, где племя вельтов известно во II в. н.э. В Верхней Силезии они быстро ославянились, переняли традиции суковско-дзедзицких племен в домостроительстве и погребальном обряде[381]381
  Седов 1995. С. 52–53 (погребальные памятники неизвестны, что сопоставимо с суковским материалом – венеды разбрасывали останки умерших на поверхности).


[Закрыть].

Главной культурной особенностью «фельдбергцев»-велетов является керамика – изготовленная на гончарном круге, с хорошим обжигом и богатым орнаментом (горизонтальные линии, ряды волн, реже штампы и налепка). Керамика эта представлена невысокими сосудами с широким горлом, выпуклыми боками и суженым низом[382]382
  Седов 1995. С. 52.


[Закрыть]. Как уже говорилось, появление гончарной керамики указывает на еще один компонент сложения велетского племени – бродячих гончаров германского происхождения. Скорее всего, гончары совместно с балтийскими пришельцами вошли в элиту нового объединения. Быть может, основу племенной дружины составили члены бойнических братств, происходившие из разных племен. Это объяснило бы прослеживаемую даже археологически повышенную агрессивность велетов.

В велетской элите можно выделить и еще один, несколько неожиданный компонент. В конструкции известных уже с VII в. (Фельдберг) и уникальных для славян велетских храмовых зданий явственно ощущается кельтское влияние. Верхняя Силезия издавна являлась местом встречи праславянской, германской и кельтской культур, и кельтские традиции храмового строительства могли уцелеть именно здесь[383]383
  Herrmann J. Zu den kulturgeschichtlichen Wurzein und zur histonschen Rolle nordwestslawischer Tempel des frühen Mittelalters Slovenska archeologia. Bratislava, 1978. T. XXVI. S. 19–28.


[Закрыть]. Кельтский друидизм был, пожалуй, наиболее развитой из языческих религиозных систем «варварской» Европы. Нет ничего удивительного в том, что он оказывал воздействие на местных жителей, даже когда кельтский этнический элемент в Силезии полностью стерся. Далекие потомки кельтских жрецов-друидов, сохранившие некоторые их традиции, влились в велетскую знать.

Точная датировка событий невозможна, но вторжение в венедские земли велеты начали в конце VI в.[384]384
  Седов 1995. С. 51, 54.


[Закрыть] К этому моменту они уже продвинулись в Нижнюю Силезию, где и завершилось формирование племенной общности. Первый удар пришелся на стодорян в бассейне Шпрее – Хафеля[385]385
  Седов 1995. С. 52 (карта).


[Закрыть]. Велеты передвигались большими организованными группами, ударную силу которых, несомненно, составляли мужчины-воины. Вторжение встревожило местные племена. Повсеместно, сначала в землях стодорян, а потом и дальше на север, начали возводиться укрепленные грады. На рубеже VI–VII вв. были основаны крепостцы Бранибор (Бранденбург), Кепеник, Шпандау, Бланкенберг[386]386
  Седов 1995. С. 43.


[Закрыть]. Однако само количество этих городищ-убежищ свидетельствует о слабой (по сравнению с велетами) черте политической организации стодорян и их сородичей. В отличие от врага, венедские племена были крайне раздроблены политически. До создания единого «княжения» даже в рамках сравнительно небольшого региона они дошли не сразу.

В то же время велеты, столкнувшись с ожесточенным сопротивлением, не стали в массе задерживаться в земле стодорян. Присоединение стодорян к велетскому союзу произошло уже позже. По крайней мере, массового разрушения градов не отмечено, и главный очаг фельдбергской культуры сложился дальше к северу. Велеты, сперва двигавшиеся вдоль Лабы, отклонились затем на северо-восток, к Одре. По пути они существенно потеснили ободричей. Под давлением завоевателей суковские племена на рубеже VI–VII вв.[387]387
  Седов 1995. С. 47.


[Закрыть] сдвинулись на север и осели на берегах Балтики, в срединной части междуречья Лабы и Одры. Именно здесь ободричей позже знают письменные источники.

Основную же тяжесть велетского натиска приняли на себя племена Западного Поморья. Вторжение велетов отмечено группой невскрытых кладов с имперскими монетами в низовьях Одры, о которых уже говорилось. Брежане и поморяне, жившие к западу от Одры, были частично изгнаны за реку. Эта часть земель Южной Прибалтики превратилась в главный район расселения велетов. На западе велеты потеснили жившее здесь (по реке Варне) древнее германское племя варнов. Варны были вынуждены влиться в ободричский племенной союз, тем более что ободричи уже начали расселяться на их землях. Главной побудительной причиной образования венедского союза во главе с ободричами как раз и была борьба против велетов. Позднее варны, проживавшие на границе между ободричами и велетами, ославянились.

На пути своего движения и в отдельных военных акциях велеты уничтожали венедские грады, истребляя или изгоняя жителей. На захваченных территориях они возводили собственные укрепленные поселения. В каждом велетском граде имелось несколько десятков дворов, на которых проживало в общей сложности от 600 до 1000 человек[388]388
  Седов 1995. С. 51–52,54.


[Закрыть]. Численное превосходство, несомненно, стало наряду с лучшей организацией одним из залогов велетских успехов. С другой стороны, постоянное проживание в укрепленных градах свидетельствует о том, что велеты на захваченных землях жили в условиях постоянной угрозы – будучи сами, впрочем, едва ли склонны к вечному миру.

В то же время основная масса венедов осталась на прежних местах. Велеты в первую очередь уничтожали грады – центры сопротивления – и враждебную племенную элиту. Остальная же часть побежденного племени включалась в велетский союз на условиях даннической зависимости. Со временем велеты стали обильно смешиваться с покоренными племенами, а фельдбергская керамика распространяется на суковских поселениях[389]389
  Седов 1995. С. 54.


[Закрыть]. Собственно велеты, жившие в градах, составили элиту нового союза. В эту своеобразную аристократию входили племенные князья, дружинники, ремесленники-гончары и жрецы. Велетское общество было гораздо в большей степени иерархично, чем венедское. Велетские вожди (в отличие от ободричей) в VIII в. носили двусоставные «княжеские» имена.

Память о велетских завоевательных войнах сохранилась в Средние века не только в молве об особой свирепости велетов (позже – лютичей). В норвежской «Саге о Тидреке», которая представляет собой перевод германских эпических сказаний, выделяется так называемая «Вильцина-сага», то есть сага о вильцинах (вильцах, велетах-лютичах)[390]390
  Веселовский А.Н. Русские и вильтины в «Саге о Тидреке Бернском». СПб., 1906.


[Закрыть]. В ней заметны некоторые элементы уже не немецкого, а славянского эпоса.

Повествование о вильцинах открывается рассказом о завоевательных войнах «конунга» Вильцина (то есть Велета), разорившего и покорившего многие страны, в том числе Польшу и Русь. По его имени и названы будто бы вильцины[391]391
  Веселовский 1906. С. 134–135.


[Закрыть]. В дальнейшем, после смерти Вильцина, его народ побеждают и покоряют обложенные ранее данью русские[392]392
  Веселовский 1906. С. 136–138.


[Закрыть]. В последующем повествовании о русских и вильцинах давно и не без оснований видят первую запись русских былин «Владимирова» цикла. Это наводит на парадоксальную на первый взгляд мысль – не из Руси ли, через Новгород, была воспринята вся канва «Вильцина-саги»? Новгородские словене были выходцами из Южной Прибалтики[393]393
  Седое 1982. С. 66.


[Закрыть]. Их предки, скорее всего, имели дело с велетами и были ими подчинены. Память об этом факте сохранилась в предании, а освобождение трактовалось спустя века как конечная победа над противником и его покорение.

Велет, точнее «Волот Волотович» (в северорусских преданиях волоты – мифические великаны), действительно обнаруживается и в русском эпосе. Но в эпических песнях XIX–XX вв. царь Волот – уже не воитель, а мудрец, восприемник и хранитель сокрытой мудрости. Этот персонаж (смешиваемый с былинным Владимиром) – главный в так называемом «духовном стихе» о Голубиной книге. Здесь он вопрошает библейского царя Давида о смысле «выпавшей» с небес «книги Голубиной», скрывающей знание об устройстве мира[394]394
  См., например: Федотов Г.П. Стихи духовные. М., 1991. С. 125–128; Былины. Русский музыкальный эпос. М., 1981. С. 470–471, 479–485; Голубиная книга. М., 1991. С. 34–48.


[Закрыть]. «Голубиная книга» – произведение, родившееся в атмосфере «народного христианства», а по сути многоверия – сочетает самые разные по происхождению элементы. В основном она восходит к переводному апокрифу «Беседа трех святителей». Сложился памятник не позднее XV столетия[395]395
  К этому времени относится его первая запись – «Повесть о царе Волоте Волотовиче» (Известия отделения русского языка и словесности. СПб., 1913. Вып. 18. Ч. 1. С. 78–81).


[Закрыть]. Присутствие в «Голубиной книге», наряду с чертами «христианских» ересей, частиц языческой мифологии признается многими специалистами[396]396
  См., напр.: Федотов 1991. С. 65 и след.; Селиванов Ф.М. Русские народные духовные стихи. М., 1993. С. 23; Иванов В.В., Топоров В.Н. Славянская мифология. С. 14.


[Закрыть].

Итак, до Нового времени сохранилась не только (а затем – и не столько) память о велетских войнах, сколько о велетах и их «царе» как носителях некоей сакральной «мудрости». В связи с этим восходящим к языческим временам представлением нельзя не вспомнить о «кельтской» составляющей в религиозной культуре велетов. Как уже указывалось, кельтский друидизм являлся наиболее развитой из «варварских» религиозных систем Европы. Велеты, надо полагать, наследовали не только внешние проявления, но и отдельные космологические доктрины этой сложной религии, хранителем которой являлось замкнутое жреческое сословие. Кельтское «знание» было не только частично воспринято велетами, но и навязано ими покоренным племенам. В связи с этим язычество в сфере велетского влияния обрело некую цельность и связность, «философскую» подоплеку, незаметную в других славянских землях. Недаром именно полабско-поморский и северорусский регионы стали позже главными оплотами языческого сопротивления христианизации.

В то же время велетской традиции оказалась чужда такая черта друидизма, как главенство жрецов в духовной сфере. Верховным носителем священного «знания» считался князь – сакральный и военный вождь одновременно. Он являлся главой игравшего большую общественную роль дружинного союза, связанного с культом волка (ср. позднейшие названия велетов – «вильцы», «лютичи»[397]397
  wilzi – латинская форма, смешивающая, видимо, самоназвание «велеты» и славянское слово «волки» (так, возможно, велетов называли враждебные соседи – ободричи). Форма «лютичи» появилась в X в. и, несомненно, как-то перекликается с традиционным для славянского фольклора образом «лютого зверя» (ср.: ЭССЯ. Вып. 15. С. 225).


[Закрыть]). Все это отразилось в славянских преданиях о князе Велете – великом завоевателе и приобретателе «глубинных» знаний.

Завоевательные войны велетов привели к образованию на славянском северо-западе двух противостоявших позднее друг другу веками племенных объединений – велетского и ободричского. В исторической ситуации VI в. эти события отрезали Аварский каганат от северных венедских союзников и сковали силы последних. Но решающего значения для аваро-ромейских войн эти далекие события иметь не могли. Судьбы Империи решались не на Балтике, а на Дунае.

Возобновление аварских войн

Разгром кагана во Фракии в 587 г. позволил Маврикию сосредоточить на Персидской войне все свое внимание. В 588–589 гг. ромеям удалось создать против персов новую коалицию, в которую вошли, помимо кавказских владетелей, также отвлекшиеся от своих междоусобиц тюркюты и хазары. Персы разгромили вторгшихся кочевников. Но вслед за тем удача улыбнулась императору. В Иране внезапно вспыхнула гражданская война, стоившая трона шаху Хормизду. Сын свергнутого царя, Хосров, в итоге нашел убежище у Маврикия. Теперь Империя вела на востоке совсем другую войну – войну за восстановление законной власти, при поддержке влиятельной партии в среде самих персов.

Как только стало возможно, Маврикий начал переброску частей с Востока в Европу. Угроза аварского вторжения во Фракию сохранялась, и сведения из-за пределов Астики с трудом доходили до Константинополя. В октябре 590 г.[398]398
  Основаниями для датировки, как представляется, должны служить указание у Феофилакта на девятый год правления Маврикия (14 августа 590–13 августа 591) и на солнечное затмение (5 октября 590 г.). Феофан описывает поход к Анхиалу именно под октябрем 590 г. Вместе с тем Феофилакта можно понять так, что поход произошел после окончания Персидской войны (т.е. не ранее осени 591 г.) и, следовательно, после затмения 19 марта 592 г. Феофан в результате, повторяя Феофилакта, дважды на основании разных источников описывает одно и то же предприятие Маврикия. См. о походе: Theoph. Sim. V. 16–VI. 3; Феофилакт 1996. С. 156–162; Свод II. С. 14–17 (фрагмент о славянах), 47–48 (примеч. 24). Ср. также: Свод II. С. 254, 255 (рассказ о славянах у Феофана).


[Закрыть], стремясь предупредить возможное вторжение, Маврикий предпринял со всеми наличными силами военную демонстрацию во Фракии. Он обошел с войсками всю реально подвластную Империи часть диоцеза – собственно говоря, его юго-восточную часть вплоть до Анхиала. Именно в этом походе, по пути к Анхиалу от побережья Мраморного моря, в руки Маврикию попали послы поморских славян, о которых речь шла выше. То, что они беспрепятственно прошли в глубь Фракии, почти до самых Длинных Стен, ясно свидетельствует о слабости ромейского контроля над территорией.

Но акция Маврикия достигла цели – нападения авар не последовало. Каган на какое-то время удовлетворился возобновлением договорных выплат. К тому же император обрел нового союзника. Король Австразии Хильдеберт[399]399
  У Феофилакта назван правивший с 596 г. Теодорих. Конечно, прав П. Шрайнер, считающий, что Феофилакт смешал его с отцом – Хильдебертом (Theophylaktos Simokates. Geschichte. Stutgart, 1985. S. 325–326). Высказанная немецким исследователем идея о двух франкских посольствах к Маврикию интересна, хотя, как кажется, необязательна. Во всяком случае, нет нужды на базе одного известия о посольстве «Теодориха» ломать всю хронологическую сетку 590-х гг., стягивая под одни даты события явно разных лет, как поступали некоторые исследователи (Labuda G. Chronologie des guerres de Bysanze contre les Avares et les Slaves a la fin du VI s. Byzantinoslavica. Prague, 1950. Vol. 11, № 2; Duket T.A. A study in Byzantine historiography. Boston, 1980. P. 34–65).


[Закрыть], стремившийся укрепить свои восточные рубежи и опасавшийся возрастающей мощи авар, сам предложил Маврикию заключить против них союз.

Результатом мер, предпринятых императором, стало восстановление ромейского контроля во Фракии и отчасти на севере Иллирика. Во всяком случае, в 592–593 гг. граница по Дунаю функционировала. Путь к фракийским переправам шел по более или менее контролируемой ромеями территории. Ромеи удерживали – хотя и во враждебном окружении словен – даже Сингидун. Каган же удалился в Паннонию. Тогда же были восстановлены некоторые позиции и на юге, в Ахайе. В 591 г. Коринф и его окрестности уже снова принадлежали Империи[400]400
  Письмо папы Григория I Великого коринфскому епископу, где речь идет об объезде последним своей епархии, датируется 591 г. См.: Свод II. С. 337 (примеч. 21).


[Закрыть]. Тогда же отчасти вернулись жители в города на севере Пелопоннеса – Аргос и Патры. В результате осевшие на полуострове словене оказались заперты там.

В начале 591 г. Хосров II Парвиз при поддержке ромеев вступил на отцовский престол. Персидская война наконец завершилась, и осенью стороны подписали выгодный для ромеев мир. Теперь у Маврикия были окончательно развязаны руки. Войска спешно перебрасывались из Азии в Европу. Каган, вне сомнения, быстро осознал сложившуюся ситуацию. Он решил ускорить события, пока противник еще не успел набрать сил.

В 592 г.[401]401
  Следуем здесь, как и с анхиальским походом, датировке П. Шрайнера (Theophylaktos 1985. S. 326). Вопрос о дальнейшей хронологии Феофилакта чрезвычайно запутан. В науке встречаются разные определения дат, в том числе оригинальная версия Лабуды – Дакета, о которой речь шла выше. Ср. также: Феофилакт 1996. С. 262 и след.; Вернадский 2000. С. 199–202. Как представляется, расчеты, лежащие в основе датировок П. Шрайнера и С.А. Иванова (Свод II. С. 149 и след.), наиболее соответствуют букве источника и немногочисленным параллельным сведениям других авторов.


[Закрыть] каган потребовал от Маврикия снова увеличить «даннические» выплаты. Не последовало даже ожидаемого отказа. Осмелевший император попросту проигнорировал «речи варвара». В ответ каган «немедленно» двинул войска к границе Мезии. Он приказал словенам, жившим по обоим берегам Дуная близ Сингидуна, «построить множество челнов» для переправы аварской орды[402]402
  Theoph. Sim. Hist. VI. 3: 9; Свод II. С. 16, 17.


[Закрыть].

Мораване не слишком хотели ввязываться в новую войну с Империей. Но они боялись кагана и решительно приступили к делу[403]403
  «Чего не сделает страх перед поставленными начальниками», – замечает о словенском усердии Феофилакт (Theoph. Sim. Hist. VI. 4: 5; Свод II. С. 18,19).


[Закрыть]. При этом они столкнулись с ожесточенным сопротивлением горожан. «Частыми набегами» сингидунцы «сводили на нет труды славян и предавали огню все, заготовленное ими для переправы». Отсюда следует, что работа шла преимущественно на южном, сингидунском берегу Дуная. В конце концов, раздраженные словене подступили к городу и осадили его. Осада длилась неделю. Давно потерявший связь с Империей, отрезанный от подвоза продовольствия Сингидун был «доведен до крайней степени несчастья». Горожане, казалось, готовились к сдаче – когда недовольный промедлением каган отозвал словен. Он решил переправляться дальше на запад, не через Дунай, а через менее полноводную и протекающую по его владениям Саву. Словене ушли от Сингидуна, не преминув, впрочем, взять с горожан откуп – 2000 золотых, «инкрустированный золотом стол и одежду»[404]404
  Theoph. Sim. Hist. VI. 4: 1–3; Свод II. С. 16–19.


[Закрыть].

Вместе с «полчищами» словен каган прошел вверх по Саве к давно захваченному Сирмию. Здесь он разбил лагерь и велел словенам снова взяться за строительство. Словене спешно принялись за работу. Когда они построили необходимое количество «судов», каган со своим войском переправился через реку[405]405
  Theoph. Sim. Hist. VI. 4: 4–5; Свод II. С. 18, 19.


[Закрыть]. В развернувшейся далее кампании словене сколько-нибудь заметного участия не приняли. Каган, должно быть, отметил их недовольство и решил не привлекать к военным действиям в глубине имперской территории.

Дела авар сперва шли достаточно успешно. Каган без сопротивления миновал земли Верхней Мезии и Дакии, вступил во Фракию. Лишь на перевалах, ведущих к Астике, ромеи попытались дать ему отпор. Но авары в конечном счете прорвались через горы и дошли с войной почти до самых Длинных Стен. Разгромленный каганом стратиг Приск был осажден поблизости от них, в крепости Цурул. Маврикию, однако, удалось хитростью отвести угрозу от столицы. Он подбросил аварам дезинформацию о том, что ромейский флот готовится к удару по аварам. Обеспокоенный каган поспешил заключить перемирие с Приском и удалился из Фракии за Дунай[406]406
  Theoph. Sim. Hist. VI. 4–6; Феофилакт 1996. С. 163–166; Свод II. С. 18, 19.


[Закрыть].

Тревогу кагану внушили и события на западе. Здесь франки вели уже активные действия близ самых границ каганата. В 592 г. Хильдеберт покорил баваров и посадил на баварский престол своего ставленника – Тассило из рода Агилольфингов. Первым действием нового короля стал грабительский набег на «страну славян» – земли альпийских словен. Разгромив их в битве на холме Фикторибюэль близ Иннихена (ныне Сан-Кандидо), Тассило «возвратился с величайшей добычей»[407]407
  Paul. Diac. Hist. Lang IV. 7; Свод II. С. 482,483. Для франков Тассило оставался «герцогом», но для своих подданных – и для писавшего спустя два столетия лангобарда Павла Диаконы – был королем. Ср.: Свод II. С. 492–494. О локализации битвы см.: Там же. С. 494. Примеч. 6.


[Закрыть]. Набег Тассило на славян был призван поднять авторитет поставленного франками короля среди подданных. Но, помимо этого, он отвечал и политическим целям Хильдеберта, врага авар и их союзников. Таким образом, возобновившаяся Аварская война теперь приобретала почти что общеевропейский масштаб, и в нее оказались втянуты самые разные славянские племена.