Текст книги "Славяне и авары. Вторая половина VI — начало VII в."

Автор книги: Сергей Алексеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Осада Фессалоники

После возобновления военных действий каган вновь принял общее командование союзными войсками. Он, пишет епископ Иоанн, «призвал к себе все звериное племя славян», дабы направить их в поход против Фессалоники[315]315
  ЧСД, 117; Свод II. С. 102, 103.


[Закрыть]. Основную ударную силу вторжения, несомненно, составляли прямо подвластные каганату племена Потисья и Поморавья. Но и из дунайцев многие откликнулись на призыв – последствия опустошения их страны антами не могли не сказываться. У немалого числа жителей Нижнего Подунавья не осталось крова и средств к существованию, так что они жаждали и богатой добычи, и новых мест для жительства. Наконец, каган прибавил к словенам «некоторых варваров других племен», то есть авар, подвластных болгар, гепидов. В результате собралось огромное войско в несколько десятков тысяч человек[316]316
  ЧСД, 117–118,126;СводП.С. 102–105,106–109. По оценке Иоанна, это было «самое большое войско, какое можно видеть в наши времена». Однако агиограф Иоанн, не в пример историку Менандру, писавшему о нашествии 577 г., с долей скепсиса отнесся к цифре в 100 тысяч воинов («Постичь истину было нельзя, мнения видевших разделились»). Он предпочитает просто подчеркивать численное превосходство врага («Если кто-либо представил бы себе не только всех македонцев, но и фессалийцев и ахейцев собранными тогда вместе в Фессалонике, то не получилось бы и ничтожнейшей части тех, кто окружил город снаружи»). Впрочем, огромная численность нападавших подтверждается характером использовавшихся ими осадных орудий – для их быстрого (не более суток) строительства и использования требовалась не одна тысяча человек; использовались же орудия по всей протяженности стен Фессалоники.


[Закрыть]. Следует полагать, что наряду с «вооруженными людьми» в этой рати шли и семьи словенских воинов, которые надеялись осесть в захваченной стране.

Фессалоника, столица Иллирика и второй по значению город Балкан, являлась ненамного менее вожделенной целью, чем Константинополь. Ее взятие парализовало бы ромейское сопротивление на западе полуострова. Каган рассчитывал, что падение Фессалоники, богатого и стратегически важного оплота Империи, сыграет решающую роль в войне. С другой стороны, сами словене давно мечтали об этом богатом городе, расположенном в плодородном краю.

Обстоятельства складывались благоприятно для планов кагана. Он знал, что весной – летом 586 г. по Македонии прокатился мор и потому в Фессалонике осталось «очень мало воинов». Словенских вождей он вдохновил сообщением об этом, заявив, что они «захватят город в тот же день»[317]317
  ЧСД, 125, 136; Свод II. С. 106, 107, 110, 111.


[Закрыть]. Кроме того, нападение, как и в 583 г., было рассчитано на время сбора урожая.

Словене двинулись из Поморавья, по отчасти обезлюдевшей или заселенной их соплеменниками стране. Движение их было стремительным, так что ромеи в Фессалонике узнали о вторжении слишком поздно. Македония была разорена чумой, и многие крепости, прикрывавшие столицу провинции, остались заброшенными. По пути «варвары», нуждавшиеся в пропитании, опустошали страну. До города дошли слухи, «что иссякали реки и источники, у которых они только разбивали лагерь»[318]318
  ЧСД, 118; Свод II. С. 104, 105.


[Закрыть]. Припасов у огромного войска, двигавшегося стремительно и единым целым, не распадаясь на мелкие шайки, действительно не хватало. Но, рассчитывая на быстрый захват богатейшего города, словене и их союзники не уделили этому должного внимания.

В ночь на понедельник 23 сентября словене подошли к предместьям Фессалоники. Их не ждали – вести о приближении «варваров» достигли города лишь 22 сентября. На стенах держали небольшие ночные дозоры, но словен ожидали не раньше чем через четыре дня. Между тем войско приближалось к Фессалонике под покровом ночи бесшумно и не привлекло внимания немногочисленных дозорных. Фессалонику в ту ночь спасла череда случайностей. Словене сначала скопились под стенами храма-крепости Святой Матроны. Они решили, что это уже сам город. Лишь с наступлением рассвета они поняли, что ошиблись, и бросились на приступ стен Фессалоники. К этому времени как раз ушли дозорные – так что город остался беззащитным. Словене приставили к стенам лестницы[319]319
  ЧСД, 119, 121; Свод II. С. 104, 105


[Закрыть].

Первый залезший «уже перекинул правую ногу на стену», когда какой-то воин – оставшийся неизвестным, несмотря на объявленную позже награду, – пронзил его копьем и сбросил вниз. Падающее тело увлекло за собой поднимавшихся следом. Никого другого на стене не было. Однако, как только начался штурм, по словам Иоанна, «в городе великое волнение охватило всех разом, так что все без исключения воины поднялись на стены». Словене, «охваченные вдруг безмерным страхом, отступили далеко от стены». По их собственным словам, им представилось там «столько воинов и таких, что по числу и мужеству намного превосходят наше войско». Они решили, что сведения кагана неверны и город подготовлен к обороне лучше, чем ожидалось[320]320
  ЧСД, 120–121, 136; Свод II. С. 104–107, 110, 111. Иоанн полагает, что безвестным воином был сам святой Димитрий Солунский; на стенах же в виду горожан появились «неизвестные воины, и притом такие, каких никто в городе никогда не видел».


[Закрыть].

Словене ошиблись – Фессалоника была действительно сильно ослаблена чумой. Большая часть оставшегося гарнизона отправилась вместе с префектом Иллирика «по государственным делам» в Ахайю. Кроме того, многие знатные люди со своими людьми тогда находились в Константинополе, с жалобой императору на префекта. Наконец, множество граждан собирало за городом урожай. Когда подступили словене, лучшим выходом для отрезанных сборщиков было бегство прочь от города – те, кто пытался пробиться назад, погибли или попали в плен. Оставшиеся же в городе люди были крайне напуганы нашествием. Большинство горожан не имело боевого опыта, к тому же городу на их памяти не доводилось переживать осаду[321]321
  ЧСД, 124, 127–128; Свод II. С. 106, 107, 108,109.


[Закрыть].

Когда окончательно рассвело и наступил день 23 сентября, словене плотно оцепили город. Им благодаря огромной численности удалось взять Фессалонику в длинное полукольцо – от моря до моря. Демонстрируя свою мощь и перекрывая все выходы из города, словене выстроились сплошным строем, «фалангой» с сомкнутыми щитами. Тем не менее и это было не все войско – значительная его часть отправилась занимать крепости в предместьях (храм Матроны и другие), а также захватывать провиант. Им сопутствовал успех – предместья были захвачены, их жители и защитники бежали или попали в плен. Словенам достался весь хлеб, только что собранный на полях, плоды пригородных садов. Помимо этого они захватывали и иную добычу – загородные поместья и крепостцы не нищенствовали[322]322
  ЧСД, 122–124, 137; Свод II. С. 106,107, 110–113.


[Закрыть].

Вечером, разбив лагерь, словене собрали много хвороста и зажгли вокруг города огонь, напомнивший осажденным библейскую «огненную реку». Это был какой-то воинский обряд, быть может, посвящение осаждаемой твердыни покровителям и предкам словенских князей – богам грозы и огня. Во всяком случае, когда пламя поднялось к небесам, все войско издало некий громовой клич, вселивший ужас в сердца ромеев. Иоанну, свидетелю событий, пришли на ум слова из псалма: «Земля тряслась, и небеса таяли»[323]323
  ЧСД, 138; Свод II. С. 112, 113.


[Закрыть].

Ночью словене и их союзники не предались сну. Осаждавшие взялись за изготовление осадных орудий. Это первое упоминание об использовании их словенами. На приготовление орудий ушли ночь и наступивший день (24 сентября). В итоге к утру 25 сентября у словен имелось четыре вида осадных приспособлений. Это были, во-первых, передвижные осадные башни (гелеполы), во-вторых, «бараны» (тараны с железными «лбами» в виде бараньих голов). Далее Иоанн называет камнеметы («огромнейшие» и крытые сухой кожей) и «черепахи» (сплетенные из прутьев и также покрытые кожей укрытия для пехоты). Иоанн особо описывает словенские камнеметы: «Они были четырехугольными, широкими в основании и суживающимися к верхушке, на которой имелись очень массивные цилиндры, окованные по краям железом, к которым были пригвождены бревна, подобные балкам большого дома, имевшие подвешенные сзади пращи, а спереди – прочные канаты, с помощью которых, натянув их разом по сигналу книзу, запускали пращи… А четырехугольные камнеметы они оградили досками только с трех сторон, чтобы те, кто находился внутри, не были ранены стрелами со стены»[324]324
  ЧСД, 139,146,151; Свод II. С. 112, 113,114, 115, 116–119.


[Закрыть].

Словене неплохо подготовились к взятию города, однако недостаточно хорошо представляли мощь укреплений Фессалоники. Кроме того, у них был еще один повод для беспокойства – кончались припасы. Захваченного в предместьях провианта хватило только до утра 24 сентября. Словене и их союзники вынуждены были собирать «плоды деревьев и ветви, и корни их, а также овощи-корнеплоды». Впрочем, пока у них еще оставался скот, как приведенный с собой, так и захваченный – быки и разводившиеся кочевниками верблюды[325]325
  ЧСД, 138, 139; Свод II. С. 112, 113.


[Закрыть].

Утром 25 сентября начался штурм. Словене подступили к городу со всех сторон. На стены обрушился шквал стрел и огромных камней. Натиск был наиболее силен на северной и западной сторонах, к которым подступили «более мужественные и самые жестокие» из словен с большим числом «мощных орудий». Под прикрытием «черепах» они пытались ломами и топорами подрыть стену. К Кассандрийским воротам (в восточной стене) словене подвели таран. Однако при виде железного крюка, которым жители безуспешно пытались повредить «барану», словен охватила внезапная паника. Они откатились от ворот, бросив тараны и подпалив их. Усиленный штурм с севера и с запада также не дал результата. Горожане подожгли несколько «черепах» кипящей смолой и зажженными стрелами. Одновременно словене попытались проникнуть в город с юга, по морю. Для этой цели они соорудили «широкий деревянный плот». Однако горожанам сопутствовала удача, и они какой-то «хитростью» сорвали замысел словен – плот унесло в открытое море, и он погиб[326]326
  ЧСД, 138, 139,145–146; Свод II. С. 112, 113, 114,115


[Закрыть].

В стане осаждавших первые неудачи вызвали уныние. Голод все сильнее мучил словен. В тот вечер они начали забивать скот. Это, впрочем, позволило покрыть окровавленными шкурами животных «черепахи», защитив их тем самым от огня. На всех, однако, мяса не хватало. К тому же, судя по всему, отдельные племенные отряды не делились продуктами друг с другом. Скота, естественно, было больше всего у авар и болгар. Плоды, коренья и овощи заканчивались. Огромное войско вынуждено было перейти в прямом смысле на подножный корм – «выращенную зелень и дикорастущие травы, и так называемый зеленый терновник»[327]327
  ЧСД, 137, 139; Свод II. С. 112, 113. О раздельном использовании провианта можно сделать вывод из упоминания, что позже осаждавшие «грабили друг друга» (ЧСД, 158, 160; Свод II. С. 120, 121, 122, 123).


[Закрыть].

Со стен осмелевшие горожане начали насмехаться над словенами. Из города внимательно наблюдали за осадным станом, так что тяжелое положение «варваров» стало очевидно осажденным. Словен призывали перебегать в город и заполнять «неиспользуемые общественные бани». Насмешки, а также «уговоры и обещания» горожан подействовали – в последующие дни «многие» из разноплеменного войска, отчаявшись в победе и изголодавшись, переходили в город. Словене и союзники окончательно уверились, что Фессалоника скрывает свои главные силы и вовсе не истощена мором. «Мы, не надеясь захватить вас, – говорили перебежчики через толмача городским властям, – решили, обдумав, что скорее спасемся у вас»[328]328
  ЧСД, 136, 143; Свод II. С. 110, 111, 112–115.


[Закрыть].

Тем не менее основная масса словен была полна решимости продолжать осаду. Захват города теперь, должно быть, казался им единственным спасением от голода. 26 сентября словене вновь подступили к Кассандрииским воротам. Под прикрытием «черепах» штурмующие принялись за разрушение протейхизмы – передового укрепления, прикрывавшего стену и ворота. От стоявших на стенах защитников словене были скрыты и «черепахами», и частоколом протейхизмы. К тому же «черепахи» теперь стали неуязвимы для огня. Тогда небольшой отряд копейщиков рискнул выйти из города к протейхизме и подняться на нее. Словене не ожидали от защитников такой смелости. Неожиданное появление на укреплении воинов спугнуло их. Бросив ломы и топоры, которыми почти уже разнесли частокол, словене бежали. Когда совершивший вылазку отряд вернулся в город, одну из створок закрывавшей ворота решетки заело, и ворота оставались открытыми до вечера и часть ночи. Но словене об этом не знали или просто не осмелились воспользоваться обстоятельствами[329]329
  ЧСД, 147–148; Свод II. С. 114–117.


[Закрыть] (может, подозревали ловушку?).

Немалая часть войска в ту ночь занималась подготовкой к бою камнеметов. Всего их было не менее полутора сотен – во всяком случае, по подсчетам обороняющихся, против восточной стены стояло «более пятидесяти»[330]330
  ЧСД, 154; Свод II. С. 120, 121.


[Закрыть]. Утром 27 сентября начался общий обстрел города из камнеметов крупными камнями. Но ни один из «непрерывно» летевших камней не попал в главную цель – стену. Все они либо недолетали, либо перелетали городские укрепления, оставляя при падении глубокие воронки. Наконец, горожанам удалось поджечь один из камнеметов, все еще покрытых сухой кожей и к тому же защищенных досками. Тогда словене, поняв свою ошибку, отступили, увозя орудия с собой[331]331
  ЧСД, 151, 153; Свод II. С. 118, 119.


[Закрыть].

С рассветом 28 сентября камнеметы вновь атаковали стены на всем их протяжении. Примерно до часа пополудни продолжался непрерывный обстрел. Теперь орудия вместе с защитными досками были покрыты уже влажными шкурами только что забитых животных. Под этой защитой, надежно предохранявшей от пламени, словене смогли подвезти камнеметы ближе к стенам. Однако и на этот раз атака орудий не дала ожидаемого эффекта. Горожане растянули по стене на прутьях плотную завесу из парусины и мешковины, использовав для ее изготовления подстилы городских трапезных. Завеса смягчала удары камней, и они не наносили стене ущерба. Большинство камней вновь упало перед стеной или за ней. Лишь один ударил в зубец стены, «одним ударом разрушив его до основания». Стрельба, которую вели в ответ горожане, оказалась более удачной. Посылаемые с укреплений камни часто влетали внутрь словенских сооружений и убивали тех, кто их обслуживал[332]332
  ЧСД, 151–153; Свод II. С. 118–121.


[Закрыть].

Не добившись успеха, словене прекратили обстрел и отступили в лагерь. Вдохновленные победой горожане, выбежав из города через западные, Золотые ворота, спустились к морю и убили нескольких купавшихся там после боя врагов. Потом, впрочем, страх побудил ромеев спешно вернуться за ворота – пока о вылазке не узнали в «варварском» лагере[333]333
  ЧСД, 155; Свод II. С. 120–121. Об идентификации упомянутых Иоанном «Иноратских» ворот см.: Свод II. С. 190. Примеч. 64.


[Закрыть].

Утром 29 сентября, в воскресенье, вожди осады собрались на совет. Обстановка в голодающем лагере сложилась тяжелая и внушавшая опасение. Скот еще оставался[334]334
  ЧСД, 163; Свод II. С. 122,123.


[Закрыть], но хозяева (преимущественно авары и болгары) делиться им не желали. Основной массе войска приходилось к тому времени питаться «прахом земли» – все съестное в окрестностях Фессалоники было уничтожено[335]335
  ЧСД, 69,137; Свод II. С. 112,113, 124, 125.


[Закрыть]. Штурм города всеми наличными силами казался теперь надеждой на спасение. Другим вариантом могло стать только отступление и рассеяние войска по Македонии в поисках пропитания. Осаждавшие решили – на следующий день «всем вместе напасть по окружности стены» и в результате «либо, напугав силой нападения, сбросить вниз охрану на зубцах, либо, если не достигнут цели, по крайней мере убедиться наконец в том, что не должны напрасно сражаться»[336]336
  ЧСД, 157; Свод II. С. 120,121.


[Закрыть].

Далеко не все осаждавшие, однако, решились идти на смертельно опасный штурм. Иные поспешили перебежать в город, силы и ресурсы которого переоценивали. Там они рассказали о готовящемся приступе. Горожане, таким образом, узнали от перебежчиков о плане «варваров». Однако это знание большой пользы принести не могло – силы Фессалоники были на исходе. Горожан охватил «ужасный страх»[337]337
  ЧСД, 157; Свод II. С. 120,121.


[Закрыть].

То, что произошло далее, лучше нас опишет непосредственный участник событий – епископ Иоанн. Не стоит прибегать к рациональным объяснениям происшедшего. Там, где современный скептик увидит, скажем, некий «массовый психоз» изголодавшихся воинов, религиозное сознание вправе видеть подлинное чудо. Во всяком случае, «Чудеса святого Димитрия» – наш единственный источник информации, и сопоставить его не с чем. Следует при этом помнить, что Иоанн являлся современником и очевидцем событий – и писал не столь уж долгое время спустя, также для современников и очевидцев. Отсюда следует довольно простой вывод – и он, и его читатели верили в то, что все произошло на их глазах именно так.

Итак, жители Фессалоники были уверены, что утром понедельника их ждет страшный натиск «варваров». Но около двух часов пополудни их взору явилось странное зрелище – «все варвары, подняв одновременно крик со всех сторон, отступили к вершинам, поспешно покинув палатки вместе со всем приготовленным ими. И таким был испуг, поразивший их, что некоторые из них бежали безоружными и неодетыми. После того как около трех часов они оставались на вершинах ближайших гор, наблюдая… когда наконец зашло солнце, они снова спустились к своим палаткам, грабили друг друга… так что было много раненых, а некоторые погибли»[338]338
  ЧСД, 157; Свод II. С. 120,121.


[Закрыть].

На рассвете 30 сентября к воротам сбежалось «весьма много» недавних врагов. Горожане опасались засады и потому не сразу поверили перебежчикам, которые «сильно кричали и клялись, что все враги бежали бесшумно ночью». Только примерно за час до полудня горожане решились открыть ворота. Перебежчики рассказали следующее: «Мы прибежали к вам, чтобы не погибнуть от голода и, кроме того, зная, что вы победили в войне. Ибо мы убедились, что вы скрывали до сих пор в городе ваше войско и что только вчера в восемь часов [от рассвета] внезапно послали его с оружием против нас из всех ворот: тогда вы видели, как мы, побежденные, бежали к горам. Когда, спустившись вечером, мы узнали, что войско вернулось назад через ворота, тогда разделились между собой и грабили друг друга. Посовещавшись, они бежали бесшумно всю ночь, ибо заявили, что до рассвета войско опять устремиться против них. И вот, они бежали, а мы остались»[339]339
  ЧСД, 159–160; Свод II. С. 120–123.


[Закрыть]. Горожане поразились, но не подали виду. «Воистину до вчерашнего дня мы не высылали против вас войско, – сказали городские чиновники. – Но чтобы мы знали, что вы говорите правду, скажите, кого вы видели во главе его?» Один из «варваров», как сообщает Иоанн, сказал в ответ: «Мужа огненного и сияющего, сидящего на белом коне и одетого в белую одежду – вот такую». С этими словами он коснулся хламиды одного из служащих префекта[340]340
  ЧСД, 161; Свод II. С. 122, 123. Так изображали Димитрия Солунского.


[Закрыть].

Дело, начатое таинственным разгромом, довершила распря, вспыхнувшая в голодном и отчаявшемся войске – несомненно, как раз из-за продуктов. Огромная армия вторжения превратилась в распадающуюся на мелкие родоплеменные отряды, охваченную паникой толпу. Бегство осаждавших от Фессалоники было действительно паническим и беспорядочным. За одну ночь они далеко ушли от города, не задерживаясь и бросая одежду, вооружение, даже скот и тела мертвых[341]341
  ЧСД, 163; Свод II. С. 122, 123.


[Закрыть]. Воины могли гибнуть как от голода, так и во вновь возникавших стычках. Так бесславно завершилась осада столицы Иллирика – драматичная кульминация словенского нашествия на Империю 580-х гг.

Вторжение в Ахайю

Откатившись от стен Фессалоники, разноплеменное войско рассеялось по Македонии в поисках пропитания и мест для зимовки. Особых трудов это не стоило – обе македонские провинции не пощадила чума. Сейчас, в пору сбора урожая, многие селения почти опустели. Пришельцы могли селиться в них и пользоваться плодами труда погибших от мора хозяев. Помешать им вряд ли кто-то мог – Македония оставалась почти беззащитной, кроме того, на ее землях уже селились словене.

На Фессалонику же сразу после ухода осаждавших обрушилась новая беда. Голод, недавний союзник горожан, теперь перешел из брошенного осадного лагеря за стены победителей. В окрестностях не осталось ничего съестного, а припасы самого города кончились. По Империи распространился слух, что Фессалоника пала, и транспорты с хлебом подоспели буквально в последний момент, когда голодная смерть уже косила горожан[342]342
  ЧСД, 69; Свод II. С. 124, 125.


[Закрыть].

Словене между тем понемногу заселяли Македонию. Они захватили и отчасти разрушили полупустой после мора укрепленный город Лихнид в пограничье Македонии Второй и Нового Эпира. На его месте возникло сдавянское поселение, позже известное как Охрид и ставшее важнейшим центром расселения в этих землях[343]343
  См.: Седов 1995. С. 339.


[Закрыть]. Большая часть словен, однако, не стремилась остаться в опустошенной войной и мором Македонии. Новые, более богатые земли они рассчитывали найти дальше на юг.

С наступлением весны большая часть авар и болгар ушла из Македонии на север. Там, в Скифии и Нижней Мезии, их каган вел кровопролитную и опасную войну с ромейскими полководцами и явно нуждался во всех наличных силах. Роль авар в дальнейших событиях на юге была невелика, даже если какое-то малое число кочевников и осталось со словенами[344]344
  Евагрий (Свод I. С. 342) приписывает разорение «всей Эллады» в 583–584 или 586–587 гг. аварам, но его очерк событий предельно обобщен. В Монемвасийской хронике вторжение в Элладу описывается как «второе вторжение» аварского кагана, а Пелопоннес захватывают «авары». Но далее авары внезапно превращаются в славян (Свод II. С. 328, 329). Наконец, в «Схолии Арефы», который использовал близкие с Монемвасийской хроникой источники, захватчики именуются только славянами, а об аварах нет ни слова (Свод II. С. 348, 347). Константин Багрянородный, рассказывая о борьбе со славянами Пелопоннеса в трактате «Об управлении Империей», также вообще не упоминает авар.


[Закрыть]. Словене, может, и действовали формально под предводительством и в интересах кагана, захватывая ромейские провинции как будто для него. Но реально они руководствовались только своими интересами – поиском новых земель для оседания.

Кагану, чьи дела во Фракии шли не лучшим образом, многотысячное словенское войско пригодилось бы скорее там. Завоевание брошенных Империей на произвол судьбы южных провинций ничего не давало для большой войны. В Константинополе его, по большому счету, не заметили, и в общегосударственных хрониках сведений о событиях почти нет. Но после поражения у Фессалоники каган утратил реальную власть над словенами. Собрать их в единое войско и установить хотя бы подобие единоначалия теперь уже не было никакой возможности.

Словене, так и не сплотившись вновь в единую рать, вторглись в греческие земли широким фронтом – через Фессалию и Старый Эпир. Серьезного сопротивления они, судя по всему, не встречали – основная часть вооруженных сил Империи на Балканах сражалась с каганом во Фракии. Повсюду на своем пути словене разрушали или захватывали города и другие греческие поселения, изгоняя жителей. Опустошив «всю Фессалию», словене вторглись в среднегреческие земли. Упоминается о захвате города Аиния на берегу Сароникского залива. Словене разорили Аттику. Именно тогда были взяты и частично разрушены Афины – хотя в этом древнем городе словене не задержались. Из Аттики или Фессалии они переправились на остров Эвбея и прошли по нему с войной. Из горного Эпира (пострадавшего сравнительно мало) завоеватели прорвались к северному берегу Патрского и Коринфского заливов – в так называемую Локриду – и разорили ее[345]345
  Свод II. С. 328, 329 (Монемвасийская хроника), 346, 347 (Схолия Арефы); Гимбутас 2003. С. 126; Седов 1995. С. 165 (археологическими подтверждениями нашествия служат массовые опустошения в названных областях).


[Закрыть].

Словене повсеместно оседали на «захваченных» землях. Но основная их масса стремилась дальше на юг. Миновав Истм (в Коринфе все еще стоял аваро-словенский гарнизон), словене вторглись на Пелопоннес (осень 587 или уже весна 588 г.[346]346
  Монемвасийская хроника и Арефа датируют захват Пелопоннеса шестым годом Маврикия (14 августа 587–14 августа 588 г.) (Свод II. С. 328, 329, 346, 347). Монемвасийская хроника при этом справедливо уточняет – 6096 г. от сотворения мира (1 сентября 587–31 августа 588 г.). Патриарх Николай III (XI в.), называя тот же срок владычества иноплеменников на Пелопоннесе (218 лет), ошибочно датировал его начало 589 г. (Нидерле 2001. С. 60).


[Закрыть]). Их появление вызвало панику в эллинских городах, жители которых готовились к бегству с момента падения Коринфа. В числе первых словене захватили Аргос, чьи жители бежали на остров Орови в Арголидском (Навплийском) заливе[347]347
  Свод II. С. 328, 329. Идентификацию с нынешним островом Рови см.: Kresten О. Zur Echtheit des Kaisers Nikephoros I für Patras., Romische historische Mitteilungen. Rom – Wien, 1977. Hf. 19. S. 49–50. X. Каллигас полагает, что Аргос пал лишь во второй половине VII в., когда в нем прекратилась жизнь эллинов (Kalligas 1990. Р. 29). Но славяне могли захватывать город и дважды.


[Закрыть]. На западе крайней точкой, которой они достигли, двигаясь вдоль южного берега Коринфского залива, стала важная ромейская крепость Патры. Жители ее были «изгнаны, точнее, выселены народом славян» и перебрались в Южную Италию, в Регий[348]348
  Свод II. С. 328,329,346,347. Некоторые исследователи предполагают, что Патры вообще не захватывались словенами (Kresten 1977. S. 52; Свод II. С. 336. Примеч. 11). Основания – свидетельство Константина Багрянородного о большой роли Патр как опорного пункта Империи в начале IX в. (Константин Багрянородный 1991. С. 216, 217). Это действительно противоречит известиям местных хроник о восстановлении Патр лишь после победы над славянами в указанное время. По Константину, та война началась как раз с осады Патр. Но все это имеет отношение к истории начала IX, а не конца VI в. По большому счету, нет оснований датировать «выселение» Патр (сколько бы оно ни продолжалось на самом деле) иначе, чем порой словенского нашествия 587–588 гг. Нет оснований отрицать и временный захват города словенами. В целом, впрочем, западная часть Пелопоннеса не пострадала (Седов 1995. С. 166). Словене пришли сюда позже и, видимо, относительно мирно (находки в Олимпии, относящиеся к VII в. – Седов 1995. С. 158–159, 162).


[Закрыть].

Нашествие захватило Восточный и Центральный Пелопоннес, причем преимущественному разорению подверглись приморские районы. Основная масса словен двигалась вдоль побережья. Когда нашествие приблизилось к Спарте, епископ и многие жители города бежали в Монемвасию. Эта неприступная крепость, подобно некоторым другим горным твердыням, устояла, тогда как сама Спарта была захвачена. Уцелевшие жители отплыли на Сицилию, где поселились в городе Деменна[349]349
  Свод II. С. 328, 329. См. также: Седов 1995. С. 166. Известие о падении Аргоса и археологические данные противоречат утверждению местных хронистов о сохранении Империей «восточной части Пелопоннеса от Коринфа до Малеи» – если относить это утверждение к концу VI, а не к началу IX в.


[Закрыть]. Завладев, по сути, большей частью полуострова, словене расселились на нем. Дальше идти было некуда – на юге простиралось море. Не исключено, что словене восприняли Пелопоннес как «последнюю» землю. Впрочем, места на полуострове хватало – словене оставили нетронутым его запад, удовольствовавшись завоеванным.

Местные хроники и позднейшие источники изображают захват Пелопоннеса на первый взгляд как тотальное разорение, сопровождавшееся повальным бегством местных жителей[350]350
  Свод II. С. 328, 329 («напав… на Пелопоннес, они овладели им силой и, отбросив и унизив благородные эллинские народы, поселились на нем сами»), 346, 347 («изгнали и унизили природные эллинские племена, а сами поселились»). Еще более сгустил краски патриарх Николай III (218 лет здесь «ни один ромей не смел появляться» – Нидерле 2001. С. 60,91).


[Закрыть]. Действительно, опустошение было весьма велико – погибло или бежало большое число эллинов. На враждебные отношения и недостаток мирных контактов между пришельцами и аборигенами указывает ничтожное количество общеславянских заимствований из греческого языка[351]351
  Не считая раннего (из древнегреческого) заимствования *medb, в вышедших томах ЭССЯ отмечены два относительно бесспорных и притом общеславянских заимствования: *bolenъ «вид рыбы» (от греч. «кит» – ЭССЯ. Вып. 2. С. 172), *kadъ, «кадь» (ЭССЯ. Вып. 9. С. 112–113). К ним можно гипотетически добавить еще одно: *čębrъ, «чабрец» (ЭССЯ. Вып. 4. С. 101–102). Наконец, слово *neděl’a, «воскресенье» – калька с греческого слова со значением «нерабочий день» (ЭССЯ. Вып. 24. С. 115–117). Даже при известной неполноте выборки ясен случайный и редкий характер заимствований. Их число несопоставимо даже с числом заимствований из кочевнических языков (иранских и тюркских), не говоря уже о языках германских и романских. Что касается славянских заимствований в новогреческих диалектах (Мапингудис Ф. За материалната култура на раннославянските племена в Гръция., Исторически преглед. Т. XII. Кн. 9–10. София, 1985. С. 64–71; Malingoudis Ph. Frühe slawische Elemente im Namensgut Griechenland Die Volker Südosteuropas im 6. bis 8. Jahrhundert. München, 1987. S. 53–65), то они связаны с ассимиляцией славян греками начиная с IX в., когда на Пелопоннесе установился относительный мир.


[Закрыть].

Но внимательное изучение как письменных, так и археологических источников восстанавливает более сложную картину. В X в. приходилось уже подчеркивать неславянское происхождение жителей Майны, горной цитадели, прикрывавшей некогда крайний юг и юго-восток Пелопоннеса. К моменту вторжения словен обитатели этой неприступной крепости, «древние ромеи» (римляне) по происхождению, оставались «эллинами» по вере, то есть язычниками. После нашествия они вышли из повиновения имперским властям. В IX в. их пришлось подчинять заново – наравне со славянами[352]352
  Константин Багрянородный 1991. С. 224,225,440–441 (примеч. Г.Г. Литаврина).


[Закрыть]. Язычники из Майны вошли в некое соглашение с «варварами». Соглашение сохранило за майниотами не только крепость (которую словене не могли взять, как и Монемвасию), но и богатые оливой окрестные земли – главный источник существования в безводном краю.

Словене громили в основном крупные города и верные Империи крепости – оплоты военной, церковной и гражданской власти. Сельское население, тяготившееся религиозной и налоговой политикой властей, пострадало в меньшей степени. Оно не вступало в конфликт с захватчиками, хотя едва ли приветствовало их. Словене могли облагать греческие общины данью (не это ли имеют в виду хронисты, говоря об «унижении» эллинов?), но не уничтожать их. Так, лаконские селяне, судя по всему, довольно мирно сосуществовали со словенами. Согласно «Монемвасийской хронике», после бегства спартанских граждан «пастухи стад и земледельцы» остались в Лаконии, «в лежащих поблизости каменистых местах». Под влиянием словен образ жизни этой группы населения претерпел серьезные изменения. С X в. потомки древних лаконцев воспринимались уже как особое этническое меньшинство – цаконы[353]353
  Свод II. С. 328, 329. Иногда подозревают славянское происхождение этнонима «цаконы» (См. примеч. Г.Г. Литаврина: Свод II. С. 337–338).


[Закрыть].

Помимо того, следует помнить, что Эллада оставалась в рамках державы ромеев своеобразным заповедником классического рабовладения. Для немалого числа неполноправных ее жителей война сулила освобождение. Рабство же у самих словен (не стоит сомневаться, что они брали пленников) было не в пример легче, а главное – не пожизненным. Смешение со своими данниками и пленниками стало одной из причин быстрой утраты словенами Восточного и Центрального Пелопоннеса ряда черт своей культуры (домостроительство, погребальный обряд, керамика). Словене, несомненно, смешивались не только с эллинами, но и гораздо быстрее с союзниками – гепидами, болгарами, аварами. Процесс этот начался еще в Поморавье[354]354
  Ср.: Седов 1995. С. 129, 131, 158–159, 162.


[Закрыть].

В то же время славянская культура сохраняла самобытность. Словене держались за свой язык[355]355
  Помимо заимствований в новогреческих диалектах, свидетельство тому – мощный пласт славянской топонимики на Пелопоннесе (Malingoudis 1987).


[Закрыть]. Сохраняли они и этническое самосознание – потомки всех пришельцев с севера (включая авар) к началу IX в. уже считались славянами. Словене сохранили на Пелопоннесе и в других областях Эллады свои навыки земледелия, некоторые особенности домостроения – позднее воспринятые и местными жителями[356]356
  Об этом свидетельствует состав заимствований в греческом языке (Мапингудис 1985).


[Закрыть].

Завоевание греческих земель являлось частью войны, которую авары и словене вели против Империи. Поэтому эллины восприняли происшедшее как покорение своей страны каганом. Но по сути, и греческий хронист признает, что «авары» (точнее, славяне) на Пелопоннесе, не покоряясь Империи, не были подвластны и «кому-либо другому»[357]357
  Свод II. С. 328, 329,


[Закрыть] – аварскому кагану в том числе. На землях Пелопоннеса сформировались новые славянские племена, в которые влились и союзники словен.

Из словенских племен, осевших на Пелопоннесе в конце VI в., нам известны по имени лишь два. Это милинги и езеричи (Eζερον), жившие в центральных областях Южного Пелопоннеса. Они являлись сильнейшими и наиболее многочисленными славянскими племенами полуострова и дольше сохраняли независимость. Между собой они находились в тесном союзе[358]358
  Константин Багрянородный 1991. С. 220, 221.


[Закрыть].

Название «милинги» определенно германское по форме. Оно образовано с германским «отчеством» -ing от славянского имени с основой на «Мил»[359]359
  Таких имен известно немало, некоторые (Милеш, Милята, Милик, Миливой, Миляй, *Мilьсь) со смягченным -л-. Ср. еще белорусскую фамилию Милевич. См.: ЭССЯ. Вып. 19. С. 32–49.


[Закрыть]. Основой племени мог стать гепидо-словенский отряд во главе со словенским предводителем. Милинги поселились в окрестностях древней Спарты, в Лакедемоне[360]360
  Константин Багрянородный 1991. С. 220, 221, 435 (Примеч. 16).


[Закрыть]. В самом городе следы присутствия славян незначительны[361]361
  Находка «антской» пальчатой фибулы (Седов 1995. С. 159–160).


[Закрыть]. Одним из источников существования для племени стал сбор дани с немногочисленных вернувшихся горожан и лаконского крестьянства (будущих цаконов).

«Езеричи» – результат перевода на славянский греческого названия «Элос», то есть «Озеро». Так звалась область расселения этого славянского племени – в топких низовьях реки Эврот, к югу от Лакедемона[362]362
  Константин Багрянородный 1991. С. 220, 221; Georgakis D. The Medieval Names Milingi and Ezeritas of Slavic Groups in the Peloponesus. Byzantinische Zeitschrit. Bd. 49. Munchen, 1950. S. 327–330. В IX в. под давлением ромеев езеричи сместились к северу, обосновавшись на труднодоступном восточном склоне Тайгета, тогда как милинги отошли на западный (Константин Багрянородный 1991. С. 220,221).


[Закрыть]. Позже местность стала именоваться также по-славянски «Езеро» (Eζερον)[363]363
  Константин Багрянородный 1991. С. 224, 225.


[Закрыть]. Восприятие местного названия – свидетельство достаточно тесных контактов первых езеричей с эллинами. Именно эти славяне могли находиться в союзе со своими близкими соседями – изменившими Империи язычниками из Майны[364]364
  Константин определяет положение Майны именно относительно Езера, употребляя при этом славянское название: «у грани Малси, по ту сторону Эзера по направлению к приморью» (Константин Багрянородный 1991. С. 225).


[Закрыть].

Итак, словене добились значительных успехов, заняв без заметных препятствий обширные области Ахайи. Действия кагана на севере, во Фракии, оказались в 587 г. гораздо менее удачны. Весной смелые операции ромейских командиров свели на нет все успехи авар в Нижней Мезии и Скифии. Самому кагану, зимовавшему близ Том, пришлось спасаться бегством. Позже ему удалось, однако, разбить противника и разорить фракийские провинции, загнав ромеев за Длинные Стены. Но в Астике он был застигнут Коментиолом, и лишь внезапно вспыхнувшая в рядах ромеев паника свела дело вничью, к «взаимному бегству». Каган вновь принялся разорять Фракию (именно в это время авары овладели осадной техникой). Он штурмовал Адрианополь – но безуспешно. Осенью новый стратиг Иоанн Мистакон разбил авар под стенами Адрианополя и этой победой завершил войну[365]365
  См.: Феофилакт 1996. С. 50–63.


[Закрыть].

Каган отступил на запад и вновь попытался призвать к оружию нижнедунайских словен. Это ему удалось – во всяком случае, в 588 г., как и в 585-м, «полчища славян причинили большой вред области Фракии»[366]366
  Theoph. Sim. Hist. III.4: 7; Свод II. С. 14,15.


[Закрыть]. Но на этом волна нашествия иссякла. Словене, несомненно, устали от многолетней войны. К тому же с востока им теперь угрожали анты. Те, кто искал новых земель, обрел их – будь то во Фракии, Поморавье, Македонии или Греции. Теперь эти земли требовалось осваивать и обживать – а делать это в состоянии непрерывных военных действий с Империей, все еще мощной, и вражды с аборигенами едва ли стоило. Интересы кагана, натравливавшего дунайцев на ромеев, на время вошли в противоречие с нуждами самих словен. Ни о каких крупных столкновениях во Фракии в ближайшие годы после 588-го нам неизвестно.

Основным итогом нашествия 580–588 гг. стало поселение значительных масс словен к югу от Дуная, на землях Империи. Этим было положено начало истории южнославянских народов – хотя их непосредственное формирование относится уже к следующему периоду. Дунайский лимес не стал для словен и авар непреодолимым препятствием. Тем не менее в последнем десятилетии VI в. он еще существовал. Задачей Империи стало удержание границы по Дунаю – пусть и за спиной уже прошедших ее «варваров» – любой ценой.