Текст книги "Славянская Европа V–VIII веков"

Автор книги: Сергей Алексеев

 
И тут Вольх сам царем насел,
Взявши царицу Азвяковну,
А и молоду Елену Александровну.
А и те ево дружина хоробрыя
И на тех на девицах переженилися.
А и молоды Вольх тут царем насел,
А то стали люди посадския;
Он злата-серебра выкатил,
А и коней, коров табуном делил,
А на всякова брата по сту тысячей.[395]395
  Более «реалистично» в позднем западноонежском варианте (РЭПК № 5): «Они завоевали на кажного по девять коровушек».


[Закрыть]

 

Еще яснее о заселении завоеванной страны в близком к этому мезенском варианте былины:

 
Населился он в Индеюшку богатую…
Свою силушку заставил тоже
в городе Индейском жить…
Завладел он всей Индеюшкой богатою.
 

В онежском же варианте подчеркнуто исключительно богатство добычи:

 



«Дружина моя добрая, хоробрая!
Станем-те мы теперь полону поделять!
Что было на делу дорого,
Что было на делу дешево?
А добрые кони по семь рублей,
А оружье булатное по шесть рублей,
А вострые сабли по пять рублей,
Палицы булатные по три рубля.
А что было на делу дешево – женский пол:
Старушечки были по полушечки,
А молодушки по две полушечки,
А красные девушки по денежке».
 

Итак, былина дает нам достаточно полную картину тех мотивов, которые двигали славянами в набегах на Империю. Здесь сплеталось множество разных факторов. Было здесь и стремление нанести упреждающий удар по более сильному, демоническому врагу – стремление, исходящее из мифологической картины мира славянина. Но не меньшую роль играло и стремление к наживе в «богатых городах» – добыванию рабов (прежде всего, рабынь), скота (коней, коров), ценностей (золота, серебра, металлического оружия). Поиск новых земель для возраставшего в числе населения придавал лишние основания и так не нуждающейся с точки зрения «варвара» в оправданиях безжалостной «расчистке» захватываемой страны. Места для постоянного жительства, а нередко и местных жен для продолжения там рода, искала, прежде всего, молодежь из воинских братств, а также примыкавшие к ним изгои. «Храбры»-одиночки, порицаемые общиной, могли сполна реализовать свои силы и прославиться в дальнем походе. Вожаки бойнических ватаг и князья отдельных племен добивались самоутверждения. Ведь именно им доставалась львиная доля добычи и наибольший почет, а то и власть над захваченной землей – как былинному Волху.

Переход Дуная большими группами антов и словен происходит в начале второго десятилетия VI в. Положение на дунайской границе Империи стало критическим. Религиозные распри, разгоревшиеся при Анастасии, усугубили положение. Восстание Виталиана в 512–514 гг. позволило вторгшимся «гуннам», с которыми мятежный стратиг заключил союз, практически уничтожить власть Империи на Нижнем Дунае.[396]396
  См.: Marc. Chr. A. 512; Io. Mal. Chr. 402.3 – 403.3.


[Закрыть] Под прикрытием болгарских орд и получили возможность проникнуть в римскую Скифию (ныне Добруджа) отдельные отряды неведомых прежде «гетов». Как следует из былины о Волхе, каждый такой отряд мог стать общиной поселенцев. Антские или анто-словенские поселения возникают на малоскифских землях уже в первые десятилетия VI в. (Диногеция и др.) [397]397
  Федоров – Полевой, 1973. С. 293–294.


[Закрыть] и вытеснить отсюда этих пришельцев Империи так и не удалось.

В 517 г. на фоне очередного болгарского вторжения (тогда же савиры напали на Малую Азию), но независимо от него, в балканских провинциях Империи развернули военные действия и «геты».[398]398
  Marc. Chr. A. 517.: Свод I. С. 241.


[Закрыть] Эти «гетские всадники», должно быть, – в основном анты,[399]399
  Ср.: Stein E. Histoire du Bas-Empire. Paris – Bruxelles – Amsterdam, 1959. Vol. 2. P. 106. Считать этих «гетов» Марцеллина германцами или полугерманцами (ср.: Свод I. С. 241) не представляется вероятным. Что это могло быть за германское племя? Откуда оно взялось в Македонии, в удалении от северо-западной границы? На эти вопросы ответа нет. Л. Нидерле без учета того, что речь шла о «всадниках», имея в виду только известие Феофилакта Симокатты о «гетах»-словенах, увидел в Марцеллиновых «варварах» именно словен («славян»): Нидерле 2000. С. 56, 477 (Прим. 47).


[Закрыть] у которых (в отличие от словен) известно развитое коневодство. О переходе ими Дуная или разорении приграничных областей ничего не говорится. «Варвары» объявляются сразу в Македонии (то есть собственно македонских провинциях, Македонии Первой и Второй на севере – северо-востоке диоцеза Македония). Затем они вторгаются в Фессалию. Базой для этого вторжения, следовательно, явились обживавшиеся антами и отчасти словенами земли Малой Скифии. Что касается прилегающих фракийских провинций, то они уже были основательно опустошены «варварами» и фактически неподвластны Константинополю.

«Варвары» пронеслись по македонским и фессалийским землям, достигнув на юго-западе границ Старого Эпира, а на юге – Фермопил. Не сообщается об их нападениях на крупные города. Фермопильское укрепление – ключ к Элладе – они то ли вовсе не осмелились штурмовать, то ли не преуспели в этом. «Гетская» конница подвергала опустошению в основном небольшие и неукрепленные поселения. Однако число пленных оказалось достаточно велико. Император Анастасий отправил за них выкуп – 1000 либр золота. Но префект Иллирика Иоанн никого не смог вызволить – все пленники были перебиты «варварами» сразу после получения платы.[400]400
  Marc. Chr. A. 517.


[Закрыть] Дальнейшее неизвестно. Скорее всего, в условиях кровопролитной войны Империи с кочевниками «геты» беспрепятственно ушли на контролируемую их соплеменниками территорию.

Причины срыва переговоров о возврате пленных неясны. Стоит заметить, что ничего не говорится о том, требовали ли выкуп сами «варвары». Наиболее вероятно, что угнанные с начала набега пленники являлись для них жертвой в кровавом обряде «обагрения оружия». Отданные ромеями деньги они, разумеется, приняли – как воинскую добычу, но и от жертвоприношения не стали отказываться. Эта версия конечно же не бесспорна; возможны и иные объяснения. Так или иначе, именно в связи с этими событиями Империя впервые «заметила» новых соседей и новых врагов.

Правление Юстина (518–527) отмечено для Империи безуспешными попытками восстановить реальный контроль над придунайскими провинциями и навести порядок на границе. О безуспешности этих попыток свидетельствуют сообщения о разбое словен в придунайских областях. Своими засадами эти «варвары» отрезали укрепления Улмитон (в Скифии) и Адина (в Мезии, причем немного к югу от Дуная на границе со Скифией), опустошив их окрестности. Обе крепости в результате оставались покинутыми до времен Юстиниана.[401]401
  Proc. DA. IV. 7: 13, 17.: Свод I. С. 206/207. Применительно к Адине историк сообщает о «постоянных» засадах, применительно к Улмитону – о засадах «на протяжении времени». Речь явно идет о периоде, еще предшествующем собственному правлению Юстиниана (ср. комментарий к данному известию – Свод I. С. 247, где пребывание славян в Добрудже возводится к временам восстания Виталиана).


[Закрыть] Подобные факты, судя по всему, были не единичны.

Ситуация, с которой пришлось иметь дело Юстину и его племяннику Юстиниану, с первых лет правления дяди, причастного к делам власти, была поистине катастрофической. Европейские провинции подвергались непрестанным набегам. Прокопий в направленном против Юстиниана памфлете, так называемой «Тайной истории», писал, что «гунны» и славяне, разоряя европейские провинции до Эллады включительно «почти что каждый год с тех пор, как Юстиниан воспринял власть над ромеями, творили ужасное зло тамошним людям. Ибо думаю, что при каждом вторжении оказывалось более чем по двадцать мириад[402]402
  Более точны по сравнению со Сводом I (с. 203) перевод этой фантастической цифры, обозначающей лишь «очень много»; так переведено в кн.: Прокопий Кесарийский. Война с персами. Война с вандалами. Тайная история. М., 1993 (пер. А.А. Чекаловой).


[Закрыть] погубленных и порабощенных там ромеев, – скифская пустыня впрямь стала повсюду в этой земле…»[403]403
  Proc. Hist. arc. XVIII. 20.: Свод I. С. 202/203. В «Тайной истории» Прокопий полагает, что Юстиниан «воспринял власть» уже с началом правления Юстина – см., напр., VI. 26.


[Закрыть] Оставляя в стороне выглядящие фантастично вычисления[404]404
  Если понимать их буквально, то Империя только на Балканах теряла более 200 000 граждан почти каждый год в течение 33 лет с восшествия на престол Юстина до завершения «Тайной истории»: это дает около 7 млн при общей численности населения порядка 20–30! – см.: Становление и развитие раннеклассовых обществ. Л., 1986. С. 144; Большаков О. Г. История Халифата. Т. 1. М., 1989. С. 226; История Европы. Т. 2. С. 37 (все коренное население Балкан оценивается здесь А. Я. Шевеленко на уровне 2 миллионов). Конечно, порабощенных иногда выкупали, но даже с учетом этого заявление Прокопия выглядит несправедливым преувеличением потерь с целью дискредитировать императора.


[Закрыть] и субъективность автора, нельзя все-таки не признать, что за его словами стоит страшная для ромеев тех лет реальность.

Сведения подданных Империи о захватчиках-«гетах» со временем приобретают более ясный характер. Во всяком случае, говоря о событиях времен Юстина, Прокопий четко различает антов и словен. Какое-то время до появления в обиходе отдельных племенных названий греки называли их общим именем «споры» (??????).[405]405
  Proc. Bell. Goth. VII. 14: 29.: Свод I. С. 185/186.


[Закрыть] Как полагает ряд лингвистов, это калька праславянского самообозначения *??dь ‘потомки одного рода’.[406]406
  Гипотеза О. Н. Трубачева – см.: ЭССЯ. Вып. 8. С. 241 (в связи с опровержением теории А. Брюкнера, К. Цойсса и др. о славянском этнониме «споры» от Spali Плиния; греч. ?????? обозначает ‘потомки’). Сам Прокопий связывает ?????? со ???????? ‘рассеянно’. Таким образом, вопреки Л. А. Гиндину и В. Л. Цымбурскому (Свод I. С. 229–230), утверждающим на этом же основании обратное, Прокопий как раз ясно сознавал, что термин является греческим, и сомневался лишь в его точном значении и происхождении. Не имеет смысла останавливаться на фантастических, хотя и принадлежавших известнейшим специалистам, интерпретациях этнонима, связанных с сербами (только на основании близкого набора согласных?) (П. Шафарик, И. Маркварт) или с асфалами (кочевым племенем, известным Константину Багрянородному в Х в.!) (Г. Вернадский) – см. о них: Свод I. С. 230.


[Закрыть] Если так, то контакты между греческим населением и «варварами»-завоевателями в те годы стали уже довольно тесны. Может быть, ?????? было народным эллинским соответствием книжного термина «геты» – поэтому Прокопий и не знал точного происхождения названия.

Юстин и Юстиниан упорно противостояли набегам, нанося противнику большой урон, что вынужден был признать даже их ненавистник Прокопий.[407]407
  Впрочем, и это в «Тайной истории» он исхитряется поставить Юстиниану в вину: никому из «варваров» «не довелось невредимыми удалиться из земли ромеев – ведь и во время вторжений и гораздо больше еще в осадах и схватках, наталкивающихся на часто сопротивление, истреблено было одновременно ничуть не меньше». Так-то, дескать, и они (а не только ромеи) удовлетворяли Юстинианову жажду крови! – делает неожиданный вывод памфлетист (Hist. arc. XVIII. 25–27.: Свод I. С. 204/205; Прокопий 1993. С. 372).


[Закрыть] И, несмотря на все неудачи, именно при Юстине ромеи одержали первую победу над новым противником. Император назначил magister militum Фракии своего племянника Германа Аниция. Несомненно, первоочередной задачей Германа являлось как раз сдерживание антско-словенских и болгарских набегов. В самом начале командования Германа в пределы Империи вторглось из-за Дуная «огромное войско» антов. В ожесточенной битве Герману, «пустив в ход все силы», удалось разбить противника. Победа ромеев была для «варваров» сокрушительной и ошеломляющей. Из многочисленного антского войска пали почти все, а имперский полководец «стяжал великую славу» и среди антов, и среди словен.[408]408
  Proc. Bell. Goth. VII. 40: 5–7.: Свод I. С. 196/197. Дата события неизвестна (см. там же: С. 242). Ошибочное отнесение в ряде публикаций и исследований (см., например, перевод соответствующего фрагмента BG С.П. Кондратьевым – посл. изд.: Прокопий Кесарийский. Война с готами. М., 1996. С. 326) описанных событий к 527 г. основано, как убедительно показывают комментаторы Свода I (С. 240–241), на двойной ошибке в интерпретации. Речь шла не о моменте овладения царством нынешним государем (в 527 г.), а о периоде владения прежним (518–527); следовательно, чтение всех рукописей ????????? (не ???????????, как сочли возможным поправлять издатели начиная с К. Мальтре) совершенно оправдано. Герман же был племянником Юстина, а не Юстиниана (в Iord. Get. 314; Rom. 77, 123, 138 он fratri ‘брат’ Юстиниана; впрочем в Get. 81, 251 он fratruelis, но это может свидетельствовать лишь о неосведомленности автора, исправленной к концу «Гетики» и в «Романе» – если Герман Аниций и племянник Петра Флавия Саббатия Юстиниана, то не по отцу; у Прокопия Герман – ??????? ‘кузен’ Юстиниана, а Юстин – ????? ‘дядя’ Германа).


[Закрыть] Именно тогда, скорее всего, контроль над собственно Фракией был частично восстановлен. Тем не менее решительно переломить ситуацию на границе и наладить управление Скифией с прилегающей частью Мезии не удалось ни Герману, ни его ближайшим преемникам.

Переход славянами Дуная и их поселение на землях Империи явились важным рубежом в их истории. В развертывавшихся далее событиях определенную роль сыграли изменения в самом антско-словенском мире. Процессы эти непосредственно не отражались в ромейских источниках, но ход их поддается научной реконструкции.

В конце V – начале VI в. бесспорными гегемонами ареала, населенного предками славян, являлись антские племена. Анты заселяли обширную территорию от Карпат до Днепра, от северных окраин лесостепи до среднего течения рек черноморского бассейна. Выделялось несколько районов компактного расселения антов. Эти районы соответствуют отдельным племенам или племенным группам.

Наиболее плотно анты заселяли Поднестровье. Плотнее всего были заняты ими север Прутско-Днестровского междуречья и долины прилегающих левых притоков Днестра (Серет, Збруч). Как уже говорилось, здесь жили хорваты. Второй крупный очаг антского расселения (тиверцы?) располагался южнее, в бассейне Среднего Днестра. Многочисленным было антское население и к западу от Прута, в древней Дакии, где (как и на севере «хорватского» ареала) анты селились совместно или чересполосно со словенами. Еще одно большое «гнездовье» антских селищ сложилось по Южному Бугу (Куня и соседние с ней – Голики, Самчинцы, Семенки и др.). Сейчас невозможно отождествить его с каким-либо известным нам позднее племенем или племенным объединением. Из этого района анты продвигались и на север по Бугу, до его верховий (поселения Соколец, Парневка).[409]409
  См. карту: Седов, 1982. С. 20.


[Закрыть]

В Поднепровье северной границей расселения антов первоначально был район Киева. Об этом свидетельствуют и присутствие элементов средне-верхнеднепровской киевской культуры в пеньковских древностях, и следы поселения на Старокиевской горе. Однако основные районы расселения антов по Днепру, несомненно, располагались южнее. Самое северное из бесспорно антских поселений этого региона – Канев выше впадения Роси. В начале VI в. анты уже сравнительно плотно заселили оба берега Днепра от впадения Роси до впадений Сулы и Тясмина. При устье Тясмина расположено Пеньковское гнездо селищ, давшее название всей антской археологической культуре (поселения Макаров остров, Молочарня, Луг 1 и 2).

В этой восточной части ареала своего расселения анты тесно общались и смешивались с соседними племенами балтского и алано-болгарского происхождения. На северо-западе в антскую среду проникали балты («эстии»-колочинцы). Следы их присутствия достигают селения Луг 1 к югу от впадения Тясмина.[410]410
  Седов, 1982. С. 30. См. еще: Там же. С. 26.


[Закрыть] В свою очередь анты еще на рубеже V–VI вв. проникали вверх по Днепру, в ареал колочинской культуры. Характер этого взаимопроникновения оценить сложно. Речь могла идти как о следствии добрососедских связей, так и о приеме изгоев из враждебного племени или натурализации рабов-пленников. Так, появление колочинской керамики на антских поселениях легко объяснить наличием здесь пленниц – жен или рабынь. Как бы то ни было, присутствие колочинцев ощущается и на весьма удаленных от днепровского порубежья приднестровских землях.[411]411
  Седов, 1982. С. 12. Дома с четырехскатной крышей и столбом в Бранештах XIII и Одае (С. 22) не вполне соответствуют колочинскому типу, имеющему в центре и очаг. Возможно, здесь, как и на поселении Луг I (С. 22, 24), отражается кочевническое влияние.


[Закрыть]

Более тесными были связи антов с кочевым миром. Выходцы из алано-болгарских племен в немалом числе оседали в антской среде. Их присутствие отмечено находками жилищ на приднепровских поселениях Стецовка, Луг 2, Дериевка и других. Кочевническое влияние весьма ощутимо в группе пастырских древностей.[412]412
  Седов, 1982. С. 24.


[Закрыть]

Единственным значительным укрепленным поселением антского ареала с VI в. являлось Пастырское городище. Анты обосновались на древнем городище скифской эпохи, защищенном валами и рвами, не подновляя старых укреплений и не строя новых. Городище было расположено в верховьях впадающей в Тясмин реки Сухой Ташлык. Оно отстояло как от селищ поросско-тясминской группы, так и от поселений антов на Южном Буге. Южнее Пастырского проходила условная граница антов с алано-болгарскими кочевниками. На Пастырском находилось не менее 20 жилищ. Обитатели Пастырского занимались ремеслом – гончарным и кузнечным. Пастырское являлось центром изготовления и распространения гончарной керамики. Гончары, изготавливавшие самобытную посуду «пастырского» типа, жили также в нескольких поселениях на правом берегу Днепра.[413]413
  Седов, 1982. С. 22, 24.


[Закрыть] Гончары представляли собой особую этнокастовую группу алано-болгарского происхождения. В антском обществе они могли занимать только привилегированное положение, о чем свидетельствует и проживание вместе с кузнецами на Пастырском городище.

Экономическое значение Пастырского демонстрирует распространение керамики «пастырского» типа (городище, вне сомнения, являлось одним из главных центров ее производства и главным – распространения) на антских памятниках. «Пастырская» керамика встречается не только в Поднепровье, где составляет от 5 до 5,8 % керамики, но и в удаленных областях Побужья и даже Приднестровья (до 3 %). Керамика попадала на запад антских земель в результате не только переселений, но и меновой торговли. Иначе существование Пастырского как сугубо ремесленного поселения трудно представить.

Если экономический статус Пастырского играл большую роль в жизни антской общности, то неизбежна постановка вопроса и о политическом его статусе. Пастырское, единственное, по сути, укрепление антов, являлось естественным средоточием их общественной жизни. Только здесь (не обязательно прямо на площади городища) можно предполагать местонахождение веча «всех антов», о котором говорит Прокопий. Это вече обсуждало вопросы, значимые для всей антской общности, и принимало решения от имени всех антов.[414]414
  Proc. Bell. Goth. VII. 14: 21, 31–34.: Свод I. С. 182–187. Почему-то стало почти аксиомой толкование этого эпизода применительно только к небольшой части антов, жившей у устья Дуная. Между тем Прокопий прекрасно знал и о рассеянности антов, и о делении их на «бесчисленные племена», но в данном случае ясно говорит об участии «почти всех антов». И Юстиниан в данном эпизоде явно заключает договор со «всеми антами», во всяком случае ни о каких конкретных конфликтах никаких антов с Империей после 545 г. не упоминается. Тем не менее, и отмечающие это исследователи склонны говорить только о приграничных антах (ср. Дуйчев И. Нападение и заселеване на славяните на Балканския полуостров.// Военноисторически сборник. София, 1977. Т. 26. № 1. С. 73; Иванова О. В., Литаврин Г. Г. Славяне и Византия. С. 46 след.).


[Закрыть] Вече являлось высшим органом антского племенного союза, существовавшего уже в первые десятилетия VI в. Союз не имел единого главы и, скорее всего, являлся довольно рыхлым объединением. Можно не сомневаться, однако, что на «всеантском» вече реально распоряжался узкий круг племенной знати. Число полноправных участников веча в случае полного представительства установить трудно, но вряд ли оно превышало бы 5–7 тысяч. Анты жили разбросанно, и общая численность их едва ли была столь велика, как можно заключить из слов Прокопия в другом месте.[415]415
  Proc. Bell. Goth. VIII. 4: 9.: Свод I. С. 200/201.


[Закрыть] В антскую племенную общность на первых порах входила и часть словен в областях со смешанным населением. В частности, сюда можно предположительно отнести дунайских словен (группу Ипотешти).

У словен также происходило оформление племенных общностей. Выше говорилось о том, что линией размежевания между этими общностями – дулебами и лендзянами (ляхами) – стал Западный Буг. События, связанные с этим размежеванием, отразились в местном варианте мифа о Божьем Ковале. В этом позднем фольклорном тексте рассказывается о борьбе избранного князем «коваля» Радара (от древнего княжеского имени *Radom?rъ) с «королем» Ляхом и его подручным «Змеем Краговеем», разорявшим Волынь. Как и в других версиях мифа, в этой Радар хитростью захватил Змея в своей кузне. Затем князь пропахал на своем пленнике «межу» до самой Вислы. Земли по правому берегу новой реки по уговору должны достаться Радару, по левую – Ляху. Эта река – Западный Буг. «Каменная вежа», где Радар поймал Змея, – Каменец.[416]416
  Легенды и паданни. Текст № 97 («Вековечная межа»).


[Закрыть] Предание входит в ряд тех версий змееборческого мифа, где Божий Коваль выступает в качестве первого правителя-родоначальника.

Змееборческий мотив здесь, с одной стороны, унаследован от древней мифологии, с другой – связан с историческими реалиями. «Змей Краговей» – Краковский Цмок, дракон, персонаж из польских преданий, побеждаемый змееборцем Краком (скорее всего, еще одним полуисторическим «продолжением» бога-громовника[417]417
  См.: Иванов В. В., Топоров В. Н. Мифологические географические названия как источник для реконструкции этногенеза и древнейшей истории славян// Вопросы этногенеза и этнической истории славян и восточных романцев. М., 1976.


[Закрыть]). Таким образом, «змеиные» ассоциации с Краковщиной имеются в преданиях по обе стороны Западного Буга. Скорее всего, они отражают некие особенности развитых у местных племен религиозных воззрений. Целый ряд признаков указывает на сохранение особого почитания Велеса-Змея у ляшских племен. Собственное имя Змея «ляхами» не употреблялось, в отличие от большинства славян, что указывает на табуирование. Слово «ящер» – источник имени верховного божества поляков Jesza. Праславянская «велесическая» религия подолгу удерживалась на периферии. В Щецине, у поморян, поклонялись Триглаву; на Руси кривичи возводили себя к Криву, антиподу «правого» Перуна. Распространение культа Перуна (как Коваля-Сварога, врага Трояна-Триглава-Велеса) шло к словенам из антских земель.

В этой связи стоит вернуться к племенному названию из сочинения Баварского географа, реконструируемому как *?ьrvjane. Убедительного объяснения этого названия (и позднейшего «Червонная Русь») на праславянской почве не существует. Однако, скорее всего, основа здесь – праславянское слово *?ьrvь ‘червь’ (производные слова со значением ‘красный’ едва ли могли дать жизнь племенному названию[418]418
  См. формы в ЭССЯ.


[Закрыть]). «Червь» и «змей» в мифологии – синонимы. Червяне – ‘племя Червя (Велеса, Змея)’.

Скорее всего, разделение словен на лендзян и дулебов было вызвано различными причинами. Сыграло свою роль в том числе соперничество культов и стоявших за ними культовых союзов. Союз воинов-кузнецов пришел к власти на правобережье, а союз, связанный с культом Змея-Велеса, был весьма значим на левобережье Западного Буга. Разрыв сопровождался неким конфликтом и размежеванием земли по Бугу, воспоминания о котором в мифологической форме отразились в белорусском предании. Интересно также, что в нем Змей выступает лишь как помощник мифического предка поляков. Радар же – противник не столько Ляха, сколько Змея, издыхающего после богатырской пахоты князя-коваля. Надо думать, и на ляшском левобережье княжеская власть по складывающейся у всех словен традиции находилась в руках «потомков» Сварога, но власть их была слабее и делилась с почитателями Велеса.

Лендзяне и дулебы оформились как самостоятельные племенные общности. Предание IX в. характеризовало западную общность (червян) как «королевство». Но не сказано, что его власть распространялась за пределы первоначальной земли червян, на происшедшие от них племена. Лендзяне в первой половине VI в. еще не имели значительных политических и экономических центров. Большая на тот момент часть их (чехи, поселенцы Словакии и Моравии, кривичи) оторвались от пока немногочисленной червянско-вислянской группы. Старшинство червян помнилось, но как власть вполне могло и не признаваться. Со временем центр ляшской племенной общности смещается от Буга к Висле. Средоточие культа Велеса-Змея, судя по преданиям, находилось именно в земле вислян, в районе будущего Кракова. Лендзяне относительно сплачивались, должно быть, сознанием лишь культового и этнического, а не политического единства.

Иначе обстояло дело на дулебском (бужанском) правобережье. Масуди ясно сообщает о подчинении всех племен, происшедших от «корня славянских корней» – племени «Валинана» – «царю» этого племени. «Царь» этот у Масуди именуется «Маджак». Это скорее титул, чем личное имя. «Маджак» возглавлял типичный племенной союз, где каждое племя имело своего «царя», но «власть была у него, и прочие цари ему повиновались».[419]419
  Гаркави. С. 135–136, 138.


[Закрыть] Верховный «царь» являлся первым «великим князем» в славянской истории. Подчиненные ему князья именовались «малыми» (судя по сохранившемуся позже титулу князя древлян – одного из первых отпочковавшихся от бужан племен).[420]420
  О характере летописного «князь Мал» (в статье Начальной летописи и «Повести временных лет» 6453/945 г. – см. ПСРЛ. Т. 1, 2, 3 и др.) как титула свидетельствует произведенное от его женской формы («Мала») название города Малин. Городище Малин относится к IX в. (Седов, 1982. С. 90), то есть основано за столетие до летописного «Мала». Характерно также, что «Мал» отсутствует среди личных имен князей, заключивших в предшествующем (по «Повести временных лет») году договор с Византией.


[Закрыть] Власть «Валинана» (вернее, предков волынян – бужан) основывалась на «почтении» и «превосходстве» и носила в большей степени культовый, а не политический характер. «Маджак», вероятнее всего, периодически совершал ритуальный объезд «подвластных» земель и был чем-то вроде верховного жреца племенного культа (Перуна-Сварога?). На некоторую условность объединения дулебов в пору его сложения указывает полное отсутствие данных о какой-либо славянской «монархии» в письменных источниках того времени. Не исключено, что дулебы не имели общесоюзного веча, а единство их обеспечивалось только ритуальным лидерством бужанского «царя».

«Маджак» должно являться родовым титулом дулебских владык. Власть в таком случае передавалась в пределах одного клана, связывавшегося происхождением с Божьим Ковалем – Сварогом. Историческим двойником его в данном случае выступает герой-предок Радар. Арабское «Majak» сопоставлялось с ????????? (?????????) – греческим именованием верховного (?) словенского «царя» (рикса) второй половины VI в.[421]421
  Dvornik F. The making of Central and Eastern Europe. L., 1949. P. 283.


[Закрыть] Титул, как представляется, неславянского (аланского? [422]422
  Г. В. Вернадский в одной из работ возводит ????????? к осетинскому mysaeg ‘хитрец’ (Vernadsky G. The origins of Russia. Oxf., 1959. P. 82). Часто менявшиеся и спорные построения Г.В. Вернадского обычно вызывают у языковедов сомнения, но в данном случае ни одного более убедительного объяснения для греческой или арабской (явно искаженной) формы не предложено. Значение ‘хитрец’ можно было бы связать с мифом о Радаре, победившем Змея хитростью.


[Закрыть]) происхождения. В связи с этим следует вспомнить об антском происхождении традиции, связанной с Божьим Ковалем.

Еще в правление Юстина в Империи (518–527)[423]423
  Судя по монетной находке; однако это может быть и монета Юстиниана (Седов, 1982. С. 16).


[Закрыть] неподалеку от впадения в Западный Буг реки Луга основано городище Зимно. Какое-то время это был единственный укрепленный центр словен. Несомненно, что именно здесь располагалась «столица» племени бужан и всего дулебского племенного союза, резиденция «царя». Городище, расположенное на мысу, поднимается над долиной на 15–16 м и занимает площадь (сильно вытянутую) 1890 кв. м. Защищено оно, прежде всего, глубокими рвами. На северо-востоке был неприступный крутой склон, на юго-западе – стена от стояков с горизонтальными бревнами и частокол. Многокамерное наземное строение с 13 очагами (наземными глиняными печами?) располагалась под стеной и было к ней пристроено.[424]424
  Седов, 1982. С. 14.


[Закрыть] Именно оно и могло служить домом «царю» и его дружинникам. В сравнении с Пастырским очевидно оборонительное значение Зимно, воздвигнутого против антской или ляшской угрозы.

Городище являлось важнейшим ремесленным центром. Здесь работали мастера по металлу и камню, снабжавшие своей продукцией округу.[425]425
  Седов, 1982. С. 14, 16.


[Закрыть] Скорее всего, Зимно служило к тому же важнейшим в регионе средоточием меновой торговли. На тесную связь с антскими землями (присутствие антских поселенцев среди основателей Зимно?) указывают находки пеньковской керамики.

Расселение дулебов шло с запада на восток, через ненаселенное Полесье по направлению к Днепру. Основные пути движения дулебских «колонистов» пролегали вдоль рек бассейна Припяти, на которых и расположена большая часть поселений восточной группы корчакцев.[426]426
  См. карту: Седов, 1982. С. 13.


[Закрыть] С собственно бужанами следует связывать группу поселений с центром в Зимно, располагавшуюся на Западном Буге и в верховьях Турьи, притока Припяти. Позже дулебы продвинулись и вверх по Турье. Еще одна группа поселений (Подрижье и др.) расположена по реке Стоход, а с ней, несомненно, связано происхождением племя, осевшее на реке Стырь, – выше и ниже по течению современного Луцка (Липа и др.). Эта последняя группа селищ может быть с уверенностью сопоставлена с летописными лучанами. Баварский географ говорил в IX в. о племени луколан, скорее всего, где-то на западе восточнославянских земель.[427]427
  Назаренко 1993. С. 14/15, 45 (сопоставлены на основе этимологической идеи С. Роспонда о неславянском характере форманта – ol– с волынскими и чешскими лучанами). С учетом локализации луколан скорее на западе отождествление их с уличами-угличами на Нижнем Днепре (Rudnicki M. Geograf Bawarski w o?wietleniu j?zykoznawczym // Z polskich studi?w s?awistycznych. Warszawa, 1958. S. 190) кажется неудачным. Совершенно фантастической в контексте конкретных сведений Баварского географа выглядит сейчас высказанная в «Славянских древностях» идея П. Шафарика, искавшего «лукомлян» в окрестностях Витебска, в древней земле полочан.


[Закрыть]

Окрестности с. Зимно. Современный вид

Районом наиболее плотного расселения дулебов явились верхнее и среднее течение Случи, междуречье Горыни и Случи (есть отдельные поселения и на западном берегу Горыни) и верховья Тетерева, притока Днепра. На север от Тетерева поселениями охвачены бассейн его притока Ирши и верховья Ужа. Здесь явно лежали земли нескольких племен. На Тетереве располагалась Корчакская группа селищ, давшая название археологической культуре словен. Из компактно расселившихся в этих областях дулебских племен позже сложился племенной союз древлян. Изначально древлянами называлось племя (или уже ряд племен), осевшее в густых местах этого региона,[428]428
  «Повесть временных лет»: «а другие [нареклись] деревлянами, ибо сидели в лесах» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 6; Т. 2. Стб. 5). Здесь древляне названы первыми из расселившихся племен после киевских полян. Последним отдал первое место автор летописного введения Нестор – убежденный патриот Киева. У Баварского географа древлянам, по мнению М. Рудницкого (Rudnicki 1958. S. 197), соответствуют в том же перечне восточнославянских племен Forsderen liudi. По мнению целого ряда авторов, здесь соединение славянского или германского liudi и определения, производного от древневерхненемецкого foristari ‘лесной’. Возражения см.: Назаренко 1993. С. 43 (никакой альтернативы автор не предлагает).


[Закрыть] непосредственно подступавших к антской лесостепи.

О том, что еще довольно долго древлянами именовалась только часть (южная?) здешних обитателей, свидетельствует опять же Баварский географ. Среди славянских племен между русами и луколанами он упоминает Seravici (жеравичи? жеревичи? – на Жереве, притоке Ужа[429]429
  Гипотеза П. Шафарика, с которой склонен согласиться и А. В. Назаренко (Назаренко 1993. С. 45).


[Закрыть]). В древлянском племенном союзе позднее выделялись два центра княжеской власти. Одним являлся район сближения Ирши и Ужа, где тогда располагались княжеские города Малин и Искоростень. Другим были земли выше по Ужу и к северу от Жерева, где располагался город Овруч. Последний район (который надежно можно соотносить с жеревичами) в корчакский период был заселен еще редко. Но единичные словенские поселение уже имелись и довольно далеко к северу оттуда, на падающей в Припять Словечне. Древлянское племенное «гнездовье» явилось главным оплотом словенского расселения на антском порубежье.

Наряду с селищами на Словечне сложилась еще одна группа поселений словен, далеко оторвавшихся от основного массива и ушедших на север. Эта группа (Хотомель, Хорск, Семурадцы и др.) возникла к северу от широкого пояса полесских топей. Она расположилась на сравнительно небольшом пространстве пригодных для земледелия земель между впадениями в Припять Горыни и Львы. Еще одно поселение (Буда Шеецкая) возникло дальше к востоку и уже на левом берегу реки. Словене пришли сюда с запада, двигаясь вдоль Припяти непосредственно с ее верховий (где есть одно их поселение) или с Турьи. Припятская группа стала зародышем племенного союза дреговичей, которых русский летописец при описании расселения славян называет вслед за древлянами.[430]430
  ПСРЛ. Т. 1. Стб. 6; Т. 2. Стб. 5.


[Закрыть] Племенное название дреговичей, упоминающееся в источниках с VII в. (часть племени тогда оказалась на Балканах), связано со словом «дрегва», обозначающим болото, топи.[431]431
  Фасмер. Т. 1. С. 536–537.


[Закрыть]

Славянское височное кольцо

В связи с дреговичами в греческих источниках упоминается племя ???????? (берзичи? от *bergъ ‘берег’ или *bъreza ‘береза’[432]432
  Более вероятно первое (ср.: ЭССЯ. Вып. 1. С. 192 – однако здесь предполагается скорее иноязычное происхождение основы).


[Закрыть]). Баварский географ упоминает среди восточнославянских племен Fresiti – тех же берзичей (точнее, их сородичей).[433]433
  Ср.: Витчак К.Т. Из проблематики древних славянских племен. 1. Этноним Fresiti у Баварского географа и его локализация.// Этимология 1989–1990. М., 1993. То же сопоставление, но в более осторожной форме, см.: Назаренко 1993. С. 44.


[Закрыть] Скорее всего, племена дреговичей (Баварским географом не упоминаемых) и берзичей составляли некую общность, в которой попеременно лидировали. Припятско-горынская группа поселений, отчасти заходящая в болота к югу от Припяти, соответствует этим двум племенам. Дреговичей следует помещать тогда на южных заболоченных землях, берзичей – по берегу Припяти.

Заселение Полесья двумя кланами переселенцев, давшими начало двум племенам, союз этих племен и их взаимоотношения с южными сородичами отразились в позднем белорусском предании.[434]434
  Легенды и паданни. Текст № 95 («Палешуки и полевики»). Здесь две группы первых поселенцев-славян отождествлены с двумя этнографическими группами белорусов. Предание записано в 20-е гг. нашего века и является одним из ярких свидетельств долгого бытования архаического фольклора в белорусской деревне.


[Закрыть] Здесь сперва рассказывается о двенадцати братьях, живших в «темном лесу», промышлявших скотоводством и охотой, держа в страхе соседей. После смерти отца ссоры между женами братьев вылились в раздел и междоусобицу из-за земли. Двое младших, дружные между собой, «не захотели колотиться с братами» и ушли из родных краев с женами, многочисленными детьми и всем своим добром. С этим переселением, между прочим, предание связывает изобретение колеса, а с переправой переселенцев через Припять – плота. Старший из братьев, отчаявшись выбраться из дремучего заболоченного леса, стал родоначальником белорусов-полешуков, младший же, пробившийся из чащоб и болот на равнины, – полевиков. Этот мотив – явно позднее наслоение, связанное с переносом действия предания из Припятского Полесья на всю Белоруссию. Жители подвинских равнин иного происхождения, чем полешуки, далекие потомки дреговичей.

После того, как поселенцы разбогатели на новом месте, старшие братья напали на них, чтобы отобрать добро. Однако сперва враги потерпели поражение, попав в затопленные ямы-ловушки или заплутав в чаще среди неприступных засек. Но из-за того, что каждый род приписывал себе честь победы, между полешуками и полевиками началась жестокая междоусобица (картина весьма достоверная для эпохи племенного строя). Ослаблением истощивших и разоривших друг друга сородичей воспользовались десять старших братьев и, наконец, захватили их земли, став над ними «панами».

Предание связано с событиями первоначального заселения Полесья, хотя подлинный их ход нам уже не восстановить. Достоверно то, что первые поселенцы (дреговичи и берзичи) отделились от дулебской общности и ушли далеко на север, в припятские леса и топи. Образование обоих названий с «-ичи» указывает на древность и даже на возможную реальность традиции о братьях-предках. В древнем предании первый из них поселялся бы в болотах (дрегве), другой на берегу Припяти. Дальше мы вступаем в область если и не фантазий, то догадок. Можно полагать, что отношения дреговичей и берзичей с дулебами были непросты, что северные выселки не считались с властью великого князя, не платили ему ритуальную дань и действительно возбуждали алчность южных сородичей. Можно также полагать, что реальные события, сопровождавшие обуздание этой непокорности, отражены преданием достоверно. Вхождение дреговичей и берзичей в дулебский союз доказывается тем, что они появились в итоге на Балканах, – изоляция от бужан это исключала бы. Но предание отделено от описываемых событий почти полутора тысячами лет и содержит неизбежные черты позднейших эпох.

Из бассейна Тетерева словене продвинулись еще дальше на восток, в Среднее Поднепровье. Отсюда они вытеснили антов, основателей Старокиевского городища. Приход словенских поселенцев в район Киева с запада нашел отражение в нескольких преданиях, начиная с древнерусской «Повести временных лет».[435]435
  Во вводной части «Повести временных лет» поляне с очевидностью приходят к Киеву с запада. См. еще: Легенди та перекази. Киев, 1985. С. 94 (предания о происхождении названия Киева – в обоих оно связано с движением по «Руси» в район стоящего на правом, западном берегу Днепра города).


[Закрыть] В одном из украинских текстов (из поздних – наиболее логично построенном)[436]436
  Текст «Основание Киева» в кн.: Легенди та перкази. С. 94. Здесь костер из «киев», горевший много дней и давший якобы имя Киеву, зажжен в честь победы над врагом (см. другой вариант там же).


[Закрыть] недвусмысленно рассказывается о военных действиях. Некий «пан» неимоверно притеснял людей, «отбирал от них все, что можно было». В конце концов, «подданные» восстали. Объединенные силы восставших разбили «пана» с его войском и гнали до места нынешнего Киева, где уничтожили своего угнетателя и его присных. В этом опять-таки чрезвычайно позднем предании смутно отразилось первоначальное могущество антов (ощущавшееся соседними дулебами) и падение этого могущества в результате войны, приведшей к заселению словенами-дулебами Киевщины.

Словенское население Киевщины было, тем не менее, крайне немногочисленно. По сути, речь шла о небольшом дулебском форпосте на крайнем востоке, отчасти в антском окружении. В Киеве поселение с пражско-корчакской керамикой расположилось на Почайне (нет доказательств обживания дулебами уже в это время антского городища). Чуть южнее располагалось другое поселение – Ходосово. Здешние жители именовались «поляне» (производное от «поле»[437]437
  «Повесть временных лет», 6402 г. (См. ПСРЛ. Т. 1, 2, 38 и др.). Во вводной части приход полян в Поднепровье упоминается без этимологии их названия. Еще до них, впрочем, названы ляшские поляне.


[Закрыть]). В славянской фольклорной традиции «полянин» (или «поляница») – воин-одиночка, чужеземец, но свободно общающийся со славянами, живущий на ничейной земле. С другой стороны, и представитель «своего» рода-племени ездит «в чистое поле поляковать». Этноним «поляне» появлялся на границах словенского ареала с другими славянскими (в широком смысле) группами населения – с антами на Среднем Днепре, с венедами на Висле. Таким образом, можно вывести, что «полянин» – представитель славяноязычного, но не словенского племени. Для дулеба VI в. это, в первую очередь, ант. С другой стороны, и представители «своего рода», оседающие на порубежье, в «поле», становились «полянами», тем более что нередко смешивались с аборигенами.