Текст книги "Супербомба"

Автор книги: Сергей Самаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

ГЛАВА 5

1. КАПИТАН МИЛИЦИИ АНАТОЛИЙ СЕВАСТЬЯНОВ, ГОРОДСКОЙ УГОЛОВНЫЙ РОЗЫСК

Коротко и конкретно. По-деловому. Так оно всегда выглядит впечатляюще для всех присутствующих. И создает для меня необходимые условия.

Я благополучно отделался от тесного соседства лейтенанта Щербакова, потому что есть моменты, когда мне мешает собственная тень, я при определенных обстоятельствах стараюсь по мере возможности и ей не доверять – бывают такие обстоятельства, хотя и не часто. А лейтенант порой стремится с моей тенью слиться, но хорошо чувствует, когда я готов возразить против его назойливости. Он сообразительный, как собака. И сейчас прочувствовал ситуацию и потому не возразил, когда я приказал ему остаться.

Водитель слышал разговор и вернулся в машину раньше меня.

– В управление. Гони.

– Не в больницу разве?

– В управление, – повторил я серьезнее. – Сам сюда возвращайся. Я на свою машину пересяду.

Обычно на работу я на своей машине приезжаю, потому что органически не перевариваю езду в трамвае. Толкотню не люблю, когда к тебе запросто в карман могут забраться. Хорош был бы мент, у которого карманы в трамвае вычистили. Потому и езжу всегда на машине. Но по служебным делам предпочитаю ездить на служебном же транспорте, поскольку сгоревший бензин мне никто, естественно, оплачивать не будет. Да и ситуации в нашей службе порой возникают такие, что страдают не только люди, но и машины, в деле задействованные. Ремонт машины управления будет оплачиваться из бюджета управления. А кто ремонт моей машины оплатит, если что-то случится? С начальства при таком раскладе копейки не вытянешь.

Управление рядом. По пустынным дорогам позднего вечера добрались за пять минут. И я даже в кабинет к себе заходить не стал. Сразу отправил дежурную машину назад, перешел на служебную стоянку, где обычно оставлял свой старенький «Фольксваген Пассат», и выехал к городской больнице «Скорой помощи». Там «Пассат» пристроил между двух машин с красными крестами, рядом с крыльцом, приспособленным для въезда на него автотранспорта. Здесь, насколько я знал, всегда несколько «Скорых» стоят, сменяя одна другую. Водители здесь же перекуривают. И можно было не опасаться взломщиков и угонщиков. На глазах у других водителей не полезут.

Из приемного покоя совсем внешне юная медсестра на мое удостоверение не посмотрела, только представление выслушала и сразу позвонила в отделение экстренной хирургии. Оттуда пообещали прислать за мной свою медсестру.

* * *

Старший лейтенант Соловьев оказался крепким красномордым парнем, которому ранение румянца на физиономии не убавило. Он лежал в общей палате прямо против двери, из которой на него свет падал. Свет в самой палате был выключен, медсестра тронула старшего лейтенанта за плечо, и он сразу сел, посмотрел на распахнутую дверь, за которой я стоял, и стал искать босыми ногами больничные тапочки.

Для разговора мы выбрали кресла перед выключенным телевизором. Здесь был легкий полумрак, и никто нам не мешал говорить столько, сколько понадобится.

– Рассказывай, – сразу предложил я. – По порядку, что и как произошло.

– Ну, что, – смотреть старший лейтенант предпочитал в потолок, а не в глаза. Есть у некоторых людей такая привычка. Умеют они, должно быть, что-то на потолке увидеть. Я сам много раз пробовал – ничего прочитать не сумел. – Мы как раз на этой улице задержались. Мне там на минутку в один дом заскочить надо было. А потом мне звонит старший прапорщик Лисин из нашего экипажа и срочно вызывает.

– Так на сколько часов твоя «минутка» растянулась, что тебя вызывать пришлось? – поинтересовался я.

– Ну, минут пять я там был.

– Скажем так, полчаса, может, чуть больше.

Старший лейтенант плечами пожал.

– Может быть. Как-то время быстро летит.

– Подружка, что ли?

Соловьев бросил короткий взгляд на мои руки, словно хотел еще раз убедиться, что я не пишу протокол и даже диктофон в руках не держу. Но я лишь свое колено обнимал, потому что имею привычку диктофон в кармане включать...

– Типа того.

– Ладно, позвонил старший прапорщик Лисин, снял тебя с бабы. Что он сказал?

Такой почти запанибратский тон старшего лейтенанта Соловьева устроил больше, чем допрос. Он заметно расслабился.

– Сказал, к машине парочка подходила. Парень с девкой. Они только что, дескать, встретили на улице того человека, которого по телевизору показывали. По розыску. Спецназовца. Я, значит, сразу и побежал. Поехали мы, чтоб догнать. Водитель еще наш усомнился, что бы, говорит, человеку в розыске в такое время гулять. В такое время любой прохожий встречному в лицо глянет. Да еще на пустынной улице. Днем еще, в толпе, внимания никто не обратит. А вечером, почти ночью...

– Дальше.

– Ну, догнали. Нам на «разводе» специально на него установку давали. Предупреждали, что особо опасен при задержании. И я потому еще в машине пистолет приготовил. А вот Лисин не приготовил. И у водителя оружия нет. Вот и поплатился... Там четверо вдруг откуда-то выскочили и сразу мне в брюхо выстрелили.

– Из травматического револьвера, – я умышленно сказал это с легким пренебрежением.

– А я знал? Боль адская была, кровища сразу хлещет. Из револьвера ли, из пистолета. С полуметра. Я рухнул сразу. Одна только мысль: как бы кишки не вывалились в пыль. Бывает такое.

– Это от ножа бывает, – подправил я его мысли. – Не от пули. Тем более никак не от резиновой.

– Да там уж, при такой-то боли, и не соображаешь ничего. Я крикнуть не мог, горло спазмом перехватило. Попробовал бы сам, – раненый явно требовал уважения к своим страданиям. Он теперь, похоже, долго будет от всех инстанций уважения требовать – есть такой сорт людей.

– Ладно, меня вот что больше всего интересует. Как себя спецназовец повел? Бравлинов. Что он сказал?

– Ничего не сказал. Только посмотрел удивленно. А сказать ничего и не успел бы. Эти четверо сразу подвалили.

– А с ними он как говорил?

– А мне до того было, чтобы слушать?

– Тогда, извини уж за прямоту, какого хрена ты рвался дать показания? Все это твои парни уже рассказали, а ты бы и завтра мог. Или надеялся, что я к тебе с бутылкой приеду?..

Старший лейтенант сделал значительную паузу. Настолько значительную, что невозможно было не догадаться – самое интересное он на закуску приготовил и не выложил бы второпях, даже если бы я в самом деле бутылку привез.

– Ну, – поторопил я.

– Я почему сам выстрелить не успел. Я на того парня смотрел, что ствол на меня направил. И узнал его. За час до этого я из отделения выхожу, сразу не остановился, и что-то толкнуло меня за машины зайти – там парень этот с нашим старшим прапорщиком Лисиным разговаривает. Я как-то сразу тогда заметил, что Лисин растерялся. А тот парень руку Лису пожал и ушел. Странно это как-то выглядело. Словно спугнул я их.

– Вот это уже интересно. – Мне даже захотелось руку об руку потереть.

Кажется, появилась ниточка.

* * *

Из больницы я вышел уже с трубкой в руке. Около крыльца все так же курили три водителя с машин «Скорой помощи». Кажется, уже другие водители. Но мне не хотелось, чтобы они слушали разговор. Я сел в свою машину, выехал из двора больницы и только после этого остановился под фонарем и позвонил. Я не знал номер капитана Вахромеева, не знал номер старшего оперативной группы, что выехала на происшествие, и потому позвонил сначала Славе Щербакову. Лейтенант ответил сразу.

– Перезвони мне. А то у меня деньги «на трубке» кончаются.

Он перезвонил сразу же, как это делается одним нажатием клавиши.

– Что там у вас нового? Облава что-нибудь дала?

– Детский парк прочесывают, двор прочесали, сейчас во дворе опрашиваем свидетелей. Три посторонние машины, говорят, весь вечер стояли. Ищем, может, к кому из жителей приезжали. Больше ничего.

– Вахромеев где?

– Недалеко. С мужиком беседует. С собачником. Ох и псина. Ростом в полторы кошки, а ярость дикая. Всю следственную бригаду, можно сказать, по деревьям разогнал. Ягдтерьер.

Я с такой породой сталкивался еще в детстве. У нас во дворе у одного пацана отец охотник был и держал ягдтерьера, тогда еще редкую породу собак в России. Рассказывал, что этот маленький злобный и верткий псишка в одиночку кабана загоняет до разрыва сердца и медведя своей яростью держит на месте до подхода охотника. Кстати, всю семью охотника он тоже в страхе держал.

– Мобилу ему дай.

– Ягдтерьеру?

– Капитану. Или вы с ним на разных деревьях?..

Вахромеев отозвался через минуту.

– Есть новости? – сразу начал с конкретного вопроса.

– Есть. Ты куда старшего прапорщика Лисина дел?

– «До особого» в своей машине сидит. А что?

– Нацепи ему наручники и пересади в свою.

– Круто! Ты на полном серьезе?

– В старшего лейтенанта Соловьева стрелял парень, который за час до этого беседовал с Лисиным, и оба очень смутились, когда их увидел Соловьев. Думаю, это неспроста. Кроме того, Лисин должен был узнать среди нападавших своего знакомого, но не узнал. Это тоже повод для серьезной протокольной беседы.

– Сделаю, – согласился Вахромеев. – Сразу к тебе на допрос?

– Не сразу. Я тут еще с одним человеком встретиться хочу. От него уже приеду в управление. Тогда и старшего прапорщика за шиворот потрясу.

– Добро. Я помогу. – После побега Бравлинова Вахромеев не желал оставлять меня наедине с задержанным. – Ночевать, кажется, сегодня придется на службе.

Я не выразил ему сожаления, даже зная, что Вахромеев недавно в третий раз женился. А моя жена с детьми уехала в деревню отдыхать, поэтому сам я семейными заботами не загружен.

* * *

Выехала с территории больницы и мимо меня проехала «Скорая помощь». Водитель посмотрел на меня подозрительно – под светом фонаря это было заметно. Ментовская память сработала привычно легко, я узнал – он из тех парней, что стояли на крыльце и курили. Интересно, чем я ему так не понравился.

Но долго раздумывать над странным взглядом я не стал, не до того было. И быстро набрал нужный номер. Моему абоненту потребовалось много времени, чтобы трубку из чехла на поясе вытащить. Но все же он ответил, как обычно, вальяжно и чуть свысока. Обычно он и смотрит так же, как говорит. Это национальная черта.

– Я слушаю тебя.

– Здравствуй, Джабраил.

– Здравствуй, здравствуй. Ты вовремя объявился. Я сам хотел тебе позвонить. Заедешь?

– Для того и звоню.

– Давай. Со служебного хода. Я предупрежу охрану, тебя проводят.

– Еду.

Ехать мне предстояло через весь город, то есть возвращаться почти к месту, где ранили старшего лейтенанта Соловьева, только по другую сторону парка. Но по ночным улицам ездить – одно удовольствие. И добрался я быстро.

Машину поставил на большой служебной стоянке, предназначенной для работников казино «777» и боулинг-центра под этим же названием, принадлежащих Джабраилу. Охранник на стоянке тоже, видимо, был предупрежден и потому даже не поинтересовался, какого хрена понадобилось здесь постороннему. Мою неказистую машину он знал едва ли, потому что она и сама незапоминающаяся, и появлялся я здесь за последний год не больше двух раз. Правда, в последний раз не так и давно, но дежурившего тогда охранника не запомнил.

На двери звонок, но дверь оказалась приоткрытой.

Внутренний охранник меня остановил жестом и звонком по внутренней связи вызвал коллегу. Разговаривали они долго по-чеченски, и я ничего не понял. В заведении все охранники чечены и, надо полагать, бывшие боевики, как и сам хозяин. Он из леса по амнистии вышел, остальные не знаю как. Но наглости им не занимать, и в нашем городе они ведут себя обычно так, словно это город приехал к ним в Чечню вместе с полутора миллионами жителей и принес к ним свои порядки, которые чечен не устраивают. В ментовке куча заявлений лежит нерассмотренными, поскольку из Москвы было не очень громкое указание чечен не обижать и по возможности тихо гасить все конфликты. Насколько я знаю, в других городах ситуация такая же. Им, кажется, уже всю Россию на откуп отдают.

Наконец, внутренний охранник трубку от уха убрал и на меня посмотрел:

– Джабраил в зале. Подождешь?

– Сообщите ему.

Охранник сказал что-то в трубку, засмеялся, трубку на стену повесил и отвернулся. И только минут через пять пришел другой охранник, обменялся с первым парой фраз все так же на чеченском, и после этого сделал мне жест, приглашая идти за собой.

Мы поднялись сначала на второй этаж, потом по галерее прошли почти вокруг всего зала казино и только после этого по узкой металлической лестнице взобрались на третий. Там был большой полутемный кабинет Джабраила с широким, во всю стену, окном, из которого было видно каждую точку казино. Джабраил от этого окна и отошел, когда мы, после короткого стука, вошли к нему. Указующий жест сразу отослал охранника в коридор. Тот выполнил команду по-военному четко. А сам Джабраил, коренастый, толстоногий, танком проехал к себе за стол и мне показал на стул напротив. Взгляд был, как обычно, высокомерен.

– Расскажи, что там у тебя случилось. Как ты так на допросе уснул?

Он сразу показал, что информацией обладает в полной мере.

– Как уснул, – усмехнулся я. – Спать сильно захотелось, и уснул.

– Спать надо ночью дома, – он попытался объяснить мне, как стоит жить. – И что – поймать не можете?

– Если бы поймали, уже сняли бы проблему.

– Ладно, это твое дело – ловить или не ловить. Меня вот что интересует. Что в городе делает спецназ ГРУ? Почему вместе с ментами армия работает?

– Они прислали группу, которая знает этого старшего лейтенанта в лицо. Он может и бороду, и усы прицепить, наши могут не узнать и пропустить. Попросили армию.

– Нашего дела они как-то касаются?

– Как они могут коснуться. Дело в прокуратуре.

– В военной прокуратуре, – Джабраил сделал ударение.

– Разница только в том, что я к данным военной прокуратуры добраться не могу, а так – это точно такая же прокуратура. Наверное, точно так же покупается, как обычная.

– Мне не нравится присутствие в городе спецназа ГРУ. «Летучие мыши» нас еще дома достали. Здесь им тоже не место.

– Это не нам с тобой решать.

– Я опасаюсь, что они имеют отношение к нашему делу.

– Нет. Никакого интереса. Я сегодня общался с их командиром. Его город мало касается, ждет не дождется, когда отзовут. У него жена родила, и сама в критическом состоянии, со здоровьем, говорят, нелады. А он здесь застрял и потому психует. А я к тебе тоже по нашему делу, кстати.

Джабраил поморщился, словно только он имеет право решать, кто может делами заниматься. Он все еще себя командиром чувствует, тем – полевым.

– В самом деле?.. Слушаю. Есть новые интересные предложения?

– Может, и появятся. Пока есть только просьба. Я куда-то засунул кошелек с pin-кодом от карточки. Помнишь, я на клапане записал. Боюсь, что жена его с собой забрала. У нее кошелек маленький, могла взять мой. Сообщи повторно.

Джабраил думал целую минуту. И всем видом недоумение показывал.

– Ты помнишь условия? – Он посмотрел прямо и сердито. – В течение трех месяцев ты снимаешь все деньги. В разных банкоматах. Через три месяца счет будет ликвидирован. Про pin-код я тебе говорил особо. Тебе следовало довериться памяти, а не записи. Я же, запомни, никогда не держу в памяти данные на чужие банковские карточки. Не в моих правилах интересоваться чужими деньгами. Я в чем-то обманул тебя?

– Нет. Но и не выручил. Я не могу восстановить pin-код, потому что он на чужое имя.

– Я тоже не могу восстановить его, потому что человека, на которого выписана карточка, уже не существует в природе. Он поторопился оставить нас. А все документы по карточке, если помнишь, я сжег прямо при тебе, чтобы ты не думал, будто я захочу тебя «кинуть». Ищи кошелек, мне будет обидно, если ты не найдешь его. Пропадут не только твои деньги, пропадут и деньги, которые были когда-то моими.

Он смотрел мне в глаза прямо и говорил твердо и внушительно. Я ответил таким же твердым взглядом.

– Ты что, гипнотизируешь меня?

– К сожалению, не обучен, – ответил я вдруг растерянно.

Только тут, после вопроса Джабраила, меня словно током ударило – я понял, что со мной произошло во время допроса старшего лейтенанта Бравлинова. Он меня элементарно загипнотизировал. Я и раньше удивлялся. Лежал я на полу. Следовательно, я должен был упасть с кресла. Но как-то я умудрился ничего себе не отбить. Нет даже намека на маленький ушиб. А пол-то жесткий. Такое впечатление, что я аккуратно сам встал с кресла и лег, или меня с кресла сняли и положили, когда я невменяемый был.

– Ладно, если помочь не можешь, буду искать кошелек. – Я не подал вида, какое отчаяние меня охватило. Из-за пустяка, из-за нежелания выучить четыре цифры, я теряю пятьдесят тысяч долларов. Более того, я мечту свою теряю. Давнюю, выношенную мечту. – Жена будет на днях звонить, спрошу. И дома все переверну. Может, в куртку сунул, может, в мундир, может, вообще в ящик стола. Дерьмово, когда память подводит.

Джабраил молча кивал, но смотрел на меня без сочувствия.

Отчаяние было, конечно, сильно, но я вида подать не желал. И не сломать меня никаким отчаянием. Я не из тех, кто сдается. Такое положение только мобилизует меня. Я найду Бравлинова. Найду во что бы то ни стало. Только ради своего кошелька найду.

Я встал, показывая, что разговор закончен, и тут из темного угла раздался голос. Там, оказывается, кто-то сидел и слушал наш разговор. Голос был явно с акцентом, но акцент был не кавказский.

– А у тебя нет возможности еще больше обострить состояние жены того командира спецназовцев?

– Кто там? – спросил я с естественным недовольством.

– Мой друг, – сказал Джабраил. – Он в курсе всех наших дел, не бойся.

– У меня нет такой возможности.

– А ты поищи. Впрочем, я сам поищу. Как фамилия этого командира?

– Рустаев, кажется. Да, капитан Рустаев.

* * *

Что бы ни говорили отъявленные и закостенелые материалисты, но предчувствие существует и работает, вне зависимости от философских извращений ученых. Сколько людей прошло через мой кабинет, скольких я допрашивал – и никогда такого не было. А тут привели парня, и я сразу почувствовал, что именно от него зависит поворот моей судьбы, причем поворот кардинальный. Павел Михайлович Сакурский, двадцати трех лет от роду, парень залетный, из Подмосковья, хотя когда-то служил срочную службу в нашем городе. Зачем-то сюда вернулся. И дело-то вроде бы банальное – ограбил киоск, избил до полусмерти продавщицу, а взял всего две сотни рублей, сотовый телефон, бутылку пива и пачку сигарет с зажигалкой. Были в кассе другие деньги, он не взял.

– А мне много пока не надо, – заявлял парень. – Понадобятся деньги, мне заплатят. Так заплатят, что хватит на всю жизнь.

– Разбегутся и добавят, – отреагировал я привычно, хотя прислушался. Это все то же предчувствие заставило меня прислушаться и слегка напрячься. Я много подобного слышал, но обычно мимо ушей бахвальство пропускал. Сейчас не пропустил.

Он продолжил:

– В нынешнем мире кто богатым стал? Кто информацией обладал. А я ей обладаю.

С этим трудно было спорить, тем не менее мне сразу показалось, что парень не совсем в здравом рассудке. Но привычка опять свое взяла, и я спросил:

– Ты что, дурак?

– Не-а. Меня проверяли. Тоже думали, что я дурак. Еще в армии думали, что свихнулся. А комиссия решила, что я просто нестандартно мыслящий человек.

На столе лежало все, что изъяли из его карманов при задержании.

– Ты того, капитан. Вот эту бумажку мне верни. Тебе она без надобности, – кивнул он на свернутую, обветшалую от времени газетную страничку. Я страничку развернул. Просмотрел, ничего интересного не нашел.

– Зачем она тебе?

– Подтверждение моей информации. Серьезности моей информации.

Я еще раз мельком просмотрел страничку. Международная информация, какая-то статья о войне в Ираке, фотография ядерного гриба.

– Когда ты освободишься, вся твоя информация устареет, можешь не переживать раньше времени, – так я его на более откровенный разговор вызывал.

– Не-а. Ты ж меня сажать не будешь, – в его голосе абсолютная уверенность слышалась. Такая уверенность, против которой бороться было трудно.

– Почему ты так решил?

– Потому что я тебе пятьдесят тысяч баксов заплачу. И ты отпустишь меня уже через пару дней.

Скажу честно, идея о пятидесяти тысячах баксов мне откровенно понравилась, но мне опять показалось, что я имею дело с дураком. Хотя о крупном взяткодателе я, можно сказать, с детства мечтал. Многие мои коллеги внезапно увольнялись из ментовки и обзаводились шикарными машинами, и жизнь свою круто меняли. Мне пока не везло.

– Не отпущу, потому что у тебя нет пятидесяти тысяч, – я не говорил высоких слов о том, что преступник должен сидеть за «колючкой», я, как мне самому тогда показалось, играл. Что-то чувствовал, но в серьезный разговор еще не включился, хотя мысленно давно был к такому предложению готов.

– Так я их получу. За информацию. И ты, капитан, мне поможешь.

– За что ты, интересно, собираешься большие бабки получить? – При всей его придурковатости он мог в самом деле что-то знать. Я чувствовал это. Я сразу почувствовал, как только он вошел в мой кабинет.

Он руку протянул и ткнул пальцем в газетную страницу. Туда, где на фотографии был изображен ядерный гриб. У меня настроение слегка ухудшилось, потому что я не верил в принципиальную возможность заиметь и продать атомную бомбу.

– Ядерное оружие меня не интересует. Забудь, дружище, и готовься к «зоне».

– Это не ядерное оружие. Это авиабомба с боеприпасом объемного взрыва. Самое мощное оружие из всех существующих, кроме ядерного. И я знаю склады, где эти авиабомбы хранят. Я сам эти склады охранял и знаю там каждый проход и подход. Я даже подземный ход знаю. Мы через него выбирались и с поста к бабам в общежитие бегали. Там колодец в кустах есть. Через колодец можно вчетвером и саму бомбу протащить. Склады зэки строили, «бесконвойные»[14]14
  «Бесконвойный режим» – режим, при котором заключенный имеет определенную свободу и отправляется на выполнение каких-то работ без сопровождения охраны.


[Закрыть], они проход и сделали, чтобы в магазин бегать. Нам по наследству досталось.

О таких проходах, подземных и прочих хитрых я много раз слышал. Они существуют практически на каждом объекте, который строили заключенные с облегченным режимом содержания. Меня в этом рассказе другое смутило.

– Я, конечно, понимаю, что командование каждому часовому рассказывает, что и где хранится. Но не слишком ли много рассказывает?

Сакурский довольно ухмыльнулся.

– Привозили при мне, размещали. А потом. Капитан. Начальник склада. Перепился, приехал, похмелился и рассказывать начал.

Это прозвучало убедительно. Я сам с пьяными кладовщиками в армии дело имел. Прихвастнуть они любят. За неимением боевых заслуг придумывают себе другие и в собственных глазах свою значимость ощущать начинают. Значит, этому верить можно.

– И кому ты эту бомбу продать надумал?

– Чеченам.

– У тебя есть покупатель?

– Ты мне его найдешь. Ты наверняка знаешь чечен, которым такая бомба позарез нужна.

– Болтовня все это. Но я подумаю, ты не отчаивайся. А пока давай займемся допросом.

* * *

У меня два дня не выходило из головы это предложение. А на третий день я все же съездил к Джабраилу. Как ни странно, Джабраил знал о бомбе объемного взрыва намного больше меня. И интереса он проявил намного больше. Сакурский оказался прав – богатыми становятся в основном обладатели информации.

Но я и перед Джабраилом сразу все карты не раскрыл. Однако с арестованным Сакурским начал работать плотнее. И пришел к соглашению. А потом основную работу взял на себя Джабраил, к тому времени полностью вошедший в курс мероприятия. И пострадавшая по делу об ограблении киоска, как только вышла из больницы, на очной ставке не узнала Сакурского.

Очень был недоволен следователь прокуратуры. Мы даже поругались с ним. Но такая ссора стоила пятидесяти тысяч баксов, которые мне собирался выплатить Джабраил. Судьба же Павла Михайловича Сакурского была решена после того, как он сводил нескольких чечен на разведку через подземный ход, показал склад, где хранятся авиабомбы, и отдельный склад, где хранятся боеголовки. Мавр сделал свое дело, мавр больше никому не нужен.