Текст книги "Князь Рюрик и его время"
Автор книги: Сергей Цветков
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
Теснейшие торговые связи Северной Руси с южнобалтийскими славянскими городами не вызывают сомнений. «Торговые связи Новгородской земли с Южной Балтикой фиксируются не только весьма ранним временем, но и характеризуются своей масштабностью. В науке отмечается, что до первой трети IX века включительно "основная и притом сравнительно более ранняя группа западноевропейских кладов обнаружена не на скандинавских землях, а на землях балтийских славян". Может быть, это та самая дань, что платили племена Северной Руси варягам? А. Н. Кирпичников на основе самых последних данных уточняет, что «до середины IX в. не устанавливается сколько-нибудь значительного проникновения арабского серебра "на о. Готланд и в материковую Швецию (больше их обнаруживается в областях западных славян)" И это при том, что начало дирхемной торговли нумизматический материал позволяет сейчас отнести к 50—60 гг. VIII в. Из чего следует, что долгое время, почти сто лет эта торговля по существу не затрагивала скандинавов. Но вопреки фактам норманисты продолжают приписывать открытие Балтийско-Волжского пути скандинавам, утверждать, что "ранний этап восточноевропейской торговли следует рассматривать как норманнско-арабский" и т. п.
В.Л. Янин еще в 1956 году пришел к выводу, что торговые связи между восточными и южнобалтийскими славянами осуществлялись непосредственно и являлись "по существу внутриславянскими связями, развивавшимися без заметного участия скандинавов"» [197]197
Фомин В.В. Комментарии // Гедеонов С. А. Варяги и русь. М., 2004. С. 471.
[Закрыть].
В.В. Фомин также утверждает, «что к балтийской торговле скандинавы имели либо опосредованное, либо самое незначительное отношение. Возникнув как чисто славянское явление, объединяющее балтийских и восточных сородичей, она лишь со временем втянула в свою орбиту какую-то часть скандинавов, преимущественно жителей островов Борнхольма и Готланда. В.М. Потин, ссылаясь на нумизматические свидетельства, отмечает, что путь из Южной Балтики на Русь пролегал именно через эти острова, "минуя, – констатирует ученый, – Скандинавский полуостров…" Клады на этих островах, добавляет он, "носят следы западнославянского влияния…"» [198]198
Там же. С. 472.
[Закрыть]. То есть как раз те острова оказались в русле международной торговли, где еще в вендельское время существовали кельтские поселения, основанные именно для этих целей (рис. 53—54).
Рис. 53. Древнейшие в Европе клады диргемов (дирхемов) (по В.И. Кулакову)
Рис. 54. Клады куфических монет конца VIII—IX вв. в Восточной Европе (по А.Г. Иванову):
а – клады начального периода обращения дирхема (до 833 г.), б – клады второго периода обращения дирхема (833-900 гг.)
Данные выводы подкреплены и заключениями лингвистов. «Н.М. Петровский, проанализировав новгородские памятники, указал на наличие в них бесспорно западнославянских особенностей. Д.К. Зеленин, в свою очередь, обратил внимание на балтославянские элементы в говорах и этнографии новгородцев. Исходя из этих фактов, оба исследователя пришли к выводу, что близость в языке и чертах народного быта новгородцев и балтийских славян можно объяснить лишь фактом переселения последних на озеро Ильмень. (Кстати сказать, одна из рек Южной Балтики носит название Ильменау. – С.Ц.) Причем Зеленин полагал, что „Roots – Ruotsi можно связывать с именем древнего прибалтийского народа Руги. Этим именем называлось славянское население острова Рюгена или Руяны“. С.П. Обнорский отметил западнославянское воздействие на язык Русской Правды, объясняя это тем, что в Новгороде были живы традиции былых связей со своими сородичами…» [199]199
Там же. С. 528.
[Закрыть].
Еще С.А. Гедеонов писал о заселении Северо-Западной Руси выходцами с южнобалтийского побережья. Теперь его выводы подтверждает массовый археологический и антропологический материал. «По заключению археологов, южнобалтийская керамика "в древнейших горизонтах культурного слоя" многих памятников Северо-Западной Руси (Новгорода, Изборска, Старой Ладоги, Луги, Белозера и других). На посаде Пскова она составляет, например, более 81%, в Изборске более 60%. Причем значительное место в ней занимает лепная керамика, являющаяся, по мнению специалистов, одной из наиболее ярких этнических индикаторов, к тому же изготовлена она из местного сырья. В 1960-х гг. В.Д.Белецкий широкое присутствие южнобалтийского керамического материала в раскопках Пскова объяснял тем, что сюда переселилось славянское население "из северных областей Германии… "Затем В.М. Горюнова, характеризируя западнославянские формы раннекруговой керамики Новгорода и Городка-на-Ловати, пришла к выводу, что "керамика этих форм не имеет корней на Северо-Западе и, скорее всего, принесена сюда выходцами с южного побережья Балтики"» [200]200
Там же. С. 528—529.
[Закрыть].
Если все указывает на Южную Балтику, как на прародину славян Северной Руси, то как объяснить появление скандинавских находок? Говорят ли они о присутствии скандинавов или об импорте? В. В. Фомин совершенно обоснованно заключает: «На фоне громадного южнобалтийского материала, обнаруженного на территории Северо-Западной Руси, абсолютно теряются малочисленные и чаще всего случайные скандинавские вещи, попадавшие туда в ходе торговли и военных действий. К тому же подавляющее большинство самого незначительного количества скандинавских находок в Восточной Европе, включая Новгород и Киев, относятся ко второй половине X – началу XI в., т. е. они позже призвания варягов и варяжской руси как минимум на сто лет» [201]201
Фомин В.В. Ломонософобия российских норманистов // Варяго-русский вопрос в историографии. М., 2010. С. 210.
[Закрыть]. Это вполне согласуется с данными скандинавских саг, которые знают двух князей Руси: Владимира и Ярослава – именно при них скандинавы и появляются на Руси в качестве приглашенных дружинников.
Касается Фомин и полного отсутствия скандинавских названий городов Руси. «И это тогда, когда скандинавские названия в огромном количестве сохранились в тех местах Западной Европы, куда действительно устремляли свои набеги норманны, и где они действительно оседали» [202]202
Там же. С. 211.
[Закрыть]. А топонимика всегда была и есть одним из важнейших признаков присутствия на данной территории конкретного этноса.
Эти выводы подтверждает и недавнее сенсационное по своей сути открытие каменной крепости на мысу, образованном впадением р. Любша в Волхов, расположенной недалеко от Старой Ладоги, сделанное археологом Е. А. Рябининым. Любшанское городище, судя по всему, было тоже основано выходцами с западнославянских земель, на что указывает и сама конструкция крепости и ряд археологических находок. Да и топонимически находятся аналоги – южнобалтийский Любек. Огромный интерес вызывает роль этой крепости, основанной, видимо, в начале VIII века, именно в торговой деятельности. «Представляет интерес занятие древних любшанцев обслуживанием судоходного пути, который в это время только начал свое функционирование на Великом волжском пути из Балтики в Восточно-Европейскую равнину и далее на Кавказ, Закавказье и Арабский Восток. При раскопках найдена многочисленная серия (около 50 экз.) железных корабельных заклепок и их заготовок. Значимость их обнаружения заключается в том, что такие детали в корабельной технике использовались для соединения деталей крупных морских судов. Далее выходцы из Балтики должны были оставлять свои корабли в удобной гавани и плыть затем на мелких речных судах» [203]203
Рябинин Е.А., Дубашинский А.В. Любшанское городище в Нижнем Поволховье (предварительное сообщение) // Ладога и ее соседи в эпоху средневековья. СПб., 2002. С. 202—203.
[Закрыть](рис. 55).
То есть найдено не только одно из самый древних на Северо-Западе Руси укрепленное торгово-ремесленное поселение, основанное выходцами опять же скорее всего с берегов Балтийского моря, которое выполняло важнейшую функцию промежуточного морского и речного порта, где товар перегружался с судов морского типа на речные суда. Одно это свидетельствует о необыкновенно развитой уже в те времена торговле, да еще с применением столь высоких технологических приемов. К тому же этот факт говорит о мирном характере торговли и ее достаточно сильной монополизации славянами. Хорошо разветвленные речные пути Северной Руси, осложненные множеством порогов и системой волоков, требовали применения особых, более мелких речных судов особой конструкции, чем применяли те же западные славяне на море. Корабли викингов, видимо, не очень-то хорошо могли ходить по нашим порожистым рекам в отличие от западноевропейских рек. То, что товар в городке на Любше, а впоследствии, и в Ладоге, перегружался из морских судов в речные, говорит, прежде всего, не только об особой стратегической важности этих городов для всей международной торговли, а в первую очередь о монополизации этой торговли славянами и русами. А имея такую монополию на международную торговлю, кто же к ней подпустит чужаков скандинавов? Даже если они могли попробовать захватить власть силой.
Рис. 55. Любшанское городище. Корабельные заклепки, такелажный крюк
Ведь простой военный захват этих городов практически ничего не давал завоевателям. Дальше, вниз по Волхову, где уже скоро начинались первые пороги, морским судам уже было двигаться тяжеловато, к тому же надо было не просто знать сложную систему волоков, которая также охранялась укрепленными городищами, а и иметь соответствующее оборудование. Может быть, благодаря этому мы практически ничего не знаем о водных сражениях русских с захватчиками, поскольку применение морского флота ими было обречено на неудачу. Морское нападение было возможно только на крепость на Любше и Ладогу, но никак невозможно на Псков, Изборск, Белозеро и многие другие города Древней Руси, в отличие от городов балтийских славян, нападения на которые именно с моря засвидетельствовано многочисленными источниками. Именно поэтому северную часть пути «из варяг в греки» и Великого волжского пути было труднее захватить. Скорее всего, именно этот фактор вызвал перенос своей резиденции Рюриком из Ладоги в Городище, ставшее предшественником Новгорода и получившее у археологов название Рюриково городище.
Но, судя по всему, древние любшанцы не только обслуживали прибывающих западнославянских купцов (на территории этого Городища совсем нет скандинавских находок), но и активно занимались торговлей сами, возможно, используя для этого собственные ювелирные изделия, о чем свидетельствуют находки «литейно-ювелирного характера», причем в очень большом количестве, и «такая концентрация находок, связанных с литейно-ювелирным производством, пожалуй, не имеет аналогий на остальных раннесредневековых памятниках Восточной Европы» [204]204
Там же. С. 200.
[Закрыть]. Хорошо было организовано и железоделательное и железообрабатывающее производство с применением уже хорошо нам известных по кельтскому миру технологий обработки железа и стали, и производство стеклянных бус (рис. 56).
Рис. 56. Любшанское городище: стеклянная бусина, серебряная пуговица, зооморфное навершие, литейные формы, височное кольцо, рукоять ножа, фрагмент железной кольчуги. VIII—IX вв.
Любшанское городище, являвшееся по тем временам достаточно мощным фортификационным сооружением, возникло, по крайней мере, на пятьдесят лет раньше Ладоги и было чисто славянским поселением. Вместе с тем, поражает тот факт, что археологические находки этих двух близких территориально поселений, расположенных на разных берегах Волхова, отличаются друг от друга, в частности стеклянные бусы. Такое ощущение, что это были конкурирующие поселения, мало общающиеся друг с другом. Не исключено, что одно из поселений в большей степени являлось сакральным центром, а другое – торговым. Такие парные города нередко встречаются в землях балтийских славян, классический пример тому Волин и Щецин, Аркона и Ральсвик.
Вместе с тем, если Любшанское городище было изначально крепостью, то древняя Ладога начинала свою жизнь как открытое ремесленно-торговое поселение, где крепость появилась не ранее середины IX века. А это значит, что древние любшанцы довольно спокойно относились к развитию Ладоги. Не исключено, что у этих двух поселений просто существовала своя ремесленная специализация, и они не только не мешали друг другу, а скорее дополняли. Вместе с тем, именно с момента своего возникновения очень скоро Ладога стала играть ведущее значение.
«Новые наблюдения обрисовывают доминирующее положение Ладоги в сфере северо-европейской серебряной и пушной торговли. На территории раннесредневековых ладожских поселений (Княщино, Ладожская каменная крепость, Ладожское земляное городище, Новые Дубовики) найдены клад и отдельные диргемы, соответственно чеканенные в 749-786, 738-739, 773 и 778, 746-747 гг., а одна монета 688—700 гг. Эти находки, даже с учетом их определенной случайности, одни из древнейших в Восточной Европе и свидетельствуют о начале международной торговли серебром в 70-80-е гг. VIII в. В свете ладожских находок эта дата может быть удревнена и будет охватывать примерно 60-е гг. VIII в. (если не несколько раньше)» [205]205
Кирпичников А.Н. Раннесредневековая Ладога (Итоги археологических исследований) // Средневековая Ладога. Новые археологические открытия и исследования. Л., 1985. С. 21—22.
[Закрыть].
Этот тезис подтверждают и находки, связанные с охотой на пушного зверя. Вот что пишет по этому поводу Н. А. Макаров: «В последние десятилетия на памятниках Севера выявлены и идентифицированы некоторые категории находок, свидетельствующие о широких масштабах пушной охоты и торговли мехами. Речь идет о таких предметах, как роговые наконечники стрел цилиндрической формы с тупым бойком (томаты), употреблявшиеся для охоты на пушного зверя, новгородские цилиндры-бирки, использовавшиеся для опечатывания мешков с меховыми ценностями и новгородские счетные бирки-сорочки, служившие для подсчета пушнины. Возможно, некоторые из этих вещей представлены и на памятниках Юга. Однако именно на Севере находки образуют значительные серии, документирующие существенную роль пушного промысла в накоплении богатств и формировании государственных доходов» [206]206
Макаров Н.А. Север и Юг Древней Руси в X – первой половине XIII века: факторы консолидации и обобщения // Русь в IX—XIV веках. Взаимодействие Севера и Юга. М., 2005. С. 7.
[Закрыть].
Рис. 57. Средневековая Ладога (по Г. С. Лебедеву)
На примере Ладоги удается проследить развитие торгово-ремесленного поселения этого региона (рис. 57). Видимо, в конце VII – начале VIII века славяне достигают нижнего Поволховья и заселяют приречные земли, располагая поселения у порогов, переправ, т. е. на ключевых местах водного пути. «С самого начала эти поселения приобрели торгово-ремесленное значение, образовав в юго-восточном Приладожье зону межплеменной торговли. Создаются предпосылки возникновения территориально особой Ладожской земли. Возможности земледельческого возделывания данного региона были ограничены природными условиями. Материальная культура первых поселенцев, с одной стороны, унаследовала изделия их родины и районов странствия (вещи, знакомые по длинным курганам, височные кольца со спиральным завитком), с другой – включала образцы общеевропейских и прибалтийско-финских форм (кузнечные инструменты, мечи, копья, гребни, некоторые типы украшений, литейные формочки)» [207]207
Кирпичников А.Н. Указ. соч. С. 24.
[Закрыть].
И если в первоначальный период времени существования Ладоги там не наблюдаются иностранные поселенцы, то в 800-850-е годы Ладога формируется в достаточно крупное торгово-ремесленное поселение. Ко второй половине этого периода здесь фиксируется проживание жителей Балтики, скандинавов, фризов, поморских славян и чуди. «С развитием евразийской серебряной и пушной торговли внешнеторговое значение Ладоги резко возрастает. В середине IX в. она становится крупнейшим портом и транзитным пунктом Восточной Европы и Западной Балтики. Ее торговые представители, возможно, селятся в поволжских и прибалтийских городах. В Ладоге обосновываются мастерские, перешедшие к работе на вывоз, и рынок международного характера. Возрастает контрольно-пропускная роль речных станций Ладожского околоградья» [208]208
Там же. С. 25.
[Закрыть].
О ведущем значении Ладоги в развитии славянской культуры Северо-Запада пишет В.Я. Конецкий: «Возникнув в середине VIII в., она быстро превращается в крупный ремесленно-торговый центр. Собственная продукция ладожан и импорты, поступающие через этот пункт (бусы, ножи, выполненные в технике трехслойного пакета, некоторые другие железные изделия), в существенной мере определили облик культуры сопок последней четверти I тыс. н. э. Соответственно, доладожский период существования славянской культуры на Северо-Западе будет характеризоваться отсутствием вышеупомянутых материалов, что в значительной мере определяет "скромность" материальной культуры этих памятников» [209]209
Конецкий В.Я. Раннеславянская культура Северо-Запада: опыт построения теоретической модели // Новгород и Новгородская земля. История и археология (Материалы научной конференции). Новгород, 26—28 января 1999. Вып. 13. Новгород, 1999. С. 219—220.
[Закрыть].
А. Н. Кирпичников считает, что артефакты, «связанные с первым столетием жизни Ладоги, как и вся культура этого и последующих периодов, полиэтничны. Здесь при раскопках найдены средиземноморские бусы, фризские гребни, скандинавские бронзовые фибулы-застежки, железные гривны с молоточками скандинавского бога-громовержца Тора. С Востока привозились гирьки, стеклянные подвески-лунницы, перстни и бусы из сердолика и горного хрусталя. С южного побережья Балтийского моря в Ладогу поступал янтарь, частью обрабатывающийся на месте. Встречаются здесь и финские украшения (кресала, гребни, копоушки, булавки, подвески)». Кирпичников отмечает также: «Люди того времени охотно пользовались изделиями разных народов и культур». Он замечает, что большое количество славянской глиняной посуды «представлены во всех напластованиях Ладоги. Однако особое внимание обращают на себя женские височные кольца и некоторые украшения женского убора, которые могут служить устойчивым этноопределяющим признаком. Именно по этим вещам устанавливают присутствие славян в составе первоначальных ладожан. Таково, например, бронзовое серповидное кольцо с семью отверстиями для подвешивания трапецевидных подвесок. Такие кольца характерны для кривичей, пришедших в Ладогу из более южных областей. Аналогичного происхождения круглая бронзовая бляха с выпуклостью в центре и симметричным глазковым орнаментом. К ней приближаются по оформлению и технике отделки своеобразное височное кольцо полулунного очертания.
Выделяются также не единичные для Ладоги бронзовые и серебряные проволочные кольца со спиральным завитком. Древнейшие украшения этого рода (VII—VIII вв.) зафиксированы между Балканами и Днепром и попали на Верхний Днепр и в Ладогу вместе с переселившимися на север южными славянами. В X в. подобные проволочные кольца станут общерусским украшением. Таким образом, предметы женского убора помогают вычленить славянское присутствие в первоначальной Ладоге, что поразительным образом соответствует упоминанию в летописном "Сказании о призвании варягов" двух племен – словен и кривичей, по-видимому, принявших вместе с финскими племенами участие в формировании этого центра». Кирпичников исключает норманнов в качестве основателей Ладоги, хотя не исключает их присутствия, которое, как он считает, станет более заметным в середине IX века [210]210
Кирпичников А.Н. Сарабъянов В. Д. Старая Ладога – древняя столица Руси. СПб., 2003. С. 54—57.
[Закрыть](рис. 58, я, б, в, г).
Бронзовые изделия: булавка, игольник, равноплечная фибула, подвеска и костяная копоушка. IX—X вв. Раскопки В.И. Равдоникаса и В.П. Петренко
Рис. 58
Рис. 58.а
Рис. 58.б. Старая Ладога. Вещи из латуни, олова, золота, стекла, янтаря из мастерской второй половины IX в.
Рис. 58.в. Старая Ладога
Рис. 58.г. Старая Ладога. Изделия из кости
Интересны и ладожские находки начального этапа существования поселения, где в нижних слоях культурного слоя были обнаружены жилые постройки площадью от 42 до 120 м 2с печью посередине помещения, которые принимались и за финские и за шведские традиции. Эти постройки, вместе с тем не имеют, по мнению исследователей, ни Центральноев-ропейских ни Североевропейских аналогий [211]211
Кирпичников А.Н. Указ. соч. С. 7—8.
[Закрыть]. «Остается невыясненным вопрос о происхождении самого типа ладожского крупного дома, некоторое время сохранявшего в своем облике пережиточные черты общеевропейского халле. Это проявляется в таких деталях, как внутренние подпорные столбы, трехнефность, центральное положение отопительного устройства. Ясно однако, что первые поселенцы пришли в Нижнее Поволховье с уже сложившимися навыками домостроительства» [212]212
Там же. С. 16.
[Закрыть](рис. 59—60).
Вместе с тем, подобные большие дома, аналог которым находят в описании Ибн-Фадлана, известны в г. Щецине и в других городах балтийских славян под именем контин. «Русы, – рассказывал Ибн-Фадлан, – прибывают из своей страны и причаливают свои корабли на Атиле (…) и строят на ее берегах большие дома из дерева, и собирается их в одном
(таком) доме 10 и (или) 20 – меньше или больше, и у каждого из них скамья, на которой он сидит, и с ним сидят девушки – восторг для купцов» [213]213
Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу. Л., 1939. С. 79.
[Закрыть]. О подобных зданиях поморян свидетельствует Герборд. Описав главную контину Щецина, которая, скорее всего являлась языческим храмом, он пишет и о трех других, имевших явное общественное значение: «Три других контины менее уважались и были менее украшены; внутри их кругом расставлены были скамьи и столы, потому что тут происходили совещания и сходки граждан: в определенные дни и часы они собирались затем, чтобы пить, играть или рассуждать о своих делах» [214]214
Фаминцин А.С. Божества древних славян. СПб., 1995. С. 31.
[Закрыть].
Рис. 59. Опыт архитектурно-археологической реконструкции «большого дома» горизонта Е-1. Общий вид
Рис. 60. Старая Ладога. Деревянные дома второй половины VIII—IX вв. Реконструкция Ю. П. Спегалъского; угол стены постройки X в.
Эдакий купеческий клуб, не правда ли? Подобные большие дома, служившие корпоративным целям, строились по всему Балтийскому региону, Псковской и Новгородских землях, в Верхнем и Среднем Поволжье, одним словом там, где действовали купцы-русы. Они служили и временным хранилищем товаров, и местом собраний, и, возможно, местом ночлега. Необходимо отметить, что, по моему мнению, эти «большие дома» не имеют никакого отношения к скандинавским «длинным домам». Это и функционально и архитектурно совершенно разные типы строений, не говоря уже о том, что первые имели скорее общественное, чем жилое значение, в отличие от первых.
Поэтому не случайно, с учетом ее ведущего положения среди других городов Северной Руси, выбрал Рюрик своей начальной резиденцией интернациональную Ладогу. Видимо, и до его прихода Ладога была административным центром союза славянских и финно-угорских племен северо-запада Руси.
Ладога как городище существовало не само по себе. Ладожское Поволховье активно заселялось с середины (если не раньше) VIII века и, как показало сплошное археологическое обследование, в эту эпоху здесь образуется самостоятельная поселенческая область-волость, расположенная, судя по выявленной цепочке сопок и поселений на протяжении 65 км вдоль р. Волхов. «Расположение поселений во многом было обусловлено находившимися здесь гостинопольскими и пчевскими порогами и необходимостью устройства "волоковых" станций, обслуживавших транспортное судоходство. Особенно интенсивно было освоено береговое пространство протяженностью от селения Старые Дубовики до д. Велеши. Примерно в середине этой полосы и помещалась Ладога с окрестными выселками. Возможно, что раннесредневековые поселения данного района возникли одновременно, образуя своеобразную приречную агломерацию. При этом сама Ладога являлась, вероятнее всего, административным, религиозным и территориальным центром округи» [215]215
Кирпичников А.Н. С. 5.
[Закрыть].
Одновременная организация инфраструктуры вдоль Волхова говорит о том, что появившееся здесь южнобалтийское славянское население изначально было ориентировано на международную торговлю, что подтверждает и практически синхронное появление на этой территории арабских дирхемов. Выходцев с Балтики интересовала только торговля, на обслуживание которой работала вся инфраструктура Поволховья.
Многие исследователи производят название города Ладога из угро-финских языков и считают, что изначальное название Ладоги – Альдегьюборг – так назывался этот город в скандинавских сагах. Вместе с тем, есть хорошее славянское слово «лад» (т. е. согласие), «ладить». Учитывая, что изначально Ладога была славянским городом, ориентированным на международную торговлю, ее интернациональному впоследствии населению необходимо было ладить друг с другом. Может быть, не нужны хитроумные лингвистические построения, и истина, как это часто бывает, лежит на поверхности.
К тому же в славянском языческом пантеоне есть богиня Лада (Лад – в мужском варианте), которую особо чествовали многие славянские и балтские племена в день Ивана Купала. Существует огромное количество географических названий по всему славянскому и балтскому миру. Этому богу приносили в жертву белоснежного петуха [216]216
Фаминцин А.С. Указ. соч. С. 262—265.
[Закрыть]. Кстати сказать, подобное жертвоприношение русами петухов описано у Константина Багрянородного. Может быть, не случайно, ближайшее к Ладоге Люб-шанское городище стоит на реке с названием Любша. Любовь и лад всегда – рядом.
Каковы же были языческие божества славян и русов времен Рюрика? Возможность реконструкции языческого пантеона Северной Руси основана на простом и очевидном факте – первые христианские храмы строились на местах языческих храмов, святилищ и почитаемых природных объектов. Эту традицию начал креститель Руси князь Владимир. В качестве примера для подобной реконструкции может служить древнерусский город Ладога (ныне Старая Ладога), основанный в середине VIII века, чей языческий пантеон, возможно, был наиболее архаичен для этого региона. К тому же многие специалисты вполне оправданно считают этот город первой столицей Северной Руси, где находилась резиденция первых русских князей, в том числе Рюрика и Олега. Вне всякого сомнения, Ладога являлась и языческим сакральным центром на протяжении нескольких столетий.
Пантеон ладожских языческих богов воспроизводится не только по аналогиям функций христианских святых и языческих богов типа Перун – св. Георгий или Илия Пророк, Велес – св. Власий и так далее. Ключом к пониманию служат еще и время их чествования. Так, день рождества Иоанна Предтечи (7 июля) согласуется с Купальскими языческими торжествами, весьма и весьма распутными. А ведь этот суровый святой и был казнен по наущению распутницы Иродианы, жены иудейского царя Ирода. Иоанну отрубили голову и принесли ей на блюде. Хочешь не хочешь, а вспоминаешь культ мертвой головы у кельтов. По иронии судьбы именно в день усекновения главы Иоанна Предтечи жители этих мест начинают собирать урожай капусты.
Попробуем, следуя принципу соответствия: христианский персонаж – языческий бог, восстановить, каким же языческим богам молились в древней Ладоге, если примем за аксиому, что первые христианские храмы строились именно на местах языческих святилищ, и каким святым или христианским праздникам они посвящены, а также какие дни церковного календаря связаны с чествованиями этих святых. Это позволит более конкретно обозначить и самих богов. Известно, что креститель Руси князь Владимир «приказал рубить церкви и ставить их по тем местам, где стояли кумиры. И поставил церковь во имя святого Василия на холме, где стоял идол Перуна и другие, где творили жертвоприношения князь и люди» [217]217
Хрестоматия по истории России с древнейших времен по 1618 г. М., 2004. С. 300.
[Закрыть]. Кстати сказать, напротив Староладожской крепости на другом берегу Волхова находится средневековый храм святого Василия Великого.
Не вызывает сомнения, что культ наиболее важного бога Северной Руси – Велеса связан с урочищем Велеши, где расположен самый древний ладожский некрополь – сопки VIII—XI веков, являющийся северной оконечностью Ладоги. Вполне возможно, что в качестве святилища использовалась самая высокая сопка, известная как легендарная Олегова могила. Итак, с Белесом все понятно – его культ отправлялся, скорее всего, в урочище Велеши. Отсутствие в урочище христианской церкви, возможно, связано с тем, что ее не захотели строить среди языческих захоронений.
Далее, следуя вверх по течению Волхова, мы видим Малышеву гору, одно из самых возвышенных мест Ладоги, на которой возвышается церковь Иоанна Предтечи, с примыкающим к ней небольшим храмом, посвященным Параскеве-Пятницы. Известно, что в XII веке здесь существовал Иоанновский монастырь.
С церковью Параскевы-Пятницы тоже вроде бы все ясно – можно предположить, что здесь было языческое святилище Мокоши – женской богини урожая и земли, богини судьбы и покровительницы брака. Связь Мокоши и Параскевы-Пятницы не вызывает сомнений. Возможно, именно ее именовали «матерью сырой землей». Интересно, что ее день отмечается 28 (10 ноября) октября, то есть за три дня до главного кельтского праздника Самайна, когда духи умерших посещают землю. Мученице Параскеве молились о сохранении полей и скота. Ее образ являлся иногда в реке или колодце и придавал воде особую силу. Она исцеляла так же и от болезней и недугов. К ней обращались молодые девушки как к покровительнице брака. Ей ставили на перепутьях и перекрестках дорог небольшие придорожные часовни или столбы с образами. С этого дня начинали трепать лен и прясть пряжу, первину которой приносили в церковь и освящали. Очень похожа Параскева-Мокошь на кельтскую языческую богиню Бригитту, также ставшую одноименной святой после принятия христианства – именно она спасла святого Патрика от неминуемой гибели. Кельтское (если не индоевропейское) происхождение Мокоши наиболее вероятно [218]218
Калыгин В.П. Этимологический словарь кельтских теонимов. М., 2006. С. 181.
[Закрыть].
С храмом Рождества Иоанна Предтечи тоже все понятно: его строительство связано с культом Купалы! Тем более что Малышева гора традиционно связана с празднованием Купалы в этой местности. Понятно также, почему Купала и Мокошь рядом – на Ивана Купалу дозволены свободные сексуальные связи и происходил своеобразный выбор невест. То есть у Мокоши и Купалы есть общие функции – брак. Не следует забывать, что именно в день Ивана Купалы происходит летнее солнцестояние, когда ночь самая короткая в году, т. е. с 22 на 23 июня (по с. с).
Следующая сакральная точка Ладоги – храм Успения Богородицы. День Успения отмечается 15(28) августа. Именно в этот день нужно было успеть дожать последний сноп озимого урожая. Причем, накануне Успения женщины катались по жнивью и причитали: «Жнивка, жнивка! Отдай мне мою силку: на пест, на колотило, на молотило, на кривое веретено!». Когда, совершив этот ритуал, женщины и девки возвращались домой, их обливали водой.
На Успенье освящали в церкви свежевыпеченный хлеб из новой муки и разговлялись им по возвращении из храма. Такой хлеб считался целебным. В этот день было принято устраивать «мирскую складчину», заменившее языческое жертвоприношение – резали барана, пекли пироги, совместно варили пиво и отмечали праздник. После сбора урожая начинались и свадьбы. Вполне возможно, что на месте Успенского собора находилось капище главной покровительницы Ладоги – богини любви и согласия Лады.
С первого приезда в Ладогу я был уверен, что ее название связано с именем славянской богини любви и согласия Ладой, казалось, это лежит на поверхности. Вместе с тем практически во всей литературе говорится, что это название финнско-скандинавского происхождения и что, мол, русская Ладога происходит от Альдегьюборга: так именовался этот город в исландских сагах. Как бы и русский город Санкт-Петербург назван на заграничный манер. Только больно сложные лингвистические построения делают специалисты, доказывая скандинавское происхождение названия Ладоги. Альдегьюборг более созвучен Альденбургу – немецкому названию Старград, что в переводе означает «Старый город». Ладога могла стать Старым градом после образования Новгорода.
