Текст книги "История одного человека"

Автор книги: Сергей Андрианов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Сергей Андрианов
История одного человека

От автора.

Всем привет. Я родился в советском союзе, в начале смутных времен. В 1983-м году произошло много разных событий по всему миру. Но я сейчас хочу рассказать не о мировых событиях, а о своей жизни. Я не буду касаться политики и религии. Только события моей жизни и людей, которые, так или иначе, повлияли на нее. Очевидно, что с первого дня я свою жизнь не помню, но могу рассказать о ней со слов моих родственников. Я буду говорить все, что думаю и все, как есть, уж не обижайтесь, если вас что-нибудь заденет.

А вот и я.

Я был не первым ребенком в семье. До меня, четырьмя годами ранее, появилась на свет моя старшая сестра Рита. Она была результатом любви нашей мамы с ее первым мужем Алексеем, о котором я знаю немного. Он умер от рака еще до моего рождения. Это был высокий, два метра и пять сантиметров, красивый, добрый и отзывчивый человек. Хотя мама полюбила его не сразу. Ему пришлось побегать за ней несколько лет, начиная со старших классов, прежде чем мама ответила взаимностью. Позже, когда он уже болел, она ухаживала за ним до последнего момента. К сожалению, хворь оказалась сильнее лечения и пожирала Алексея изнутри, доставляя ему непередаваемые муки. Он, буквально, умер на маминых руках. Это очень потрясло молодую женщину с не успевшим вырасти ребенком, их общим ребенком, который являлся постоянным напоминанием о потере. Мама всегда переживала, что моей сестре передастся предрасположенность к раку. Со временем ей передались гены отца, но только хорошие, она выросла под стать своему папе, была выше всех в семье. С моим отцом маму познакомила Рита, ей тогда было годика два. В магазине подошла к незнакомому дяде, взяла его за руку, подвела к маме и спросила, «Мама, а это мой папа?». Они посмеялись, отец проводил маму с сестрой до дома, но номер телефона не взял и вообще, как сказала мама, не выразил заинтересованности. Спустя несколько дней мама уже забыла об этой встрече, как вдруг прозвучал звонок. Она открыла дверь, на пороге стоял отец с букетом и произнес, «Приглашаю тебя и Риту на свидание.». Так начались отношения между моими родителями. Шло время, все было хорошо, они встречались и вскоре отец сделал предложение руки и сердца. На свадьбе мой дедушка по маминой линии взял отца на слабо. Он решил таким образом подшутить над отцом. В стопку налили водку и подожгли ее. Отец должен был выпить пока жидкость горит. Только никто не учел тот момент, что у отца были усы, за которыми он всегда тщательно ухаживал и очень гордился ими. У него даже были в отдельном пенальчике всякие мелочи для ухода за усами. Отец никогда не любил отступать, поэтому принял вызов и взял стопку, дунул носом на пламя, надеясь задуть его, и одновременно с этим попытался выпить содержимое. Не тут-то было. От его дуновения пламя и не шелохнулось, он поднес стопку ко рту и пламя подпалило его гордость…усы в смысле. Но это еще не все. Почувствовав, что усы в опасности, он резко отдернул руку с оставшейся там пылающей жидкостью. Содержимое стопки выплеснулось ему на подбородок и обожгла его. Так жених сидел на свадьбе с опаленными усами и красным от ожога подбородком.

Мои родители долгое время пытались завести ребенка, но у них ничего не получалось, мама впала в отчаяние. Но в один прекрасный день врач обрадовал моих родителей, сказав, что их старания увенчались успехом. Они были несказанно рады. Только каждый решил радоваться по-своему. Когда отец вернулся домой навеселе, мама спросила, где он был и почему пьян. Отец ударил будущую мать своего же ребенка, а она решила, что от такого мужчины не хочет иметь детей и собралась сделать аборт. Выкрикнув через плечо все, что она думает о нем, ушла из дома. Отец позвонил своему брату и, объяснив ситуацию, попросил помочь остановить маму от необдуманного поступка. Дядя Боря немедленно приехал на помощь, и они пошли искать маму, чтобы предотвратить поступок, о котором, возможно, потом сожалели бы все. Ее нашел мой дядя. Так как было уже позднее время, она решила переночевать в гостях у подруги, а на следующее утро совершить задуманное. Дядя успокоил ее, заверив, что этого больше никогда не произойдет, и уговорил вернуться домой. Мама поверила и простила отца. И вот 17 декабря 1983-го года в городе Ленинград появился я. Это был солнечный зимний день…шучу, я понятия не имею, какая в то время была погода. Цена моему появлению на свет – здоровье мамы. Дело в том, что у нее с детства были больные почки. Эта проблема с самого детства не давала ей покоя, разрушая все планы. Именно по этой причине ее выгнали из балетной школы, в которой мама проучилась два года. Но после того, как здоровье стало ухудшаться, ее попросили освободить место для более перспективного ребенка. Вот и в этот раз собственное тело отказывалось работать полноценно. У нее отказали почки, к этому времени я еще не вышел. Мы оба были в критическом состоянии. У отца спросили, «Кого спасать, жену или ребенка?». Он выбрал ребенка. Я не берусь осуждать его за этот выбор…вы посмотрите на меня, кто бы стал?! Это, конечно все шутки, но я очень рад, что в тот день врачи были не способны просто так пожертвовать жизнью одного человека, чтобы спасти другого. Роды длились почти сутки, врачи спасли нас обоих. Когда меня привезли из роддома Рита сразу начала ревновать. Говорила, что родители любят меня больше, чем ее…в общем обычная проблема первого дитя. Мама всячески пыталась доказать обратное, но Рита была непреклонна. Видимо из-за того, что я появился на свет с такими сложностями, мама боялась за мою жизнь больше, чем требовалось. Она постоянно протирала все вокруг меня хлоркой, чтобы ни один микробик не подкрался ко мне. В дальнейшем эта гиперопека сказалась на моем здоровье, я был довольно болезненным ребенком примерно до десяти лет. Как-то раз мама устроила стирку. Стиральной машины у нас тогда еще не было, поэтому стирать и отжимать все белье приходилось вручную. Это был очень трудоемкий процесс и занимал почти целый день. Рита помогала маме с удовольствием. Для нее это было интереснее, чем смотреть за маленьким ребенком, который крадет внимание любимой мамы. У меня в тот день был жар, и я ревел во все горло. Мама разрывалась между работой по дому и мной. Она попросила сестру присмотреть за младшим братом, а со стиркой решила управиться своими силами. «И вот стираю я, ты орешь, Рита орет на тебя и вдруг тишина. Такая резкая, внезапная. Я сразу заподозрила что-то неладное. Выхожу из ванной, а Рита держит подушку на твоем лице и давит на нее со всей силы. Ты уже почти не дергаешься.», рассказывала мама. Конечно, она тут же подбежала, оплеухой отогнала Риту, сняла с меня подушку. «Губки синенькие жадно хватают воздух, но реветь перестал на весь день. Зато Рита ревела, приговаривая «Я больше так не буду.».», продолжала мама рассказ. Шли годы, со старшей сестрой мы хорошо ладили. Иногда у нас бывали ссоры, которые перерастали в драки.

В смутные времена, конец восьмидесятых – девяностые, как и для всех рядовых граждан нашей страны, началась «сладкая жизнь». А если серьезно, то это был очень тяжелый период жизни не только для людей, но и для нашей страны. Отец и без того любил покутить, изменял маме, пропадал на несколько дней. В общем вел счастливую личную жизнь при не очень удовлетворяющей его потребности полигамного самца семейной жизни. А в столь тяжелую пору, вместо того чтобы поддержать свою жену и детей, он совсем слетел с катушек. Неспособность обеспечить свою семью и осознание полного бессилия в создавшейся ситуации не давали ему покоя. Он пытался утопить свои страдания в бутылке. После того, как зелье действовало нужным образом, он старался самореализоваться за наш счет, избивая или просто унижая. Женщин, детей, животных и вообще кто слабее обижать могут только люди с комплексами. Они таким образом пытаются компенсировать свои недостатки. С большой силой приходит большая ответственность, нет никакой доблести в том, чтобы унизить кого-то, кто заведомо уступает тебе в силе. Отец частенько на ровном месте придумывал повод, чтобы завести самого себя, и начиналось действо. Риту он не трогал, так как она росла сорвиголовой, этакой пацанкой. Ему это нравилось. Если моя сестра думала, что я любимчик у мамы, то я так же считал про отношения Риты с отцом. Он хотел, чтобы и я стал более хулиганистым и старался внушить мне, что таким быть хорошо.

Как-то раз зимой в городе мы катались на санках всей семьей. Меня всегда радовали моменты совместного беззаботного времяпрепровождения. Мне было приятно наблюдать, как родители, обнявшись и смеясь спускались вниз на санках, всегда заливался смехом. Так мы прокатались целый день. Родители взяли с собой огромный термос с чаем для нас, а для взрослых немного горячительного в стеклотаре, бутерброды и мы устроили импровизированный зимний пикник. Горка была высокая с крутым спуском, находилась в небольшом лесочке недалеко от дома. Я стал замерзать, особенно руки. Варежки от снега насквозь промокли и руки начинали болеть от холода. Я сообщил родителям о своей проблеме, но не просил пойти всем вместе со мной, я знал дорогу. «Это же недалеко.», говорил я. «Терпи! Ты же мужик. Раз болит – значит живое.», проговорил отец с укоризной. Мама начала с ним спорить и в итоге здравый смысл восторжествовал. Меня одного не отпустили, все собрались и отправились со мной. Отец не скрывал своего недовольства, он хотел остаться, и чтобы мы все остались с ним. Когда мы пришли домой, мои руки стали согреваться. Довольно-таки болезненное чувство для ребенка, доложу я вам. Я не знал куда себя деть, что сделать, чтобы стало полегче и, конечно, обратился за помощью к взрослым. Отец сказал, что лучше всего согреть руки под водой. Мы вошли в ванную, он включил холодную воду и заставил меня держать руки до тех пор, пока я не заплакал от боли. Потом уже вмешалась мама, укутала меня в одеяло, налила горячего чаю, надела теплые носки.

Как отец с сыном мы мало общались, но я любил те редкие моменты. Не то, чтобы он постоянно закладывал за воротник, нет. Просто трезвым, он был не очень общительным с нами. Как будто он существовал в параллельном мире, как будто его угнетала семейная жизнь. Но по пьяни наши миры пересекались и для нас с мамой это частенько заканчивалось катастрофой. Все могло начинаться весело, но итог был почти одинаков. В один из дней, когда он в очередной раз пришел домой во хмелю с другом, он решил поучить меня драться, заодно демонстрируя своему гостю, что у него растет настоящий мужик. Демонстрацией своих навыков в боевых искусствах и игрой роли моего главного тренера он занимался довольно часто, но исключительно в нетрезвом виде. Долго подначивал меня, хватая за руки и не слушая мои протесты. Вскоре, не дождавшись моего согласия, начал показывать, как надо правильно бросать через бедро. В итоге он добился своего, «Быстрее сделаю, что он хочет, быстрее он отстанет от меня.», думал я. Не желая причинить ему никакого вреда, я сделал все так, как он только что объяснял. Бросок получился. Очень может быть, что прием получился не без помощи воздействия спиртных напитков на вестибулярный аппарат моего «тренера», а может отец просто хотел подыграть мне. Не помню сколько мне было лет. То ли в старшую группу детского сада ходил, то ли в первый или второй класс. Я его бросил, он, падая, задел головой острый край кровати. Его лоб и лицо были залиты кровью, которая, стекая с подбородка, капала на пол. Он вскочил и начал бегать по всей квартире, радуясь, что я ему разбил голову, оставляя кровавые доказательства этого повсюду. «Мой сын – мужик! Видел? Я же говорю, он будет отрывать бошки всем», говорил отец своему собутыльнику, который все это время молча наблюдал. Травма была не серьезная, простое рассечение, но крови было достаточно, чтобы ребенку это засело в память на всю жизнь. В один из таких «веселых» дней, отец, не найдя в нас серьезных противников, поссорился с самим собой. Это могла бы быть шутка, если бы не было правдой. Он поссорился со своим отражением в большом зеркале серванта, у которого дверцы и полки были из толстого прозрачного стекла. Слово за слово и отец решает подраться со своим отражением. Видимо, чего-то не поделили, любовницу или жену может быть. После двух прямых ударов все разлетелось на мелкие осколки. Лязг разбитого стекла заполнил комнату. В начале конфликта мы с Ритой находились в родительской комнате, но понимали, что резкие высказывания в адрес близнеца, смотревшего, видимо, слишком дерзко, на отца из серванта, обязательно закончатся плохо. И не факт, что волной неадекватной агрессии не заденет нас. Поэтому мы были на стороже и сразу же убежали к себе в комнату, откуда подсматривали в щелочку приоткрытой двери. Его руки окрасились темно-красным цветом, как будто он окунул их по локоть в краску. Кровь сочилась из многочисленных порезов и струилась на осколки, лежащие на полу. Отец поднял руки и смотрел на них завороженно каким-то пустым, отсутствующим взглядом. Мне всегда было интересно, что же у него творилось в голове в подобные моменты. Кровь стекала по предплечьям и ручейками падала вниз, оставляя красные дорожки. Мама, так же, как и мы, заранее поняла, что он сотворит очередной поступок на номинацию Дарвина и стояла на наготове. Мы уже научились предугадывать его «взрывы» и старались в критические моменты держаться подальше от эпицентра. Мама отреагировала оперативно. Она поднесла полотенца, замотала ему руки и вызвала скорую, которая не приехала. Отец отправился в клинику сам. Помогая, мама попала под горячую руку. Отец ругался, обвиняя ее в том, что это из-за нее все произошло. Ну точно отстаивал честь матери своих детей, а она неблагодарная даже спасибо не сказала. Маме ничего не оставалось, как в очередной раз оттирать кровавые пятна с пола и убирать разбитое стекло, а нам – ей помогать.

Нам частенько приходилось кочевать по гостям в период отцовских загулов, во избежание побоев. Одну зимнюю ночь мы были вынуждены провести на территории детского садика в беседке из-за того, что отцу не понравилось…а фиг знает, что ему в тот раз не понравилось. Мы с Ритой уже спокойно спали, нежась в своих теплых кроватках, когда вдруг мама в ночной рубашке вбежала к нам в комнату с нашей уличной одеждой, кинула ее нам и шепотом приказала как можно скорее одеться, после чего так же молниеносно выбежала обратно. За дверью слышался очень неприятный шум, говорящий нам о том, что опять придется ночевать вне дома. Мы впопыхах кое как оделись и ожидали следующей команды от мамы, прислушиваясь, что же там такое происходит. А за дверью происходило следующее. Пьяный отец явился домой посреди ночи и с порога начал приставать к маме. «Чего это вы все спите, когда меня нет дома в такое позднее время? Вам что, плевать на меня? Вы так и хотите, чтобы со мной что-нибудь случилось! Я знаю! Это ты подговариваешь детей против меня!», говорил он, накручивая сам себе невесть что в своем мозгу. Мама сообразила, что лучше заранее собраться, но сама не могла даже кофту накинуть на себя, так как постоянно была в поле зрения пьяного «главы семейства». Но, уличив момент, схватила детскую верхнюю одежду и со скоростью, которой позавидовал бы человек-молния, забежала к нам в комнату. И вот мы уже стоим у двери, разделяющей детскую от пространства, где зарождалась новая буря, угрожающая нам.

– Дай, я хочу поговорить с детьми! – Услышали мы. Мы с Ритой хотели было заскочить в кровати прямо в одежде и накрыться одеялом, чтобы притвориться спящими.

– Костя, они уже спят, завтра поговорите, – пыталась унять отца мама. – Давай, я тебе сейчас чаю сделаю, сходи в душ, и мы попьем, – продолжала она, принимая удар на себя.

– Да на хер мне твой чай, пошла ты со своим чаем!

Мы сидели на кроватях, готовые резко накинуть на себя одеяла и смотрели друг на друга. В темноте, страхе, прислушиваясь к угрожающему шуму за дверью. И вдруг тишина. Мама распахнула дверь все в той же ночной рубашке. «Быстро!», так же шепотом произнесла она и махнула рукой, усиливая свой призыв. Мы сорвались с места и, как можно тише, проскочили в прихожую к входной двери, схватив по пути обувь, которую надели уже позже, на лестничной площадке первого этажа. Мама взяла свое зимнее пальто и последовала за нами. Она была так напугана, что забыла взять свою обувь. Так в домашних тапочках и выбежала на улицу. Когда мы пришли к маминой подруге, тете Гале, которая жила в доме на соседней улице, в поисках безопасного ночлега, нам было сказано, что мест нет. К ней в то время приехали родственники, поэтому нас даже не пустили за порог. Мы были одеты по сезону, а вот маме пришлось не сладко. Пальто на ночную рубашку и тряпичные тапки на голые ноги – сомнительное утепление для зимней ночи. Была еще одна подружка, которая всегда нас выручала, но до нее нужно было добираться через людные места, мимо метро, переходя площадь несколько улиц и перекресток, что создавало опасность встречи с какими-нибудь маргинальными личностями. Заявляться домой в столь поздний час, да еще к малознакомым людям, живущим поблизости, мама постеснялась. Побродив по нашему двору в попытках встретить еще кого-нибудь хоть мало-мальски знакомого (вдруг помогут), повела нас на территорию детского садика, где, облюбовав беседку в виде избушки, решила обосноваться на ночь. Хоть и в ненастоящем (с окнами, но без стекол и с дверным проемом, но без самой двери), но все же в доме нас ждала ночь без побоев и угроз. Мама села между мной и Ритой, обняла нас. Мы забрались на скамейку с ногами и облокотились на маму. Скамейка была проморожена и с удовольствием отдавала весь накопленный холод прислонившемся к ней телам. Зима тогда выдалась на славу, сейчас таких не бывает. Ох уж это чувство, когда все твое тело пронизывает холод и нет никаких шансов согреться, ощутить пусть слабенькое, но тепло, как бы ты сильно не прислонялся к телам других людей. Каждое дуновение ветра усиливало мороз, заставляя нашу кожу покрываться мурашками, а мышцы сокращаться в попытках организма согреться. У нас зуб на зуб не попадал от дрожи. У мамы ноги начинали коченеть. Пальто тоже не очень спасало во время ночевки на улице. Каждый раз, когда вижу зимой людей без постоянного места жительства, спящих где-нибудь на скамейке или просто сидящих на тротуаре, диву даюсь, как им это только удается. Так обнявшись, мы просидели часов до трех-четырех ночи, время от времени «поклевывая» носом. Наш относительный покой нарушила тетя Ира, до дома которой мама так и не решилась дойти. Ее сын чисто случайно увидел нас в домике, когда проходил мимо, возвращаясь с гулянки. Вернувшись к себе домой рассказал своей маме об увиденном. Настоящая подруга не могла просто так оставить это и не отреагировать. Одевшись, она побежала на улицу за нами, по пути не забыв дать указания своему сыну, чтобы тот поставил чайник на огонь. Тетя Ира настояла на том, чтобы мы последовали за ней, «Иначе можете вообще больше не обращаться ко мне за помощью! Давай угробь себя и детей заодно!», уговаривала она маму. Подруга со своим сыном жила рядом с железнодорожной станцией в комнате коммунальной квартиры, но ее не остановило расстояние, которое пришлось преодолеть, чтобы найти нас. Ни теснота, ни позднее время, в которое нормальные люди уже спят, не послужили поводом для игнорирования проблем других людей. Когда мы пришли к тете Ире, каждого уже ждал горячий суп и чашка чая, которые помогли нам отогреться. Мы у нее прожили все выходные, но в воскресенье вечером пришлось вернуться домой.

Пьяному отцу вообще не было необходимости трудиться и придумывать повод для того, чтобы начать компенсировать свои скрытые комплексы за счет своих же жены и детей. Он просто ни с того, ни с сего подходил и задавал вопрос, «И что?», источая отвратительную вонь перегара. Правильного ответа не было, поэтому все понимали, к чему все идет. Все осознавали неотвратимость действий, последующих за этим вопросом. Но отец любил не только «расслабляться», но и готовить. Он не терпел вмешательств женщин в сам процесс, если сам брался за это дело. Все в нашей семье были в восторге от его кулинарных способностей. Он решил порадовать нас котлетами собственного приготовления. В то время у нас не было электрической мясорубки. Кроме продуктов, отец взял в магазине «для настроения» пару бутылок напитка для взрослых. Пока готовил, приговорил одну из них. Я помогал ему на кухне. В общем строили мужской кулинарный клуб. Пришел черед делать фарш. Я крутил ручку мясорубки, он нарезал все ингредиенты и засовывал в нее. Я кручу, он проталкивает своими пальцами, мясорубка издает обычный чавкающий звук, перемалывая все, что в нее запихивают. Вдруг отец замирает, глаза его стекленеют, он отталкивает меня от аппарата, я падаю на пол и не понимаю, чего я такого сделал. «Опять начал буянить.», подумал я. Он начинает крутить ручку в обратную сторону и достает свой палец, перемолотый по первую фалангу. То есть палец, как палец, только на конце, вместо ногтя, бахрома из мяса. Его мяса вперемешку с животным. Кровь льется ручьем прямо в миску с готовым фаршем. Я как сидел на полу, так и остался на том же месте. Как загипнотизированный, не отрываясь, наблюдал за его рукой. Я не мог отвести свой взгляд в сторону. Он позвал маму. Ну как позвал, заорал благим матом, чтобы она быстро бежала на кухню. Прибежала жена, всплеснула руками, начала причитать и ругаться, забегала растерянная по квартире. Замотала полотенцем руку отца, и они ушли в клинику. Котлет нам так и не довелось поесть. Мы не стали отдавать этот фарш дворовым собакам, просто выбросили на помойку. Еще не хватало, чтобы у нас во дворе бегали собаки, отведавшие человеческой плоти.

Когда я ходил в детский сад, я просто грезил школой. Наверное, это случалось с каждым ребенком. И вот наконец я пошел в первый класс. В честь этого отец сделал мне шикарный подарок. Он подарил мне учебный стол и кресло, изготовленные своими руками. «Все для того, чтобы ты учился.», сказал он. Отец смастерил этот гарнитур из белых панелей ДСП и расписал их красками. До сих пор помню цветастого попугая на спинке кресла. Я был в восторге. Я готов был целыми днями сидеть на нем, читать, рисовать и играть. Мне не нужно было искать предлог, чтобы воспользоваться подарком. Отец отлично рисовал…точнее не рисовал, а срисовывал, так он сам говорил. Он мог скопировать любое изображение, которое находилось перед ним. Он решил сделать ремонт в детской комнате, поклеил обои изнанкой наружу и стал их разрисовывать гуашью. Это было очень красиво. У нас в детской комнате «росли» пальмы, кактусы, разнообразные цветы на любой вкус и цвет, он даже траву вместо плинтуса нарисовал по всему периметру комнаты. В нашей комнате «жили» львенок из мультика, тропические птицы и множество других экзотических животных, изображения которых он смог найти. Это было просто великолепно. Но отец не остановился только на стенах и разрисовал потолок. На потолке были облака и парящие среди них птицы. Это было потрясающе, такой шикарной детской я нигде не видел. Я обожал смотреть на потолок перед сном и представлять, что лечу вместе с этими пернатыми. У нас с Ритой была двуярусная кровать и я спал на втором этаже. Это создавало дополнительный эффект. Все это было очень красиво, но, так как нарисовано гуашью, для детской не совсем надежно. Когда меня ставили в угол за провинность, я стоял, смачивал свой палец слюной и размазывал рисунок, который находился в этом углу, а там находился Гарфилд, изображенный с меня ростом. Нос у Гарфилда с каждым разом становился все больше и больше. За это я получал по своей филейной части и опять стоял в углу. Получался порочный круг какой-то. Нашу радость от обновленной детской комнаты перебило известие о том, что у мамы обнаружили несколько раковых опухолей. Когда мама легла в больницу, отец присматривал за детьми. Получалось у него не всегда хорошо, так как иногда он просто оставлял Риту со мной дома, а сам отправлялся «в магазин» и возвращался через пару дней. Но иногда он наоборот был эталоном примерного отца, посвящая нам все свое свободное время. Мы часто с ним ходили навещать маму. Я тогда не совсем понимал почему она не дома, но это не мешало мне скучать по ней и осознавать, что в больницу попадают не от хорошего здоровья. Ей сделали ряд операций, удалив все опухоли, но, на всякий случай, прописали еще химиотерапию. Родители решили, что операции достаточно. И действительно, со временем оказалось, что врачи просто хотели перестраховаться, так как у мамы, при повторных тестах, ничего не выявили.

Отец, как и мама, всегда старался заработать деньги, как мог, чтобы прокормить семью. В основном это была работа на стройке. Как-то ему предложили работу и пообещали очень хорошую зарплату, но нужно было уехать в Ленобласть и жить в вагончике, оставив семью. Была зима, слишком холодно для простого вагончика, но он согласился. Когда он позвонил, спустя несколько месяцев, и сказал, что возвращается, я обрадовался и пошел его встречать. Мама работала, у Риты были свои дела, так что я отправился один. Несмотря ни на что, в детстве я скучал, когда отца долго не было дома. Добравшись до станции, я вышел на платформу. Там было скользко, поэтому я держался подальше от края, но из-за большой толпы народа, скопившегося в ожидании поезда, я ничего не мог увидеть. Когда я услышал, что подъезжает поезд, я стал пробираться поближе к краю, чтобы не пропустить отца. Проходя мимо двух мужчин, которые что-то очень громко обсуждали или ссорились, я не обратил внимание на то, о чем они говорили. Я мельком окинул их своим взглядом и отошел подальше от этой пары. Поезд приближался. После того, как первый вагон на большой скорости приблизился к станции, я услышал сначала крик мужчины, а потом и вопль ужаса окружающих людей. В одно мгновение поезд подъехал и остановился, я обернулся на крики, посмотреть, что случилось. Люди расступились от края перрона, некоторые зеваки смотрели под поезд и показывали туда пальцами. Кто-то кричал, призывая на помощь, кто-то просто стонал в ужасе. Я поддался любопытству. Посмотрел с края платформы в том направлении, куда указывали зеваки и увидел одного из тех двух мужчин. Только сейчас он не кричал и вообще ни издавал ни звука. Находясь под поездом, просто молча вертел головой во все стороны, словно что-то искал. Вместо его левой ноги была одна зияющая рана. Как будто кто-то сделал разрез вдоль его конечности. Люди начали спрыгивать с перрона, залезая под поезд, в попытках хоть как-то помочь ему. Некоторые хотели его достать оттуда, но у них ничего не получалось, так как сам незнакомец, при малейшем прикосновении орал, чтобы его не трогали и сопротивлялся, как мог. Двигаться у него желания не было совсем. Через непродолжительное время пострадавший обмяк, перестал сопротивляться и затих, голова его повисла и просто болталась пока его вытаскивали из ловушки. Не знаю, что случилось с этим мужчиной дальше, как его выносили, я уже не видел. Отец так и не приехал в тот день. Он опять загулял, решив отметить большую получку. А мы очень ждали его. Маме было сложно справляться со всем одной. Она работала продавцом в продуктовом магазине и только это нас спасало. В девяностые зарплату постоянно задерживали. В счет зарплаты разрешали брать товар.

Отец, когда был трезв и в хорошем настроении, проводил свободное время с семьей. Он веселил нас, прокручивая видеофильмы на старом проекторе, озвучивая их так, что мы смеялись до коликов. Рассказывал смешные истории, не знаю, придумывал их или брал из жизни. Смеялись все, и мама, и Рита, и я. По его лицу было видно, что он сам доволен. Читал нам книжки на ночь, играл в настольные и подвижные игры. Временами мы носились, как угорелые, то он за нами, то мы за ним. Мы любили кататься на нем. Обхватишь его ногу, сядешь на ступню, он идет, поднимая тебя, а ты представляешь, что ты на ноге Гулливера. Устраивал семейные вечера, делая для нас с Ритой крепость из подушек, а сам с мамой сидел на диване обнявшись. В такие моменты отец был совершенно другим человеком. Я очень любил эти мгновения. Казалось, что вокруг нас стоит огромный забор, а все невзгоды остались по другую сторону ограды и никак не могут просочиться к нам. Из-за подобных сюжетов нашей жизни я очень люблю ночной город – это тоже позитивные ассоциации с тех времен. Мне нравится, как желтый свет фонарей падает на листву, как будто деревья нарисовал художник со своим необычным видением вещей. А зимой этот свет отражается от поверхности сугробов, превращая их в золотые горы, в которые можно нырнуть, как это делает Скрудж Макдак в своем хранилище. Ночной город, освещенный таким успокаивающим желтым светом фонарей, мне казался волшебным. Как-то раз во время ночной прогулки, мы с папой побежали, нарвали цветов с клумбы школы, где мы с Ритой учились, и принесли нашим родным женщинам. Для меня это было целое приключение, ведь мы нарушали общественный порядок. Во тьме ночной прокрались на территорию школы, дошли до клумбы, которая находилась в центре открытого пространства перед входом в учебное заведение. Наверное это были самые ароматные цветы в моей жизни, которые я только дарил кому-либо.

У отца был друг, который являлся счастливым обладателем автомобиля. По нынешним меркам это было «ведро», но в нищие девяностые владелец машины считался успешным человеком и не важно, чем он управлял. Но состояние машины оставляло желать лучшего. Это была американская классика, доведенная до состояния металлолома на колесах. В некоторых местах ее дно проржавело так, что, если убрать с пола коврики, можно было насладиться серыми тонами городского дорожного покрытия. Двери закрывались при помощи хорошего толчка плечом, трещина на лобовом стекле…перечислять проблемы этой колымаги можно очень долго, но техническое состояние машины не мешало ей каким-то чудом катать нас. Иногда этот друг приезжал за нами, и мы всей семьей ехали кататься по ночному городу. Просто ездили, любовались городом, слушали музыку, взрослые общались между собой. Я же, не встревая во взрослые разговоры просто прилипал своей моськой к окну и старался рассмотреть что-нибудь, что другие могли пропустить. Я смотрел на пролетающие мимо фонари, здания, деревья и мечтал, что когда-нибудь отправлюсь в путешествие по всему миру. Я погружался в свои мысли и мечтания с головой. Временами после таких прогулок мне снилось, как я мчу на мотоцикле по магистрали вдоль бескрайних полей, мимо небольших городишек. Впереди горизонт расправил объятия, а я просто еду, ветер треплет мне волосы, я ощущаю полную свободу, спокойствие и легкость. Просыпаясь после таких чудесных снов, я чувствовал разочарование от реальности, так резко накатившей на меня. Рите же наоборот нравилось поболтать со взрослыми, поумничать, доказать, что она уже не ребенок. С тех пор желтое освещение улиц будит во мне только положительные эмоции.