Текст книги "Ненужный (СИ)"

Автор книги: Сергей Яковенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

  Пашка шагал, глядя под ноги, но так и не понял, когда именно оказался на тропинке. Он даже остановился от удивления, когда это понял. Тропинка! Настоящая! Протоптанная чьими-то ногами! А если она протоптана, значит, по ней часто ходят люди! Папа!

  – Папа! – не в силах сдерживаться, выкрикнул Пашка, – Эй! Ау! Я здесь! Папа!

  Он стал озираться по сторонам, но ни папы, ни каких-либо других людей так и не увидел. Зато вдалеке, в той стороне, куда вела эта самая тропинка, росли какие-то необычные кусты. Точнее, они-то были самыми обычными: с ветками, с листьями. Вот только цвет у кустов этих был не таким, как у других. С синевой.

  Заинтересовавшись такой сменой однообразного пейзажа, Пашка зашагал по тропинке быстрее, а когда подошел ближе, расплылся в улыбке. Перед ним стояли плотные заросли кустарника, густо обсыпанного упругой, темно-лиловой ягодой. Он протянул руку, сорвал одну. Во рту тут же собралась слюна, которой Пашка чуть не подавился. Сунул ягоду в рот и раскусил. Сладкий, ароматный сок брызгами разлетелся на языке, вызывая стон блаженства. Трясущиеся от нетерпения и слабости ладошки принялись жадно срывать вкуснятину прямо с листьями и горстями совать в рот. От этого пальцы, как и весь подбородок, зубы и язык окрасились в синий цвет. Но Пашка этого не замечал. Он ел, пока не почувствовал легкое покалывание в животе. Затем смачно отрыгнул, вздохнул и завалился в траву.

  Если бы Пашка знал слово «блаженство», он бы именно так и охарактеризовал охватившее его чувство. Он лежал на спине, смотрел на растущие ягоды и улыбался. А если бы в животе осталась еще хотя бы капелька свободного места, Пашка обязательно съел бы еще несколько штук. Но места больше не было. И это было замечательно.

  * * *

  Андрей гнал Хурту вперед. Периодически стрелял в воздух, в надежде, что Умка услышит выстрелы, и бежал. Просто идти, даже быстрым шагом, он уже не мог. Судя по тому, куда вела его собака, сын уходил вглубь. В противоположную от реки сторону. К болотам. И если раньше перед глазами вставали только жуткие картины, то сейчас к ним прибавился еще и страх потерять след. А уж в том, что в болотах след потеряется, Андрей не сомневался. Чего уж говорить об опасностях такой местности.

  Он снова выстрелил. Хурта заскулила и закружилась на месте.

  – Ты чего это? Давай! Вперед!

  Но собака озадаченно крутила мордой и поскуливала.

  – Жрать, что ли? Или воды тебе? Ручей скоро! Напьешься! Шагай вперед! Ищи! Ищи, говорю!

  Хурта гавкнула, будто соглашаясь с хозяином, и резко сменила направление. Ненужный шагнул следом. Метрах в ста от того места, где она кружилась на месте, Андрей увидел вещи. Они были разбросаны по лежащим замшелым деревьям, некоторые висели на ветвях. Чуть поодаль валялся небольшой разорванный рюкзак. Собака обнюхивала детскую одежду, размахивала колечком пушистого хвоста и радостно лаяла.

  Ненужный застыл на месте, как вкопанный. Он прекрасно понимал, чьих рук, а точнее, чьих лап, это дело и ясно осознал, к чему нужно готовиться. В этот момент даже решиться было страшно на то, чтобы осмотреться по сторонам. Чтобы обыскать окрестности. В поисках чего? Нужно ли знать, что и так уже известно? Нужно ли искать то, что заставит приставить дуло карабина к подбородку? Нужно ли видеть? И нужно ли теперь вообще хоть что-то?

  Собака продолжала отчаянно лаять, зазывая хозяина к находке, но тот не двигался с места. Он просто стоял, не моргая, и смотрел вперед, на яркие лоскуты тканей. Долго так стоял. Целую вечность. А потом развернулся и пошел назад.

  Хурта гавкнула еще пару раз, обнюхала на прощание изодранную одежду, пахнущую человеком и медведем, и отправилась следом за хозяином. Но тот теперь будто не замечал ее вовсе. Просто шагал вперед и тихо мычал. Она чувствовала, что не так что-то, но не понимала, в чем причина, а главное – в чем ее вина? А потому просто бежала рядом и тихо скулила.

  * * *

  Пашка вздремнул, а уже через час его разбудили капли, падающие на лицо. Он открыл глаза и удивился, как все вокруг изменилось. Небо стало непривычно низким, серым и тяжелым. Лес шумел дождем. Каждый листик, каждая травинка отзывалась шелестом падающей воды.

  Он рывком накинул на голову капюшон и поспешил укрыться под старым, раскидистым кедром. Здесь дождя почти не было, и он уселся на мох, прислонившись к стволу.

  Из-за шума не было слышно бегущей в ручье воды. От этого идти дальше было страшновато. Да и намокать совсем не хотелось, поэтому Пашка решил переждать дождь под деревом. Вот только дождь и не думал заканчиваться. Даже наоборот: чем дольше длилось ожидание, тем сильнее начинало лить. Уже через полчаса ветви кедра промокли и по его хвое стали стекать первые крупные капли. Еще через час, когда мох под ногами полностью пропитался водою, как губка, Пашка почувствовал, что обувь его тоже промокла. Изо рта стали вырываться маленькие клубы пара, а это означало, что воздух остывает и скоро будет по-настоящему холодно. Да и солнце, спрятавшееся за тучами, уже клонилось к закату. От этого в лесу с каждой минутой становилось все темнее и темнее. А дождь все лил и лил, даже не думая прекращаться...

  Пашка почувствовал, что дрожит. Встал, потоптался на месте. Не без удовлетворения отметил, что слабость, которую ощущал в последние дни, сменилась бодростью. Конечно, оставался кашель. Причем сильный, хриплый. Но больших неудобств он не доставлял, и Пашка по этому поводу сильно не расстраивался.

  Немало порадовало отсутствие мошкары. То ли от холода, то ли от дождя назойливые твари совсем пропали. А еще рядом росли заветные кусты... Все-таки хорошие он нашел ягоды!

  Пашка вспомнил их вкус, и от этого стало чуточку теплее. Вон они висят. Маленькие, но такие приятные! Он выбрался из-под дерева, подошел к кустарнику и сорвал несколько ягод. Знакомый вкус снова принес удовольствие. Пусть не такое яркое, как в первый раз, но останавливаться все равно не хотелось. От воды ягоды, казалось, налились и стали еще более сочными и упругими. Они здорово лопались на зубах, взрываясь ароматными бомбочками.

  Совсем скоро куртка промокла почти насквозь. К спине стала прилипать даже футболка под легким свитером. Ноги в ботинках чавкали от влаги. Сухими оставались лишь волосы, укрытые под капюшоном. Тот, почему-то, упрямо не промокал.

  Когда все ягоды, растущие на нижних ветках, были сорваны, а темнота не позволяла разглядеть другой куст, Пашка вернулся под кедр. Уселся на прежнее место и понял, что сидит практически в луже. Тут же вскочил и огляделся. Затем схватился за ветку, растущую почти параллельно земле, и забрался на нее. Ветка была толстой, широкой. Можно было даже прилечь на нее. Пашка так и сделал. Лег, закутался в ворот куртки, натянул поглубже капюшон, поджал коленки и стал дышать в замерзающие кулаки. Дождь лил до самого рассвета, и с каждой минутой становилось все холоднее и холоднее.

  * * *

  Ненужный прошел километров пять, прежде чем осознал, какую глупость совершил. К этому времени начался дождь, и если бы не он, то здравый рассудок, возможно, и вовсе не вернулся бы. Прохладные капли будто встряхнули, отрезвили.

  Умка мог просто выбросить свой рюкзак! Слишком тяжелая ноша для ослабевшего ребенка! Внутри были бутерброды, и даже если мальчик к этому времени успел их съесть, запах колбасы и хлеба все равно остался внутри. А чуткий нос зверя слышит его с огромного расстояния. Летом в тайге еды и без бутербродов хватает, и если медведь заметит человека, пусть даже ребенка, вряд ли станет нападать. Но если речь идет о бесхозном рюкзаке, от которого еще и вкусно пахнет, то тут уж не соблазнится только самый ленивый и сытый косолапый. Да и тот, наверное, не сдержится. Хотя бы просто из любопытства.

  Внезапная догадка мигом превратилась в окрыляющую надежду.

  – Ищи! – заорал он на всю тайгу, – След, Хурта! Ищи! Ищи, сука, чтоб тебя!

  Собака, испугавшись новой перемены в настроении хозяина, попятилась назад, но когда поняла, что от нее требуется, тут же поспешила выполнить команду. Нос припал к влажной земле и принялся шарить из стороны в сторону. Она рванула туда, откуда они только что пришли, и Ненужный поспешил следом. К изодранному рюкзаку вернулись уже в сумерках. Оба промокшие и выбившиеся из сил. Андрей осмотрел все вещи, обрыскал все вокруг, а когда стемнело так, что начал натыкаться на ветви, рухнул под деревом, закрыл глаза и облегченно вздохнул.

  – Живой, медвежонок. Живой...

  День пятый.

  Пашка кашлял. Кашлял сильно, от чего в груди болело. Снова вернулась головная боль, а от холода всю ночь трясло так, что стучали зубы. О том, чтобы уснуть, оставалось только мечтать.

  Когда в лесу стали видны очертания крон деревьев, а дождь постепенно сошел на нет. Пашка выпрямил затекшие ноги и сполз на землю. Обувь чавкнула. Холодная, мокрая одежда прикасалась к коже, от чего по всему телу выступали мурашки. Изо рта шел уже не легкий парок, а вырывались крупные клубы белого пара. Пальцы на ногах и руках онемели. Веки снова слиплись, и их пришлось раздирать вручную.

  Есть не хотелось. Даже искать новые кусты с ягодами теперь казалось глупой и никчемной затеей. Куда больше хотелось согреться.

  Вдалеке снова стал различаться шум текущего ручья. По сравнению со вчерашним днем, этот шум значительно усилился. Пашка догадался, что из-за дождя воды в нем стало больше, поэтому и шумит сильнее.

  Тучи на небе никуда не делись. Разве что выглядели не такими черными, как вчера. Зато плыли все также низко, и солнца за ними, также как и вчера, видно не было. Пашка подумал, что если они не уйдут и солнце так и не выйдет, то он просто замерзнет насмерть. Просто умрет от холода. Иначе как можно остаться живым, когда так трясет? Долго такую тряску выдержать нельзя.

  Он тяжело вздохнул и медленно побрел вдоль кустарников черники. Побрел по той же тропинке, по которой пришел сюда вчера. Только не назад, а дальше. Туда, где всего в нескольких километрах отсюда, начинались огромные болота.

  * * *

  Андрей в ту ночь тоже уснуть не смог. Он наспех соорудил из ельника жалкое подобие укрытия, но, несмотря на это, тоже промок до последней нитки. Спать в дождь, равно как и в холод, Ненужный не боялся. Приходилось уже. И не раз.

  Да он и рад бы был забыться сном, только не мог. Смог бы, если бы не тот самый зуд под кожей. Это он не давал сомкнуть глаз. Зудело назойливое воображение. Зудели мысли и еще что-то. Нечто большее, несознательное, рвущее изнутри, выкручивающее наизнанку.

  Ненужный ясно видел, как маленький мальчишка, несмышленый ребенок, отродясь не знавший ни мамки, ни папки, брошенный всеми, сидит в лесу среди зверья, под дождем, в холоде, уставший, голодный и, главное, напуганный до смерти. До смерти! И виноват в этом никто иной, как он сам – Андрей Ненужный, промысловик, отец того самого ребенка! «Папа», как называл его Умка.

  Кем нужно быть, чтобы сотворить такое? Что надо носить там, под ребрами? Что там бьется-то внутри уже тридцать с лишним лет? Что колотится? И главное – накой черт оно там бьется, если вот так вот все? Вот так вот...

  – Хурта! След! След, родная! Ищи!

  Собака обнюхала окрестности, растерянно гавкнула и снова припала носом к земле. Она кружилась на одном месте и Андрей, вдруг, с ужасом осознал, что след потерян. Дождь за ночь сбил все запахи, смыл остатки следов сына. Даже если он прошел здесь всего день назад, вода уничтожила любые признаки присутствия человека.

  – След, Хурта! – прорычал Ненужный, от отчаянья чуть не срываясь на крик, – Ищи, сука старая! Ищи, зараза!

  На глаза наворачивались слезы. Растерянная лайка металась из стороны в сторону, вынюхивала мох и жалобно скулила. Андрей не выдержал, подбежал и пнул собаку ногой. Та взвизгнула, отскочила в сторону. Ненужный передернул затвор карабина.

  – Ищи, тварь! Иначе нахер ты нужна? Ищи! Землю рой, но ищи!

  Хурта заскулила и снова принялась вынюхивать. Только теперь старалась держаться подальше от хозяина, опасаясь очередного пинка. Андрею стало стыдно за свой поступок, и он поспешил успокоить собаку ласковым словом. Та немного приободрилась и завиляла хвостом, но носа от земли не оторвала.

  После получаса безуспешных поисков Ненужный принялся обдумывать план дальнейших действий. Патронов оставалось совсем немного, поэтому беспрестанно палить в воздух было нельзя. Решил стрелять каждый час. Оставалось выбрать направление, в котором мог уйти Умка.

  Он огляделся. Полянка, на которой лежали остатки детских вещей и рюкзака, находилась на возвышенности. Дальше шел пологий склон в одну сторону, и такой же пологий подъем в другую. Ребенок добрался сюда явно уставшим. Иначе не бросил бы вещи. Значит, должен был выбрать наиболее легкий путь. К тому же у него должна была закончиться вода. Андрей понятия не имел, знает ли ребенок, что воду нужно искать не на возвышенности, а в низинах, но решил, что смышленый Умка мог об этом догадаться. Выходило, что пошел он вниз. Если так, то можно попробовать поискать след чуть дальше, спустившись в балку. Возможно, там удастся что-нибудь вынюхать.

  К бобровой плотине вышли почти сразу. Шум воды привлек не только Андрея, но и лайку, которая припала носом к ручью и стала жадно лакать. А когда напилась, даже взвизгнула от радости. Залаяла и принялась суетливо обнюхивать мох, в котором днем раньше спал Пашка. Андрей сразу понял, в чем дело. Мох в том месте был сильно примятым. Мальчик явно провел здесь много времени. Рядом росли кусты черники, но ни единой ягоды на них не было. Только оборвал их не человек. Ненужный хорошо знал, как выглядят кусты после того, как их обдирает медведь. Вот и сейчас сомнений не было. Ягоды сожрал зверь. Ветки все изломаны, кусты изнутри вытоптаны.

  Хурта снова двинулась вперед. В отличие от вчерашнего дня, сегодня след часто обрывался. Собаке приходилось много петлять в поисках зацепки, на что требовалось время. И Андрей нервничал, потому что знал, что время – это единственное, чего у них сейчас совсем не было.

  Короткими перебежками вышли на медвежью тропу. Такими тропами часто пользуются промысловики. По ним ходить легче. Также, видимо, поступил и Умка. Лайка медленно шла по ней и задержалась лишь у густых зарослей черники. Здесь ягоды были оборваны только с нижних ветвей. Оборваны аккуратно. Ветки почти все целые.

  Андрей решил, что если у мальчика нет воды, то далеко от ручья он точно отходить не будет. Да и след, похоже, Хурта взяла устойчивый, надежный. По крайней мере, шла она по нему уверенно. Даже увереннее, чем вчера! Она отвлеклась на старый кедр, обнюхала все вокруг него и побежала дальше. Ненужный выстрелил в воздух. Затем еще раз. Звук разнесся эхом среди вековых деревьев.

  Сомнений почти не было – мальчик где-то близко! След уж очень свежий. Был оставлен после дождя. И он ведет в сторону болота. Если поднапрячься и решиться на очередной марш-бросок, то можно успеть догнать, пока не случилось непоправимого.

  * * *

  Пашка горел. Сначала от долгой ходьбы стало теплее, и он даже успел порадоваться, что согревается. Но когда озноб, сотрясающий все тело, просто подкосил ноги и свалил на землю, все радости мигом улетучились. Он никогда раньше не падал от слабости. От усталости – да. Но только не от того, что ноги не слушаются. А тут – упал. Ко всему прочему в голове шумело, звуки были какими-то далекими. Птичьи голоса доносились будто издалека. Болели глаза. Он закрыл их, и стало легче. Поджал ноги, свернулся калачиком. Так и замер на замшелой земле, изредка сотрясаясь крупной дрожью. Маленький человек, прошагавший десятки километров по безлюдной тайге. Замер без надежды на спасение, без осознания того, что отныне он вовсе не ненужный, а очень даже нужный. Просто фамилия у него такая...

  Зверь, который разодрал его рюкзак, третий день бродил вдоль ручья, обдирая кусты с ягодами. Он чуял Пашкин запах, наблюдал за ним со стороны. Издалека. Он даже чувствовал, что ребенок заболел и ослаб. Медведь ждал. Как и водится, в августе ему нет дела до добычи, которую нужно убивать. И без того лакомства хватает. Но если мясо само идет в пасть, брезговать таким лакомством не стоит.

  Как раз сейчас человек упал. Лежит и не движется. Он ослаб. Он изможден и болен. Запах его жара слышен далеко. И запах этот сладок.

  Вдали слышны выстрелы. Это насторожило, но соблазн слишком велик, а выстрел слишком далек. Медведь вышел и медленно заковылял к добыче. Запах усилился. Слюна скопилась во рту, а когда переполнила его – тягучей каплей сползла с губы.

  Мясо... Он уже слышит его частое дыхание. Но это не от страха. Нет запаха страха. Ребенок спит. Или слишком слаб, чтобы бояться. И он горячий. Он очень горячий! От этого слюна еще более обильным потоком наполнила рот. Медведь сглотнул, мотнул головой и тяжело задышал.

  Он уже чувствует, как тонкие кости хрустят на зубах, а свежая кровь сама течет в горло. И он ревет! Ветви от этого рыка дрожат и сбрасывают остатки дождя в промокший мох. Уже близко. От нетерпения медведь ускоряется и успевает остановиться, едва не наступая на добычу передней лапой. Делает шаг назад. Наслаждается зрелищем.

  Добыча не движется. Она просто лежит. Медведь толкает ее лапой. Та тихо стонет, открывает глаза, но не боится. Она не понимает, что происходит. Добыча вот-вот умрет. Слюна стекает с губы и падает ей на лицо. Медведь снова рычит.

  О! Ее запах! Он сводит с ума, он заставляет не замечать того, что происходит вокруг. Есть только она и зубы. Медведь открывает пасть, не замечая других звуков и запахов. Запахов пороха, пота и собаки. Успевает только понять, что рядом грохнуло, после чего зубы, которые вот-вот должны были впиться в сладкое мясо, разлетелись на сотни ошметков.

  Медведь не издал ни звука. Он рухнул рядом со своей добычей и, прохрипев несколько раз, стих навсегда.

  * * *

  Андрей бежал к сыну, отбросив в сторону карабин и скинув с плеч понягу. Ноги не слушались, глаза заливали слезы. Он падал, поднимался, снова бежал.

  Умка лежал рядом с огромной, бездыханной тушей, истекающей с густками багровой крови. Лежал тихо, без движения, а изо рта едва-едва струился прозрачный парок. Андрей рухнул перед ним на колени, схватил быстро, но очень аккуратно, прижал к себе и почувствовал жар даже через промокшую насквозь одежду.

  Хурта без умолку лаяла, но Ненужный ее не слышал. Все его внимание, весь он сейчас находился в совершенно другом мире. В мире, где отец держит на руках собственного сына. Живого!

  Пашка проснулся только к утру следующего дня. Открыл глаза и не поверил в то, что видит. А увидел он человеческое лицо. Лицо улыбалось ему, плакало, называло Умкой и целовало. Хорошее лицо. Папино. С бородой!