Текст книги "Моривасэ Моногатари"
Автор книги: Сергей Бережной
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
О побочных эффектах жажды первенства
Однажды самурай (впрочем, тогда ещё не самурай) Цюрюпа Исидор стоял в очереди на получение квартиры, но это было давно и кончилось ничем. Свой номер в очереди (который не менялся очень долго) он уже не помнил, потому что номер был воистину велик, а память на числа у самурая была соответствующая его статусу – то есть, без надобности. Номер был единственным, что привязывало его к той очереди, и самурай расстался с ним (и с нею) без малейших сожалений.
У других людей, однако, пребывание в очередях становится временами значительной частью их гражданской активности. Возьмём, скажем, Такэто Нутипа, доброго соседа самурая Цюрюпы Исидора из квартиры снизу. Такэто Нутипа чувствует себя в очередях много лучше, чем дома, ибо в очередях у него есть перспектива, которой дома у него нету. Выстояв очередь, даже самую протяжённую, Такэто Нутипа никогда не чувствует себя усталым и подавленным. В прошлом, конечно, такое случалось, не забыты ещё времена, когда в ходу были рекламные призывы «только по два пузыря на рыло» и «за мной сказали не занимать (здесь очень сильное эхо)». Тогда прохождение очереди могло и не привести к получению человеком желанного удовлетворения. Но такого с добрым соседом Такэто Нутипа уже давно не случается.
Другое дело – очередь, которую собирает в своей приёмной какой-нибудь государственный муж. Длина очереди в таких случаях имеет большой поучительный смысл и характеризует значение государственно-мужнина поста. Чем протяжённее очередь на приём, тем выше важность принимающего. Поэтому размеры таких очередей и скорость продвижения в них приближаются часто по характеристикам к той самой квартирной очереди, в которой состоял в своё время самурай Цюрюпа Исидор.
В то же время, довольно трудно представить себе человека, который, подобно доброму соседу Такэто Нутипа, чувствовал бы себя и в таких очередях оптимистично и жизнерадостно. В общении с государственными мужами (а временами и с государственными жёнами) вообще нет ничего приятного, это всегда процедура исключительно вынужденная и крайне мучительная именно своей неизбежностью. А теперь прибавьте к этой пытке стояние в очереди на неё, и вы поймёте, почему рассказанная далее ужасная история непременно должна была произойти.
Цюрюпа Исидор сперва категорически отказывался верить в то, что такие штуки бывают в реальности; весь его жизненный опыт противился тому. Но опыт самурая – это одно, а опыт Карла Фортовича Жантарии – совсем другое. Карл Фортович был стояльцем в учрежденческих очередях с огромным стажем, и стаж этот увеличивался с каждым днём, с каждым часом и каждой минутой. При этом минута шла когда за три, когда за пять, потому что Карл Фортович обычно состоял одновременно в нескольких очередях. Общий его очередной стаж, таким образом, уже давно превысил продолжительность его жизни и вот-вот должен был перевалить со второго на третий век.
Темы для его стояний были самые разнообразные: коммунальные, гражданские, налоговые, электоральные, визовые, юридически-оформительские и даже законодательно-инфоромационные. Карл Фортович был чрезвычайно законопослушен, и каждый раз, когда чиновники рекомендовали ему получить какой-то документ, он этой рекомендации послушно следовал. В результате жизнь его превратилась именно в то, во что и следовало ожидать.
Ошибкою, однако, было бы думать, что свою ношу Карл Фортович нёс с той же безропотностью, с какой крестьянин префектуры Кагосима принимает ракетные запуски, осуществляемые с соседнего космодрома Утинора. Со временем он начал подозревать, что смысла в его пребывании в очередях много меньше, чем в ракетных запусках. Несомненно, именно растущее неудовлетворение Карла Фортовича и привело к возникновению явления, которое учёные назвали «эффектом Жантарии», а пресса – просто «жантаром». Появился также глагол «жантырить», но уважающие себя издания его употребления избегали.
Эффект этот проявлялся в двух вариантах.
В подавляющем большинстве случаев Карл Фортович, заняв за кем-нибудь очередь, вдруг оказывался в ней первым. Попытки выяснить механизм этого явления не удались никому из исследователей. Жантарии не уступали очередь, не продавали номер, не ставили вперёд с криком «он тут был ещё до всех нас!», не рвали ради него тщательно оберегаемый от поруганий и передаваемый по наследству список – Карл Фортович в какой-то миг просто сам собой оказывался в самом начале очереди, причём никто из других очередников не воспринимал этот поразительный фазовый переход с естественными для подобного события удивлением, обидой и агрессивностью.
Второй вариант проявления «эффекта Жантарии» ещё менее поддавался пониманию. В крайне редких случаях переноса в позицию наименьшего ожидания не происходило, а вместо этого пребывание Карла Фортовича в очереди приобретало для него смысл. Смысл этот был задкументирован со слов самого Жантарии, воспроизведению в лабораторных условиях это отклонение так и не поддалось, хотя перспективы успех такого эксперимента сулил ослепительные – вплоть до онтологических.
Увы, перспективам так и не суждено было воплотиться в жизнь (хотя всеобщее стремление было именно таково). После первых публикаций об «эффекте Жантарии», после вполне понятного скептицизма публики и серии наглядных экспериментов, этот скептицизм развеявших, Карл Фортович получил заманчивое предложение от некой продюсерской компании. Компания эта бралась, во-первых, организовать для солидных коммерческих клиентов специальный представительский сервис, который давал бы им за вполне умеренные деньги возможность оказываться во главе всех упорядоченных списков; во-вторых, Карлу Фортовичу предлагалось открыть курсы по обучению «жантару» талантливой и пробивной молодёжи.
С того момента, как Карл Фортович дал этой продюсерской компании принципиальное согласие и инсайдерская информация об этом попала на биржу, события стали развиваться по-акульи стремительно и беспощадно. Последствия появления целой группы активных «жантаров» в бизнесе и системе государственного управления были холодно взвешены, прибыли и потери от их появления сочтены и найдены чрезвычайно весомыми. Карл Фортович немедленно был внесён одними силами в списки подлежащих всемерной охране, а другими – в списки подлежащих скорейшему уничтожению. «Эффект Жантарии» сработал безупречно, в результате чего во всех этих списках Карл Фортович закономерно оказался на первом месте, потеснив даже страшно подумать кого.
Дар обернулся кошмаром. Кроме очередей, которые выбирал для себя сам Жантария, в мире внезапно обнаружились очереди, которые выбирали его, и поделать с этим он уже ничего не мог. Жизнь Карла Фортовича повисла на волоске.
Вышло так, что задание перерезать этот волосок получил ни кто иной, как самурай Цюрюпа Исидор. Хаос, в который по вине простодушного Жантарии мог ввергнуться мир, нимало не устраивал руководство дома Мосокава, а Цюрюпа Исидор слыл одним из самых вдумчивых и достойных доверия самураев клана. Стоит ли удивляться, что именно ему было поручено решить «проблему Жантарии». С высочайшим приоритетом.
Цюрюпа Исидор взялся за дело без промедления: он тут же представил себе Гипсового Будду и спросил его, существует ли очередь на отправку чистых душ в нирвану. Не успел Будда ему ответить, как «эффект Жантарии» сработал и Карл Фортович оказался в этой очереди первым, на полторы секунды опередив мирно покидающего бренный мир настоятеля мытищинского филиала монастыря Кэнтё-дзи.
Впрочем, чистых душ среди буддистов чрезвычайно много, так что, даже если бы почтенный настоятель пребывал во здравии, Карл Фортович всё равно «отжантырил» бы в нирвану раньше, чем его успели бы достать киллеры. Киллерам, как известно, сперва надо получить задаток и гарантии, что обычно занимает много больше полутора секунд.
Это был первый и последний случай проявления «эффекта Жантарии», в котором прыжку в начало очереди сопутствовало обретение Карлом Фортовичем смысла пребывания в ней.
О гарантиях неприкосновенности
Однажды самурай Цюрюпа Исидор так умахался на дежурстве своею душой, что до места временной регистрации добрался лишь на последнем остатке душевных сил.
Двор встретил его прибытие отчаянным криком, который раздался из распахнутого окна третьего этажа. Вслед за криком из окна вылетел необыкновенно крупный мусор и бомбой рухнул на газон.
Мусор из окон в этом дворе, к глубокому сожалению самурая (в каковом сожалении его молчаливо поддерживали и некоторые ответственные квартиросъёмщики) выкидывали регулярно, но нынешний случай определённо был вылетающим из ряда вон. На газоне, расплескав комья недавно вскопанного дворовыми собачками почвенного слоя и усеяв ближайшее окружение блёстками осколков, лежал плосколицый телевизор с диагональю экрана, на глаз, примерно в полтора сяку, совершенно и безнадёжно разбитый.
– Гыыыыыыыээу!!! – раздалось из окна, через которое был только что произведен выброс. В окне появился Такэто Нутипа, добрый (как правило) сосед самурая из квартиры снизу. Выглядел он необычно, ибо был чрезмерно возбуждён, шумно дышал и даже порыкивал. Увидев стоящего у клумбы самурая, он поднял руки, сцепил их над головой в замок и приветственно затрясся. Затем расцепил руки и зачем-то пару раз стукнул себя кулаком в грудь.
– Здравствуй, Такэто, – сказал самурай. – Что у тебя случилось?
– Так это, – сказал Такэто. – Вишь – радость, типа. Телик выкинул. Привет.
– А если бы кому на голову? – самурай с осуждением покачал тем, на что ему нынче так удачно не упало.
– Не подумал как-то, – с отчаянием сказал Такэто. – Ну, типа, приход у меня был. Схватил – и, это, фигакнул...
– Сейчас я поднимусь, – сказал самурай. – Не бросай пока больше ничего.
– Так это, больше ничего и нету, – пожал плечами Такэто.
В квартире доброго соседа, вопреки его словам, оказалось довольно много лёгкой мебели, а также три авоськи с пустыми бутылками из под пива и портвейна, полностью готовые к экспедированию. Встретив суровый взгляд самурая, Такэто стушевался и выдал несколько реплик, из которых следовало, что он ещё не дошёл до такого убожества, чтобы бутылками из окон фигарить.
Выкидыш телевизора, однако, по-прежнему требовал разъяснения.
– Так это, не знаю я, – удивлённо оправдывался добрый сосед. – Накатило, ну типа. Он и не включён был... Даже в розетку... До зарплаты ещё, это, неделя... Сухой, как, типа, лист! И вдруг чувствую – видеть его, гада, больше не могу! Ну, типа, я его и того...
Разъяснения не получалось. Самурай взял с Такэто обещание, что тот закроет окно и в ближайшее время ничего из него фигарить не будет, поднялся на этаж выше и благосклонно разрешил усталости себя победить.
* * *
Телевизор хоронили на Ваганьковском, слева от входа, метрах в пятидесяти по второй аллее. Сцена напоминала более эксгумацию, чем похороны: в траурной толпе преобладали стремительные молодые люди в официальных костюмах. Вместо того, чтобы горевать, они вели себя подчёркнуто деловито и вовсе не старались сдерживать природно-профессиональную прыть. Мероприятие по периметру охватывала цепь штатских с раскрытыми, но опущенными зонтиками, и красноречиво огарнитуренными ушами.
Лайнфюрер Отто фон Болдырев бросил в яму горсть глинозёма, которая с гламурным перестуком рассыпалась по полированной доске.
– Руководство расценивает эту потерю как ваш провал, пластфюрер, – сухо сказал он человеку, который стоял чуть позади него. – И провал не частный, заметьте, а стратегический. Ваши дедовские методы фактически начали работать против нас. В ущерб нашему делу.
Пластфюрер молчал. Сзади на воротнике его пиджака сидел клоп. Пластфюрер знал это, но чувствовал, что так и должно быть.
Могилу начали в четыре лопаты забрасывать землёй.
– Учитесь у молодёжи, – Отто фон Болдырев никогда не упускал случая ткнуть подчинённого в его выслугу лет. – Они ищут новые пути. Новые методы, которые соответствуют современной общей стратегической концепции. Не держатся за старое, отжившее, прогнившее и разложившееся. Анализ накопленного опыта показывает, что в нашей работе посредники более не нужны. Нужно идти к человеку. Обращаться к нему напрямую. Руководство считает, что только такой подход сейчас достаточно надёжен и эффективен.
Выросший над могилой холмик земли обстучали лопатами, подтащили деревянную раму и без излишнего пафоса надели её на захоронение. Сверху положили венки с неразборчивыми из-за скрутившихся лент надписями и живыми цветами.
Отто фон Болдырев шумно втянул в ноздри воздух.
– Какой своеобразный запах, – сказал он. – Чувствуете, пластфюрер? Очень знакомый. Что это, не знаете? Уж не укроп ли? Что на этот счёт говорит ваша интуиция? А?
* * *
Цюрюпу Исидора разбудил дверной звонок.
Самурай поднялся, поправил доги, затянул пояс, подошёл к двери и взглянул в глазок.
На лестничной площадке стоял, выпучившись прямо в линзу, Такэто Нутипа. Самурай отомкнул дверь.
– Ты, это, – осторожно начал добрый сосед снизу, странно кивая головой, – на кухне уже был?
– Не понял, – удивился Цюрюпа Исидор.
– Ты, ну, типа, на кухню сходи. Сходи-сходи.
Самурай пожал плечами и пошёл на кухню. Такэто Нутипа последовал за ним, аккуратно прикрыв входную дверь.
Кухня у самурая была маленькая, только чтобы вдвоём посидеть. Сейчас, однако, в ней осталось место только для одного, потому что табурет возле плиты занимал неизвестный самураю гладко выбритый мужчина. Незнакомец был одет сверху в стильные и деловые сорочку с галстуком, жилет и пиджак, а снизу – в более чем фривольные пляжные шорты и резиновые китайские шлёпанцы.
Увидев хозяина, человек приветливо улыбнулся и громко сказал:
– Здравствуйте!
– Здравствуйте... – несколько оторопев, ответил Цюрюпа Исидор.
– Отличный урожай ожидается в этом году, – столь же громко и приветливо сказал человек. – По оценкам экспертов, всего будет собрано не менее одного миллиарда двухсот сорока миллионов коку риса. Государство прилагает немалые усилия для того, чтобы цены на сельхозпродукцию оставались гармоничны и устраивали и производителя, и потребителя. А что вы думаете по этому поводу?
– Ага, – удовлетворённо сказал Такэто Нутипа из-за спины самурая. – У меня, типа, внизу такой же. Значит, не зря оно ваще.
– Среди культурных новостей, – продолжал загадочный кухонный человек, – сегодня доминируют музыка и скульптура. Что вам ближе, как вы считаете?
Самурай молчал.
– Тогда я лучше о музыке, – предложил незнакомец. – На десятой строчке хит-парада обосновалась группа «Сливо» с композицией «Сосни со мной». Мне напеть, или и так знаете?
– Не могли бы вы покинуть это помещение? – предельно вежливо попросил Цюрюпа Исидор.
– Мы приветствуем расширение интерактивности в нашем взаимодействии! – обрадовался человек. – Адаптируя контент к конкретному потребителю, мы тем самым добиваемся наилучшего его соответствия предъявленным запросам.
– Выйдите из кухни, пожалуйста, – потребовал самурай.
– И, соответственно, композиция «Долой из кухни» занимает следующую, девятую строчку нашего хит-парада! А исполняет её...
– Вон отсюда! – неожиданно для самого себя рявкнул Цюрюпа Исидор. За его спиной Такэто Нутипа беспрекословно рванулся к двери.
– ...и вот по итогам зрительского голосования потерявшая лицо Вон Хи Цуй покидает наше реалити-шоу! – провозгласил человек. – Вы слышите, как ликуют трибуны!?
Входная дверь хлопнула. Самурай, не помня себя от ярости, метнулся по короткому коридору в комнату, схватил со стойки кодати и во всеоружии вернулся в кухню.
– В схватке двух ёкодзун... – начал было человек с энтузиазмом, но самурай одним взмахом меча пресёк его энтузиазм на корню.
– ...верх одерживает не молодой задор, а опыт и выдержка ветерана!
Человек сидел между столом и плитой и вовсе не выглядел разрубленным пополам. Вместо того, чтобы трупом сползти под стол и осквернить линолеум потоками крови, он принялся пересказывать Цюрюпе Исидору сюжет нового отечественного дзидай-гэки, широкая премьера которого намечалась на следующий четверг.
Самурай снова ударил, но кодати не нанёс противнику ни малейшего вреда.
Удар. Теперь цуки. Ещё удар. Кири-агэ. Опять цуки...
– В Петропавловске-Камчатском – полдень! – жизнерадостно выкрикнул человек и вдруг, широко открыв рот, издевательски зазвенел...
* * *
Не рассчитав удара, самурай так прихлопнул жестяной будильник, что тот жалобно крякнул и смялся. Стрелки его показывали три часа утра.
Цюрюпу Исидора трясло. Кошмары у него бывали, хотя и не часто, однако ни одному из них до сих пор не удавалось настолько вывести его из равновесия. Пытаясь успокоиться, самурай отправился умываться: к пяти часам ему предписано было прибыть к господину Мосокава, чтобы отконвоировать вчерашнюю бригаду гейш обратно на вокзал.
Вернувшись в комнату, он почтительно поклонился в сторону комода, на котором жил гипсовый Будда.
Когда самурай поднял голову, Будды на комоде не было.
Не веря себе, Цюрюпа Исидор протёр глаза.
Будда на комоде был.
Спокойнее, сказал себе самурай. Будда есть, это совершенно точно. Как же иначе? Не может быть, чтобы Будды не было.
Уже почти успокоившись, он по дороге на службу всё равно изредка вздрагивал, вспоминая в пустой предутренней маршрутке жуткого неубиваемого пришельца, который оккупировал его любимую кухонную табуретку.
Приснится же такое...
Самурай ехал на службу. Он ещё не знал, что девяносто семи процентам москвичей с уровнем дохода средним и ниже среднего в возрастной группе от двадцати до сорока пяти лет этой ночью снилось то же самое.
О героизме
Однажды (как-нибудь в другой раз) я расскажу вам историю о таинственном ниндзя, который не так давно завёлся в районе известного вам компактного проживания самурая Цюрюпы Исидора. История эта сама по себе занимательна, но довольно длинна, а сегодня мне хочется поведать вам о чём-то более простом.
Итак, однажды субботним вечером самурай Цюрюпа Исидор, его добрый сосед снизу Такэто Нутипа и мудрый наставник Кодзё сидели на одноместной кухне самурая и беседовали. То есть, беседовали в основном самурай и его наставник, а добрый сосед Такэто Нутипа больше слушал, лишь изредка задавая вопросы. Реплики его обычно подходили к теме разговора, так сказать, по касательной; например, если наставник начинал длинно рассуждать о математических аспектах проблемы рассечения сложных тел, Такэто Нутипа через пару минут интересовался, ну, типа, не застряли ли случайно в холодильнике две или три бутылочки тёмненького. И так далее. Тем самым он чрезвычайно способствовал правильному структурированию общения.
Через сообразное время разговор сам собою зашёл о проделках вышеупомянутого ниндзя. Наставник Кодзё, в целом не подвергая сомнению выдающееся мастерство таинственного персонажа, заметил, что всё-таки не уверен в полной правдивости распускаемых о нём слухов. Скажем, история о том, как местный гокудо оябун Миха Центральный, въехав на своём навороченном «лексусе» в подворотню, выехал из неё на резине от «самары» и заметил это только на перекрёстке, подвергнутый осмеянию каким-то лохом на «мерседесе» – предельно пошлом, зато с родными покрышками. История эта представлялась наставнику Кодзё значительно преувеличенной, хотя он не стал отрицать, что недавно предпринятые в микрорайоне пятью конкурирующими службами порядкоохраны повальные обыски (вполне безуспешные) имели целью как раз обнаружение похищенной резины оябуна вкупе с его обидчиком. Другие истории наставник Кодзё считал куда менее преувеличенными – например, про многозначительное обматывание стоящей на перекрёстке гибэдидешной сторожевой будки розовой туалетной бумагой с неприличными цветочками, каковое обматывание к общей радости участников дорожного движения оставалось незамеченным постовыми в течение полных четырёх рабочих дней, вплоть до появления сюжета в теленовостях.
Тут наставник Кодзё принялся к слову приводить исторические примеры подвигов, совершенных другими ниндзя. Некоторые из этих исторических примеров были крайне малоаппетитны, что, впрочем, как раз и повышало достоверность излагаемого. Скажем, знаменитая история о внезапном убийстве одного вредного даймё копьём снизу. Рассказ этот произвёл столь глубокое впечатление на доброго соседа Такэто Нутипа, что тот даже на некоторое время отставил кружку с тёмненьким.
Хороша была также история о знаменитом некогда мастере ниндзюцу, который через посредников получил от двух враждующих даймё задание убить самого себя (каждый из даймё боялся, что противник захочет использовать искусство этого ниндзя против него) и весьма эффектно и с большой пользой для умиротворения воюющих провинций этот заказ исполнил.
– Как это только люди не развлекаются, – удивился добрый сосед Такэто Нутипа, прихлебывая из кружки.
– Не думаю, что изложенные мудрым наставником Кодзё истории можно понимать как примеры развлечений, – заметил в ответ ему самурай. – Ибо деяния эти вызывают прежде всего уважение к мастерству и другим выдающимся качествам тех, кто их совершил.
– Так это, оно, ну, типа, так и есть, – покладисто сказал сосед. – Только они же все, типа, кайф от этого ловили. От своего мастерства. Стали бы они, ну, типа, выпендриваться, если бы это их не заводило никак.
– Добрый Такэто совершенно прав! – заметил мудрый наставник Кодзё. – Истинное мастерство, несомненно, приносит радость тому, кто владеет им в совершенстве. Ну и тем, кто способен его оценить...
– Приведённые в нашей беседе исторические примеры, однако, не были чрезмерно забавны...
– Это потому, что у тебя, Цюрюпа, пока не получается отвлечься от формы, которую принимает подвиг, – горячо сказал наставник Кодзё. – Героическое деяние, однако, редко может обойтись без формы вообще, но если уж оно форму принимает, то форма эта по определению материальна, причём часто весьма неприятна на ощупь, а иногда даже вонюча до чрезвычайности. Но ведь это не лишает подвиг духовного смысла, который и содержит истинный повод для радости!
– Ну, типа, вот кружка, – внезапно поддержал его Такэто Нутипа. – Мытая она, или немытая, так это фигня, – главное, типа, что туда нолито!
Поддержка, казалось, несколько сбила наставника Кодзё с мысли. Кажется, он собирался что-то доброму соседу возразить, но, вроде бы, придраться было не к чему – найденная Такэто Нутипа аналогия была безупречной, и чем больше наставник Кодзё и самурай Цюрюпа Исидор размышляли над ней, тем более очевидным это становилось.
– Да, – сказал наконец наставник после паузы. – Примерно в этом ключе. Но кружку мыть всё равно надо.
– Так, это, – сказал добрый сосед. – Кто ж ить спорит-то?
Он снова отхлебнул тёмненького и задумался.
– А это... – вдруг сказал он со странной для него задумчивостью. – Ниндзи, которые, ну, типа, герои – они при жизни часто пить бросали? Чтобы окончательно?
