Текст книги "Повелитель марионеток"

Автор книги: Сергей Казменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Казменко Сергей
Повелитель марионеток

Сергей КАЗМЕНКО

ПОВЕЛИТЕЛЬ МАРИОНЕТОК

– Да, такого мы не ожидали. Никак не ожидали... – капитан Эрхиг хмурится, стараясь сохранить невозмутимость, приличествующую его высокому посту, но со стороны отлично видно, что он потрясен. Еще бы, вряд ли тебе, капитан, доводилось видеть такое за все твои годы галактической службы. Я внутренне усмехаюсь. Я могу усмехаться. Я привык ко всему этому. Я уже вполне свыкся со всем, что произошло здесь, произошло на моих глазах. За два с половиной года вполне можно привыкнуть к любым ужасам. Люди привыкают. И я привык. И капитан привыкнет. Даже гораздо быстрее привыкнет, чем я, потому что ему довелось повидать в жизни много, очень много ужасного. Я не спрашивал – придет еще время – я просто знаю. Это сейчас капитан Эрхиг потрясен, но пройдет день-два, и он со всем свыкнется, и ему не придется прилагать каких-то особых усилий, чтобы сохранять выдержку.

Кстати, подобные обстоятельства – великолепный тест на то, подготовлен ли человек предыдущей своей жизнью к тому, чтобы адаптироваться ко всем этим ужасам. Мне кажется, я уже слышу издали чьи-то смешки. Наверняка это кто-нибудь из старослужащих, закаленный во всяких передрягах космический бродяга, которому все нипочем, и который уже готов отпускать шуточки по поводу кошмарного зрелища, увиденного ими. И плевать ему на осуждающие взгляды других членов команды, гораздо больше плевать, чем на картины, открывающиеся перед его глазами, и лишь близкое присутствие капитана как-то сдерживает его висельный юмор.

– Вы уверены, что никто, кроме вас, не уцелел? – спрашивает меня капитан Эрхиг.

– Да, капитан, уверен. Я ведь жил здесь совершенно один больше полугода по земным меркам.

– А в дальних поселениях? Ведь здесь же были дальние поселения?

– Когда это началось, все собрались сюда. Абсолютно все, капитан.

– Вам повезло. Очень повезло.

– Я так не считаю, капитан. Меня могли бы отправить на любую другую планету – не столь отдаленную и не столь малонаселенную. Тогда я считал бы, что мне повезло. Все мои однокурсники могут теперь говорить, что им повезло.

– Но вы все-таки остались в живых... – в голосе капитана появляется какая-то неуверенность. Он думает, что остаться в живых при подобных обстоятельствах – это такое уж большое счастье и такое уж большое везение. Нет, капитан, тут ни грамма везения. И счастья тут тоже нет. Каждый хозяин своей судьбы, капитан, в определенных, конечно, пределах. Я просто сумел выстоять там, где другие сделать этого не сумели. Правда, мы находились с ними в разных условиях... Но уж об этом я не стану вам говорить, капитан. Об этом я никому и никогда не стану говорить.

– Мы сократим наше пребывание здесь до минимума. Только соберем материалы, возьмем на всякий случай анализы – и назад. Мои люди займутся этим. Вам нет необходимости задерживаться на планете. Собирайте вещи и перебирайтесь на корабль. Пятый катер вылетает через полтора часа.

– Хорошо, капитан. Когда я смогу связаться со своим начальством?

– Я распоряжусь, вам обеспечат доступ в рубку связи.

– Еще один вопрос, капитан. Вы будете демонтировать аппаратуру связи?

– Маловероятно. Я проконсультируюсь с командованием, но не думаю, чтобы они санкционировали демонтаж аппаратуры.

– Тогда мне придется вернуться, чтобы присутствовать при выполнении Директивы 12. Я ведь единственный Офицер Связи, ответственный за эту аппаратуру.

– Да-да, конечно, – говорит капитан Эрхиг и мы расстаемся.

Хорошо, что при разговоре не присутствовал никто из его подчиненных. Все это слишком выбило капитана из колеи, а такое поведение не способствует поднятию авторитета начальства. И ведь наверняка в его послужном списке и высадки на планеты шестой группы, и сражения с кардерами, и сверхдальние полеты. Командирами галактических фрегатов второго класса не назначают необстрелянных новичков. Я снова внутренне усмехаюсь. Что ж, капитан, этот полет непременно скажется на вашем продвижении вверх по служебной лестнице, если, конечно, вы не наделаете сейчас глупостей. Вы никогда, наверное, не подумаете об этом, но ваша закалка, приобретенная здесь, на Сэлхе, очень пригодится вам в будущем. Есть профессии, где очень полезна такая вот закалка...

Я иду к своему жилью – не к Станции Связи, а к хижине, которую выстроил себе из полуобгоревших досок и прочего хлама на развалинах особняка Крандалоса. Хороший был когда-то особняк, три с лишним столетия простоял, одно из старейших зданий на планете. Его подорвали самой обычной зажигательной гранатой, еще в самом начале. Со Станции было видно зарево, но телефон уже не работал, и я только утром узнал, что произошло.

А произошло это всего через три месяца после отбытия "Раногоста" транспорта, который обычно осуществлял связь с Метрополией. "Раногост" посещал планету раз в четыре с половиной года – промежутки были не слишком регулярными, но в среднем именно такими. Другие корабли залетали крайне редко – раза три за столетие. Сэлх расположен слишком далеко от Метрополии, и рядом с ним нет обжитых планет. Пионерский мир вдали от цивилизации... Для многих такие миры – предмет самых сокровенных мечтаний, но вообще говоря, как правило, это глухие провинциальные дыры, которые лишь издали приманивают неудачников, а при ближайшем рассмотрении теряют всякую привлекательность. Иногда на таких планетах обнаруживают что-нибудь ценное – ископаемые или особые природные условия, способствующие развитию какого-либо из используемого человеком живых организмов. И тогда начинается бум заселения этого мира, превращения его в один из важных сырьевых придатков Метрополии. Но обычно планеты эти так и остаются глухими медвежьими уголками, где люди живут потому лишь, что предков их занесла когда-то нелегкая в этакую даль, и нет ни желания особенного, ни смелости, ни средств, чтоб изменить свою жизнь.

Окончить Академию Связи и попасть сразу же в такую дыру – это, конечно, не подарок. Если бы кто из моих однокурсников слышал вас, капитан, как вы сказали, что мне повезло, он бы рассмеялся, даже зная о том, что здесь произошло. Нет, капитан, когда одного из лучших слушателей Академии Связи вдруг упрячут на десять лет на такую вот планету, сие никак нельзя назвать везением. Это – дисциплинарное взыскание.

Знали бы они, каких усилий стоило мне его получить...

Я вхожу в свою хижину и начинаю собираться. Беру с собой совсем немногое из того малого, что имею, все мое имущество умещается в небольшом чемоданчике. У меня нет дома, нет семьи, нет друзей и родственников, почти нет денег. Только звание Офицера Связи. Но передо мной – вся Галактика. И Метрополия.

Я покидаю хижину, даже не закрыв за собой дверь и иду к посадочной площадке. До старта пятого катера примерно полчаса. Старт, конечно, задержат, не бывает так, чтобы старт не задержали, так что можно и не спешить. Но все равно самое большее через час я покину Сэлх и завершится этот этап моей жизни. Впрочем, нет, предстоит еще вернуться сюда, чтобы выполнить Директиву 12 – уничтожить Станцию Связи.

И потом...

Потом все придется начинать сначала. Сначала, но не с нуля. Потому что теперь я уже знаю наверняка, как начинать и что именно делать. Сэлх маленький пограничный мир – остается в прошлом вместе со всеми своими обитателями, отошедшими в мир иной. Впереди – сама Метрополия.

С этими мыслями я поднимаюсь на борт катера. Часовой у трапа смотрит на меня с почтительным любопытством и некоторым испугом. Совсем еще молодой парень, призванный, наверное, не больше года назад. Пять лет назад, когда я спускался с "Раногоста" на меня смотрели совершенно иначе. Даже для рядового персонала этой старой посудины было очевидно, что перед ними – неудачник, высланный сюда за какую-то провинность. Офицер Связи, который обслуживал Станцию два прошлых пятилетних срока, совсем извелся в ожидании смены и сделал все от него зависящее, чтобы побыстрее сдать мне дела, словно боялся, что "Раногост" уйдет без него. Я его вполне понимал и со своей стороны старался ускорить процесс приемки, тем более, что не находил никакого удовольствия в постоянном выслушивании его соболезнований в свой адрес. В конце концов "Раногост" загрузился местной продукцией – в основном концентратом из листьев гла-у – выгрузил привезенные товары и отправился в обратный путь, совершая по пути заход еще на десяток подобных планет, расположенных, правда, значительно ближе к Метрополии. А я начал привыкать постепенно к жизни на Сэлхе, знакомиться понемногу с его обитателями, с природой, климатом, географией и историей.

Мы, Офицеры Связи – своего рода галактическая элита. Мы есть везде, где существуют человеческие поселения, и именно мы обеспечиваем то, что человечество до сих пор, несмотря на величайшую разбросанность по Галактике, представляет собой единое целое, а не разрозненную массу независимо существующих и развивающихся миров. День за днем в течении пяти лет обучения, методично и непрестанно, с самого момента зачисления в Академию Связи и до торжественного выпуска нам вдалбливают эту мысль мысль о том, что именно на нас держится человеческая цивилизация. Любая ложь, повторяемая методично и непрестанно, в конце концов превращается в правду – этому учат еще на первом курсе Академии, но к тому моменту большинство уже неспособно трезво оценить то, что вдалбливали им в голову с детства. Мы уже приучены считать черное белым, немыслимое – нормальным и необходимым, мы уже превратились в апологетов не нами созданного и установленного порядка, и неспособны видеть, насколько он нелеп и преступен. Если бы только этот порядок был кем-то задуман и создан... Но нет – и те, на ком он держится, и те, кто его преобразовывал и еще будет преобразовывать в дальнейшем – и они тоже его пленники, и они действовали не по своей воле, и их поступками тоже управляло нечто немыслимое и непостижимое. Как тут не вспомнить старинную легенду о боге.

Мне повезло – я вырос там, где воздействие идейной обработки было сравнительно невелико. Метрополия еще не осознала, сколь опасны могут быть вот такие отдаленные миры, несмотря на всю незначительность их экономической мощи. Экономическая мощь – это лишь овеществленная человеческая идея, а каждый такой мирок по идейному содержанию не беднее самой Метрополии. Придет время – и Метрополия поймет всю опасность такого положения, но я надеюсь, что это время придет слишком поздно, чтобы успеть предпринять что-либо. Это ведь извечный закон природы – осознание опасности приходит всегда слишком поздно, чтобы оставалось время что-то еще предпринять для ее предотвращения...

Я не спешу.

Мэра сейчас все равно нет. Ни дома, ни в мэрии.

Каждое утро он летает к себе на ферму в сотне километров к северу от поселка, чтобы своими глазами посмотреть, как идет работа. В этом, конечно, нет никакой необходимости, киберы на плантации гла-у прекрасно справятся с любыми отклонениями и без его вмешательства. То же самое можно сказать и о тех киберах, что обслуживают молочное стадо – мэр держит около сотни коров и его молоко пьют, пожалуй, все на острове.

Но мэр любит повторять, что только там, на своей ферме, и чувствует себя человеком. А еще он любит повторять, что должность мэра ему осточертела, что он ни за что не согласится остаться на этом посту еще на один срок, как бы его ни уговаривали, и что человек, который не мешает жить другим, имеет же, черт подери, право жить так, как ему того хочется, не связывая себя никакими обязательствами. Насколько я понимаю, он говорил то же самое и перед прошлыми выборами. И перед позапрошлыми. Я даже убежден, что он сам искренне верит в то, что говорит, и именно это обстоятельство и делает его каждый раз единственным реальным кандидатом на этот почетный пост.

Вернется он часа через два, к обеду. А после обеда он любит отдыхать – это я знаю. Поэтому раньше четырех появляться у него нет смысла. Спешить некуда, впереди у меня еще почти пять стандартных лет. Больше двух здешних.

Я неторопливо иду по улице, стараясь держаться в тени деревьев. "Раногост" прибыл сюда в начале лета, а сейчас лето в разгаре. Солнце стоит почти в зените, и находиться хотя бы несколько минут на открытом месте нет никакой возможности. Понятное дело, что вдоль по улице я иду в полном одиночестве. Все либо попрятались по домам, либо улетели на один из пляжей. Я тоже улетел бы к океану, если бы не полученное утром сообщение.

А, собственно говоря, что мне мешает сделать это сейчас? Я останавливаюсь в тени шарука перед домом Каирри и с минуту обдумываю эту возможность. Но в конце концов решаю, что это было бы уже слишком. Я торчал на пляже и вчера, и позавчера, да и всю неделю перед последним ураганом тоже, и такая райская жизнь в полном почти безделье до добра меня не доведет.

Но все же сегодня чертовски жарко, говорю я себе, и уже знаю, каков будет мой следующий шаг. Не в первый раз я играю сам с собой в эту незамысловатую игру, находя неизвестно зачем оправдания своим действиям. Кому и какие нужны оправдания, кто и зачем стал бы меня проверять? Но привычка неистребима – я всегда должен иметь такое оправдание. Всегда, без исключения.

Я все так же медленно шагаю вдоль по улице, стараясь подольше оставаться в тени гигантских шаруков, но теперь мои шаги приобрели вполне определенное направление. Наконец, как бы невзначай бросая взгляд налево, я замечаю вход в погребок Тэррена и тут же спрашиваю себя: а не заглянуть ли мне туда на пару минут? Почему бы и нет – раз уж я все равно оказался здесь. Где еще на всем Сэлхе можно так хорошо посидеть в прохладе, пережидая полуденный зной, как не в погребке у старины Тэррена? Провести время за неспешной беседой с другим таким же случайным посетителем – или в одиночестве, имея в собеседниках лишь кружку, полную великолепного пива. Один лишь Тэррен на всем Сэлхе умеет варить такое пиво, вкладывая в него опыт многих и многих поколений, все остальные давным-давно это поняли и даже не пытаются составить ему конкуренции. Но я пока не заметил, чтобы хоть кто-то завидовал ему – так, как было бы обычным там, в Метрополии. И во многих других мирах, где довелось мне побывать. Нет, здесь это не принято – здесь принято уважать чужой труд и чужое умение. И гордиться умением собственным.

Что ж, я не чувствую себя в чем-то ущемленным среди этих людей. Мне тоже есть чем гордиться – хотя своего умения я не афиширую.

Я поворачиваюсь и вхожу в темный проем в глухой белой стене пристройки старинного дома рода Тэрренов. Вниз, в подземелье ведет пологая каменная лестница с невысокими ступенями – очень удобно для тех, кто не рассчитает своих сил и слишком рьяно воздаст должное божественному напитку. Едва я ступаю под сводчатый каменный потолок, как все тело охватывает блаженная после наружной жары прохлада. Два десятка ступеней и вот я уже внизу. С непривычки глаза поначалу отказываются видеть, но постепенно привыкают к полумраку. Я осматриваюсь по сторонам – никого.

Что ж, это, наверное, и к лучшему. Можно будет спокойно посидеть и еще раз тщательно обдумать каждый свой шаг. Хотя – сколько можно обдумывать одно и то же? Не пускаться же на попятный теперь, когда столько сил и трудов вложено во все это предприятие, когда стольким ради него пришлось пожертвовать. Да и почему это вдруг я должен отступить от первоначального плана? Не испугался же я, в самом-то деле. Нет, уж лучше бы здесь кто-нибудь сидел, лучше было бы поболтать о всяких пустяках, послушать местные сплетни, поругать – для порядка, потому что именно это привыкли слышать ото всех моих предшественников жители Сэлха – начальство в Метрополии... Все лучше, чем снова перебирать все доводы за и против, зная, что все уже взвешено, и ничего нового не появилось.

Только вот все ли взвешено? Раньше, в Академии, я был уверен, что все. Но раньше я не знал, что же такое Сэлх, какие люди живут здесь.

А теперь знаю?

Глаза привыкли к сумраку, и я не спеша подхожу к расположенной в глубине погребка стойке, беру тяжелую кружку из толстого стекла и иду к левой стене, вдоль которой стоят бочки с пивом разных сортов. В прошлый раз, помнится, я пил из третьей, и пиво мне понравилось, но это не причина, чтобы не попробовать теперь из четвертой. Некоторое время я сосредотачиваюсь на решении этого важного вопроса, наконец решаюсь и ставлю кружку под кран у четвертой бочки. Это вам не то что вскрывать банку с концентратом и разбавлять его водой. Это – почти священнодействие. И я не сразу научился делать все так, как положено, чтобы пена в кружке поднялась ровно на два сантиметра – не больше и не меньше, как учил меня сам старина Тэррен. Только тогда, говорил он не раз, и можно будет в полной мере ощутить вкус и аромат настоящего пива, и я ни секунды не сомневаюсь, что это именно так – уж кто-кто, а Тэррен свое дело знает. Конечно, простенький кибер проделал бы все это с гораздо большей точностью, чем даже сам Тэррен – но здесь не любят, чтобы киберы занимались такими вещами. Смешно, но я сам тоже, кажется, не хотел бы, чтобы меня обслуживали киберы. Сэлх понемногу, внешне незаметно въедается в меня, и это может в итоге плохо кончиться. Недаром же в Академии считают, что люди, даже один срок проработавшие на станциях в таких вот удаленных мирах, уже не годятся для дальнейшего служебного роста.

Ну это мы еще посмотрим.

Итак, знаю ли я Сэлх, спрашиваю я сам себя, садясь с кружкой за массивный стол у противоположной стены. В первые дни после прилета сюда я мог бы ответить на этот вопрос с большей уверенностью. Мне казалось, что не знал я совсем немного – кое-какие особенности местного быта, кое-какие личные характеристики местных жителей, другие не очень существенные детали. Знал же я очень многое – гораздо больше того, что знали о своей планете ее обитатели. Так и должно быть – Академия Связи обязана располагать наиболее исчерпывающей информацией о любом из миров. Для этого мы и существуем.

Сэлх... Планета стандартного типа. Открыта более пятисот лет назад. Всего через пятьдесят лет после первого сообщения началось заселение довольно быстро, если принять во внимание удаленность от центральных миров. Но как раз тогда демографическая ситуация в Метрополии стала напряженной, и многие стремились убраться куда-нибудь подальше от перенаселенных центров. Точнее, многих к этому усиленно подталкивали.

Но до Сэлха, конечно, добрались немногие. Что-то около полутора тысяч на одном из ходивших тогда переселенческих транспортов – как только могли люди выдержать долгие месяцы полета в таких жутких условиях? К тому же место для первого поселения было выбрано неудачно, с наступлением осени их стало затапливать, а с транспортом, как обычно, у переселенцев были значительные трудности, так что отыскать идеальное для жизни место, в котором стоит нынешний поселок, смогли лишь через добрых полсотни лет, когда население сократилось до тысячи примерно человек – и это при относительно высокой рождаемости.

Зато потом дела пошли более или менее прилично, и к настоящему времени население Сэлха достигло 4868 человек – если, конечно, за последние часы кто-либо не умер и не родила своих близнецов Луиза Корски. Занимаются здесь в основном собственным жизнеобеспечением, а для продажи выращивают гла-у, концентрат листьев которого забирает во время своих нечастых заходов на Сэлх "Раногост", привозя взамен заказанные местными жителями товары. Сэлх, разумеется, входит в Ассоциацию так называемых Свободных Миров, во главе которой, естественно, стоит все та же родная наша Метрополия, и никогда не нарушал обязательств, взятых на себя при подписании Договора – не представлялось случая, да и слишком мал потенциал этого мира, чтобы хоть у кого-либо здесь возникло подобное желание.

Да, я знал о Сэлхе многое – но все это, как я, наконец, убедился, было знание именно о Сэлхе – не знание Сэлха. Хорошо, что я понял это и не стал спешить. Ведь мне поначалу было бы гораздо легче понять, скажем, какого-нибудь обитателя того же Кардранна – вне зависимости от слоя общества, к которому он относился бы – чем любого из здешних жителей. Ведь понять – это значит так вжиться в образ мыслей, чтобы ценности мира, в который тебя занесло, стали твоими ценностями, его предрассудки и предубеждения – твоими предрассудками и предубеждениями. Только тогда ты сможешь понимать – и предсказывать, как поведет себя человек этого мира в тех или иных обстоятельствах. Только тогда...

Взять к примеру этот вот погребок. Возможно ли хоть что-то подобное в нашей сумасшедшей Метрополии? Хозяин погребка Тэррен работает сейчас, наверное, на своей ферме, каким-то неведомым образом выращивает ячмень наверняка здесь выведены особые сорта, не может нормальный ячмень расти в такой жаре – или занимается со стадом коров мясной породы, или трудится в коптильне – кстати, вон, в углу висят его изготовления колбасы, подходи и отрезай сколько душе угодно – или делает еще что-то по хозяйству. И сыновья его тоже там. И жена, наверное. И нисколько их не заботит судьба этого заведения, уверены они, что все здесь будет в полном порядке, что никто здесь не насвинячит, никто их не обманет, никто не ограбит. Любой может спуститься в погребок, выпить пива сколько пожелает и уйти. Вон у выхода стоит ящичек с деньгами. Хочешь – плати, не хочешь – не плати. А хочешь так вообще выгреби оттуда все бумажки и всю мелочь и иди восвояси. Никто не смотрит, никто не спросит.

Или все-таки кто-то за всем этим наблюдает? – ловлю я себя на привычной уже мысли. Ну не могу я, повидавший столько миров, я, специально изучавший психологию – и массовую, и отдельного человека, и патологическую – не могу я поверить, что могут люди в нашем, не сказочном мире жить, так вот доверяя друг другу.

Хотя нет, могут, конечно. Вспомнить хотя бы Эргейские кланы – там каждый верит каждому, как самому себе. Потому что иначе там не выжить. Но почему здесь? Или здесь тоже не выжить без такого доверия?

Я сижу в погребке еще с полчаса. Никто так и не приходит, а размышлять в одиночку над тем, что уже сотни раз передумано, становится скучно. Выпив две кружки, насладившись прохладой и впитав ее в себя про запас, я поднимаюсь и иду к выходу. По пути опускаю в ящик бумажку за выпитое пиво, набираю сам себе сдачи из россыпи мелочи на дне – вот и меня Сэлх приучил следовать своим нормам, здесь не принято бросаться деньгами, здесь принято платить только причитающиеся суммы.

Внутренней прохлады хватит минут на десять, и, зная это, я спешу поскорее добраться до стоянки. В моей машине работает кондиционер, прохладно и приятно пахнет какими-то цветами. Я включаю двигатель и поднимаю машину над поселком, не особенно заботясь о безопасности маневра – движение здесь совсем не то, что в центральных мирах, и никто, в сущности, не следит за соблюдением правил. Каково-то мне будет привыкать к ним потом... Я почти машинально, не задумываясь, разворачиваюсь и веду машину к пляжу. Делать все равно ведь больше нечего, не сидеть же у себя на Станции до тех пор, пока мэр не соизволит заявиться к себе в рабочий кабинет. Надо воспользоваться возможностью и отдохнуть, пока еще есть время, появляется непрошенная мысль, но я старательно заглушаю ее – от мысли этой пахнуло горечью, а это не то чувство, которым мне следует теперь руководствоваться.

Я возвращаюсь назад часа через три, когда жара уже начинает спадать. Можно было бы довериться автопилоту, но я веду машину сам, почти на бреющем полете прохожу над холмами, что отделяют поселок от океана, прохожу над ближними полями и оранжереями и подлетаю к стоянке. Там уже стоит десятка два местных колымаг – это вернулись со своих ферм местные жители. Моя машина среди этого собрания антиквариата выглядит чужеродным телом, но тут уж ничего не поделаешь. Это привилегия каждого Офицера Связи – выбрать себе наилучшую из выпускаемых моделей, и я не знаю человека, который от этой привилегии отказался бы. Но Сэлх перековывает даже меня я уже не горжусь больше своей роскошной машиной, мне уже почти безразличен ее шикарный облик, мне, как и любому из здешних жителей, важно лишь, чтобы она летала, и летала хорошо, а все остальное второстепенно.

Снаружи все еще жарко, но тени теперь удлинились, и я спокойно иду к мэрии по теневой стороне улицы. Еще утром, как только получил сообщение, я оставил мэру записку о том, что хочу его видеть, и теперь знаю, что он обязательно меня дождется. И все же почему-то волнуюсь: мне кажется, что, не окажись сейчас мэра на месте, и я могу передумать. Бред! После того, как столько усилий затрачено на подготовку, вдруг передумать и от всего отказаться – это не для меня.

И все же на душе у меня неспокойно.

В здании мэрии сумрачно и прохладно. Я прохожу через пустынный холл и поднимаюсь в приемную. Там, как всегда, пустынно, лишь на период выборов мэра и на время разгрузки и погрузки "Раногоста" мэрия нанимает нескольких служащих. В остальное же время мэр справляется со всеми обязанностями один – если не считать техника-смотрителя, следящего за исправной работой допотопных, но все еще исправно работающих автоматов. Это вообще характерно для Сэлха – да и для всех практически подобных ему миров – то, что автоматы здесь работают веками. Так, как и задумывалось их создателями. У нас, в Метрополии, машины стареют гораздо быстрее, чем люди. И заменяются новыми, лучшими. Только вот жизнь почему-то не становится от этого легче. Как сказал один скептик, люди давно уже живут лишь затем, чтобы создавать новые машины, им просто не хватает времени на то, чтобы воспользоваться благами, которые машины эти в состоянии принести.

Мэр был у себя в кабинете и поднялся мне навстречу.

– Ну наконец-то, Мэг! – сказал он, протягивая руку. – Я уже с полчаса как вас дожидаюсь. Ну что там у вас? Давайте быстрее, а то меня уже ждут у Корски. Слыхали – его Луиза родила сегодня своих близнецов. Надо поздравить.

– Сообщение, мэр, специально для вас. Ну и парочка общих циркуляров, как обычно – из-за них-то я не стал бы вас беспокоить.

Я уселся в кресло перед обширным столом мэра, который наверняка простоял на этом самом месте с самого основания поселка, а он сел в свое кресло, тоже, наверное, дошедшее до нас с тех далеких времен. В таких мирах чтят старину, но не кичатся этим почитанием, как это делают снобы у нас в Метрополии.

Раскрыв принесенную папку, я протянул мэру сперва два общих циркуляра, отпечатанных сегодня утром приемником станции – мэр, не глядя, сунул их в щель регистратора – а затем и специальное сообщение. Интересно, подумал я вдруг, глядя, как циркуляры медленно исчезают в щели, а читает ли их мэр хоть когда-нибудь? Если вдруг он этого совсем не делает, ситуация может измениться – правда, незначительно. То, что он должен знать по моим расчетам, он так или иначе узнает – хотя бы из разговоров с семьей за обедом. А если чего и не знает, теперь, после этого сообщения, сам поднимет старые циркуляры. Иначе просто не может быть.

Мэр тем временем читал сообщение и, по мере того, как он подбирался к концу первой страницы, брови его ползли вверх. Я этого ожидал. Сообщение того стоило. Он дочитал страницу до конца, затем быстро пролистал остальные, поднял глаза на меня:

– Вы думаете, это все серьезно Мэг?

– Думаю, что да. С такими вещами не шутят.

– М-да, – озадаченно сказал он, потирая подбородок. – М-да. Вы-то, конечно, все уже просчитали.

– Еще утром.

– И не предприняли никаких действий?

– Я здесь посторонний. Вы же должны знать Устав Академии и Соглашение, по которому мы действуем. Я все равно не могу владеть здесь собственностью. Это все ваши проблемы.

– Не обижайтесь, Мэг, я совсем не это имел в виду. Но почему же вы сразу не вызвали меня?

– Я думаю, нет смысла спешить.

– М-да, – мэр снова задумался, потом стал медленно перелистывать сообщение, пробегая глазами заголовки и просматривая таблицы. – Как вы думаете, что все это может означать для нас?

– Я думаю, что лично вы, например, станете очень богатым человеком. И многие другие на Сэлхе тоже. В конечном счете, от этого выиграют все жители.

– Вы думаете? – как-то отрешенно спросил он, потом машинально, погруженный в свои мысли, повторил: – Вы думаете?

Я не стал ничего отвечать – видел, что он не ждет моего ответа. Спрашивает просто так, машинально. Я сидел и просто молча смотрел на него. Не то чтобы меня удивила его реакция – нет, чему тут удивляться, Сэлх есть Сэлх, и жители Сэлха – это жители Сэлха со своей реакцией на все происходящее. Но все же я не ожидал увидеть, что он так вот помрачнеет. Я бы на его месте...

Хотя, честно говоря, я не ставил себя на его место. Вдруг, вот только сейчас я понял, что всегда ставил себя выше и в стороне от событий, которые предвидел и планировал. Это ошибка, и за эту ошибку можно дорого поплатиться.

– М-да, – еще раз промычал себе под нос мэр и посмотрел на меня каким-то растерянным взглядом. – Как-то все это слишком уж неожиданно получается.

– А вас что, все это не радует? – спросил я, кивая на листки с сообщением.

– Да как сказать, как сказать... – он вздохнул. – С одной стороны, конечно, должно бы радовать. Я знаю людей, которые обрадуются, о-ох как обрадуются всему этому. Но другие... Вот я все понять пытаюсь, что же все это для нас-то означать будет? Мы же на этом вот самом месте всю жизнь прожили, предки наши здесь жили, дети наши здесь выросли. Всякое, конечно, бывало. Вон три года назад у нас тут даже убийство случилось. Но в целом ведь как хорошо жили-то. Спокойно трудились, нужды не знали уж сколько поколений, бедствия нас стороной обходили. Ничего нам здесь не давалось даром, все своими руками да головой добыли, все на себе испытали. И неурожаи ведь были. При мне уже двадцать лет назад такой кредит пришлось взять, что насилу расплатились. И аварии случались. А в начале, пока на острове еще этих местных тварей полно было... Но люди жили, и жили все лучше, и нам столько добра оставили, что можно было бы весь век свой прожить, не работая, и нужды не знать – с лихвой бы хватило. Так зачем же, спрашивается, нам здесь что-то еще нужно? Зачем?

– Ну ваше нынешнее благосостояние весьма относительно. Всякое ведь может случиться. Одни ураганы здешние чего стоят, хоть вы к ним и приспособились вроде. А с этим вот, – я кивнул на сообщение, – все вы будете как за железной стеной. Это – гарантия от любых бедствий. От любых, мэр. Это – капитал, который позволит вам жить где угодно и так, как вам угодно.

Мэр посмотрел на меня как на неразумного ребенка.

– Да поймите же вы, Мэг, что я – лично я – хочу жить не где угодно, а именно здесь, на Сэлхе. И не как угодно, а именно так, как я сейчас живу. И не от того, что не знаю никакой иной жизни – вам наверняка ведь известно, что в молодости я служил в десанте. Понесла нелегкая, приключений захотелось. Такого успел насмотреться... Есть, есть многое, в чем Метрополия нас здорово превосходит – но мне этого не надо. И другим жителям Сэлха, большинству из них, не надо тоже. Только они сами, боюсь, этого не понимают еще. А когда поймут, будет поздно. А то, что здесь вот изложено, – мэр потряс листками сообщения, – означает не больше и не меньше, как конец Сэлха, окончательный конец мира, в котором я хочу жить, мира, который я люблю.