Текст книги "«Сварщик» с Юноны (СИ)"

Автор книги: Сергей Трунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 8:
Канитель с радио

в которой Савелий мучается отсутствием связи и вспоминает радиолюбительскую юность.

Утром 24-го Мы проснулись ещё до рассвета. Собирали вещи, ставили последние задачи, отдавали последние распоряжения.

Пока я, довольный поисками, растолковывал Ереме как лучше сжигать нефть в топке парового котла, Резанов молчал.

«Вашбродь, ты чего кручинишься?» – заметил я наконец напряжение владельца тела.

«А? – вынырнул из задумчивости камергер, – Да не то что кручинюсь… Думаю как разгребать твои „подарки“. Ты-то прыг-скок и в дамки: вот вам золотишко, вот землица, вот новые подданные Империи, вот нефть. Вот и думаю как всё это пристроить».

«Так договор у тебя на руках», – беспечно пожал я плечами.

«Договор договором. Мало приобрести, надобно удержать, сохранить и приумножить. Но и это полдела».

«А что ещё?»

«Как что!? Вот ты представь: мы тут всё наладили, золотишко и нефть добывается, землица обрабатывается, идёт стройка, людишки трудятся. Мы уплыли, а сюда нагрянули супостаты. Те же алчные до золота гринго, янки-американцы, надолго-то сохранить в тайне сии россыпи не получится. И покуда до нас сия неприятная весть дойдёт, оне тут уже всё, всё приберут к рукам…»

«М-м-да-а… Знаешь Николай Петрович, а ты прав. Как-то я об этом не подумал… Послушай», – воскликнул я спустя полминуты напряженного раздумья: «А если мы тотчас узнаем о противнике? Ну, в смысле если сумеем поддерживать постоянную связь?»

«Тю-ю, – взмахнул Резанов, – Эдак нам никаких денег на гонцов не хватит. Однако ежели вовремя спохватиться, то пожалуй отстоим».

«А и не надо никаких гонцов».

«Как?»

«В моё время есть устройство для мгновенной передачи мыслей на любые расстояния. Твои, – я закатил глаза подсчитывая, – да, правнуки уже будут им вовсю пользоваться. Называется „радио“. Раньше него появится телеграф и телефон, но они по проводам и нам не подходят. Хотя по проводам связь надежнее. Попробую-ка сделать радио. Но на всякий пожарный случай давай-ка подстрахуемся как оговаривали…»

Я, чувствуя напряжение Резанова, всю инициативу отдал ему и сам пока что просто Наблюдал за деятельностью со стороны. Здесь, на месте нашего лагеря предметы уже хорошо различались, но на реке, где стояла «Мария», всё ещё сумрачно из-за тени от противоположного берега и отплывать чревато опасностью посадить судно на мель.

Резанов в который раз втолковывал Макару, старшине остающихся поселенцев, что сразу после отхода батели необходимо поднять на шесте Вымпел, для которого нашли кусок Красной тряпки. Я про себя ухмыльнулся: «Прям красный флаг». Втолковывал до такой степени, столько раз повторял, что довёл мужика до белого каления, у того свело лицо как от кислого.

Наконец все вопросы порешали, Макар с помощниками на лодке отправились к форту. Резанов в возбуждении ходил вдоль берега.

В общем-то я сам виноват: когда мы проводили на Собачьем холме рекогносцировку я обратил внимание Резанова что виден океан, и что если поставить флаг, будет заметно с океана. Логически всё верно, но вот как оно обернется на практике…

Напоследок перед отплытием Резанов решил ещё пройтись по берегу. В гальке что-то блеснуло пригляделся: нет, не золото. Но я придержал, нагнулся, подобрал: точно как найденный в первый день, сначала показалось кусок металла, настолько увесистый. Но на изломе заметил кубики кристаллов. Всё ясно: минерал, камень. Причем смутно знакомый. Сунул в карман. Резанов принялся отчитывать:

«Сергей Юрьевич, ну ты хоть на людях-то меня не позорь. А то что это такое: командор камушки как какой-либо мальчишка собирает по карманам!»

«Погоди, Николай Петрович, это не простой булыжник. Сдается мне это руда какая-то, хочу у Лангсдорфа уточнить».

Резанов только вздохнул. И, резко повернувшись размашисто зашагал к судну.

Все уже суетились на борту, ожидали только командора. Я остановился посреди трапа, обернулся: нас пришли провожать индейцы.

Наряженные в наши подарки они выглядели живописно, так что Лангсдорф бросился устанавливать светописец, чтобы запечатлеть незабываемое зрелище. Вождь в накинутом на плечи малиновом верблюжьем одеяле, рядом шаман в канареечно-желтом, оба донельзя довольные. «Ну чисто дети», – толкнул я командора. Позади элиты племени взрослые в темно-синих. Такие же у меня были в Галицинском погранучилище, да и на заставах после: «Неужто вон с каких времен повелось?» – подумалось.

Резанов приветственно поднял кулак. Вождь в ответ вскинул томагавк и многократно повторенное эхом «Хэйо!» прокатилось по руслу. Макар Ребров с Марией, новоиспеченной молоденькой женой-индианкой держась за руки стояли подле подаренного им на свадьбу громадного самовара. Который весело разбрасывался солнечными зайчиками от начищенного бока. Я не стерпел и схулиганил, прогорланил:

– Ур-р-а-а-а!!! – русские громогласно поддержали.

Глубоко осевшая под драгоценным грузом «Мария» осторожно лавируя в русле выбралась наконец на чистую воду и Хвостов облегченно вытер пот со лба.

По заранее проверенному фарватеру по течению двигаться гораздо быстрее, уже где-то через пару километров разве только в подзорную трубу удавалось разглядеть вымпел на форте. Резанов поник. Я ободрял его как мог: «Вашбродь, Ну что Ты? Ну придумаем ещё что-нибудь! Сейчас выйдем на простор – из пушки пальнём, нам ответят как договаривались с Макаром». Резанов резко огрызнулся: мол, «Ты, Сергей Юрьевич, прыг-скок и в дамках, ни за что не болеешь. А вот он, Резанов как государственный чиновник печется о благе державы: теперь всё оприходовал и чувствует себя обязанным держать ответ». Я понимал его состояние, поэтому оставил в покое…

А пока что я пощупал карман в котором лежал подобранный странно знакомый минерал, что-то мне свербило в мозгах, что я его хорошо знаю, раньше использовал, но додумать всё никак не удавалось, то и дело что-либо отвлекало. Вот сейчас позвал Ерёма и в радостном возбуждении показал что он придумал как пар, который до сего времени просто выпускали в атмосферу, так он придумал как его хотя бы частично конденсировать и возвращать воду обратно в котёл. Немножко усовершенствовал опору для вала, ещё какие-то детали паровой машины. Я порадовался: «Вот есть у нас первый рационализатор!»

Около шести часов утра Нас вынесло в открытый океан, мы повернули налево и поскольку пришвартоваться оказалось невозможно, встали на якорь в метрах трёх от берега.

Ерёма раскочегарил тлеющий в топке огонь, чтобы поднять давление пара в котле, который до сего времени поддерживался подогретым и занялся обязанностями бомбардира. Пушка шандарахнула холостым и если бы Резанов, бывший артиллерист не открыл бы рот, то я, пенёк, сейчас мотал бы головой как остальные пассажиры.

Звук пролетает примерно километр за три секунды, прииск где-то в пятнадцати километрах, значит около сорока пяти секунд добираться до них будет. Выждали на всякий пожарный минут пяток – нет ответа. Ну понятное дело, всё как всегда: «гладко было на бумаге, да забыли про овраги»! – оба мы с камергером полагались на идеальные условия, на полную тишину в природе то есть. А то, что тут, на побережье, практически постоянно ревет прибой нам как-то и не «в ум». Да и на прииске шума пусть и поменьше, но всё-равно хватает: и речка на перекатах «разговаривает», и ветер в скалах завывает…

Резанов места себе не находил. Мне тоже стремно в безвестности. Однако отчаиваться считаю глупым, да и в нашу «контору» нытиков не брали, сразу прикинул иные варианты связи с поселенцами. Поэтому поспешил успокоить и камергера:

«Погоди-погоди, Николай Петрович, меня тоже учили своих не бросать! А „голову посыпать пеплом“ – делу не поможет, гляди ещё как вариант: вооон там парочка вершин на берегу, – я поглядел на них, Резанов кивнул, – так вот, ежели к ним есть подход, то в следующее посещение прииска договоримся с ребятами о системе сигналов. Ну, скажем, столб там вкопать и тот же вымпел вешать, например синий – порядок, а красный – „Лёлик, всё пропало!“», – Резанов улыбнулся, чего я собственно и добивался чтобы отвлечь от бестолковых волнений. И, пока он не пристал с расспросами, сам пояснил:

«Это, Вашбродь, из фильма моего времени. А фильм это история из движущихся и разговаривающих картинок».

«Экие в Ваше время чудеса!» – покрутил головой Резанов.

Паровик размеренно пыхтел.

Пока мы так меж собой общались, повернули налево. Спустя сорок восемь минут по хронометру командора батель дошла до бухты подле нефтяного озера, куда судно осторожно завели. Хвостов уже наблатыкался маневрировать машиной, так что развернулись и стали под погрузку практически без матюгов и багров.

Судя по отметкам на боках скал подоспели как раз к дну отлива. Вход довольно узкий, но для батели легкопроходимый. А при некотором мастерстве и суда класса «Юноны» проскользнут. Разве что обломок скалы на дне повредит киль, ну так тогда крупным кораблям входить лучше в прилив. Внутри места тоже довольно. «Мария» на одном двигателе аккуратно маневрируя развернулась. Главное чтоб глубины позволили.

– Николай Александрович, а «Юнона» сюда зайдёт? – поинтересовался я у Хвостова, обвел бухту рукой.

– При нужном ветре зайдёт, – придирчиво оглядевшись выдал вердикт капитан нашего флагмана экспедиции.

– А под паровой машиной?

– Хм, – ухмыльнулся собеседник, – А как Вы, господин командор, считаете? Раз под парусом-то… Разве что разворачиваться придётся подтягиваясь якорями… Но нужно пробовать.

Высадили краснокожего проводника, которого щедро наградили. По очищенному проходу для пробы принесли десяток ведер нефти. Я прикинул, что для облегчения заправок хорошо бы поставить помпу, похожие на те, какие на судах экспедиции откачивали забортную воду из трюмов. Ручная пожарная помпа качать нефть отказалась, мы с Еремой додумались отчего, но сейчас исправить не время, поэтому тупо наносили горючки ведрами.

Здесь мы потратили полтора часа, но залили под пару тонн нефти во вчера специально сколоченный и просмоленный переселенцами еловый бак. Ерема все ещё топил пропитанными нефтью поленьями, но мы уже горячо обсудили устройство нефтяной горелки, впрочем, забегая вперед, дошли до Сан-Франциско без пополнения древесным топливом, а уже одно это окупает затраты на нефть.

«А вон там, на пике возле перевала неподалеку от прохода удачно встанет антена», – прицелился я.

Как это нередко случается в этих местах внезапно налетел шквал. В океане, за скальным створом бушевали нешуточные волны, сюда же, в бухту проникали только отголоски, в виде мерного покачивания. А ветер разбивался о скальный мешок вокруг бухты. За воздушными порывами хлынул ливень. Теперь поверхность океана забурлила от дождевых, почти тропических, струй.

Открытую корму накрыли ненужным сейчас парусом. По совету Савелия через командора Ерема так подпер полотнище, чтобы дистиллированная вода стекала в подставленные емкости: в открытом океане дождь единственный источник пресной воды, которую паровой мотор поглощает жадно.

Капли барабанят по тканевой крыше, в топке гудит пламя, пыхтит выходящий пар – люди почувствовали себя в тепле и уюте.

Однако забегая вперед: дойти одним днем всё-равно не успели, встали на якорь близ берега под прикрытием скалы и заночевали на «Марии».

Время в пути занять нечем, вот я и успел прикинуть как бы сгородить керосиновую лампу, набросал чертежик, сидя у борта. И что-то мне постоянно мешало, тянуло в кармане. Сунул руку и достал подобранный среди золотых самородков три дня назад необычно тяжелый минерал, брат-близнец поднятому поутру. И здесь наконец пришло в голову что он мне напоминает: это скорее всего галенит, сульфид свинца, кристаллы коего я применял для изготовления самодельного диода для детекторного приемника на заре своего увлечения радиолюбительством! Оба-на, на ловца и зверь бежит, радио!

Я вскочил и, в спешке от возбуждения наступая на ноги ворчащих со-пассажиров, кинулся за консультацией к Лангсдорфу:

– Григорий Иванович!

На переходе с прииска к Сан-Франциско Лангсдорф перебравший в своём кофре фотопластинки и классифицировав уже растения в гербарии и скромную коллекцию минералов, пробовал делать записи, но на болтающемся небольшом суденышке отбросил эту затею, не получилось у него. И поэтому сидел сейчас понурый, свесив голову и руки, но неизменный светописец прижал к себе.

И когда я протянул ему для обследования неизвестный минерал, обрадовался ему как манне небесной: глаза загорелись блеском исследователя, он повертел камень в руках, подковырнул отслоившуюся на сколе чешуйку – та отскочила, провел ногтем по блестящему серому кубику, пожевал губами, изрек:

– Ну что же, вряд ли сильно ошибусь Ваша Светлость Николай Петрович, если скажу, что это свинцовый блеск или галенит. Очень уж характерная руда. Из неё ещё древние римляне свинец извлекали. Он и по сию пору основной источник свинца. Так что примите поздравления. Сей минерал – соединение свинца и серы. И, скорее всего, нашли Вы его там же, где и золото, на россыпи, так? – он поднял испытующий взгляд на меня. Я утвердительно кивнул.

– Ничего удивительного, – продолжил, согласно кивнув учёный: – Полиметаллические руды часто сопутствуют золоту, являются спутниками золота. – На мои поднятые вопросительно брови он пояснил: – Полиметаллические это когда много разных металлов. Вот в частности с золотом частенько вместе встречаются соединения свинца как этот, – он провел заскорузлым, изъеденным кислотами пальцем экспериментатора по грани кубического кристалла моего минерала, – серебра, меди и некоторых других.

– Значит, это, Вы считаете, соединение свинца с серой… – проговорил я, думая о своём.

– Да, – протянул назад мою Находку натуралист, – Конечно, можно провести лабораторные исследования, Но скорее всего это так и есть. А зачем он вам?

– Видите ли Григорий Иванович, пока рано говорить, но есть у меня кое-какие мысли, кое-какие планы на этот минерал, Если это действительно тот, о котором вы говорите. Есть кое-какая на них надежда. И, в этой связи, покуда Я здесь скажите: у Вас проволока в вашем хозяйстве какая-нибудь есть?

– Что-то есть. Надо на «Юноне» смотреть, сейчас не упомню сколько. Там кое-какие исследования я делал – должны быть.

– А станиоль?

– А как же, экспонаты оборачиваю. А Вам зачем? Ещё что-то придумали? – глаза ученого заблестели.

– Да есть задумка… Но надо пробовать, пока говорить рано. А цинк в Вашем хозяйстве водится?

– Есть. В цинковые коробки запаиваю препараты, которые надолго хочу сохранить.

– Хорошо, Григорий Иванович. И ещё я Вас хотел кое-что спросить, коль скоро мы плывем и делать особо нечего, можем неспешно обсудить: А вот ещё – Я хотел у Вас полюбопытствовать, мне пришла мысль: хочу на нефти, а точнее на одной из составляющих нефть прозрачной горючей жидкости, которая полностью сгорает и которую я назвал керосин, вот на этом керосине сделать лампы вместо жира китового, тюленьего и т. п. Это дёшево, а светить станет гораздо ярче. Всё-равно с Вами это дело экспериментировать, без Вас никуда! – потрафил я самолюбию учёного. Хочу советоваться по конструкции керосиновой лампы, Григорий Иванович, когда вернёмся. Подсобите?

Ученый утвердительно смежил веки.

Удовлетворившись ответом Лангсдорфа я сунул камень минерала свинцовый блеск, предварительно обмотав тканью дабы не окислялись кристаллы, в походный сундук и угнездился на своё место, задумавшись: ну что ж, кристадин Лосева я буду делать на этих кристаллах. А пока что под руками ничего иного нет, вынужденное безделье, а времени ещё уйма, которое жалко убивать попусту, хотелось бы потратить с пользой.

Я мысленно пробежался по тем задачам, которые наметил для себя. Затем, не надеясь на память, вытащил блокнот, перелистал: ну да, практически всё помню. О чём прямо сейчас могу подумать из этого списка? Пальцем провел по столбику и уткнулся: так, оружие…

Оружие с нами было. Но здесь сейчас, хоть не так тесно, как когда мы плыли на золотодобычу, экипаж сократился вдвое, стало свободней, Однако всё равно не самое подходящее место для того, чтобы изучать оружие. Ружья-то под руками, да не развернуться тут с ними, не разложить удобно. Меня вдруг словно током ударило: Ёёё! У меня же пистолет имеется как у Командора! Пистолет вот он. Принципиально он ничем не отличается от ружья.

Я вытащил из простейшей кобуры пистолет, принялся вертеть. Чем больше рассматривал, тем жиже становился мой оптимизм. Я-то надеялся каким-нибудь образом переделать дульнозарядное оружие в казнозарядное чтобы ускорить стрельбу, но действительность расколотила мои мечтания… Оказывается для заряжания с казны оружию требуется ствольная коробка, на которой, как на раме держатся остальные части: вкручивается ствол, ходит затвор, размещается ударно-спусковой механизм, даже приклад крепится! А вот дульнозарядное оружие просто до безобразия: всего-навсего ствол прикрученный к деревяшке. Ну и на этой деревяшке – рукоятке пистолета либо прикладе ружья – врезан кремневый сейчас замок и спусковой крючок. И всё! Затвор тут некуда пристроить… Деревянная ложа, на которую тупо хомутом притянут ствол, заглушен сзади. Сбоку на стволе затравочное отверстие. Кремневый замок и спуск врезаны в ту же ложу. Ну обрежу я ствол сзади для ускоренного заряжания, а куда затвор-то крепить? Деревяшка силы выстрела не выдержит! Ладно, оставим до Тулы, до тамошних оружейников, авось народ помозговитее моего, чего-нибудь сладят по моим прикидкам. Я в сердцах ткнул пистолет обратно в кобуру. И тут же вытащил вновь: А ну-ка, ну-ка…

Заглянул в ствол – да-а, стволы сейчас «слонобои», палец можно запихнуть! Пуля круглая как правило. Пуля… Круглая… Или картечь… А что, если поиграться с пулей!? Ведь точность боя можно увеличить не только за счёт нарезки, но и за счёт изменения конструкции пули. Угу… Ну и плюс ещё использую порох пироксилиновый, бездымный вместо дымного. Лангсдорф вроде как-то оговорился что серная и азотная кислоты для него не проблема. Ну что ж… Тогда задача после прибытия: раздобыть хлопок, который практически на 100 % состоит из клетчатки, чистая клетчатка и смесь азотной и серной кислот – вот нам будет пироксилин. Это по прибытии – Я записал себе задачи. И, пока еду, надо вспомнить различные конструкции пуль, ну а на месте уже попробовать отлить и испытать… И я на отдельной страничке принялся рисовать пули, какие я помнил из своей охотничьей жизни.

Вошли в бухту Сан-Франциско мы Когда краешек солнца показался над горизонтом. К «Юноне» пришвартовались совсем посветлу.

Ерёма отговорившись нужностью – вот прямо кровь из носу! – умотать в бухточку, где изготавливался второй паровой мотор, что надо сразу внедрить придуманные им усовершенствования. Я поинтересовался проформы ради:

– Кто же будет здесь с паровой машиной управляться?

Ерёма беспечно махнул рукой:

– Да вон помощник мой, Савка, за время плавания наловчился. Так что не хужей мого сладит, барин.

И я его отпустил правами командора.

Резанов с головою погрузился в заботы: под прикрытием высоких бортов развозил золото по обоим судам на шлюпках, чтобы подстраховаться от случайностей, для скрытности раскладывал по пороховым погребам и решал кучу сопутствующих проблем: организацию охраны золота таким образом, чтобы никто не догадался что это. Пришлось сказать что огнеприпасы. Потребовалось выставлять серьёзный караул, заводить документацию помимо погрузки. Да текучки накопилось в отсутствие хозяйского глаза, вот и пришлось попутно разгребать.

Я прекрасно понимал всю занятость командора экспедиции и старался не мешать. Лишь в редкие минуты отдыха Резанова вновь углублялся в блокнот. Резанов зацепился взглядом как-то за непонятные значки, но благоразумно расспрашивать пока не стал: сейчас отвлекаться некогда.

Хотя я понимал что кристалл для моей затеи весьма важен, но осознавал что провода всё-таки на первом месте. Ведь именно провода потребны на основную часть приёмника – телефонный капсюль. Да и на антенну и на катушку тоже нужны они. Детектор сам по себе бесполезен.

Я успел накоротке узнать у Лангсдорфа что проводов у него с гулькин нос.

Когда я перебирал провода в каюте-лаборатории Лангсдорфа – немного, вряд ли этого хватит на задуманный мною кристадин… – но хоть что-то, и то хлеб, Ученый хитро прищурившись не удержался всё-таки от вопроса:

– Ваша Светлость, Николай Петрович, а всё-таки для каких целей провода Вам потребовались? Всё равно будем вместе делать.

– Ну да, Григорий Иванович. Ну что ж, – я выглянул в иллюминатор: собирались тучи, которые предвещали грозу. Я пожевал губами, поиграл лицом: в принципе должно получиться… – Чтобы я Вам не голословно объяснял, а на примере… Компас ведь у Вас имеется?

Лангсдорф с огоньком любопытства во взгляде молча выдвинул один из многочисленных ящичков в походном шкафчике, в котором у него всё хранилось в совершеннейшем порядке и выудил требуемое.

Я взял кусок провода длиной сантиметров 20, который свернул в кольцо, один конец на другой внахлёст, положил на стол и в центре поместил компас.

– Смотрите сюда Григорий Иванович. Вот видите там тучи собираются, сейчас будет гроза.

Как по заказу в этот момент Сверкнула молния, а от грома даже судна вздрогнуло. И в тоже мгновение Стрелка компаса скакнула в сторону. Мой палец, на который Лангсдорф смотрел в этот момент, почти упирался в стекло прибора. От увиденного брови ученого поползли вверх:

– Как это?

– А вот смотрите ещё разок, – я убрал палец. Следующая молния не заставила себя ждать.

И снова Стрелка компаса дёрнулась, но теперь уже в обратную сторону.

– Что это означает? – Лангсдорф оторвал взгляд от прибора, поднял глаза на меня.

Я прищурил глаз:

– Григорий Иванович, а давайте так: Вы же исследователь, натуралист, учёный. Вот вам факт, факт научный: сверкнула молния и стрелка компаса, находящегося внутри проволочного кольца отклоняется. Я-то могу всё объяснить, а попробуйте-ка самостоятельно исследовать, а? Потом я Вам всё расскажу. Ну вот мне просто любопытно: что у Вас получится.

Глаза учёного загорелись огоньком исследователя:

– Так-так-так, так-так-так, – забегал он вокруг стола, принялся переворачивать компас, кольцо распремлять, разглядывать, бросая взгляды в иллюминатор – я его уже не интересовал.

Под шумок, я на цыпочках отступил и тихонько-тихонько притворил за собою дверь с обратной стороны лаборатории.

В коридоре молчавший до того Резанов озадаченно поинтересовался:

«И что это было?»

Я шмыгнул в нашу командорскую каюту, плюхнулся на койку, откинулся на переборку и лишь тогда продолжил внутренний диалог:

«А это, Вашбродь, помнишь я тебе обещал что придумаю как нам поддерживать связь с поселенцами? Радио обещал. Вот ответ на этот самый вопрос то, что ты видел в лаборатории Лангсдорфа я демонстрировал. Это по сути грозоотметчик. То есть он чувствует грозу на расстоянии. Я собираюсь сделать похожий прибор, который будет чувствовать грозу на гораздо большем расстоянии».

«Нафига нам Гроза?» – сбитый с толку оторопел обескуражены Резанов.

«Ээ, Николай Петрович, Погоди, не спеши наперед батьки в пекло! Прибор, который мы сделаем будет принимать то, что создаёт вокруг себя гроза. Я тебе голову забивать не стану, назовем их эфирные волны. Сверкнула молния, от неё во все стороны растеклась эфирная волна. Как от камня по воде, чтоб тебе нагляднее представилось. Так вот, мы сделаем прибор, который воедино соединит как бы молнию, которая делает эти волны и как бы приемник Тех самых волн, приёмо-передатчик. Радиостанция или коротко рация. Ну и вот на расстоянии друг друга они будут „видеть“. Иначе говоря обмениваться информацией меж собой. Непонятно?»

«Не очень», сознался Резанов поджав губы.

«Ну я и не надеялся, Вашбродь, что ты вот так сразу поймёшь. Поэтому вот и не хотел рассказывать. А лучше я тебе покажу когда всё сделаю. Просто ты постарайся мне не мешать. А лучше поддерживай. Хорошо?»

«Ну что же, коли ты, Савелий, обещаешь что это будет работать, а до сего момента всё что ты обещал и потом делал – всё это работает, можешь положиться на меня. Можешь рассчитывать полностью на мою поддержку».

Резанов с головой ушел в накопившиеся за наше отсутствие дела, я старался не мешать и лишь попутно распорядился нарезать квадратные шайбы из цинка и медных обрезков обшивки корпуса для вольтова столба, то бишь батарейки, да приказчику, съезжавшему на берег, заказал прикупить тюк лучшего хлопка.

Всё это время я напряженно думал, вспоминал, когда выдавалось возможность что-то черкал на бумаге. Резанов видел какие-то каракули, рисунки непонятные, но пока не спрашивал ни о чём – времени катастрофически не хватало Несмотря на то, что он всех кого можно нагрузил, распределил различные задачи и Фернандо, и Хвостов, и Данилов, и боцман – все вовлечены, даже матросы. Все бегали, суетились. Но тем не менее дел не убавлялось.

И всё-таки вечером Резанов бросил всё, выбрал время для прогулки с Кончитой.

Гуляя по берегу он вел непринужденную светскую беседу, но отчётливо понимал, что надо как-то сгладить перед девушкой свою вину за столь долгое отсутствие. А что может быть лучше чем украшения для такой красавицы. И поэтому завёл Кончиту в ювелирную лавку.

Малоизбалованый посетителями ювелир скакал вокруг них как павиан. Которых Резанов во множестве насмотрелся в Индии: очень уж они там попрошайничали у людей, прямо из рук вырывали всё. Резанов вытащил из кармана золотой самородок. По его расчётам такого должно хватить на хорошую брошку. Ювелир внимательно осмотрел слиток, остро взглянул на Рязанова. Тот чтобы пресечь подозрения отговорился тем, что у него в России есть прииск, вот оттуда и самородок. Так-то он ничего не соврал: то что новые земли в Калифорнии принадлежали России у него уже был документ. Что на этих землях был Прииск также было правдой.

И пока камергер договаривался с хозяином лавки, я осматривал выставленные украшения: серёжки, цепочки, брошки, браслеты. Тут же, в задней комнате, была и мастерская. В открытую дверь виднелся подмастерье, который что-то паял. У меня перехватило дыхание и сердце радостно забилось.

Дождавшись когда Резанов свои вопросы решил, вставил свои «5 копеек»:

– Скажите сеньор…

– Аурелио, – расплылся в улыбке хозяин лавки.

– Сеньор Аурелио, – кивком поблагодарил я, – А вот ваш ученик, он что-то делает из золотой нити?

– Да, сеньор Командор.

– А много у Вас этой золотой нити?

– О, сколько угодно.

– Как это? – опешил я в теле камергера.

– Ну я сам её делаю, – выпятив грудь важно поведал Ювелир.

Я решил подначить хвастуна и изобразил лицом Резанова сомнение. Уловка прекрасно сработала:

– Если командору угодно полюбопытствовать, прошу, – с обиженной миной поднял барьер румяный толстяк и сделал приглашающий жест.

В закутке мастерской на столе стояли тиски, дырчатая металлическая плита, рядом огрызки различного металла.

– Вот Эрнесто, – позвал парнишку, – Покажи сеньору командору, как мы делаем канитель.

«Точно, – вспомнил я как называется золотая нить: канитель, тянуть канитель».

Приспособление довольно простое: стальная плита, в которой проделаны конусные отверстия. А кусок золота нагревается в пламени горелки чтобы размягчился – как кузнец железо, куется стерженек, заостряется и кончик протыкается в подходящее отверстие в плите, захватывается щипцами, и тянется пока горячий. Затем в отверстие поменьше. И так пока не получается провод нужной толщины.

– И сколько Вот это проволока стоит? – заинтересовался я.

– Чуть дороже золота, махнул хозяин.

В моем мозгу уже щёлкало. Я спросил Резанова: «Сможем ли мы потратить килограмм золота на нить?» – Резанов сегодня был добрый: рядом невеста, отказать не мог, поэтому только коротко кивнул. И я устами Резанова попросил сделать из килограмма золота вот такую, только что вытянутую нить в полмиллиметра.

– Заказать хочу золотое шитьё на платье невесте, доверительно нагнулся к хозяину, – мало ли, может не подойдёт к свадьбе.

Ювелир понимающе выпятил губы: «Понимаю, понимаю».

– Тогда, сеньор, золото моё или ваше?

– Вам принесут. А ещё, – взял под руку и отвел в сторонку хозяина, чтоб никто не слышал, – Сеньор Аурелио, а из меди можно так же нить вытянуть?

– Почему нет. Кузнецы вон из железа тянут, – и видя в глазах гостя недоверие, мастерски сыгранное мною, заверил:

– Я своими глазами наблюдал, когда у нашего кузнеца забирал плиту с отверстиями.

Я сделал пометку в мозгу и на завтра заказал кузнецу подобное приспособление. А ювелира попросил и из меди проволоки, пообещав щедро заплатить. Хозяин лавки не очень-то избалованный заказами в эдаком захолустье обрадовался и такому необычному заказу.

– Знаете, сеньор Аурелио, я пришлю к Вам дюжего матроса с медью. Используйте его совершенно бесплатно для вытягивания проволоки, работенка-то это тяжелая как я погляжу.

По ювелиру было видно, что прозрачную хитрость русского он раскусил. Но то ли и в самом деле берег собственного подмастерье, то ли не видел ущерба для себя в обучении зачаткам ремесла человека постороннего, а только согласно кивнул. Командор же получил специалиста по производству проволоки.

– Зачем тебе столько золотой нити? – пристала Кончита едва за нами закрылась дверь в ювелирную лавку.

Резанов растерялся, но я пришел на выручку: сделал таинственное лицо, возвел очи к небу – мол увидишь. А потом как бы снизошел. И шепнул на ушко девушке:

– У тебя будет то, чего нет ни у кого кроме Императора России. Ну ещё может быть меня.

Девушка зарделась, ей было очень приятно.

Явственно чувствовалось насколько Резанов за наше плавание осатанел без женского общества. И я, улучив подходящий момент, насколько мог деликатно намекнул, мол «Теперь уж ничего не попишешь с нашим сосуществованием, придется приноравливаться, поэтому пусть он отбросит всяческое стеснение из-за меня и следует зову своей природы. А я отвернусь». Резанов воспрял духом, выпрямился, расправил плечи и уже спустя полчаса нашел возможность уединиться с Кончитой. Я честно следовал уговору! До поры, до времени, эх, каюсь… Но голова сильно прочистилась, м-м-да-а.

После свидания, к вечеру получив канитель я устами командора послал приказчика к столяру за мебельным лаком. На самом деле, не изолировать же проволоку шелковыми нитками! Да я и не умел этого делать. А вот покрыть лаком дело нехитрое.

Доверить изготовление кристадина Лосева[2]2
  https://www.youtube.com/watch?v=4qMcj-e_1g


[Закрыть], а именно его я обдумывал последнее время – ничего другого столь же простого но и эффективного – в нашей ситуации сделать невозможно, некому. Поэтому я ковырялся сам. Кому доверишь: никто в этом времени ведь ничего не знает. Мотал катушки, намагничивал железо, делал телефонные капсули, искал чувствительные точки на кристалле галенита.