Текст книги "«Сварщик» с Юноны (СИ)"

Автор книги: Сергей Трунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава 15:
Наконец Питер!

в которой Савелий не мешает Резанову.

Ощущение, что дом принял, возникло сразу едва я вступил в прихожую: вихрем вылетел и повис на мне сынишка Резанова, пятилетний Петька, следом степенно вышла девочка помоложе, которая держала за руку совсем малышку с пальчиком во рту, смотревшую с любопытством и страхом – меньшая дочка Резанова, четырехлетняя Ольга. Меня сразу отпустила напряжение, которое росло весь последний участок пути, в то время как Резанов справа, в моём теле в нашем общем теле напротив, всё больше Успокаивался.

Потеплело на душе и у меня, когда облепили карапузы. Чтобы отделаться от этой напасти, пришлось выдать Каждому по кубику рубику. К слову сказать, через полчаса неведомым образом все 3 игрушки приняли вид груды запчастей, кучки маленьких сломанных деревянных кубиков. Теперь-то я понял, что я не был одинок, когда в детстве расчленял игрушки, которые взрослые не додумались как разобрать.

Следом за детворой с теплой материнской улыбкой появилась их гувернантка.

Фернандо, который балагуря следовал за мною, завис словно в моё время тугодумный компьютер. Несмело, что последнее время ему не свойственно, дёрнул меня за рукав и шепнул:

– Сеньор Резанов, Представьте меня сеньорите.

– Ах да, Акулина, прошу любить и жаловать: это мой секретарь, Фернандо. Фернандо, это гувернантка моих детей и экономка дома, властительница дома этого, – Я обвел рукой обширные владения, – Акулина Игнатьевна.

Дом сиял чистотой и порядком, но и теплом, мягкостью от него веяло – чувствовалась женская рука.

Фернандо по неистребимой испанской привычке, изящным жестом скинул берет, Однако косясь чтобы перо в очередной раз не сломалась, взмахнул и поклонился как истинный Идальго:

– Рад знакомству, сеньорита А-ку-ли-на Иг-на-то-вна, – старательно выговорил незнакомое имя.

– Николай Петрович, что это он лопочет? Какая такая сеньорита? – улыбаясь спросила домоправительница.

– Это в их краях означает девушка, – пояснил я гувернантке, та зарделась, а я повернулся к парню:

– Амиго, Фернандо, друг мой, Акулина не сеньорита, а сеньора. А вон её девочка четырех с половиной годков Наташа. – лицо парня поблекло. Но следующие мои слова опять включили в нём электричество, словно сработал выключатель: – К несчастью, её достойный супруг погиб в схватке с немирными горцами на Кавказе, мы с покойной моей супругой уговорили её воспитывать наших сынишку с дочуркой, Вот теперь она живёт здесь, управляет домом в моё отсутствие.

Парень глядел на молодую женщину во все глаза.

Сидор, который оказался наконец дома, принялся расселять прибывших с хозяином, а я с размякшим камергером внутри принялся за громадье ожидающих дел.

Всю инициативу я отдал покуда Резанову, поскольку в городе плохо ориентировался, этот Санкт-Петербург совсем не тот, что в моё время.

К моей радости Резанова ждал пакет с привелегиями на светописец из Австрии, Германии и Англии. Лангсдорф незамедлительно упылил с неразлучной треногой светописца и в сопровождении двух пыхтящих слуг с неподъёмными чемоданами, под завязку набитыми светоснимками в Академию наук, да по другой своей научной братии.

И, пока Резанов перебирал бумаги, обдумывал порядок визитов по своим неотложным заботам, я стаскал наше общее тело на пристань, узнал у Еремы и Анисима про особенности поведения паровой машины и кристадина в условиях северного морского перехода. Хвостов с офицерами занимали крыло дома, поэтому ещё в первый день доложил, что ценности, как значилось в распечатанном при прибытии пакете, складированы в укрепленном подвале, а команда распущена на побывку. Посетовал Николай Александрович лишь на то обстоятельство, что днище «Юноны» обросло ракушками, а такелаж требует серьёзнейшей ревизии, я с согласия со-владельца организма камергера твёрдо обещал в зиму поставить судно в док на верфи.

На другой день Резанов отдал распоряжения по усадьбе и мы с ним в едином теле убыли по делам. Макар, пользуясь отлучкой начальства, ущипнул Акулину за бок, ожидая обычной для их сестры реакции. Но молодая женщина степенно обернулась, как это умеют делать только русские женщины и некоторые английские королевы, обморозила проказника взглядом и по-кошачьи проворно схватила его за ухо. Тот взвыл, из глаз брызнули слёзы, а экономка нащупала позади себя на столе толстенную книгу и ребром ткнула его в лоб. Как будто легонько. Так бывалый плотник бьет молотком по гвоздю: на сторонний взгляд небрежно, но забивает с единственного удара по самую шляпку. А на лбу макара немедленно взбух кровавый рубец. Ещё с секунду молодая женщина рассматривала его словно поймала гадкое насекомое и решала как с оным поступить, наконец брезгливо оттолкнула:

– Пакостник, хоть бы детишек постеснялся.

Проказник глухо стукнулся затылком о стену и, растирая лоб и ухо, но ни сколько не обескураженный запричитал: виноват, Акулина свет батьковна, погорячился, был не прав! – озорные глаза его говорили об обратном. Потерпев неудачу Макар нисколько не расстроился, не в его характере злиться и он ловко проскользнув подле экономки запрыгал по лестнице вниз. Вскоре со двора раздался визг дворовой девушки и заливистый гогот обормота.

Фернандо, который шагнул было дабы защитить добродетель дамы, так ничего не сообразил и потому застыл истуканом. Нет, там у себя на испанской земле он чётко знал как поступать в подобных случаях. Коли дама благородных кровей – вызвать подлеца на дуэль. А если низкого сословия, отлупить плетью или на худой конец поколотить ножнами: не пачкать же о простолюдина руки!

Акулина меж тем обернулась к нему:

– Ну чего зенки выпучил горе луковое?

– «Зе-н-ки вы-пу-чил», «го-ре лу-ко-во-е»? Что сие означает, сеньора А-ку-лина Иг-на-то-вна? – озадаченно наморщил лоб юноша.

– Тю! Так ещё и немчура на мою голову, – всплеснула руками молодая женщина.

Это слово: «немчура, немец» фернандо знал, поэтому обиделся:

– Я не немчура, я – испанец, – и, чтобы произвести впечатление на эту простолюдинку – а кто ещё в экономки пойдёт! – выпятил грудь: – я идальго, дворянин по-вашему!

– Ой, идальго он! Ой, не могу! – молодая женщина неожиданно залилась по-девичьи звонким смехом: – Ой, а важный какой, – она состроила уморительную рожицу раздувая щеки и очень точно копируя выражение лица гостя.

Фернандо совсем растерялся. Эта необыкновенная сеньора мгновенно меняла непреклонную властность на детскую непосредственность, рассудительные речи на заливистый смех, а в её карих ангельских глазах так и плясали бесенята. Если Кончита, прежняя любовь напоминала парню озорную бойкую косулю, то Акулина несомненно львица: гибкая, но сокрушительная.

– Ну ладно, идальго, – утерев кончиком цветастого платка накинутого на плечи выступившие в уголках глаз слезинки наконец делано строго произнесла Акулина: – Что там Николай Петрович наказал тебе подобрать, пойдём уж, – и она толкнула раскрытой ладошкой в лоб испанца.

На что уж фернандо был парнем крепким, да и бойцом после тренировок с командором отменным, а и то покачнувшись едва устоял на ногах. Рядом с этой невероятной женщиной он чувствовал не себя защитником, а её матерью. Вела себя она с ним как с ребенком, и ему это было по сердцу!

Он сбивчиво, стараясь не утонуть в её глазах и злясь на себя за это, объяснил какое помещение потребно. Она слушала внимательно, ни разу не перебила, а лишь поощрительно кивала в нужных местах, чем подбодрила парня и он затих ожидая вопросов. Но молодая женщина уморительно сморщила точеный носик в раздумьи, после чего поманила ладонью:

– Пошли.

И привела в комнату, которая идеально подошла под радиорубку: и антену есть куда протянуть, и заземление под окном хорошее, и тихо. Фернандо, наученный горьким опытом ожидал длительного блуждания по зданию, тяжелых споров и иных прелестей выбора помещения в чужих апартаментах смотрел на проводницу с восторгом и обожанием: Нет, ну как она его сразу так точно поняла!

Дети ходили хвостом за слугой Фернандо. Уж очень необычно тот одет и важно ведет себя. Ребятишкам уже читали книжки про индейцев и увидеть живого краснокожего для них величайшее счастье. Орлиный коготь поначалу сохранял независимый вид, но уже на третий день весело играл с малышней, катал на себе.

Быстро сдружился с кучером и конюхом, с которыми нашел общий язык: Много говорили про лошадей. Несмотря на то, что краснокожий по-русски изъяснялся плоховато, а наши ни бельмеса по-индейски, но вот как-то объяснялись. С дворником, у которого дрова, индеец тоже быстро подружился.

В свободное время, которого у него было достаточно много, сидел и вырезал фигурки тех зверюшек, которые водятся на его Родине и дарил ребятишкам – восторгам, визгу не было предела! Резанов, увидев такое благолепие, подозвал индейца, протянул деньги, но тот отодвинул руку камергера:

– Орлиный коготь, мой бледнолицый брат Командор, не для денег сделал – так его душа захотела. – ответ хозяину дома понравился, деньги спрятал.

Неожиданно оказалось, что женская половина дома души не чает в Орлином когте. Потому, что не пьёТ, не курит и не буянит. О чем не замедлили попенять своим муженькам. Дворник, в подпитии буйный, услышав такое и крепко заложив за воротник попытался повоспитывать индейца, но когда очнулся связанным собственной метлой затею эту бросил.

Но наибольшее внимание краснокожему уделяла вдовая солдатка Матрёна, дочка слуги Резанова, работавшая в усадьбе прачкой. Детей двадцатилетняя женщина нажить со сгинувшим при Аустерлице мужем не успела и уж Сидор горевал, что остался без внуков, но внезапно та привела Орлиного когтя, мол «вот, замуж за оного хочу». Дворня шепталась, мол «Нехристь», но отец Матрены обрадовался такому зятю, ибо он-то за путешествие успел оценить все несомненные достоинства индейца, к тому же тот беспрекословно принял крещение в Православие под именем Василий.

Приехал свояк Резанова главный директор Русско-американской компании Булдаков. Камергер накормил гостя домашним обедом и потащил на пристань. Михаил Матвеевич возбужденно полез на «Юнону», всё ощупал собственными руками, по-дружески поговорил с моряками. А потом, стоя вновь на набережной и утирая пот платком, кивнул на судно:

– Почем же обходится доставка пуда до Новоархангельска, Николай Петрович?

– Ещё до копеечки не высчитывал, но всяко дешевле и, главное, куда проворнее, нежели сейчас по суху до Охотска, а только там морем. Ты ещё учти, Михаил Матвеевич, что машину на корабль мы там собирали, можно сказать что «на коленке». А коли добьюсь, а я добьюсь, будь благонадёжен, чтобы на казенном заводе хорошую машину сработать, то ещё дешевле станет обходится, ибо мотор получится меньше, но сильнее и прожорливость поумерит.

– А вот откуда ты всё это узнал? – покачал головой компаньон.

– В дальних краях каких только диковинок не увидишь, – ушел я от прямого ответа и повлек акционера РАК в кабинет.

Когда Булдаков уселся за столом, я крутанул фитиль керосиновой лампы и помещение ярко осветилось тёплым, почти солнечным светом. Булдаков внимательно оглядел осветительный прибор:

– Николай Петрович, вроде по виду масляная лампа, а горит так ярко. – Он повернулся ухом: – И не шумит как лампа Ардо, – проявил осведомленность.

Лампа Ардо работала по принципу керогаза, помню из своего времени его шум при работе, поэтому рассмеялся:

– Михаил Матвеевич, это я придумал. Да, лампа почти такая же. Вот только масло в ней другое. Ну, давай ближе к делу, – оставил я интригу.

При беседе свояк то и дело поглядывал на лампу и покачивал головой: мол, «Ничего себе!» – и с завистью бросал взгляды в её сторону.

Я поковырялся в бумагах и подал папку со светоснимками:

– Вот это с форта Росс в новых владениях компании на Калифорнийской земле. А вот с Ситки, Кадьяка и Охотска.

Булдаков близоруко щурясь – У меня в мозгу почти к границе осознания подступило ощущение чего-то очень знакомого, но к сожалению не проявилось, ускользнуло. Гость меж тем подносил снимки к носу, разглядывая в весьма скурпулёзно:

– Николай Петрович, кто сии картинки столь достоверно изобразил?

– Михаил Матвеевич, это мы с Григорием Ивановичем Лангсдорфом, врачем экспедиции в Калифорнии придумали прибор такой: светописец. Вот он мгновенно подобные снимает. А эти Вам, акционерам в доказательство. Но и это ещё не всё: за вчера Баранов заготовил, – я сверился с записями: – 18 пудов картошки и репы, засолил 3 пуда капусты, в форте Росс поднято 17 десятин зяби, – я зачитал всё.

– Как?! – добрые глаза купца округлились.

– А пойдёмте-ка, – я поманил свояка камергера в радиорубку, где продемонстрировал кристадин.

– Воля твоя, Николай Петрович, – в смущении покачал головой собеседник: – Это уж от нечистого.

«Я тебе, Савелий, говорил! Свояк мой весьма набожный человек». – тут же заворчал Резанов внутри.

«Ничего, Вашбродь, пусть лучше от нас узнает, чем потом дикие слухи до него дойдут. А кто не рискует, тот не пьет шампанского!» – объяснил я со-владельцу тела.

– Михаил Матвеевич, – махнул я отрицательно ладонью, – сие устройство от Бога нам на пользу дадено. Вот ты же не станешь уличать в пособничестве сатане капитана, который кричит в рупор, чтоб его расслышали. Разве рупор от нечистого? Так и сие приспособление, – кивнул я на рацию, – эдакий рупор. Причём с быстротой молнии связывает корреспондентов. Но, Михаил Матвеевич, об этом приборе пока никому ни слова, хорошо? – Гость закивал, а я закончил:

– В сем наше преимущество пред конкурентами.

– Даа, чудны дела твои, Господи, – покачал головой свояк, – а вот сумлеваюсь, сможем ли в Калифорнийских землях удержаться, шибко далече от Рассеи-матушки…

Когда гость засобирался, я придержал его за запястье:

– Михаил Матвеевич, не откажись принять в дар, – вытащил я из-за кресла заранее приготовленный упаковочный футляр с керосиновой лампой. И полуведерный бочок: в моё время сказали бы шестилитровый, но сейчас, в царской России ведро помещало почти двенадцать литров, поэтому полведра.

– Вот угодил! – всплеснул руками Булдаков: – Благодарствую!

– Да, вот ещё тебе, – я выудил из кармана сюртука рубик, – Накось-ка, – показал Как крутить. У того сразу глаза загорелись:

– Ух ты! Какая занятная забава!

– Да, – покивал я головой: – и вот эту лампу, и вот эту забаву я собираюсь здесь, в Санкт-Петербурге, а там и по всей России продавать от имени Русско-американской компании. Вдобавок к чаю и мехам. Я сию забаву назвал «рубик», сокращение от «Русский кубик».

Компаньон, сидевший до этого напряжённо, оттаял.

Уезжал Булдаков до чрезвычайности задумчивым. А я вознамерился, покуда Лангсдорф отсутствует, решить другую насущную заботу, позвонил в серебряный колоколец.

– Вызывали, Ваша Светлость? – в дверь просунулась хитроватая рожа бывшего шпика.

– А, заходи, заходи, Макарка. Хватит девок щупать, дело тебе есть.

– Дак они сами липнут, – развёл руки мужичонка «метр с кепкой» – что они в нём находят! – и блудливым выражением лица.

– Верю. Но пусть пока передохнут. А для тебя есть дело, Макар, – поманил я его ладонью. Мужик мгновенно сбросил показную расхлябаность, подобрался. Я указал глазами на стул и он скупыми движениями, но текуче словно ртуть примостился сбоку, а я вынул из ящика стола чистый блокнот с карандашом, положил перед ним.

– Бери. Писать-то умеешь?

– А как же. На службе приходилось отчёты начальству кропать.

– Вот тебе задачка Почти по твоим способностям: на окраине города или в ближайших деревнях, но чтоб дорога была главное, Отыщи несколько красильных мастерских, которые на ладан дышат. Возможно кожи где красят там. Или материю. Или рисунки на ткань наносят. В общем, где чаны большие есть, где умеют работать с растворами. Самое главное: чтобы хозяин, владелец был хорошим мастером, но плохим дельцом, никудышним купцом. Чтобы он ничего не мог продать и чтобы у него всё это дело кредиторы собирались отнимать.

– Сделаем, Ваша Светлость. – Макар воздел глаза соображая: – Парочку прямо сейчас могу назвать. Но надо поближе поглядеть.

– Чем больше, тем лучше. – кивнул я головой.

– Будь сдел, Ваша Светлость, – выражение лица мужичонки посекундно менялось, будто он уже высматривал на улицах требуемое.

– Слушай, Макар, всё как-то не приходилось пообщаться… Смотрю, мужик ты хваткий, дельный, чего тебя хоть из полиции-то поперли?

– Да так, – хитро прищурился мужичонка: – Было дельце.

– Опять по женской части? – проявил я интуицию.

– Ну типа того. Вишь, ли, Ваша Светлость, дочка полицмейстера на мене глаз положила, проходу не давала. Он мене: «Так и так Макар», – говорит: «если что, сгною!» А я что? – она сама.

Я засмеялся:

– Нипочём не поверю, что ты там ни сном, ни духом.

– Было маленько.

– Ага. Ясно. Короче.

– Ну короче: кто-то, подозреваю кто, настучал, он нас застал, ну и попёрли…

– А со Степаном ты как, Где, откуда пересёкся?

– Да то-то и оно, Ваша Светлость, – вздохнул Макар: – Не успел я как следует погоревать – работу-то я любил, по мне работа-то, сами видите – как приходит ко мне от купца Головина.

Я насторожился: Головин конкурент нашей, Русско-американской компании:

– Ну?

– Ну, такое дело, – говорит: – приказчик выручку за полгода с факторий спёр. И убёг, отдавать не хотит. Ну в общем, мне вас порекомендовали: вот вы хороший профессионал, да сейчас в затруднении.

Ну, работа по мне, взялся. Стёпку-то я нашёл быстро. И в чём дело-то понял: мужик действительно собрал всё по-честности денег несколько кожаных мешков, вез с фактории. Да вот по весне дело было, переезжал через реку, лёд подломился, сани под лёд затянуло, он к лошади выпрягать кинулся: лошадь спас, а сани пропали. Головин слушать не хотит: «Украл! В Острог закатаю!» – ну Степан и в бега. Я ему сразу поверил: Я таких людей насквозь вижу, сам знаю что к чему. А тут ватага Кондрата, вот мы к ней и прибились. Вот такая, Вашсветл, катавасия… – уже невесело усмехнулся мужик.

– Ладно, – хлопнул я его по плечу: – То, что было, то было. Теперь у нас будут другие дела!

Степана Я снарядил в Баку и на Кавказ с наказан скупать нефтеносные Участки земли, покуда по дешёвке Это можно сделать и организовать доставку нефти в Санкт-Петербург. А пока потихоньку через дворню скупал в аптеках керосин, чтобы преждевременно не вызвать ажиотажа и чтобы ушлые провизоры не взвинтили цены на сие «лекарство». Получалось дороговато, но реклама в моем мире обходилась куда дороже и то за нею дело не стояло, а тут мы исподволь готовили рынок сбыта.

Подслеповато щурюсь, Сидор наклонил бочонок, чтобы наполнить керосиновую лампу. И пролил. У меня тут же из глубин подсознания опять всплыла знакомая мысль, Однако вновь так и не дала себя ухватить… Я досадливо поморщился и послал дворового мальчишку, который крутился поблизости, за воронкой. Но и в Широкую горловину слуга два раза из трех промазал. И то бы не беда, подтереть недолго, да и руки отмыть можно, а вот одежду отстирать современными примитивными моющими средствами немыслимо, будет вонять до скончания века одежки. Стоявшая рядом экономка нетерпеливо оттеснила слугу и ловко, Как это умеют делать лишь женщины, плеснула почти доверху. Я изумился:

– Ну ты ловка, Акулина Игнатьевна!

У молодой женщины брови поднялись шалашиком:

– Так я, Ваша Светлость Николай Петрович, масло-то наливаю. Ничего. Нормально.

Я смутился. Действительно, это в моё время девушки дрожали над ноготками и тяжелее смартфона ничего не поднимали.

Кондрат, с первых же часов, как я его представил, твёрдой рукой правил дворней, которую держал в кулаке не хуже, чем свою ватагу, причём слушались его, как я обратил внимание, не за страх, а за совесть: его уважали, побаивались Да, но без причины он не наказывал, но и провинности не спускал. А вот за своих стоял горой и награждал за успехи.

Резанов

Первым делом он отправился в приёмную Митрополита Санкт-Петербурга. Ему сказали, что Владыка объезжает паству, сейчас находится в Новгороде. И предложили оставить требу по его вопросу в приёмной. Он оставил и вышел.

Савелий

По выходу Я спросил:

«Вашбродь, а что ты требу… Самого митрополита дождался бы, да пошёл бы к нему».

«Э нет, Савелий, – назидательно поднял палец, мой палец, наш палец камергер: – Всё должно быть по инстанциям. И потом: это моё личное дело, а не Государево, чего ради со своим личным делом попрусь, да к кому – к Предстоятелю Православной Церкви Санкт-Петербурга».

«Ну-ну», – пожал я нашими общими плечами.

Следующее дело, которое Резанов вознамерился исполнить: отправился в приёмную Царя. Но и там на просьбу личной аудиенции ответили, что Император сейчас в войсках, в Австрии, Когда будет неизвестно. И тоже предложили оставить своё прошение. Резанов долго писал, черкал, комкал исписанные листы и в итоге отдал деловодителю десяток страниц убористого текста.

«Ты чё там накропал, Вашбродь? – полюбопытствовал я на улице, – Да излагал по-пунктам выгоды от приобретения Калифорнийских земель для России».

Очередное посещение – в коммерц-коллегию, заехали к графу Румянцеву. Алексей Николаевич обрадовался Резанову, приобнял, усадил, предложил лафиту, принялся расспрашивать: интересовался всем. Восторгался ярким светом от принятой в дар керосиновой лампы, не выпуская крутил рубик. Тем не менее, когда Резанов в подходящий, как ему, да и мне показалось, момент положил на стол предложения о присоединении Калифорнийской земли к России, Румянцев без интереса перелистал бумаги, отодвинул, вдохнул:

– Николай Петрович, ну ты сам всё прекрасно понимаешь: куда нам эти земли ещё осваивать – тут бы разобраться… Война на носу… Людей вон до Охотска-то с какими издержками доставляют… А туда-то на чём?

Камергер не Нашёлся что сказать. А я попросту был не готов на данный момент: надо было министра что ли на «Юнону» сводить! Но теперь в другой визит.

Выходил из коммерц-коллегии Резанов погрузневший, опечаленный.

«Вашбродь, не спеши кручиниться, что-нибудь придумаем, непременно выкрутимся! А сейчас поехали-ка привилегии оформлять». – со-владелец тела поднял голову: уж на это-то у него хватило смелости испросить разрешения у Румянцева, тот сразу повеселел, размашисто написал записку, которая к нашему счастью сыграло роль «ускорителя»: привилегии на рубик, керосиновую лампу, бездымный порох, пулю-турбинку, радио, телеграф, телефон, способ получения керосина, светопись, способ получения стали из чугуна дутьем воздуха, паровой двигатель двойного расширения – всё это в одном пакете оформили быстро. Повеселевший Резанов вместе со мной внутри отправился домой.

Во время обсуждения на Санкт-Петербургском чугунолитейном, будущем Путиловском, заводе стального котла и новой паровой машины двойного действия, литого бронзового винта для судов, Прибежал взмыленный гонец из усадьбы Резанова:

– Ваша Светлость, Николай Петрович, там это, из Иркутска, от губернатора срочный пакет!

По-быстрому закруглив оставшиеся вопросы, Я поспешил домой. Резанов тоже всполошился:

«Что там такое может быть, Савелий?! Что-то в конторе наверное нашей РАК? Уж не разбойнички ли наши озоруют!»

«Вашбродь, даже не представляю! Сам голову ломаю, ничего другого не могу тоже вообразить…»

Каково же было моё веселье, и одновременно негодование Резанова, Когда в: Срочном! Правительственном! Пакете! который несся гонцами, разгоняющими прочь с пути всех встречных-поперечных на расстоянии от Иркутска до Питера, мы прочитали мольбу о помощи губернатора Корнилова Алексея Михайловича: «Собрать рубик!» Это было в первых строках. Дальше, на пяти страницах, объяснялось что и как в головоломке выглядит.

Отсмеявшись, напившись чаю, отобедав, отдав распоряжения всё-таки решил дать ответ. Сверяясь с записями и корявыми рисунками губернатора, или кто там составлял ему это послание, эту депешу, я нарисовал в виде комиксов из моего стремительного времени коротенькую инструкцию. И уже поднося её к обратному конверту, дабы послать Макара отнести гонцу на Постоялый двор, где тот дожидался ответа, Я остановился, рука моя зависла над пакетом: ёлки-палки, а ведь такие проблемы возникнут не только у Иркутского губернатора! Значит что, надо к каждому рубику прикладывать такую инструкцию Когда будем продавать? Ведь вал обрушится писем – не отпишешься! Я тупым концом карандаша почесал правое крыло носа: «Угумм…»

Отложил ответ и карандаш. Встал. Походил по кабинету. Подошёл к окну. Поглядел, как Кондрат «дирижирует» пилкой дров, как дети носятся по двору, пожевал губами и тут мой взгляд упал на журнал «Северный вестник» на столе… «Опа-чки! Оба-на!» – осенило меня: «А почему бы и нет?!»

«Собственный журнал, каких сейчас нет. Скажем: научно-популярный. И эмблему запоминающуюся. И назвать его чтобы реклама была „РАК вестник“. Где давать сведения как о деятельности Русско-американской компании: о мехах, новых фасонах одежды из этих Мехов, всяких там шуб, горжеток, муфт, шапок и прочего, об иностранном опыте и т. п. И небольшой раздел вот на головоломки, в частности на рубик. А ещё можно, если удастся наладить производство керосиновых ламп, про обслуживание этих самых ламп. Также Где купить и другую информацию».

Сказано – сделано: я достал неразлучный блокнот, записал в задачи: «организация журнала». Значит, надо подискать редактора, журналистов и помещение, типографию. Вот вернется Степан из Баку – озадачу. И как раз вовремя: влетел разгоряченный Лангсдорф подписать смету:

– Николай Петрович, полнейший фурор, Ваша Светлость! Все мои коллеги в восторге от светописи!

Воспользовавшись моментом я спросил готовы ли светоснимки Иркутского губернатора с семейством, нарочный принёс пять листов, которые заодно с инструкцией к рубику и вложил, кликнул Макара, вручил отнести гонцу и обратился к естествоиспытателю:

– Григорий Иванович, мы подобрали, – я сверился с записями: – Семнадцать участков, подходящих по расположению под производство светоматериалов. Но надо глазом знатока оценить их пригодность. Не откажите в любезности объехать их вместе с Макаром, поглядеть, пощупать, понюхать, а главное переговорить с владельцами.

– А с владельцами о чём говорить? – поднял глаза Лангсдорф.

– А мы же всё-равно станем подбирать работников и мастеров, так вот и убьем двух зайцев: все владельцы по моим сведениям дело свое любят, а купцы никудышние. А так они и при своем деле останутся, и производственным процессом в совершенстве владеют – нам искать никого не придётся.

– А что, идея превосходная.

На излёте августа пришёл ответ из Санкт-Петербургской епархии Русской Православной Церкви, написанный отменным калиграфическим почерком. Резанов прочёл и поник. А у меня от обилия ижицы, ять, Да ещё церковнославянского заковыристого стиля зарябила в глазах, я потряс головой и взмолился:

«Вашбродь, Переведи а!»

«Ну, Савелий, – нехотя начал Резанов в моём теле, – в двух словах: католики еретики – вот указания на установление такого-то собора, брак с ними, венчание с ними – дело богопротивное. Проще говоря – нельзя. Всё зря…»

«Иэээ, Вашбродь! Погодь, погодь кручиниться. Я точно знаю, что браки между православными и католиками возможны, и в моей истории были делом обыкновенным! Что-то тут не так… Сдается мне, что ответ давал дьячок какой-нибудь малограмотный, несмотря на каллиграфический ровный почерк».

«Ну и что – ответ-то вот он, есть. А что ты предлагаешь, Савелий?»

«Да просто всё, Вашбродь: едем к митрополиту».

«Как же к Митрополиту? Сначала надо к Архиерею, потом ещё через Епископа кажется, а только потом, если не получим вразумительного ответа, тогда только…»

«Ну вот что, Николай Петрович, едем до Александро-Невской Лавры, где резиденция Предстоятеля. Вот там мы все вопросы порешаем».

Отстояв службу, во дворе я обратился к служке с просьбой подсказать, кому передать дар для Митрополита.

– А вон, секретарь его идёт. Вот у него и Спросите, – с улыбкой ответил тот.

– Святой Отец, – обратился Я к торопящемуся человеку в монашеском облачении.

– Да, сын мой, – остановился тот улыбаясь.

– Я бы хотел сделать дар Митрополиту, вот, – приподнял я картонный футляр: – от Русско-американской компании. Это новый светильник, дабы Его Святейшество мог читать книги Отцов Церкви без устали глаз. Топливо там хватит надолго, а коли потребуется: достаточно только известить отделение нашей компании и привезут. И ещё хотел бы получить личную аудиенцию Митрополита. Я Пока остановился в доме богомольцев при Лавре.

– Что же, я передам и ваш дар и вашу просьбу, – согласно склонил голову священник.

К вечеру зашёл служка и уведомил, что меня приглашают на аудиенцию.

В келье Митрополита на специальной полочке, где раньше видимо размещался масляный светильник, ярко горела керосиновая лампа. Я представился, после того как поцеловал руку Митрополита, он прогудел:

– Ну, угодил. И правда Светло аки Божьим днём. И не коптит совсем. И вони нету. Надо же! Что же ты хотел, сын мой раб Божий Николай?

Я коротко изложил просьбу Резанова. Митрополит внимательно выслушал, покивал головой и, когда я подал ему ответ из епархии, прочитал и гневно откинул в сторону:

– Ну сколько им, неучам, объяснять: Собор собором! Но это один собор, есть другие. Не по-Христиански разлучать любящие сердца! Есть, сын мой, процедура на сей казус. Она уже выработана: твоя нареченная Должна в церкви пройти обряд отречения от ереси, потом через несколько дней примет таинство Крещения в Православие, ну а там уже можно будет вам повенчаться как православному с православной.

Есть и другой вариант: отдельным установлением Глава Русской Православной церкви Император Российский дает разрешение на бракосочетание с католичкой. Однако у неё должно наличествовать разрешение от папы Римского на бракосочетание, венчание с православным. Но тут потребно ещё ходатайство от Императора Российского, ибо Папа Римский тоже государь. Какой вариант тебя больше устраивает?

– Владыко, я сейчас не готов ответить, моя невеста очень далеко находится, на другом краю света, – покривил я душой, хотя конечно мог по радио быстро выяснить этот вопрос, – Но, думаю, хуже не будет, Если Вы напишете ходатайство к нашему Всемилостивейшему Императору, а если она захочет принять православие – Так одно другому не помеха.

– Ох и хитер ты, купчина, – рассмеялся в бороду Священник и погрозил пальцем: – Будь по-твоему – быть посему. Как, бишь, её, Где она живёт?

Я заметил, что Митрополит Амвросий близоруко щуриться при чтении, невзирая на замечательное освещение и увидел на столе нечто наподобие лорнета. Смутная мысль зашевелилось в голове, я попытался её выудить, она ускользала и так и в этот момент не далась. Уже тресясь в коляске по пути в столицу, прокручивая в голове визит, всплыл образ читающего Митрополита, а рядом возникла картинка его в очках. Ба! Опа-на! Очки!