Текст книги "Пощёчина генерал-полковнику Готу"
Автор книги: Сергей Трифонов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
11
Танковая бригада была расквартирована в Бресте, в Южном военном городке, в двух с половиной километрах от границы. Позднее, прослужив два-три месяца, Гордеев понял, насколько дислокация бригады и развернувшейся на ее основе 22-й танковой дивизии 14-го механизированного корпуса 4-й армии Западного особого военного округа, была крайне невыгодной. Районом сбора бригады, а потом дивизии, являлся район Жабинки. Чтобы туда попасть, необходимо было переправиться через реку Мухавец, пересечь Варшавское шоссе и две железнодорожные линии: Брест – Барановичи и Брест – Ковель. Любой мало-мальски грамотный командир понимал, что на время прохождения бригады (дивизии) остановится всякое движение в районе Бреста, начнётся транспортный коллапс, а в городе – хаос.
Гордеев задавал себе вопрос: неужели командование округа этого не понимает? Как и не понимает того, что близкое расположение к границе создаёт угрозу больших потерь личного состава, техники, боеприпасов и ГСМ от артиллерийского огня противника и окружения. Но Гордеев, помня слова подполковника Зайцева, держал язык за зубами, ни с кем такие вопросы не обсуждал.
Приняли его в бригаде хорошо. Как и всех молодых командиров, разместили в так называемом Доме командирского состава, добротном двухэтажном кирпичном здании; выделили большую и светлую комнату с армейской металлической кроватью, платяным шкафом, тумбочкой и тремя стульями. В конце коридора располагалась общая кухня, а за ней – общие туалет и ванная комната с душем. Питался Алексей в офицерской столовой, в магазине военторга покупал хлеб, масло и колбасу на завтрак.
С соседями он старался поддерживать добрые отношения, был приветлив, помогал, чем мог по хозяйству, участвовал в коллективных праздничных застольях, но выпивал символически. Вскоре он обратил внимание на то, что большинство молодых семей командиров питались не дома, а в столовой, лишь по вечерам собираясь на кухне для чаепития. Оказалось, что молодые жёны просто не умели готовить. Многие из них недавно окончили профессиональные училища, техникумы, некоторые – вузы, привыкли к жизни в общежитиях и питанию в студенческих столовых. А те, кто были выходцами из села и, кроме простейшего набора продуктов в виде картофеля, капусты, моркови, лука и чеснока, ничего другого ранее не видели, просто не знали, что выбрать на богатом продуктовом рынке Бреста, как приготовить рыбу, куру, говядину или свинину.
Однажды Гордеев был свидетелем совсем анекдотического случая. Его коллега, командир танковой роты, устроил ужин по случаю дня рождения супруги. Молодая женщина, желая удивить супруга и гостей, приготовила густые щи на сборном мясном бульоне. Мясо в щах оказалось жёстким, явно недоваренным, равно как и хрустевшие на зубах овощи. Но вкус был какой-то необычный, непривычный, отбивавший традиционный аромат щей. На удвивлённые взгляды гостей улыбавшаяся хозяйка с гордостью заметила:
– Что, вкусно? Необычно, да? Это я туда апельсиновые цукаты и сушёный инжир добавила. Поляки на рынке посоветовали!
Как же про себя смеялся Алексей, жалея бедную именинницу, никогда ранее не пробовавшую апельсинов и инжира, и не понявшую злую издёвку польских торгашей контрабандным товаров.
Гордеева назначили командиром третьей роты первого батальона бригады. Прежний командир уехал на учёбу в Ленинград, в высшую бронетанковую школу, готовившую командиров танковых батальонов и полков. Личный состав роты оказался неоднородным. Командиров первого и второго взводов, младших лейтенантов Шумейко и Клюева, в период советско-финской войны окончивших краткосрочный курс танковых училищ, но на войну не успевших попасть, только условно можно было считать командирами. Техники они не знали, в приборах наведения орудия не разбирались, организовать элементарный ремонт танка были не способны. Путались в уставах, не умели читать карту, за чистотой танкового пулемёта и штатных карабинов не следили, так как сами в них мало что понимали. Недостаточно времени уделяли физической подготовке бойцов. Но с подчинёнными, как это часто бывает, держали себя высокомерно и заносчиво. Не зная чем занять своё служебное время, гоняли своих танкистов строевой подготовкой на плацу.
Командир третьего взвода, лейтенант Бузов, только прибыл в бригаду из 1-го Харьковского бронетанкового училища имени Сталина. Парнем он оказался способным, технически подготовленным и любопытным. Невысокого роста, физически развитый, Бузов сразу понравился Алексею. Танки его взвода сияли чистотой. Механики-водители относительно неплохо знали своё дело. Оружие было в свежей смазке.
Помпотех роты, воентехник 2-го ранга Паламарчук, человеком оказался безвольным, вялым, постоянно ноющим на нехватку запчастей и горюче-смазочных материалов. На вопрос Гордеева, что он лично сделал для ликвидации дефицита, тот пожимал плечами и прятал глаза.
Подготовка механиков-водителей роты оставляла желать лучшего. Заряжающие плутали в номенклатуре пушечных снарядов, часто путая бронебойные, бронебойно-трассирующие, подкалиберные, осколочные и картечь.
В роте имелось шестнадцать танков Т-26, по пять единиц на взвод и один командира роты. Машины были разновозрастные и неоднородные в техническом состоянии. Треть парка составляли новые танки, образца тридцать девятого года, с более современными и мощными двигателями. Остальные, участвовавшие в прошлогоднем освободительном походе, имели выработавшие ресурс двигатели, изношенные подвески, в них отсутствовали танковые переговорные устройства (ТПУ), а на командирских – радиостанции.
Одним словом, тщательно ознакомившись с личным составом и состоянием техники, Гордеев пришёл к выводу – рота в боевом отношении ничего собой не представляла. Первое, что следовало в таком случае сделать, доложить командиру батальона. Но Алексей понимал, либо комбат был в курсе всего этого, либо сам слабо разбирался в танковом деле. Хотя капитан Луценко произвёл на него вполне благоприятное впечатление. Молод, подтянут, аккуратен, немногословен, выражается нормальным командирским языком, в меру насыщенным ненормативными терминами. И всё же Алексей решил сперва посоветоваться с подполковником Зайцевым.
Дождавшись вечера, прячась за деревьями и кустами, он незаметно прокрался к коттеджу, в котором квартировал начальник штаба бригады. Алексей понимал, заметь его кто-либо из знакомых, обязательно станет известно комбату. А ему вовсе не хотелось прослыть стукачом. Отношение к нему сразу изменится.
В доме светилось два окна. Он тихо постучал. За дверью долго стояла тишина, затем она приоткрылась, показалась всклокоченная голова Зайцева, послышался недовольный голос только проснувшегося человека:
– Кого черти принесли?
– Это я, старший лейтенант Гордеев. Извините за беспокойство, товарищ подполковник.
– А, заходи, Гордеев. Чего по ночам бродишь? Заходи, заходи. Сейчас самовар поставлю, чай будем пить. У меня, знаешь ли, отличный чай. Друзья из Грузии привозят. А ты пока посиди.
Зайцев подтянул галифе, накинул на плечи китель и, шаркая домашними стоптанными тапками, отправился на кухню.
Алексей устроился в гостиной на старом плюшевом диване, стал осматривать начальское жильё. Было оно весьма скромным и каким-то запущенным, нежилым, неуютным. Чувствовалось отсутствие глаз и рук хозяйки. Только большой книжный шкаф, заполненный от пола до потолка, вносил некое оживление в эту холостяцкую берлогу. Алексей подошёл к шкафу и с интересом стал рассматривать его содержимое. Собрания сочинений Льва Толстого, Чехова, Гоголя, Достоевского, томики стихов Пушкина, Фета, Тютчева, энциклопедические словари, старые издания по военной топографии, фортификации, книги на немецком и итальянском языках о танках, – всё это вызвало у него зависть и глубокое уважение к Зайцеву.
– Что, нравится библиотека? Если захочешь, не стесняйся, бери, читай, но с возвратом. Не терплю разгильдяйства. А сейчас давай чай пить. У меня и варенье отличное есть – вишнёвое, абрикосовое, кизиловое, сливовое.
Зайцев не торопил старшего лейтенанта. Только выпив третью чашку и не спеша закурив, спросил:
– Давай выкладывай, что привело тебя ко мне?
Гордеев всё и выложил, что накипело, с чем столкнулся и что никак не мог понять и принять. Раскрасневшись от чая и волнения, он замолчал, в упор глядя на подполковника. Зайцев молчал, посасывая изжёванный мудштук погасшей папиросы, не поднимая глаз на Гордеева.
– Командиру батальона докладывал?
– Никак нет. Решил с вами посоветоваться.
– Капитан Луценко неплохой командир. Но в танковых делах пока слабо разбирается, недавно переведён к нам в бригаду из расформированной кавалерийской дивизии. Командовал эскадроном, отличился в освободительном походе. Под Львовом участвовал в разгроме польской оперативной группы генерала Владислава Андерса, за что получил орден Красной Звезды. Но ты прав, всего понять, о чём ты говорил, он не может. А помпотеху батальона докладывал?
– Да сто раз говорил, – горячился Гордеев, – толку никакого. Запчастей нет, ключей нет, масла нет… А как, скажите, технику в боевом состоянии содержать?!
Зайцев вновь закурил, прошёлся по комнате, заложив большие пальцы рук за подтяжки бриджей. Затем вынул из большого кожаного портфеля толстую папку.
– Сейчас, Гордеев, я нарушу закон, сообщив тебе некоторые секретные сведения. За их разглашение мне светит трибунал. Но я уже говорил, верю я почему-то тебе. Слушай внимательно и мотай на ус. Главной ударной силой нашего округа являются танки новых, формирующихся механизированных корпусов. К лету будущего года их будет около трёх тысяч. Только в нашей 22-й дивизии должно быть 413 танков, из которых тяжёлых КВ-105, средних Т-34 – двести десять, лёгких БТ-7 и Т-26 – сорок четыре и пятьдесят четыре химических танков на базе Т-26. А ещё девяносто один бронеавтомобиль. Силища, как ты понимаешь, огромная. Но! – Зайцев ткнул пальцем в потолок. – Гладко, как говорится, было на бумаге, да забыли про овраги. Если с количеством бронемашин дела обстоят более или менее нормально, с запчастями – совсем худо.
Подполковник извлёк из папки несколько листков документа, положил их перед Гордеевым.
– На, погляди, это копия доклада начальника Главного автобронетанкового управления РККА генерал-лейтенанта Федоренко наркому обороны.
Алексей жадно вцепился глазами в текст документа. Из доклада следовало, что на 1941 год для обеспечения эксплуатации наличного парка бронемашин, а также для создания в Красной армии неприкосновенного запаса по запчастям требуется танковых запчастей на сумму 476 миллионов рублей, выделено же – 219 миллионов; автомобильных и тракторных – на сумму 207 миллионов рублей, выделено – 112,5 миллиона. Заводы № 37, 174 и 183 сокращают выпуск запчастей к танкам БТ, Т-26 и трактору «Коминтерн». Особенно плохо обстоит дело с остродефицитными танковыми и автотракторными деталями. Так, производство деталей моторной группы (поршни, шатуны, поршневые кольца и пр.) сокращается из года в год.
Алексей поднял удивлённые глаза на подполковника.
– Да, брат, вот такие дела. Посмотри вот это, – Зайцев придвинул новый документ, – копия справки Главного артиллерийского управления РККА.
По данным ГАУ, на складах бронебойных снарядов калибра 76-мм для танков КВ и Т-34 не имелось. Более того, около 100 тысяч выпущенных заводами корпусов снарядов калибра 76-мм так и не были снаряжены. Почти до середины 30-х годов о производстве специальных бронебойных боеприпасов для орудий калибра 76-мм речи вообще не велось, так как практически все зарубежные танки того периода имели противопульное бронирование, с которым вполне справлялся снаряд калибра 45-мм, производство которого было поставлено на поток. В справке прямо говорилось, советская военная промышленность не сумела вовремя среагировать на очередной виток технологической гонки – появление первого поколения танков с противоснарядным бронированием. Ситуация усугублялась еще и худшим качеством советских боеприпасов по сравнению с 75-мм германскими боеприпасами. Это объяснялось тем, зло хлестал документ, что в СССР был страшный кадровый голод. Просто не имелось достаточного количества квалифицированных рабочих, отчего было невозможно обеспечить линию производства бронебойных снарядов тройкой специалистов высокой квалификации (токарь, сварщик, штамповщик), как это сделали немцы. Рабочие этих профессий были наперечет, их распределяли по заводам «поштучно».
Алексей, прочитав справку, не поднимал глаза. Он был подавлен. А Зайцев, словно решив его добить, выложил новый документ.
– Читай, Гордеев, читай. Это справка о штатном количестве автотранспорта в нашем корпусе, и сколько машин реально мы сможем иметь к весне сорок первого года.
По штату формирующийся мехкорпус должен был иметь грузовых автомашин ГАЗ – 1131 единицу, ЗИС – 1544, передвижных мастерских – 170, автоцистерн – 343. В реальности же через полгода их будет: ГАЗ – 540, ЗИС – 260, мастерских – 14, цистерн – 30.
Прочитав, Гордеев сверкнул злыми, полными слёз глазами.
– Это что же, – хрипло проговорил он, – получается, кругом враги народа? Кругом измена?
Подполковник собрал документы, убрал их в портфель, наполнил чашки чаем. Заговорил спокойно, размеренно, будто читал лекцию в аудитории:
– Нет, Алексей, не так. Во-первых, страна только в середине 20-х годов приступила к индустриализации. Не хватало ни денег, ни материальных ресурсов, ни современных машин и оборудования. Во-вторых, не было достаточного количества кадров. Мы, считай, недавно от безграмотности отбились. Как же за двадцать лет целую армию квалифицированных рабочих подготовить? Ну и, в-третьих, – Зайцев почесал затылок, – ох, и расстреляют меня, – страну покинули лучшие учёные и инженеры, других расстреляли, а иные в лагерях гниют. Вот и весь сказ! Нужны еще разъяснения? Немцы по уровню развития техники и профессионального образования на две головы выше нас. Германия, Гордеев, очень сильный враг. Тяжело нам воевать с нею придётся. Но, будь уверен, мы победим. Неимоверными усилиями и большими жертвами, но победим. Советую тебе, старший лейтенант Гордеев, все свои знания и боевой опыт направить на подготовку личного состава, на содержание техники в образцовом порядке, на изучение опыта РККА в последних войнах и военных конфликтах. Верю в тебя, Гордеев. А всё, что ты мне тут рассказал, я возьму на заметку.
12
После ночного разговора с подполковником Зайцевым Алексей как будто бы открыл новую страницу своей жизни. Работа с личным составом роты обрела системный характер. Он ежедневно проводил занятия с командирами взводов, механиками-водителями, наводчиками-заряжающими, наладил физподготовку; бойцы кропотливо стали изучать уставы и наставления. На занятия стал захаживать командир батальона капитан Луценко. Как правило, он садился в дальний угол класса или бокса (когда занятия проводились по материальной части), внимательно слушал, что-то записывал, потом тихо и незаметно уходил.
Повысились требования к командирам взводов. Через месяц Гордеев объявил им о том, что их ожидают зачёты по знанию материальной части танка и уставам, вождению боевой машины. Кто, по его словам, зачёты завалит, будет отстранён от командования взвода, и он, ротный, поставит перед комбригом вопрос об их неполном служебном соответствии.
С первого захода зачёты сдал лишь лейтенант Бузов, командир третьего взвода. Младшие лейтенанты Клюев и Шумейко, хотя и заметно подтянулись, особенно в знании уставов и наставлений, зачёты с треском провалили. Ротный, объявляя итоги, строго предупредил:
– Даю неделю на пересдачу. Третьего раза не будет.
Всю неделю взводные не выходили из классов и танковых боксов; их окна в командирском общежитии долго светились по ночам, шла усиленная подготовка. На зачёт они явились уставшие, осунувшиеся. Вся их спесь куда-то улетучилась. Зачёты они сдали. Причём продемонстрировали вполне приличные знания и навыки. Гордеев их похвалил. На радостях Клюев и Шумейко вечером надрались самогоном и устроили громкое песнопение за пределами военного городка. Комендантский патруль их подобрал и отправил на гарнизонную гауптвахту. Комбат велел Гордееву их оттуда забрать и поместить на гауптвахту свою, бригадную. Но ротный убедил комбата:
– Чего их, товарищ капитан, на отдыхе держать? Пускай танки драют. От трудотерапии больше пользы.
В этот год в связи с формированием дивизии в летние лагеря не выезжали, но в конце ноября командующий округом генерал-полковник Павлов объявил о начале учений, в ходе которых должны были отрабатывать боевое взаимодействие стрелковых дивизий с танковыми бригадами. Рота Гордеева по итогам учений была признана лучшей. На отлично прошла двухкилометровую танковую директрису, поразила все цели. Техника работала безотказно. По итогам учений на общем построении командиров командующий округом вручил Гордееву именные командирские часы, пожал руку и, обняв, шепнул:
– Молодец, сынок. Побольше бы нам таких командиров.
В начале августа сорок первого года Гордеев узнал, что по постановлению военного трибунала генерал-армии Павлов был расстрелян. Тогда он вспомнил этого физически крепкого, с крупным волевым лицом, начисто бритой головой, буравящим взглядом человека, от которого исходила мощная энергия. И он, Гордеев, по-человечески жалея генерала, так и не смог дать себе ответ: виноват ли был Павлов в полной дезорганизации управления войсками округа, в огромных потерях личного состава, боевой техники, складских запасов боеприпасов, горючего и продовольствия?
По итогам боевой и политической подготовки в сороковом году роту Гордеева признали лучшей в бригаде, а ему досрочно было присвоено звание капитан. Лейтенантами стали Клюев и Шумейко. Лейтенанта Бузова наградили почётной грамотой командира корпуса.
В конце декабря Гордеева вызвал к себе парторг их только сформированного 43-го танкового полка и с ходу предложил вступить в ряды ВКП (б).
– Ты, Гордеев, хотя и молодой ещё, но вполне состоявшийся командир, с большим боевым опытом. Партии такие люди нужны. Пиши заявление. Я за тебя поручусь и, думаю, начштаба дивизии подполковник Зайцев тоже. Согласен?
Гордеев отказаться не мог, хотя и очень хотел. Отказ был равносилен концу карьеры.
– Так точно, товарищ старший батальонный комиссар, – горячо выпалил Алексей, артистично придав лицу выражение крайнего удивления и безмерной радости. – Благодарю за доверие!
Написав заявление, он, поглощённый служебными делами, на какое-то время забыл об этом. Но время шло, а никакого движения не было. В конце января сорок первого года Алексей, повстречав парторга, спросил, когда его пригласят на партбюро полка? Комиссар замялся, пряча глаза, но всё же честно сказал:
– Слушай, Алексей, у тебя ничего не было с начальником особого отдела полка Бригадзе?
Гордеев от удивления не знал, что ответить и с минуту задумался.
– Никак нет, товарищ старший батальонный комиссар, я с ним ни разу не общался. Видел только на совещаниях в штабе.
– Похоже, какая-то кляуза у него на тебя имеется. На твоём заявлении о вступлении в партию он написал: «Пока отложить».
– Ну, так и ладно, – улыбнулся Гордеев, – я ведь не спешу. Подождём. Если надо, разберутся.
Они расстались, пожав друг другу руки, и парторг, озадаченный спокойствием ротного, сам успокоился. «Оно и верно. Пусть разбираются». Алексею же после этого разговора стало как-то муторно на душе, неуютно, порой казалось, некоторые люди отворачиваются от него, что изредка он ловит на себе осуждающие взгляды. Но так ему только казалось. Обида и молодое честолюбие были тому причиной. И, конечно, тревога, занозой сидевшая после того разговора со старым знакомым чекистом в столовой окружного управления автобронетанковых войск.
После одного из еженедельных совещаний командного состава в штабе полка, когда командиры гурьбой повалили на улицу покурить, Гордеева окликнули:
– Капитан Гордеев, задержитесь!
Алексей обернулся. Особист полка Бригадзе махнул ему рукой.
– Если не возражаете, давайте зайдём ко мне, поближе познакомимся, поговорим.
– Какие могут быть возражения, товарищ старший лейтенант госбезопасности? Всегда к вашим услугам, – спокойно ответил Алексей, но внутренне напрягся.
В просторном кабинете полкового чекиста мебель была стандартная: большой рабочий стол, над которым висели портреты Сталина и Дзержинского, кресло, явно добытое из какого-то прежнего польского официального учреждения, приставной стол для совещаний и по обеим его сторонам с десяток стульев. В углу, слева от двери, стоял массивный, крашенный в серый цвет, сейф, на котором сверкали чистотой графин с водой и несколько стаканов.
Бригадзе уселся не в кресло, а за приставной стол, демонстрируя демократичность и уважения к собеседнику.
– Присаживайтесь, Алексей Михайлович. Курите, – он придвинул к Гордееву красивую коробку иностранных папирос, каких на брестском рынке продавалось несметное количество.
– Спасибо, не курю.
– Похвально. А, я с вашего позволения, закурю.
Особист был красивым высоким мужчиной с неярко выраженной кавказской внешностью. Видимо, сыграла свою роль славянская кровь матери. Его умные глаза глядели пристально, но доброжелательно. Он расстегнул верхнюю пуговицу, под габардиновым кителем с двумя малиновыми шпалами на краповых петлицах показалась иссини-белая сорочка.
– Как настроение, Алексей Михайлович?
– Спасибо, нормальное.
– Слухами земля полнится. Говорят, невесту ждёте?
– Да, скоро на каникулы должна приехать. Последний экзамен остался.
– Скоро свадьба?
– Пока не решили. Время покажет.
Бригадзе без перехода сменил тему, лицо его стало серьёзным.
– В нашей офицерской столовой работает одна симпатичная блондинка, Ядвига её зовут, полька. Наверное, видели?
Гордеев утвердительно кивнул головой. Бригадзе продолжил:
– По моим данным, она на вас давно глаз положила, допоздна остаётся после окончания её смены, дожидается, когда придёте.
Алексей не удержался, скривил лицо.
– Не понимаю, товарищ старший лейтенант госбезопасности, какое отношение эта девушка имеет ко мне?
Чекист улыбнулся.
– Пока никакого. Пока, Алексей Михайлович. Дело в том, что Ядвига Гуральска, двадцати пяти лет отроду, до тридцать девятого года была агентом польской военной разведки. А затем плавно перекочевала в абвер, то есть уже в германскую военную разведку. Мы давно за ней наблюдаем и хотели бы взять её в более широкую оперативную разработку. Для этого-то вы нам и нужны. Я ясно излагаю свои мысли?
Гордееву всё стало понятно. С одной стороны, он осознавал, чекистам нужно помочь в разоблачении шпионки. С другой, ему совершенно не хотелось в этом участвовать. Немного подумав, он сказал:
– Меня эта особа совершенно не интересует. У меня есть невеста, и я люблю её. Считаю, что моё участие в, как вы выражаетесь, оперативной разработке, Ядвигой скоро раскроется, ведь я не смогу быть с ней искренним и любящим кавалером. Да и работы у меня выше головы. Вы же знаете, товарищ старший лейтенант госбезопасности, идёт формирование дивизии. Недавно у меня забрали всех механиков-водителей во вновь создающийся танковый полк. Новых приходится готовить заново, из прибывшего пополнения. Муторное это дело.
Особист прошёлся по кабинету и, остановившись рядом с Алексеем, непринуждённо заметил:
– Я, собственно говоря, и не ожидал от вас иного ответа. Хорошо понимаю вашу служебную загруженность и высоко ценю вас как отличного командира. Но прошу помочь нам хотя бы советом. Я в полку человек новый, людей знаю пока слабо. Подскажите, на кого можно рассчитывать.
– Есть у меня один человек, – ответил Гордеев, – лейтенант Бузов, командир третьего взвода. Толковый, грамотный и весьма воспитанный парень. Симпатичный, спортивного вида. Женщины таких любят. Хотите, поговорю с ним?
– Не надо, я присмотрюсь к нему. А за совет спасибо, – Бригадзе протянул Алексею руку. – Полагаю, вам не надо объяснять, что наш разговор должен остаться в стенах этого кабинета.
Гордеев утвердительно качнул головой, поднялся, понимая окончание рандеву с особистом.
– Кстати, Алексей Михайлович, совсем забыл вам сказать. Когда я принимал дела начальника особого отдела полка, мне попался один документ, копия рапорта некоего Ламзина, бывшего сотрудника особого отдела автобронетанкового управления Ленинградского военного округа.
Гордеев насторожился, холодок пробежал по спине, но старался держать себя в руках и не показать нервного напряжения. Чекист продолжил:
– Обычный грязный донос морально нечистоплотного человека. Он утверждал, что вы и ваша мать были тесно связаны с группой арестованных в Ленинграде врагов народа. Проведённая проверка установила только факт вашей личной дружбы с одной из осуждённых, и больше ничего. Кстати, этот самый Ламзин был арестован, обвинён в пытках допрашиваемых им людей и расстрелян по приговору военной коллегии. Я уничтожил этот документ. Можете служить спокойно.
Алексей выпрямился, отдал честь и почти шёпотом вымолвил:
– Спасибо, товарищ старший лейтенант госбезопасности. Можете всегда на меня рассчитывать.
