Текст книги "Красное, белое и серо-буро-малиновое"

Автор книги: Сергей Светуньков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Сергей Светуньков
Красное, белое и серо-буро-малиновое

Предисловие

Ещё в XIX веке известный русский учёный-налоговик М.Е. Салтыков-Щедрин нашёл, систематизировал и опубликовал материалы об истории Головотяпии. С тех времён прошло сто с лишком лет, а помимо той старинной истории, так и не было опубликовано никаких новых материалов об этом городе. Попытки такие я встречал, но не исторические, а художественные. И касались они отдельных промежутков времени. А вот новейшая история Головотяпии в целом широкой публике осталась неизвестной. И сегодня о ней мало кто из россиян вообще что-нибудь знает, а между прочим, она не только не исчезла со страниц мировой истории, но даже напротив, обрела, как и Россия, независимость от бывшего СССР и теперь гордится своим суверенитетом не меньше, чем мы, россияне, тем же самым.

Когда я кому-либо в России рассказываю о том, что побывал в Головотяпии, практически каждый россиянин мне возражает, что, мол, нет такой страны.

– Здрасьте вам! – отвечаю я. – Как же так – нет?! Вы пошехонский сыр кушаете?

– Кушаем!

– Так, может, и Пошехонья тоже нет?

Подумав, мои собеседники категорически утверждают, что Пошехонья нет. Как это так? Костромской сыр есть, и соответствующая ему Кострома существует, а пошехонский сыр существует без Пошехонья? «Да может ли такое быть?» – спрашиваю я их. Тогда они начинают сомневаться.

А на самом деле и пошехонский сыр есть, и Пошехонье существует!

И существует это самое Пошехонье, между прочим, не где-нибудь, а под самым носом у москвичей, которые об этом и не подозревают.

Точно так же и Головотяпия существует, а о ней никто и не знает. Вон сколько кругом головотяпов! Они что – из воздуха возникли, что ли?

О Головотяпии знают разве что в Министерстве иностранных дел да в Госдепартаменте США. Там о ней знают и поддерживают с головотяпами всякого рода отношения. Международные.

Впрочем, то, что мои соотечественники ничего не знают про Головотяпию, и не удивительно. 90 % соотечественников получают информацию об окружающем их мире только через центральное телевидение да через пересказы друг другу того, что говорит центральное телевидение.

Я вот как-то попытался неделю смотреть только центральное телевидение. И вот что я узнал об окружающем мире.

В нём есть Америка (плохая), и там живут в основном «пиндосы». Рядом с Америкой существует Украина (плохая с 2014 года), в которой также живут «пиндосы». Между ними как-то в географическое пространство втиснулась Европа (тоже плохая с 2014 года). Я не разобрал до конца, что же там происходит, но, судя по всему, туда тоже как-то проникли те же самые «пиндосы».

А всё остальное пространство в мире занимает Россия, которая с 2000 года непрерывно встаёт с колен. Да вот пиндосы-то ей и мешают это сделать.

Понятно, что Киргизия, Буркина-Фасо или Головотяпия в этом пространстве не существуют, и если на центральном телевидении всё так и будет продолжаться, то лет через десять соотечественники и вовсе поверят в то, что и Киргизия, и Буркина-Фасо не существуют, а выдумали её всякие писаки. А может быть, и пиндосы это выдумали.

Разузнав всё это, я решил осуществить подвиг – довести до широкой общественности исторические материалы о Головотяпии новейших времён.

Как-то во время своего очередного летнего отпуска я предпринял путешествие в город Глупов, найдя там своих дальних родственников и воспользовавшись их хлебосольным гостеприимством, пройдя предварительно погранцов и таможенников. Последние хотели, чтобы я поделился с ними хотя бы какой частью своих доходов, хоть колбасой, которую я вёз родственникам, но я был непреклонен, и после получаса попрошайничества они от меня отстали со словами: «Ну переходи границу, если у тебя совести нет!»

В Головотяпии на первых порах были у меня трудности с языком, поскольку с приобретением независимости там государственным является глуповский язык, и объясняться на нём мне было вначале сложно. Но по-глуповски говорят только в учреждениях и пишут в газетах. К тому же, зная русский язык, можно легко понять и глуповский. Для этого нужно только перестать задумываться над тем, что ты говоришь.

В городском историческом архиве Глупова, предъявив профессорское удостоверение и правильно выправленный загранпаспорт, я совершенно бесплатно мог работать с архивными документами, все из которых, противореча идее о независимости глуповцев, написаны на нормальном русском языке. Исключение составляют лишь некоторые документы, появившиеся после объявления независимости, когда был принят закон о государственном глуповском языке.

Однажды в одной из архивных папок я обнаружил тщательно подобранные рукописные документы и вырезки из газет и книг – некое подобие летописи, – а также ряд дневников. Папка была подписана странно: «Городской архивариус – 2020». Судя по содержанию материалов и последовательности их подшивки, они охватывали период от 1854 года и по настоящее время. Но увы! Самые старые документы были изрядно вымараны чернилами, поэтому из них я смог разобрать только часть страницы в середине первой части. Вот она:

«…Долгое время город жил без настоящего губернатора. То есть губернаторы были, но какие-то ненастоящие. Никто даже их имён вспомнить не мог – не то что каких-то их деяний. Как вдруг в середине царствования Александра-освободителя появилась надежда, что монаршее благоволение не минуло и города Глупова. Губернатором был назначен князь Ани-Амикусов…» И всё! Все остальные бумаги были тщательно замазаны чёрными чернилами.

Практически в полной сохранности оказались материалы новой и новейшей истории города Глупова. Опираясь на них, я и смог подготовить к публикации это издание.

Сразу же предупреждаю. Некоторые события мне лично представляются неправдоподобными – например, то, что первый секретарь Глуповского обкома КПСС Изот Феофанович Нежданов входил в зал заседаний по частям или что другой первый секретарь нырнул в головотяпское болото, а вынырнул в социалистическом Китае. Правда, все подтверждающие документы в папке были приложены. Но не моя задача – устанавливать истину. Я только переработал имеющиеся документы, с тем чтобы появились стройность и логика их изложения. Правдивость большей части материалов у меня лично сомнений не вызывает – уж больно точно они совпадают с историей бывшего СССР и современной России в том числе. В некоторых случаях я цитирую напрямую приложенные в папке материалы. Это случается тогда, когда их документальная убедительность столь велика, что никакое изложение первоисточника моими словами этой убедительности не достигнет.

Если читатель возьмёт в руки любую книгу по истории, то он погрузится в деяния различных исторических личностей – Неронов, Цезарей, Наполеонов и тому подобных Петров Великих. Так уж получилось, что историю народов и стран мы знаем исключительно по истории их правителей. Не исключение и история Головотяпии – я вынужден её описывать, излагая жизнь и подвиги (или не подвиги) руководителей этой страны. А что делать? Другого варианта просто нет.

Закончив сей труд, я радуюсь тому, что восстановил большой хронологический промежуток утерянной в науке истории. При этом я абсолютно уверен в том, что на читателя, который ознакомится в полном объёме с представленными ниже правдивыми материалами, которые я позаимствовал из глуповских архивов, снизойдёт благодать, потому что он поймёт, насколько он счастлив, обретаясь в современной демократической свободной и независимой от рынков сырья и рынков сбыта России, а не в городе Глупове или каком ином населённом пункте современной Головотяпии.

В любом научном труде следует кого-нибудь благодарить – фонд какой-нибудь или каких-то людей. Я также хочу это сделать. Издание этой книги стало возможным только благодаря поддержке Олега Борисовича Пономарёва. Он известен многим как один из выдающихся рыбаков-любителей мира, о чём можно прочитать в журнале «Outstanding fishermen of the world», 2020, № 9, с. 69 сразу после очень большой статьи обо мне. По-видимому, Олег Борисович, узнав название моей книги, решил, что «Красное и белое» – это про балтийских лосося и треску, и помог мне с изданием книги. У меня в этой книге есть, конечно, и кое-что про рыбалку, но в целом книга, конечно, не про рыбалку и не про истории на рыбалке. Но я надеюсь, что он, получив от меня с благодарностью авторский экземпляр книги, положит её на полку книжного шкафа и останется в счастливом неведении о её содержании.

Поскольку книга – это серьёзный научный труд, то я буду признателен тем читателям, кто по её прочтении вышлет в мой адрес конструктивные предложения по улучшению её содержания или поделится со мной неизвестными мне фактами по истории Головотяпии.

6 июня 2020 г.

Часть первая. Красное

1917 год. Начало

Сначала обыватели приуныли – царь-батюшка отрёкся от престола. Не то чтобы все любили Николая II, а просто – как же без царя? Не случайно глуповцы по поводу какого-нибудь дурака говорили, что он «без царя в голове». А тут – вся Россия и Глупов без царя в голове…

– Что же теперь будет? – вопрошали со слезами на глазах они.

Блаженная Агафья ходила по дворам, где её угощали домашним хлебным вином (действовал государственный «сухой закон», водки в продаже не было) и солёными огурцами. Выпив стаканчик и хрустнув огурцом, она, вытерев рот тыльной стороной ладони, причитала:

– Вот появится месяц сизый! Куда петуха занесёт-то? Ой, боюсь…

Обыватели пытались понять, что же, собственно, Агафья имела в виду, но понять своими скудными умишками так и не смогли.

И только в 90-х годах ХХ века, когда головотяпские историки по поручению головотяпских же властей занимались положительным решением вопроса канонизации Агафьи, стало ясно, что:

Первое. «Месяц сизый» означает октябрь, поскольку холодно, но морозы ещё не наступили, потому носы у всех сизые, а не красные, как в мороз, или телесного цвета, как в летнюю жару. То есть Агафья пророчествовала наступления важных событий в октябре 1917 года.

Второе. «Куда петуха занесёт». Петух всегда ассоциируется с пожаром. То есть этими словами Агафья предупреждала сограждан о наступающем пожаре гражданской войны, поскольку слово «занесёт» означает бескрайность бытия. «Всё будет гореть, граждане!» – предупреждала Агафья.

Третье. А «ой, боюсь» означает сомнение в том, что головотяпы сделают правильный выбор.

Эх! Обладай глуповцы тех времён умом и проницательностью современных историков – они бы не допустили того развития событий, которое на горе всем произошло. Но история не терпит сослагательного наклонения. У неё наклонение чёткое – что дышло: куда повернёшь, то и вышло. Это относится, правда, исключительно к головотяпской истории. Российская же историческая наука, в качестве лаврового венка украшенная трудами бывшего министра культуры Мединского, вне подозрений.

Итак, городская сумасшедшая Агафья бегала, выпивала и пророчествовала, как Кассандра, а её, как и Кассандру, никто и не слушал – блаженная, что с неё возьмёшь?! Царская власть закончилась, губернатор ушёл в отставку и уехал в Петроград за инструкциями, где и потерялся, а город Глупов остался без руководства.

В первый день городовые ходили с красными бантами на груди и со всеми здоровались за руку, даже с последними пьяницами, которых прежде этой же рукой хватали за ухо и тащили в участок. Обыватели почувствовали, что грядут новые времена: никто их не порол, а даже напротив, здоровались за руку. Даже князь Ани-Анимикусов, владелец обширных земель в Глуповском уезде с усадьбой в селе Болотно-Торфяное и одновременно председатель местной Думы, проезжая в своём автомобиле на заседание Думы, милостиво изволили, выглядывая из окна автомобиля, махать ручкой глуповцам.

Глуповцы подумали, что им всё позволено, и стали собираться по поводу и без повода на всякие митинги, где каждый что хотел, то и говорил.

В таких условиях Глуповская Дума во главе с Ани-Анимикусовым не знала, что и делать. Депутаты ходили из угла в угол, с сосредоточенным видом разглядывая что-то у себя под ногами или задрав головы к потолку, искали ответ на сакраментальный вопрос: «Что делать?». На потолке они ничего не находили и вновь обращали свои взоры долу. Самым находчивым оказался член Думы меньшевик Хренский, учитель географии. Он, прохаживаясь по залу во время очередного заседания Думы, вдруг срывающимся голосом крикнул на весь зал:

– Господа! Я понял, что мы должны делать! Мы должны создать Совет рабочих депутатов! Да-да! Глуповский Совет рабочих депутатов! Помните – в девятьсот пятом году был такой: мы его тогда ещё казаками разогнали, а председателя Живоглоцкого в Сибирь на каторгу сослали? Давайте создадим этот Совет и возглавим его, иначе его кто-нибудь без нас его создаст и возглавит! А Думу распустим, как устаревшее наследие царского режима!

Члены Глуповской Думы пришли в ужас, затопали ногами и зашумели:

– Не хотим никаких Советов! Мы и сами – власть! Нечего тут! Взял себе в голову – нас устаревшим наследием назвать?! Может, мы самые передовые в мире и есть? Ишь ты, а ещё меньшевик называется…

И прогнали с позором Хренского, оставив, впрочем, его как члена Думы в своих рядах, но права голоса лишили. Хренский, недолго думая, сбегал в Глуповский купеческо-промышленный союз, где тоже все сидели в растерянности, взял в аренду оттуда двух самых толковых деятелей этого Союза из купцов и заполучил вместе с ними часть кассы Союза «на дело революции».

По дороге из купеческо-промышленного союза в Думу Хренский встретил слонявшихся без дела репортёров, которые бросились к нему за новостями.

Хренский заявил им, что отныне во всей Головотяпии началась новая «безцаревая» жизнь, затем неожиданно для всех и для себя в том числе подошёл к глазевшему на них с выпученными глазами и открытым ртом дворнику, пожал ему руку и сказал ему «товарищ». После чего вместе с двумя купцами влетел в здание Думы и занял одну из комнат здания на первом этаже налево от входа.

На двери в эту комнату он повесил собственноручно написанную бумагу:

«Глуповский совет рабочих депутатов. Вход свободный – по предварительной записи!»

Понятно, что ни сам Хренский, ни два купца к рабочим никакого отношения не имели. Но именно так и был создан Глуповский совет рабочих депутатов на третий день после отречения царя-батюшки от престола. Возглавил этот Совет без всяких прений со стороны бородатых купцов сам Хренский. Купцы также были избраны без прений со стороны Хренского заместителями председателя Совета – по хозяйственной и по финансовой части соответственно. Об этом написали протокол и подшили его в пустую пока папку, на обложке которой написали: «ГСРДтов».

Узнав о бумажке на двери в Совет, думцы хотели было бумажку сорвать, и даже делегацию из двух наиболее буйных депутатов послали для этого – Гопкина и Стопкина, – но те, решительным шагом подойдя к заветной двери, вдруг чего-то побоялись – всё-таки какой-никакой, а Совет рабочих депутатов! Власть какая-то. Может, и по башке треснет кто, если бумагу с надписью сорвать. Гопкин подталкивал Стопкина:

– Давай-ка ты, любезный друг, сорви надпись, а я на стрёме постою в коридоре.

– Нет, любезнейший Гопкин! Ты срывай, а я за углом подежурю.

Так с полчаса потолкавшие друг друга в направлении двери Глуповского совета, но не посмевшие сорвать надпись, они, посрамлённые собственной робостью, вернулись в зал заседаний Думы:

– Ничего у нас не получилось. Уж мы и так, и разэтак! Но сила у них страшная. Не дали нам сорвать надпись. Даже убить нас советские хотели! Еле ноги унесли. Вот.

Думцы испугались и ещё быстрее стали ходить из угла в угол, думая: «что делать?»

Прочитав в одной революционной книге, что пролетарии всех стран должны объединяться, председатель Глуповского совета рабочих депутатов Хренский в первую очередь поехал на розыски пролетариата, следы которого он сразу и обнаружил в паровозных мастерских. Но пролетариев там было мало, они были малограмотными и объединяться не хотели:

– Ты, барин, не замай. Мы тут никого не трогаем, чиним паровозы, детишков растим… Нечего нам объединяться.

Как Хренский им ни объяснял, что он им не барин, а, напротив, друг и брат сердешный, а они являются гегемоном, ничего не получалось. Как оказалось, найденные Хренским глуповские пролетарии были равнодушны к вопросам революции и гегемонии. Единственное, в чём они все были единодушны, – так это в том, что войну надо кончать. Это шло в противоречие с мыслями Хренского, который был убеждённым сторонником продолжения войны до победного конца, и поэтому Хренский на время решил оставить теорию пролетарской революции и перейти к практике.

Прежде всего нужно было собрать в Совет депутатов самих депутатов, а то как-то неловко было – «Совет рабочих депутатов» есть, а депутатов нет: только Хренский и два купца. Поэтому Хренский, купив на деньги купеческо-промышленного союза конфектов, подарил их думским секретарям-машинисткам, и те в благодарность за сладости напечатали Хренскому сто экземпляров «Воззвания» такого содержания:

ГЛУПОВСКИЙ СОВЕТ РАБОЧИХ ДЕПУТАТОВ ВОЗЗВАНИЕ (конфиденциально)

Всем жителям Глупова и его окрестностей надлежит немедля избрать рабочих делегатов в депутаты на Первый съезд Глуповского совета рабочих депутатов. Избранным делегатам с мандатами явиться сегодня же вечером, 1 марта 1917 года, в семь часов вечера в здание Городской думы в Большой зал на заседание. Дворян и мироедов не выбирать!

Председатель Глуповского совета

рабочих депутатов В. Хренский

Заместители ГСРДтов:

Н. Иванов,

И. Никонов.

Выйдя из здания Думы с пачкой этих воззваний в руках, Хренский поманил к себе указательным пальцем правой руки стоявших возле Думы местных мальчишек. Те, за неимением другого развлечения, следили за нелёгкой судьбой кошки, к хвосту которой ими была привязана жестяная банка. Кошка носилась по площади, пугаясь гремящей сзади жестянки и вздымая вверх уличную пыль. Палец Хренского обещал мальчишкам лучшее развлечение, чем наблюдение за безумной кошкой, а потому они слетелись к нему, как стайка пугливых воробушков на горбушку хлеба, чирикая наперебой:

– Что угодно, барин?

– Во-первых, я вам не барин, а товарищ председатель. А во-вторых, вот вам каждому по одной сладкой и вкусной конфекте. Вы получите ещё по две, если разнесёте по всему городу вот это воззвание.

Конфекты оказались вкусными, а потому мальчуганы быстро разнесли во все концы Глупова воззвание, которое расклеили на столбах и заборах, понасовали в двери мастерских и кафешек. Некоторые пацаны занесли воззвание в редакции местных газет, где они тут же были напечатаны с редакционными комментариями о том, что, мол, давно пора.

Обыватели воззвание прочитали как на заборах, так и в газетах. Слабо представляя себе, что от них требуется, жители приступили к выборам. Повсеместно раздались рыдания и пролились обильные слёзы. Жёны не хотели отпускать в делегаты мужей-кормильцев и на сходах жителей в качестве аргумента в защиту неприкосновенности своих мужей приводили выводок сопливых и плачущих детишек. Детишки, почувствовав на себе внимание со стороны взрослых, отчаянно рыдали и прижимались к матерям, вытирая носы о подол материнской юбки.

После долгих споров и сомнений жители Глупова выбрали, наконец, делегатов – самых непутёвых, неженатых бездельников, про которых говорится: ни кола, ни двора. Их отправлять в неизвестность было не так страшно. Для того чтобы выбранные делегаты согласились отправиться в Совет, женщины им в дорогу тут же собрали узелки с едой – пирожками и отварной телятиной, – а мужики, стесняясь женщин, незаметно засовывали за пазуху или в карманы штанов выбранным делегатам бутыли с мутной жидкостью, в которой профессиональный взгляд тут же распознал бы первач – неочищенный самогон.

Среди делегатов, выбранных таким образом, был и Игорёшка Матрёшкин, который год назад бежал в город из деревни от своих родителей-пьяниц. В городе он сначала побирался христа ради, а затем пристал к кооперативу лыковязов, где выполнял самую простую работу. Жил он на складе кооператива, прикрывая свои лохмотья в холодные дни лыком. Днём, обвязавшись лыковыми полосками, работал в кооперативе и был в своём одеянии похож на средневекового рыцаря, а ночью, не снимая одежды, – на призрак. Поскольку пару раз он своим видом отпугивал воришек, Игорёшке стали приплачивать за охрану помещений кооператива. У него появились деньжата, на которые он справил себе приличную одежонку и мог появляться в Глупове, не пугая малых детей. В городе он завёл кое-какие знакомства с такими же бедолагами, как и он сам. А потом и с воровскими кругами завёл знакомства.

К семи часам вечера делегаты стали подтягиваться к Большому залу Думы. Возле дверей в зал стояли столы, за которыми сидели секретари-машинистки и записывали в особые амбарные книги по мандатам делегатов их фамилии, имена и отчества. К семи часам зал был заполнен делегатами, которые, косясь по сторонам и разглядывая его расписные потолки, испуганно сбились в кучку возле стен зала между колоннами – подальше от трибуны. Шёпотом они судили и рядили о своём будущем как делегатов. Большинство сошлось во мнении, что их всё-таки будут пороть. Некоторые стали впадать в отчаяние и прикладываться к спрятанным за пазухой бутылкам.

Вдруг на трибуне возник Хренский:

– Рассаживайтесь, товарищи! Вы теперь хозяева Глупова.

Хозяева переместились на задние ряды, приседая только на край сиденья стульев, чтобы их не испачкать. Как ни просил и ни умолял их Хренский, делегаты не хотели садиться вперёд. И только вмешательство заместителей Хренского – бородатых и кулакастых купцов – сдвинуло делегатов вперёд.

Тогда Хренский предложил:

1. Создать Глуповский совет рабочих депутатов из числа присутствующих.

2. Избрать исполком Совета из него и двух купцов.

3. Назначить по совместительству эти же кандидатуры в качестве председателя Совета и его заместителей.

4. Выдать каждому из депутатов по одному рублю из средств Совета.

Делегаты поняли, что пороть их не будут, и приняли все предложения открытым голосованием единогласно.

Хренский объяснил собравшимся, что, поскольку царской власти больше нет, то наступила свобода и каждый может свободно говорить о том, о чём думает. После этого он предложил делегатам высказываться о наболевшем, и те сначала робко, а затем всё активнее и активнее стали выходить на трибуну и произносить речи, которые, впрочем, состояли в основном из междометий. Это видно из стенограммы заседания Совета, которая сохранилась в историческом архиве Головотяпии. Тот же Матрёшкин, например, говорил с трибуны так:

– Это что же? А? Получается! А у нас всё плохо. Да. Почему? Кто? Но ведь и живём как-нибудь. Я вот всю жизнь мечтал жить. Хорошо. Да. А как жил? А? Вот то-то! А теперь все равны! Значит, и я буду жить. Хорошо, и ты. И вот он тоже. А? Но надо нам взять всё в свои руки. Долой! А я – готов! А то этот проклятый царский режим! Их ты! Надоел хуже пареной репы, хотя репа с голодухи хороша… Да… Я – за. Давай. Вот так.

В итоге было принято первое Постановление Глуповского совета рабочих депутатов, подготовленное заранее Хренским. Оно очень длинное, поэтому я коротко изложу его суть.

В этом постановлении указывалось на то, что отныне во всех мастерских и фабриках, воинских и полицейских подразделениях и иных организациях на общих собраниях трудящихся должны были быть выбраны мастеровые, фабричные, воинские, полицейские и иные подразделенческие комитеты трудящихся (так в тексте – СГС). В районах городов и в сельской местности создаются собственные Советы. Далее – любые приказы и распоряжения начальства мастерских, фабрик, солдатских и полицейских подразделений и иных организаций должны быть согласованы с этими комитетами. Без согласования они не действительны. А что касается районов городов и деревень, то местные Советы решают все вопросы жизни этих районов и деревень, согласовывая свою деятельность «с Всеглуповским советом рабочих, крестьянских и солдатских депутатов». А пока такой Совет не создан, все должны подчиняться Глуповскому совету рабочих депутатов.

Поскольку старая власть свергнута, новую власть надо охранять. И для охраны эти районные комитеты создают собственную милицию, которая им подчиняется и содержится за счёт тех, кто её создал. Кроме того, эта милиция должна подчиняться Отделу милиции при ГлупСовРабДепе.

Открытым голосованием начальником милиции был избран Матрёшкин – за то, что первым призвал всё взять в свои руки: «Вот, Матрёшкин, и бери!»

Вооружается милиция оружием из городского склада по разнарядкам, которые выписывает Совет рабочих депутатов.

Советы – это народная власть, а её надо поддержать в том числе и денежно-материально. Всем мастерским, фабрикам и организациям следует делать ежемесячные взносы в городской совет по нормам, утверждаемым исполкомом. Принимают взносы от имени Совета два заместителя Председателя исполкома – Н. Иванов и И. Никонов. Оба купца при этом важно кивали, понимая, что в их руки плывут денежные средства, которые при таком председателе, как Хренский, можно будет легко освоить. На нужды Совета, естественно.

После такого Постановления Совета всем жителям Головотяпии стало ясно, что дальше делать. Везде были созданы Комитеты и Советы. Чаще всего их возглавляли хозяева мастерских, фабрик и руководители организаций. На селе в сельские Советы вошли самые авторитетные крестьяне – старосты и кулаки.

Комитеты и советы создали свои милиции, выписывали милиционерам мандаты, с которыми милиционеры обращались в Глуповский Совет рабочих депутатов. Там им выдавали разрешение на получение оружия из городского склада. На первых порах это привело к ряду недоразумений, поскольку уголовники и грабители быстро осознали открывавшиеся возможности, а потому выписали себе разных мандатов и вооружились под видом милиционеров. Количество грабежей и разбоев поэтому резко выросло.

Тогда порядок выдачи оружия изменился – с каждым милиционером лично беседовал начальник Глуповской милиции товарищ Матрёшкин. Ему это очень нравилось, и с каждым днём его повадки и голос менялись к лучшему: от испуганно-заискивающего к уверенно-властному. Диалектика, ничего не поделаешь! Бандитов и грабителей он знал всех поимённо, поскольку ещё несколько дней назад был у них, как говорится, «шестёркой». Теперь, став главным милиционером, он, повстречав старого приятеля из криминальных кругов, усмехался и говорил такому:

– Слышь, Комар! Ты же народ не будешь защищать, а будешь его грабить. А оружие я выдаю только тем, кто народ будет защищать. Вот запишешься ко мне в милицию, будешь работать под моим командованием, заслужишь моё доверие – тогда и оружие получишь.

Кое-кто из таких просителей пошёл к Матрёшкину в милиционеры и всячески старался заслужить доверие, тем более что каждого милиционера ставили на довольствие и платили зарплату – зачем перебиваться случайными кражами?

Советская власть стала быстро распространяться по всей Головотяпии. Заглянула она и в Глуповскую Думу. Во исполнение первого Постановления Совета, думцы было создали Совет трудящихся Глуповской думы во главе с Ани-Анимикусовым, но потом сообразили, что делают глупость:

– Думаки, мы думаки! Что ж это мы – на провокацию поддались? Мы теперь будем Хренскому подчиняться, которого сами же и выгнали прочь?! Не годится! Надо подумать: что делать!

И продолжили думать, шагая из угла в угол.

А пока они ходили и думали, глуповские губернские чиновники, служащие в разных ведомствах, собрали делегацию во главе с самым старым и опытным чиновником Копейкиным, взяли рушник, хлеб да соль и отправились приветствовать Совет и в его лице – Хренского.

Хренский вышел на ступеньки здания Думы-Совета и принял делегацию очень радушно. Копейкин, прослезившись, сказал витиеватую речь о благе отечества, о ярме царизма и о том, что надо разрушить полностью старое наследие и что чиновники приветствуют решимость Совета сделать это. Эта речь очень растрогала Хренского – он отломал кусок хлеба, макнул его в соль, съел одним мигом, хотя соли было очень много, взял хлеб да соль и передал всё это через своих заместителей в фонды Глуповского совета, после чего троекратно расцеловал Копейкина, наказывая и впредь верно служить народу, как и при царе-батюшке. Копейкин от лица чиновничества обещал постараться. Разошлись.

После этого чиновники, выправив себе новые мандаты в Совете рабочих депутатов («дело бумагу любит», как непрерывно твердил всем Копейкин) и подписав их у Хренского, отправились по складам и лабазам, выставив перед собой на всеобщее обозрение мандаты новой власти:

– Непорядок у вас тут, купцы, на складе-то!

– А в чём это непорядок?

– Да вот я-то знаю в чём! А ты что? Сам не видишь? Петли на дверях неровные, да и вывеска не в том формате. Почему стена не украшена революционными плакатами? Почему двуглавый орёл на вывеске? Уж неповадно будет вам такие непорядки разводить! Это при старом режиме народ на всё глаза закрывал, а ныне всё иначе. Шалишь! Закрывать вас придётся за эти нарушения, если как-нибудь иначе не договоримся! А то и вовсе в кутузку отправить!

– А знаем мы эти ваши штучки и шалости! Нас на мякине не проведёшь! Прошли царские времена, когда вы, мироеды, с нас взятки брали. Всё! Кончилась ваша власть – народная власть таперича нас в беду не даст. А ну, чиновная гнида, катись отсель!

Чиновная гнида катилась, и не куда-то, а прямо в Совет с бумагой, соответствующей революционному духу, что, мол, вот выявлены контрреволюционные старорежимные порядки на некоторых складах и лабазах! Двуглавые орлы у них, понимаешь, висят!

Хренский такую бумагу читал, хвалил чиновников за усердие и подписывал Постановление о закрытии того или иного лабаза, которое заранее готовили ему на подпись чиновники, а на следующее утро купцы глядь – а их склады, лабазы и даже буяны опечатаны. А возле дверей, охраняя печать, милиция стоит во главе с Матрёшкиным, никого не пускает. А Матрёшкин молодец! С красной повязкой на рукаве, в новых сапогах и в кожаной куртке, в красных шароварах и с маузером в руке – ходит туда-сюда, ни с кем никаких разговоров не ведёт, только и говорит сквозь зубы:

– Не положено!

И милиционеры под его руководством так и норовят зазевавшегося купца штыком в задницу ткнуть. Милиция – это дело ответственное, абы кого туда не возьмёшь! Нужны люди надёжные, проверенные. Вот поэтому Матрёшкин, как только стал начальником отдела милиции, позвал в свою личную городскую милицию односельчан из деревни – с кем провёл детство – да из числа тех городских своих друзей, с кем вместе «горе мыкал», кто, как и он, «без кола и без двора». Все как один – молодые, сознательные, пролетарии, контру за версту видят!