Текст книги "В судьбе моей осень..."

Автор книги: Сергей Стукало

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Лебедь Чёрная...

Наташе Артёменковой

Мы не венчаны тихим вечером,

При свечах, меж густых теней.

Я пою над тобою кречетом, —

Лебедь Чёрная... серых дней.

Нет венца на нас, но у вечности

Мы примечены неспроста...

Не проста судьба. В неизвестности

Ни тропинок нет, ни моста.

Память горькая, сердце глупое

Пару писем твоих хранят...

Дождь слезит сквозь щетину грубую, —

Я не плачу. Но прячу взгляд.

Моё счастье – как горький дым

Все желанья – в сухое корыто.

И серёжки – впридачу к ним, —

Моё счастье – как горький дым,

Отливающий лазуритом.

Дождь пролился. И люди рады.

Я ж по сухости той томлюсь,

Из которой я родом. Грусть

Не во мне, но со мною рядом.

Я молчу. Среди многих тем

Есть такие, что горше яда...

Бес в ребро с сединой – награда,

Ну а в зеркале – 47.

День прошёл. Не беда

Будет странная ночь, а за ней будет день,

Серый вдрызг, словно кот... И звонок озверелый

Вновь расстроит мою поседевшую лень,

И объявит протест мне гастрит застарелый...

Как стремителен век – не угнаться порой,

Не укрыться плащом наработанных истин,

Не удвоить пробег, не устроить простой,

Для давно непростой убегающей жизни.

Ни светло, ни темно. Вновь погасло окно

За которым бродил силуэт эталонный, —

Мне за златом молчанья понятна давно

Неделимость любви на толпу по талонам.

Вновь беседы без слов, и усталый прищур,

И капризный абрис в обрамлении чёлки...

Сладость яда – обман, только горечь микстур

Помогает собрать воедино осколки.

И звучит в унисон полусонный аккорд,

И шуршит, словно мышь, шепот эха глухого,

День прошёл. Не беда. Завтра утро придёт.

По мосту наших душ. В новый день. Из былого.

Ты всё ещё вполне

Ты всё еще вполне: фигурка и прическа...

И будоражит кровь изысканность манер:

Ты обращаешь чай в загадочный – "чайковский",

И с вишней пирожок – в воздушный "шер-эклер".

Торшерный полумрак, цветок в огромной кадке,

И столик на двоих, одетый в кружева, —

И вкус вишнёвых губ – загадочный и сладкий,

И, пусть не пересол – кружится голова.

На первый беглый взгляд – всё как всегда,

всё просто.

Живёшь, как все живут, и бусины-года

идут и в цвет, и в тон изысканной прическе,

и к половодью глаз с кусочком синим льда...

Горчичники, лимон... К бутылке Мускатели —

других закусок нет на полочках судьбы.

Наверно, счастье ждёт на будущей неделе.

Наверное, меня. Ах, если б, ах, кабы...

Но всё не просто так. И твой халат из ситца,

Висит в моем шкафу... который год забыт...

Превратностям судьбы пора остепениться, —

Уже заварен чай. И Мускатель разлит.

Соседка

Я в эту ночь, наверно, не усну, —

Твои глаза опять горят огнями,

И снова только полночь между нами,

И губы нежно тянутся к... вину.

Я в эту ночь опять тебя хочу,

И переполнен нежными словами,

А комары гудят над головами, —

Ждут пот любви, а я... а я – молчу.

К чертям мораль, ведь сердце – не струна,

И пусть у каждой сказки окончанье

Зовут моралью... Просто мне печально,

Что сорок лет ты встретила одна...

Когда слова, как камни на ладони

Когда слова, как камни на ладони…

Уже значений прежних не несут, —

Когда до нитки этот мерзкий плут

Обыгран проходимцами в притоне, —

В приюте временном, холодном и жестоком,

Что наречен Судьбою неспроста.

Иду. Нет ни намека. Ни моста, —

Фатальный путь не ведает намеков.

Найти б нору, да сдохнуть.

Как собака.

Зажав в горсти никчемное перо…

Всё очень просто.

Просто и хитро, —

Любовь.

Предательство.

Забвение

и драка…

Этим днём и этой ночью...

От жасмина лепестки

в кипятке крутом кружатся...

Мне б дождаться – и прижаться

сердцем к линиям руки:

ту, что жизнь тебе пророчит —

до запястья дотянуть, —

и самой к тебе прильнуть

этим днём и этой ночью...

Нынче кратки и горьки

хиромантии гаданья, —

мне назначены свиданья

у совсем другой реки...

Веер карт разбросан ветром

по зеленому сукну, —

этой ночью я начну

новый стих. Укроюсь пледом,

ароматный чай вдыхая,

за часами на стене

неустанно, в тишине,

наблюдаю. И, вздыхая,

всё мечтаю – как ко мне

мчится принц на колеснице,

сокол дремлет на деснице,

пена тает на коне...

Эти грёзы так легки,

впору в них навек остаться...

В кипятке крутом кружатся

от жасмина лепестки...

У прощаний вкус спелой полыни

У прощаний вкус спелой полыни,

Душу вдребезги бьют валуны, —

Мнится глупым – трезвы и сильны,

Только сердце томится и стынет.

И стучит в пустоте неустанно

Память горькая. Гулкий набат.

Ты не рада… Я – тоже не рад

Этим строчкам своим запоздалым.

Не винись. Это я виноват.

Рвет виски убежавшее счастье, —

Будем живы. Наверно. Отчасти.

Ты не рада. Я – тоже не рад.

Корабли наших встреч

Корабли наших встреч —

разбежались на курсах,

На встречных.

Ты не в курсе,

но пропит сегодня последний компАс.

То не шторм нас негаданный бьёт как шальной и калечит, —

Это Реквием

памятью горькой

заказан для нас.

Этот реквием —

эхом тревожным

над нами летает,

В порт приписки торопится, только той гавани нет...

Нам обещанный вечер свои маяки зажигает,

и слагает стихи нам убитый в дуэли поэт.

Половина Земли.

И ветров, и простуд – половина.

На твоей половине – подснежники снова цветут.

На моей —

мне отмерено тверди

четыре аршина,

и отмерен поход, из которого больше не ждут.

Спаси и сохрани

Спаси и сохрани... Мне большего не надо, —

Ты для меня теперь – спасение мое...

Позволь мне догореть последним звездопадом:

Смотри. Но не туши. Другое бытие

на срок другой, бесстрастный,

совсем не для меня. Лишь для Тебя одной

горит моя звезда. Я называю счастьем

паренья краткий миг за горизонт ночной.

Кого любят – не стыдятся

Кого любят – не стыдятся, —

Ни в словах, ни обнимая.

Ни другому отвечая —

Отчего глаза лучатся...

Отчего в душе отныне

Яркий праздник поселился...

И тому, кто мил, кто снился —

Не нальют отвар полыни.

Кого любят – не стыдятся

Пред врагами и друзьями,

И гордятся их делами,

И... не просят их остаться

В стороне. На всякий случай.

Вдруг, болезный, пригодится...

Кто любви своей стыдится, —

Тот не любит. Только мучит.

Я люблю. И в том признаться

Не боюсь богам и людям.

Спи, любимая... Не будем

Больше лгать и объясняться.

Будь удачливой и мудрой, —

Добрых снов Тебе желаю...

Я стерплю. Я понимаю,

Что придет за ночью утро,

Схлынет страсть и станет пусто, —

Лишь рассвет и просветленье.

Нет любви... Опустошенье.

Ты прости меня. Мне грустно.

Горчит миндаль

Как больно, милая, признаться

В том, в чем совсем не виноват,

Сквозь боль тугую улыбаться

И делать вид, что жив. Что рад.

Что верю множеству обманов,

И что согласен подождать…

Быть нелюбимым мне не странно,

Мне странно губы целовать

Твои, грустящие так явно

Не обо мне, а о другом.

Тебе неловко, мне – подавно,

Что одиноки мы вдвоем …

И одиноко, и печально

В своей руке твою держать,

И губы с привкусом миндальным

После другого целовать.

Я не тот уже

Кто-то стелет, кто-то вяжет,

Кто-то важно кукиш кажет...

А дороги и рассветы,

Что остались в прошлом где-то,

Вторят тем, кто торит путь.

Мне сегодня не уснуть:

Память хлопает дверями —

Значит снам сегодня с нами,

В эту ночь – не по пути...

Я не тот уже... Прости.

Я знаю – меня тоже кто-то помянет

И будут мгновения падать, как капли свинцовые, —

Свобода от жизни – царица средь прочих свобод...

Всё минет, и юная поросль оденется в новое,

И листья кленовые ветер на холмик сорвёт...

Я плачу —

И пусть этот плач нынче сух и беззвучен, —

Лишь колокол памяти бУхает глухо в груди...

Схоронен до срока в полковнике юный поручик,

Но вручен клинок, и война у него впереди...

По кругу,

По кругу чаинки кружатся в забытом стакане,

Я другу последний свой долг, как дыханье, отдам, —

Я – помню. И знаю – меня тоже кто-то помянет,

И встанет с бокалом безмолвным на зависть врагам.

Когда печать на сомкнутых устах

Когда печать на сомкнутых устах,

Усталым воском врезана в щетину, —

Уже не лоб, а согбенную спину

Являю миру на семи ветрах.

"Ах как приятно сердце бередить,

И проклинать уменье наживное",

И говорить так сложно про простое,

И просто так уже не говорить.

У отчужденья грустный перезвон

У отчужденья грустный перезвон

Колоколов и сотовых игрушек.

Устала ты. Наверное, так лучше…

И что с того, что я в тебя влюблен?

Что я не сплю. Что верю через силу.

Что рук твоих опять не нахожу:

Ты прячешь взгляд. Я – тоже не гляжу

В былой любви разверстую могилу.

Не медли, милая. Уже земля в горсти…

Разжать кулак и молча отвернуться:

Я "Липтона" пакетиком на блюдце

Остыну молча. Ты меня прости.

Прости

Прости меня на краешке пути, —

Прощенью не к лицу последний день...

Пусть неприглядна нашей тайны тень, —

Прости заблудшего, покуда жив...

Прости.

Там, за чертой, прощенье ни к чему, —

Там никому обид не перечесть,

И есть слова, и послесловье есть —

Как две печати – сердцу и уму.

Моей печали больше не найти,

Не потому, что боль сменила лень,

А потому, что этой ночи тень

Со мной грустит на краешке пути...

Сорок молитв
(комбоскИни [2]2
  КомбоскИни – амулет, сплетённый греческими монахами на Святой Горе Афон и носимый на запястье как оберег от всех несчастий и бед.


[Закрыть])

Это – комбос. Не компас – святой амулет.

КомбоскИни – молитвы услышанной свет.

На Афоне и сердце моё, и рука,

На Афоне – душа, под Афоном – река.

В ней не Стикса холодные воды текут, —

Божьей Матери слёзы в ущельи поют.

Шестьдесят узелков, в каждом – сорок молитв, —

Бог услышит мою. Он со мной, он не спит.

Под Афоном – река, над Афоном – луна,

Между ними – душа, и душе не до сна, —

Тихо плачет она и скорбит у реки,

И сплетаются скорби её в узелки.

В каждом – сорок молитв о спасеньи души, —

Помолись о моей, и письмо напиши.

Напиши, что простила, всему вопреки,

И заплачет душа у холодной реки…

Узелок… – это храм на горячей крови,

Это сорок молитв о тебе, о любви!

Есть два локтя

Я этим утром пачкался в крови:

сломался зонт и руку раскровянил.

Рубаху новую изгадил. Как по пьяне.

И лоб пометил – по большой любви

к искусству красить красным новый день,

не начатый, заначенный, зачАтый...

Ох, чую, что не станет он заплатой

К моей проклятой жизни набекрень.

Не плачь, красавица. Придет другой герой, —

Уймёт печали вдов и разведёнок.

Я – оказался тонок. Знать, с пелёнок

был обречен порваться. Ну, не вой, —

Ты ж знаешь: там, где тонко – рвётся, —

судьба, рассудок, платье или жизнь...

Есть два локтя. Их неудобно грызть.

Ну а судьба – да в рот она...!!!

Ты спишь

Ты спишь. Я рядом. Мне не спится.

Тону в сплетеньи наших рук,

Колес железный перестук

Всё ближе к Северной Столице…

Там, впереди, идут дожди.

Там целый мир тобой наполнен…

Среди прелюдий и историй

Моя – осталась позади.

Я замолкаю

Я замолкаю. На замке

уста теперь держать устану.

На белом кварцевом песке

Сам для себя спою осанну.

Сам пропою, сам замолчу —

Отринут Богом и Державой.

Перед исходом к палачу

Прижмусь щекой к щеколде ржавой.

Прижмусь к граниту прочных стен.

Прижмусь. И боль прижмёт устало.

И грусть забвения и тлен

Вонзят отравленное жало…

Как жаль. Нас жалят не враги,

А дураки и рок дурацкий.

И за пожатием руки —

Опять кабак и дым кабацкий…

Опять угар. И гарь. За гарью —

Итог нехоженых дорог.

Печально мне, но не печалью,

А ночью этой изнемог!

Не мог ни пить, ни материться,

И лампа чёрная в окно

Устала жженой жёлчью литься.

И я устал. Мне – всё равно…

Мне нужно всё – и очень мало.

Меня ведут, и я иду…

Держать уста в замке усталом

Пристало глупому шуту.

Постылый век. И стынут веки,

И кровь – чернилами течёт.

Я Капулетти, он – Монтеки,

Кто прав? Да чёрт нас разберёт!!!

Как много слов, но очень мал удел

Как много слов. Но очень мал удел.

Сосновых шишек запахи не вечны...

Блудниц счастливых в платьях подвенечных

Ещё вчера до судорог хотел.

Умел прощать. И сам прощенья ждал.

И рисовал узоры. Словоблудил...

Поговорим, красивая? Не будем

Разменивать размолвкой карнавал...

Твоя хандра – осенняя лахудра —

Поверь, пройдет. Растает без следа.

Пусть я не Твой, пусть Ты другим горда —

Молчать светло. Молчать о главном – мудро.

Чем разжился...

При изношенной старенькой совести

Нестареющим судным пятном —

Старый шрам, переменной багровости,

На Весне в сарафане простом.

Я оставил её, безутешную,

Чтоб бродить по дорогам другим.

Я грешил, и судьбу свою грешную

Всласть отваром поил колдовским.

Не пьянела она, только плакала,

А о чём – до сих пор не пойму...

Утомленный дорожными знаками

Эту ношу однажды сниму.

Не романом и даже не повестью

Обернусь на внезапный закат —

Тихим вздохом изношенной совести...

Чем разжился, мой брат, тем и рад.

Порознь...

Леночке Суховой

Внезапный сад и неслучайный сон, —

И голосов чуть слышных отголоски,

И прядь седая на твоей прическе

С моею сединою в унисон...

Не потому, что помнишь Ты о том,

Как миновало детство торопливо —

Я называю наш роман счастливым,

А потому, что оказались сном

И разговоры с терпким кипятком,

И наши счеты в числах и в упреках —

Перечисления случайностей жестоких —

И в кронах сосен – ветер за окном,

И хмель в глазах, случившийся случайно,

И поцелуй на пишущей руке...

Я сохраню в холодном далеке —

Твою перчатку и печать на тайне.

Я здесь пока

Живу взахлёб, куда-то торопясь,

В природе – зной, но кофе всё же стынет,

И пот – как мёд, но с привкусом полыни, —

Его уже не впитывает бязь.

Вчерашних чувств отринув пуповину,

Рубаху рву руками на груди...

Согрей, свеча, и сумрак освети,

И закопти души застывшей глину.

Здесь так прохладно, в ледниках души,

Что хладный взгляд скользит не согреваясь,

И застывает в сонных почках завязь,

И глохнет эхо в сумрачной глуши...

Средь многих лиц, мы знаем ликам счет,

И лицемерью меру – тоже знаем, —

Она нас бьёт, а мы её – спасаем, —

На то и Родина – ей нет иных забот —

Она не пьёт. Она в запое тяжком,

И меру потеряла и себя...

Но верю я и, вопреки, любя, —

Рву на бинты себя, как промокашку...

Остыл мой кофе. И стоит коньяк, —

Откупорен, но позабыт на время...

Не пьётся... Я – сегодня с теми,

Кто канул в Лету, разгоняя мрак.

Я здесь пока. Мы встретимся не скоро,

Напьюсь – и слышу шепот у виска...

Живу взахлёб, но не дрожит рука,

И не отлиты строчки приговора.

Мой Ангел

Ко мне сегодня Ангел приходил.

Губами грешными красиво улыбался…

Он флиртовал, я – невпопад смеялся, —

Чему – не спрашивай. Проснулся и забыл.

Остался привкус. Может, – поцелуя,

А, может, всё же – тени от руки…

Мой Ангел, ты себя побереги

Мои удачи скромные пестуя.

Ты дал мне всё

Ты дал мне всё. Как я распорядился

Бесценным даром – не Тебе судить.

Ты подарил мне жизнь, но право жить

Не уступил. И даже рассердился

За яблок вкус в заброшенном саду

(они мне истин новых не открыли).

И что с того, что все мы нагрешили

В давно списавшем те грехи году?

Амнистия. И нет запретных тем, —

Как дома нет, в котором стынет ужин...

Ты мне нужна, а я тебе не нужен, —

И "Подожди" звучит как "Насовсем".

Я часто разговариваю вслух…

Я часто разговариваю вслух…

Я по-другому жить не научился, —

Пусть балагурил пусто, пусть молился —

Тебе не все ль равно? За словом слышен дух —

Кто верит и кто ждёт – обрящет и услышит,

Жаль, каждый говорит сторонним о своём…

Вот так и мы с тобой – не слушая, живем.

Всяк выдыхает ложь. А думает, что дышит.

Мы говорим

Слова приходят. Чаще по ночам, —

Разновеликий путь у каждого предлога.

Любовь и Ненависть – два слова, два порога,

Ведущие нас в ад и к облакам...

Их путь тернист, но как волнует слог

Полунамеков, полуобещаний,

И, между строк, дыхание прощаний,

И перспективы будущих дорог...

В ладонях тает огненная прядь,

Касание – итог щемящей тайны.

Загадочны, нечаянны, случайны, —

Мы говорим. А надо б помолчать...

Этот палевый цвет ранней осени

Этот палевый цвет ранней осени

Он к лицу тебе, милая, знай.

Голова моя с буйною проседью

Будет маяться даже не в май.

Ярко бусы блестят из агата,

Снова шепчутся звезды с луной,

Я с тобою не буду когда-то,

Ты всегда ненадолго со мной.

Стрекозой-однодневкой танцуешь

И смеёшься фальшиво другим.

Ты холодные губы целуешь,

Доверяясь обетам пустым.

Этот палевый цвет ранней осени

Сгубит многих, а первым – меня.

Средь колец бриллиантовых россыпей

Отчего ж ты печальна, грустна?

Не весна тебя кружит, красивая,

И не сполохи яблонь в цвету —

Это осень – бессрочная, лживая —

Подарила тебе красоту.

Подарила, сказать позабыла

Как с коварным подарком прожить.

Ах, как сладко она нас кружила,

Но теперь будет вьюга кружить…

Эпоха... Похоть, иль охота?

Любовь пришла и нас смела

Рекой, не знающей порогов,

Она одна на всех у Бога:

Она решительна, смела,

Она не ведает порогов, —

Сильней любви – лишь чувство долга!

Эпоха... Похоть, иль охота?

Блажит терпеньем терпким мира

Судьба святого и сатира,

А я устал. Мне спать охота:

Нет ни войны во мне, ни мира —

Одна лишь жёлчная сатира.

Души наличие не повод,

Чтоб возлюбить любезно свет, —

На самой лучшей из планет

Пегас забыл ослабший повод,

И уж не чтит ни чернь, ни свет

Ни поражений, ни побед.

Закончив счёт победам бранным,

Я сам однажды кану в Лету,

Простится многое поэту:

Он не гнушался словом бранным,

Но всей душой тянулся к лету,

Горел в стихах и грел Планету...

Я нарисую в капельках дождя

Я нарисую в капельках дождя

Не радугу с её щемящим спектром,

А влажный взгляд, которым хмурый некто

Следит за даром вечного огня...

Задаром жил. И жил не рвал в полете,

И не желал сквозь черно-белый век

Чернильно-черный совершить побег

От радужной пульсации в аорте.

Я рисовал могильные кресты,

А ты безумство радуг рисовала...

Но мало радуги в коррозии металла,

И слишком много – в пёрышках мечты.

Черным-бело. Безумств былых не будет —

Другим цветам уже не прорасти...

Ты аскетизм гравюрный мой прости,

И стылость радуги среди постылых буден.

Все говорят…

Все говорят... Мне – нечего сказать.

Во мне эпоха говорит и плачет, —

Её устами, так или иначе,

Глаголю я. Мне сложно промолчать,

Во мне слепой Гомер от горя плачет,

Горит земля, холмы её скорбят,

Пророк опять спасёнными распят,

А новый – Богородицей не зачат.

И слёз Её целительная влага,

Вновь падает с небес, не ведая числа...

Моя молитва... Что она спасла,

И кем услышана? Тем более, что спьяну

Молюсь всегда, а трезвым – в позу встану.

Остановлюсь, на расстояньи шага.

Талантливо сопьюсь, поскольку есть в вине

Не истина, что недоступна мне,

А кровь лозы, что по земле чернильной

Ползёт, не торопя могильный

Ежеминутный счёт трагедий и потерь.

Я – откровений запертая дверь,

Я – пузырёк чернил, в которых строки

Растворены до сумерек ночных.

Я – одиночество. Я – нерождённый стих,

Рассол похмельный, камень у дороги,

На коем кто-то глупый начертал:

"Налево – смерть, направо – карнавал!"

А прямо что? Талант сказал упрямо,

Что там загадка. Значит, надо прямо.

И до конца, раскаянья не зная,

До откровений, до земного края,

До огуречного рассола по утрам,

Иль до Гологофы. Все ответы – там.

И ворожит мне Ангел Белый...

Соединившее нас чувство —

Чудесней магии любой,

Сакральность – вовсе не искусство,

А лишь искусственный покой.

Среди теней и отражений

Тебя в себе не отыскать...

Пустее частых повторений,

Молчанья черная печать.

Закрыты души, словно двери...

Сердца закрыты на замок,

И от доверия до Веры —

Ещё не пройдено дорог.

Уста бесстрастны, словно ставни,

Настало время холодов.

Душа – волчицею из стали —

Скулит без музыки и слов...

А сердце – шар заиндевелый —

Не бьётся, но ещё болит...

И ворожит мне Ангел Белый,

И Черный Ангел – ворожит...

Спешим...

Спешим. Спешим. Спешим – бредовая затея:

Построить прочный дом и завести семью,

И яблоневый сад – возделать как сумеем,

И на корнях его – в себе убить змею...

На дереве родни – свой лепесток взлелеять,

Дыханья своего ни в чем не потеряв.

А после – дань отдать неистовым сомненьям,

Не занимая ум, но мужество – заняв.

Усталые следы храня в пыли дорожной,

Пройти свои пути, с небрежностью повес...

Как просто было жить... Я задержусь, возможно, —

Добавки попросить. Лет десять. На развес.

Корабли, корабли, корабли

Корабли, корабли, корабли —

это души в пути неустанном,

это осень в холстине шафранной

на моей половине Земли.

На моей половине Земли —

жёлтый парус ветра усмиряет,

и История галсы меняет, —

нас смололи, и мы на мели.

Горький дым отгоревших судеб —

то не дождь, а солёные слёзы,

и душа, как листочек мимозы,

залетевший в заброшенный склеп.

Ей, душе, никогда не понять —

отчего корабли умирают,

отчего на краю и за краем

продолжаем друг друга терять.

Припадаем душою к Земле,

пропадаем в безверьи за Веру...

Нам отмерили высшую меру

и в бессмертие льготный билет.

И эхо меж ночей...

Лимона ломтик лунный,

Ленивый лижет лик...

Бездумный и безумный —

Полвека на блицкриг.

Полжизни – на безумства,

Полночи – на стихи...

Прощания, кощунства,

И, под коньяк, грехи.

Нам ночь – как одеяло,

Нам кофе – как вода...

Полжизни – это мало,

Коль жизнь не навсегда.

Путь Млечный в скоротечный

Нас приведет роман...

Я – не поэт беспечный,

Я, просто, Вами пьян...

Бокал упал и пролит

Божественный нектар...

Вновь опием опоит

Поэт и лейб–гусар.

Опоит и... оставит,

Как чашку на столе...

Соврёт, но не слукавит,

Средь звезд и на земле.

А звезды – так блескучи,

А ночи – так длинны...

Случайности и случай

Не каждому видны.

Сегодня плачут звёзды,

И эхо меж ночей...

Быть чьим-то – слишком поздно, —

Ничей. Ничей. Ничей...