Текст книги "Файл №120. Последняя охота"

Автор книги: Сергей Стрелецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Сергей Бережной
Последняя охота

Совершенно секретно! Только для лиц, перечисленных в списке «Тета»! Шифр «Кальмар». Расшифровка № RH 4063 Метка вероятного перехвата отсутствует. Тема: JJ03 Директору Специального отдела контроля за секретными службами От сотрудника личн. № 21 23 марта 1994 г. Патрон! В настоящее время аналитический отдел не располагает достоверной информацией об активности или заметной заинтересованности Пекаря в деле Тумса. Пекарь отозвал свой запрос относительно возможности включения его темы в программу закрытых исследований Пентагона. Следует отметить, что это первый известный нам случай такого рода – до сих пор Пекарь никогда не отзывал уже отосланного запроса. Это может свидетельствовать либо о том, что в деле Тумса после изоляции объекта появились новые обстоятельства, либо о том, что какие-то события заставили Пекаря пересмотреть свое мнение по данному делу. И то и другое дает повод провести углубленный анализ нашей собственной информации, касающейся упомянутого дела. Справка. Юджин Виктор Тумс, служащий муниципальной комиссии по контролю за животными города Балтиморы, штат Мэриленд, был арестован агентами ФБР 21 августа 1992 года по подозрению в совершении серии убийств. Вследствие проведенных нами мероприятий доказательств причастности Тумса к убийствам представлено не было, и суд рассматривал только обвинение в нападении на сотрудника ФБР. Результат психиатрической экспертизы: Тумс страдает неклассической формой кататонии. Постановлением суда Тумс помещен для лечения в закрытую клинику Друид-Хилл, штат Мэриленд. Дело попало в поле зрения Пекаря после того, как к расследованию убийств были привлечены агенты ФБР, работающие в проекте «Секретные материалы». По данным, полученным Пекарем, Тумс высокой степенью вероятности является мутантом, способным трансформировать свое тело. Это позволяет ему свободно перемещаться, в частности, по вентиляционным коммуникациям. Еще до завершения расследования Пекарь послал вопрос руководству Пентагона об образовании совместной группы по изучению мутации и ее возможного военного применения, однако после ареста Тумса этот запрос был немедленно отозван. Наиболее вероятной причиной отзыва запроса является провал операции по пресечению огласки дела Тумса, проведенной под прикрытием ССпП. Операция осуществлялась с санкции Пентагона, и ее срыв привел к обострению разногласий между Пекарем и руководством Министерства Обороны. Однако даже после публичного слушания дела судом присяжных у Пентагона и Пекаря оставалась возможность перевести Тумса из клиники Друид-Хилл в военный исследовательский Центр. По неизвестной причине эта возможность использована не была. Медицинское обследование Юджина Виктора Тумса выявило серьезные отклонения в обмене веществ – метаболизм замедлен по сравнению с нормой приблизительно в четыре раза. Еще более существенным представляется то, что гормональный баланс организма Тумса регулируется принципиально другим набором секретов, вырабатываемых главным образом поджелудочной железой и гипофизом. Кроме того, в организме Тумса обнаружены биологически активные вещества, которые вообще не удалось идентифицировать, так как прежде исследователи не встречались ни с чем подобным. Генетический анализ: серьезные нарушения в строении рибонуклеиновых кислот и наличие в них неизвестной ранее аминокислотной группы. Результаты исследований этих аномалий (см. Приложение А) засекречены по требованию Пентагона (категория секретности 2Х). Обстоятельства четырех убийств, инкриминировавшихся Тумсу, позволяют уверенно утверждать, что Тумс является генетически измененным организмом, способным к управляемой модификации собственного тела. Очевидно, что это свойство может представлять значительный интерес как для военной разведки, так и для ЦРУ. У нас нет никаких сомнений в том, что Пекарь использовал свои контакты в Пентагоне, чтобы вывести Тумса из поля зрения спецслужб – в частности, военной разведки. Продемонстрировав потерю интереса к этому делу, он тем самым заставил руководство Пентагона свернуть работы по подготовке проекта. При этом, само собой, установленный Пентагоном вокруг дела Тумса режим секретности был сохранен. Полагаю, Пекарь, благодаря этому, получил удовлетворительное прикрытие для разработки проекта совместно с любой другой спецслужбой…

Курильщик хмыкнул, ткнул окурком в темную нефритовую пепельницу и отложил бумаги. Некоторое время он сидел, постукивая торцом незажженной сигареты по столу. Потом, пробормотав себе под нос: «Ладно, какого черта…», взял трубку-телефон и набрал номер.

– Это я. Код шестнадцать… Спасибо.

Курильщик отвел трубку от уха, прикурил одной правой рукой и принялся ждать. Примерно через минуту в телефоне квакнуло, курильщик неспешно нажал несколько кнопок, включая скрэмблер.

– Привет, Мозес, – сказал он. – Это я.

Трубка коротко отозвалась.

– У меня произошла мелкая неприятность, Мозес. Утечка информации… Ничего серьезного на самом деле. Вот тут у меня бумажка есть… Кстати, она сейчас должна быть и у тебя на столе. Ну эта, относительно случая джей-джей-ноль-три, как его обозвали твои олухи. Та, что только для списка «Тета»… Вот-вот. Да, та самая, где отсутствует метка вероятного перехвата. Я тут ее почитал… В общем, спусти эту бумажку в какое-нибудь гнездо памяти. Потому что это все давно протухло… Да, ты правильно понял… Да. Но если тебя это так нервирует, мог бы спросить у меня… Нет… Нет… Нет, не ЦРУ. Ты будешь удивлен – кроме тебя, вообще никто… Я – нет. Слушай, это пустышка. Парень действительно интересный, но из него уже ничего не получится. Во-первых, он засветился. Во-вторых, его сейчас интересует одно – сожрать пятого братца-кролика и залечь спать на пять президентских сроков… Да… В том-то и дело, что с ней у нас ничего не выйдет… А как ты их найдешь? Их же не отличить, пока они… Вот то-то и оно. Я потому и отступился, что уперся в это. В конце концов, ну и черт с ним… Нет, не верю… Потому что это не мой профиль… Ну и?..

Курильщик замолчал и принялся дотягивать сигарету под монотонный бубнеж трубки, периодически стряхивая пепел. Минуты через две он стряхнул пепел в последний раз и неприятно усмехнулся.

– Ладно, – сказал он. – Как хочешь. Только на твоем месте я все-таки связался бы с Пентагоном.

Он отключил телефон, положил трубку на стол и ткнул окурком в темную нефритовую пепельницу.

– Посмотрим… – пробормотал он, так и не перестав неприятно усмехаться.

Штаб-квартира ФБР
Вашингтон, округ Колумбия
30 марта 1994
Утро

Скалли вошла в кабинет помощника Директора ФБР и в изумлении остановилась – в комнате некурящего Скиннера удушливо воняло табачным дымом. Пожилой и поджарый мужчина курил у окна, озирая пейзаж сквозь жалюзи. В этой картине явно чего-то недоставало…

– Здравствуйте, сэр, – Дэйна стряхнула наваждение.

Курильщик никуда не делся. И его «Морли» – тоже.

– Здравствуйте, агент Скалли, – Скиннер взмахом руки пригласил ее садиться. Джентльмен у окна едва заметно кивнул. Помощник Директора сразу перешел к делу:

– Мы посмотрели ваши отчеты, агент Скалли. И, должен сказать, впечатление они производят не слишком хорошее…

«Интересное „мы“», – подумала Скалли. Скиннер зачем-то решил устроить ей выволочку при посторонних. Это было совершенно не в его привычках, и ему явно не нравилась ситуация, но выйти из кабинета неизвестному курильщику он так и не предложил.

– Более того, – энергично и жестко продолжал Скиннер, – вы и агент Молдер определенно заслуживаете порицания. Чуть ли не по каждому отчету видно, что расследование ведется вами с нарушением установленных процедур. Вы пренебрегаете инструкциями, общими для всех сотрудников Бюро. Вы строите умозаключения на косвенных уликах – это делает результаты ваших расследований более чем сомнительными. А свидетельские показания, состоящие из одних домыслов?

– Но, сэр… – заводясь, сказала Скалли. – Специфика дел, с которыми нам приходится работать, зачастую требует отступления от стандартных процедур. Это неизбежно. Даже в обычных расследованиях соблюдение рекомендованных процедур иногда становится невозможным…

– Прикажете Бюро выработать специально для вас особые стандарты?

– Нет, но…

– Скажите, может быть, на нарушении процедур настаивает агент Молдер?

– Нет, сэр.

– Тогда чем же вы объясните эти безобразия?

– Это не безобразия! – Скалли вспыхнула, но тут же взяла себя в руки. Извините, сэр. Это, конечно, нарушения, но я совершенно уверена, что, именно действуя таким образом, я и агент Молдер достигаем наилучших результатов. В большинстве случаев, попавших в наше поле зрения, консервативное мышление и консервативные методы расследования могли привести только к провалу…

– Консервативные методы?.. – Скиннер хмыкнул. – По-моему, я в последнее время стал слишком либерален…

– Сэр, вы прекрасно знаете, что раскрываемость дел у нашей группы составляет семьдесят три процента, – это гораздо выше, чем в среднем по ФБР…

Скалли искоса посмотрела на курильщика. Тот стоял у окна вполоборота к Скиннеру, окутанный дымом очередной сигареты, и задумчиво разглядывал проплывающие над Вашингтоном облака.

– Только высокая раскрываемость вас и спасает, – сказал Скиннер.

– Прошу прощения, сэр, но что еще требуется от агентов, как не успешное раскрытие преступлений?

Скиннер вдруг всем корпусом повернулся к курильщику и вопросительно на него уставился. Курильщик, оторвавшись от созерцания небес, ответил ему коротким, но весьма выразительным взглядом. Скалли наблюдала за этой стремительной пантомимой со все возрастающим удивлением.

– Что от вас требуется? – Скиннер снова повернулся к ней. – Во-первых, почаще подавать отчеты о ходе расследования. Во-вторых, строгое соблюдение буквы устава. Я уверен, агент Скалли, что вам самой будет проще держаться в рамках установленных процедур.

– Понимаю, сэр, – Скалли было ясно, что разговор закончен. Наступила ее очередь. – Однако строгое следование установленным процедурам при расследовании дел, которыми мы занимаемся, неизбежно снизит нашу эффективность и сразу же негативно скажется на показателях.

Курильщик вдруг отклеился от подоконника, подошел к столу Скиннера, ткнул дымящимся окурком в почти полную пепельницу и быстрым шагом пошел к выходу из кабинета.

– Этот разговор я считаю законченным. И больше на эту тему разговаривать не намерен, – отрубил Скиннер.

Взгляд его, словно штопор, ввинчивался в затылок курильщика, так и не проронившего во время этой выволочки ни одного слова. Хлопнула дверь.

Психиатрическая клиника Друид-Хилл
Балтимора, штат Мэриленд
Тот же день, 30 марта 1994

Зверь умирал.

Он уже не бился в ужасе и ярости в теснине черепной коробки – он устал, оголодал и смирился со своей участью. А поначалу – чего он только не пробовал… Но тюремщики предусмотрели, похоже, все. Металлическая дверь ощутимо била током. Решетка на вентиляционном отверстии – сантиметровой толщины металлический перфорированный лист, намертво вмурованный в бетон. Оставалась канализация, но трубы на поверку оказались непроходимыми… Когда Юджин понял, что зверь в этих стенах бессилен, он собрался было сбежать по-человечески: напасть на санитара, отобрать дубинку, пробиться к выходу… Но, понаблюдав за охранниками, решил не рисковать. Попытка определенно кончилась бы плохо – все без исключения санитары были сильны и хорошо обучены, и любой бунт подавлялся ими жестоко и быстро. Надежды не было, и поэтому зверь умирал.

Последняя недобытая печень стала приговором. Если бы пятый тумс дал себя поймать, Юджин давно бы построил из туалетной бумаги и газет гнездо и уснул… Ему бы оставили гнездо, если бы он попросил, – пациентам разрешались неопасные игрушки. Можно было бы заснуть, а потом – все равно… Конечно, это было не его Место, но он бы смирился. Сон мог спасти зверя…

Пятая печень. И сон. Но сон не приходил – а зверь умирал. Юджин несколько отстранение отмечал, что тело все хуже и хуже подчиняется сознанию, а обоняние перестает улавливать оттенки ароматов окружающих людей. Один раз, в самом начале заточения, он ощутил присутствие тумса – судьба дразнила его, показывая издали большой кусок окровавленного мяса… В тот день зверь выл и бился в мозгу, даже пытался вырваться, но Юджин заставил его утихнуть – и больше не выпускал из-под контроля. Зверь забился в дальний уголок его сознания, притаился и лишь изредка поскуливал из берлоги, которая грозила стать его могилой…

Юджин не знал, останется ли он в живых, если зверь умрет. Он давно привык ощущать зверя как неотъемлемую часть себя, но исчезновение этой части могло и не привести к фатальным последствиям – люди, лишившись руки или ноги, продолжали жить, хотя и становились калеками… Но то были люди. По мере того как зверь слабел, Юджин все яснее вспоминал свое детство. Он вспомнил маму. Воспоминание было неожиданно ярким – он приходит с улицы, размазывая по лицу слезы и грязь, и утыкается в грубый серый передник, и мама говорит что-то усокаивающе, гладя рукой по его волосам… Передник сильно и удушливо пах дешевым мылом. Мамин запах… Он был знаком, привычен, он означал нечто такое, чего в его жизни больше никогда не было, – любовь. Юджин совсем забыл это слово… «Не плачь, маленький…»

Но он все равно плакал.

Потом мама умерла, и появился отец – незнакомый человек с хриплым и неприятным голосом, желтыми глазами и вечно влажными руками. От Юджина-старшего почему-то всегда пахло гнилью. Он появлялся и исчезал. Он мог уйти утром в лавку – и вернуться через неделю. Кажется, он нигде не работал. И кажется, он никогда не пил. Во всяком случае, Юджин-младший никогда не видел его пьяным. Это было странно – по наблюдениям Юджина, все, кого он знал, регулярно напивались. Даже мама – хотя с ней это и случалось не так часто, как с миссис Сорич, их соседкой снизу, – та даже десятилетнюю дочку приучила к вину, а уж сама практически и не бывала трезвой… Отец же как будто и не знал, что такое спиртное.

Теперь, более чем столетие спустя, Юджина это уже не удивляло. Зверь, который живет внутри каждого охотника, не переносит алкоголя. А то, что отец его был охотником, Юджин теперь знал наверняка. Отец тоже искал и убивал тумсов. Правда, отец не знал, что нужно есть их печень. Про печень Юджин-младший выяснил сам – уже в те времена, когда начал охотиться в одиночку. Это произошло после того, как Юджин-старший по дурацкой случайности поймал виском шальную полицейскую пулю во время большой облавы, на бродяг в 1893 году… Но именно отец впервые отвел Юджина в погреб и показал ему Место.

Штаб-квартира ФБР
Вашингтон, округ Колумбия
30 марта 1994

Молдер в раздражении захлопнул русско-английский словарь. Ребята из аналитического отдела ЦРУ, похоже, снова решили его разыграть. Подкинутая ими – кстати, под большим секретом – подшивка советской газеты с претенциозным названием «Зов Космоса», якобы содержавшая данные о местах посадок НЛО в Сибири, на поверку оказалась заполненной параноидальным бредом какого-то клинического идиота.

Судя по его писанине, космос кишел монструозными расами, единственной целью которых было – прилететь на Землю и отгрызть чего-нибудь первому попавшемуся русскому (почему-то чаще всего эти неприятности случались с доярками и партийными работниками). В статьях описывалось три десятка видов инопланетян. Каждый вид был смертельно опасен и поименован автором двумя-тремя совершенно непереводимыми неологизмами. Молдер потратил сорок минут на перевод названия одного из них – «Ногтедёр Кровепьющий Арбузоголовый» – и долго пытался представить, чем должен быть болен человек, чтобы всерьез писать – или читать – подобную белиберду.

Потом Призрак случайно заметил в одной из статей имя «Хусейн» и, заинтересовавшись, попытался вникнуть в содержание заметки. Как выяснилось, автор публикации, который несколько раз мимоходом упоминал, что он является самым известным российским писателем-фантастом, объявлял, что в знак протеста против операции «Буря в пустыне» запрещает американцам переводить и публиковать в США свои романы, перечень которых прилагался. Призрак и раньше был не в восторге от русских, но он не предполагал, что дело обстоит настолько плохо. Тираж газеты был указан совершенно однозначно – «1 000 000 экз.», – и эта цифра не оставляла никаких сомнений в том, что всеобщая паранойя очень скоро доведет Россию до национальной катастрофы.

Фокс запихнул подшивку в пакет и принялся думать, стоит ли отблагодарить парней из ЦРУ той же монетой. Через минуту он решил, что проще будет просто не обращать внимания на их дурацкую выходку, и потянулся было к новой папке, как вдруг зазвонил телефон и руке пришлось срочно менять направление движения.

– Агент Молдер…

– Здравствуйте, Призрак, – сказал знакомый голос.

Молдер подобрался и нахмурился. До сих пор этот человек никогда не звонил ему без очень серьезной причины.

– Да, я слушаю вас.

Через полминуты лицо Призрака стало настолько бледным, что, попадись он на глаза голливудскому продюсеру средней руки, того аж скрутило бы от желания снять именно этого парня в роли вампира.

– Да, я понял, – сказал Молдер. Спасибо…

Последнее слово ушло в пустоту – его собеседник уже положил трубку.

Молдер вскочил, кинулся к двери, остановился, вернулся к столу и схватил трубку.

Сотовый телефон Скалли стабильно выдавал короткие гудки. Занято.

Он позвонил секретарю Скиннера.

Скалли покинула кабинет начальства полтора часа назад. В подвале у Молдера она не появилась – значит, скорее всего, поехала домой писать какой-нибудь очередной отчет. Но лучше все-таки перезвонить ей позже по домашнему телефону.

– Что ж… Значит, Тумс… – сказал он сам себе. – Этого следовало ожидать…

Психиатрическая клиника Друид-Хилл
Балтимора, штат Мэриленд
30 марта 1994

Вдалеке открылась дверь, в коридоре послышались шаги. Два человека шли в сторону его камеры. Один из них насвистывал. Вообще-то мелодия была из Гершвина, но свистун изрядно фальшивил.

Тумс узнал доктора Мартина не столько по этому свисту (тем более что он музыки Гершвина не знал), сколько по странному запаху, однажды чуть не введшему его в эаблуждение. Запах этот какими-то оттенками напоминал запах тумсов. Когда Юджин различил их, зверь в глубине его мозта встрепенулся – но тут же разочарованно сник. Запах принадлежал не самому доктору Мартину, а его домашнему шимпанзе. Юджин помнил этот запах. С обезьянами он сталкивался во время учебы в медицинском колледже. А зверя шимпанзе не интересовали. Несмотря на то что Юджин постепенно терял чуткость обоняния и доктора видел мельком и только один раз, обманчивый запах он запомнил и сейчас узнал. Шаги и свист замерли возле камеры. Доктор Мартин заглянул в глазок, убедился, что Тумс лежит на койке, и легонько постучал в дверь.

– Юджин, – позвал он.

Тумс поднял голову. Глухо шаркнул засов, дверь открылась, и доктор Мартин вошел в палату. Санитар поставил ему легкий пластиковый стул, и доктор, чуть наклонившись, на этот стул уселся.

Р. Элмер Мартин не был сотрудником клиники. Этот крупный человек с высоким лбом и внимательными глазами, заметно увеличенными стеклами сильных очков, был психиатром лишь по образованию, но не по роду занятий. У него не было практики, и он не работал ни в одном из госпиталей Балтиморы. Он служил в муниципальной комиссии по здравоохранению и в Друид-Хилл прибыл с инспекцией и внятным заданием найти возможность урезать финансирование клиники. Обнаружив, что штаты в Друид-Хилл едва-едва укомплектованы, он перенес внимание на пациентов и принялся искать, кого из них можно снять с довольствия. Он быстро добился перевода двух особенно тяжелых больных в клинику Вашингтонского института психиатрии – тем самым забота об их обеспечении легла на бюджет штата Вашингтон – и занялся теми, кто был определен в клинику решением суда, в надежде перевести их в закрытые заведения, содержащиеся на средства федерального департамента юстиции. Наткнувшись на дело Тумса, он поначалу просто не понял, что делает в столь серьезной клинике, как Друид-Хилл, больной с достаточно безобидным аутизмом – пусть даже чем-то осложненным. Вникнув в дело поглубже, доктор Мартин с радостью обнаружил, что судьба предоставила ему возможность создать себе небольшое паблисити. Дело не стоило выеденного яйца: парень напал на агента ФБР, который пытался повесить на него несколько нераскрытых убийств, и, понятное дело, парня за это упекли. Обвинение в совершении убийств осталось недоказанным. Юджин Виктор Тумс был признан виновным только в нападении в состоянии аффекта на федерального агента, а психиатрическая экспертиза уберегла его от срока в обычной тюрьме. Случай можно было выгодно для себя подать в прессе, а парня – освободить. Тем самым, кстати, сокращались и расходы.

Взглянув на Тумса, доктор понял, почему санитар, узнав, к кому они пойдут, назвал пациента Голлумом – парень был невысокий, худой – и с непропорционально удлиненными руками.

– Помнишь меня? – спросил доктор Мартин.

– Да, – сказал Тумс. – Здравствуйте.

– Проходил мимо и решил взглянуть, как ты себя чувствуешь.

– Хорошо.

– Тебя что-нибудь беспокоит?

– Я хочу домой.

– Конечно, – сказал доктор Мартин. – И очень может быть, мне удастся тебе помочь…

Он раскрыл портфель и вынул из него несколько склеенных в уголке листков бумаги (скрепки в клинике были, по понятным причинам, запрещены).

– Вот возьми. Здесь несколько вопросов – подумай, как бы ты на них ответил.

Юджин взял бумаги.

– Я хочу через пару дней провести в клинике выездное заседание суда, пояснил доктор Мартин, – на котором можно было бы рассмотреть вопрос о твоем освобождении. Ведь ты чувствуешь себя здоровым, правда?

– Я здоров, – Юджин кивнул, одновременно сглотнув хлынувшую в рот слюну.

– Ну вот, видишь, значит, можно попробовать тебя освободить…

– Спасибо, доктор Мартин, – Юджин постарался, улыбнуться как можно шире.

– Господь завещал нам быть добрыми с людьми. – Доктор Мартин поднялся со стула и постучал в дверь, чтобы охранник отпер палату. – Я лишь следую его словам… Да, Юджин, ты знаешь, что твой дом сгорел?

Сдавленный вскрик ужаса, вырвавшийся у Тумса, и скрип петель открываемой двери слились воедино. Скрип был громче, и вскрика доктор не услышал. Он повернулся к Юджину и приветливо помазал ему рукой, отметив внезапно накатившую на парня бледность. «Черт, а ведь это для него должно быть ударом, – с некоторой досадой подумал доктор. – Как же я не подумал, это можно было бы использовать… Впрочем, ладно».

– Ну ничего, – сказал он вслух. – Мы найдем семью, которая тебя примет и присмотрит за твоим здоровьем.

– Спасибо, доктор Мартин, – выдавил из себя Тумс.

– Не за что, не за что…

Охранник прибрал стул и вслед за доктором вышел из камеры. Дверь закрылась.