Текст книги "Месяц за год. Оборона Севастополя"

Автор книги: Сергей Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Сергей Соловьев
Месяц за год. Оборона Севастополя

Моей матери, Соловьевой Нине Михайловне

Защитникам Севастополя в войне 1853-1856 г.г.

Любовь и смерть преград не знают

Пролог

Ствол ружья без колебаний шёл вслед неторопливо идущей косули. Палец на спусковом крючке не дрожал, видно стрелок был с крепкими нервами. Выстрел! Второй! Животное, сбитое наземь двумя пулями, упало в кусты, а егерь с тесаком в руке проворно кинулся к добыче. Приз был неплохой, хотя и не красная добыча для охотника.

– Яким! – раздался голос барина, – вызови помошников, идём дальше!

Расторопный егерь, поправил щегольской картуз с лаковым козырьком и лихо протрубил в рог. Потом ещё раз. Прибежали двое подростков, крестьянских детей, помошников. Охотник из своего кошелька дал каждому по две копейки.

– Спасибо барин, спасибо, – сказали пареньки, и положили тушу на тележку и покатили к усадьбе.

– Дальше идём, Яким. Перезаряди второе ружьё.

– Хорошо, барин.

Рядом с охотником бегала на кожаном поводке собака, повизгивающая от нетерпения. Погода стояла хорошая, ранняя осень – всегда прекрасная пора на Псковщине. Сучья и ветки хрустели под мягкими сапогами, а охотничий наряд, сшитый по последней моде, был удобен. Книги Майн Рида уже находили здесь многих читателей, а одежда охотника была копией наряда Натти Бумпо Фенимора Купера. На поясе выделялась и новомодная новинка– кожаная кобура с пистолетом Кольта. Охотник иногда поправлял любимую игрушку, да и немалый охотничий нож на ремне.

Яким только вздыхал, смотря на барина, и не удержался от упрека:

– Да что же вы, Михаил Дмитриевич, зачем же вам пистолет? Да и нож? Не барское же дело, добычу добивать да разделывать.

– Зря ты так, Яким. Сам должен уметь всё делать, я не маленький ведь.

– Да дед ваш осерчает, Михаил Петрович… Не любит он этого…Даже Артамон Григорьевич, крёстный ваш…

– Маменька вступится, Софья Михайловна. Да и дядя Артамон небось, пожалеет. Обойдётся, Яким. Пойдём дальше.

– Там уж медвежьи места, барин…

– Пойдём, мы быстренько, и вернёмся.

– Перезаряжу ваше ружье, а то не дай бог…

Юный охотник быстро шёл вперед, собака бодро бежала впереди, обнюхивая кусты. Недалеко были заросли орешника, и их бдительный егерь хотел обойти, не искушая судьбу. Ружья были заряжены, но неприятное ощущение грызло бывалого лесовика. Вдруг пёс барина, Рыжий, заметался, и пытался уже спрятаться между ног хозяина.

– Барин, уйдём, не надо злить лесного хозяина.

Но Михаил лишь широко улыбнулся, и пошёл к кустам с ружьём наизготовку. Ружьё было отличное, капсюльное, хорошей работы, и барин, хоть и молодой, но был умелым охотником. Только и его тёзка, лесной мишка, зверь своеобразный. И тут, он напал очень быстро, так что юный Залепский даже не опомнился, как схлопотал удар лапой. Спас его дернувший поводок Рыжий, но всё же медведь достал краем когтей плечо юноши, разорвав куртку в клочья и ранив юношу в плечо. Егерь подскочил, мигом взвёл курки и Яким выстрелил из двух стволов, завалив зверя, и добил медведя уже выстрелами из хозяйского ружья, которое быстро поднял с травы.

Яким гудел в рог, вызывая помощь. Сам же быстро и хватко перевязывал Михаила, который лишь с сожалением смотрел на разорванную кожаную куртку. Егерь ожёг рану водкой, наложил вымытые водой и водкой листья подорожника, и перемотал рваную рану.

– Всё хорошо, – сказал Михаил, – только деду не говори.

Сказал охотник, слабо улыбаясь, и обошёл убитого зверя. Медведь был громадный, и только сейчас молодой барин оценил опасность.

– Спасибо, Яким… Вот, возьми, – и протянул егерю горсть серебра.

– Барин, – только вздохнул слуга, – что же, стал бы ваш Длинный карабин серебро совать слуге?

– Бери давай, – уже строго сказал юноша, – и в рог труби! Пора нам домой вовращаться. Теперь мне дед задаст… Может, отец приехал из Москвы, тогда, глядишь, всё обойдётся, – барин тяжело вздохнул, – Иди за конями, Яким.

Михаил Дмитриевич Залепский присел на пенёк, держась за уже сильно болевшее плечо.

Как то вспомнилась и Елизавета Николаевна, дочь помещика Куницына, чьё имение граничило с отцовским. Первый раз они встретились ещё на балу, который задавал Дмитрий Иванович в честь шестнадцатилетние сына.

Снова пришли юные помощники, и загомонили, увидев громадную тушу.

– Вот это да… – сказал один, – Матвей! – крикнул юноша возчику, – иди помогать!

– Иду, – крикнул мужик, поправляя свой картуз, – сейчас…Армяк поправлю…

Рыжий только рычал, сидя у ног хозяина, и никак не мог успокоиться. Юноша гладил собаку, трепал её за шею. Вот, медведь был загружен, и красная добыча ехала в имение на крестьянской телеге.

Денщик, верхом, вёл под уздцы хозяйского породного жеребца. Это был громадный скакун датской породы, гнедой масти.

– Михаил Дмитриевич!

– Иду, я, иду, – сказал юный барин.

Охотник, хоть и кривясь от боли, привычно вскочил в седло своего коня, и оба всадника лёгкой рысью двинулись по просёлку, собака побежала вслед хозяину.

– Яким, – начал Михаил, – мы там у флигеля встанем. Позови дядю Артамона, он меня перевяжет. Дед если узнает, что случилось на охоте, я пропал.

– Сделаю, барин.

– Спасибо.

Усадьба Залепских

Они ехали молча, и егерь с тревогой смотрел на бледневшего юношу, но всё же крепко сидевшего в седле. Наконец, быстро проехали мимо дворовых, и заехали в боковые ворота. Михаил бегом вбежал в ванный домик, и стал быстро снимать куртку и рубаху, и принялся отмывать кровь с предплечья и груди. Эта была долгая и неприятная процедура.

Но вот, он увидел в окно быстро идущего к павильону Артамона Григорьевича Николаева и Якима Воинова. Скрипнула дверь, и, наконец, вошёл долгожданный доктор.

– Привет, Миша, – поздоровался Николаев, – давай посмотрим, что чего с тобой.

– Спасибо, что пришли.

– Отец приехал, уже ждёт. Тебя дворовые мальчишки заметили, что ты в крови, прибежали… Плащ не набросил, голова…

– Чёрт… Дед как?

– Пошёл на медведя смотреть. Злится, но и гордится. Даже не пойму, чего больше. Так что пошли ужинать, как здесь с твоей раной закончим. На десерт пудинг обещают, – с чувством закончил Артамон Григорьевич.

Лекарь, пусть и уже совсем немолодой, но с верными руками, правда, теперь с очками в золотой оправе на переносице. Он размотал тряпицу на ране и принялся за работу. Кожа была зашита, наложены травы, и чистые тряпицы закрыли больное место. Артамон налил в стакан бальзам, и дал в руку юноше.

– За три недели заживёт, – успокоил Артамон Григорьевич, – посмотри в зеркало, как сделал. Любо-дорого, как для себя старался.

– Спасибо.

Он доверял хирургу, но глянуть на его работу хотелось. В зеркале рана уже не казалась такой страшной, швы стягивали края порезов от медвежьих когтей. Чуть сочащаяся кровь привлекала взгляд, лекарь забинтовал рану, а юный охотник надел полотняную рубашку и бархатную куртку, застегнув её на пуговицы.

– И штаны, барин, – заметил Яким, – в замшевых совсем невместно.

Залепский кивнул, и чуть кривясь от боли, сменил охотничьи штаны на суконные панталоны.

– Пойдём на ужин, – сказал врач, отмывая руки в умывальнике, – пора идти, если не хочешь, что бы отец послал за тобой.

– Пойдём, – говорил повеселевший Михаил, – вроде и не болит плечо, – и он чуть покрутил рукой и благодарно кивнул Артамону.

Юноша посмотрел в зеркало, проверил рукав, всё боялся, что кровь испачкает куртку. Лекарь только покачал головой, и собрал свои инструменты в саквояж и пошёл за перевязанным героем. Они быстро прошли по тропинке к господскому дому, лекарь убрал свои принадлежности, и они поднялись в обеденный зал.

Был уже накрыт стол, и сидела семья, ожидая именинника. Два деда, отец и мать. Правда, ту, кого он ожидал, Михаил не увидел за праздничным столом.

– Явился всё – таки,– строго заметил отец сыну, – рука сильно болит? – уже участливо заметил он.

– Тебя же просили, не геройствовать, – тихо говорил дед, Иван Иванович, – у тебя есть обязанности. Братьев у тебя нет, ты должен быть осмотрителен.

– Ничего страшного, так, царапина…

– Тебе отец, вот, выписал камеру для даггеротипов. Последней модели. Скоро привезут. Подарок будет на день рождения, правда, немного позже, – говорил другой дед, не спеша приступая к жаркому.

Михаил Петрович был стар, но бодр не по годам. Так и занимался торговлей зерном, но присматривался, как бы поумнее сделать тоже со льном. Земля здесь недорогая, так что Русов понемногу скупал годные для этого земли. И хоть дело непростое, но ожидались немалые барыши. Любил старик кроме коммерции, очень и внука долгожданного, а то были у зятя да дочери только трое дочерей, Вера, Надежда и Любовь. Но они были уже выданы замуж, и лишь иногда приезжали в гости. Но дед был образован, и журналы почитывал, обожал всякие новинки, и был неравнодушен к оружию, особенно богато украшенному.

– Подойди, Михаил, вот и от меня подарки, – и дед, довольно улыбаясь, положил перед внуком сначала тяжёлую деревянную коробку.

– Что там? – спросил внук, не зная, что и думать.

Дед торжествующе поднял крышку. Софья Михайловна, мать, лишь вздохнула, и отвернулась…Дмитрий Иванович, отец, тоже смотрел не отрываясь от диковинки. Внутри, на фетре, лежал пистолет новой конструкции, незнакомого вида. Внимание привлекал цилиндрический выпуклый предмет, прямо за стволом новомодного оружия.

– А чего это? – удивился внук, покрасневший от радости, тут же доставший опасную игрушку.

– Пистолет, вернее, револьвер Кольта. Называется «Морской», – рассказывал Михаил Петрович.

– Лучше бы краски, да мольберт подарил, – вздохнув. высказалась Софья Михайловна.

– И штуцер купил, – упрямо закончил Русов, – новой инвенции. С каморным затвором! – и он многозначительно поднял палец вверх, – Как в гвардии, такой же майор Рамзай предложил государю Николаю Павловичу. Но, это не за столом, конечно показывать.

Правда, дед не удержался, и всё -таки похвалился подарками и юноша взял в руки редкую штуковину. Весом в одиннадцать фунтов, ствол, понятно, как у охотничьего ружья, с ложа не снимался. И не было здесь ни красного дерева, ни тебе палисандра и даже дуба. Простая русская береза шла на приклад и ложе. И антапки и ремень присутствовали– не для барской забавы был сделан. Михаил Дмитриевич уважительно погладил штуцер, и удивился зарядной камере.

– Не с дула заряжать, и молотком махать не надо, вставил заряд в камору, рычагом направил, капсюль– всё и готово! Яким! Отнеси к барину в комнату, поставь в оружейный шкаф, да закрой. Ключ мне отдашь. Садись есть, всё стынет, – обратился он уже к внуку.

Но юноша увлеченно изучал револьвер. Посмотрел инструкцию, понял, как заряжается – в барабан кладётся порох, пули и пыжи, уминается подствольным рычагом. Толковая вещь! Шесть зарядов под рукой!

– Михаил! – уже строже заметила мать, – и руки ополосни .

Сын кивнул, и помыв руки, отерев их салфеткой, сел за стол, придвинув к себе блюдо. Слуга налил в бокал вина, а жаркое само просилось в тарелку. Но Михаил вздохнул, и тихо спросил отца:

– Я же просил и Машу позвать…

– Да едут они, не волнуйся так, будут через полчаса. А сели без них– так и опаздывать не дело.

Но вот, вошёл дворецкий и громко объявил:

– Господин Терентьев Петр Федорович с женой Елизаветой Васильевной и дочерью Марией Петровной приехали.

Михаил вскочил из-за стола, и пошёл быстрым шагом в парадные сени. Плащи и накидки принял лакей Залепских, слугу и служанку Терентьевых отвели в людскую. Одеты Терентьевы были много скромнее Залепских, но очень опрятно и ухоженно, земли и богатств у этой семьи много не было.

А Залепский младший, улыбнувшись, подошёл к Петру Фёдоровичу.

– Проходите, очень рад, что вы прибыли. И вы, Елизавета Васильевна, и вы, Мария Петровна.

Дамам юноша поцеловал руки, как воспитанный человек, а Маша сама присела в книксене. Девушка тоже счастливо улыбалась.

– С днем рождения, Михаил, подарок от нас, – и Терентьев отдал сверток в красивой бумаге.

– Проходите, прошу! – предложил юноша.

Лакей открыл двери, гости шли впереди, Михаил чуть отстал, и кивнул Марии. Из– за стола встал радушный хозяин дома, Дмитрий Иванович, и сам, лично, усадил гостей за обеденный стол.

Два деда смотрели не очень одобрительно на пришедших, пока Софья не зашептала отцу на ухо. Русов вдруг заулыбался, словно увидел жареный окорок, и первый обратился к Терентьеву:

– Петр Федорович, вот, отведайте наливочки. Сам ставил…

– Отчего же? Буду рад, – согласился и гость.

***

Михаил, или, как чаще его звала Маша, Мишель, с Марией Петровной были знакомы не очень давно. Точнее, это всё произошло случайно, а не на званном балу или приёме, и недавно, два года назад. Тогда юноше было шестнадцать, он начитался выписанных книг о дебрях Америки, и просто был увлечен подвигами Длинного Карабина, Натаниеля Бумпо. Надо сказать, что дед где-то нашёл ему подобную вещь, выписал из Америки. Вправду сказать, ружьё выглядело очень странно.

И сейчас, это ружье, вместе с двуствольным штуцером, было приторочено к седлу здоровенного Грома, его скакуна. Одет охотник был соответственно, в наряд покорителя Дикого Запада из кожи и замши.

Спутником юного барина был Яким Воинов, списанный из полка в бессрочный отпуск и принятый Залепским – старшим в качестве денщика для подрастающего сына. В усадьбе жили ещё трое бывших кирасиров, Иван Ецков, Федор Григорьев да Евграф Колычев, все были при деле, лесниками. Ну и за порядком следили. Яким Воинов болел, и думали что чахотка его добивает. Но, жизнь в поместье, а не в прохладной казарме, пошла на пользу солдату, и бывший кирасир на клюкве, травах, уже через год полностью выздоровел. Так бывший гвардеец стал опекуном Михаила, единственного сына, надежды семьи.

Залепский -младший объезжал леса с неразлучным Якимом, и на границе имения, с удивлением встретил двух девушек, в простой одежде и корзинками. Нет, одна из них была в платье получше, и не в крестьянской одежде. Правда, здесь уже рядом была земля Терентьевых, и юноша знавший о межевых спорах, всё же спросил обычное:

– Вы чьих будете? – неосторожно изрек колкую фразу этот Мелеагр, и даже его пёс, Рыжий, гавкнул явно осуждающе.

Младшая вскочила с земли, покраснев, как цветок шиповника, а Михаил просто засмотрелся на эту девушку.

– Да как вы смеете?– негромким, но глубоким и приятным голосом ответила эта нимфа, – Я– Мария Петровна Терентьева, дочь владельца поместья Петра Федоровича Терентьева!

Яким покачал головой, молодой барин поспешно спешился, и как ему показалось, сделал это с некоторым изяществом.

– Михаил Дмитриевич Залепский, сын вашего соседа, Дмитрия Ивановича Залепского, к вашим услугам.

Маша, оглядев привлекательного юношу, сменила гнев на милость, дала поцеловать руку. И в этот день испытания ружья не состоялось. Михаил проводил Марию Петровну до их усадьбы, что не замедлили заметить крестьянские детишки, и двое из них понеслись в деревянный флигель господского дома. Юноша уже собрался сесть на своего богатырского коня, как вдруг его окликнул вышедший мужчина в домашнем халате, таких же брюках и бархатной шапочке с кистью.

– Добрый день, не желаете ли выпить чаю? – вежливо спросил обитатель дома, – наверное, устали?

– Добрый день, – ответил Залепский, – не откажусь. Яким! Посмотри за Громом, и привяжи Рыжего!

Юноша поднялся по деревянной лестнице крыльца с резными балясинами, с входом, украшенном деревянными колоннами. Дом был выполнен в причудливом стиле, некой смеси русского зодчества и классицизма.

Дом тоже был не слишком богато украшен изнутри, но в сенях стояли часы с маятником и прекрасное ростовое зеркало. Дверь юноше открыл старый улыбчивый слуга, на стол пожилая служанка в милом крестьянском наряде ставит поднос с чашками с горячим чаем. Теплые пироги, с румянц корочкой, с глазированного блюда наполнили непередаваемым ароматом эту залу. Михаил сразу почувствовал голод, ел он уже давно. За столом сидела женщина, вероятно, мать Маши, и сама девушка. Она поспешно встала из– за стола, следом, не торопясь, подошла и её мать. Это была видная и красивая женщина, примерно лет сорока от роду.

– Это Михаил, Михаил Дмитриевич, – представила его девушка, – Пётр Федорович, мой папа, Елизавета Васильевна, моя мама.

– Очень рад, – юноша поклонился, и поцеловал руку матери девушки.

– Очень рады вашей визитации, – говорил Терентьев, протягивая руку для пожатия, – отведайте, что бог послал.

Мария села рядом с Михаилом, накладывая ему угощение на блюдо, всё приговаривая:

– Кушайте, Мишель. Это с мясом, попробуйте. С луком и яйцами, и ягодные. Очень хороши.

– Всаднику нельзя переедать… А то даже Грому будет тяжело меня носить.

– Видел я твоего скакуна. Датская порода? – спросил хозяин поместья, – Красавец! Скоро на службу?

– Экзамены я сдал за гимназию, экстерном, Пётр Фёдорович. Через год отец напишет в полк, что бы приняли меня юнкером. Хозяйством всё равно больше мои деды занимаются, а служить дело семейное.

– Ну, кто не знает Русова Михаила Петровича. Известный в губернии человек, оборотистый и разумный, – кивнул Терентьев.

Фарфор кружек, расставленных на столе, был самый простой, столовые приборы, хоть и из серебра, были безыскусны. Но находится здесь было легко и приятно, Терентьевы выглядели приличными людьми и превосходными собеседниками. Обсуждали всё– особенно столь любимую литературу, помещики выписывали журнал «Современник», так что читали книжные новинки. В доме же у Залепских был в чести «Русский инвалид» ну и «Биржевые ведомости».

Елизавета Васильевна подливала каждый раз чай гостю с непременной улыбкой, так что юноша не мог отказываться от ещё одной чашечки.

Вскоре чаепитие закончилось, Мишель поблагодарил радушных хозяев, а Мария прилично проводила гостя, только до двери дома. Впрочем, корзинку с пирогами, как угощение, сумела дать с собой, а юноша не смог отказаться. Яким получил свою долю, а от отца и матери за пироги получил жесткое внушение за это угощение. Не по нраву Залепским были мелкопоместные и небогатые соседи.

Но, вскоре, юноша и девушка стали видеться очень часто. Леса и луга стали местами их встреч. Они оказались ровесниками, было им по шестнадцать лет. Всего для Мишеля, и уже целых для Марии.

***

Семья Залепских очень доверяла Артамону Николаеву, теперь уже медику Кавалергардского полка в отставке. Он поселился на окраине Гдова с женой. в небольшом доме, где жил на пенсию и доход практикующего врача. Именно он вылечил травами уже умирающих Михаила Петровича и Ивана Ивановича. Чахотка не боялась ни медицины, ни медиков, но Артамон её отогнал. Теперь доктор часто сидел с стариками, раскладывая столь любимые ими пасьянсы. Да и сам был уже совсем немолод– пятьдесят девять лет. Правда, известный в полку как почти колдун, перепугал в доме всех до смерти, вернее, только Русова Михаила Петровича.

Любил старый Русов пасьянсы, и обожал гадание, ещё в ту пору, когда в первый раз приехал Артамон в имение в Гдове. Тогда была жива супруга Михаила Петровича, добрейшая Ираида Львовна. Лекарь, увидев женщину, побледнел, и не медля побежал к хозяину усадьбы. Слуги не поверили глазам, увидев такое, как господин лекарь бежит вприпрыжку по коридорам и лестницам. Он без доклада влетел в кабинет, и объявил хозяину:

– Жена ваша умирает, есть у вас всего три месяца. Если дадите возможность, смогу супругу вашу спасти.

– Хватит вам, господин Николаев. Говорил Дмитрий, что вы кудесник, и от смерти его спасли, такую рану излечили,. Да здорова моя Ираида Львовна. Всё с ней хорошо. Нет, понимаю, на войне вы излечили многих, и в лекарской науки сведущи. Но нет, не может быть! – и принялся опять раскладывать карты.

– Так вы картам, больше чем мне верите?

– Карты не лгут…

– Я раскину колоду на Ираиду Львовну?

– Что? – вскинулся Русов.

– Как карты скажут, так тому и быть?

– Ладно, – после минутного раздумья ответил Михаил Петрович.

Лекарь засучил рукава, распечатал колоду, и начал выкладывать карты. В глазах Русова потемнело, и он их закрыл, и опять пробормотал:

– Не может быть…– и откинулся на спинку кресла, и смешал .раскинутые карты на столе.

– Я поехал, не могу больше ждать, – громко сказал Николаеве, – лечить надо немедленно…

– Я не верю…

– Как знаете, – ответил Николаев поднялся и пошёл к выходу.

Он быстро покинул поместье, не оглядываясь. Вот, на тропинке уже был виден силуэт высокого врача с тростью в руке, подобного черному вестнику. Артамон сел в повозку, его старый слуга хлопнул вожжами, и легкая двуколка врача покатила по грунтовой дороге, мимо леса к окраине Гдова.

Всё вышло, как и предупреждал Артамон Ильич, старый Русов кинулся к лекарю, но тот мог лишь теперь облегчить страдания несчастной.

Именно после смерти Ираиды Львовны, по его просьбе, к Русову и приехала жена с мужем и сыном, а затем и Иван Иванович Залепский. В большом поместье одному старику было слишком одиноко. Правда, часто приезжал Артамон Ильич, проверяя ход лечения. И Иван Иванович, надо сказать, так же вовремя явился, так что доктор Николаев подтвердил свою славу, и подлечил обоих стариков. У Залепского старшего пошаливало сердце, так что даже синели губы. Но, сложнейшие сборы трав, в которые не верили столичные медики, спасли пожилого помещика от верной смерти. Коммерцией теперь больше занимался Дмитрий Иванович, хотя и Русов всегда входил в дела, помогая зятю.

Теперь троица часто засиживалась за картами, выкладывая пасьянсы, и подобно многим пожилым людям, приятели увлеклись и гаданием. Нет, это было не женское бормотание со свечками перед зеркалами, а мужское, настоящее, на картах.

Тот вечер был они запомнили навсегда… Они засиделись, а была зима, солнце спряталось быстро. Потемнело, вдобавок над землей повисли чёрные тучи. Артамон Григорьевич засобирался домой.

– Поеду я, жена волноваться будет, – сказал он, собираясь раскланяться.

– Тимошку пошлём. Здесь переночуете, Артамон Григорьевич, – распоряжался Русов, и тут же позвонил в колокольчик.

В комнату быстро вошёл Тимофей, мужчина средних лет, с окладистой бородой, в русском кафтане, шароварах и хромовых сапогах.

– Тимофей! Дом доктора Николаева знаешь?

– Как не знать…

– Скажешь его жене, что Артамон Григорьевич остался на ночь у Залепских, завтра поутру будет, понял ли?

Тимофей поклонился и вышел, а Русов повернулся к Артамону Николаеву..

– Вот видишь, всё в порядке. Чего тебе в такую-то непогоду ехать? Давай, ещё пара пасьянсов, да чаи погоняем, пироги мои, знаю ты любишь.

– Чай у вас знатный, Михаил Петрович, пироги ещё лучше, – согласился лекарь, – на кого же гадать будем?

– Думаю, надо на внука, Мишеньку…

Иван Иванович нахмурил брови, посмотрел на одного и другого. За окном страшно завыли дворовые псы, видно увидев или почуяв нечто, невидимое людям. Показалось, что в комнате моргнули свечи, хлопнули от ветра тяжёлые занавеси, и тут, непонятно от чего, форточка окна оглушительно стукнулась об раму, едва не разбившись, да так, что все вздрогнули.

– Тимка… – разозлился Михаил Петрович, – я ему задам… Не проследил за окном…Иль опять замки сломались? Ветер сильный… А вы чего ? – улыбнулся старик, впрочем, как то кривовато, – Неужто испугались?

Иван Иванович сидел с белым, как снег, лицом, Артамон Ильич сжал губы в нитку. Русов же, не теряя самообладания, поднялся с кресла, быстрыми шагами дошёл до окна, закрыл форточку и поправил занавеси. Взял ещё один шандал с тремя свечами, зажег, и поставил на стол.

– Так виднее будет…Всё же раскинь карты, Артамон Григорьевич…Прошу тебя!

– Как скажешь… Начнем, – вдруг посерьезнел гость, принимая неизбежное.

Он открыл новую колоду, срывая обертку, и начал быстро выкладывать на стол карты, щелкая листами, один за одним, не останавливаясь ни на секунду. Наконец, дело было сделано. Все трое не отрывали взгляд… Русов побледнел, как и Залепский старший… Николаев опустил глаза в пол, и теребил запонки на рубашке, и тихо сказал:

– Говорил ведь…

– Правду о тебе говорят, колдун… Ничего, Артамон, шалишь! Есть время, успеем! Не останемся мы без правнуков, Иван Иванович!

***

Званый обед продолжался, Русов с удовольствием общался с Терентьевым, Софья Михайловна весело обсуждала хозяйство с Елизаветой Васильевной, Иван Иванович вышел из-за стола, сел в кресло и закурил любимую трубочку.

– Вы, дорогой сосед, можете войти в общество. Ваши пустоши у вас и останутся, засеем их льном, и заработаете неплохо даже в первый год. Купцы, скупщики льна у меня знакомые есть. Через год -два построим чесальни да прядильни, в гору пойдём. Есть же у тебя в поместье парочка ручьёв быстрых да речушек, водяные двигатели поставим.

– Мастера нужны для таких мудрёных вещей ! А паровой не хотите двигатель? – с другим выражением лица спросил Терентьев Русова.

– По миру пойдем мы с вами с этой штуковиной. Цена какая, – и он выразительно изобразил жестом рук, – да чинить как, если что? Нет, рано ещё. Может, годков через десять и можно купить и паровой, а сейчас– никак. А с водяными двигателями да мельницами мы управимся. Так Артамон Ильич с Вологды, есть у него знакомые да верные люди, сведущие в этом деле.

– Дело хорошее, – ответил, подумав немного, Терентьев, – Доверяю вам, пусть стряпчий готовит бумаги, Михаил Петрович.

– Вот, видите, хорошо, что молодые нас свели, Пётр Федорович!

– Да уж… Так скоро дочке жениха искать надо… – начал гость.

– Оно конечно, барышня скоро на выданье, – поддержал Русов, – да, вот они же с внуком моим, знакомы давно…

– Так ровесники они. Михаил Дмитриевич в службу пойдёт, пока суть да дело, женится будет лет в двадцать пять, а может, и позже.

Терентьев глянул на сразу потемневшее лицо хваткого соседа, и удивился, впрочем , не подал вида.

– А Машеньке то как? – продолжил он, – Совсем из возраста выйдет…

– Да а чего тянуть?– начал речь Русов, – Не будет в полку в истории встревать, остепениться. Так, я понимаю вы не против, Пётр Фёдорович? Надо бы нам это дело сладить, а то через год Михаилу в полк явиться надо, юнкером.

– Так, – притворно грустно вздохнул Терентьев, – надо и у Марии Петровны спросить…

– Оно конечно, – кивнул Михаил Петрович, глянув на счастливо говоривших друг с другом Мишеля и Машу, – думаю, что противится отцовской воле она не станет. Но по крайней мере, слишком сильно.

– Но дело одно, серьёзное, Михаил Петрович…Помощи прошу. Сосед у нас озорует, – посерьезнел помещик Терентьев.