Текст книги "Мертвая Царевна с Запретного острова. Семь повестей об Эльге"

Автор книги: Сергей Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Сергей Соловьев
Мертвая Царевна с Запретного острова. Семь повестей об Эльге

Предисловие

Великая река Обь несет свои чистые воды к морю-океану, и давным-давно на её берегах жил народ, о котором и будет рассказ. Люди эти жили не только на реке, но и у самого Студёного моря, и были среди них и сильнейшие волхвы, и колдуньи, чья сила не знала пределов. Острова же моря тоже полны тайн, и на одном из них было прибежище великой колдуньи, самой Мёртвой Царевны, и её верных слуг и помощников– Семерых Грезящих. Были они заступниками и покровителями этих земель и людей, хоть и людям было невмоготу и смотреть на них. Жил с ними и Серый Волк, верный слуга самой Мёртвой Царевны, Эльги. Но были и до них великие волхвы, тех, кого обрекли на непростое служение сами Великие Стражи Мира.

Мёртвые пчёлы не гудят

Повесть первая. Начало

Маленькая девочка стоявшая рядом с крыльцом дома , увлеченно играла с таким же маленьким хорьком. Она топала на него ногой, тот тоже в ответ топал, подпрыгивая вверх, сразу всеми четырьмя лапами, и крутился вокруг нее юлой.

– Эльга, – кричала ей мать, шедшая из сарая, с крынкой молока в руках, – опять кого-то подобрала?

– Это не кто-то, это Рыжик, – ответила девочка, протянув свою руку к питомцу , что бы погладить, а тот, вместо того, что бы ее укусить, лишь обнюхал пальцы и позволил почесать себя по голове, лишь подняв ушки вверх, и внимательно смотрел на нее своими глазами-бусинами.

Мать только покачала головой, и спокойно прошла мимо. Она уже привыкла, что никто из живности ее дочь не обидит, а она тащит всех в дом. Было в этом и хорошее. В сарае, когда приходила Эльга, коровы вели себя чинно, и не пытались прижать к стене ни ее, ни кого-то еще. А с ней одной такое бывало, и лишь кнутовище помогало от сильных ушибов. Ну а хорек? Хорек как хорек. Тоже хорошо, мышей не будет.

– Пошли на обед, все накрыто, – позвала она дочь.

– А Рыжика?

– Старую миску найди, с отбитым краем. Я ему молока налью.

Девочка побежала в подклеть за старой деревянной миской, а хорек прыжками пустился за ней.

За обедом сидела большая семья, мать, Гита, отца звали Кувар, брат, Такай и сестры, Зарена и Тара. Эльга еще раз посмотрела ни них, поверх своей миски, закрыла глаза, и увидела опять темную полосу на груди Зарены. Вздохнула, и опять посмотрела в миску, доедая вареную рыбу, запивая простоквашей из деревянной чашки. Все поели, и девочка подошла к матери, и смотря ей в глаза, подергала за рукав платья.

– Мама, послушай, с Зареной плохо. – говорила, смотря прямо в глаза Эльга, – Болеет она. Отведем ее к ведунье. А то вдруг горячка у нее? – попросила Гиту дочь.

– Напридумывала опять. – нахмурилась женщина,– Хочешь к Каре сходить, в камнях ее покопаться?

– Нет, – опустив голову, ответила Эльга. – Хотя посмотреть на камешки– это здорово, – вздохнула девочка.

– Ну ладно, пошли сегодня к знахарке, – крикнула она Зарене, – И ты с нами пойдешь, – она посмотрела в глаза дочке, – узнаем, наконец, в чем дело.

Гита приготовила подарки для Кары, и сложила все в лукошко. Оделись во все нарядное и Зарена с Эльгой, в провожатые взяли собаку со двора. Дом ведуньи был недалеко, но не в самом селении, знахарка объясняла, что с людьми рядом ей жить тяжеловато. И пошли они по тропинке, и иногда Эльга, играя с собакой, обгоняла мать. Цветы росли вовсю, и пчел было много, жаль только, что не одни пчелы летали в воздухе, и всеми нелюбимые комары, да и слепни попадались. Гита обмахивалась веточкой, отгоняя комаров, и дочери вели себя также, может быть, только махая гораздо сильнее. Вокруг дома колдуньи стоял плетень, почти в человеческий рост, и красивые резные ворота с калиткой, подарок, как говорила сама знахарка, одного излеченного ею человека, прикрывали вход во двор. Гита постучала в калитку, и как везде, залаяла собака, то ли приветствуя гостей, то ли показывая свою службу хозяевам дома. Вскоре послышался шум шагов, и заскрипел засов, открываемой калитки.

– Привет, Гита. Рада тебе, и с дочерями пришла? Заходи.

– И тебе здравствовать, Кара, – ответила Гита поклонившись, – проходите, – сказала она дочерям.

Гости вошли во двор, Эльга привязала собаку, и Кара повела их в гости. Дом был обычный, из бревен, на высокой подклети с двускатной крышей. Крыльцо было богатое, изукрашенное деревянными резными кружевами. Они поднялись по лестнице в дом, и ведунья открыла дверь в горницу. Эльга жадно все оглядывала, надеясь хоть здесь увидеть небывалое. Но ничего такого– деревянные лавки по углам, стол, четыре светильника, два больших ларя для одежды и вещей, пара полок на стенах, со всякой всячиной, маленькими горшочками, серебряным ковшом, деревянными чашками, мисками и ложками.

– Это тебе, – и Гита отдала лукошко хозяйке дома, – посмотри, что с Зареной. – и подошла к ведунье, оглянувшись на Эльгу, которая рассматривала камешки с знаками и принюхивалась к пучкам трав, лежащим рядом, – посмотри , сделай милость, что с младшенькой.

Кара быстро кинула взгляд на Эльгу, и в ответ кивнула, и подошла к Зарене.

– Что у тебя девица? – ведунья внимательно смотрела девочке в глаза.

– Не знаю я. – и она покачала головой, – Сестрице что-то привиделось, вот и пришли к тебе. Кашляла я немного.

Кара опять посмотрела в глаза девочки, послушала как бьется сердце. Вздохнула, и сказала:

– Снимай накидку и безрукавку.

И прислонила ухо к груди, к чему-то прислушиваясь, слушала долго.

– Оденься.

Ведунья подошла к Гите, налила ей в чашку квас, и подала ей, потом налила питье и дочерям.

– Все хорошо будет, вовремя пришли. Месяц травы заваривать и отвар пить, – и она подала два пучка трав, – спасла ее сестренка, – улыбнулась ведунья Гите. – И сколько лет младшенькой?

– Семь, – озабоченно посмотрела мать на дочь, играющую в углу.

– Эльга, – позвала ведунья девочку, – сядь рядом. Что ты видела у Зарёны?

И девочка, чуть путаясь в словах и задыхаясь от волнения, поведала хозяйке, про черную полосу на груди сестры, и что видит она это уже больше недели, каждую ночь. А вчера и днем это привиделось. И Эльга расплакалась:

– Что со мной не так, волховица?

– Все хорошо, девочка, – и она поцеловала девочку в лоб, – избрали тебя боги людям помогать. Судьба твоя такая. А пока идите с сестрой во двор, поиграйте там.

И Зарена с Эльгой выбежали из дома, а Гита села рядом с Карой, и ждала ее слов, с камнем на сердце.

– Раскинешь кости на Эльгу?– попросила Гита, – я ее позову.

Кара отодвинулась от гостьи после этих слов и замолчала надолго.

– Боюсь я, – и повесила голову, – В двенадцать лет отправишь на Алатырь Эльгу. Гадать не стала я ей, прости, опасаюсь , что увижу не то. Раз в неделю посылай ее ко мне, поучу , поговорю, о чем можно, да поберегу ее до отъезда. – и посмотрела внимательно , – а если что-то сделает, поможет кому, да ослепнет, не говори никому, беги ко мне сразу. Это сила в ней растет, и слепота будет только на время. – Посидела так, будто и говорить не хотела, – не бойся , Гита, ни ее, ни меня. Нет в нас зла, ни единой капли.

Не раз, а пару раз в неделю бегала Эльга к знахарке домой, училась узнавать силы трав, болезни видеть, да и погоду чувствовать. Слава в селениях вокруг Варты разлетелась о могучей целительнице. Но не о маленькой девочке, нет. Еще нет. Все говорили о могучей Каре, которая всю хворь видит, да помочь может. Но малышка помогала ей– только взглянет, а уже видит, какой недуг приключился. Все Лукоморье да и Обдория знали о чудесных исцелениях, Кары, великой знахарки.

***

И случилось, что должно было случится. Однажды играли и дети Гиты, и соседские дети, Эльга уже подросла, было ей почти двенадцать лет, и она наблюдала за маленькими. Лето было жаркое, дети возились на берегу озерца, заводилой был Такай, младший брат, исполнилось ему всего девять годков. Плескались в воде, и они вдруг как завопят, и к ней вся ватага побежала, только руками машут.

– Такай потонул! Такай потонул!– кричала малышня.

Эльга как была в платье, так и нырнула в омут, и ухватила за руку брата, за волосы ведь не ухватишь, хватать ведь и не за что– несколько локонов на голове. Вытащила, и чуть ноги не подкосились– не дышит уже. Принялась она бить его по щекам, сердце сдавливать, все никак, брат не дышал. В глазах ее потемнело, и в пальцы словно огонь пришел, стали они горячие, будто огнем пышут, и наложила она на лоб Такая руки, не обращая внимания на визжащих детей, которые увидев это, толпой все побежали в поселок. Эльга успела вздохнуть лишь три раза, пальцы опять похолодели, и она услышала, как закашлялся брат, отплёвывая воду. Но перед ее глазами было темно, совсем темно. Эльга схватилась за свои глаза, подумала , что в них попал песок, она их ожесточённо тёрла, пытаясь хоть-что увидеть. Она вытянула пальцы вперед, ощупывая только песок на берегу, потом поднесла руки к лицу, опять ощупывая пальцами глаза. Эльга заплакала от страха, водя руками в воздухе.

– Сестра, что с тобой, – закричал брат, и взял ее руку.

– Не вижу я… – прошептала она, – отведи к Каре, – тихо попросила она, – не домой только…

Брат смотрел на ее лицо, и не узнавал ее. Лицо стало пронзительно бледным, словно изо льда, губы посинели, а глаза стали черного цвета, вместо ее голубых. Она смотрела куда-то вбок, мимо него, поворачивая голову на его голос, не видя ничего, лишь держала его за руку. Он не мог ответить, лишь кивнул головой, лишь потом понял, что она не этого видит.

– Пошли, сестра. Держи меня за руку.

Он повел ее, как видел в селении водят одного слепого старика. Такай старался смотреть под ноги, что бы Эльга не спотыкалась, и шел не торопясь, она же доверчиво шла с ним, ступая ногой в ногу. Брат косился на сестру, все надеясь, что она шутит, сейчас рассмеется, и скажет, что вот, мол, а ты поверил? Но нет, все те же страшные черные невидящие глаза и те же синюшные губы. Только вся надежда на Кару теперь. У него самого ноги стали ватными от страха и усталости, и живот свело, и он шел еле – еле, но довел все же сестру до заветного места и прокричал что было сил:

– Помогите! Помогите! – и забарабанил кулаками по доскам калитки, – Где вы все? Помогите!

Прибежала Кара, открыла калитку, и увидев брата с сестрой лишь вымолвила:

– Эльга… Бедненькая моя, – и подхватила девочку на руки, а Такай закрыл калитку, и шмыгая носом, пошел за ней. Ведунья стремглав поднялась в свой дом, и положила девочку на лавку. Эльга чуть приподняла голову и попросила:

– Пить… Маме не говорите…– и заплакала опять.

Кара налила кваса, и напоила и брата и сестру.

– Садись, – волховица подозвала мальчика к себе, – рассказывай, что случилось.

– Да я, – сбивчиво начал ребенок, – играли мы в реке, а потом я тонуть начал… Не помню дальше… Глаза открыл, а сестра уже словно заледенела, и глаза черные, а губы синие, – и показывал руками, – не видела она, ничего не видела, и руки выставила, пыталась пальцами найти…Потом меня позвала, и я ее к тебе довел. Вылечишь ее, Кара?– и он тяжело вздохнул, уже без всякой надежды.

Ведунья тяжело вздохнула, забрала пустую посуду из рук Эльги, пригладила ее волосы.

– Не вешайте носы, гуси-лебеди. Скоро оживет она, не кручинься. Тебя она, Такай оживляла. Ты видать, не умер еще, но сил она на тебя потратила много, вот и ослепла. Сейчас отлежится, и домой вас провожу.

– Верно говоришь? – мальчик сглотнул, и краска стала возвращаться на его бледное лицо.

– Да уж куда вернее. Видел ещё кто, как она тебя лечила?

– Да, – опять побелел Такай, – они все домой побежали…

– Пойду собак спущу во дворе, да жердь потолще на калитку повешу.

– Зачем?– удивился мальчик, вцепляясь руками в лавку.

– Испугались все, и значит, их родные вскоре прибегут сюда. Страх он такой… Не поймешь, на что людей толкает.

Кара сбегала во двор, вернулась, и так же быстро закрыла дверь в дом, и закрыла изнутри и ставни на окнах. Проверила, крепко ли всё закрыла, подергав засовы. Свет пробивался теперь лишь в отверстия в ставнях, и в горнице стало сумрачно.

– Свет, свет, я вижу свет! – закричала Эльга, смотря на луч, проходящий сквозь отверстие в ставне. Она приподнялась, и села на лавку, держалась за нее левой рукой, боясь упасть, а правую выставила вперед, перед собой, стараясь рассмотреть свои пальцы.

– А больше не вижу…

– Скоро все пройдет, – сказала ведунья, присаживаясь рядом с девочкой, и погладила ее по волосам, стараясь успокоить, – скоро, до ночи излечишься, все будешь видеть, как раньше.

– Точно? – с надеждой спросила Эльга.

– Конечно.

Но тут раздался сильный грохот на улице, удары в калитку, и послышались крики:

– Открывай, знахарка, где ведьма у тебя прячется?

– Это кого они ищут? – удивилась девочка, уставившись в стену дома слепыми глазами.

Грохот продолжался недолго, раздался топот десятков ног во дворе и, вот, выломав калитку, уже стали ломиться в дверь дома. Глухие удары в ставни, от брошенных камней раздавались снова и снова. Сначала раз или два, а затем будто град замолотил в окна. Вдруг раздались крики, и грохот ударов в дверь стих, и не слышалось больше и криков во дворе.

– Наверное, Семеро явились, – успокаивала детей знахарка, сидевшая с ними рядом, – Все волхвы племени, а может, и вождь, наш Умбевар с старейшинами пришли,– и поцеловала обоих в лоб, да стала укладывать косу Эльги, что бы ее успокоить, что бы девочка не дрожала больше.

Внизу опять раздался стук, но уже тихий, а потом повторился снова и снова. Такай схватился опять за свой нож за сапогом, но не обнажал лезвие– дурная примета без нужды нож доставать. Кара спустилась, и поднялась уже в сопровождении восьми взрослых мужчин.

– Привет тебе, Кара, – поздоровался вождь, – зашли к тебе, посмотреть, как живешь. Без приглашения, не обессудь, – и он натянуто улыбался, и как бы случайно обвел горницу взглядом. Его глаза остановились на Эльге, сидевшей на лавке. Знахарка потом всю жизнь вспоминала, как изменилось лицо Умбевара от загорелого до молочно-бледного. Но тут вошли Семеро волхвов Варты, с резными посохами в руках. Ургабаз, Ратаг, Силк, Атамас, Пуруша, и Нурчат с Респом. Все Семеро из Избранных племени пришли в дом ведуньи.

– Ей на Алатырь надо, – сразу же заявил старший из них, Ургабаз, – и он присел рядом с девочкой, посмотрел на ее лицо и глаза, – скоро она уже видеть будет. Не надолго это, но много сил потратила на излечение.

– Точно, – пробурчал Ратаг, – не сомневайся, Умбевар, она не из ледяных людей . Да и проверить просто, – и он достал кинжал из-за пояса.

– Не дам! – дико закричал Такай, доставая малый нож из сапога, и бросаясь заслонить сестру.

– Успокойся, малец, – вмешался Умбевар, – малый укол в палец, ведь капля крови нам только нужна.

– Все хорошо, Такай, – к нему подошла Кара, положив руку на плечо мальчика, – никто сестру твою здесь не обидит. Я и проверю Эльгу. Дай твой нож.

Мальчик, закусив губу, протянул рукоятку знахарке. Женщина взяла нож в правую руку, и , глубоко вздохнув, и вспомнив про себя и Илиоса и Лето, осторожно подошла к девочке.

– Я слышала, Кара, – и она доверчиво протянула к ней свою руку.

Мара схватила ее за запястье левой рукой, правой надрезала подушечку безымянного пальца девочки. Казалось, что даже время остановилась, а в горнице словно воздух загустел от напряжения, все не дышали, но вот, по пальцу побежала красная струйка крови. Шумный вздох раздался в горнице, вздох облегчения испуганных людей, не знающих, что им делать дальше.

– Ты был прав, Ратаг, – одобрил соратника Ургабаз, – но всё равно, девочке больше пить надо, мед подойдет, Кара. Что бы быстрее отошла.

Знахарка принесла мёд, и ковши для всех, разлив напиток и раздала его гостям, и особо позаботилась о девочке, вложив питье ей в руку. Прошло еще пару часов, и глаза Эльги стали светлеть, и она, как говорила волхвам, уже видела свои пальцы, поднесенные к ее глазам. И она счастливо их рассматривала, пока не успокоилась.

– Мы пойдем, – сказал Умбевар, с облегчением сказал Каре, – я пришлю к тебе мастеров починить ворота. Не серчай на них, – он вздохнул. – Испугались. Но ведь собак не тронули, и хозяйство не пострадало? Думали люди, что Седьмая ведьма народилась, – и рассмеялся, обводя взглядом присутствующих. Но лица волхвов словно окаменели.

Кара же только вздрогнула, вспомнив о нераскинутых костях.

***

На Алатырь девочку отправили через неделю, всего одну, с провожатыми, и с множеством подарков, лишь бы Мара приняла девочку в обучение. Лодка шла по Оби, с немалой ватагой на борту, восемь гребцов, и старый мореход управлялся рулевым веслом. Эльга сначала бегала с носа на корму, и с кормы на нос, не могла насмотреться на берега реки, на плещущиеся волны, разбегающиеся перед носом судна. Долго проходили на веслах Обскую губу, ветер был неблагоприятен, и целую неделю пытались добраться до Алатыря. Серые волны Студеного моря бились о кожаные борта лодьи, сбивая мореходов к Ямальскому полуострову, и кормщик своим веслом прокладывал курс мористее, и удалось пройти в бухту острова Затворниц. Мореходы подняли шест с знаком, что бы Избранные увидели посланцев с Лукоморья. Когда лодка стала царапать днище о дно бухты, гунны, все девять человек, выпрыгнули из лодки и стали на руках вытаскивать ее на берег. Девочка, закутанная в меха так, что только глаза ее виднелись, сидела на скамье и вертела головой, стараясь ничего не упустить. Кормщик водрузил шест с знаком, и ватажники принялись разгружать суденышко, складывая груз под навес, а один из мореходов побежал разжигать огонь в гостевом доме, стоявшем рядом с причалом.

К ним шли три женщины, закутанные в чёрные плащи, и опирающиеся на посохи.

– Привет тебе, кормщик, – чуть поклонилась ему старшая из женщин.

– И тебе привет, Мара, наставница. Привет тебе и дары, – и он обвел рукой тюки и корзины, сложенные под навесом. – и весточка от вождя Умбевара и лекарки Кары, – отдал женщине деревянную табличку.

Та сразу пробежала пальцами по черте, читая вырезанные знаки, и ее губы шептали что-то про себя. Женщина нахмурилась, и уже озабоченно посмотрела в сторону гостевой избы, думая, что новая послушница там.

– Где призванная?– спросила наставница и посмотрела на кормщика , ничего не понимая.

Тот, широко улыбаясь, и поправляя шапку, ответил:

– Да здесь она, Мара.

– Где?– и она уже начинала терять терпение, обводя взглядом стоящих рядрм здоровенных мореходов.

– Да вот же она, – мужчина показал рукой на груду мехов, – умаялась, видать.

И тут вместо ожидаемой девушки, из под меховой шубы показалось совсем юное курносое веснушчатое лицо, с широченной улыбкой по весь рот.

– Привет тебе , Мара, – сказало юное создание, и снимая с себя шубу и меховую накидку, оставшись лишь в меховой куртке. Она наконец выбралась из лодки , осторожно переступая через скамьи гребцов.

– Меня к тебе послали, – говорила девочка приятным голосом, – сказали, что так нужно, – уже не весело добавила она, и вздохнула, – остаться дома я не могла.

– Нельзя ей здесь, мала еще, – ответила Мара, и бросила взгляд на письмо, дочитав его до конца, и тут же переменилась в лице.

– Но тебя здесь всегда ждали, – переменив слова и тон сходу, сказала наставница, – не грусти, и здесь на острове неплохо, – пыталась она успокоить девочку.

– Ну ты и гусь, распотешил, – усмехнулась женщина, – Спасибо тебе кормщик. Завтра отправляйся домой, – сказала ему наставница.

– Спасибо, Мара, – и он ей поклонился, и мореходы отправились переночевать в тепле.

Наставница шла обратно налегке, а Эльга и две девушки несли вещи новоприбывшей. Девочка вся перегнулась под тяжестью своего груза. Умбевар не пожалел добра, да и родители на долгие годы вперед положили подарков. У пещеры их встретили две собаки, и привычные ко всему послушницы удивлялись, что лайки только что то не метут дорогу хвостами перед девочкой. А Мара смотрела на это, и лишь пробормотала про себя:

– И не соврали Кара и Умбевар в письме. Хотя лучше бы соврали.

– Проходи, Эльга, – сказала она девочке, разжигая лампаду от фитиля.

Наставница пошла впереди, за ней Эльга, послушницы шли сзади. Ведунья открыла обитую бронзой дверь покоев, и девочка увидела залитую золотым светом горницу с охряными стенами, и переступила порог. Четыре девушки смотрели на гостью, не понимая кто и зачем пришел, и перевели удивленные глаза на наставницу.

– Это наша новая сестра, будет постигать знания, доступные избранным здесь, на Алатыре. А что возрастом мала, так не беда, подрастет. Зовут ее Эльга. Вот твоя лавка, – и она показала свободную, – и ларь для вещей и одежды. – И вот еще , девочка. В дальнюю часть острова не ходи, там дома, где Девы Войны живут. С ними только Пряхи общаются.

Эльга только шире открыла глаза, но не поверить Маре не могла. Девы-воительницы! Многие слышали, да никто не видел. Здесь , значит живут, на Скрытом Острове.

Новая ученица, вздохнула тяжело, положила тюки, разложила меха на лавке, тулуп уложила в ларь, оставшись лишь в вязаном платье, кофте и меховой безрукавке. В такой одежде были и другие девушки, кто обучался у Мары, из числа Семерых Избранных, как все их и называли.

– Меня зовут Ракса. Сколько тебе лет? – спросила одна из них, повыше других ростом.

– Двенадцать, – чуть подумав, ответила Эльга, посмотрев на остальных.

– И вы все Избранные? – спросила новенькая, не веря своим глазам, рассматривая девушек от пятнадцати до восемнадцати лет.

– И ты тоже, – рассмеялась Ракса.

***

На улицу высунулась тонкая девичья рука, проверяя на ощупь, есть ли дождь, или нет. Вслед за рукой показалось и юное, покрытое веснушками курносое лицо, и озорной дождик уронил свои капли прямо в широко раскрытые голубые глаза, так что девушка заулыбалась и заморгала, и стала поспешно утирать лицо.

– Спасибо, – сказала она, подняв лицо вверх, – но я сегодня уже умывалась,– и надвинула на самые глаза капюшон меховой куртки.

Она вылезла с корзиной и тащила за собой и санки для поклажи, осторожно выбираясь из под висевших моржовых шкур, закрывавших дубовую дверь, закрывавших вход в это жилище в каменной горе. С утра капал въедливый и нудный дождик. Промочить каменистую почву с негустой травой он был не в силах, но не позволить послушницам собирать грибы и созревавшую бруснику, мог вполне. Девушки могли только быстро сделать необходимое– покормить собак и собрать рыбу из сплетённых из ивовых прутьев сеток, куда она успевала набиться за ночь. Сегодня не повезло Эльге, она должна была сделать все эти важные и нужные дела . Вот девушка и двинулась в путь, на пояс навесила бронзовый кинжал, а в руках была длинная палица, выше ее роста, с каменным навершием. Вызвались ее сопровождать только три лайки. Собакам дождь не нравился тоже, да под навесом сидеть им было уже скучно, и прогулка обещала им толику добычи, свежую, а не мороженую рыбу. Правда, все это им предстояло честно отработать, в санках лежали и постромки для собак, что бы запрячь их на обратной дороге, когда сани будут полны плавника и рыбы. Правда, Эльга взяла с собой и огонь, в оплетенном плющом глиняном горшке, закрытом крышкой, в нем угли меньше остывали, и всегда можно было разжечь костер, что бы обогреться в пути. Алатырь был очень большим островом, вернее, двумя островами, лежащими напротив Гандвика и Обской губы, из которой можно было попасть в великую реку Обь, тянувшуюся со своими рукавами с далекого Юга в Студеное море. И по этой реке жили люди союза Семи племен, но все они были гансами и мансами, а окрестные племена называли, кому как удобнее. Вот и послушница тянула санки вперед, к заливу, где стояли загородки, куда попадала рыба, особенно во время прилива. На берегу лежали части деревьев, которые девушка покидала в кучу, подальше от прибоя, а собаки, Ухват, Чернушка и Белочка, обнюхивали берег в поисках чего– нибудь съедобного. Но на камнях кроме водорослей они пока ничего не находили, но не теряли надежды, пробежали далеко вперед, так что был виден лишь хвост Белочки, блестевший белизной среди валунов. Эльга подошла к сетке, наполовину скрытой водой, и достав из санок сачок сплетенный из лыка, с длинной рукоятью, стала вытаскивать рыбин и класть их в корзину. Добычи было немного, и она вздохнув, потащила санки дальше. В другой бухточке рыбы было больше, и она накормила собак, дав каждой, что бы не обидеть, по рыбешке. Ее помошники дружно захрустели добычей, а Эльга крепила корзинки в санях, и приготовила постромки для собак.

– Поели, надо и поработать, – приговаривала она ласково, одевая сбрую на каждого из своих хвостатых помощников.

Санки теперь тянули лайки, девушка суть повеселела, но тут у нее, как всегда бывало перед бурей, заболела голова, да так сильно, то она закрыла глаза, и вцепилась пальцами в виски. От прибежища, дома в горе, где жили все послушницы, было далеко, и она знала, что им не успеть, и лучше переждать бурю в безопасности. Недалеко, как ей было известно, имелась тоже гора изъеденная ходами в каменной толще. Эльга решила спасаться там, и понукала хвостатых помощников двигаться быстрее. Те тоже почувствовали недоброе, и подвывали , дергали постромки, но подчинялись человеку. Полозья санок все скользили по каменистой земле, приближая их к цели. Каверна в скале была в половину ее роста, так что Эльга пролезла в убежище на четвереньках, и затащила туда же упирающихся животных, которые чуть не перевернули поклажу, но девушка вовремя двумя руками вцепилась в корзины. Послушница затащила за шиворот каждого из питомцев, которые жалобно скулили, упираясь лапами, но даже слегка прикусить руку Эльги им и не пришло в голову. Девушка подготовила место для костра, наломала сучьев, и достала заветный горшок с углями. Рядом у стены лежала большая куча дров, непонятно кем оставленных, но так пригодившихся сегодня. Бронзовыми щипцами она достала годный, жарко пылающий уголёк, и бросила его рядом с дровами, раздула огонь, и скоро тепло уже согревало девушку. Собаки же все держались за ее спиной, сбившись в кучу, и так согревали друг друга. Эльга достала рыбину, выпотрошила, голову и потроха отдала своим сейчас очень робким защитникам. Она смотрела, как трещат в огне сучья, а снаружи бушует буря, с сильным ветром и пронизывающим дождем. Рыба была вскоре готова, послушница сняла ее с прутика. Ужин не занял много времени, и Эльга закутавшись, попыталась уснуть. Проснулась она от того, что ей показалось, что на нее кто-то смотрит. Раскрыла глаза, но в темноте видела только еще светящиеся угли от прогоревшего костра. И вдруг ей показалось, что какое то существо прошмыгнуло мимо, и услышала как скулят собаки, которые грели ей спину. Тут, мимо ярко пылающих углей прошмыгнула маленькая фигурка, и Эльга потерла глаза, считая что ей пригрезилось, и она помотала головой, прогоняя дурман. Но тут подошли двое, и встали так, что она могла их видеть, этих пальцев– дактилей, а высотой они были в ширину пальца человека.

***

Послушницы стояли под открытым небом, кутаясь в плащи. Мара показывала Избранным звезды, и как они вращаются вокруг Земли. Как найти Матку, Полярную Звезду, и как по ней найти путь на Север. Она показывала важнейшие созвездия, и вручила каждой по календарю из дерева, с зарубками в дни важнейших праздников. Летнее солнцестояние, зимнее солнцестояние, весеннее и осеннее, все это было отмечено на этих таблицах. И как найти планеты среди звезд. Послушницы слушали все это, раскрыв рот, стараясь все запомнить и понять. Каждая повторила урок Мары, и они смогли найти и Полярную звезду, и другие звезды небосвода. Потом, все собрались, и как будто слушали музыку небесных сфер, и отправились к трапезе.

Ужин в пещере закончился рано, это были ячменная каша да всегдашняя рыба, запиваемая травяным настоем. Деревянные миски и ложки уже чисты от остатков еды, ведь Мара не любит, когда пища пропадает зря.

– Ну что поели? – спросила наставница ради порядка своих послушниц, – убирайте со стола, и спать.

– Мара, а не расскажешь нам сказку, – попросила самая младшая, премило улыбаясь Маре, зная, что та не устоит перед ее просьбой.

– Уберитесь после трапезы сначала, – все так же уверенно, но уже совсем не строго добавила молодая женщина, или выглядевшая молодой.

Наставница вышла из за стола и направилась в свою келейку, а за ее спиной Эльга перемигивалась со своими подругами, а те лишь пожимали плечами в ответ, делая друг другу знаки пальцами, а кто и страшно гримасничая, все же опасаясь , что наставница повернется в их сторону. Девушки быстро собрали посуду, смели щеткой крошки со стола, и их знаменитый дубовый тысячелетний стол, покрытый старинной резьбой, был прибран и очищен. Двое отправились помыть деревянную посуду, а остальные поставили лавки на место. Вскоре они вернулись, Пижма и Тина.

– Эльга, ну что? – спросила Пижма, самая старшая из послушниц, взяв за руку девушку, самую младшую из них, любимицу Мары.

– Иди к ней, – подтолкнула ее и Власта, и рядом встали Нара, Гата и Уна. А Вара, ее подруга, положила подбородок на ладонь и умильно просительно смотрела, не отрывая глаз.

– Да иди уже, небось ждет, когда ты попросишь, – добавила свою щепотку соли и Гата.

Эльга тяжело вздохнула, скорее понарошку, притворяясь, чем по– настоящему, и намеренно еле-еле передвигая ноги, оглядываясь на подруг каждый свой шаг, подошла к кровати наставницы, прикрытой меховой занавесью.

– Мара, все готово. Расскажи нам сказку, – своим елейно-медовым голосом говорила девушка, – не уснуть никак.

– Что малые такие? – деланно строго ответила женщина, подавив смешок.

– Видать, буря будет, спать нам не дает – даже не соврала послушница, – расскажи.

– Ну ладно, ложитесь давайте, – согласилась Мара, распахивая занавесь, а девушки, как мышки, разбежались по своим лавкам, и укрылись мехами, наружу торчали лишь их любопытные глаза.

Наставница взяла стул, поставила его посередине кельи, села, и начала свой рассказ:

" На далеком – предалеком Грумант -острове, бытовали-бедовали старик со старухой. Умерли все их дети да внуки, лихоманкой унесенные, а и остался у них из добра только олень старый, да сети и ловушки рыбацкие, которые дед день-деньской обходил, собирая немного рыбы на пропитание. Весной провожали они стаи гусиные, летящие к Северу, все думая, а не вернутся ли к ним дети и внуки из царства Эллы. Так горе и мыкали старик со старухой, пока к ним в одну чудесную ночь не заявился дактиль."

– Кто? – влезла с вопросом Гата, а на нее все зашикали.

– Дактиль, маленький человечек, ростом в ширину пальца, а поэтому зовется дактилем. Ну, продолжаю? – вздохнула Мара.

– Да,– с нетерпением согласились девушки, перестав ворочаться,

" Сначала люди старые и не рассмотрели его, был он совсем юный, заявился к ним как-то, стал помогать в делах. На оленя залез, влез в самое ухо, и давай править им, как возница. Видят соседи, что нарты, полные рыбы, сами, без старика едут. Удивились, подумали– заколдованный олень у деда с бабкой, и предложили им на мену молодого оленя. Дед-то согласился, да дактиль в ухе старого оленя остался. Сидят, печалятся старик со старухой, пальца-дактиля своего поминают, разрезала бабка рыбину, да делить стала.