Текст книги "Под стеклянным колпаком (Избранные сочинения. Т. I)"

Автор книги: Сергей Соломин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Глава XXVI[3]3
  Название главы пропущено в первоиздании.


[Закрыть]

Первым делом временного правительства было назначение следственной комиссии по обвинению «ученых» в заговоре. В нее вошли и «семейные», и «общественники».

Эвелина Шефферс была допрошена лично Ковалем.

«Полярная императрица» была введена двумя вооруженными конвойными в кабинет Бессонова, в котором окончательно основался Коваль. Когда они остались наедине, он долго смотрел на девушку, заметно осунувшуюся от пережитых волнений.

Усмехнулся под усами и заговорил:

– Наши роли, кажется, переменились. Допрашиваю я. Вам вручен лист с пунктами обвинения? Что вы можете показать по этому поводу? Предупреждаю, что от вашего ответа зависит, будете ли вы обвиняемой или только свидетельницей.

– Мне нечего отвечать на подобную клевету.

– Вы не верите в заговор Бессонова и Уальда?

– Конечно, нет.

– И вы совершенно правы. Я все это выдумал. С какою целью? Да надо же было вас развеселить, разбудить от спячки, в которую все вы готовы были впасть. Страна счастья! Вы полагаете, что счастье заключается в том, чтобы сегодняшний день походил на вчерашний. Я думаю, как раз наоборот. Вы построили оранжерею для людей и обрекли их на тепличное существование. Вы посадили зверей в прекрасно устроенную клетку и думали, что они так и будут весь век наслаждаться райской жизнью и свободой на пространстве стольких-то квадратных километров. А ваши счастливые пленники взяли да и зашалили. Не хотят, видите ли, обратиться в животных, пастись на лужке и слушать лекции гг. Бессонова и Уальда! Они хотят жизни-борьбы, хотят смены ощущений. Да и вы сами хотите того же. Счастье – в успехе, в победе над препятствиями. Счастье в движении, а не в неподвижности. Однако, к делу! Что вы ответите на такое предложение: я объявляю себя полярным императором, а вас императрицей-супругой?

– Вы издеваетесь надо мною!

– Ничуть. Имейте в виду, что мне, как диктатору, оказано единственное доверие. Один шаг и я сделаюсь владыкой «Полярной империи».

Бывают состояния, при которых человек, испытывая страшные душевные муки, не может выразить их словами и чувствует, как в нем все замерло и все существо обратилось в каменное изваяние, не способное ни мыслить, ни чувствовать. И сознание, вместо ответов на мучительные запросы души, ограничивается упорным повторением назойливой фразы.

Коваль продолжал говорить, но Эвелина не слышала его слов. Не смолкая, как тиканье маятника часов, внутренний голос то громче, то слабее повторял:

«Все погибло! Все погибло!»

И если бы в эту минуту Коваль проявил к ней желание мужчины, она равнодушно поддалась бы насилию.

Коваль следил за каждым изменением ее лица и понял, что она вошла в то состояние безразличия, когда существо человека уже не отвечает на внешние впечатления.

– Я даю вам время одуматься и поразмыслить над всем, что произошло. Народ за меня. Я поведу его, куда хочу. От вас зависит пойти со мною рука об руку.

Эвелину отвели обратно, конвойным запрещено было с нею разговаривать.

Бессонова и Уальда допрашивали следователи, выбранные из «семейных» и «общественников».

К ужасу своему, «ученые» убедились, что даже более интеллигентные колонисты поверили в сказку о заговоре.

Бессонов старался убедить, указывая на нелепость и бездоказательность обвинения, но в ответ слышал лишь одну фразу:

– Сообщайте подробности подготовлявшегося взрыва.

Этим следователи выразили общее желание колонистов, их заячий страх перед неведомой опасностью.

Уальд молчал на все вопросы.

Воскобойников говорил много и долго, по-интеллигентному. Никого ни в чем не убедил и только измучил слушателей потоком ненужных слов.

Остальные «ученые» растерялись окончательно, до того обвинение, им предъявленное, было далеко от истины. В иные минуты им казалось, что над ними сыграл кто-то злую шутку, что все это мистификация и сейчас сами следователи, одурачив своих товарищей-колонистов, расхохочутся и пожмут им руки, прося извинения. Но следователи сидели с холодными, суровыми лицами и в них отражалось чувство ненависти и злобы…

Допрос не дал ничего положительного. Это приписали упорству и сознанию, что в руках «ученых» судьба всей колонии, но они не хотят выдать тайны.

Коваль торжествовал.

Путем чудовищного обмана он стал необходимым колонии, ее вождем, распорядителем ее будущего.

Клевета, не имеющая за собою даже тени правды, катилась, как снежный ком, все увеличиваясь в своих размерах. Уже рассказывали мельчайшие подробности, называли имена, указывали время, когда «ученые» тайно подготовляли взрыв.

– По ночам работали! С их страшными машинами, один сделает столько, что не под силу и сотне людей.

Возбуждение росло, но, как всегда, должно было смениться рано или поздно полным упадком. И тогда народ заговорит по-иному. Найдутся и защитники «ученых», легенда потеряет свое обаяние, ей перестанут верить. Влияние Коваля, его власть над душами сменится колебаниями, сомнениями, из которых вскоре вырастет прямое обвинение во лжи. Успех надо уметь создать, но надо им вовремя и воспользоваться. Народ, как ребенок, как женщина – не ждет. Самые сильные впечатления быстро падают, и на смену им должны явиться другие.

Коваль созвал вновь народное собрание и выступил с речью, поразившей всех.

– В наших руках огромное, неисчерпаемое богатство. Мы владеем научными изобретениями, неизвестными миру. Если мы захотим, на всем земном шаре не окажется людей сильнее нас и всякое сопротивление, всякая борьба с нами станут невозможными. Разве честно, разве достойно людей пользоваться роскошью жизни, всеми ее благами, когда братья, трудящиеся всех стран и народов, изнывают в рабстве у тех, которые владеют золотом, у которых власть распоряжаться судьбами миллионов? Вооружимся, употребим в дело борьбы все, что изобрели «ученые». Пойдем в мир для освобождения человечества, для водворения повсюду новой жизни, новой правды. Построим корабли, каких не видал еще мир, подводные суда, летательные машины. Выйдем из-под стеклянного колпака и явимся грозными судьями всесветной неправды. Все пойдут за нами, всюду с отверстыми объятиями встретят нас, как вестников новой жизни. Я знаю все, что знают и «ученые», я овладел их тайнами, которые они хотели использовать только для себя. Я зову вас идти на освобождение всего мира, на борьбу с мировым злом. Вперед, товарищи!

Народ ответил восторженными криками. Все до одного прониклись новой мыслью, одушевились желанием жить не для себя только, но спасти других, все человечество. И звезда освобождения всего мира засияла над «Полярной империей», и все готовы были идти за ее путеводным светом… Но, увлекаясь дивным образом, мечтой, вставшей в ярких лучах воспламененного воображения, колонисты не обращали внимания на то, что делается вокруг.

А грозные признаки могучей подземной работы давали знать себя все сильнее и сильнее.

Частичные землетрясения и обвалы происходили почти беспрерывно у берегов горячего потока, русло которого совсем засыпали груды обломков. Покривились колонны, поддерживающие стеклянные своды у карантина, и они грозили падением. Рабочий, осматривавший путь подземной железной дороги, нашел сильные повреждения в туннеле. Здание станции и элеватор были почти разрушены.

По приказу Коваля южная часть «Полярной империи», где помещался карантин, была отделена особой, вновь выстроенной стеклянной стеной, но она вскоре стала давать трещины и пришлось установить постоянное дежурство по ремонту. То и дело со зловещим треском стекла лопались и рассыпались колючими осколками. Коваль старался успокоить всех, как мог.

В прокламациях, которые он выпускал ежедневно, непременно говорилось о том, что это последствия работы «ученых», подготовлявших катастрофу, но все меры приняты, и до больших размеров бедствие не разрастется.

Коваль только что достиг власти и люди повиновались ему, но стихийная сила посылала вызов за вызовом и не хотела считаться с жизнью людей, с их намерениями, надеждами, мечтами и шла, как исполин, не замечающий, что чудовищными ногами своими давит крохотных пигмеев, в гордом дерзновении считающих себя господами земли. И пришел день, когда стихии наскучило щадить и она поднялась во весь рост и над «Полярной империей» поднялась ужасная голова Медузы.

Открытие Бессонова было гениально, но он упустил из виду, что горящие каменноугольные копи рано или поздно вызовут обвалы верхних слоев.

Катастрофа разразилась внезапно, после нескольких дней обманчивого успокоения. Час гибели совпал с тем радостным для обитателей полярных стран мгновением, когда после долгой ночи солнце в первый раз показывается из-за горизонта и бросает свои лучи, обещая возрождение к новой жизни.

Но когда яркий красноватый свет перерезал мрак полярной ночи, он не заиграл золотыми бликами на стеклянных сводах «Страны счастья», но озарил картину ужаса и разрушения. На том месте, где гордый человеческий ум выстроил оранжерею для людей и считал себя победителем стихий, лежали лишь безобразные обломки и мертвящий холод, проникая повсюду, довершал дело смерти…

НЕОБЫЧАЙНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
ОСКАРА ДАЙБНА И КОНДРАТИЯ НЕВЕСЕЛОГО
Борьба злых и добрых на суше,
на море, в воздухе и под водою
Фантастическая повесть

I
Первое знакомство

Третий день авиационного праздника омрачился страшным несчастьем.

Смелый пилот Андреев, завоевавший в короткое время симпатии публики и восторги толпы за забором аэродрома, внезапно упал с высоты 1.000 метров вместе с аппаратом.

Дивная механическая птица обратилась в груду безобразных обломков, которые скрыли под собою изуродованный труп. Зрители на мгновение оцепенели от ужаса. Потом всех охватил один порыв, и толпа бросилась к месту катастрофы. Проскакал отряд конной полиции. Бледные, взволнованные бежали распорядители праздника. Пронесли носилки… Трибуны опустели.

Только двое остались равнодушными и продолжали стоять у перил трибуны. Один был одет неряшливо, в старом летнем пальто, в порыжелой шляпе. Видимо, он совсем не заботился о своей наружности: лицо обросло огромной бородой, на голове целая копна волос. Глубокая поперечная морщина на лбу и взгляд исподлобья придавали ему мрачное, почти жестокое выражение.

Другой был олицетворением корректности и изящества. Строго выдержанный английский костюм. Гладко выбритое лицо. Красные, правильно очерченные губы, тонкий нос с горбинкой, белый мраморный лоб, светло-серые холодные глаза и румянец здоровья на щеках.

В одном было легко узнать русского растрепанного интеллигента, в другом – подтянутого иностранца.

Стоя у перил, русский протянул руку и начал говорить, ни к кому не обращаясь:

– Так и должно быть! И чем больше будет несчастий, тем лучше. Люди скорее поймут нелепость этой затеи. Поймут, что это не завоевание воздуха, а головоломный спорт. Эти опасные игрушки не имеют никакой будущности. Авиатор – раб стихии, раб своей глупой машины, раб капризного мотора, а раб никогда не сделается господином.

– Извините, – обратился к нему иностранец, приподнимая котелок. – Ваше суждение так резко. Весь мир занят вопросом об авиации. Неужели все ошибаются?

Хмурый повернулся и медленно оглядел изящного иностранца.

– Я никому не навязываю своих мнений. Если верите в аэропланы – в час добрый: верьте!

– Следовательно, вы сторонник аппаратов легче воздуха, дирижаблей.

– Как я могу быть сторонником этих летающих бегемотов? Я не ребенок, чтобы утешаться пусканием пузырей в воздух!

– Но, в таком случае… Позвольте, однако, отрекомендоваться: Оскар Дайбн, представитель заграничного синдиката бензиномоторов, инженер по профессии.

– Ну, а я – Кондратий Желтугин, человек сам по себе, безо всякой профессии.

Хмурый улыбнулся мягкой, доброй улыбкой:

– Меня приятели прозвали Невеселым. Кондратий Невеселый! На эту кличку я охотнее отзываюсь.

– Я позволю себе вернуться к нашему разговору. Вы отрицаете аэропланы, отрицаете дирижабли. Значит, вы вообще не верите в воздухоплавание?

– Ниоткуда это не следует. Я утверждаю только, что воздухоплавание идет совершенно неверным путем. Они спешат изобрести машину, увлекаясь птицеподобием. Но ведь все величайшие изобретения человеческого ума совсем не являются подражанием природе. Разве, например, есть где-нибудь в природе колесо?.. А оно-то и составляет существеннейшую часть каждой машины. Это одно, а другое: нельзя изобретать аппараты, не овладев той силой природы, с которой мы имеем дело. В данном случае, это сила тяжести. Что мы о ней знаем? Ровно ничего. Умеем ли мы управлять ею по своему желанию? Нисколько. Я могу усилить и ослабить электрический ток. Но могу ли я увеличить или уменьшить вес тела? Я могу поставить изолятор, сквозь который электричество не проникнет. Укажите мне, как изолировать тело от земного притяжения, то есть, чтобы оно потеряло весь свой вес! Надо работать много, упорно в лаборатории, заставить природу открыть свою тайну, а не летать на глупых аппаратах, рискуя каждую минуту сломать себе голову.

– Судя по вашим словам, вы занимаетесь теоретическим воздухоплаванием?

Кондратий Невеселый насупился и поглядел на своего собеседника подозрительно.

– Может быть! – протянул он, словно хотел спросить: «А тебе какое дело?»

Оскар Дайбн так и понял.

– Извините меня… Я совершенно вам незнаком… Но все эти вопросы так глубоко интересуют меня. Я сам только что взял патент на одно усовершенствование аэроплана.

Невеселый смягчился.

– Что же, в таком случае, потолкуем. Да пойдемте, кстати, позавтракать куда-нибудь. Я не ел с утра.

И, не обращая внимания на продолжавшуюся суматоху на аэродроме, не поинтересовавшись узнать о судьбе авиатора, новые знакомые отправились нанимать извозчика.

II
Великое открытие

Со времени авиационного праздника случайное знакомство этих столь чуждых друг другу людей закрепилось частыми встречами и беседами все на одну и ту же тему: о причинах воздухоплавания. Но только через месяц Невеселый решился открыть душу и сознался, что несколько лет работает по этому вопросу, что достиг замечательных результатов, но, по неимению средств, а частью из боязни выдать секрет, осуществил свое открытие лишь в маленьких моделях.

Наконец, в заранее назначенный день он повел Оскара Дайбна к себе.

– Я еще никому не оказывал такого доверия. Вы увидите, что я не фантазировал во время наших бесед. Вы увидите чудеса. Конечно, я не открою вам секрета, но покажу модели.

Кондратий Невеселый отпер двери своей квартирки на Песках и пропустил вперед гостя.

– Видите: живу один, без прислуги. У меня большой беспорядок. Ну, да не беда!

Оскар Дайбн острым, хищным взглядом окинул всю убогую обстановку квартиры, словно отыскивая что-то.

В комнате стоял длинный стол из некрашеных досок на козлах. До половины он был завален всякой всячиной: книгами, бумагами, инструментами, кусками медной проволоки…

Невеселый усадил Дайбна на большое потрепанное кресло, а сам ушел, довольно долго прокопался и вынес два ящика.

– Вот тут все!

Достал черный лакированный сундучок. Из него выходили две изолированные проволоки, а сбоку виднелась маленькая медная ручка.

– Внутреннего устройства я вам не покажу. Могу сказать одно: там нет ни гальванической батареи, ни аккумуляторов. Между тем, аппарат дает весьма значительной силы ток и дает его постоянно без химической реакции или приложения механической силы.

– Своего рода электрический perpetuum mobile?

– Именно. Это коллектор естественного земного электричества, вернее, земного электромагнетизма. Конечно, как всякое дело рук человеческих, аппарат рано или поздно потребует ремонта, но, в сущности, он вечен, пока… пока земля обращается вокруг своей оси и вокруг солнца. Как видите, мое perpetuum mobile не противоречит основному принципу механики. Поставьте мельничное колесо на горной речке, оно будет вертеться до тех пор, пока не иссякнет источник воды. Мой аппарат будет давать ток, пока не остановится вращение земли. Вы можете мне не верить. Можете считать меня за шарлатана – ваше дело. Но всего я вам не расскажу. Да это и не важно. Считайте этот аппарат просто за источник электрической энергии, откуда бы она там ни бралась. Я вам покажу другой, более убедительный опыт, доказывающий, что я овладел силой тяжести или притяжения.

Невеселый вынул довольно большой плоский ящик, на крышке которого был укреплен медный круг с делениями и стрелкой, стоящей на поле.

Потом поставил на стол весы с нижним коромыслом, вроде лавочных.

Плоский ящик соединил длинными изолированными проволоками с лакированным сундучком, в котором повернул ручку.

– Ток пущен. Теперь, Оскар, положите сами ящик на чашку весов и уравновесьте гирями. Так! Переставьте стрелку на 45°. Что? Чашка с гирями перетянула? Уравновесьте вновь. Какая потеря веса?

– Вместо 12 ф. – только 9, 3 ф. потери.

– Передвиньте еще на 45°. Какая потеря?

– Еще три фунта. Ящик теперь весит всего 6 фунтов.

– Передвиньте сразу на 180°. Видите! Приходится снять все три. Ящик потерял весь свой вес. Поднимите его вверх. Выше: проволоки хватит. Отнимите теперь руки.

Оскар Дайбн громко вскрикнул от удивления. Ящик, ничем не поддерживаемый, висел в воздухе. Зрелище это почти пугало: до того противоречило оно обычным представлениям о весе тела. Даже пушинка, плавающая в воздухе, рано или поздно спустится на пол, а здесь легче всякой пушинки оказался 12-фунтовый ящик.

– Прицепите теперь к нижнему кольцу ящика 6-фунтовую гирю. Стрелка стоит на 180° – переведите ее на 270°. Поднимите ящик в воздух. Руки прочь! Видите, и гиря потеряла вес. Опустите ящик вновь на стол, переведите стрелку, ну, хоть на 10°.

Оскар Дайбн почувствовал, что ящик вырывается у него из рук. Он тихо и плавно поднялся вверх и остановился под самым потолком, натянув провода.

– Видите! Потеря веса перешла в подъемную силу… – захлебывающимся от волнения голосом произнес Невеселый.

Глаза его горели, как звезды, длинные, растрепанные волосы окружили голову, словно сиянием.

Он стал почти красивее, озаряемый внутренним огнем.

Опыты произвели на Дайбна сильное впечатление, которое он едва скрывал под маской хладнокровия.

– Как же вы думаете применить ваши изобретения к воздухоплаванию?

– Вы не догадываетесь? Да ведь стоит только поставить коллектор земного электричества на этот ящик – вот вам и воздушный корабль. Все, конечно, должно быть больших размеров. Сядьте сами сверху. Поворот рычага, и весь аппарат теряет вес. Еще поворот: аппарат поднимается вертикально в воздух.

– А поступательное движение?

– Ну, уж это пустяки! Приделайте спереди пропеллер. Сзади руль. И летите спокойно, как вы едете в автомобиле.

– Вы не составляли проекционных чертежей?

– Не только составил, но у меня разработаны все детали. Разработана и новая теория электричества, спроектированы и разные приборы, в которых применяется «мое электричество». Между прочим, я открыл особые силовые лучи. Если бы я располагал достаточными средствами…

Невеселый не договорил. Сильная рука прижала к его лицу носовой платок. Сладковатые, одуряющие пары проникли в ноздри и в рот. Сознание быстро его оставило…

III
Мечта возродилась!

Очнувшись лишь через несколько часов, Кондратий Невеселый долго не мог дать себе отчета в том, что случилось. Он встал с кресла, но сейчас же пошатнулся и едва не упал. Голова кружилась и отчаянно болела. Тошнота подступала к горлу…

Стало немного лучше. Заработал мозг, начали припоминаться все подробности свидания с Оскаром Дайбном…

Невеселый дико вскрикнул в предчувствии ужасной истины.

Да, все его аппараты-модели исчезли. Он бросился в спальню. Письменный стол был взломан. Бумаги разбросаны. Грабитель нашел и секретный ящик, где хранилась тайна.

Как сноп, упал Невеселый на пол и горько зарыдал. Работу всей его жизни, его драгоценное сокровище, его будущую славу похитил этот негодяй!

Невеселый пролежал в больнице около четырех месяцев. Врачи боялись за его рассудок. В горячечном бреду он говорил о воздушных кораблях и подводных лодках, о неисчерпаемой электромагнитной энергии, которую он заставил покорно служить себе. Он уверял, что может на далекое расстояние метнуть шаровую молнию, перед которой мелинитные снаряды – детские игрушки. Он брался посредством силовых лучей разрядить пистолет, находящийся в соседнем доме, взорвать мину на большом расстоянии.

– Я наведу прожектор на роту солдат, и все патроны выстрелят и ружья придут в негодность. Я могу взорвать с высоты 1.000 метров пороховые склады, арсеналы…

Возбуждение проходило. Невеселый начинал плакать; жаловался на судьбу надрывающим сердце голосом и поминал какую-то Розу.

– Дорогая моя, единственная, жизнь моя!..

Выздоровление шло крайне медленно. Долго лежал он в забытье. Совершенно ослабел. Силы восстановились с трудом. Он ожил сразу, когда в приемный день к его койке подошла красавица-еврейка, бросилась к нему на грудь и, плача, долго целовала его бледное, исхудалое лицо. Не получая ответа на письма, Роза решила ехать из провинции в столицу и здесь узнала о болезни Невеселого.

Видя, какое благотворное действие производит на больного присутствие девушки, ей разрешили бывать в больнице ежедневно.

Невеселый рассказал Розе все, что с ним случилось.

– Ты навсегда останешься тем же: мечтателем, доверяющим первому встречному. Выздоравливай скорее и принимайся опять за работу. Ты ведь помнишь все? Я привезла немного денег. Буду помогать тебе во всем, чем могу.

– Но ведь секрет украден. Для какой цели употребит его Оскар Дайбн? Судя по его поступку со мною, он бандит. Построит воздушный корабль, сделается пиратом, внесет ужас, страдание и смерть по всему миру. Или продаст секрет какому-нибудь правительству. И это государство будет обладать могущественной силой, правительство будет угнетать собственный народ и покорять, унижать, низводить на степень рабства другие народы. Богатые окончательно поработят бедных. А я… а мы с тобою мечтали уговорить твоего дядю-миллионера дать нам денег. Мы построили бы это идеальное воздушное судно и другое, подводное. Ведь принцип здесь один. Мы явились бы могущественными покровителями всех угнетенных. Мы освободили бы все народы. Диктовали бы правительствам всех стран свою волю. На дне моря огромные богатства. Подводное судно достало бы их. Владыки воздуха и подводного царства! Мечта, мечта! Все погибло! Орудие добра обратится в бич человечества.

– Не унывай! Я уже говорила дяде – он хороший старик и почти согласен. Покажи ему модели, и деньги в твоих руках. А этот Оскар Дайбн… Подумай, прошло с лишком три месяца. Если бы он продал секрет какому-нибудь правительству, поверь: газеты давно расславили бы на весь свет. Повсюду такое шпионство.

– Ты права! А для постройки судна на собственные средства – где он возьмет денег, где найдет на земном шаре место, куда бы ни заглянули любопытные? Ведь этого моего плана он не знает. Хоть одна тайна не украдена!

Кондратий Невеселый поспешил выписаться из больницы и поселился вместе с Розой. Девушка всячески оберегала его покой, а колоссальная память помогла ему возобновить все чертежи и построить новые модели. Пришли в голову и новые мысли. Съездил к дяде Розы. Старик, еврей прежнего закала, учившийся на медные гроши и обо всем судивший по Талмуду, не принял, однако, изобретений Невеселого за дьявольские соблазны, как, может быть, подумал бы другой, невежественный человек.

– Люди злы, и Бог не хотел открыть им тайн своих. Ты – его избранник. Помни это, и знания свои употребляй только на добро. Будь справедлив во всем. А я, Абрагам Бергман, дам тебе денег. Осуществи вместе с Розой мечту…

Невеселый возвращался в столицу с курьерским поездом. В его кармане лежал перевод на огромную сумму.

– Ту-ту-ту! – стучали колеса вагона, отбивая ритмическими ударами скорость в 60 верст в час.

– Детские игрушки, забава бедных рабов земли! – шептал про себя Кондратий Невеселый. – Мой воздушный корабль будет иметь часовую скорость в 500 километров. От Москвы до Петербурга я пролечу в час с небольшим. Вокруг всей земли я облечу менее, чем в четверо суток. Я слетаю на оба полюса…

Безграничная фантазия билась о стенки черепа, словно птица в клетке, ища свободы и простора сверхчеловеческого. Невеселому казалось, что быстро мчавшийся курьерский поезд стоит на одном месте. Хотелось бежать, мчаться против бури, броситься в пространство с вершины горы…

На Николаевском вокзале Невеселый нанял таксомотор и все погонял шофера. Быстро взбежал он по лестнице.

Позвонил. Вот отворилась дверь. Невеселый протянул руки, чтобы крепко прижать к себе Розу. Она тихо отстранила его и, вся бледная, с широко раскрытыми глазами, указала на газетный лист, лежавший на столе.