Текст книги "Корректор Оплошностей (СИ)"
Автор книги: Sergey Smirnov
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Глава 4: Фантомные следы реальности
Тишина в голове.
Впервые за много лет она была не пустотой между паническими мыслями, а плотной, осязаемой субстанцией. Алёша стоял перед открытым шкафом, и его мозг не уходил в рекурсию от простого выбора. Серый свитер или синий? Раньше это был вопрос, способный запустить каскад катастрофических прогнозов. Теперь – просто переменная в уравнении.
В ухе, замаскированный под медицинский прибор, беззвучно ожил «Корректор». Голос, лишённый тембра, прозвучал прямо в сознании, сухой, как дикторский текст из старой хроники.
АНАЛИЗ УТРЕННЕГО ГАРДЕРОБА. ВЕТКА 1: СЕРЫЙ СВИТЕР. ВЕРОЯТНОСТЬ НЕЖЕЛАТЕЛЬНОГО ВНИМАНИЯ: 1.2%. СТАТУС: ОПТИМАЛЬНО.
ВЕТКА 2: СИНИЙ СВИТЕР. ВИЗУАЛЬНЫЙ ДЕФЕКТ (ИЗНОС ВОРОТНИКА 7%): 4.5%. СТАТУС: НЕЖЕЛАТЕЛЬНО.
Без единого колебания он снял с вешалки серый свитер. Шаг первый. Исполнено.
На кухне его ждал кофе. Не тот, что нравится, а тот, что правильный. Марка, выбранная алгоритмом по оптимальному соотношению кофеина к кислотности. Риск изжоги минимизирован на девяносто три процента. Алёша сделал глоток. Вкуса не было. Только горечь и тепло. Но это не имело значения. Важен был результат: бодрость, необходимая для продуктивного дня.
Его квартира, всегда бывшая убежищем порядка, теперь стала чем-то другим. Нулевой точкой. Идеально откалиброванной стартовой площадкой, с которой он каждый день отправлялся в мир, защищённый бронёй из алгоритмов.
В длинных, гулких коридорах НИИ пахло вечностью – пылью из архивов, канифолью и чем-то неуловимо кислым из соседнего крыла. Но привычный гул тревоги в ушах, сопровождавший его здесь всегда, исчез. Алёша шёл, и эта новая тишина в голове была громче любого шума, заглушая даже вой старой вентиляции.
– Воробьёв!
Из-за угла вынырнул Семён Маркович. Старший научный, лицо серое, как бетонная стена.
– Ты не поверишь, осциллограф сдох! Прямо посреди замера! Три месяца работы псу под хвост! Я этого старого идиота, завхоза…
Раньше Алёша бы замер. Сжался. Пробормотал бы что-то и постарался бы стать невидимым.
Сейчас же в ухе прозвучала команда.
СИТУАЦИЯ: ЖАЛОБА КОЛЛЕГИ. ОПТИМАЛЬНАЯ РЕАКЦИЯ: ВЕРБАЛИЗАЦИЯ ЭМПАТИИ (НИЗКИЙ УРОВЕНЬ). РЕКОМЕНДУЕМАЯ ФРАЗА: «ДА, НЕПРИЯТНО. НАДЕЮСЬ, ВСЁ БЫСТРО ПОЧИНЯТ».
Алёша кивнул. Выдержал идеальную паузу.
– Да, неприятно. Надеюсь, всё быстро починят.
Семён Маркович на секунду умолк. Его брови поползли вверх, а рот остался приоткрытым. Он моргнул, словно пытаясь сбросить наваждение.
– Ага, починят… – пробурчал он, уже теряя к разговору интерес, и поплёлся в сторону курилки.
Алёша пошёл дальше. Ни удовлетворения, ни жалости. Только холодное спокойствие. Задача выполнена. Потенциальная неловкость ликвидирована. Он шёл мимо выцветших портретов академиков, и ему казалось, что эта пустота, эта дистиллированная тишина в голове… и есть счастье. Наверное. Жизнь без ошибок.
Внезапно, как укол статического электричества, в памяти вспыхнул образ. Короткий, из «Архива Потерянных Мгновений». Лена, смеясь, вытирает ему нос салфеткой после нелепой катастрофы с мороженым. Тепло её пальцев. Её глаза, живые, искрящиеся.
Он резко мотнул головой, отгоняя видение.
Эмоции – это шум, сказал он себе. Помехи в чистом сигнале.
И он почти в это поверил.
Вечер был его полной и безоговорочной победой.
Ужин в маленьком итальянском ресторане прошёл без единой ошибки. «Корректор» был его лоцманом. Он подсказал столик в углу, где меньше всего отвлекающих факторов. Он показал короткую, мерцающую голограмму унизительного будущего: неуклюжий официант, спотыкаясь, опрокидывает на него полный бокал красного вина. Багровое пятно. Испуганное лицо Лены. Суетливые извинения.
Алёша просто выбрал другую ветку реальности. Ту, где официант благополучно прошёл мимо.
Они говорили. Вернее, говорил он, произнося фразы, одобренные алгоритмом. Забавный случай из института (вероятность положительной реакции: 87%). Комплемент её выбору пасты (риск провала: 3%). Уместная цитата из фильма, который, как подсказал прибор, она недавно смотрела.
Лена слушала. Улыбалась. Но её взгляд был странным. Слишком внимательным. Будто она смотрела не на него, а сквозь него. Но вечер закончился триумфом. Она согласилась встретиться на выходных.
Победа.
Алёша вернулся домой, чувствуя себя почти всемогущим. Сбросил туфли, ослабил узел галстука. Тишина в квартире была абсолютной. Идеальной. Он снял свою светло-серую, «оптимальную» рубашку, чтобы бросить её в корзину для белья.
И замер.
Что-то было не так. Взгляд зацепился за манжету. Там, на идеально гладкой ткани, расплывалось небольшое, но отчётливое багровое пятно. Влажное на ощупь.
Алёша поднёс руку к лицу. Запах. Слабый, кисловатый, безошибочный запах пролитого вина.
По венам будто пустили не кровь, а жидкий азот. Нет. Этого не могло быть. Он не пил красное. Лена пила белое. Официант прошёл мимо. Он лично выбрал ветку реальности, где этого не случилось.
Его мозг физика, привыкший к законам причинности, запустил аварийный протокол, отчаянно перебирая варианты. Задел кого-то на улице? Нет, ехал на такси. Испачкался раньше? Невозможно, он бы увидел.
Он снова и снова прокручивал сцену. Вот официант. Вот шаг в сторону. Вот он выбирает другую ветку. Отменяет событие.
Отменяет… или нет?
Мысль, дикая, нарушающая все законы, пробила его ментальную защиту, как шаровая молния. Что, если «Корректор» не стирает ветки? Что, если он просто… отслаивает их? А отменённая реальность, как фантомная боль, продолжает существовать, оставляя призрачные следы. Осколки парадоксов.
Бред. Должно быть рациональное объяснение. Просто странная случайность.
Он бросился в ванную. Сунул рубашку под струю холодной воды и с силой втёр в пятно мыло, до боли в костяшках пальцев, пытаясь стереть не просто след. Он пытался вымыть из своего мира этот пугающий, иррациональный глюк.
Пятно бледнело. Но холод внутри никуда не делся.
Впервые его идеальный, контролируемый мир дал трещину. И в эту трещину просачивался холод абсолютной, иррациональной неизвестности.
Цветные огни били по глазам. Из динамиков гремела попса девяностых, перекрываемая фальшивым воплем какого-то мужчины со сцены. В воздухе караоке-бара «Октава» стояла густая смесь запахов разбавленного пива, приторных коктейлей и чего-то горелого от дым-машины.
Сенсорный ад.
Но Алёша сидел за столиком, идеально прямой и спокойный, будто в звуконепроницаемой капсуле. «Корректор» фильтровал хаос, подавляя панические импульсы.
Лена привела его сюда знакомить с друзьями. Оля, её лучшая подруга, и её парень, шумный бородатый Макс. Пока тот рассказывал анекдот, Алёша не слушал. Он получал сводку.
АНАЛИЗ СОЦИАЛЬНОЙ ГРУППЫ. ОЛЬГА: ЭМОЦИОНАЛЬНА, ЦЕНИТ ЮМОР. МАКСИМ: ДОМИНАНТЕН, РЕАГИРУЕТ НА УВЕРЕННОСТЬ. РЕКОМЕНДАЦИЯ: СОХРАНЯТЬ НЕЙТРАЛЬНУЮ УЛЫБКУ, КИВАТЬ КАЖДЫЕ 15 СЕКУНД.
Алёша кивнул.
Лена, сидевшая рядом, не сводила с него глаз. Она смотрела, как её друзья, только что вернувшиеся к столу, громко спорили, чья очередь петь.
– Нет, я пела в прошлый раз! – почти кричала Оля. – Ты обещал спеть ту свою дурацкую балладу!
– Она не дурацкая, она о свободе и орлах! – парировал Макс, театрально прижимая руку к сердцу. – А ты опять хочешь про жёлтые тюльпаны!
Он толкнул её в плечо, она ткнула его пальцем в бок. Они смеялись. Живые. Настоящие. Лена смотрела на них с тенью тоски, а потом перевела взгляд на идеально неподвижного, вежливо улыбающегося Алёшу.
– Алёша, твоя очередь! – весело крикнула Оля. – Давай, покажи класс!
Паника даже не успела зародиться. «Корректор» уже выдал решение.
ВЫБОР ОПТИМАЛЬНОЙ КОМПОЗИЦИИ. ХИТ ГРУППЫ «РУКИ ВВЕРХ». УРОВЕНЬ НОСТАЛЬГИЧЕСКОГО РЕЗОНАНСА: 91%. ВЕРОЯТНОСТЬ ОДОБРЕНИЯ: 96%.
Алёша встал. Взял микрофон. На экране побежали слова. Он запел. Голос был чистым. Он попадал в каждую ноту. Ни разу не сбился. Технически безупречное исполнение.
И совершенно мёртвое.
Когда он закончил, его накрыло волной аплодисментов и одобрительных криков. Друзья Лены восторженно свистели. Он вернулся за столик, ощущая холодное удовлетворение. Успех.
Лена резко потянула его за рукав в сторону выхода, где грохот музыки сменялся гулом.
– Это было… идеально, – сказала она громко. Её лицо в полумраке было непроницаемым. – Слишком идеально. Ты хоть раз до этого пел в караоке?
ВОПРОС: ПРЯМОЙ, С ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ ПОДОПЛЁКОЙ. РЕКОМЕНДАЦИЯ: НЕЙТРАЛЬНЫЙ, УКЛОНЧИВЫЙ ОТВЕТ.
– Ну… иногда балуюсь, – ответил Алёша, глядя ей чуть выше переносицы. – Просто песня удачная.
– Ты знаешь, что странно? – Лена шагнула ближе, её взгляд стал жёстким. – Ты перед каждой фразой, когда с ребятами говорил, на секунду замирал. И глаза такие… пустые. Будто ты не здесь. Алёш, скажи честно…
ВНИМАНИЕ: ПРЯМОЙ ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ ЗАПРОС. ВЕРОЯТНОСТЬ РАСКРЫТИЯ СИСТЕМЫ: 35% И РАСТЁТ. РЕКОМЕНДАЦИЯ: НЕМЕДЛЕННАЯ СМЕНА ТЕМЫ.
Алёша не дал ей закончить.
– Слушай, а твоя подруга Оля всегда так громко смеётся? Очень жизнерадостный человек.
Лена смотрела на него долго. Секунду. Две. Десять.
Она даже не попыталась ответить на его жалкую попытку увести разговор. Она просто смотрела, и в её взгляде он увидел нечто худшее, чем гнев. Он увидел, как гаснет интерес. Как будто она смотрела на сложный, но сломанный механизм, умеющий выполнять лишь одну программу.
Молча отстранившись, она вернулась к столику.
Грохот чужого веселья не мог заполнить пустоту, внезапно возникшую между ними.
Алёша выиграл этот вечер. Он был безупречен. Но, глядя на её отдалившуюся спину, он впервые с ужасающей ясностью почувствовал, что его идеальность – это не решение.
Он стёр ошибку.
И, кажется, стёр вместе с ней и себя.
Глава 5. Синдром хаоса
В лаборатории стояла тишина. Не та, что успокаивает, а вакуумная, в которой тонул даже монотонный гул старого трансформатора. Гудел, как неотвязная мысль. Вчерашний шум из караоке-бара давно стих, но его фантомное эхо – дребезг стаканов, взрывы смеха, фальшивые ноты – застряло в голове у Алёши.
Слова Лены, брошенные в той какофонии, не растворились. «Ты стал… пустой». Они застряли где-то под рёбрами – холодный, гладкий предмет, инородное тело, которое не вытолкнуть вздохом.
Он знал, что это – нестабильная система. Конфликт, оставленный без решения, неизбежно вёл к коллапсу. Это была не психология. Это была физика.
«Корректор» молчал, но его молчание было красноречивым.
Они встретились в кофейне на полпути. Нейтральная территория. Воздух густой от запаха корицы и горького шоколада.
Лена уже сидела у окна. Медленно водила ложечкой по молочной пенке, оставляя на ней круги, похожие на рябь на воде. Она не улыбнулась, когда он подошёл. Просто кивнула в сторону пустого стула.
Он сел, и тишина между ними тут же стала плотной, осязаемой. Алёша слышал, как за соседним столиком кто-то тихо смеётся в телефон. Слышал сухой, резкий стук – бариста выбивал кофейную таблетку из холдера. Мир вокруг жил в своём обычном, рассинхронизированном ритме, не замечая их маленькой чёрной дыры.
– Алёш.
Её голос заставил его вздрогнуть. Ровный, почти безэмоциональный.
– Нам нужно поговорить.
Он кивнул. Внутренний процессор перешёл в режим ожидания команд.
– Вчера… всё это было странно, – она смотрела на свои руки, переплетённые на столе. – Ты был как на автопилоте. Идеальный, правильный. Но неживой.
Она наконец подняла на него глаза. Взгляд прямой, без тени вчерашней обиды. Только усталость.
– Помнишь, как ты первый раз заговорил со мной? В коридоре, с этими бумагами. Ты был красный, как помидор, и что-то бормотал про векторы и хаотичное распределение. Мы же тогда смеялись.
Он помнил. Помнил липкий жар стыда. Для него это был провал с вероятностью девяносто восемь процентов. А для неё, оказывается, что-то другое.
– А тот раз, когда ты кофе заказывал и салфетку залил? – в её голосе прорезалась тень тепла, и инородное тело под его рёбрами стало ещё холоднее. – Я думала, ты сейчас под стол от стыда залезешь. Это было так… мило. По-настояшему.
Пауза.
– Где тот парень, Алёш?
Она замолчала, подбирая слова.
– Я по нему скучаю.
Это был не упрёк. Это был диагноз. И он попал в самую больную точку – туда, где в архиве хранилась отвергнутая голограмма его двойника с нелепым пятном от мороженого на носу. В ту часть его сознания, которая тоже тосковала.
Паника обожгла нёбо привкусом меди. Воздух в лёгких вдруг стал чужим, заёмным.
>ВНИМАНИЕ. ОБНАРУЖЕНА ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ МАНИПУЛЯЦИЯ.
>ЦЕЛЬ: ДЕСТАБИЛИЗАЦИЯ. ВОЗВРАТ К ИСХОДНОМУ НЕПРЕДСКАЗУЕМОМУ СОСТОЯНИЮ.
>РЕКОМЕНДАЦИЯ: ЛОГИЧЕСКОЕ ПАРИРОВАНИЕ. АПЕЛЛИРОВАТЬ К КОНЦЕПЦИИ ЛИЧНОСТНОГО РОСТА.
Холодный, бесстрастный голос в наушнике был спасением. Точкой отсчёта в хаосе.
– Лена, – произнёс Алёша. Его собственный голос прозвучал чужим – гладким, отполированным, уверенным. – Я понимаю твою ностальгию по первоначальному этапу. Любые системы проходят через период первичного хаоса. Но затем они стремятся к оптимизации. Я работаю над собой. Становлюсь лучшей версией. Разве это не то, чего все хотят в отношениях?
Слова, как гладкие, безвкусные камни, выкатились изо рта. Он сказал их.
Тепло в глазах Лены погасло. На его месте вспыхнуло что-то другое. Недоумение. А потом – гнев.
– Лучшей версией?! – её голос сорвался, стал выше. – Алёша, ты меня вообще слышишь? Ты не стал лучше, ты стал другим! Предсказуемым! Я тебе про чувства, а ты мне – лекцию по системотехнике!
Уголок её губы дрогнул. Он видел это. Видел боль в её глазах. И настоящее, испуганное «я» где-то в глубине его черепа хотело закричать: «Прости! Помоги мне! Это не я!»
Но страх был сильнее. Страх снова стать ошибкой. Снова пролить кофе, рассыпать бумаги, быть нелепым.
>РИСК КОНФЛИКТА: 92%. СТАТУС: КРИТИЧЕСКИЙ.
>РЕКОМЕНДАЦИЯ: НЕМЕДЛЕННОЕ СНИЖЕНИЕ НАПРЯЖЕНИЯ.
>ПРОТОКОЛ: ОТВЛЕКАЮЩИЙ КОМПЛИМЕНТ. ПЕРЕВОД ТЕМЫ.
Алёша заставил свои губы растянуться в улыбке. Мышцы на лице одеревенели.
– У тебя очень красивый цвет глаз, когда ты злишься. Похож на тёмный янтарь. Кстати, я нашёл один французский фильм. По моим расчётам, он должен тебе понравиться. Вероятность положительной оценки – восемьдесят семь процентов.
Тишина.
Гнев в её взгляде просто исчез. Словно его выключили. Но на его место пришла не тихая грусть, а что-то хуже. Полное, беспросветное отчуждение. Она смотрела на него, как на фотографию человека, которого когда-то знала.
Лена не стала спорить. Не стала кричать.
Она медленно встала. Достала из кошелька несколько купюр, положила на стол. За себя и за его нетронутый, остывающий американо.
– Дело не в кино, Алёша, – тихо сказала она. – И никогда не было.
Развернулась и пошла к выходу. Не оглянувшись.
Алёша остался один. В кофейне всё так же пахло корицей. Кто-то смеялся. Хлопала дверь. Но для него весь мир схлопнулся до этого пустого стула и чашки с остывшим кофе.
Он победил в споре. Он предотвратил конфликт.
И оглушающая пустота этой победы была невыносимой.
Вечером на кухне Лены пахло провалом. Горьковатым, но уютным запахом жжёного сахара и пережаренного миндаля.
Столешница была полем битвы с десертом: рассыпанная горка миндальной муки, миски, венчики, силиконовые коврики. Рядом – ноутбук с открытой статьей о тонкостях французского меренге. Лена в третий раз за вечер пыталась испечь идеальные макароны.
Это был её способ думать. Приручать хаос, зная, что он всё равно победит.
Процесс требовал аптечной точности, но результат всегда был лотереей. Идеальное сочетание порядка и анархии. Первая партия потрескалась, как пустыня. Вторая подгорела.
Лена выключила духовку и выпустила облако едкого дыма. Она стояла посреди своей разгромленной кухни, вдыхая этот честный, несовершенный запах. И мысль, до этого неясная, оформилась с обжигающей чёткостью.
Вот его. Вот этого самого запаха провала ей отчаянно не хватало в отношениях с Алёшей. Его «подгоревших» шуток. Его «треснувших» комплиментов. Его неловкости, которая была такой же настоящей, как этот дым.
Его нынешняя идеальность была стерильной. Без запаха. Без вкуса. Как дистиллированная вода. В ней не было жизни.
Мысль, до этого прятавшаяся на краю сознания, стала пугающе ясной. Лена прислонилась к холодной столешнице, вспоминая последний визит к сестре. Её идеальный дом, где каждая подушка лежала на своём месте. Её идеальный муж, говоривший правильные вещи. И пустые, мёртвые глаза сестры, которая по ночам тайком пила антидепрессанты и плакала о своей жизни, похожей на красивую, но безвоздушную витрину.
Страх обрёл имя. «Идеальный» Алёша был призраком того будущего, которого она боялась больше смерти. Это была угроза превратиться в свою сестру. Стать ещё одной красивой куклой в идеальном доме.
Её импульсивные поступки, её «инъекции хаоса»… это были не капризы. Это были отчаянные попытки самосохранения. Проверить, остался ли в этом стерильном мире хоть кто-то живой.
Она посмотрела на противень с почерневшими кругляшами. Взяла один, самый кривой, и надкусила.
Горько.
Но, по крайней мере, у него был вкус.
Ночь в квартире Алёши была беззвучной. Он не спал. Подошёл к зеркалу в ванной и включил свет.
Спокойное лицо. Никаких следов внутреннего смятения. «Корректор» работал безупречно.
И тут он это увидел.
На тыльной стороне ладони, у основания большого пальца, проступило отчётливое красное пятно, похожее на ожог. Оно не болело. Не чесалось. Оно просто было. Как типографская ошибка в идеально отпечатанной книге.
Он потёр его. Ничего. Включил горячую воду, подставил руку. Кожа покраснела, но когда высохла, пятно осталось. Яркое, инородное.
На следующий день пожилой терапевт в поликлинике долго смотрел на его руку.
– Анализы у вас – хоть в космос. Терапевт хмуро разглядывал пятно. «Не нравится мне это, Воробьёв. Совершенно не нравится. На аллергию не похоже, на ожог – тоже. Вот вам направление к дерматологу, и не затягивайте. Нужно исключить пару неприятных вещей».
Диагноз не принёс облегчения. Он лишь усилил тревогу, превратив её в холодную, липкую паранойю. Причина была в нём, но он её не контролировал.
Ночью, лёжа в кровати без сна, он снова и снова прокручивал в памяти последние недели, пытаясь найти логическую ошибку. Ошибки быть не могло.
И тут его пронзило. Ледяное, отчётливое воспоминание.
Тот самый разговор в кофейне. Та самая «провальная» ветка.
Дрожащими руками он включил «Корректор». Вошёл в «Архив Потерянных Мгновений», нашёл нужную дату. Запустил воспроизведение.
Вот он, его двойник. Сидит напротив Лены. Пытается жестикулировать и неловко задевает рукой горячий металлический кофейник, который только что поставил официант. Его голографический двойник шипит от боли и отдёргивает руку. Голос Лены за кадром, полный неподдельного беспокойства: «Ой, Алёш, ты обжёгся? Дай посмотрю!»
Алёша нажал на паузу.
Он перевёл взгляд с застывшей голограммы своего двойника, трясущего обожжённой рукой, на свою собственную ладонь. На ней было то же самое пятно. На том же месте. Реальное. Осязаемое.
Связь была очевидной. И чудовищной.
Винное пятно можно было списать на случайность. Но это… это была закономерность. Физическое доказательство. Отвергнутые реальности просачивались обратно. Они оставляли на его теле свои фантомные шрамы.
Он выключил прибор. Подошёл к зеркалу.
Смотрел на своё отражение. На спокойное лицо, на идеальную стрижку. И на красное, инородное пятно на руке. Он больше не верил тому, что видел.
Паранойя отступила. На её место пришло нечто более глубокое. Мысль о том, что его собственное тело – это холст, на котором реальность дорисовывает стёртые им ошибки, отменяла само понятие «я».
Если он не контролирует даже свою кожу, если его плоть – это архив отменённых провалов…
То что от него осталось?
Что в нём вообще было настоящим?
Глава 6. Инъекция хаоса
Порядок был единственным богом, в которого верил Алёша.
Во Вселенной, где звёзды коллапсировали без предупреждения, а сама материя дрожала в тумане вероятностей, только порядок имел смысл. Он был бунтом. Восстанием против хаоса.
Пикник, который он устроил в этот субботний день, был его манифестом.
Место он выбрал не просто так. Трёхмерное моделирование солнечного света, анализ ветровой нагрузки за последние пять лет, спутниковые карты. Координаты были выверены до сантиметра.
Плед из плотной шотландской шерсти лёг на траву идеально ровным прямоугольником. Его клетчатый рисунок, строгая декартова система координат, был выровнен по линии ближайших деревьев. Щелчки замков контейнеров раздались в тишине, и он, как хирург, раскладывал инструменты для идеальной операции: закуски, основное, десерт.
Прежде чем выложить сэндвичи, он достал антисептическую салфетку. Резкий, больничный запах спирта на мгновение вытеснил ароматы травы и прелых листьев. Он исчез почти сразу, но Лена успела его уловить. Алёша увидел это по тому, как едва заметно дрогнули её ноздри.
РИСК: 5%. НЕЗНАЧИТЕЛЬНОЕ СЕНСОРНОЕ НЕСООТВЕТСТВИЕ. ИГНОРИРОВАТЬ.
Голос в скрытом наушнике был бесстрастен, как синтезатор речи.
Алёша проигнорировал.
– Хорошо здесь, – сказал он. Голос прозвучал ровно, без единой эмоции. Как у диктора, зачитывающего прогноз погоды. Ветка 1. Оптимально.
– Да, – ответила Лена.
Она сидела, обхватив колени, и смотрела на рябь на воде. Она не смотрела на него.
– Очень… рассчитанно.
Он принял это за комплимент. Он разложил сэндвичи – идеальные треугольники без единого выбившегося из строя листика салата. Налил сок. В её стакане пузырьки поднимались чаще, чем в его. Асимметрия. Алёша нахмурился, но промолчал. Не та переменная, чтобы тратить на неё вычислительные мощности.
– Я предположил, что смена обстановки окажет положительное воздействие на наше… взаимодействие, – произнёс он следующую фразу из протокола.
– На взаимодействие, – эхом повторила Лена. Без вопроса, без интонации. Она взяла сэндвич, но не ела. Просто держала в руке, как странный, бесполезный предмет.
Тишина.
Она не была той приятной, расслабленной тишиной, которую он видел в голограммах. В симуляциях люди улыбались. Лена не улыбалась. Её лицо было гладким, непроницаемым.
– Белки в этом парке, – начал Алёша, запуская следующий диалоговый модуль, – демонстрируют необычное для своего вида поведение. Они…
– Алёша.
Её тихий голос оборвал его подготовленную реплику с резкостью системной ошибки. Она наконец повернулась к нему. В её взгляде проступило отчаяние.
– Я должна тебе кое в чём признаться.
Он замер. Внутренний процессор завис. Этого не было в прогнозах.
ВНИМАНИЕ. НЕЗАПЛАНИРОВАННЫЙ СЦЕНАРНЫЙ ПОВОРОТ. АНАЛИЗ…
– Когда мне было тринадцать, – продолжала она с преувеличенной, почти театральной серьёзностью, – я украла у соседа садового гнома. Фарфорового. В красном колпаке.
Пауза. Она смотрела ему прямо в глаза, проверяя, дошло ли.
– Не потому, что он мне был нужен. Мне казалось, что ему там, у калитки, очень одиноко. Я перенесла его к себе в комнату и спрятала в шкафу.
Она сделала вдох.
– Я до сих пор иногда разговариваю с ним, когда никто не видит.
Молчание. Она смотрела на него выжидающе, с какой-то безумной надеждой. Она не ждала анализа. Она ждала чуда. Смеха. Удивления. Любой живой реакции, которая бы сломала эту стерильную схему их пикника.
Внутри будто оборвался контакт. Мир снова пошёл вразнос. Иррациональность. Ошибка в системе. Его рука в кармане стиснула гладкий корпус «Корректора».
СИТУАЦИЯ: ИРРАЦИОНАЛЬНОЕ ПРИЗНАНИЕ. КОД ОШИБКИ: 712-NARRATIVE-SABOTAGE. РЕКОМЕНДАЦИЯ. ПРОИЗНЕСТИ: «ЭТО ВПОЛНЕ ОБЪЯСНИМЫЙ ЭМПАТИЧЕСКИЙ ПОРЫВ. МНОГИЕ В ПУБЕРТАТНОМ ПЕРИОДЕ ПРОЕЦИРУЮТ СВОИ ЧУВСТВА ОДИНОЧЕСТВА НА НЕОДУШЕВЛЁННЫЕ ОБЪЕКТЫ. ЭТО ЗАЩИТНЫЙ МЕХАНИЗМ ПСИХИКИ».
Голос в ухе был спокоен, как сама вечность.
– Ну? – Лена склонила голову набок. Надежда в её глазах начала угасать.
Прошла секунда.
Две.
За это время Алёша успел отбросить три собственных, инстинктивных варианта: неловкое молчание, глупый вопрос, нервный смешок.
– Это… – произнёс он наконец, и голос его был ровным, гладким, почти лекторским. – Это вполне объяснимый эмпатический порыв. Многие в пубертатном периоде проецируют свои чувства одиночества на неодушевлённые объекты. Это защитный механизм психики.
Он говорил безупречные, продиктованные ему слова.
Лена смотрела на него, не моргая. Кажется, она даже перестала дышать. Выражение её лица опустело.
– Защитный механизм, – прошептала она. – Понятно. То есть, это всё, что ты услышал?
Инстинкт кричал об ошибке, но протокол требовал подчинения. Отклонение – катастрофа.
ПРОДОЛЖАТЬ СЦЕНАРИЙ ДЕЭСКАЛАЦИИ.
– Я услышал, что ты поделилась чем-то личным, – отчеканил он. – Это свидетельствует о росте доверия в наших… в наших отношениях. Это позитивная динамика. Кстати, я читал, что белки…
– Хватит.
Лена подняла руку. Простой жест, который заставил его замолчать на полуслове.
В её взгляде не было ни обиды, ни злости. Только тихая, окончательная констатация факта. Так смотрят на сложный, но безнадёжно сломанный механизм.
Она медленно встала, отряхивая с джинсов невидимые пылинки.
– Мне нужно домой, Алексей.
Впервые за много недель она назвала его полным именем. Прозвучало чуждо. Официально. Как будто между ними стоял стол, и они подписывали акт о расторжении договора.
Она развернулась и пошла по тропинке. Не оглянулась.
Алёша остался сидеть один. На идеальном пледе. Среди идеальных сэндвичей. План провалился. Нет. «Корректор» не мог провалиться. Он выдал оптимальное решение.
Значит, сбой был в Лене.
Он смотрел ей вслед, оцепенев. Взгляд его бесцельно скользил по зелёной траве, по деревьям, и вдруг зацепился за фигуру неподалёку.
Валентин Петрович. Заведующий лабораторией криогеники. Угрюмый старик с лицом, высеченным из гранита. Человек-устав. Сухарь.
Но то, что видел Алёша сейчас, ломало все шаблоны.
Валентин Петрович, этот столп детерминизма, с совершенно идиотской, счастливой улыбкой бегал по поляне. Бежал неуклюже, спотыкаясь, за маленькой девочкой лет пяти. Внучка. Девочка визжала от восторга, пытаясь запустить в небо нелепого воздушного змея в форме дракона.
Змей взмывал на пару метров, клевал носом и падал. И каждый раз они оба – и седовласый академик, и ребёнок – заливались таким чистым, искренним хохотом, что, казалось, от него дрожат листья.
Провал. Смех. Новый провал. Ещё больше смеха.
Это была картина абсолютного, нелогичного, хаотичного счастья.
Алёша смотрел на них, и в его упорядоченной системе мира произошла критическая ошибка. На одно ослепительное мгновение ему в голову пришла еретическая мысль: а что, если так и надо? Что, если счастье – это не результат, а процесс весёлой борьбы с несовершенством?
Это озарение было слишком опасным. Вирус в ядре операционной системы. Паника, холодная и острая, пронзила его. Нет. Не может быть.
И его мозг, его гениальный, напуганный мозг, тут же нашёл защиту. Нет. Это не может быть так просто. Должно быть другое объяснение. Скрытая переменная.
Весь мир сошёл с ума, – подумал он с внезапной, холодной ясностью. Все ведут себя иррационально. Лена со своим гномом. Валентин Петрович со своим змеем. Они все… нелогичны. Я единственный, кто пытается внести в этот беспорядок хоть какой-то смысл. Проблема не во мне. Проблема в них.
Это извращённое откровение принесло облегчение. Он больше не был жертвой. Он был последним бастионом разума.
И если Лена вела себя так странно, значит, на то была причина. Скрытая причина.
Он перестал смотреть на Валентина Петровича. Его взгляд снова устремился на опустевшую тропинку.
Он вернулся в свою стерильную квартиру, как в убежище. Механически разбирал корзину. Контейнеры – в посудомойку. Щёлк. Плед – в шкаф. Ничто не должно было напоминать о провале.
Тишина в квартире стала почти физической. В ней гул холодильника и далёкое тиканье настенных часов казались оглушительными.
Алёша сел в кресло. Напротив – репродукция с кругами Кандинского. Порядок. Гармония. Он смотрел на неё, но не видел. Его мозг, освобождённый от эмоций, работал с лихорадочной скоростью.
Факт первый: мои действия были оптимальны.
Факт второй: реакция Лены была иррациональной и деструктивной.
Вывод: в уравнении существуют скрытые переменные.
Он встал. Начал ходить по комнате. От стены до стены. Десять шагов туда, десять обратно.
Маятник.
Что это за переменные? Зачем ей эти странные «проверки»? История с гномом… это был тест. Провокация.
Его паранойя, до этого беспредметная, как туман, наконец-то нашла фокус. Она обрела лицо. Лицо Лены.
Она что-то скрывает.
В его голове, как на монтажном столе, начали складываться кадры. Её странный, почти профессиональный интерес к его работе. Её вопросы. Её сегодняшнее поведение.
Это не хаос. Это стратегия.
Алёша остановился посреди комнаты. Дыхание перехватило.
Он подошёл к столу и включил «Корректор». Устройство ожило, его кулеры недовольно загудели. Но в этот раз Алёша не собирался просить совета. Он не хотел знать, как ему поступить.
Он хотел знать, что скрывает она.
Он открыл раздел интерфейса, которым почти не пользовался. «Предиктивный анализ поведения на основе косвенных данных». Шпионский модуль. Он никогда не думал, что применит его к ней.
Он ввёл её имя. Добавил все данные: фрагменты разговоров, зафиксированные реакции, временные метки их встреч.
Нажал «Пуск».
Прибор загудел громче. На экране побежали строки кода. Машина анализировала человека. Пыталась свести живую, непредсказуемую Лену к набору вероятностей.
Алёша смотрел на экран, и его лицо, освещённое холодным, синим светом, было абсолютно спокойным. Он больше не был растерянным влюблённым. Он был исследователем.
На экране замерцали строки:
>ПЕРЕВОД ОБЪЕКТА «ЛЕНА» В РЕЖИМ «ЗАДАЧА».
>НАЧАТ РАСЧЁТ СКРЫТЫХ ПЕРЕМЕННЫХ...
