Текст книги "Пепел забытых надежд: Инфильтрация (СИ)"

Автор книги: Сергей Скобелев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Конечно! Корсак, обыскать помещение.

– Есть! – выкрикнул Янус и первым делом перевернул табличку на двери.

Остальные бойцы обошли стойку и вытолкнули хозяина в кладовую вслед за девушкой.

– Нехорошо дочь обижать, – бросил Собислав старику на ухо.

– Он-на з-заслужила!

– А ты? Лавка бедная, не спорю, но мы-то знаем. Мы всё знаем, Шимон.

Кладовая была обставлена коробками и большими закрытыми шкафами. Затхлый воздух провонял старостью вперемежку с запахом вяленого мяса. Свет пробивался сквозь тонкие белые занавески на окнах. Дощатый пол, заваленный мелким мусором, скрипел под тяжёлыми ботинками мужчин. В дальнем углу забилась в кресло испуганная девушка, обделённая любыми проблесками красоты. Она переводила отчаянный взгляд с отца на полковника, гордой скалой возвышавшегося над его скрюченной фигурой, и вооружённого великана Млотека. Лишь на спокойного светлолицего Рихарда она посмотрела без страха расправы. Заметив это, Нойман коротко улыбнулся, будто обнадёживая. Встретив жёсткий взгляд Собислава, девушка втянула голову в плечи и кивнула на шкаф поодаль от неё. Потерпевший измену отец устало сплюнул на пол.

Беляк потянул ручку шкафа. Его полки устилали плотные пакеты с цветными наклейками названий и сомнительным содержимым, контрафактные товары, армейские сухпайки. Порывшись в подпольном многообразии, Собислав вытянул маленькую ампулу с прозрачной жидкостью и мелким чёрным шифром на стекле.

– Морфий. – Он показал капсулу подчинённым.

– Региональной Федерации, – опознал Лех. – Из старых запасов. Мы вывозили такие трофеи во время войны. Министерство продовольственного снабжения потом всё забрало.

Собислав усмехнулся, предчувствуя успех.

– Шимон, у меня появляется к вам всё больше вопросов, но даже они меркнут перед главным. – Беляк вплотную прошагал к старику и заглянул в испуганные глаза. – Какие распоряжения вам дала резидентура Управления Временного правительства?

Бакалейщика будто ударило током. Он повёл плечами, задрожал сильнее прежнего, а к горлу подкатил рвотный позыв. Обвинение в шпионаже грозило не просто смертью. Расстрел – приговор окончательный, но однозначный. Когда Дефензива арестовывала за связь с иностранной разведкой, однозначным не было ничего.

– Я-я н-не п-предатель! Никогд-да им не б-был!

– Тебя отследили! В Лемберге! – Беляк нанёс старику страшную пощёчину. – Курва мачь[2]2
  Вульгарное выражение (польск.)


[Закрыть], ты мне всё расскажешь!

В эту минуту в кладовую ворвался подпоручик Корсак с мятым листком бумаги в руке, который он спешно протянул Собиславу.

– Нашёл под кассовым аппаратом, пан полковник.

Беляк пробежался взглядом по аккуратному почерку на записке и зачитал на всю комнату:

– «Обмен ночью. Гамбит».

Четверо оперативников разом уставились на старика. Надежда того на спасительный финал окончательно обратилась в могильный пепел. Неожиданно Собислав в секунду проделал два огромных шага к дочери торговца, вышвырнул её из кресла в середину комнаты и, схватив за шиворот кофты, сильным толчком в спину опрокинул на колени. Свободной рукой полковник извлёк из кобуры пистолет и направил его точно в затылок девушки.

– Я знаю, тебе плевать на неё, – презрительно бросил Беляк. – Нежеланный выводок. Никому ненужная системная ошибка, язва на теле нации. Лишняя трата ценных ресурсов. Такие, как вы, бесполезны режиму. – Большим пальцем Собислав спустил вниз рычажок ручного предохранителя, и грозный Ragun отозвался тяжёлым щелчком: оружие было готово убивать. – Я пристрелю её у тебя на глазах, чтобы ты понял: ради Бравой Вольности я пойду на всё.

– Герр Беляк! – заволновался Рихард под взглядом плачущего подростка.

Неизвестно, что взбудоражило Шимона больше: холодная жестокость карателя из Дефензивы, напоминание об умершей сестре или отцовский долг перед нелюбимой дочерью. Но старик резко вздёрнул руки и без запинок прокричал:

– Не убивайте! Я всё скажу! Только не трогайте её!

– Продолжай, – стальным голосом бросил полковник Беляк, не опуская пистолета.

– Склады министерства! Каждую неделю меня вызывает человек, чиновник оттуда. Он отдаёт товара сверх нормы, иногда контрафакт, а взамен забирает три четверти прибыли.

Если эта записка о встрече, то она может быть только от него. Я не видел её, клянусь!

– Как до него добраться?!

– Он присылает служебную машину. И сегодня должен прислать.

– Лемберг! – рявкнул позади Лех Млотек. – Что УВП тебе сообщило?

– Не было никакого УВП! Я вывозил контрафакт!

Собислав Беляк с секунду осмысливал полученное признание бакалейщика, а после жёстко ответил:

– Не верю.

Громким тяжёлым хлопком отозвался в руке контрразведчика смертоносный пистолет. К запаху старости в душной комнате примешалась пороховая гарь и еле уловимый аромат свежей крови. Юная девушка под натиском пули свалилась с коленей на грудь и застыла в неуклюжем положении, забрызгав пол содержимым головы. Последним, что она запомнила перед смертью, был неумело ободряющий взгляд Рихарда Ноймана.

Через полчаса к бакалейной лавке подъехали ещё два чёрных внедорожника. В первый погрузили тело убитой, ко второму Млотек тащил закованного в наручники Шимона. Старик не поднимал мокрых глаз от земли и с трудом волочил ногами. Стоявший чуть поодаль Янус Корсак бесчувственно смотрел на арест, и лишь комкающие найденную в магазине записку пальцы выдавали его нервозность. Подпоручик забрал улику у полковника в надежде на дальнейшее изучение. Тихо подошёл к молодому сотруднику Нойман.

– Как впечатления, камерад?

– Это не первый мой арест, – сухо ответил Корсак. – Странно: полковник говорил, что Дефензива отличается от жандармерии. Сейчас я вижу то же самое.

– Ты смущён?

– Отнюдь. Вольность превыше всех. Зло должно быть низвергнуто.

– Зло… – тихо повторил Рихард и вдруг расстегнул воротник рубашки. Оттянув ткань, он показал Янусу кривой шрам у основания шеи. – Ты говоришь так, будто сейчас война, но это неправда. Мне чуть не отрезали голову на Александрплац, камераден вовремя отбили. Старый свет десятилетиями впускал иноземцев к себе в города, давал еду и неприкосновенность. Они не уважали наши законы, даже не старались, а когда их стало слишком много, просто свергли нас. Основали всемирный Халифат. Я сражался в Последнем крестовом походе. Сначала мы освободили родину, а потом поплыли к их континенту… Когда вернулись, Бравая Вольность наслаждалась экспансией. Здесь ей никто не мог воспротивиться, и лишь на востоке подняла армию Региональная Федерация. Обе эти державы превратили землю между ними в Пепелище, погубили миллионы. Всё это было злом.

– Но тебя режим пощадил, – промолвил Янус. – Раз не стал разменной пешкой, уважай спасителя.

Не ожидая ответа, подпоручик отправился к Honker, в который усадили арестанта. Тюремщик в чёрной форме жандарма в это время беседовал с Собиславом:

– Везти к вам?

– В Казематы, – ответил Беляк. – Обойдёмся без лишнего внимания. И ещё, Войцех: надо встретиться, без свидетелей. Лучше у Мечислава Гробовского.

– Когда он нас примет? – спросил конвоир.

– Ближе к вечеру.

– Навещу, – пообещал Войцех и влез на водительское место внедорожника. Соседнее пассажирское пустовало.

Появившийся рядом Янус торопливо обратился к полковнику:

– Пан Беляк, я хочу провести допрос задержанного.

– Обязательно, когда схватим Гамбита на складах.

– Хочу сделать это до операции. Боюсь, мы что-то упускаем.

Собислав переглянулся с подошедшим поближе Рихардом и, наконец, согласился:

– Работай. Потом доложишь.

Коротко кивнув, Корсак залез на переднее кресло к конвоиру. Чёрные внедорожники синхронно загудели и тронулись в путь: один к тюремным казематам, другой к крематорию.

– Герр Беляк, он до подозрительности активный, – предостерёг приблизившийся к полковнику Нойман. – Вы бы присмотрелись, майн фройнд.

– Данке, – поблагодарил Беляк и похлопал коллегу по плечу. – Пока не мы не выехали за Гамбитом, хочу, чтобы ты кое-что сделал. А пока зови Млотека и поехали. Мы и так засветились.

***

К восемнадцати часам Варсавию начинали охватывать сумерки. Дальние закоулки медленно поглощала тьма, но поблизости всё освещалось бледным холодным оттенком. Двухметровый забор из кирпичной кладки, посеревшей от времени, сливался с пепельным светом, образуя нечто единое, отделяющее реальный мир от того, что находилось за стеной. Брешью в высоком монолитном ограждении была единственная калитка из проржавевших прутьев. За ней начиналась узкая асфальтная тропа, конец которой растворялся в темноте чуть ли не на горизонте. Полковник Беляк, протиснувшись между скрипящими створками, аккуратно шагнул на дорожку и двинулся вперёд. Здесь начинался его путь по земле скорби и забытой печали. Бесконечная тропа пересекала кладбище.

Этот некрополь оставили на произвол истории. В последний раз здесь хоронили участников войны за Пепелище: тех, чьи останки удалось распознать и вывезти из отравленной токсинами и радиацией пустыни. Бесчисленная вереница городов, с обращёнными в пыль зданиями, кратерами бомбардировок, пересохшими ручьями и вечно палящим сквозь пробитый озоновый слой солнцем, до сих пор усеяна костями единых и конфедератов, вольных и временщиков. Больше всего сгинуло мирных, и не только в мясорубке военных действий. В Дефензиве не любили говорить о концлагерях Единой Директории, но именно Бравая Вольность не остановила, а даже поощряла зверства восточных союзников. В ответ – налёты Федерации, бросившей в отместку последние силы воздушного флота. Бомбардировки не всегда отличались точностью, да и лояльные единым поселения УВП не щадило. Банды мародёров и дезертиров со всех сторон фронта выдавливали последние силы из оплёванного населения, а прорывавшиеся окольными тропами отряды Халифата вырезали вообще всех. Бесконечный кошмар грозил падением обоим режимам, и наступило понимание, что войну следовало прекращать. Бравая Вольность и Управление Временного правительства заключили договор о нейтралитете, разграничив Пепелище на три зоны ответственности: западная была отдана на откуп Единой Директории, восточная – Конфедерации народных республик. Обе державы обязывались вывести регулярные армии из пустыни, оставив сателлитов разбираться самостоятельно. С тех пор прошло больше десяти лет, и, если бы все положения договора соблюдались безукоризненно, Собиславу не пришлось бы пробираться по разбитому кладбищу сквозь пелену чернеющих сумерек.

От одиноких крестов до триумфальных арок с лестницами к подземным склепам – в этом филиале забытых встречалось всё многообразие ритуального искусства. Ветер поднимал пыль и бетонную крошку с одиноких плит, протяжно и безголосо выл между мраморными силуэтами. Окружавший полковника шум был нечеловечески тоскливый, но Беляк не обращал на него внимания. Он упорно двигался вперёд, мимо бесконечных рядов бело-серых камней, прошёл чуть ли не полкилометра, пока не остановился за двухметровым сооружением. Рядом со склепом, выполненным в форме миниатюрной часовни, располагался другой монумент: намного меньше и дешевле соседского. Полуметровый мраморный обелиск «прорастал» у ног покойного, а на его навершии восседал орёл с широкими распростёртыми крыльями и двумя скрещёнными мечами в мощных когтях. На маленькой табличке под обелиском было сложно прочесть стёртые временем буквы, но Собислав помнил имя. Мечислав Гробовский. Мало кто знал этого человека лично, а с момента его смерти прошло не меньше семи лет: непозволительно огромный срок в мире забытых надежд, где полное забвение наступало намного быстрее. Полковник знал, что здесь, посреди поля из камня и крапивы, не бывало случайных свидетелей. Потому он назначал некоторые встречи «у Мечислава», не опасаясь утечки информации.

Жандарм Войцех Дудек, высокий кудрявый брюнет, стоял перед обелиском, засунув руки в карманы суконной шинели, накинутой на чёрную форму. Он невозмутимо посмотрел на Собислава: окружающая местность не производила впечатления на тюремщика.

– Что с арестантом? – начал Беляк без приветствий. – Мой агент допросил его?

– Да, но мне не дали присутствовать. Я не знаю, о чём они говорили.

– Что ты о нём думаешь? – поинтересовался полковник. – О подпоручике Корсаке?

Войцех с минуту помолчал.

– Признаться, Собислав, он вызывает у меня подозрения. Очень осторожный, но кажется непринуждённым. Хорошо себя контролирует, но что-то скрывает. Я пытался его разговорить, но он заткнул меня… профессионально. Он отличается от простых людей даже по меркам Дефензивы, не говоря о нашей жандармерии.

– Считаешь, кто-то его заслал?

– Думаю, именно сейчас он появился не просто так, – предположил тюремщик. – Но я могу ошибаться. Вам виднее, Собислав.

– Главное, Корсак поможет поймать Гамбита, – ответил полковник Беляк. – Над Варсавией сгущается пепел, и мы должны быть готовы. Поэтому я хочу, чтобы ты кое-что сделал. – Собислав вытянул ладонь вдоль дорожки, указывая направление к выходу.

Медленно удаляющиеся фигуры не заметили, как из-за склепа-часовни бесшумно выбрался мужчина в тёмно-сером плаще и шляпе с короткими полями. Гражданская одежда контрразведчика сидела на нём идеально, хоть и была в новинку. Неизвестный выудил из нательной кобуры пистолет и вытянул руку, аккуратно выстроив в одну линию целик, мушку и голову Собислава Беляка. Указательный палец нежно поглаживал скобу, норовя соскочить на спусковой крючок. Одним быстрым движением мужчина мог размозжить противнику голову и оставить того лежать на холодной земле в окружении таких же, как он – убийц и военных преступников на службе у государства.

Неизвестный опустил оружие и вернул его в кобуру. Сощуренные глаза неотрывно глядели в спину меркнущему в сумерках полковнику.

– Поживи ещё, – тихо произнёс он. – Ты слишком важен для моей партии.

III. Ночь, склады продовольствия

Ночная Варсавия не могла похвастаться праздностью жизни. Оканчивался рабочий день – вступал в силу комендантский час. Разбегались по проулкам редкие автомобили, уползали трамваи с путей. Вместо них на улицы выкатывали чёрные внедорожники с горящими на крышах прожекторами. И горе тому, кого выхватит из темноты спящего города луч праведного жандармского света. Законы равны для всех, но временами находились исключения. Полковник столичной экспозитуры Собислав Беляк понимал, что человек, за которым они охотились, имел право беспрепятственно появляться на стратегических объектах в любое удобное время. А ещё это могла быть засада. И пусть даже не так, вмешательство контрразведчиков имело шансы обернуться межведомственным скандалом и пророчило лишение не только погон, но и свободы вместе с жизнью. Бравая Вольность выстроила почти идеальную стабильность в сфере общественной безопасности, но зиждилась она на костях. Саботаж, коррупция и государственная измена вели напрямую к расстрельной стене. Потому о проводимой операции знал только штаб Дефензивы во главе с паном Яжловецки. Официальных владельцев объекта контрразведка предпочла не уведомлять. Поставь они в известность кого-либо ещё, и информация могла дойти до лишних ушей. Никто не знал точно, чем это грозило, но поймать Гамбита сегодняшней ночью им бы не светило наверняка.

К складам Собислав Беляк подъезжал на министерской машине. Бакалейщик не соврал: ближе к полуночи у магазина действительно замаячил чёрный внедорожник Cadillac: куда более эстетичный и презентабельный, нежели армейский Honker. Присланный шофёр был немало удивлён, когда машину заблокировал броневик Дефензивы и трое вооружённых оперативников. В обычную ночь они разъехались бы в стороны, но на этот раз всё обстояло иначе. Собислав расположился на заднем диване и держал дуло пистолета у головы водителя. Рядом с полковником сидел Янус Корсак: уставший и поникший.

– Что по допросу? – поинтересовался Беляк.

– Пусто, – пробурчал в ответ подпоручик. – Потратил на бакалейщика весь день. Либо он ничего не знает, либо притворяется. Постоянно говорит, что единые хотели наладить через него контрабанду.

– Это нормально. Торгующих с едиными не проверяют на границе – указ президента Новака под давлением нашего же руководства.

– Но это не то! – сорвался Янус.

Собислав нахмурился.

– Гляди шире. В нашей работе не может быть очевидных решений. Мы едем за чиновником из министерства, который балуется мелкой коррупцией. Сам веришь в эту чушь? Насчёт Шимона я уверен: он должен был передать распоряжения УВП.

Cadillac и сопровождавший его Honker стремительно проехали через открытый шлагбаум на КПП и оказались на объекте. Чужая машина в хвосте не могла не насторожить охрану, но Собиславу было всё равно: отступать уже некуда. Самим фактом вторжения на объект Дефензива начала с чужим ведомством кабинетную войну. Подобные места жизненно необходимы для города. Здесь, на двух застроенных ангарами гектарах, распологались склады, с которых каждое утро развозились по бакалейным лавкам еда, горючее и медикаменты. Министерство продовольственного снабжения зорко следило, чтобы силовики не совались в его внутренние дела. У Дефензивы же зрели небезосновательные опасения в хищении снабженцами государственного имущества, но карт-бланша от президента спецслужба так и не получила. Дариуша Новака можно понять. Выстроенный за десятилетия зыбкий баланс мог быть с лёгкостью выведен из равновесия одним недальновидным решением. Министерство кормило все воеводства Четвёртой Республики, и саботировать его работу означало повергнуть в голод всю страну. Голод, погубивший не одно государство в разгар последней мировой войны.

Блочные конструкции образовывали между собой хитросплетения коридоров, в которые с трудом могли втиснуться одновременно два грузовика. Не светили ни фонари, ни прожекторы. Машины на низкой скорости проехали несколько рядов жестяных сооружений и остановились у непримечательного ангара, похожего на десяток таких же вокруг. Лех Млотек и Рихард Нойман, а с ними ещё два автоматчика, выбрались из броневика и подбежали к министерскому флагману, который успели покинуть полковник Беляк и подпоручик Корсак.

– Нойман, следи за ним. – Собислав ударил кулаком по стеклу водительского места. – Тронется – убей.

Рихард послушно влез на заднее сиденье. Млотек с бойцами преданно ожидали приказов, держа укороченные автоматы дулами вниз.

– Обойти по периметру. Охрану скрутить, чужаков в случае обнаружения арестовать или ликвидировать.

– Приказ понял, пан полковник.

Дождавшись, когда Лех с отрядом растворятся в темноте за стеной склада, Собислав изъял из кобуры Ragun и кивнул на ангар.

– А мы с тобой посмотрим, что там.

Янус последовал примеру командира и выудил такой же пистолет. Ворота склада были заперты на замок, но небольшой проём в них, высотой в человеческий рост, остался открытым. Через его щели просачивался неяркий белый свет электронных ламп. Собислав осторожно потянул тонкую жестяную дверь и первым пролез вовнутрь, прижимая к себе оружие. Ангар был высокий и просторный, вдоль его стен на бетонном полу тянулись в три яруса деревянные и металлические стеллажи со знакомыми коробками из пожелтевшего картона. В отличие от бакалейной лавки, здесь их умещались сотни. В углу стоял вилочный погрузчик на базе трактора. Всё это освещала круглая светодиодная лампа, установленная по центру потолка: необычайно редкая, она отбрасывала ровный белый свет, создавая полдень в непрерывной тьме. Посреди склада стоял высокий брюнет в строгом, идеально выглаженном чёрном костюме и тяжёлых ботинках на толстой подошве. Рубашку под расстёгнутым верхом опоясывала кобура, так же, как у агентов Дефензивы. Мужчина казался немногим моложе Беляка и выглядел куда здоровее: на тяжёлой работе явно не надрывался. Заметив чужаков у входа, он успел положить ладонь на массивную рукоять зарубежного пистолета, но под прицелом оперативников не осмелился вытянуть его и привести к бою. Собислав и Янус медленно прошли вглубь ангара, остановившись в десяти шагах от цели.

– Узнаёшь? – тихо спросил полковник.

– Конечно, – кивнул Корсак, – замминистра Яцек Порлянский.

Мужчина с подозрением прищурился, услышав своё имя. Он стоял вполоборота; рука у пистолета не дрожала: выдавалась уверенная, натренированная хватка. Ему нужно было несколько секунд, чтобы освободить оружие, направить кисть повыше и умертвить двух незаявленных анонимов.

– Стойте, пан заместитель министра. Что вы делаете здесь поздней ночью?

– Осматриваю свою юрисдикцию, – рявкнул Порлянский. – Кто вы? Жандармы? У вас нет компетенции на мой арест!

– Ты прав, Гамбит. Мы пришли поговорить о твоей добровольной сдаче.

– Дефензива, – фыркнул чиновник. – Много вас тут?

– Двое. – Беляк медленно опустил вооружённую руку и жестом приказал Корсаку сделать то же самое. – Я не брал людей. Никто не знает, как глубоко ты засунул агентуру.

– Не верю!

– И не должен. Но ты здесь, в тупике, раскрыт. Какая мне польза от твоего убийства? УВП забросило тебя сюда, умирать. У нас общий враг, приятель.

– Идиот, – злорадно усмехнулся Яцек. – Шимон мёртв?

– Арестован. Он сдал твою сеть. Тебя предали, Гамбит. Не усугубляй.

Внезапно снаружи, где-то за стенами ангара, прогремела автоматная очередь, в ответ которой посыпались пистолетные хлопки. Канонада отвлекла Порлянского, и тот на мгновение отвернулся от агентов.

– Хватай! – крикнул Беляк.

Корсак замешкался. Опомнившийся Яцек стремительно освободил оружие из кобуры, однако Собислав его опередил, вскинув руку в локте и выстрелив из Ragun на уровне бедра. Гамбита резко толкнуло на спину. По рубашке быстро поползло тёмное пятно вокруг дыры на груди, красные пузыри пеной побежали изо рта. Он нелепо отхаркивал кровь, а та всё прибывала в глотку, и её становилось больше. Ногти в конвульсиях царапали холодный бетон, соскребая с земли крошку. Полковник, наблюдая за погибающим врагом, медленно подошёл к нему, с сожалением осмотрел и сделал контрольный выстрел в голову.

– Вы убили его! – взвизгнул за спиной Янус. – Он мог выдать агентуру!

– Я сказал, хватай!

Корсак обиженно вздохнул, но всё же признал вину:

– Это мой проступок, пан полковник.

– Забудь, – отмахнулся Собислав. – Я прострелил ему лёгкое. Он при всём желании ничего бы нам не рассказал.

Подпоручик склонился над трупом и стал брезгливо ощупывать замаранную кровью одежду.

– Сейчас… сейчас…

– Что ты ищешь?

– Хоть что-то. Он не мог прийти сюда пустым. И что это за пистолет?..

– «Гюрза». – Беляк оттолкнул носком ботинка массивное оружие Гамбита. – Ужасно редкий экземпляр. Считай, фирменный почерк эмиссаров.

Выуживая из карманов мелочёвку вроде платков и ключей, Корсак выкинул в общую кучу маленький блокнот, чьи страницы по бокам заметно окрасило в багровый. Собислав подобрал его, пролистал. Записи не имели ничего подозрительного: наброски будущих распоряжений, логистические заметки, учёт прибыли на контрафакте. Но Беляка интересовало не содержание: было глупо рассчитывать, что опытный эмиссар занесёт сколь-нибудь секретные данные в ежедневник.

– Записка Гамбита с собой?

– Да, секунду.

Янус достал из кармана скомканный лист и быстро раскрыл его. Собислав забрал бумагу, вытянул обе находки на свет и с тенью восхищения собственным профессионализмом убедился в идентичности почерка.

– Дело сделано, Корсак. Мы остановили Гамбита.

***

В дневном свете кабинет Антония Яжловецки был ещё просторнее: пестрели корешками книги на широких полках, летала под высоким потолком пыль, а лакированные орлы на столе переливались загадочными отблесками. Грузный начальник контрразведки, не отрываясь, слушал сидевшего перед ним Беляка.

– Из всего вышеизложенного могу резюмировать, что дело эмиссара Гамбита логически завершено. Без координатора сеть потеряет эффективность, деградирует и со временем выдаст себя.

Гетман кивнул в ответ и пробасил:

– Яцек Порлянский занимал чиновничий пост уже пять лет. И все эти годы министерство не давало нам навести порядок. Теперь мы возьмёмся за них, и уже за это тебя стоит поблагодарить. Но… – Антоний повёл челюстью. – Эмиссар?

– Я долго думал, пан Яжловецки. Ведь всё сходится. Будь Гамбит силовиком, ему бы постоянно приходилось оглядываться по сторонам. Среди нас, жандармерии или военных его бы раскрыли, и быстро. Другое дело – чиновник высшего звена. Торговцы Гамбита переходили границу в любое удобное время. Всем запрещено его трогать. Почерк и пистолет – прямые улики. Если это не он, я представить не могу, кем Гамбит может быть.

– Хорошо, – кивнул гетман. – А что с водителем? И кого, пся крев, убил твой Млотек?

– Шофёра просто использовали. Его мы ещё допросим. Но вооружённые боевики за складом к охране отношения не имели, – отрапортовал полковник. – В любом случае, наведаюсь в казематы к бакалейщику и окончательно всё вытряхну. Без главаря ему нет смысла что-то утаивать.

Яжловецки сгорбился и сурово свёл густые брови.

– С этим будут проблемы.

– Простите? – не понял Беляк.

– Твой торгаш покончил с собой этой ночью. Повесился на одежде, кажется.

Собислав бесшумно выругался и упёрся подбородком в скрещённые пальцы.

– Во всяком случае, это лишь подтверждает, что мы правы. Начну рыть по остальным лавкам.

– Оставь это жандармерии, – отмахнулся Яжловецки. – Раз Гамбита больше нет, мы может звать Симиона Бесского. Обеспечь гостю безопасный визит. Пан Станишевский тобой доволен. Если всё пройдёт хорошо, даже я тебе позавидую.

– Приказ понял, – ответил Собислав и встал из-за стола. Но перед тем как уйти, вдруг замер и вновь обратился к руководителю: – Разрешите вопрос, пан гетман.

– Да?

– Подпоручик Янус Корсак. Почему мой отдел?

Удивившийся Антоний честно ответил:

– Он был одним из самых результативных жандармов. Добровольно подал прошение о переводе в столичную экспозитуру с понижением в звании. Решил, что сможет продвинуться в Дефензиве. Он из политического сыска, считай, та же контрразведка, только жандармская: в разработке предатели, бунтари, дезертиры. Кроме как к тебе, отправлять его было некуда. Он проявил себя?

– Да, – улыбнулся Беляк. – У него много рвения, но не хватает выдержки.

– Научишь. Когда-нибудь придётся передавать дела в новые руки, ведь тебе пора думать о повышении. Но пока ничего не обещаю. А теперь иди.

Собислав коротко кивнул на прощание и с чувством выполненного долга направился к выходу. В порыве сладкого воодушевления он быстрым шагом спустился с пятого этажа на четвёртый и устремился к концу коридора, где у его кабинета стояла высокая фигура Рихарда Ноймана с кожаным портфелем в руках. Беляк открыл дверь и пропустил подчинённого вовнутрь. В дневном свете конура Беляка выглядела чуть просторнее. Солнечные лучи бились сквозь занавеску, проявляя на обозрение витавшую в воздухе пыль. Полковник, сняв пиджак и вытащив тяжёлый пистолет из кобуры, уселся за стол. Майор Нойман подцепил с дальнего угла старый деревянный стул и пододвинул его поближе к командиру.

– Говори, – приказал полковник.

– Во-первых, я объездил столичные блокпосты, герр Беляк. Подозрительной активности не замечено нигде, кроме третьего пограничного пункта.

– Конкретнее.

– Неделю назад там задержали дезертира. Спустя час он был казнён агентом Дефензивы. Они успели сделать фотографию перед тем, как кремировали тело.

Нойман выудил из внутреннего кармана плаща желтоватый снимок и протянул его полковнику.

– Узнал имя стрелка?

– Найн, – ответил Рихард. – Он не сказал и не оставил записей. Только предъявил жетон.

– Курва мачь… – с отчаянием выругался Беляк и упёрся подбородком о сжатый кулак. – Убитый был не дезертиром, а перебежчиком из агентуры УВП. Должен был добраться до блокпоста, откуда бы его конвоировали сюда. Этот человек знал, кто у временщиков числился под позывным «Гамбит».

– Не похоже на совпадение. Считаете, кто-то подделал жетон?

– Нет, – уверенно отрезал Беляк. – Есть две вещи в мире, которые нельзя подделать: наши жетоны… – Собислав выудил из кармана обшитую чёрным бархатом пластину с орлом. – И медальоны эмиссаров. И то и другое либо переходит с предателем, либо снимается с трупа. Удивительно, Нойман. Только что я говорил Антонию, что скройся враг в наших рядах, мы бы быстро его вычислили.

Рихард кивнул в знак солидарности.

– По крайней мере, вы убили Гамбита. Осталось найти сообщника.

Полковник Беляк в задумчивости выудил из кипы бумаг ветхую папку и раскрыл перед собой. Снятый в сепии фотопортрет Яцека Порлянского отвечал ему безжизненным, отрешённым взглядом.

– Что по второму делу? – перевёл тему Собислав.

– Янус Корсак. – Нойман машинально обернулся к двери, проверяя, закрыта ли, а после вытащил из портфеля бумажную папку, пожелтевшую от старости. – Изъял из архива жандармерии.

Полковник Беляк принял её, развязал верёвку и открыл. На глаза бросалась желтоватая фотография, запечатлевшая молодого надменного мужчину в кителе с петлицами и эполетами. Узкие змеиные скулы, взгляд убийцы. Такую же фотографию Собислав получил в другом личном деле, когда стажёра Корсака только перевели в экспозитуру. Загвоздка заключалась в том, что оно не содержало информации, интересовавшей полковника, из-за чего пришлось отправить Ноймана в архив жандармерии.

– Он родился в небольшом селении под Варсавией, – продолжил Рихард. – Мать – Луиза Корсак из обедневших аристократов. Отец неизвестен и даже не указан в деле. Скорее всего, Корсак, как бы выразиться…

– Бастард, – отрезал Беляк. – Родственники живы?

– Найн. Селение уничтожили двенадцать лет назад, во время пандемии. Бравая Вольность была в гуманитарной блокаде.

– Да, – припомнил Собислав. – Крестовый поход и война в Пепелище одновременно. Понимаю, почему заражённые сёла сжигали под ноль. Только как выжил Янус?

– Он отсутствовал. Воевал с конфедератами. В деле об этом не написано, но его взяли в плен и вернули через два года.

– Удивительно, что не расстреляли. УВП активно вербовало арестантов. Кто вёл его дело?

Рихард будто ждал этого вопроса, потому как с энтузиазмом произнёс:

– Глава столичной экспозитуры.

Полковник откинулся на спинку стула и удивлённо промычал что-то.

– То есть, мой предшественник оправдал потенциального шпиона, у которого не осталось родственников, а, значит, никого, кто бы его опознал. Что за птица прилетела к нам, а, Нойман?

– Не могу знать, герр Беляк.

– Понаблюдай за ним, – приказал командир. – Не хочу сюрпризов на фоне успеха с Гамбитом. И рапорт про третий блокпост на стол Антонию Яжловецки. Разъяснения дам сам.