Текст книги "Самозванец"

Автор книги: Сергей Шхиян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Последнее предложение было явно от дьявола, и отец Петр зорко посмотрел на меня, борясь с искушением. Однако достойно вышел из испытания:

– Если подаришь что на украшение храма, то, пожалуй, возьму к себе твоего парнишку. Тем более, если у него дед был попом... Молитвы-то он знает?

– Думаю не очень, но паренек он толковый и быстро схватывает.

– Хорошо, поговорю с ним, и если подойдет, возьму, почему и не взять.

На том мы и расстались, после чего я спешно отправился инструктировать новоявленного поповича.

Ване наша с Катериной идея пойти ему по жениховско-священной стезе так понравилась, что у него даже заблестели глаза. Правда, не столько в части служения Всевышнему, сколько в перспективе обладания белокурым сокровищем. Он тут же забросал меня вопросами о том, как теперь сложится его жизнь, причем такими разнообразными, на которые у меня ответов, увы, не было. Мне, конечно, было приятно чувствовать себя многоопытным патриархом, но стало и немного обидно, что для юной поповны я уже не предмет сексуального интереса, а скорее добрый дядюшка. Однако обида была не очень большая, скорее умозрительная, потому, не вдаваясь в психологию, я подвел итог разговору:

– Ваня, пока еще рано делить шкуру неубитого медведя, ты сначала сумей понравиться батюшке, а уж потом будешь мечтать о дочери.

Решив таким образом возникшие проблемы, я отправился навестить раненых. Не то, что меня очень волновало их здоровье, просто не хотел оставлять воинов без контроля. Оказалось, что у них все в порядке. Николай был на ногах, а десятник вполне способен поддержать его в какой-нибудь пакости.

Мой приход у стрельцов радости не вызвал. Васильич пробурчал себе под нос что-то невразумительно недовольное и спросил, послал ли я мужиков за телами их убитых товарищей.

– Туда местные ездить боятся, так что забирать тела придется вам самим, – ответил я.

Десятник выругался и нравоучительно объяснил, как нужно обращаться с крестьянами, чтобы у них не возникало желание перечить.

– Бей сначала в морду, а потом похлещи кнутом, сразу все страхи забудут!

– На меня сегодня тоже напали, – прервал я его воспитательный монолог. – На том самом месте. Стреляли из пищали, а что бы не ушел, повалили через дорогу дерево.

– А ты что? – спросил Николай.

– Ускакал, – не вдаваясь в подробности, ответил я.

– Эх ты, неумеха! – с досадой воскликнул он. – Нужно было брать их тепленькими!

– Ну, это можно поправить, я пойду туда сегодня ночью, могу и тебя взять с собой.

– Пойди, пойди, Никола! – обрадовался десятник. – Отомстишь за наших!

Стрелец сначала вроде даже встрепенулся, но потом потрогал шишку на голове и с горечью в голосе отказался:

– Как же я пойду с такой шишкой?

– Чего тебе та шишка! Подумаешь, рана! Пойди, человеку поможешь, да за и наших отомстишь! Я бы и сам, да куда мне теперь, отлежаться надо.

– Сказал не пойду, значит, не пойду! – упрямо сказал стрелец. – Тебе надо, ты и иди!

Мне показалось, что я присутствую при разговоре, в котором обсуждаются совсем иные, чем говорятся вслух, мотивы. Слишком упорно отказывался от похода Николай, и излишне горячо уговаривал его десятник.

– Ты подумай, что о тебе люди станут говорить, – кивнул в мою сторону Васильич.

– По мне пусть что хотят, говорят, а я тебя одного на ночь с девкой не оставлю!

– Это с какой еще девкой? – невольно вмешался в разговор и я.

– С такой, – сердито сказал стрелец, – хочет, чтобы мы отсюда на ночь убрались, а он один остался. Поповна ему приглянулась! Вот тебе будет поповна, – он показал командиру кукиш. – Или оба, или никто!

Теперь пришла моя очередь заговорить на повышенных тонах:

– Это что вы, козлы, такое удумали? Я вам что, утром плохо объяснил?

– Да пошел ты, куда подальше! – переключил Васильич свое недовольство с подчиненного на меня.

– Нам велели предоставить тебя в Разбойный приказ, мы и предоставим! А будешь мне перечить, то я тебя сам на дыбу повешу! Ты знаешь, против кого слово говоришь? Да я таких, как ты, на одну руку клал, другой прихлопывал, мокрое место оставалось!

Про мокрое место, которое от меня останется, я уже слышал неоднократно, но то, что стрельцы меня опознали и, похоже, не испытывают за спасение никакой благодарности, узнал только сейчас. Это меняло все дело. Теперь у меня не было никакой нужды заниматься их проблемами.

– Понятно, – сказал я, вставая, – девка вам приглянулась! Только она не про вас.

– Сам хочешь? – насмешливо спросил десятник. Я не стал вступать в бессмысленную дискуссию.

Положил руку на эфес сабли и объявил:

– Значит так, оба встали и тихонько пошли к дверям. Если кому нужно объяснить особо, я объясню.

– Что! – в один голос воскликнули стрельцы, разом объединяясь против общего врага. – Ты знаешь, такой-растакой, на кого голос поднял!

Голос я как раз и не поднимал, говорил, пожалуй, даже излишне тихо, но сути это не меняло.

Оба стрельца, стараясь помешать вытащить саблю, забыв о своих недавних увечьях, бросились на меня, так что тотчас завязалась небольшая драчка. На их беду, я этой зимой прошел кое-какую боевую подготовку, потому и не стал подставлять свои многострадальные бока под их крутые кулаки, а обошелся несколькими точечными ударами, которые сразу изменили расстановку сил. Теперь я один стоял посередине горницы, а стрельцы лежали по ее углам.

– Вам встать помочь или еще полежите? – вежливо спросил я.

Удивительно, как насильники понимают силу. С пола встали совершенно другие люди, чем были несколько минут назад, когда на него упали. Поднялись со слегка смущенными улыбками хорошие, в общем-то, ребята, способные понимать хорошую шутку.

– Как ты нас! – едва ли не восхищенно сказал десятник. – Где так драться научился?

– Есть такие места на земле. Вы сейчас в Москву пойдете или еще куда? – отвечая на вопрос, в свою очередь поинтересовался я.

– Нам бы здесь еще денек отлежаться, – просительно сказал Николай. – Ты ничего такого не думай. Сразу бы сказал, что поповна тебе глянулась; мы что, мы тоже понятие имеем.

– Здесь вам оставаться никак нельзя, хозяин этого не хочет. Поищите, может быть, вас еще кто-нибудь приютит. А то сходите в лес, похороните товарищей, а я батюшке панихиду закажу.

– Как туда пойдешь без оружия, – уныло проговорил Васильич, – сам же сказывал, что там разбойники...

– А как же ваши товарищи?

– Им теперь все равно. Господь дал, Господь взял. Чего уж теперь, пускай, может кто-нибудь и приберет.

Я подумал, что такое отношение к своим боевым соратникам оказалось столь живуче, что до сих пор остаются без погребения жертвы Великой отечественной войны. Говорят, что пока последний погибший солдат не будет похоронен, война так и не кончится, а последние оставшиеся в живых ветераны будут получать почетную пенсию, которая много ниже пособия по безработице в стране, проигравшей войну.

Почему-то никогда у нас не хватает ни совести, ни денег на уважение к самим себе.

– Ладно, Бог с вами, прощайте, – сказал я стрельцам, прекращая бесполезный разговор. – Может быть, когда-нибудь и свидимся.

В свете их недавнего обещания доставить меня в Разбойный приказ надежда на возможное свидание прозвучала двусмысленно, однако стрельцы никак на намек не отреагировали, вежливо простились и безропотно вышли из избы.

Тотчас на их место явились хозяева. Отец Петр многозначительно поглядывал, будто подтверждая, что помнит наш недавний разговор. Ваня держался скромно и всеми силами старался услужить будущим возможным родственникам. Один я оставался в жизненной прозе, ждал, когда наконец нас позовут обедать.

Теперь, когда хозяева избавились от опасных гостей, чувствовалось, что семья у священника дружная, и странности попадьи не так бросались в глаза. Я подумал, что, если мне после ночного похода не удастся вернуться под их кров, то нужно утрясти все наши дела до наступления вечера. Однако оказалось, что и так все решено, уже священник называл Ваню сынком и по простоте душевной завел прямой разговор об обещанном взносе на украшение церкви.

Я удвоил сумму и выложил на стол четыре серебряные цехина. После такого широкого жеста мать и дочь начали смотреть на нас умильно, быстро накрыли на стол, а попадья расщедрилась даже на склянку сладкой наливки. Так что обед прошел в сердечной атмосфере, и мне пришлось выслушать несколько трогательных семейных историй, как обычно, интересных только рассказчикам. После обеда был объявлен тихий час, в котором принял участие и я, рассчитывая отдохнуть перед ночным походом.

Глава 4

Богородский крестьянин с ветхозаветным именем Илья, решивший рискнуть жизнью за три медные московские копейки, ждал меня возле церкви в условленное время.

– А я думаю, придешь ты или оробеешь, – сказал он, когда я подошел к нему. – Ночью все кажется страшным.

– А самому-то не боязно? – в свою очередь поинтересовался я.

– Нет, чего мне бояться. Я вдовец, детей у меня нет, мне умирать не страшно.

– Неужели жить не хочется?

– Кому же не хочется, всякая тварь жизни радуется, только у всех конец один.

На встречи с доморощенными философами мне давно не везло, однако пока было не до поисков смысла жизни, сначала предстояло решить конкретные вопросы.

– Так ты считаешь, что в лесу балуют ваши местные? – спросил я.

– Кто его знает, кто там сейчас обретает, раньше наши проезжих пугали, теперь, может, и чужие забрели. Одно точно знаю, никакой нечисти в этом лесу отродясь не было.

– Ладно, скоро сами узнаем. У тебя оружие с собой есть?

– А как же, вот чем тебе не оружие, – показал он тяжелую суковатую дубину, – не хуже палицы будет.

Я в этом уверен, не был, но спорить не стал. Всяк вооружается, как ему удобно.

– Ладно, пошли. Только войти в лес нужно так, чтобы нас не заметили, – сказал я, зная нашу национальную слабость надеяться на «авось».

– Так может, там никого и нет.

– Днем были. В меня из пищали стреляли, потом дерево на дорогу свалили.

– Тогда, может быть, и есть, – задумчиво сказал он. – Однако если Бог не выдаст, свинья не съест.

С этим трудно было спорить, я и не стал, просто пошел рядом по дороге в направлении леса.

– Сам-то кто будешь? – после десятиминутного молчания поинтересовался Илья. – Смотрю я на тебя и никак не могу понять, из каких ты будешь.

Слышать такой вопрос от крестьянина было странно. Для них все люди в чистом платье, да еще с оружием были чужаки и начальники.

– На боярина не похож, на приказного тоже, гости, те совсем другие, – не дождавшись от меня скорого ответа, продолжил он определять социальный статус. – Может, разбойник?

– Нет, я так, сам по себе. Раньше жил на украйне, потом подался в Москву. Теперь уже сам не знаю, к кому относиться.

– А что тебе за дело до нашего леса? Пусть наши бояре ловят разбойников, а тебе какая в том корысть?

Вопрос был, что называется, на засыпку. Как на него не ответь, все равно слукавишь. Сознаться, что я, по большому счету, авантюрист, искатель приключений, было обидно мне самому. Это как бы снижало собственную самооценку. Одно дело – обычный «адреналинщик», рискующий своей единственной, неповторимой жизнью ради прихоти, пижонства или острых ощущений, совсем другое – народный спаситель. Однако и последнее прозвучало бы слишком претенциозно, хвастливо и нелепо. Такие заявления можно делать с трибуны, перед выборами, а не в частном разговоре, да еще с крестьянином, для которого высший пафос – обмануть сборщика податей. Потому я попытался объяснить свои мотивы хоть сколько-нибудь логично:

– Кобылу мою разбойники забрали, да самого едва не убили. Это кому понравится?

– Тогда понятно, а то я подумал, что ты сам какой-то мутный. А ты, оказывается, за кобылу! Тогда совсем другое дело. Хорошая кобыла больших денег стоит. Да и обидно...

Мы, не торопясь, шли по дороге. До полной темноты было еще около часа, и нужно было скоротать время. Пришлось искать тему для разговора. Как обычно, когда людей ничего не связывает, заговорили о жизни.

– Ну и как тут у вас? – спросил я. – Не голодаете?

– Живем, не тужим, грех жаловаться. Не будь я одиноким, было бы совсем хорошо.

Помолчали. Я с натугой придумал новый вопрос:

– На барина много приходится работать?

– Какой там барин! Наш живет в Москве, здесь только староста, мой кум. Живем так, что всем вокруг завидно.

Кажется, Илья принадлежал к категории людей, у которых всегда все хорошо. Я видел, какие у них в селе старые и убогие избы, и мне показалось, что для такого оптимизма явно нет почвы.

– Ты всю жизнь крестьянствуешь?

Кажется, вопрос Илье не понравился, во всяком случае, он почему-то хмыкнул и не сразу ответил, а когда надумал, сказал коротко и неконкретно:

– Это как придется.

Дальше мы шли молча, пока спутник не объявил:

– Здесь сворачиваем.

Мы сошли с дороги и краем поля направились в сторону леса.

– Там есть где прятаться? – спросил я. – Ну, там, какие-нибудь ямы, овраги?

– Есть, в нашем лесу долго беглые крестьяне жили. Много чего накопали.

Мы достигли опушки. Небо уже потемнело, и низкая светлая луна висела, касаясь верхушек деревьев. Запели соловьи. Мы присели прямо на траву возле комля толстой березы.

– Красота, – отметил Илья.

Я промолчал. Идти в темный лес не хотелось, с большим удовольствием я бы позагорал под лунным сиянием на перине в избе, чем пробирался по густым колючим зарослям неизвестно куда и зачем.

– Меч-то у тебя, смотрю, дорогой, – заметил спутник, поворачивая в мою сторону бледное в лунном свете лицо. – А сам говоришь, что не стрелец, и не воевода?

Ничего подобного я не говорил. Как и чего-либо другого о себе.

Потому ответил односложно:

– Нет.

– Всякие люди на земле живут, – обобщил Илья, – иной вообще не пойми что.

– Это точно, – подтвердил я.

– И шлем иноземный, тоже, поди, немалых денег стоит.

– Это ты к чему? – поинтересовался я.

– Просто так, к разговору. Ты если хочешь, подремли. Луна еще не скоро сядет, а раньше идти рискованно.

– Хорошо, подремать – это дело. Вчера не выспался.

– Вот и я говорю, чего тебе так сидеть. Ты поспи, а когда будет надо, я тебя разбужу.

Я подумал, что ни в какой лес мне идти не придется. Все может решиться и здесь, на опушке.

– Ладно, я и, правда, посплю часок, – сонным голосом сказал я. – А ты тут смотри в оба.

– Это как водится, ты не беспокойся, все будет в лучшем виде, – горячо проговорил Илья.

– Ну, коли так, то и ладно, – произнес я и ровно задышал.

Мужик сидел на своем месте, не двигаясь и, кажется, даже не дышал. Совсем недалеко начал заливаться соловей. Я отдохнул днем, спать не хотел и теперь терпеливо ждал начала развития событий. Однако довольно долго ничего не происходило. Ильи слышно не было. Тогда я попытался его простимулировать к действиям, начал мерно похрапывать. Мужик зашевелился и тихо окликнул:

– Эй, ты спишь?

Я неразборчиво забормотал, после чего опять захрапел.

– Ну, спи, спи, – насмешливо прошептал он и встал на ноги.

Я приготовился отразить нападение, но он просто отошел в сторону, Теперь стал понятен примерный расклад последующих событий: скоро подойдут его помощники и меня возьмут тепленьким.

Дав Илье время отойти подальше, я встал, размялся и начал обследовать местность. Луна еще была в полной силе, так что особых сложностей с осмотром не возникло. Довольно быстро я нашел густой кустарник с высокой травой вокруг, где можно было сделать идеальную засаду, Кусты были совсем недалеко от места нашей стоянки, так что оттуда можно было наблюдать за действиями противника. Я снял шлем, вымазал лицо припасенной сажей и устроился на земле. Тотчас над головой радостно зазвенели потревоженные в траве комары, вероятно, радуясь нежданному угощению.

На все про все ушло минут пятнадцать. Илью пока слышно не было, и я расслабился, пытаясь получить удовольствие от того, что оказалось в наличии, чистого лесного воздуха и трелей соловьев. Луна медленно опускалась за вершины деревьев, и оттого заметно потемнело.

Когда как бы из ничего возникли три фигуры, я прозевал, заметил людей, только когда они подошли к нашей стоянке. Илью опознал сразу, тем более, что он шел первым, вместе с ним были двое, один из которых выделялся большим ростом и крупным сложением. Шли они тихо, почти сливаясь со стволами деревьев. Илья подошел к тому месту, где оставил меня, и замер, не понимая, куда я делся. Товарищи остановились в нескольких метрах от него.

Представить, что последует дальше, труда не составляло: троица сошлась и начала совещаться. Говорили они тихо, да и расстояние было слишком велико, чтобы расслышать шепот. Только один раз Илья повысил голос:

– Здесь спал, – оправдываясь, сказал он, и головы вновь склонились друг к другу.

Мне было интересно, что последует за этим, отправятся ли они на поиски или устроят засаду. Я бы, пожалуй, выбрал последнее. Найти человека в ночном лесу просто нереально. Кажется, и мои визитеры пришли к такому же выводу, Илья сел на свое старое место, а его товарищи разошлись в разные стороны. Здоровый направился прямо к моим кустам. Видимо, не я один был таким умным.

Мне со своим оружием бояться крестьян, даже профессиональных душегубов, резона не было. Тем более, что они потеряли свое главное преимущество – внезапность. Потому, не дергаясь, я ждал, что предпримет здоровяк. Он же подошел прямо ко мне, осмотрелся по сторонам и лег параллельно со мной, но не под кусты, а рядом на траву. Теперь между нами было сантиметров тридцать-сорок, я даже почувствовал неприятный запах немытого тела и старого пропотевшего белья.

Ситуация сложилась уникальная. Стоило мне вздохнуть или пошевелиться, он бы меня услышал. Видеть он меня не мог, как и должно, смотрел в сторону нашей стоянки. Тянуть больше не имело смысла. Я нащупал рукоять кинжала и тихонько прошептал ему в самое ухо:

– Эй!

Мужик резко повернул голову, и мы с ним оказались лицом к лицу. Я только успел увидеть его круглые глаза, заросшее дикой бородой лицо, как он дернулся в сторону и заорал так, что я едва не оглох и сам не испугался. Не знаю, что в тот момент делали его товарищи, мне было ни до них, здоровяк же откинулся в сторону и начал биться на земле, выгибая спину, и в то же время пытался отползти от меня как можно дальше.

– Нечистый! – наконец смог членораздельно выкрикнуть он. – Спасайся, кто может!

Тотчас послышался треск и топот, а мой, в прямом смысле, визави, захлебнулся криком, захрипел и продолжил корчиться.

Я вскочил и выхватил саблю, готовясь отразить нападение, но обороняться оказалось не от кого. Илья с товарищем бесследно исчезли.

Пришлось обратиться к последнему оставшемуся на «поле боя» противнику. Он лежал на спине, временами вздрагивал и смотрел широко открытыми глазами прямо в небо.

– Эй, ты живой? – спросил я, наклоняясь над ним.

В ответ он последний раз дернулся и застыл. Опасаясь подвоха, я осторожно наклонился над телом и проверил на шее пульс. Сердце не билось. Похоже, что бедолага умер от разрыва сердца.

Остальные душегубы бесследно исчезли. Я поднял с земли страшное оружие, которым пользовался покойник, обычный дешевый хозяйственный топор на очень длинной ручке. Теперь стала понятна тактика разбойников. Они заманивали жертвы в лес, а потом нападали сзади. Простенько и эффективно.

Оставаться одному в пустом лесу больше не было никакого смысла, и я пошел назад в село. Уже подойдя к избе священника, вспомнил, что лицо у меня вымазано сажей, и понял причину ошибки здоровяка. Он, темная душа, суеверная, принял меня за черта.

Чтобы не отправить на тот свет заодно с разбойником еще и отца Петра вместе со всем семейством, мне пришлось пойти мыться в местной речушке. Оттереть без мыла и зеркала жирную сажу с лица оказалось не самым простым делом. Пока я возился в реке, наступил рассвет. День обещал быть ясным и теплым. Кричали петухи, щебетали птицы, жизнь, как говорится, налаживалась. Сегодняшним утром я планировал разобраться с Ильей и его напарником, после чего, наконец, вернуться, в Москву, где меня, увы, никто не ждал.

Когда я подошел к церкви, батюшка собирался служить заутреню. Мы поздоровались, и я спросил, где живет Илья.

– Зачем он тебе понадобился? – удивился отец Петр. – Илья плохой человек, не стоит с ним знаться.

– Потому и хочу поговорить, что плохой. Постараюсь наставить его на путь истинный.

Батюшка скептически покачал головой, но подворье моего ночного приятеля показал. Я, не заходя в поповские апартаменты, сразу же направился туда. Жил Илья в ветхой избе, крытой соломой. Само собой, без трубы и без окон. Было непонятно, зачем при таких скромных потребностях бездетному вдовцу понадобилось грабить и убивать. Хотя тяга к преступлениям очень часто не поддается логическим объяснениям.

Вошел я в избу без стука. Там было пусто. Причем во всех смыслах. Отсутствовал и хозяин, и какой-либо скарб. Я огляделся, не понимая, успел ли Илья бежать или так и живет, без плошки и ложки.

Делать тут было нечего, и я вышел наружу. Жизнь в селе шла своим чередом. Пастух собирал коров в стадо, мужики шли на покос. К завалившемуся плетню подошла женщина, скорее всего, соседка Ильи. Она уставилась на меня как на чудо чудное и таращилась с раскрытым ртом, пока я ее не спросил, где хозяин.

– А где ему быть, – безо всякого выражения, таинственно и непонятно ответила она.

– Ты его сегодня не видела? – построил я вопрос по-другому.

– А что мне на него смотреть, – так же туманно сказал она.

– Значит, не видела? – уточнил я.

– А зачем он мне сдался? – первый раз за время разговора, вопросительно поинтересовалась она.

Мне осталось плюнуть и пойти искать кого-нибудь толковее. Однако все к кому я обращался с тем же вопросом, ответы давали примерно такие же. Кажется, тут не было желающих говорить об этом одиноком человеке. Я стал восстанавливать в памяти наш с ним вечерний разговор и вспомнил, что он упоминал о старосте, называя того кумом. Пришлось идти разыскивать старосту.

Однако и того не оказалось на месте. Я долго стучал в дверь, пока она, наконец, открылась. Вышла женщина, вероятно, старостиха, неприбранная, полная, в одной рваной посконной рубахе, надетой прямо на голое тело.

– Где твой муж? – пытался я достучаться до ее затуманенного сном сознания.

– Чего? – отвечая вопросом на вопрос, она чесала пяткой ногу и откровенно зевнула мне в лицо.

– Муж твой, спрашиваю, где?

– Чего? – повторила она.

– Муж твой дома?

– Муж, какой муж?

– Твой.

– Мой?

– Твой.

– Мужик, что ли?

– Мужик. Мне нужен староста!

– А где он?

– Это я тебя спрашиваю, где он!

– Меня?

Осталось плюнуть и пойти назад к попу. Однако на этом общение с доброй женщиной не кончилось. Только я отошел, как она закричала вслед:

– Эй, а ты чего приходил?

Пришлось вернуться назад.

– Мужа твоего ищу.

– Моего? – уточнила она.

– Твоего.

– Мужика, что ли?

– Старосту ищу, это твой муж?

– Какой еще староста?

С ней было все ясно. Я опять повернулся и отправился восвояси.

– Эй! – опять крикнула мне вслед добрая женщина. – Я так и не поняла, ты зачем приходил?

Не знаю, придуривались ли все, к кому я обращался, или были такими тупыми, что не могли ответить на самый простой вопрос, но я больше никого ни о чем не спрашивал, а вернулся в поповский дом.

Там уже кипела работа.

Ваня вчера вычистил загаженный хлев, а сегодня чистил коровник и конюшню. Попадья с дочкой сидели на скамейке, лузгали семечки и наблюдали за его героическими усилиями.

Я вывел своего донца и принялся оседлывать. Ваня, вытаскивая здоровенные деревянные ведра с навозом, только мельком глянул в мою сторону и виновато улыбнулся.

Мне стало жаль парня, и я все-таки остановил его, когда он пробегал мимо.

– Ну, как остаешься или поедешь со мной?

– Здесь Катя, – смущаясь, ответил он. – Останусь, пожалуй...

– Смотри, тебе виднее.

– Прощай, хозяин, спасибо тебе за все, – торопливо сказал он, косясь на женщин, ревниво наблюдавших за нашим разговором.

– Тогда удачи тебе и счастья, – пожелал я, садясь в седло – Если совсем прижмет, ищи меня в Москве.

– Спасибо, мне здесь нравится. Катя, она такая… Ну, я побежал...

– Беги, – разрешил я, трогая вожжи.

Донец игриво махнул головой и без понуканий вынес меня за ворота.